Медведская Наталья Брониславовна 4 страница

- Молодцы!!! - скандировали приезжие гости. Было чему радоваться: счет 3: 1 в их пользу.

После матча расстроенный Сашка подошел к Тане.

- Ты меня подождешь, пока переоденусь? Я провожу тебя.

Он стоял перед ней в футболке, мокрой от пота, совсем близко. Девушка поймала себя на мысли, что ей нравится его запах. Провела рукой по его щеке.

- Иди быстрее в раздевалку. На улице прохладно, а ты мокрый, еще простынешь.

Лукьянов наклонил голову и прижал ее ладонь к плечу.

Она с детства не переносила, когда к ней прикасались чужие люди. Как ежик фыркала, топорща невидимые иголки. Позволяла только маме и папе приласкать себя и то не часто. Подростком с трудом терпела объятия Жени по любому поводу. Очень не любила, когда собеседник во время разговора стоял ближе, чем ей этого хотелось. Ее зона комфорта была на расстоянии вытянутой руки. И вот теперь в этот невидимый внутренний круг попал Лукьянов, и ей нравилось, правда, немного беспокоило.

Мальчишки вышли из раздевалки, и тут пошел дождь. Пережидая его, все спрятались под трибуну. Неизвестно почему, Таню пронзило ощущение надвигающейся разлуки: скоро Сашки не будет рядом.

ГЛАВА 8

На перемене они стояли у окна.

- Почему ты такая грустная? Что-то случилось?

Юноша с волнением вгляделся в ее лицо.

" Какие у нее чудесные глаза, как бархатные, - подумал он. В который раз, подавляя острое желание, прижать девушку к себе. - Такая маленькая рядом со мной. Постоянно хочется прикасаться к ней и защищать от всего мира".

- Саш, у меня со вчерашнего вечера душа не на месте. Я знаю, так говорят только старушки. Ничего не могу с собой поделать.

Во двор школы въехали зеленые жигули.

- Это за мной, - обреченно сказала Таня. У нее все похолодело внутри.

- С чего ты взяла? - удивился Александр.

Дверца машины распахнулась, из нее вышел отец Тани. Он быстрым шагом направился к школе.

Зазвенел звонок на урок.

- Лукьянов, Васильева! Вам что особое приглашение требуется? Звонка не слышали? - Учительница математики возмущенно смотрела на них.

- Мария Федоровна, приехал мой отец. Что-то случилось, - обратилась к ней девушка.

Женщина со странным выражением на лице посмотрела на них.

- Ладно, решите свои проблемы, зайдете в класс.

- Ей показалось - это с нами что-то произошло, - усмехнулся юноша и протянул руку. - Здравствуйте, Антон Сергеевич.

Мужчина пожал ее.

- Здравствуй Саша.

Повернувшись к дочери, произнес:

- Иди в класс, забери вещи. Нужно успеть на поезд. Бабушка умерла.

- Вы надолго уезжаете? - поинтересовался Лукьянов, оставшись наедине с отцом девушки.

- Не знаю, как получится. У меня работа, взяли несколько дней за свой счет. Я подожду в машине. Пусть Таня не задерживается. - Антон Сергеевич торопливой походкой вышел на улицу.

- А папа где? - удивилась девушка, выходя из класса.

- Он у тебя чуткий, дал нам возможность попрощаться. - Сашка обнял и нежно поцеловал. - Я буду скучать. Возвращайся быстрее!

Таня поднялась на цыпочки и впервые сама поцеловала парня.

- Я тоже буду скучать.

Он смотрел в окно на свою Таню, идущую к машине. Сердце защемило, а на душу легла тяжесть.

***

- Как мама? - волновалась девушка.

- А что говорить?

Сосед, сидящий за рулем, покосился на молчаливого Антона Сергеевича.

- Скорая помощь утром приезжала. Врач укол сделала, успокоительное дала. Плачет как малое дитя...

- Причем тут дитя. Невроз у нее. Сама в положении, а тут такое... - Отец махнул рукой. Отвернулся к окну, скрывая слезы, блеснувшие на глазах.

- Вот и подумать должна, - не унимался сосед. - Ребенка жалеть надо, матери уже не поможешь.

- Ладно, Алексеевич, к чему эти разговоры, - оборвал его Антон Сергеевич.

- К тому, что ты мужчина. Должен помочь ей взять себя в руки. Ради малыша, - возмутился сосед.

Таня искоса глянула на отца. Всегда собранный и сильный, сейчас он выглядел растерянным.

ГЛАВА 9

Проносились за окном станции и полустанки. Поезд мчал их на встречу с горем. Таня глядела в окно, еще переживая торопливые сборы в дорогу. Мать так и не уговорили остаться дома. Как ни горячились, как ни доказывали, что ей тяжело будет перенести дорогу. Она не слушала и твердила одно:

- Я должна увидеть маму. Должна проводить ее. Ей было всего пятьдесят восемь лет. Почему так рано, почему?..

Девушку пугали ее воспаленные, чужие глаза. Она почти не замечала родных, вся ушла в свое горе. О чем-то напряженно думала, чуть покачиваясь, как от зубной боли. Слезы катились по щекам. Смахивала их платочком, не замечая, что плачет. Иногда тихо говорила:

- Боже мой, я шесть лет не видела родителей. И вот теперь увижу. Антон, ну почему мы так редко ездили к ним? Теперь, все, все, что хочешь, сделала бы, да некому. Куда мне теперь от вины своей деться? И ничего не исправишь, хоть умри, не исправишь!

- Анечка, хватит. Тебе вредно. Подумай о малыше, не надо так.

Мужчина гладил ее по плечам, голове, пытаясь успокоить. Он понимал, должно пройти время, оно залечит рану. Пока боль свежа и горяча, это сложно.

Родители Антона Сергеевича были живы и крепки здоровьем. Ему было жалко умершую тещу, но он понимал: его жалость ни в какое сравнение не идет с болью и горем жены. Они редко ездили в гости к родителям Анны, потому что те жили далеко, на Украине. Летом трудно было с билетами. Зимой к селу, находящемуся в лесу, трудно добраться. Подарки, посылки не забывали отправлять, но родителям не это надо. Все-таки виноваты перед ними. В суматохе дней и будней откладывали поездку к родителям. И вот теперь едут.

- Ты помнишь бабушку, дочка? - Отец дотронулся до ее руки, привлекая внимание.

Она задумалась, воскрешая в памяти образы прошлого.

- Плохо. Я видела ее всего два раза и то давно. Сад помню, родник под деревьями. Бабушкин грибной борщ.

- Да. Готовила очень вкусно... - Антон Сергеевич замолчал, размышляя.

Таня снова отвернулась к окну.

" Я черствый и бессердечный человек. Разлуку с Сашкой переживаю острее, чем смерть бабушки. Жалею мать и почти ничего не чувствую к едва знакомой женщине".

Когда отец привез ее из школы, они стали торопливо собираться в дорогу. Поезд отправлялся через три часа. В этой карусели некогда было подумать, что она уезжает от него. Теперь, сидя у вагонного окна, вдруг поняла, что не скоро увидит Лукьянова. Уезжает на вечность, бесконечную вечность. Предчувствие долгой разлуки охватило девушку.

" Что за чушь! Мы скоро вернемся", - злилась на себя Таня. Было стыдно и досадно за свои чувства перед материнским горем.

Поезд остановился на крохотной станции. Отец помог им спуститься. Принял у дочери сумки и венки. На утренний шестичасовой рейс опоздали, а следующий автобус отправится в Степановку только через три часа.

- Что будем делать? - Антон Сергеевич посмотрел на жену.

Она казалась спокойной, сосредоточенной, только очень бледной. Опухшие глаза выдавали бессонную ночь.

- По кольцевой дороге - двадцать километров, а через лес всего три. Пойдем пешком.

Он растерянно оглядел вещи.

- А дорогу ты помнишь? Я совсем не знаю куда идти.

" Смогу ли пронести их целых три километра? "

- Помню.

Анна Ивановна застегнула пальто и, переступая через рельсы, направилась в сторону леса.

В поезде выспаться не удалось. Таня шла за отцом сонная, не разбирая дороги. Несколько раз споткнулась о коряги на узкой лесной тропе, чуть не уронив венки.

" Нам сильно повезло, что осень теплая. Двадцатое ноября, а снега нет - это редкость".

Девушка рассматривала деревья, стоящие в золотом убранстве. Только ясень молодец, стоит голый, приготовился к зиме. Венки оказались не такими уж легкими, уже через полчаса у нее затекли руки.

" Бедный папа, у него вообще тяжелый чемодан".

Она видела: отцу нелегко.

Степановка открылась неожиданно. Перешли по мосту через реку и у самой воды среди берез увидели первую хату. Чуть поодаль сквозь деревья, виднелась еще одна. Дальше села видно не было.

- Это село? - Тане не верилось, что бывают такие поселения посреди леса. - Оказывается, я ничего не помню.

Мать, заметно волнуясь, ускорила шаг.

- Мы сейчас выйдем на улицу, не все дома стоят вразброд.

Улицы как таковой не было. Среди деревянных домов петляла песчаная дорога, по которой они шли. Девушка замечала, что, глядя на них, перешептываются сидящие на лавочках старушки. Мать здоровалась с каждой. Они отвечали ей, слегка кланяясь. Дом бабушки, большой, деревянный, стоял на горке. Стены постройки сложенные из бревен почернели от времени. В отличие от стен крыша выглядела новой. Светлый шифер украшал старый дом. На сверкающем алюминиевом коньке весело крутился флюгер. Плетень, огораживающий подворье, начинался метрах в трех от дороги и дальше огораживал участок, поднимаясь все выше и выше. Длинный, узкий двор зарос маленькой кучерявой травой - спорышом. Справа от дома раскинулся сад, спускавшийся с горки к дороге. Они зашли в открытую настежь калитку и по тропинке направились к дому. Таня поставила венки возле бревенчатой стены. Сердце замирало от волнения. Вслед за матерью вошла в комнату. От окна со стула поднялся высокий, крепкий, седой мужчина, которого сложно было назвать дедом. Он обнял мать.

- Вот и свиделись, дочка...

Анна Ивановна, не отвечая, подошла к гробу. И вдруг закричала резким, сильным голосом так, что дочь прошил озноб. Старухи, сидящие возле гроба, заголосили, поднося к глазам кончики белых платков. Она опустилась на колени, положила голову на край гроба и, вздрагивая всем телом, зашлась в горьком крике-плаче. Антон Сергеевич растерянный, побледневший, стоял на пороге и не знал, что ему делать. Крик жены разрывал душу. Он вытащил сигареты и, сгорбившись, вышел из дому. Таня проводила отца отчаянным взглядом. Ей было жутко, страшно и невыносимо жалко мать. Все плакали, и у нее слезы градом покатились из глаз. Девушка не могла удержать их и только смахивала рукой, растирая по всему лицу. Она не узнавала бабушку. Какая-то пожилая женщина лежала в гробу, усыпанном искусственными цветами. Вся обстановка вызывала у нее страх и желание поскорее покинуть комнату. Ей было восемь лет, когда приезжала с родителями в Степановку последний раз. Все последующие годы отдыхала или в летнем лагере, или у родителей отца, которые жили недалеко от их поселка. Она плохо помнила эту бабушку, поэтому чувствовала вину перед ней. Мать уже не кричала, только странно стонала. От этих звуков Таня очнулась. Кинулась к ней, подняла от гроба. Взглянула в мокрое лицо, в глаза с остановившимся тусклым взглядом. Плача, затормошила ее.

- Ей плохо. Нужен врач. Папа! Папа! Скорее! Помогите же! Мамочка, мама.

Анну Ивановну уложили в соседней комнате. Прибежавшая медсестра сделала укол, заставила выпить успокоительное.

Девушка видела в окно, как врач разговаривала с отцом. Женщина кричала на него, размахивая руками.

До обеда просидела возле матери, боясь оставить ее одну. От недосыпания и голода к горлу подступила тошнота. Отец, уставший и озабоченный, несколько раз проходил мимо, неся какие-то ящики, коробки. Старушки и мужчины о чем-то говорили с ним.

В два часа дня к ним в комнату вошла медсестра.

- Буди маму, дивчинка, пойдете ко мне домой, покушаете.

Ее голос звучал напевно и ласково.

Тане не хотелось никуда идти.

- Что вы, мы все с собой привезли.

- Нужно поесть горячего, особенно твоей маме. Буди, буди, - настаивала она. - Меня зовут тетя Галя. Я ваша соседка.

Девушка с большим трудом разбудила мать. Услышав о еде, она пыталась отказаться. Тетя Галя твердо и настойчиво увела ее и буквально силой заставила поесть. После сытного обеда Анна Ивановна снова уснула, а Таня вышла в сад.

- Ты внучка деда Ивана?

За оградой показалась девушка примерно ее возраста. Она была крепкая, как гриб боровик. Черные глаза сверкали любопытством на румяном круглом лице.

- Да. А вы наша соседка? - из вежливости поинтересовалась Таня. У нее не было никакого желания общаться.

- Слушай, давай проще. Не на " вы", а то мне кажется, что нас много. Я Олеся, дочка Галины. - Она легко перелезла через забор. - Ночевать вы будете у нас: ваша хата выстужена.

- Спасибо. Мы причиняем вам неудобства.

" С чего это я заговорила казенным языком? "

- Извини, что-то я не в себе, - горько усмехнулась Татьяна.

- Понимаю. Пойдем, я побуду с тобой.

Олеся направилась с ней в дом.

Таня была очень благодарна новой знакомой за компанию. Расположились чуть в стороне от гроба. Олеся тихо сидела рядом, изредка рассказывая что-нибудь о бабушке, будто знакомила с ней внучку.

Около полуночи тетя Галя позвала девочек:

- Идите спать. Завтра трудный день. Анну Ивановну я уже отвела к нам.

Голова не успела коснуться подушки, как Таня уже заснула.

Проснулась поздно. В комнате никого не было. Кровати были прибраны. На столе стоял завтрак. Девушка ела и разглядывала красивые, вышитые льняные шторы, скатерти, покрывала и занавеси. Было удивительно светло и нарядно. На кроватях, как в старину, возвышались горы подушек. На некрашеном бело-желтом полу лежали коврики, связанные вручную.

" Сколько же надо трудиться, чтобы все это вышить и связать", - удивилась она.

За дверью послышались шаги. Тетя Галя вошла в комнату:

- Проснулась? Ну и хорошо, а я будить пришла. Пойдем. Бабушку уже на улицу вынесли, скоро на кладбище повезут.

Машина медленно ехала по песчаной дороге. День был ясный, солнечный, и от этого смерть казалась дикой нелепостью. Впереди похоронной процессии шли старушки с венками. За машиной, тихо переговариваясь, двигались провожающие. Родственники сидели возле гроба. Анна Ивановна плакала, и все время поправляла накидку и цветы. Ей казалось, что они не правильно разложены. Таня сидела хмурая, стараясь не глядеть на покойницу. Она ощущала целую гамму чувств: боязни, жалости и брезгливости.

Уже в который раз девушка думала о себе: " Я плохой, бесчувственный человек. Почему моя душа не отзывается по-настоящему на боль мамы? Неприятно такое о себе узнать. Вот какая я на самом деле".

Сокрушалась, но притворяться не могла.

На кладбище гроб поставили на табуретки. С бабушкой попрощались знакомые и соседи. Подошли родные. Дед наклонился и поцеловал покойницу. Он был странно сосредоточен, словно находился в полусне или оцепенении. Иван Данилович отошел в сторону, не отрывая взгляда от лица жены. Мать казалась спокойной. Таня вздохнула облегченно: опасалась, что с ней случится истерика. Анна Ивановна стояла молча, потом вдруг повалилась на бок, теряя сознание. Антон Сергеевич поднял жену и понес в машину. Медсестра тетя Галя осмотрела ее:

- После похорон вам лучше быстрее уехать домой. Такие волнения опасны для малыша!

- Постараюсь уговорить Аню. Вы, что же думаете, я не переживаю за нее и ребенка?

Он нежно погладил жену по голове.

Гроб опустили на полотенцах в могилу. Стали подходить люди и бросать землю горстями. Таня не двигалась.

- Иди, кинь земельки, чтобы не снилась бабушка. Иди, иди.

Полная старушка в черном платке подтолкнула ее к могиле. Девушка, как робот, наклонилась, взяла немного холодной влажной земли и кинула в яму. От этого простого действия у нее закололо в сердце.

В пустой комнате, откуда вынесли всю мебель, накрыли столы. Таня сидела рядом с матерью, безразличная ко всему. Она устала и хотела только одного: скорее бы все закончилось. Сидящие напротив них две маленькие, кругленькие старушки в темных платках все время расспрашивали Анну Ивановну, о семье, о поселке, о работе. Мать, поглощенная горем, неохотно отвечала, отрываясь от дум. Девушка заметила, что и деда без конца тормошили. Люди заговаривали с ним, не давая покоя.

Она удивлялась такой назойливости: " Как жестоко и бестактно мешать матери и деду переживать горе".

Вечером в хате у тети Гали не выдержала:

- Почему весь вечер не оставляли в покое деда и мать? Неужели трудно понять, что им не до разговоров?

- Да ты что, какой покой! Их одних вообще оставлять нельзя. Это все равно, что бросить тонущего. Сил хватит - выплывет, а нет - пойдет ко дну.

Таня покраснела, как сама не догадалась.

***

Три дня прошли как в тяжелом сне. В комнатах было чисто, прибрано, тепло, но какой-то неуловимый привкус беды остался. Дед молча, бродил по комнатам. Потом надевал фуфайку и шел в сад. Там он подолгу сидел возле родника на лавочке, пока не приходила Таня и не уводила его в дом. Матери нездоровилось. Ее лицо осунулось и похудело. Платья болтались на ней как на вешалке. Стал заметен округлившийся живот. Они утешали ее, уговаривая подумать если не о себе, то хотя бы о малыше. Была только одна хорошая новость: токсикоз у Анны Ивановны прекратился. Правда, приходилось буквально заставлять ее поесть.

Оставлять деда одного в таком состоянии было нельзя. Уговорить его переехать жить к ним, не удавалось. На все доводы дочери он отвечал, что никуда не поедет и их не держит. Отцу и матери нужно было выходить на работу.

Таня поняла: " Придется остаться мне. Конечно, я могу привести тысячу доводов. Как тяжело учиться на последнем году учебы в чужом классе. Что без них не справится, но это не честно по отношению к матери. Наоборот, придется очень постараться убедить ее: самым лучшим вариантом будет, если за дедом присмотрю именно я".

Через месяц Анне Ивановне предстояло уйти в декретный отпуск. Антон Сергеевич не просил дочь остаться в Степановке. Такое решение она должна принять сама, но очень хорошо понимал: жене лучше поскорее уехать. Оставлять ее с отцом нельзя - это все равно, что бросить в беде двух беспомощных людей. Предложение дочери - выход для всех. Он был очень благодарен своей девочке за понимание.

ГЛАВА 10

Рано утром, проводив родителей на автобус, Таня поставила завтрак на стол. Позвала деда. Он не шевельнулся. Перепуганная девушка стала трясти его за плечо.

- Ты чего? Я живой пока. Потом поем. Беги в школу, а то опоздаешь.

- Обещай, что поешь, - настаивала она.

- Честное пионерское, - буркнул он и отвернулся к стене.

Таня надела синее платье. Оно хоть как-то походило на школьную форму. Сумка с чистыми тетрадями, купленными в местном магазине, заменила портфель.

Степановка походила на большой, красивый сад. Некоторые дома, окруженные деревьями, не просматривались с дороги. Для конца ноября погода стояла аномально теплая. По утрам доходило до десяти тепла. Часть деревьев уже сбросила листву, остальные все еще сохраняли разноцветное убранство.

Накануне она с отцом ходила к директору в ближайшую русскую школу. Теперь короткая дорога через лес была ей знакома. В Степановке находилась украинская школа, но девушка не могла учиться в ней. По асфальтированной дороге окружным путем ездил школьный автобус, собирая учеников с трех ближайших сел. Рейс, на котором ездили школьники, был в семь часов утра. Таня его благополучно проспала. Стояла замечательная погода. Времени до начала занятий оставалось достаточно, чтобы добраться туда пешком. Предстояло пройти всего три километра. Она шагала по узкой, лесной дороге, а мыслями была далеко. На душе лежала огромная тяжесть. Ничто не радовало: без Сашки было пусто, одиноко и тоскливо.

" Только на секунду увидеть бы его, и станет легче переносить разлуку", - думала девушка.

***

Татьяна совершенно не боялась появиться в чужом классе. Обычно она не любила, когда ее разглядывают, но сейчас любопытные взгляды не смущали.

- Здравствуйте. Я буду учиться в вашем классе. Скажите, пожалуйста, где могу сесть? - обратилась она к ученикам.

- Соседка, иди сюда. Сядешь со мной, - позвала Олеся, показывая рукой на свободное место.

- Я не знала, что ты учишься в этом классе, - удивилась Таня, садясь рядом с ней.

- И я не знала, что ты осталась, а не уехала с родителями. Ты без учебников?

- Пока да. Позже родители вышлют учебники и форму, - пояснила она свой необычный наряд.

" Интересно, что со мной случилось? Почему мне все равно, что обо мне подумают? Откуда это безразличие и спокойствие? Мне ничего не хочется", - нервничала девушка.

День проходил за днем. Таня все слышала, замечала, но это не затрагивало ни души, ни сердца - проходило мимо нее.

Вскоре из дому пришли посылки с книгами и одеждой. Теперь она не выделялась отсутствием формы от одноклассниц. По звонку заходила в класс, по звонку выходила. Во время перемен бродила по коридору. Если спрашивали о чем-нибудь, коротко отвечала. Все быстро отстали от необщительной новенькой. Даже Олесе надоело тормошить ее. Буквально с первого дня Таня заметила к себе интерес рослого, серьезного парня. Он пользовался всеобщим обожанием женской части класса. Девушку это внимание не радовало, она старалась избегать любого общения с юношей. Училась лучше, чем в старой школе, но это тоже не утешало. Пока позволяла погода, в школу отправлялась пешком. Дорога даже в сырую погоду оставалась проходимой. Прогулки успокаивали. Лес, через который ходила, отличался необычайной красотой. От школы ее путь пролегал через темный, сумрачный, торжественный ельник. Воздух здесь был такой - не надышишься. Потом все чаще белыми свечками попадались среди елей и сосен березы. Начинался березовый лес. Она никогда раньше не видела такой красоты. Белые-белые березы в светлом радостном лесу. Их кружевные легкие ветви, не густые поникшие кроны пропускали золотые солнечные нити. Лучистый, обласканный светом березовый лес - чудо из чудес. Домой приходила умиротворенная, тихая. Готовила обед, заставляла деда Ивана поесть. Уроки делала после небольшого отдыха.

Иван Данилович постепенно оживал. По утрам топил печь, возился во дворе, но его взгляд оставался по-прежнему тусклым, безжизненным, будто он жил по инерции. С внучкой почти не разговаривал. Если приставала с расспросами, отмалчивался. Она каждый день гладила чистую рубаху и вешала на спинку стула, стоящего возле кровати. Иногда дед переодевался, чаще не замечал и ходил в несвежей одежде. Ей неловко было делать ему замечание. Изредка по вечерам к ним приходили две пухлые, круглые, как шарики, бабульки: Арина и Вера. Девушка про себя именовала их: двое из ларца, одинаковых с лица. Они пили чай, чаще разговаривали между собой, изредка задавая вопросы Тане. Дед молчал, слушая их пересуды. Он сидел на маленькой табуретке и курил папиросу у печной вытяжки. Однажды баба Вера сделала замечание:

- Что ж ты, девонька, деду не стираешь рубахи? Если тебе трудно приноси мне, я выстираю, - произнесла она укоризненно.

- Раскудахтались курицы. Внучка каждый день чистую рубашку подает. Я забываю надеть. Не знал, что вас волнует, как я выгляжу! - рассердился дед.

Таня очень обрадовалась, наконец, заговорил. Сначала она сердилась на деда за молчание, но потом нечаянно увидела его плачущего в дровянике и осознала, как трудно и больно ему. Девушке стало очень жаль этого большого и одинокого человека. Всего за две недели из крепкого, сильного, пятидесятивосьмилетнего мужчины он превратился в заросшего седой бородой старика. Дед крепился, как мог. Он не плакал, скрывая от всех свои слезы. Только каменел и замыкался в себе.

***

Таня каждый день ждала письма. Ей казалось, вот придет из школы, а в почтовом ящике конверт от Сашки. Не мог же он так быстро забыть ее? Не могли лгать его глаза, губы. Пусть словами ничего не сказал, девушка чувствовала, что дорога ему. Почему он не пишет? Думает: скоро вернется? Или другая причина? Она ведь тоже ничего не говорила Лукьянову о своих чувствах. Ждала его слов. Неужели он не чувствует, как ей плохо без него?

Садилась писать письмо и рвала одно за другим. Слишком откровенным получалось послание. Сомнения раздирали: вдруг все придумала? И он не ждет ее. Не переживает. Не нужна ему. Но почему тогда так ноет, рвется душа, словно зовет ее другая, родная - Сашкина.

Проходил день за днем. Письма все не было. Зря спешила домой из школы - почтовый ящик был пуст.

***

К середине декабря зарядили дожди. Низкое хмурое небо повисло над головой. Новый класс, в котором теперь училась Таня, оказался очень дружным. Каждую субботу ученики в полном составе были на школьных вечерах, дискотеках. Вместе отмечали дни рождения, ставили спектакли, оставаясь после уроков. Отголоски этих вечеров, праздников она слышала на переменах. Девушка завидовала: там дома, в ее классе, не было такой доброй, дружеской атмосферы. Редко собирались вместе. Не интересовались, как кому живется? Не нужно ли помочь?

В этом дружном коллективе она была чужеродным элементом. Ее сначала расспрашивали, приглашали на дни рождения. Олеся заходила за ней домой, чтобы взять с собой на вечер. Одноклассники пытались вовлечь девушку в жизнь класса, заинтересовать. Но все было напрасно. Олеся и Юра, которому приглянулась новенькая, приложили немало усилий, пытаясь сроднить с коллективом, но ничего не выходило.

На вечерах Таня не появлялась. От дней рождения вежливо отказывалась. Сразу после уроков отправлялась домой. Ее оставили в покое. Только Юра Дорохов не терял надежды. Время от времени старался общаться с девушкой, находя для этого различный повод. Ее сочли странным невеселым человеком. И удивлялись, что бывают такие люди. А ей не хотелось радоваться без Сашки, не получалось без него. Внутри ее словно натянулись нервы, и душа застыла в тоскливом ожидании. Девушка не могла долго выдержать такое состояние. Было больно. Казалось, она умирает от огромного, всепоглощающего чувства. В голове крутилась строчка из романса, услышанного когда-то давно.

Однообразные мелькают все с той же болью дни мои.

Как будто розы опадают, и умирают соловьи.

" Кто придумал, что любовь - счастье? Мне так плохо, что хочется избавиться от этой любви! Я не хочу так мучиться, переживать. Хочу снова стать спокойной. Тогда будет легче ждать встречи с Сашкой" - размышляла Таня.

А почтовый ящик по-прежнему был пуст.

Иван Данилович потихоньку возвращался к жизни. Ждал внучку из школы, иногда готовил сам. Если она хвалила его стряпню, улыбался в усы. У него был такой вид, будто, наконец, нашел решение. Понял, зачем ему жить дальше, и теперь уверенно действовал.

Как-то вернувшись из школы, еще у дверей Таня услышала звуки гитары. Звучал знакомый хриплый голос Высоцкого. Тихо вошла в комнату.

" Дед любит песни Высоцкого? "

Он заметил внучку. Перевернул пластинку на другую сторону.

- Слушай.

Она знала эту песню. В ней рассказывалось о том, что девушка написала солдату письмо. Объяснила, что больше не ждет его "... и за минуту до смерти в треугольном конверте пулевое ранение он получил... "

Замолкли последние звуки песни. Дед выключил проигрыватель.

- Твоя бабушка из-за этой песни умерла.

- Как это? - удивилась внучка и посмотрела на него.

" Неловкая шутка? "

- Ну, не в прямом смысле. Услышала песню и как очумела. Настя тогда простыла и лежала в постели. Я эту пластинку в Киеве купил. Вдруг слышу - плач.

- Ты чего, что случилось? - спрашиваю ее.

Молчит. А потом рассказала, что тоже посылала письмо. Мол, выходит замуж, больше ждать не будет. Мы с твоей бабушкой в 1951 году поженились. Раньше у нее другой был, она его в армию провожала, невестой считалась. Так она знаешь, что мне сказала?

- Может и его убили, потому, что такое письмо прислала. Тоже беречься не стал. Я виновата в его смерти!

- Сдурела что ли, говорю. Он в Латвии был, там еще долго, после войны " лесных братьев" вылавливали. Мало ли, что могло случиться. - Вижу, не слышит. В голову взяла глупости, задумалась.

- Помирать тяжело, если на сердце такое.

- С ума сошла - умирать. Мы только жить начали.

Ох, и накричал я тогда на нее. После того разговора прошел месяц. Бабушка выздоровела, вроде успокоилась. Я уж забыл все.

А Настя заявляет:

- В мае поеду в Киев, до Колиного друга. Узнаю, как он погиб.

Отговаривал. Ругал. С ней хотел поехать. Обижался. Куда там. Уперлась - не отговорить. Поехала, а мне так обидно стало. Тридцать семь лет прожили вместе, а она все своего Колю помнит.

Дед замолчал, задумавшись. Таня смотрела на бабушкин портрет. Не верилось, что совсем недавно она была живой, переживала, страдала.

- Что было дальше, деда? - отвлекла она его от раздумий.

- Дальше? Через два дня вернулась. Встретилась с Колиным другом. Спросила как он погиб? Получал ли письмо от нее? Оказалось, нет, не получал. Письмо пришло после его гибели. Коля подорвался на мине, во время операции по зачистке леса от банды Питерса. Все говорил о своей невесте. О том, как вернется из армии и они поженятся.

- Теперь успокоилась? Ничего он не узнал, не успел. Сняла грех с души?

- Да, - отвечает, - успокоилась. Теперь и умирать не страшно.

- Не о смерти, о жизни думать надо! - рассердился я.

Внучка тронула за рукав рубашки снова умолкшего деда.

- Что было потом?

- Лето пришло. Настя переживала, боялась не увидеть вас. Говорила, хоть бы приехали в гости. - Он опустил голову, сдерживая подступившие слезы. - В августе получили письмо. Аня ждет второго ребенка. Как она радовалась! Жаль только, говорит, не увижу внука.