Пусть будет ёлка

Однажды холодной зимней ночью в далёкой деревне, название и местоположение которой уже никто не помнит, произошли события, ставшие самой жуткой рождественской легендой центральной Европы. Эта легенда знакома не одному поколению и впервые упоминается в письменных источниках 1654 года, однако дата её возникновения, как и разумное объяснение, до сих пор вызывают споры.

Приближалось Рождество. Шёл сильный снег, и маленький Ганс грелся у печки, в нетерпении ожидая родителей, которые недавно уехали в город и обещали привести оттуда пряников.

Скрипнула входная дверь, и в дом вошёл Карл – старший брат Ганса.

– А где мама и папа?! – пропустив приветствие, разочарованно спросил Ганс.

– Не знаю. На дороге их не видно, – устало вздохнул Карл, скидывая с плеч вязанку дров, – Ну и снегопад нынче! Сугробы в лесу по колено!

Он уселся на лавку и прикрыл глаза, наслаждаясь домашним теплом.

– Почему мамы и папы до сих пор нет?! – капризно заныл Ганс, – Я хочу пряников!

– Я тоже, – тихо вздохнул Карл, – Вот дождёмся их и будем веселиться.

– Надоело ждать! – возмутился братец, – Скоро Рождество, я хочу пряников! И ёлку хочу. Почему у нас её нет? Если нет угощений, то пусть будет хотя бы ёлка!

Рождественского дерева в доме и правда не было.

– Ну да, – рассеянно произнёс Карл, – Пусть будет ёлка.

– Правда?! Ура!

Ганс так обрадовался, что пустился в припляс.

– Подожди, что? – уже более осознанно переспросил Карл.

– Привези скорее ёлочку! – радостно, но требовательно воскликнул Ганс.

Карл редко видел, чтобы брат испытывал подобный восторг. Не лишать же его такой радости, да ещё перед таким праздником. Согласившись, что без ёлки Рождество невозможно, Карл взял топор, санки и закрыл за собой дверь. На улице на него тут же набросился такой ледяной вихрь, что Карл уже пожалел, что согласился идти.

– Далась ему эта ёлка! – проворчал он, выше поднимая шарф.

Шаг за шагом Карл приближался к чернеющей на звёздном небе стене леса. Всюду, куда бы Карл ни посмотрел, над снежными барханами высились сосны. Ни одна ёлка на пути не попадалась.

– Весёлая прогулочка, – усмехнулся Карл, шмыгая носом от холода.

Темнота чащи обступала со всех сторон. Где-то грозно заухал филин и закаркали потревоженные вороны. Возле извилистой тропинки шумно упал ком снега. Карл вздрогнул от неожиданности.

– Да чтоб тебя! – рассердился он, но в следующее мгновение уже улыбался: снег-то упал с ели!

Могучее дерево, возле которого остановился Карл, казалось очень старым. Основание толстого ствола покрывал густой мох, похожий из-за инея на седую бороду. Прикидывая, сколько ударов придётся нанести, чтобы срубить этого гиганта, чья верхушка терялась в ночных небесах, Карл опять заворчал про капризного брата. Обойдя ель несколько раз, он взмахнул топором. Всего один удар, и дерево ощутимо дрогнуло. Прошумев в мохнатых ветвях, сверху снова что-то упало. Карл оглянулся и ощутил то, что называют улыбкой Фортуны: в сугробе возле него лежала еловая ветвь, столь похожая на миниатюру взрослого дерева, что необходимость рубить дальше пропала. Обрадованный и счастливый от того, что скоро вернётся домой, Карл привязал эту ветку к санкам и пошёл домой.

Веселью Ганса не было предела, когда он увидел красивую ёлочку. Оставив брата наедине с подарком, Карл отправился в пристройку дома, чтобы растопить баню. На радостях запев праздничную песенку, Ганс поставил ёлочку посреди прихожей и принялся обвешивать её цветными ленточками, мамиными цепочками и прочими яркими вещицами, которые могли найтись в бедной избе. Закончив с украшениями, Ганс вспомнил про свечи. Расставив их вокруг ёлочки, он засмеялся, увидев, что на деревце тают последние сосульки. Но в этот момент настенные часы пробили одиннадцать часов, и Ганс снова загрустил, осознав, что в эту чудную ночь они с братом, похоже, будут дома одни, без родителей. Чтобы хоть как-то усилить праздничное настроение, Ганс побежал за огнивом, собираясь зажечь расставленные свечи.

Когда он вернулся, то с удивлением обнаружил, что ёлочка плавно раскачивается, хотя ветер сквозь закрытые окна не задувал. С интересом наблюдая за ней, Ганс зажёг все свечи. Ёлочка продолжала раскачиваться, и в её движениях Ганс уловил нечто, что можно было охарактеризовать как… наслаждение. Деревце получало удовольствие от теплоты в доме. Вскоре к загадочным движениям добавились звуки, похожие на глухое придыхание. Ганс так и сел от удивления.

– Ты живая? – трепетно спросил он, спустя некоторое время.

В ответ на вопрос ёлочка резко качнулась, прозвенев развешенными на ней цепочками.

– Живая! – не веря своим глазам, восторженно прошептал Ганс.

А дальше случилось самое удивительное: из-под нижних ветвей показались две руки, очень похожие на человеческие. Покрытые грубой кожей, очень похожей на кору, руки расползлись в стороны, и ёлочка, качнувшись последний раз, опрокинулась на бок, уронив несколько свечей. На Ганса взглянуло настоящее человеческое лицо, которым оканчивался ствол на месте сруба. Это лицо улыбалось, излучая такое дружелюбие, что едва не испугавшийся Ганс улыбнулся в ответ. Два глаза с зелёными зрачками уставились на него и одновременно подмигнули, будто лицо собиралось озвучить какую-то радостную весть.

Радость Ганса граничила с таким же сильным удивлением. Даже если бы ему довелось увидеть, как Лукургус превращается в волка, чтобы съесть обманутую Изабель, или как в руинах древнего аравийского города из бездымного красного пламени появляется могучий ифрит, или как великий Левиафан топит корабли в далёких тропических морях, он вряд ли удивился бы так же сильно. Перед ним на полу лежало нечто, непохожее ни на что из когда-либо виденного и слышанного. Ель с человеком внутри – кто ж в такое поверит?!

– Эй, Карл! – позвал Ганс, – Посмотри, что ты принёс нам!

Но брат не слышал его из бани.

Странное существо, продолжая приветливо подмигивать и улыбаться, протянуло вперёд свои руки, будто приглашая Ганса ухватиться за них. Тот опустился на колени и спросил тихо, почти шёпотом:

– Кто ты такая?

Никакого ответа, только те же подмигивания и улыбка, которая стала ещё шире. Либо существо не умело говорить, либо не понимало языка Ганса. Руки, скрипнув в районе сочленения со стволом, покачнулись в воздухе. Это покачивание уже напоминало не попытку рукопожатия, а мольбу о помощи, подобно тому как утопающий, наглотавшись воды, просит вытянуть его на берег. Улыбка при этом не покидала лица, и Ганс, очарованный загадочным существом, опустил голову, чтобы отодвинуть мешавшие на полу свечи. Когда он снова взглянул на необычную «ёлочку», то обнаружил кое-что странное. Помимо того, что существо молчало, оно всё время смотрело в одну сторону. Красивые зелёные зрачки ни на чём не фокусировались, и когда Ганс наклонился, они продолжали смотреть прямо и вверх.

– Ты слепая? – с сожалением спросил Ганс.

Ответа он снова не получил, если не считать ответом улыбку, которая расширилась настолько, что уголки рта потерялись где-то за ушами, под древесной корой. Испытывая теперь и умиление, и жалость, Ганс вложил свои руки в руки загадочного существа. Необычные ощущения возникли от соприкосновения, будто руки погрузились в приятный, тёплый ручей. Снова почувствовав радость, Ганс засмеялся.

Смех оборвался неожиданно, уже не на радостной ноте. Глубокое разочарование, а затем сильнейший страх пришли на смену восторгу, когда выяснилось, что ангельской красоты лицо – это всего-лишь губы. Откинувшись назад и прикрыв собой ненастоящие глаза с нестоящими зрачками, они оголили мясистые красноватые дёсна. С шумом, похожим на то, будто отрывают куски от кочана капусты, раскрылась широкая пасть с несколькими рядами острых зубов, окружавшими длинный, скользкий от слюны язык. Испуганный крик мальчика потонул в глубокой глотке, источавшей запах хвои с примесью мяса. Ганс сопротивлялся, но существо крепко держало его своими руками и подтягивало ближе и ближе к языку и зубам. Ганс тяжело дышал, чувствуя, как существо смыкает на нём зубы, проталкивая в свой рот. Ужасный язык облизывал лицо добычи, пробуя её на вкус. Убедившись, что Ганс станет отличным ужином, хищник с удвоенным рвением продолжил его заглатывать, не брезгуя волосами и одеждой. Отчаянный крик Ганса постепенно стихал, а последние попытки сопротивления прекратились, когда из пасти торчали только ноги.

Ни о чём не подозревая, Карл вдоволь намылся и напарился в бане. Когда он, довольный, вошёл в дом, то удивился, не обнаружив ни брата, ни ёлочки.

– Ганс! – громко позвал Карл.

Тишина. Только огонь потрескивал в печке. Пожав плечами, Карл подошёл к горящим свечам на полу и потушил их.

– Надо беречь воск, Ганс! – строго прикрикнул Карл, – Где ты вообще сейчас?!

Удивлённо оглядевшись и так и не обнаружив брата, Карл смекнул, что это отличный момент, чтобы открыть потайной шкафчик. Тихо подойдя к углу, Карл открыл дверцу и откупорил бочонок с любимым пивом. Напиток запенился, наполняя кружку. Произнеся тост «За Рождество! », Карл с наслаждением осушил кружку и бухнулся на стул. Не сомневаясь, что его брат вышел погулять куда-то во двор, Карл облокотился на стол и погрузился в мечты. Он представлял себе, что живёт в роскошном замке, где много еды, пива, красивых наложниц, и часто проводятся рыцарские турниры. Пожить в таком местечке не отказался бы и Ганс.

И тут Карл вздрогнул. Он увидел Ганса под лавкой у противоположной стены. Брат, почему-то очень бледный, лежал на боку, поджав колени, и смотрел вперёд с выражением неподдельного ужаса. Уже немного запьяневший, Карл подошёл к лавке, наклонился и протянул руку, чтобы потрогать Ганса за плечо, но рука упёрлась во что-то мягкое и шершавое, покрывавшее Ганса сплошным слоем. В следующее мгновение где-то сбоку раздался страшный звук, похожий одновременно на скрип и рычание. Испугавшись так сильно, что даже вскрикнул, Карл отпрянул назад, а из-под лавки выползло уродливое существо, похожее на ёлку, но с человеческими лицом и руками, торчащими из нижней части ствола. Там, где у человека должен находиться живот, из древесины и веток выглядывал огромный светло-жёлтый пузырь с пищеварительным соком. Там и находился маленький Ганс. Не успел Карл осознать весь ужас происходящего, как существо раскрыло свою огромную пасть и, издав новый рык, громко щёлкнуло зубами. Карл снова вскрикнул и попятился назад. Упёршись спиной в стену, он нащупал возле себя топор. Пошатываясь, Карл поднялся, не спуская взгляда с той твари, которую он сам же привёз домой, надеясь устроить братику весёлое Рождество.

– Ты! – хмуро произнёс Карл, сжимая в руке топор, – Ты съела моего брата!

Он несколько раз шагнул вперёд, в ответ на что «ёлка» снова зарычала, защёлкала зубами и несколько раз хлопнула по полу задней частью туловища, покрытой хвоинками и всё ещё обмотанной цветными ленточками и медными цепочками. Испытывая страх, Карл всё-же не останавливался.

– Я тебя сейчас убью! – пригрозил он, поднимая над головой топор.

Но существо не собиралось сражаться. Проглотив достаточно крупную добычу, оно сделалось слишком неповоротливым. На случай защиты у него имелось особое средство, давно проверенное временем. В ничего не подозревающего Карла со свистом полетели зелёные иголки. Вскрикнув от боли, он схватился за лицо, уронил топор себе на ногу, ещё раз вскрикнул и грохнулся на пол. Высокий и сильный, Карл напугал таинственного хищника намного сильнее, чем маленький Ганс, поэтому, защищаясь, существо выпустило в него больше двадцати иголок с парализующим ядом. Этого оказалось достаточно.

Немного понаблюдав за побеждённым человеком, страшная «ёлка», видимо, решила, что не стоит упускать ещё один шанс подкрепиться. Карл не двигался, но был ещё жив. Находясь в полном бессилии, он смотрел на то, как тварь подползает к нему всё ближе и ближе. Её фальшивое, неестественное лицо повисло над его головой и, качнувшись несколько раз, раскрыло рот, который накрыл Карла, будто крышка от большого котла. Прошелестев своими лёгкими, существо напряглось и с хрустом откусило от Карла голову. Только голову, ибо остальное тело уже не помещалось внутри. Наевшись досыта, хищник разлёгся прямо возле трупа и задремал. Разбудили его только оглушительные крики родителей, которые, вернувшись, обнаружили страшную картину.

На этом заканчивается основной, общепризнанный сюжет легенды. О том, что происходило дальше, различные авторы пишут по-своему. Одни утверждают, что весть о ёлке-людоеде – именно так прозвали монстра – в ту же ночь разнеслась по деревне, и напуганные жители сожгли все свои рождественские ёлки вместе с пойманным чудовищем. По другой версии во время наступившей паники такие же ёлки-людоеды обнаружились в ещё нескольких домах и, защищаясь, успели убить почти половину жителей. Причём, в альтернативном варианте сюжета (надо заметить, очень маловероятном) чудовища могли извергать пламя и именно они устроили пожар, спалив в деревне несколько домов. Существует и четвёртая версия. Самая страшная, самая древняя и по этой причине, вероятно, самая достоверная. Обнаружив чудовище и мёртвых сыновей, родители в слезах побежали к соседям и… везде, в каждом доме увидели тех же тварей, которые к моменту их приезда сожрали и уничтожили всех. Чуть не сойдя с ума от ужаса, супружеская пара тотчас же уехала с санях, и всю оставшуюся жизнь муж с женой пытались забыть и дорогу в ту злополучную деревню, и то, как она называется. Поэтому никто теперь и не знает, где произошла эта жуть.

Кого же на самом деле накануне Рождества привёз Карл из леса? Версий много, одна фантастичнее другой. Предполагают, что ёлка-людоед могла быть хищным млекопитающим – кошкой, лисой или даже обезьяной – с необычной зелёной шерстью. Расширяющуюся пасть и раздувающийся живот в качестве доказательств приводят те, кто утверждает, будто речь о змее. Но большинство исследователей европейского фольклора сходятся на том, что это уникальный в своём роде сюжет, где фигурирует гибрид растения и животного. Могло ли такое существо возникнуть в пробирке алхимической лаборатории XVII века и затем сбежать на свободу? И мог ли гениальный создатель отпустить его намеренно, чтобы кому-то испортить Рождество? Вы даже не представляете, какие оживлённые споры рождаются на этой почве! Одно могу сказать: легенда о ёлке-людоеде оказала сильное влияние на социум. В Дании, Германии, Австрии и Чехии вы можете встретить немало людей, которые не наряжают ёлки на Рождество. Причины они называют разные, но их суть так или иначе связана с тем, что милая ёлочка может оказаться не такой уж и безобидной.