Несусветная чушь.

Сквозь пелену времени плывут наши души безмолвные, пленные.

Глава 1. Начало.

Гилберт сидел в темном помещении. Против него стоял стол. Утомленный и вялый он снял очки и потер пальцами воспалённые глаза. Зевнул и вздрогнул от неприятного холодка прошедшего по телу. Дверь в комнату открылась, и в нее вошел тучный небольшого роста мужчина с кейсом в руках. Он сел за стол. Кейс поставил сбоку от стола. Включил электрическую лампу, направив ее свет в пространство между ним и Гилбертом. За всем этим, тот наблюдал с непреодолимой скукой, так сильно он был изнеможён.

- Гилберт С?, -спросил мужчина.

- Да, -коротко ответил Гилберт, не поинтересовавшись даже в том кто его собственно пытается опросить.

- С какой целью приехали?

- Приехал с личной целью, -бросил Гилберт.

Лампа заморгала, чем вызвала изрядное раздражение Гилберта. Инспектор, как он мысленно его окрестил, почесал свой пухлый, похожий на одеревеневшую колбасу, нос. Его взгляд был устремлен в какие-то бумаги, по которым он неустанно водил толстым указательным пальцем. На лбу у него виднелось несколько капелек пота, неосторожно скользивших по жирной морщинистой коже, в сторону переносицы. Гилберт поморщился.

- Везете ли с собой что-нибудь ценное?

- Смотря, что вы имеете в виду?

- Фотоальбомы, музыкальные диски, быть может, письма от возлюбленных?, - инспектор ехидно улыбнулся. Подмигнуть у него не вышло, ресницы склеились. Ему пришлось разлепить их пальцами.

-Что же в этом ценного? , -равнодушно ответил Гилберт.

-То есть при вас нет несусветной чуши такого рода? , -уточнил инспектор, -Так, так посмотрим. Гилберт С. Проживает в городе Л., один. Мать скончалась три года назад, отец пропал без вести десять лет назад…ах, да. Бабушка умерла в прошлом месяце…

-Все верно, - произнес Гилберт, -Сейчас мне совершенно безразлично, зачем вы интересуетесь моей вроде как частной жизнью, но не могли бы вы все-таки указать причину этого своеобразного допроса?

Инспектор тяжело вздохнул и почесал лоб. Вероятно, подобный вопрос ему приходилось слышать изо дня в день, от того его ответ показался Гилберту таким отрепетированным и автоматичным:

- Это стандартная процедура мистер С. Мы проверяем всех приезжих на наличие несусветной чуши. Видите ли, порой у нас от нее возникают большие проблемы. Не хочу загружать вас подробностями и тратить ваше время, тем более, что нетрудно заметить вашу усталость. Вам нужно хорошенько выспаться.

- Да, вы правы. Но все же, какие проблемы у вас возникают?

- Ах! Да ничего необычного. Уменьшение количества самоубийств…

Впервые за все время допроса Гилберт заинтересованно встрепенулся:

- Стоп, стоп…Неужели это плохо?

- Представьте, что таким образом выживает очередной нахлебник государства, который ничего не делает кроме как шастает повсюду со своей несусветной чушью. Счастливый до омерзения. Эти свиньи тянут нас с вами на дно, -Инспектора от омерзения передернуло, - Вы видели их? Обезумевшие люди. Глаза блестят, вороты расстегнуты… для нас это целая напасть. Впрочем, мы отвлеклись. На какое время вы планируете свое пребывание у нас?

- Пока не разберусь с некоторыми возникшими юридическими вопросами. Думаю, где-то на пару недель, может быть месяц.

- Хорошо, пожалуй, я могу вас отпустить. Но пока вы не ушли, хочу уведомить вас, что через несколько дней к вам придет наш работник, -инспектор проводил Гилберта до двери, - он проверит вас на наличие несусветной чуши. У нас ее очень легко подцепить. Ей может стать, что угодно, если вы обладаете предрасположенностью к ее возникновению. Но я, конечно же, уверен в вашем благоразумии…

Он распахнул дверь и прежде чем Гилберт успел еще что-либо спросить, захлопнул ее, заставив разговор иссякнуть.

“Безумцы”, -подумал Гилберт, –“А ведь я не так давно приезжал сюда, но такого что-то не припомню. Что еще за несусветная чушь? А эти дурацкие правила. Даже не хочется вникать во все это. И кстати, как они собираются найти меня? ”

Он оказался на большой парковке. Почти все места были свободны, и лишь вдалеке виднелось несколько машин. Гилберт закурил. Сбросив первый пепел, он задумался, куда первым делом ему отправиться. Город Н расправил перед ним свои не иссякающие просторы. Знакомый, в основном по детским воспоминаниям, он глядел на Гилберта с любопытством. Он бросал ему вызов ” Ну что, Гилберт. Ты снова вернулся? Я ожидал твоего возвращения. Я испытаю тебя на прочность, Гил. Будь готов! ”

Глава 2.

Гилберт протянул таксисту пару мятых купюр, некоторое время таившихся в кармане пальто. С ловкостью гимнаста, он выпрыгнул из машины, изящно хлопнув дверцей. Он не мог припомнить, как давно у него было такое потрясающее настроение. Его буквально распирало от трепещущей теплоты внутри. Он втянул в себя запыленный городской воздух и легким подпрыгивающим шагом направился к мотелю.

Завернул в маленький дворик, ютивший внутри себя мотель. Он остановился посредине его и огляделся. Четыре стены замыкались друг в друге, оставив между собой совсем маленькое пространство метров 10 на 10. В одном из углов примостились мусорные контейнеры. И как мерзко они не влачили свое существование, Гилберту в тот момент они показались необычайно прекрасными и естественными, как ничто иное в этом мире. Около одного из них важно вышагивал голубь. Он напрягал свои внутренние шейные мешочки, издавая вальяжное уханье. Боковые кругляшки начали следить за Гилбертом, беспокойно мигая на хрупкой птичьей головке. Гилберт направил взор вверх. Его взгляд рассек воздушное пространство и уперся в серовато-черную высь города. Соединенные в квадрат крыши, пересекались диагоналями проводов пошатывающихся на ветру. Маленькие окошки дома в котором был расположен мотель поглядывали на Гилберта, толи с подозрением, толи со смущением и лишь некоторые периодически ему подмигивали. Перекошенный мечтательной улыбкой умалишённого, Гилберт зашел в мотель. Там его, как всегда, встретил знакомый портье. Крючконосый приземистый еврей – Вагрич - фамилию которого Гилберт к сожалению припомнить не смог. Оттого надуманный официальный тон сразу был отпущен за ненадобностью и был сменен теплым дружеским приветствием:

-Ваг! Дружище! Как поживаешь? Не узнаешь старого приятеля?

К счастью, Вагрич в свою очередь (что, правда не свидетельствовало о его точной осведомленности о личности Гилберта) улыбнулся ему во все свои тридцать два и протянул ладонь для рукопожатия.

-Как же, как же! Я отлично, как сам?

Чтобы помочь неудавшемуся запоминателю, Гилберт произнес:

-Дела отлично Ваг! Правда, в этот раз я здесь скорее по делу. Звонит мне мой юрист и говорит - Гилберт срочно приезжай! Нам нужно разобраться с кое- какими делами, - а чтобы совсем осветлить память бедолаги Вага Гилберт добавил, - Думаю где же остановиться. И тут вспомнил, как мы пили с дружищей Вагом. Прямо здесь за стойкой, пока моя тогдашняя подружка мяла простыни с загорелым итальянцем…

Лицо Вага просветлело. “Хоть и еврей, а по повадкам точно русский”, -подумал Гилберт, усмехнувшись. -Гилберт! Конечно, приятель. Помню ту сучку, изменившую тебе! ха-ха, -раскраснелся от нервного возбуждения портье.

Так бывает, когда человек одновременно стыдится забытого, и радуется вспомненному. Особенно Гилберта (самого, правда, обладающего короткой памятью) забавляло издеваться над этой человеческой слабостью. Когда его старый приятель с растопыренными от удивления и умственного напряжения глазами пытается вспомнить его имя. Самого Гилберта в редких случаях тяготил этот флёровый дефект памяти.

-Так что же я могу занять тот номер с видом во двор?, -уточнил Гилберт.

Гилберту не нравился вид на центральный проспект города. Много шума. Полчище суетливых лиц, ног, животов и рук.

-Да. Он как раз свободен. Кстати, рядом с тобой будет жить очаровательная дама, -подмигнул Вагрич, -Кажется, француженка, но я не уверен. Она почти не выходит из номера.

-Интересно, - пробурчал Гилберт, закусив язык, - Что же, может быть, загляну к ней как-нибудь, -сказал он, ответив на подмигивание похотливым щелчком пальцев.

Он выхватил у Вага протянутые ему ключи, и со скоростью испуганной лани, поскакал вверх по узкой, устланной узорчатым ковром лестнице.

Почти сразу Гилберт стряхнул с себя мысли о француженке. Женщины этого рода все совершенно типичны. Он уже знал, во что она одета, как пахнет, что любит в постели. Он знал всю ее “тонкую” психологию.

Единственным его желанием, после угаснувшего притока энергии было улечься на свежие гостиничные простыни и стянуть с себя запыленную одежду.

Он отворил дверь своего номера и узнал, уже в какой-то степени родной, мотельный покой. В узенькой комнате умещались кровать (занимавшая почти все пространство), маленький книжный шкаф, резная тумба и стул, стоявший около входа в номер. В книжном шкафу, стоящем напротив кровати, умещался маленький телевизор с выпученной вверх антенной. Два маленьких окошка, справа от кровати, были завешаны узорчатыми шторами, явно не подходившими к общему интерьеру.

Гилберт принял душ в крошечной ванной, обтерся полотенцем и лег в прохладную постель. Перед входом в царство Морфея Гилберт напомнил себе, что первым делом ему нужно будет пойти к Счатливцевым - старым друзьям его отца. Ведь не так давно, после смерти его бабушки, госпожа Счатливцева (не понятно каким образом вычислившая его адрес) прислала ему соболезнующее письмо, с просьбой в перспективе посетить их обиталище. Но о них позже…

Морфей протянул руку. Гилберту удалось ухватиться…

Глава 3. Счастливцевы.

Покуда Гилберт ускорял свой шаг, в его голове перемалывались мысли о предстоящей встрече с четой Счастливцевых.

Лучи осеннего солнца, преследовали его, выглядывая из-за веток деревьев, сквозь гулкие щели между домами, отражаясь от машин, окон, перекладин на детской площадке и от бездонных дорожных луж.

Квартира Счастливцевых располагалась подле гимназии, в которой Гилберт состоял некоторое время, еще до выезда в город Л. Он все еще четко помнил этот абсурдно сложенный пятиконечный дворик напротив. Стриженные, овальной формы, кусты обступали проходящего, точно маленькие лесные духи, затерявшие в тесном дворике центра города. Дорожки странным образом вихляли из стороны в сторону, кое-где исчезая на пол пути. Во времена гимназийских лет, Гилберт часто бродил по оным дорожкам, и останавливался на одной из тех, что ведут вне куда. Часами мог он стоять на этой размытой песком черте, отчаянно уставившись вперед, в ставшее безликим, пространство. Только лишь из-за пинков родителей или же тетушек, присматривающих за ним, он вынужден был отказываться от такого рода занятий. Он не понимал, от чего люди так просто не интересуются, тем, как подобный извилистый путь может так неожиданно резко оборваться, при этом так изысканно скрыв, резкость перехода.

Вспомнив об этом, Гилберт улыбнулся. Причиной тому была не ностальгия, а внутренняя ирония над удивительно непредсказуемой избирательностью памяти.

И вот уже дом Счастливцевых показал свой похотливый уголок, высовывающийся над крышей гимназии. Пересекая двор поперек, не пройдя не по одной из дорожек целиком, Гилберт остановился у входа в гимназию. Любопытства ради, поднялся на ступени и приложил руку к ручке двери. Нажал. Дверь поддалась. Но он остановил себя и не зашел. Его охватило странное чувство. Не сегодня. Он любил баловать свою интуицию и поэтому в очередной раз ей подчинился. Усмехнувшись, про себя он пожурил проказницу. Уже отходя к углу школы, он решил закурить, на случай, если в квартире Счастливцевых, такой возможности он будет лишен. Гимназия представляла собой строго очерченное, прямоугольное здание, грязного серого цвета. Краска кое- где осыпалась и в некоторых местах виднелись надписи типичных подростковых увальней. Он перевел свой взгляд на дальний от него, ряд окон. Здание было не высоким, всего в два этажа и большие окна смотрелись во всем строении не совсем гармонично. В одном из окон Гилберт заметил нечто странное. Там, окруженная печатными изданиями непонятного рода, за столом, сидела женщина. Волосы являли собой смесь молодых каштановых прядей с седыми. Глаза ее были чересчур выпуклыми, словно от базедовой болезни. Взгляд был устремлен прямо на Гилберта. Тому стало жутковато. Вглядевшись в ее лицо, он попытался отыскать в нем знакомые черты. Нет. Таких, в точности, не оказалось. Хотя, он уже сотни раз обвинял свою память в измене. Не выдержав такого пристального внимания, Гилберт ловко скрылся за углом гимназии и продолжил свой путь. Небо заволокло тучами и солнце докучавшее ему долгое время, наконец скрылось. Гилберт дошел до двери парадной и позвонил. Не перекинувшись с ним и долей слов, хозяева открыли дверь и тот заскочил внутрь. Поднялся по узкой каменной лестнице, до третьего этажа и вновь позвонил (хотя он рассчитывал, что здесь его уже встретят).

На пороге оказались те самые двое. Старый друг его отца – Счастливцев С и его, округлых форм, жена Е.

Е оказалась приветливой дамой. Завидев Гилберта, она сразу же принялась его обхаживать, предлагая ему новые персидские тапки, одновременно снимая его черное пальто и обещая, без промедлений, поставить разогреваться чайник. С же, в свою очередь не одарил Гилберта улыбкой, зато крепко пожал руку, другой похлопав по плечу. ” Видимо”, -подумал Гилберт, -“ в его мире такое приветствие много ценнее”.

Сняв шарф и ботинки Гилберт осторожными шагами начал пробираться к кухне, в которую был приглашен. Е уже поставила чайник и со спокойной, но немного переигранной улыбкой, стояла прислонившись к подоконнику, на котором находился лишь скудный кактус в поблекшем от времени, разноцветном горшке. На Е был одет домашний халат примерно той же расцветки, что и горшок. На ней был еще и передник. Он слегка одернулся, но как только Гилберт перевел на него взгляд, Е это заметила и поправила его. Впрочем, взгляд Гилберта не смог бы в любом случае долго задерживаться на ее одежде, ибо от нее сильно рябило в глазах. Но даже пестрота ее одеяния, не могла скрыть женственные выпуклости ее обладательницы, нарочито выступавшие из- под них.

Гилберт уставился на соломку, стоявшую посредине стола. В кухню вошел господин С:

- Давно же мы не виделись Гил, - попытался на время стать порадушнее С –, Помню, как мы с тобой и твоим отцом вот точно так же, как и сейчас, сидели за столом. Он в этом своем неизменном сером пиджаке. Помню. Как сейчас.

Гилберт рассеянно улыбнулся. Он во всяком случае этого не помнил. Ему, видимо, тогда было лет десять отроду.

- Как твой отец? Все еще о нем ничего не видно и не слышно?

- С тех пор как он уехал…Нет, - ответил Гилберт. Он ожидал подобного вопроса, но как и тогда наедине с собой, так и сейчас не смог найти более приемлемого ответа.

- Как же так…В любом случае я рад тебя видеть Гил. Ты так окреп, возмужал. Хотя за такой промежуток времени, это и неудивительно, - его немного сконфузило, видимо, от попытки улыбнуться, которая закончилась смущенным оскалом желтых, блестящих зубов, – Е Налей нам чего-нибудь. Надеюсь, Гил за то время, что я тебя не видел, ты научился, как следует пить!

Очередная попытка улыбки оборвалась кашлем, вырвавшимся из самых недр С.

Е достала из серванта пару стопок и приставила к ним бутылку довольно дешевого коньяка. С облизнул пересохнувшие губы. Разлил на двоих. Кивнул Гилберту и осушил свою стопку. Тот в свою очередь скопировал это действие и поморщился от крепости. Почти в такой же последовательности прошел примерно час, сдабриваемый байками о старых похождениях С с отцом Гилберта, о достоинствах и недостатках советской власти, о власти теперешней, о его работе на металлургическом заводе, о настоящей должности Гилберта и наконец о том, что им стоит чаще, так вот встречаться.

- Ты, Гил, не забывай, меня старика. Быть может, понадобиться что.. ты и сам все это знаешь…я для сына моего друга все сделаю…Да и ворошить прошлое порой полезно. Так ведь? Да? Да.

Гилберт, порядком опьяневший, уже слабо различал значение его слов, но все еще успевал кивать в такт задаваемым ему вопросам, обычно оказывающимся лишь символичными.

Тяжело вздохнув, пошатываясь С с трудом поднялся со стула и без лишних слов направился в сторону спальни. Его уход, хоть и лишенный формальности, извещал Гилберта о конце, их вполне удавшейся беседы (в которой Гилберт, правда, не принимал участия, как такового).

Но к его удивлению, когда из соседней комнаты послышался храп, напротив него примостилась госпожа Е. Голубые глаза ее поблескивали, отражая сияние электрической лампы. За окном уже сгустился сумрак. Рыжеватые волосы ее были по-домашнему взлохмочены, и она явно была чем-то обеспокоена. Скорее из вежливости, чем из интереса Гилберт спросил:

- Что с вами Е, вы чем-то опечалены? - задать вопрос оказалось труднее, чем он думал. Его язык вихлял в ротовой полости, подобно угрю.

- Никогда не знаешь куда жизнь тебя приведет Гил, -печально произнесла Е, -Еще вчера, казалось, сидела я за партой в гимназии. Это чувство приятного волнения перед будущим. Жажда жизни. А сейчас уже и не вспомнишь, когда ожидание жизни превратилось в саму жизнь.

Слова Е. бесконечным роем кружились в голове у Гилберта. Он попытался сфокусировать свой взгляд на чем-то определенном. Зацепился за маленький локон Е. выбившийся из общей, и без того растрепанной, прически.

- Ожидая счастья, мы не успеваем быть счастливыми, Гил. А все, что остается затем это пустота, которую ты пытаешься заполнить хоть чем-то. Воспоминаниями, например. Хоть и ясно, что все это самообман, -Она налила себе коньяка в оставленную мужем стопку и медленно, с заметным наслаждением, отпила половину, ни на миг не поморщившись.

“Должно быть, выгляжу по-идиотски”, - подумал о себе Гилберт, на миг, вообразив себя со стороны. Он уперся логтями в стол, и уставился на локон Е. Порой, он уставал и переводил взгляд на стену позади Е, но почти сразу же возвращался, на выбранную им точку сцепления с окружающим.

Е, отпившая уже вторую половину стопки, продолжила:

- Помню, это был вечер. Мне тогда было лет семнадцать. Я возвращалась домой из музыкальной школы. Я тогда играла на фортепиано. До сих пор не могу прикоснуться к этому инструменту. Приходится отгонять от себя голос ненавистной мне преподавательницы. “Сильнее нажимай на клавиши Е! Смотри внимательнее на ноты Е, ты все перепутала! ”, - раскрасневшаяся от коньяка Е подперла рукой подбородок. Гилберт почувствовал в этом некоторую общность, в какой-то степени их роднившую, в данном моменте и в связи с этим, решил внимательнее ее слушать.

- Однажды, возвращаясь домой, я заглянула в пустой зал. В нем посередине стоял прекрасный рояль. Не каждому было разрешено на нем играть. Я как и все, конечно, об этом мечтала. Так вот, в этот раз меня привлекла музыка, исходящая от этого инструмента. Бывало ли с вами такое, Гил? Когда музыка начинает проникать внутрь. И кровь закипает. И душа такая открытая и уязвимая. Так вот, это было именно так. Я вошла в зал и удивилась. За роялем сидел совсем молодой парень…

Она явно была взволнована. Так остро погрузилась она в воспоминания, что чуть было, не пролила коньяк мимо своей стопки.

-Так вот я приблизилась к нему. До сих пор помню это ощущение. Коленки мои подкашивались. Я боялась, спугнуть его, и подходила медленно и осторожно. В мелодии я не признала ни одного из авторов, но наверное я просто плохо в них разбиралась. Я села недалеко от рояля, так, чтобы видеть его лицо и пальцы. Никогда я не ощущала ничего подобного, Гил. Это был будто сон. Я до сих пор помню пару родинок на его шее. Пара маленьких коричневых пятнышек застряли в моей памяти и никак не могут прекратить являться в мои сны. Когда я лежу рядом с человеком который, казалось бы должен быть мне дороже всего на свете, -Е остановилась и задумалась, лицо ее стало невозможно серьезным, но так же резко смягчилось, - А знаешь, ладно Гил. Все это чушь несусветная, не придавай большого значения моим словам.

Похоже Е сильно утомилась и намекнула Гилберту, старавшемуся держать себя в узде, что ему пора отправляться, а также что разговор их должен остаться лишь между ними. Гилберт вышел из парадной, шатающийся и невозможно веселый. Он наткнулся на небольшое сборище пожилых женщин на скамейке.

-Мадмуазели! Разрешите вашему старому другу представиться! Гилберт!

Он поцеловал морщинистые ручки.

-Пожалуй, я не смогу тут с вами задержаться! Дамы, мне придется откланяться!, -Провозгласил он, скошенной походкой, удаляясь от парадной.

Затуманенное сознание уловило лишь старушечье:

-Вот так шут!

-Шут! И вправду, -пробормотал Гилберт. Немного погодя, ему вспомнилась одна картина, - Станчик!, -произнес он.

Глава 4. Арахна.

Гилберт проснулся по его дальнейшим подсчетам около полудня. В незнакомой комнате, окна в которой были задернуты светлыми, выгоревшими на солнце шторами. Кровать на которой он лежал, была завалена всевозможным хламом, среди которого виднелась пара книг, обрывки газет, церковная свечка и что-то издалека напоминавшее разбитую копилку. Лежал он, надо сказать, неудобно. Что-то неведомое напирало на уровне копчика. Двигаться он не смел, а пока лишь проверял состояние своего самочувствия, осторожно оглядываясь по сторонам. Обои на стене напротив были кое-где ободраны и исписаны непонятными Гилберту символами. Обезображенную стену, украшала маленькая картина. На ней было изображено что-то вроде паутины, сплетенной между двумя стволами деревьев. Напор на копчик стал невыносимым и он начал щупать пространство под собой. К его удивлению и ужасу он нащупал что-то волосатое и жесткое. Шерсть! Он вытащил из-под себя дохлую одеревеневшую крысу. От неожиданности своей находки, он выбросил ее вперед. Та с грохотом врезалась в стенку и отлетела на пол. Гилберт услышал ускоренные шаги, направлявшиеся, по-видимому, в комнату. Дверь распахнулась, и на пороге он увидел худую девушку в белом одеянии, напоминающем ночную рубашку. Девушка вскочила увидев крысу, и на удивление Гилберта, вместо того чтобы отбежать от нее, напротив кинулась к мертвому животному. Она села на колени. Прислонила ухо к маленькой шерстяной груди, стараясь услышать сердцебиение. Результат ее должно быть удовлетворил. Она взяла животное на руки, словно младенца и покачивая его из стороны в сторону, напела ему какую-то мелодию. Далее став с колен, она направила свой взгляд в угол справа от Гилберта, и поспешила туда. Там располагалось подобие детской колыбели. Утробно вздыхая, она уложила в нее крысу. С невероятной заботливостью накрыла ее маленьким одеяльцем. Отойдя от колыбели, она встрепенулась и словно только сейчас заметила присутствие Гилберта:

-В следующий раз будь аккуратней с Альфредом. Он не любит грубого обращения, -голос ее оказался тихим подрагивающим, но от того до странности приятным.

Гилберт опешил. Не успел он ответить, как дверь вновь распахнулась и в нее вошла высокая темноволосая девушка. Эту девушку он признал:

- Аврицида! , -с невероятным облегчением, произнес он.

Должно быть вчера, вместо того чтобы добраться до дома, он решил навестить старую знакомую.

- Уже проснулся, Гил! , - Аврицида сдула со лба локон курчавых волос, - Ты ведь не знаком с моей сестрой Арахной? , -она указала на вторую девушку, которая принялась вытаскивать какие-то карточки из маленького шкафчика, стоящего у двери.

-Нет, не знаком, – с легкой досадой в голосе произнес он.

Волосы Арахны были прямыми и едва доходили до плеч, в то время как кудрявые волосы Аврициды длиной уходили ниже лопаток. Не сложно было догадаться, что родители, одарившие их такими именами, были просто без ума от греческой мифологии. Эта особенность роднила Гилберта с Аврицидой. Он и сам знал, что значит обладать необычным именем.

Арахна села спиной к Гилберту, и ему не удалось как следует разглядеть ее лицо. Он пообещал себе, что уделит этому время, как только представится возможность.

-Думаю, ты уже успел заметить, что она странная, но прошу тебя не пугаться этого. Арахна совершенно безобидна.

-Да? Тогда что же случилось с Альфредом?, -усмехнулся Гилберт.

-Тихо!, -вздрогнула Аврицида, -Не говори о нем при ней, если захочешь поговорим об этом позже. А пока пойдем на кухню, я как раз сварила кофе.

Аврицида дружески положила руку на плечо Гилберту и увела его в кухню. Выходя из комнаты, Гилберт попытался уловить черты Арахны, но ему вновь это не удалось.

-Давно не виделись, Гил. Скажи, ты все еще работаешь в той захудалой конторе?

-Нет, -соврал Гилберт, сам не зная зачем, но тут же попытался сгладить углы, - Теперь я работаю в другой, но не менее захудалой.

Аврицида улыбнулась, обнажив свои безупречные белые зубы.

-А в этот раз ты приехал просто так или с определенной целью?

-Скажем так, -ответил Гилберт, -Я приехал просто так. Но до этого просто так, меня довела некая определенная цель.

-Я никогда не понимала твоих метафор, Гил, но всегда их любила.

Она наполнила воздух своим легким, невозможно женственным смехом. Карие глаза блестели, точно спелые вишни после дождя. Гилберт решил перевести разговор в сторону Арахны:

-Скажи она всегда такая?

-Ара? Нет, просто сейчас у нее обострение. Все это последствия одной операции…

В коридоре раздался звонок.

-Это дверь, -произнесла раздосадованная Аврицида, -Мне стоит подойти.

Гилберт елозящий на стуле, попросту не мог усидеть на месте. Он принялся ходить взад вперед по кухне, дожидаясь прихода Аврициды. После пяти минут подобного нетерпения, он решил проведать Арахну. Проследовал в ее комнату, располагавшуюся в другом конце квартиры. Рядом с дверью он замешкался. Вздохнул и осторожно приоткрыл дверь. Арахна на этот раз стояла лицом к Гилберту, и он смог полюбоваться ею. Створки маленького аккуратного носика трепыхались подобно мотылькам. Пухлые чувственные губы, чуть сжимались, видимо, от какого-то внутреннего напряжения. На него смотрели большие, чуть выпуклые, карие глаза. Невыразимо прекрасные хоть и было в них что-то болезненное. “Болезненно-прекрасные”, - подумал Гилберт и замер в изумлении. И какого было его изумление, когда Арахна приблизилась к нему и нежно закинула руки ему на плечи. Ее хрупкое тело прижалось к нему. Он осторожно погладил ее по спине. От нее пахло миндалём.

Затем словно опомнившись, она, тревожно озираясь по сторонам, вернулась к своим прежним занятиям. На этот раз это было разглядывание листочков растения, стоявшего на окне, названия которого Гилберту было неведомо. На кухне его окликнула Аврицида. Он направился к ней. Задержавшись на пороге, он вновь взглянул на Арахну. Только теперь он заметил, как красиво на ней сидит ее белая ночная рубашка. Даже не смотря на то, что та была ей не по размеру (она буквально в ней утопала).

Гилберт вернулся в кухню. Лицо Аврициды стало печальным:

-Гил, к сожалению, мне нужно бежать. За мной зашел мой знакомый. Знаю, это странно звучит, но мне нужно уехать с ним по срочному делу. Не хочу прогонять тебя, но, это не терпит отсрочек.

-Не нужно ничего объяснять, Аври. Я и сам собирался уходить. Спасибо тебе, за ночлег. Хотя мне и стыдно за то, в каком виде тебе пришлось меня принимать.

-Пустяки! Я готова видеть твою пьяную рожу в любое время суток, -она обняла его и удаляясь в комнату, помахала своей маленькой ручкой. Выйдя из квартиры, он чуть было не сбил с ног худощавого юношу в коричневом костюме, стоявшего подле двери. Гилберт поклонился ему, и, отказавшись от мысли завязывать беседу, направился вниз.

Оказавшись на воздухе, он достал мятую пачку сигарет из кармана пальто. В ней оказался клочок бумаги. Словесное послание. В нем значилось:

“Здравствуйте, Господин С. Уведомляю вас о стандартной проверке. Жду вас завтра в восемь часов вечера в баре на пересечении улицы Г. с проспектом Б.

Работник службы контроля несусветной чуши города Н. ”

“Что за? ”, - подумал Гилберт. С другой стороны записки значилось число, - “Значит сегодня вечером. Как они меня нашли, черт возьми? Ладно. Я успею сделать еще пару дел”

В мыслях за ним следили глаза Арахны. Прекрасные и бездонные, как два колодца. Оплетенные длинными нитями ресниц, смыкающихся и размыкающихся. Вновь и вновь…