БАРБЕТТ ОДЕВАЕТСЯ

Мария Малухина

letters4maria@gmail. com

БАРБЕТТ ОДЕВАЕТСЯ

Действующие лица:

ИГОРЬ, мужчина, 30 лет,

он же

БАРБЕТТ, ангел, цветок, птица

АНЯ, беременна от Игоря

МАРИНА ВЛАДИМИРОВНА, мама Игоря

ЖАН КОКТО, поэт, курильщик опиума, тульпа (но лучше воображаемый друг)

НЕРВНЫЙ МУЖИК в приемной у гинеколога

ДЕВУШКА-УЗИСТ

ГОПОТА

БЕЗЫМЯННЫЕ ЭМБРИОНЫ, живут внутри Ани

Сцена 1

Черное пространство. В центре – столик для макияжа с большим зеркалом. Вокруг зеркала горят лампочки. По столику разбросана косметика. На стульчике перед зеркалом сидит БАРБЕТТ –полуголый поджарый молодой мужчина.

Он тщательно красится. Тон, глаза, веки, ресницы, пудра, помада. Его движения уверенные, он знает, что делает. Закончив краситься, он зажимает в зубах заколки-невидимки и начинает прилаживать на голову женский парик, сделанный в стиле волнистой дамской прически конца 20-х годов.

Убедившись, что парик отлично сидит, мужчина поднимается со стула. Его торс полностью обнажен, на нем только нижнее белье, непонятный пояс с какими-то крючками и креплениями, прозрачные чулки до середины голени и пуанты на атласной шнуровке. Опершись одной ногой на перекладину стула, мужчина начинает что-то поправлять в сложной конструкции пояса. Своей позой и нарядом он в точности повторяет фотографию под названием «Барбетт одевается», сделанную фотохудожником Ман Рэем в 1926 году.

Из темноты выступает старое, видавшее виды кресло. На нем полулежит КОКТО – мужчина средних лет в прожжённом во многих местах старомодном домашнем халате. Волосы у него всклокочены. В руке дымится сигарета.

Кокто (зовет шепотом) Барбетт!

Мужчина в пуантах не слышит.

Кокто (громче) Барбе-етт!

Мужчина в пуантах оборачивается, ломает «фотографию» и широко улыбается ярко накрашенными губами.

Барбетт. Кокто!

Голос у Барбетт мягкий. Мимика, интонации, движения – женственные, немного манерные, но еще не женские.

Кокто. Ты сегодня раньше, чем обычно.

Барбетт. Зато ты, слава богу, на месте. Приходишь теперь каждый раз. Только, как всегда, в этом ужасном халате.

Кокто. Разве не за этим тебе наши встречи? Ты ценишь постоянство.

Барбетт. Да, но почему ты не выкинешь эту дрянь, я не понимаю? Переоденься уже во что-нибудь поприличнее.

Кокто. Я же курильщик. Курильщика выдает дырявый, обгоревший, прожженный сигаретами халат. Вот тебе картинка – моментальный снимок из неприличного журнала: китайскому повстанцу отрубили голову. Палач с саблей слегка не в фокусе, как уже выключенный, но еще вертящийся вентилятор. Из туловища хлещет фонтан крови. Улыбающаяся голова упала на колени повстанца, подобно пеплу от сигареты, незаметно падающему на курильщика. След от кровавого пятна заметят на следующий день, как по прожженным местам замечают курильщика.

Барбетт. Вечно у тебя эти гадости.

Кокто. У меня? Все, что вылетает из моего рта так или иначе сначала обосновалось у тебя в голове.

Барбетт (раздраженно). Оно обосновалось у меня в голове только потому, что ты это когда-то написал!

Кокто. Что изменилось?

Барбетт. Ничего, все так же.

Кокто. Нет-нет, сегодня что-то изменилось, ведь раньше мы ничем не нарушали нашу хрупкую игру. А сегодня – гляди-ка, только начали, а уже опасно балансируем на туго натянутом канате.

Барбетт. Не важно! Все по-прежнему. Не будем.

Кокто. Скажи мне! Ты же знаешь, мне можно говорить все, что угодно.

Барбетт. Наши встречи… Они могут стать короче.

Кокто. Почему?

Барбетт. Мне будет сложнее находить для них время. И место, пожалуй, тоже. Но это не важно, важно только то, что ты здесь, что ты приходишь.

Кокто. Ну, как знаешь. К слову о канатах, как успехи?

Барбетт. Почти вернулся в форму. (Спохватывается).

Кокто. Покажи-ка мне лучше что-нибудь!

Барбетт немного разминается, и вдруг легким, цирковым движением встает на руки, потом стоит на одной руке, потом делает из этого положения ловкое сальто и возвращается на место с кокетливым поклоном. Когда он выполняет акробатические трюки, вся женственность куда-то улетучивается, и вместо нее появляются атлетические, определенно мужские движения.

Кокто аплодирует.

Кокто. Браво! Гораздо лучше! А как трапеции?

Барбетт. Не знаю! Никак. Плохо. Не дается.

Кокто. А почему? Что ты чувствуешь, когда ты наверху?

Барбетт. Страх.

Кокто. А надо чувствовать свободу. Быть там, наверху значит иметь крылья. Значит стремиться взять и махнуть одним рывком куда-то за пределы доступного тебе пространства.

Барбетт (устало). Я не чувствую свободу. Только страх.

Вдруг раздается очень громкий стук. Барбетт вздрагивает, оборачивается в ту сторону, откуда исходит звук. Кокто тут же куда-то исчезает. Барбетт щелкает включателем. Бездонное черное пространство ужимается до размеров простой ванной комнаты.

Марина Владимировна (из-за двери). Игоряш, ну сколько можно в ванной заседать? Как пришел с работы, так тебя оттуда не выкурить! Я уже стол накрыла. Аня твоя, между прочим, тоже там чего-то приготовила, пока меня не было. Ты вообще меня слышишь? Или заснул там вообще?

Игорь (раздраженно стаскивая с себя парик). Я тут.

Марина Владимировна. И, кстати о выкурить, я же просила, если гробишь свое здоровье, гробь его на балконе, пожалуйста!

Игорь тушит тлеющую сигарету в раковине.

Игорь. Пять минут, мам.

Марина Владимировна. Давай скорее, остывает же все, второй раз разогревать придется.

Игорь. Я иду!

Включает воду, начинает смывать с себя раскраску.