Аннотация 7 страница

– Машка-то знает, что ты сейчас здесь? – спрашивает.

– Откуда? – кривлюсь. – Она сейчас в Бельгии, на каком-то стрит-рейсерском фестивале тусует…

– А ты – здесь пьешь, – кривится в ответ.

– А я здесь пью, – соглашаюсь.

Молчим.

Я закуриваю, он разливает.

Чокаемся.

Где-то так…

– И при этом никого не хочешь видеть? – спрашивает.

– Тебя ж не гоню, – усмехаюсь в ответ.

– Попробовал бы, – улыбается в ответ он.

И снова тишина…

…Ну, как тишина.

Просто шум большого города – он уже не шум.

Фон.

А мы – молчим.

Только время от времени вспыхивают чуть поярче, освещая наши лица, тусклые огоньки сигарет.

Коньяк заканчивается, мы заказываем еще одну бутылку и наконец-то садимся за столик.

Официанты ходят мимо нас на цыпочках.

Еще бы.

Эти два странных мужика в непривычных для восточных людей неярких свитерах уже вылакали одну бутылку самого дорогого коньяка в их недешевом даже по столичным меркам ресторане.

И заказали вторую!

А может, и третью закажут…

…А может – и закажем.

Кстати.

А то на улице уже совсем завечерело…

– Да хорош, старый, – говорит Руслан. – Ты же знаешь, жизнь – как зебра. Одна полоска черная, другая белая. Должно же это дерьмо когда-нибудь да закончиться…

Я делаю последнюю, самую глубокую затяжку и тушу сигарету в пепельнице.

– Знаешь, – говорю, – Русланыч. А как быть, если ты между этих самых полосок застрял? Какой там цвет, говоришь? А? Вот то-то и оно…

Он качает головой.

– Так что, ты думаешь, у вас – никаких шансов все склеить? – спрашивает.

Вздыхаю.

– Склеить, – говорю честно, – вообще никаких. И никогда и не было. Да и заново все начать тоже… гкхм… проблематично. Хотя как раз в этом направлении какой-то небольшой просвет имеется. Маленький, правда. Но все одно лучше, чем совсем без него…

– И что? – снова спрашивает он.

– А ничего, – жму плечами. – Помнишь, у кого-то: «Пока живу – надеюсь»? А вот у меня – в точности наоборот. Пока надеюсь – живу…

Он морщится и качает головой.

– Какой же ты все-таки дурак, – говорит, – Дим. Прям как китаец какой. Сначала создаешь себе адские трудности, потом их с успехом преодолеваешь. Стоило прожить с женщиной одиннадцать лет, чтобы понять, как ты ее на самом деле любишь, только после того, как она от тебя ушла…

– Если преодолею, – усмехаюсь, – ты даже представить себе не можешь, что будет. Я ведь даже душу дьяволу за это пообещать не могу. Потому как моя душа и так мне ни фига не принадлежит…

– Да это-то я как раз хорошо понимаю, – морщится он. – Только это всего лишь навсего – пустой треп. А тут надо что-то делать…

– Сначала, – хмыкаю, – нужно понять, что именно…

– Согласен, – улыбается. – Ничего, разберешься. Ты ведь – мужик, в конце-то концов. А пока давай, выпьем…

– Давай, – соглашаюсь.

Мы разливаем и чокаемся.

Потом опять.

И опять.

А над нами выгибается равнодушное, багровое от огней московское вечернее небо, на котором фактически никогда, даже в самую ясную погоду не бывает видно никаких звезд.

Зеркало

Про Нельку, нашу звезду стрит-рейсинговую, я вам уже как-то рассказывал. И про наши с ней отношения непростые и невеселые. Но ее-то я хоть как-то понять могу – сильная баба, чего уж там.

И красивая.

Живет в свое удовольствие, а то, что в этом самом удовольствии себя заживо похоронила, – так это, извините, не считается. Это – ЕЁ большая и светлая личная жизнь. У меня у самого забот полон рот, чтобы других судить.

И тараканов своих хватает по полной программе.

Так что – квиты.

Она мне даже в какой-то степени нравится.

Но вот ее «адъютанты»…

И, прости Господи, «адъютантши»…

Это уже – за гранью добра и зла.

Особенно вот эта красотка.

Впрочем, «красоткой» ее может назвать только человек с очень хорошим чувством юмора.

Которого, кстати, она сама – начисто лишена.

Худая, плоская, с близко посаженными пронзительно светлыми глазами и постоянно выкрашенными в самый неимоверный и неестественный цвет длинными ломкими волосами.

С татушкой чуть выше попы, которой она почему-то неимоверно гордится и которую всем постоянно демонстрирует.

И – с совершенно нереальными амбициями. Знаете, есть такие люди, которые по какой-то, только им ведомой, причине считают, что им весь мир должен. Неважно – за что, неважно – почему.

Просто – должен.

И все тут.

Знаете?

Вот тут как раз тот самый случай.

Зовут этот самый случай, кстати, Ирочкой. Но любимая фраза: «Кому Ирочка, а тебе – Ирина Геннадьевна».

Причем она каждый раз искренне удивляется и расстраивается, когда ее по какой-то причине посылают. Да так, что и посылать-то становится как-то неудобно. Поэтому мы с Русланычем просто тихо стараемся держаться от этой дамочки в стороне.

Увы, не всегда выходит.

Вот и в тот раз…

Русланычу что-то понадобилось от Нельки. По автомобильной части. Надо отдать ей должное – в машинах она понимает. Ну, взяли по пинте «Гиннесса», подсели. Русланыч сразу вопросами сыпать начал, Нелька – отвечать.

А мне с этим чудом пришлось беседовать, которое с Нелькой за столиком сидело. Ничего не попишешь.

В автоделах я все одно смыслю, как свинья в апельсинах.

Сижу, думаю, с чего бы разговор начать.

К счастью, она сама тему запустила. Выяснилось, что они с мужем Нельку на какой-то концерт тянут.

Более того – не просто на концерт.

На Пи Джей Харви.

Ну, ни фига себе…

Я-то думал, что на эту девушку только мы с Русланычем и идем. Ну, и еще пара-тройка золотых ребят, включая мою жену Машку и наших рок-н-рольщиков. Дело в том, что такую музыку слушать может только тот, кто ее любит и понимает. Никакого тебе сладкоголосия, никакой гармонии.

Только «грязная» гитара и чистый драйв.

Полтора часа обнаженного нерва.

Я Ирочку – даже зауважал.

Ненадолго.

Пока она мужу не позвонила.

Он какой-то ее заказ должен был из бутика забрать. Я тоже так часто делаю – или сам Машкино забираю, или ее прошу мое забрать после подгонки. Нормальная практика, ничего особенного. Вещи требуют подгонки по фигуре, поэтому каждый уважающий себя бутик имеет кого-то вроде портного. Тот замеряет, смотрит, где ушить, где укоротить, ты оплачиваешь счет, а потом через пару-тройку дней заезжаешь, показываешь чек и забираешь заказ.

Или – не ты, а человек, которого ты попросил.

Например, жена, если ей по дороге.

Или, в данном случае, – муж.

Нормальное явление.

Если не рассматривать данную конкретную ситуацию.

Сидели рядом, так что диалог пришлось выслушать, несмотря на то, что не очень-то и хотелось.

– Привет, – говорит, – дорогой. Ты помнишь, что обещал юбку мою из «Подиума» забрать?

– Извини, – слышу из трубки, – золотко. Не получается.

– Почему? – встревоженно. – У тебя что-то случилось?

– Да ничего особенного, – доносится искаженный микрофоном голос. – Сердце прихватило. Домой еду, с работы отпросился. Вернее, даже отпрашиваться не пришлось. Шеф как увидел, какой я зеленый, – сам пинками домой погнал…

– А-а-а… Это хорошо. Я сама часов в двенадцать буду, ты не волнуйся, мы с Нелей договорились с ее друзьями чаю попить. Ну, может, в час. И все-таки постарайся заскочить в «Подиум», тебе же по пути…

Я поперхнулся своим любимым «Гиннессом» и свалил, сделав вид, что мне что-то срочно понадобилось от Лысого, который как раз входил в паб.

Ну ее на фиг…

Кстати – хотелось бы посмотреть на ее мужа.

Вот уж, думаю, – чудо чудесное…

Через некоторое время мне такая возможность представилась.

И не мне одному.

Напилась девушка.

А что тут такого?

Нелька проставлялась по поводу своей очередной победы, весь паб гулял. Даже мы с Русланычем подтянулись.

А почему бы и нет?

Халява…

Ну, в общем, Ирина Геннадьевна не рассчитала слегонца.

Бывает.

Черт его знает, чем бы дело закончилось, если б Нелька не взяла решительно ее мобильный телефон, не пощелкала кнопками и не сказала строгим голосом:

– Илья? Привет. Это – Нелли. Тут твоя перебрала немного, так что – давай, забирай. Пиши адрес. Я пока послежу, чтоб не обижали…

Мы с Русом тут же переглянулись.

Любопытно-любопытно на этого кадра глянуть…

Угу.

Глянули.

Жизнь неожиданно преподносит та-а-акие сюрпризы, что после и не знаешь, что с ними делать. Я, к примеру, чуть со стула не сполз, когда в наш паб вместо являвшегося нам в воображении эдакого задроченного мужичонки решительным шагом зашел Илюха Куценко, краса и гордость нашей институтской группы, впоследствии – известный политтехнолог, а сейчас – вице-президент одной очень хорошо известной в народе нефтяной компании.

Сильный, решительный и очень жесткий мужик.

Мы с ним, помнится, в институтские годы та-а-акое вытворяли…

Поздоровался с Нелькой, удивился и обрадовался, увидев меня, расцеловал, быстро записал номер моего мобильного телефона, подхватил подмышку бесчувственное тело своей нажравшейся половины и – исчез.

Оставив лично меня в состоянии, мягко говоря… гкхм… полного офигения.

Ну, да ладно…

Всякое бывает.

Проехали…

Через некоторое время он мне позвонил.

Сам.

– Привет, – говорит, – Дим. Пообщаться не хочешь?

– Привет, – отвечаю. – А почему бы и нет?

– Только, – говорит, – давай не в этом вашем гадюшнике, а где-нибудь поприличней, не возражаешь?

– Не возражаю, – говорю. – Только ты уж, пожалуйста, наш паб гадюшником больше не называй, окей? А то – обижусь…

– Ладно-ладно, – смеется, – не обижайся. Дело не в заведении, оно-то как раз нормальное. В людях…

– А вот тут, – говорю, – согласен. Люди у нас там – разные…

Договорились – в «Хайяте», на крыше.

Удобное местечко. И панорама московского центра очень красивая, особенно летом.

Да и сейчас, ранней осенью, – тоже очень ничего.

Встретились, обнялись.

Он сразу же заказал бутылку отличного армянского коньяка, и мы ударились в воспоминания.

Знаете, наверное, как такие встречи обычно проходят?

Ну тогда – не буду пересказывать.

И ваше время сэкономлю, да и свое тоже.

Часа два так просидели, потом он закурил сигару и бросил на меня испытующий взгляд.

– Вижу, – говорит, – не удивился ты моему приглашению?

Я только плечами пожал.

– А чему тут удивляться-то?

Он пожевал сигару.

– Странный, – говорит, – ты человек, Дим. Я тут справки навел – ты в порядке, бизнес у тебя нормальный, а общаешься – хрен пойми с кем. Одни маргиналы…

Тут я сам закурил.

Не сигару, хотя и хотелось.

Обычную сигарету.

И – даже протрезвел слегка.

– Ты это, – говорю, – к чему? К тому, что «на вершины» на ваши не рвусь? Так мне здесь удобней. И дерьмом поменьше воняет. А денег всех в этой жизни – не заработаешь. Да и стремиться к этому, старичок, даже не глупо. Пошло…

– Ты это давно, – спрашивает, – для себя решил?

– Давно, – киваю.

– А почему, интересно?

Я задумался.

– Да хрен его знает, – наконец отвечаю. – Наверное, потому, что всю жизнь отличался повышенной брезгливостью. Да и неприхотлив я, сам знаешь. До сих пор самое любимое блюдо – пельмени с черным хлебом. И со сметанкой. Жалко – нечасто себе позволить могу, живот расти начинает. Вот и жру суши всеразличные…

– И только поэтому?

– Да нет, – решаюсь, – не только. Я же тоже… карабкался. Пока не понял, что в процессе этого, прости Господи, «подъема» – теряю все подряд. Книги, друзей, жену. Себя, в конце концов…

– И – решил остановиться? – прищуривается.

– Да нет, – фыркаю, – решил идти в другом направлении.

Он голову к левому плечу наклонил, глянул исподлобья.

– И в каком, интересно?

Я хмыкнул.

– А вот это, – говорю, – Илюх, тебя – ну совершенно не касается. Этот путь – только мой. А тебе, если решишься, – придется свой искать. Собственный…

Он погрустнел, плеснул нам обоим коньяка, раскурил потухшую сигару.

– Вот как, значит, – вздыхает.

– Именно так, – хмыкаю.

Помолчали.

Потом – чокнулись.

– А о жене моей что думаешь? – спрашивает.

– Ничего не думаю, – отвечаю. – Что мне о ней думать? Это – твоя головная боль. Не моя. Хотя и удивляюсь слегка.

– Чему?

– Да всему, – жму плечами. – Выбору твоему, в частности. Мы, честно говоря, когда Нелька тебе позвонила, думали – сейчас та-а-акой задрот приедет. Ботаник. В очках и шарфике…

– А приехал я? – смеется.

– Приехал ты, – соглашаюсь.

Он хлебнул еще коньяка и неожиданно – посерьезнел.

– Просто я ее люблю, понимаешь? – говорит.

– Понимаю, – вздыхаю, – очень хорошо понимаю…

– Почему? – удивляется. – Меня обычно уж в этом-то – точно никто не понимает…

Я помолчал.

Разлил остатки коньяка по бокалам.

Закурил.

– Пошел ты, – говорю, – в жопу, Илья Владимирович. Очень я даже неплохо тебя понимаю. Даже чересчур хорошо. Потому что в зеркало каждый Божий день смотрюсь. Вот и понимаю…

Хмыкнули.

Помолчали.

А потом он снова вздохнул – эдак протяжно – и к моим сигаретам потянулся.

– Слушай, Димыч, – говорит, – а давай нажремся. Как в студенческие времена. В хлабудень. И будем за жизнь разговаривать. Всю ночь. Помнишь, умели же?

Я губами пожевал, на часы глянул. А фигли, думаю…

– Предложение, – говорю, – принимается. Есть у меня тут на примете одно местечко, где до сих пор чебуреки правильные готовят. На вынос. Как при Союзе. Ты уж и вкус такой забыл, наверное. Тут недалеко, на Маросейке. Сейчас водки в «Седьмом континенте» возьмем, да и поедем. Главное – пластиковые стаканчики не забыть купить.

– Замётано, – радуется. – А потом куда?

– А потом, – отвечаю, – уж как-нибудь, да определимся…

Целлулоид

Я уже собирался уходить с работы, когда она позвонила мне на мобильный.

– Дмитрий? – спрашивает.

– Он самый, – отвечаю.

– Мне очень нужно с вами поговорить.

Замечательно, думаю.

Вот так все просто.

– А вы, собственно, кто?! – интересуюсь. – И в чем предмет разговора?

Молчание.

Долгое.

Я уже собирался трубку положить.

– Меня зовут Лика, – говорит.

И – снова тишина.

Тоже молчу, потом не выдерживаю:

– Это, – говорю, – замечательно, что у вас такое красивое имя. Но я-то здесь при чем?

– Я же уже, кажется, объяснила, что мне очень нужно с вами поговорить, – удивляется.

– Хорошо, – говорю. – Просто чудесно. Чудесно то, что вам нужно со мной поговорить. А мне это нужно, как вы думаете?

Задумалась.

Потом честно выдавила:

– Не знаю…

Совсем хорошо.

Просто – зашибись.

– Спасибо, – говорю, – за откровенность, Лика. И – всего доброго…

– Подождите! – кричит.

Жду.

Чувствую – с мыслями собирается.

Может, правда, что-то серьезное?

– Мне, правда, очень нужно с вами поговорить. Вы кафе «Готти» на Тверской знаете?

– Знаю, – говорю. – Как же не знать. Это рядом с «Жак де Санж»? Я там, простите, стригусь…

– Да-да-да! – радуется. – Давайте там встретимся? В любое удобное для вас время.

– Тогда – через полчаса, – говорю. – Успеете? И у меня будет очень немного времени…

– Успею!

Ни фига себе, думаю.

Делать нечего, поехал в «Готти».

Не нравятся мне, если честно, такие кафе.

Какие-то они – искусственные, что ли.

Даже самые вкусные пирожные выглядят так, будто сделаны из целлулоида.

И публика соответствующая.

Я б его и вовсе не знал, как и большинство так называемых «модных мест». Просто стригусь рядом. В том самом «Жак де Санж».

У меня волосы сложные, «своего» мастера заводить – лень, а эти ребята ниже определенной планки никогда не опускаются.

Захожу.

Гляжу – машет мне из стеклянной ниши витрины нечто смутно знакомое.

Светлые, скорее всего, крашеные волосы.

Умные карие глаза за стеклами модных очков в тонкой оправе.

Ухоженная девушка.

Подошел, присел за столик, тут же официантка подлетела.

– Кофе, – говорю, – двойной эспрессо. И стакан минеральной воды без газа.

Записала, кивнула, убежала.

– Ну, – говорю, – здравствуйте, Лика.

– Привет, – отвечает.

– Во-первых, – говорю, – давайте сразу определимся. Откуда у вас номер моего мобильного? Или вы – секретный агент на службе Ее Величества и такую информацию не выдаете?

– Отчего же, – пожимает плечами, – не выдаю. Выдаю. Мне его Саша дал.

И называет фамилию известного в определенных кругах продюсера. Между прочим – моего довольно близкого товарища.

Вот, думаю, сволочь.

А заодно понимаю, что у Сашки-то я ее, скорее всего, и видел.

В какой-то из тусовок.

– И что? – спрашиваю.

Молчит.

Только улыбается краешками губ и глаз одновременно.

Эдак рассеянно.

У некоторых девушек это очень хорошо получается.

Потом закурила, глянула задумчиво.

– Видите ли, Дима, – говорит. – Я пою. И неплохо. Хочу, чтоб вы меня продюсировали.

Охренеть, думаю.

– Видите ли, Лика, – передразниваю, – это, в общем-то, не моя специальность.

Усмехнулась.

– Но деньги-то у вас на это есть? – говорит.

Хорошо, что кофе еще не принесли.

А то б я точно поперхнулся.

Прикурил сигарету, башкой помотал из стороны в сторону.

– Деньги-то, – отвечаю, – у меня есть. Только кто вам сказал, что я горю желанием их на вас потратить?

– Желание – будет, – усмехается.

И многозначительно кладет мне руку на коленку.

Что-то здесь не так, думаю.

– Простите, – говорю, – Лика. Вы меня пару минут не подождете? Носик попудрить надо…

– В смысле – кокаинчиком?! – хихикает.

– В смысле – поссать, – взбеленяюсь.

Достала.

Еще раз хихикает и милостиво кивает.

Вот спасибо…

Зашел в сортир, помыл руки, достал из кармана телефон.

– Сань, – говорю. – Ты знаешь, как я тебя люблю. Но с какого хера ты раздаешь мой мобильный всяческим малопонятным фифам?

– Ты про Лику? – зевает.

– Про нее, родимую, – отвечаю.

Вздыхает.

– Ты, – говорит, – извини, Дим. Она у меня твой телефон уже с месяц клянчит. Сразу после той вечерины начала, когда у парней выход последнего альбома отмечали. Ты еще с Машкой был, должен помнить. А я вчера подкурил сдуру. Ты же знаешь, как на меня трава действует. Вот и расслабился…

– Ну, ты – красавец, – вздыхаю. – Ты хоть знаешь, что она от меня хочет?!

– Конечно, знаю, – удивляется. – А ты что, сам не понял?! Понравился ты ей…

– Угу, – ржу, – понравился. Сань, ты вроде в таком бизнесе работаешь, что у тебя в квартире поп с кадилом каждое утро чертей гонять должен, а все в сказки веришь. Деньги ей нужны. Поет, говорит. А меня видит, типа, своим продюсером. Представляешь себе меня в этой роли?

Минута молчания.

Потом – гнусное такое хихиканье.

– Ты, – говорит, – Дим, – сам дурак. Причем конченый. Клинический, знаешь ли, идиот. Даже как-то неудобно таких друзей иметь. Знаешь, кто у нее муж?! Нам с тобой вдвоем до конца жизни столько денег не заработать. Даже если я на кокс тратиться перестану. Так что – на фиг ей не нужны твои деньги, ты уж мне поверь…

Теперь уже я молчу.

Озадаченно.

– Все страньше и страньше, – наконец выдавливаю. – Ладно, Сань, спасибо за информацию…

Поплескал водой в лицо, вытерся бумажным полотенцем, посмотрелся в зеркало и пошел в зал.

Сел за столик, жестом подозвал официантку.

– Виски, – говорю. – Двойной скотч on the rocks. Лучше – «Чивас».

– Двенадцать лет? Двадцать один? – спрашивает.

– Девушка, – вздыхаю, – вы сами-то виски пьете?

– Нет, – смущается. – Я вообще почти ничего не пью. Только иногда мартини с апельсиновым соком.

– Ну, вот видите, – смеюсь. – Тогда поверьте на слово человеку, этого пойла немало выхлебавшему. Отличить на вкус купажированный виски разных лет выдержки не каждый дегустатор сумеет. А я не имею к этой почтенной профессии ровным счетом никакого отношения…

– Значит, двенадцатилетний?! – догадывается.

– Умница, – смеюсь. – Тебе учиться надо…

– А я, – поводит плечиком, – и учусь. В инязе. А здесь – подрабатываю…

Мне неожиданно стало дико стыдно.

Ну, ты, думаю, Димон, и жлоб стал в последнее время.

Ужас просто.

– Извини, – говорю, – не хотел. Сам не знаю, что со мной. Не иначе, как атмосфера вашего заведения действует…

Улыбнулась смущенно, даже чуть покраснела.

– Спасибо, – лепечет. – И вы меня простите. Вам двойной скотч со льдом, и льда побольше?

– Да, – говорю, читая ее имя на бэйджике. – Спасибо, Настенька…

Она еще больше покраснела и убежала к стойке за заказом.

А я чуть-чуть успокоился.

Закурил сигарету, повернулся к Лике, посмотрел ей в глаза.

Вроде – серьезные.

– Значит так, – говорю, – девушка. Во-первых, – давай на «ты», согласна?

Кивает, смотрит с интересом.

– Во-вторых, давай попытаемся отодвинуть все наши игрища в сторону. Деньги, насколько я понимаю, тебе и на фиг не нужны. И так все в порядке. Да и поешь ты – тоже вряд ли. Разве что с пьяных глаз в караоке…

Улыбается.

Загадочно поднимает левую бровь.

– Петь в караоке – пошлость, – отвечает. – Сашке, что ли, звонил?

– Ему, – говорю, – родному. Вот только извини, но что ты на меня так уж по-взрослому запала – тоже ни в жизнь не поверю. Хотя бы потому, что ты – девушка явно прагматическая, а на той вечеринке, где мы с тобой пересеклись, – я, извините, с Машкой был. А моего отношения к ней только слепой, наверное, не заметит…

Усмехнулась, достала из моей пачки сигарету, повертела ее в длинных, сильных, ухоженных пальцах.

– Так все-таки, – чиркаю зажигалкой и даю прикурить, – что надо-то?!

Затягивается.

Смотрит в окно.

Там идет грязноватый московский снег.

Вечер.

Сумерки.

Чуть попозже, когда совсем стемнеет и разгорятся рекламные огни, Тверская снова станет праздничной.

Как всегда.

А пока – обычная центральная магистраль насмерть усталого мегаполиса.

– Догадливый, – усмехается.

Она красиво курит.

На щеках при затяжке – такие сверхсексуальные ямочки.

Хоть сейчас на обложку модного журнала.

Хотя, по нынешним временам, фото с сигаретой на обложке не пройдет.

Политкорректность, блин.

– Не жалуюсь, – отвечаю. – Так все-таки, чего надо-то?

– Ничего, – пожимает плечами. – Просто поговорить…

Я хмыкнул.

Из-за «просто поговорить» целый месяц телефон не выклянчивают. К тому же – такие вот барышни.

Такие привыкли – по первому свистку.

Но промолчал.

Если надо, сама скажет…

– Понимаешь, – вздыхает, – мне просто нужно кому-то выговориться…

Тут уже я за сигаретой полез.

– Я, – спрашиваю, – что, похож на психоаналитика?! Да и ряса поповская, если честно, меня совсем не прикалывает…

– Да нет, – вздыхает и отточенным движением кладет подбородок на тыльную сторону своей ладони.

Красиво получается.

Ага.

– Ты не похож на психоаналитика, – прикусывает нижнюю губу хорошо отполированными зубками. – И ряса тебе, скорее всего, будет не к лицу. По крайней мере, в этом свитере и джинсах ты мне больше нравишься…

– Спасибо, – усмехаюсь. – Так тогда в чем дело-то?!

Докурила, аккуратно затушила бычок в пепельнице.

Ну, а мне наконец-то принесли виски.

Вместе с кофе.

Нда…

– А дело в том, – тянется за новой сигаретой, – что ты производишь впечатление человека, сумевшего разорвать круг. Мне это важно.

Хмыкаю.

Делаю маленький глоток ледяного скотча.

Потом, чуть погодя, – крепкого и горячего кофе.

Неплохо.

– Это, – говорю, – не так, девочка. Ничего я не разорвал. Не получилось. Просто чуть-чуть растянул. Раздвинул.

Задумалась.

– Жаль, – говорит. – Но хорошо, хоть раздвинуть удалось. Легче ведь стало?

– Да Бог его знает, – отвечаю. – С одной стороны – вроде полегче. По крайней мере, дышать свободней стал. А с другой – любой силикон острее чувствовать начал. Напрягает.

Как она на меня посмотрела!

– Это, – обиженно тычет холеным пальцем в соблазнительно прорисованную под тонкой тканью блузки грудь, – между прочим, никакой не силикон. Самый что ни на есть натурпродукт. Если хочешь, можешь проверить. Сейчас допьешь, расплатишься, – пойдем, номер в гостинице снимем. Я там тебе такой силикон покажу – разом про свою замухрышку забудешь…

– А вот это, – обижаюсь, – ты напрасно. Я – не про номер в гостинице. Его мы, может, и снимем. Запросто. От такой роскошной бабы, как ты, только полный козел и импотент отказаться может. Я – про Машку. Никакая она не замухрышка.

– Ну, может, и не замухрышка, – соглашается. – Обычная худая нервная девица. Я таких знаешь, сколько перевидала?! Руки, правда, и глаза красивые. А так – ничего особенного. Вот ты можешь мне сказать, что ты в ней нашел?! Ты не обижайся, – просто любопытно…

– Да сам не знаю, – пожимаю плечами. – Просто – моя женщина. И всё.

– Точно – всё? – прищуривается.

Задумываюсь.

– Да нет, наверное. Не всё. Просто, в отличие от многих других, она – живая. Хоть иногда и притворяется, что наоборот. Несмотря на все свои заморочки.

Молчит.

Курит.

В глазах – слезы.

– А я?! – спрашивает.

Тоже помолчал немного.

– Сейчас, – говорю, – ты тоже живая. Пока плачешь…

– А вообще? – спрашивает.

– А не обидишься?!

Молчит.

Слезы уже по щекам побежали.

– Обижусь, – шепчет.

– Вот в том-то, – говорю, – все и дело…

Помолчали.

Я дал ей прикурить очередную сигарету.

– А знаешь, – говорит, – я не хочу с тобой в номер. Давай лучше напьемся. Ага?!

Посидел, подумал.

– Предложение принимается, – говорю. – Только давай не здесь. Поедем в наш паб, там – хорошо. А здесь даже цветы искусственными выглядят…

Улыбнулась сквозь слезы:

– Тогда купишь мне по дороге живые, ладно?

– С удовольствием, – говорю.

– А Машка твоя, – спрашивает, – не приревнует?

– Ты даже не представляешь, – вздыхаю, – как бы я обрадовался, если бы приревновала…

Мы расплатились и вышли на улицу.

Снег так и не перестал идти, наоборот, начал падать крупными новогодними хлопьями.

Тверская уже вовсю переливалась огнями, и в их искусственном свете мир выглядел красивой рождественской открыткой, отпечатанной на очень качественной бумаге в отличной финской типографии.

Она кокетливо подняла воротничок короткой дубленки, взяла меня под руку и заученным взглядом окинула окружающее пространство, пытаясь понять по реакции случайных прохожих, хорошо ли мы смотримся вместе.

Потом удовлетворенно хмыкнула и уверенно направилась в сторону моей машины.

Силы земли и воды

Странно, но в детстве я весну – не любил.

А чего, думал, в ней хорошего? Ни в речке поплавать, ни на лыжах покататься, ни в футбол поиграть.

Одна слякоть да сквозняки.

То колючий моросящий дождь, то липкий, противный снег, немедленно превращающийся под ногами в холодную грязную кашу.

Бррр…

То ли дело – лето и зима.

Даже осень, и то лучше.

Осенью хотя бы светло и прозрачно, да и с ребятами так классно после каникул повстречаться, рассказывать друг другу, что летом было.

И, разумеется, – чего не было…

Сейчас – смешно, конечно.

А вот тогда…

…Мне сегодня днем неожиданно Русланыч позвонил.

Вроде ни о чем таком заранее не договаривались.

– Привет, – говорит, – Дим. Чем занимаешься?

– Да вот, – отвечаю. – Валяюсь на диване, книжку читаю. Толстую. И вроде как – не очень интересную. Но бросить – жалко…

– Понятно, – тянет. – А Машулька где?

– Да Бог ее знает, где она носится, – фыркаю. – Куда-то по своим таинственным делам умчалась. И откуда только она эти дела именно по выходным выкапывает? К вечеру, правда, обещалась быть…

– Все ворчишь, – смеется.

– Ворчу, – соглашаюсь. – А что делать? За неделю на работе устал как собака, ехать куда-то тусовать – лениво. В бассейн уже съездил, дежурный километр проплыл. Футбол по телевизору – говно полное. Завтра, в воскресенье, – еще ничего, а сегодня – так вообще голяк. Да еще и книга попалась…

– Что, неинтересная? – спрашивает.

– Да может, и интересная, – вздыхаю. – Вот только переводная. А как у нас переводят в последнее время – сам знаешь. «План по валу, вал по плану». Тьфу. Ни стыда, ни совести, ни умения слова в предложения выстраивать…

– Да, – тянет, – не повезло тебе…

– Не повезло, – соглашаюсь.

– Ну, тогда, – ржет, – у меня есть предложение, от которого ты точно не сможешь отказаться…

– Это какое еще такое предложение?! – интересуюсь настороженно.

…А то в позапрошлый раз мы с ним после подобного начала беседы с парашютом прыгать отправились.

В Ватутинки.