ЧАСТЬ VII 11 страница

Люси замяла эту тему, вспомнив предупреждение Тома Хейгена, что желательно помалкивать. Доктор понимающе хмыкнул:

— Да не волнуйтесь, я и так знаю, что почем. Вас просто используют как подставное лицо. Лас-Вегас буквально кишит подставными лицами. Но ваше мне симпатично. Не хотите ли сходить со мною вечером в казино? Посмотрим представление, я угощу вас и даже куплю фишек, если вы любите рулетку. Годится?

Она задумалась: его тон был очень настойчивым, С минуту поколебавшись, Люси решила:

— Так и быть, угощайте вином и ужином. А фишки я куплю сама. Но боюсь, я не оправдаю ваших надежд. Со мной все сложно.

— Поэтому я вас и приглашаю, — ответил довольный доктор. — Я заранее прописал себе сегодня легкий ужин и спокойный сон.

— Неужели это написано на мне? — невесело усмехнулась Люси.

Они замечательно провели вечер. Юлиус оказался остроумным собеседником и очень развлек ее за ужином, характеризуя с точки зрения анатомии различные типы женских бюстов и бедер, которые демонстрировали перед ними полуобнаженные красотки в варьете. После ужина они действительно сыграли в рулетку на одном из столов и даже умудрились выиграть сто долларов. Потом они прокатились на машине до озера, полюбовались луной и Юлиус попытался овладеть ею в машине. Она решительно отказалась и, убедившись, что это не притворство, Юлиус спокойно отнесся к поражению. Он умел относиться ко всему с мягким юмором.

— Я ведь предупреждала, — сказала Люси укоряюще и в то же время виновато.

— Но я не мог не сделать попытки, чтобы не обидеть вас, — галантно ответил он.

И она искренне рассмеялась, потому что так оно и было.

Еще несколько месяцев они шли на сближение, чисто дружеское, безо всяких романов. На интимные отношения Люси не соглашалась. Она понимала, что удивляет доктора своей неуступчивостью, но он не злился и не оскорблялся, как поступил бы любой другой мужчина на его месте. Ее привязанность становилась крепче день ото дня. Постепенно она ближе узнала его характер, в котором за внешним приличием и сдержанностью человека в белом халате таилась склонность к авантюрам и даже некоторая бесшабашность. Он рассказал ей, как участвовал в автомобильных гонках. Или забирался во время отпуска в самые глухие мексиканские дебри, по-настоящему дикие, где жизнь человека стоила меньше, чем пара новых ботинок, а люди оставались в том же первобытном состоянии, что и тысячу лет назад.

Совершенно случайно ей стало известно, что по специальности Юлиус — хирург и раньше практиковал в одной из известнейших нью-йоркских клиник. Люси очень удивилась: как же он мог согласиться на бездельное место курортного врача, имея такую высокую квалификацию. Она решилась заговорить с ним об этом, но он отшутился:

— Я открою тебе свою мрачную тайну лишь тогда, когда узнаю твою.

В ответ на эту шутку Люси вспыхнула всерьез и сменила тему разговора. Юлиус тоже не настаивал на продолжении. Их дружба крепла, и только после Люси поняла, как уже тогда дорожила ею, — куда сильнее, чем казалось.

Теперь, на теплом пляжном песке, перебирая пальцами светлые пряди Юлиуса, голова которого покоилась на ее бедре, Люси почувствовала прилив нежности, какого давно не испытывала. Осторожно, чтобы не разбудить, она стала касаться пальцами его крепкой шеи. Он делал вид, что спит и не чувствует ее прикосновений, но потом внезапно оторвал голову от ее бедра, резко поднялся и, ни слова не говоря, подал ей руку, чтобы помочь встать с песка. Она послушно встала.

Все так же молча он повел ее за собой через газон по асфальтовой дорожке. Так они пришли в коттедж, где он поселился, и уже в квартире Юлиус внимательно посмотрел на нее и объявил, что им обоим необходимо выпить. После солнечной неги и ее собственных томительных мечтаний виски показалось Люси чрезмерно крепким. У нее закружилась голова. Юлиус поддержал ее, и их загорелые тела, едва прикрытые купальными костюмами, тесно сплелись. Люси неуверенно пробормотала:

— Не недо…

Но не слыша убежденности в ее голосе, Юлиус пропустил мимо ушей. Осыпая ее жаркое тело поцелуями, он ловко избавил ее от последних тряпочек и мгновенье спустя они оба уже лежали, обнявшись, в его постели, полностью предоставленные друг другу. После долгого перерыва уже одних прикосновений оказалось достаточно, чтобы Люси испытала удовлетворение. Но чудо, которое дарил ей Санни, не могло повториться. Юлиус, будучи опытным любовником, попробовал еще раз, крепко прижимая к себе и целуя в губы. Повидимому, он и сам ожидал чего-то от их близости.

Когда, наконец, он оставил ее, она тихо отодвинулась в дальний угол постели и заплакала от стыда и обиды. Но слезы высохли, когда добрый и насмешливый голос Юлиуса произнес:

— Ах ты маленькая глупая итальянская девочка. Вот почему ты ускользала от меня так бесконечно долго! Кабы я знал, — он говорил это так тепло и ласково, что Люси невольно повернулась к нему. Он снова обнял ее. — Дурочка ты у меня непросвещенная, — приговаривал он очень ласково, — ну прямо будто из средневековья, честное слово, — и под ласковыми его руками Люси опять заплакала, но теперь уже с облегчением.

Юлиус достал сигарету, раскурил ее и воткнул ей в губы так, что она, затянувшись, перестала лить слезы.

— А теперь послушай меня внимательно, — сказал он. — Все это издержки воспитания. Если бы твои знания соответствовали культурному уровню двадцатого века, проблемы просто не существовало бы. Попробуй разобраться сейчас, в чем она заключается. Это не имеет ничего общего с физическим уродством, которое медицина не в силах исправить. Ты считаешь, что устроена ненормально, из-за чего ни один мужчина не может удовлетворить тебя, а ты его. Но ты ошибаешься. Природа одарила тебя, как женщину более щедро, чем других, и то, от чего ты страдаешь, хорошо известно в медицине. Чаще всего такие явления наблюдаются после родов, но могут быть и врожденными, от неправильного развития матки. Твоя беда не более серьезна, чем родинка на подбородке или бородавка на руке. Или оттопыренное ухо. Понимаешь? Достаточно очень несложной операции, чтобы справиться с нею, хотя многие всю жизнь мучаются из-за этого и даже кончают самоубийством. А виной всему — темнота и невежество. Вот и ты воспринимаешь все не с позиции медицины, а с позиции секса, что в корне неверно. Честно говоря, мне и в голову не приходило, что ты, при твоем великолепном телосложении, можешь комплексовать по подобной причине. Я считал, что у тебя какая-то чисто психологическая травма, поскольку знал от тебя о Санни и вообще всю историю твоей трагической любви. Ну ладно, дело гораздо проще, чем я думал. А теперь быстренько прими душ и позволь мне осмотреть тебя как следует. Тогда я окончательно поставлю диагноз.

Люси сходила в ванную, и Юлиус, несмотря на ее отчаянные протесты, осмотрел ее тщательнейшим образом. У него на квартире имелся полный набор инструментов. Приступив к работе, он сейчас же перестал воспринимать Люси как любовницу, задумчиво хмурил брови, рассматривал ее, будто муху под микроскопом. Люси почувствовала себя униженной, но он, завершив осмотр, звонко чмокнул ее и сказал рассеянно:

— Впервые в жизни сегодня я работаю ради собственного удовольствия.

Потом бережно прижал ее к себе, еще раз поцеловал и завершил:

— Все будет великолепно, хорошая моя. Тем более, что в результате я сам удостоверюсь лично. Это станет событием в гинекологии, и я, пожалуй, сочиню даже статью в научный журнал.

Его неизменная нежность и добрая усмешка в конце концов сокрушили застенчивость и страх Люси, которые терзали ее поначалу. Чтобы успокоить ее, Юлиус даже стащил с полки стоявшую на самом верху толстую медицинскую книгу и стал показывать ей описания аналогичных случаев в медицинской практике, подчеркивая, что хирургическое вмешательство дает полное излечение. Люси с интересом рассматривала иллюстрации и слушала его рассказы.

— А прежде всего — общее здоровье организма, — деловито объяснял он ей. — Несвоевременно принятые меры могут привести к нарушению ряда других функций. Стыд и срам, когда врачи из-за старомодной щепетильности уклоняются от лечения подобных вещей, оставляя бедных женщин наедине со своими невзгодами и неприятностями.

— Ох, довольно, Юлиус, — взмолилась наконец Люси. — Хватит об этом. Давай сменим пластинку, прошу тебя.

Увлекшийся темой Юлиус сразу же почувствовал, как измучена Люси, и понял, что она продолжает стесняться открывшейся ему тайны. С точки зрения врача это было пределом глупости, но он уже слишком близко принял ее в свое сердце, чтобы не огорчаться ее огорчениями и не стараться избавлять ее от любых неприятностей, Он сказал:

— Ну, теперь, когда я заглянул в мрачные бездны твоих секретов, я готов открыть тебе свои. Помнишь, ты спрашивала меня, что я делаю в этом курортном городишке, будучи «одним из самых блестящих и молодых хирургов Востока», — иронически процитировал он газетную публикацию о себе самом. — А все дело в том, что я — специалист по абортам. Этой практикой добывает себе пропитание добрая половина моих коллег, но я имел неосторожность попасться с поличным. Могло кончиться совсем худо, но выручил меня старый друг, доктор Кеннеди — мы когда-то с ним вместе были интернами. Он вообще человек чрезвычайно порядочный и честный. Насколько я понял, Том Хейген, которому доктор Кеннеди в чем-то помог, не знаю уж, в чем, заверил его, что в любое время доктор может рассчитывать на ответную услугу. Чтобы вытащить меня, доктор Кеннеди обратился к Тому Хейгену. Все обошлось: обвинение с меня сняли, в покое оставили. Но медицинская Ассоциация уже успела включить мое имя в свой «черный список», так что я остался без работы. Поэтому Семья Корлеоне приютила меня здесь. И надо сказать, я не зря ем свой кусок: эти птички из варьете то и дело «залетают». Впрочем, делать им аборты совсем нетрудно, если они приходят вовремя, не труднее, чем хозяйке вычистить сковородку. Самый страшный производитель в Лас-Вегасе — Фредо Корлеоне. С того времени, как я здесь, от него забеременели пятнадцать девиц. У меня даже иногда появляется мыслишка побеседовать с ним по-отечески на мужские темы. Тем более, что трижды он лечился от венерических заболеваний, а раз обратился по поводу заражения сифилисом.

Юлиус прервался. Он специально говорил с ней об этом так откровенно, хотя не имел привычки распространяться о профессиональных делах, чтобы Люси пришла к выводу: у других людей, у того же Фредо Корлеоне, например, которого она хорошо знала и немного остерегалась, бывают тайны куда более постыдные, чем ее.

— А с тобой все просто, — продолжал он, возвращаясь к волновавшей их обоих проблеме. — Представь себе, что внутри есть кусочек резинки или эластика, который растянут. Если отрезать часть, остальное сократится и станет упругим и эластичным. Вот и все.

— Я подумаю, — сказала Люси, но в действительности она уже полностью отдалась на волю Юлиусу, доверяя ему больше, чем себе самой. Но задумавшись, вдруг спросила:

— Это будет дорого стоить?

Юлиус сдвинул брови:

— У меня здесь необходимых условий нет, да это и не моя специфика. Но в Лос-Анджелесе живет один приятель, который очень котируется в подобных делах, и операционная у него — в специализированной клинике. По сути дела, он практикует на кинозвездах, когда они начинают тускнеть и пытаются вернуть себе молодость, подтягивая кожу на лице или подрезают мышцы на груди. Но для того, чтобы мужчины продолжали относиться по-прежнему, внешних эффектов мало. Так что Фридрих Келнер натренировался, можешь не сомневаться. А поскольку он мне тоже кое-чем обязан, надеюсь, операция ничего не будет стоить, во всяком случае, денежном исчислении. Я в свое время сделал для его девочек не один бесплатный аборт. А знаешь, сколько голливудских красавиц прошли через ту операцию, которая так пугает тебя?

— Это кто? — сразу же загорелись любопытством глаза у Люси. — Скажи мне, Юлиус, ну пожалуйста.

Любопытство пересилило в ней мысль о том, что в глазах Юлиуса интерес к голливудским сплетням может выглядеть примитивной женской слабостью. Но Люси уже не опасалась, что он будет насмехаться над ее слабостями.

— Скажу при условии, что ты поужинаешь со мной: и останешься здесь на ночь, — ответил Юлиус. — Мы и так слишком много времени потратили на разговоры, надо наверстывать упущенное.

Как он добр с нею! Люси тепло посмотрела на друга и сказала:

— Не считай, что ты теперь обязан быть со мной, раз уж из этого все равно ничего не получается.

Юлиус расхохотался:

— Господи, ну в кого ты такая! Во-первых, это не единственная радость на свете, а во-вторых, человечество изобрело еще массу способов получать удовольствие и они известны еще со времен древних цивилизаций. Неужели ты действительно не знала об этом?

— А, всякие извращения, — протянула она неодобрительно.

— «Извращения», — передразнил ее Юлиус, — то, чего нельзя знать приличным девушкам и совершать настоящим мужчинам. Да я могу познакомить тебя с одной благородной старой леди, которая была самой очаровательной молодой леди в далекие дни освоения Дальнего Запада, году этак в 1880-м. Она обожает вспоминать добрые старые времена и с удовольствием поделится опытом, Мне, например, она рассказывала, что самые мужественные и храбрые ковбои, гоняющие по прериям на своих конях и палившие без промаха, очень любили заниматься с девушками тем, что в обиходе называют «французской любовью» и про что ты, невозможная дурочка, сказала «извращения». Причем тем самым ковбои оберегали невинность своих подружек. Усекла? В медицине для этого понятия существует специальный термин и ничего противоестественного в таком способе общения нет. Неужто твой возлюбленный Санни никогда не занимался с тобой этим?

И тут впервые за время их знакомства Люси по-настоящему удивила его. Она обернулась к нему с загадочной полуулыбкой Джоконды на губах, так что в ученом мозгу Юлиуса сейчас же мелькнула мысль, не кроется ли именно здесь веками волнующая искусствоведов разгадка, и спокойно сказала, нимало не смущаясь:

— С Санни я занималась всем на свете.

Никогда и никому она не решилась бы раньше. сказать такое.

Две недели спустя в операционной лос-анжелесской гинекологической клиники Юлиус присутствовал на операции у своего друга, доктора Фридриха Келнера. Перед тем, как Люси дали наркоз, Юлиус наклонился к ее уху и шепнул:

— Я предупредил его, что ты моя девушка и что у меня самые серьезные намерения. Так что он постарается, чтобы я остался доволен. Исключительно мой любимый размер.

Но Люси уже уносилась волнами сна и поэтому не смогла улыбнуться в ответ на его шутку. Правда, смысл дошел до ее сознания и помог справиться со страхом перед операцией. Через минуту она спала.

А Юлиус напряженно следил за неторопливыми и уверенными руками Келнера. Правда, случай был рядовой, безо всяких аномалий. Сегал сам внимательнейшим образом изучил все рентгеновские снимки и анализы. Все шло, как по маслу. Но хирургия всегда связана с определенным риском, он понимал это лучше, чем кто бы то ни было.

Доктор Келнер справился с задачей безупречно. На операцию ушел час ровно. Когда Люси увезли на каталке в палату, Юлиус задержался со старым приятелем. Келнер находился в превосходном расположении духа — верный признак успешной работы.

— Все без проблем, дорогой мой, — сказал он Юлиусу весело, — у нее кругом чисто, ни эрозий, ни воспалений. Вообще прекрасное сложение, такое редко встречается. Просто высший класс. Тебе можно позавидовать, старина. Разумеется, придется подождать немного, но моей работой останешься доволен, гарантирую.

Юлиус усмехнулся:

— Да я и так знаю, что Пигмалион в подметки тебе не годится. Тебе просто нет равных.

Доктор Келнер удовлетворенно хмыкнул:

— Скажешь тоже. Вообще-то это не сложнее, чем твои аборты. Если бы общество было способно ценить людей по уму и таланту, мы с тобой могли бы заниматься куда более важной работой, чем эти детские игры. Кстати, я подошлю к тебе одну девчушку на той неделе, не возражаешь? Такая миленькая… Такие почему-то чаще попадают в неприятности. Будем в расчете за сегодняшнее таким образом.

Юлиус протянул ему руку:

— Премного благодарен, док! Присылай свою девчушку. И сам приезжай как-нибудь. Я позабочусь, чтобы для тебя специально приготовили самую счастливую игру.

Келнер отрешенно покачал головой:

— У меня тут своя рулетка, что ни день. Такая идет игра, что даже крапленые карты не помогут. В моей-то работе на карту ставится чья-то жизнь. Ох, Юлиус, зря ты там размениваешься по мелочам. Смотри, еще пару лет — и о настоящей хирургии придется забыть. Кто не оперирует, тот дисквалифицируется в два счета, — он огорченно отвернулся от друга.

Юлиус принял упрек близко к сердцу, понимая, что это не упрек даже, а дружеское предупреждение. Но что поделаешь?

Люси можно было увезти только через полсуток, не раньше. Чтобы скоротать время и заглушить поднявшуюся в душе тоску по настоящему делу, доктор Сегал выбрался из больницы, добрел до ближайшей забегаловки и там напился до чертиков. Ему полегчало от этого. И еще от мысли, что операция Люси прошла в лучшем виде.

Утром, явившись к ней в палату, Юлиус, к своему удивлению, обнаружил у постели Люси двух незнакомых мужчин. Палата утопала в цветах, а сама Люси сияла, как майская роза. Она полулежала на приподнятых подушках и весело болтала с посетителями. Вообще-то гостям было неоткуда взяться, ведь Юлиус знал, что с родными Люси давно порвала. Она даже попросила сообщить им только в самом крайнем случае, если случится непоправимое.

Правда, о том, что Люси ляжет в больницу, знал Фредди Корлеоне. И она, и доктор Сегал вынуждены были обратиться к нему, чтобы оформить короткий отпуск. Он принял их любезно, обещал Люси получить всю ее почту и заверил, что отель оплатит счет за операцию, если он поступит. Так кто же эти двое? Пока Люси представляла гостям доктора Юлиуса Сегала, одного из двоих он опознал: знаменитый Джонни Фонтейн, звезда кино и эстрады. Вторым был крепкий итальянский парень по имени Нино Валенти.

Оба посетителя почтительно пожали руку доктору и немедленно забыли об его присутствии, Они хихикали с Люси, припоминая общих друзей юности на нью-йоркских задворках, где вместе росли когда-то, называли имена незнакомых Юлиусу людей и события, о которых он не имел представления. Постояв какое-то время рядом, Юлиус сказал Люси:

— Я зайду попозже. Повидаюсь пока с доктором Келнером.

Джонни Фонтейн сейчас же переключил на доктора все свое фантастическое обаяние:

— Не уходите, док. Еще минута — и мы прощаемся. Оставляем Люси на ваше попечение, лечите ее хорошенько.

Юлиус отреагировал не на слова Джонни Фонтейна, а на характерную хрипотцу в его голосе.

Ему вспомнилось, что вроде бы Джонни Фонтейн уже давно не выступает с концертами, а приз Академии получил не в мюзикле, а за драматическую роль. Неужели знаменитый Джонни Фонтейн потерял голос из-за столь поздней мутации, а газеты утаили этот сенсационный факт от его бесконечных поклонников? Но ведь и сплетен на эту тему не ходило. Юлиус, как правило, знал закулисные тайны от клиенток, обожавших болтать на такие темы.

Он вслушался в голос Фонтейна, пытаясь установить причину хрипоты. Могло быть и просто перенапряжение, и результат неумеренного пьянства и курения. Злоупотребление плотскими радостями тоже могло повлиять на качество голоса.

Голос звучал отвратительно. Трудно даже представить, что Джонни Фонтейн а провозглашали сладкоголосым певцом американской эстрады.

— Вы простужены? — спросил Юлиус у Джонни.

Тот вежливо ответил:

— Это не простуда, доктор. Просто я вчера натрудил горло. Перенапряг связки. Никак не могу смириться с тем, что с годами голос меняется, — и он подарил Юлиусу Сегалу одну из своих очаровательных киноулыбок.

Сегал спросил как бы мимоходом:

— А к врачу вы пробовали обращаться? Может, имеет смысл воспользоваться достижениями медицины?

Джонни Фонтейн больше не изображал беззаботность. Он посмотрел на Юлиуса длинным оценивающим взглядом и ответил без признаков прежнего обаяния:

— Именно к врачам я и побежал первым делом, еще два года назад. Кто только не смотрел меня. Да и мой собственный врач, которого считают одним из лучших калифорнийских специалистов, утверждает, что никакой патологии нет, нужен только длительный отдых. В общем, я просто старею и голос с возрастом меняется. Медицина тут бессильна.

Он отвернулся от доктора к Люси, продолжая прерванный разговор и опять включив все свое обаяние, как привык при любых разговорах с прекрасным полом. Юлиус продолжал прислушиваться, все больше входя в профессиональный азарт. Да, скорее всего у Джонни Фонтейна развивается опухоль на голосовых связках. Как только ее могли проглядеть все эти калифорнийские знаменитости? А если новообразование злокачественное? Тогда оперировать в таком месте не представляется возможным. Возможно, из-за этого болезнь и замалчивается. Но есть же другие способы лечения…

Он опять прервал Фонтейна на полуслове:

— Когда в последний раз вас осматривал специалист?

Теперь Джонни Фонтейн отвечал уже с нескрываемым раздражением, сдерживаясь только ради Люси:

— Примерно полтора года назад.

— А ваш личный врач, он осматривает вас время от времени?

— Разумеется, — почти отмахнулся недовольный Джонни Фонтейн. — Он постоянно делает мне кодеиновые ингаляции, регулярно осматривает гортань и всякое такое. Но он убежден, что это обычное возрастное явление. Ну и, конечно, советует поменьше пить, курить и так далее. Может, у вас есть на этот счет другое суждение?

Юлиус спросил:

— А как его имя?

Джонни Фонтейн произнес подчеркнуто:

— Такер. Доктор Джеймс Такер. Вам знакомо это имя? Да, имя было знакомо Юлиусу, оно связывалось для него с неимоверно дорогим санаторием для кинозвезд в Голливуде, где никого не лечили, а выкачивали деньги.

— Как же, знаю, он умеет хорошо выглядеть, — ядовито сказал Юлиус. — И большой специалист по рекламе.

Теперь Джонни Фонтейн уже просто разозлился:

— Вы считаете себя лучше, чем доктор Такер?

— А вы поете лучше, чем Билли Холидей? — рассмеялся Юлиус.

К его удивлению, захохотал Нино Валенти. Он хохотал заразительно, согнувшись пополам от смеха и уткнувшись лбом в спинку стула, хотя шутка не была такой уж удачной. Юлиус Сегал посмотрел на него внимательно и сделал единственный вывод, — что этот Нино Валенти, кем бы он ни был, с утра принял солидную порцию «бурбона».

Фонтейн тоже обернулся к приятелю и шутливо прикрикнул на него:

— Эй, дружок, ты ведь должен смеяться моим шуткам, а не его.

Но тут Люси потянула Юлиуса за руку, заставив приблизиться, и сказала Джонни:

— Он только на вид такой несолидный, а на самом деле серьезный хирург. Ты не думай, Джонни, что он говорит зря. Если он уверен, что Такер хуже, значит, так оно и есть, можешь ему поверить.

Вошедшая в палату сестра объявила, что время свидания истекло. Сейчас надо провести процедуры, так что все должны покинуть помещение.

Мужчины вместе вышли в коридор. Прощаясь, Люси намеренно подставила Джонни и Нино щеку для поцелуя, а Юлиуса поцеловала в губы и тихо сказала:

— Пожалуйста, приходи поскорее, ладно?

Он кивнул.

В коридоре Нино Валенти спросил:

— Что у нее за операция? Что-нибудь серьезное?

Юлиус покачал головой:

— Обычные женские недуги, ничего опасного. Можете не сомневаться, Я лицо заинтересованное, так что меня ее болячки волнуют больше, чем вас. Ведь в мои намерения входит женитьба на Люси.

Они остановились от неожиданности, впервые присматриваясь к нему по-настоящему. Потом Валенти сказал невпопад:

— В самом деле?

— И в самом ближайшем будущем, — подтвердил Юлиус. Потом поинтересовался: — А откуда вы узнали, что она здесь?

— От Фредо, — ответил Джонни Фонтейн. — Мы же все выросли вместе. Люси была подружкой невесты у сестры Фредди Корлеоне на свадьбе.

— А, — нейтрально сказал Юлиус, не подавая вида, что знает эту историю куда подробнее, чем они. Его немножко уязвляло их близкое отношение к Люси и то, как старательно они обходили имя Санни Корлеоне.

Проходя по больничным переходам, Юлиус вдруг остановил Джонни Фонтейна:

— Послушайте, я свой человек в этой больнице, здесь меня неплохо знают. Давайте-ка я осмотрю ваше горло, коли подвернулся такой случай.

— Мне некогда, — сухо сказал Джонни Фонтейн.

Но тут вмешался Нино Валенти:

— Он не может позволить простому врачу заглядывать в свое драгоценное горло, которое, может, миллион стоит, — Нино добродушно усмехался, его камень целил не в Юлиуса, а в Джонни.

Сегал сказал в тон:

— Не такой уж я простой врач. Меня считали самым блестящим хирургом-диагностом на Восточном побережье — во всяком случае, так писали в газетах до тех пор, пока меня не застукали на подпольных абортах.

Как он и думал, это произвело на них должное впечатление. То, что он откровенно признался в криминале, предполагало и то, что в высокой оценке собственных профессиональных достоинств он не станет врать. Валенти, который и раньше симпатизировал доктору, первым пришел в себя.

— Ну, если Джонни не рискнет показать вам свое горло, я, с вашего позволения, пришлю к вам какую-нибудь подружку. Правда, осматривать ее надо будет с другого конца.

Фонтейн сказал нервно:

— А сколько времени нужно на осмотр?

— Минут десять, — ответил Юлиус. Он знал, что это неправда, но не считал, что больным обязательно всегда говорить правду. Медицина и истина трудно сосуществуют вместе.

— Будь по-вашему, — сказал Джонни Фонтейн голосом, еще более глухим и хриплым, чем обычно.

Юлиус легко договорился, чтобы ему предоставили свободный кабинет и медицинскую сестру. В кабинете оказалось не все, что нужно, но он обошелся малым. Еще не истекли обещанные десять минут, как доктор Юлиус Сегал ясно выявил новообразование на связках Джонни Фонтейна. Такер, этот грязный паразит, обязан был давно определить развивающуюся опухоль. Господи, у этого голливудского коновала, наверное, и лицензии на лечебную практику нет, А если есть, то ее следует отобрать не задумываясь…

Ничего не говоря ожидающим приговора мужчинам, доктор снял трубку с внутреннего телефона и пригласил к себе здешнего отоларинголога. Потом обернулся к Нино Валенти и сказал:

— Если у вас нет времени, ждать не имеет смысла. Теперь дело затянется.

Фонтейн вскинул на него глаза, словно не понимая, что происходит.

— Какого черта! — взорвался он. — Ты что, развлекаешься, сукин сын? Думаешь, я и вправду позволю ковыряться в своем горле всякому, кто пожелает?

Юлиус сказал очень сдержанно, но испытывая некоторое удовольствие оттого, что может резать правду-матку в глаза:

— Дело хозяйское, мистер Фонтейн, поступайте, как сочтете нужным. Я обнаружил развивающуюся опухоль у вас на голосовых связках, непосредственно в гортани. Если вы сейчас побудете здесь некоторое время, мы сможем немедленно сделать необходимые анализы и установить, злокачественная она или нет. От результата анализа зависит и способ возможного лечения. Я подскажу вам специалистов в этой области — полагаю, у вас хватит средств, чтобы вызвать их сюда сегодня же. На это уйдет несколько часов, так что дать ответ я смогу к вечеру. Но, естественно, если у вас есть более важные и неотложные дела, можете заниматься ими и предоставить свое горло дорогостоящему коновалу из голливудского борделя или еще кому-нибудь, столь же компетентному. Когда опухоль разрастется, ваш возлюбленный Такер удалит вам ее вместе с гортанью — или оставит умирать своей смертью. Пожалуйста, мистер Фонтейн, как вам будет угодно. Какие дела для вас сейчас важнее всего?

Валенти сказал:

— Кончай базарить, Джонни, какого дьявола? Оставайся, а я спущусь вниз и позвоню в студию. Говорить лишнего не буду, объясню только, что ты задерживаешься. А потом вернусь и побуду здесь с тобой.

Обследование тянулось бесконечно долго и вообще день показался обоим длинным и мучительным. Но Юлиус не тратил времени даром. Проконсультировавшись с отоларингологом, изучив рентгеновские снимки и показания лабораторных анализов, он смог установить диагноз. Причем был момент, когда среди процедур и хождения по пыточным кабинетам Джонни, у которого горло саднило от йода, дышать казалось нечем, а во рту намертво застрял отвратительный привкус медикаментов, сделал отчаянную попытку удрать. Но сильная дружеская рука Нино Валенти ухватила его и остановила паническое бегство.

Закончив исследования, Юлиус Сегал объявил приунывшим Джонни и Нино Валенти, радостно сияя белозубой улыбкой:

— Это бородавки!

Друзья посмотрели на него с недоумением. Джонни не понял и переспросил: «Что? »

— Да бородавки же, — повторил доктор. — Выросли, как грибы, прямо в гортани. Мы их в два счета удалим и через пару месяцев вы будете, как новенький.

Валенти востороженно завопил, но Джонни Фонтейн не спешил радоваться. Он спросил:

— А как будет с голосом? Смогу я после этого петь или нет?

Юлиус спокойно развел руками:

— Кто же даст гарантии? Но вы и сейчас не поете, так какая разница?

Джонни Фонтейн неприязненно посмотрел на него:

— Послушайте, любезный, вы не отдаете себе отчета в, своих словах. Похоже, вы уверены, что порадовали меня. Но если я понял вас правильно, петь я не буду? Ведь так? Чему же мне радоваться в таком случае?

В ответ на эту тираду Юлиус Сегал не сдержался. Впервые за последнее время он занимался любимым делом и испытывал громадное удовольствие от того, что не утратил квалификации. Он провернул за один день огромную работу, оказал, можно сказать, благодеяние этому самовлюбленному петуху, а он еще смеет вести себя так, будто не ему шли навстречу, а он снизошел до любезности.