ЧАСТЬ III 5 страница

Майкл опять задумался о планах «турка». Какой-то козырь он держит в рукаве, но какой? Недооценивать Солоццо нельзя — человек он храбрый, умный и жесткий. Надо ясно отдавать себе отчет в этом, вступая с ним в борьбу. Но ведь и Санни, и Клеменца, и Тессио убеждены, что все предусмотрено, а они разбираются лучше Майкла. Он в этой войне принадлежит к «мирному населению», — криво усмехнулся про себя Майкл. И чтобы втянуть его в военные действия, нужны соблазны посерьезнее, чем боевые медали, которыми удостоили его во второй мировой войне.

Тут Майклу стало неловко от собственных мыслей. Ведь это его родной отец лежит в больнице с пятью дырками в теле, а он не способен на глубокие чувства. Как ни странно, более всего Майкл понял слова Тома Хейгена о том, что на первом месте — дело, а личные счеты — на втором. Покушение на дона — цена той власти и силы, которыми он располагал всю жизнь, расплата за униженное уважение окружающих.

Майклу всегда хотелось держаться подальше от Семьи, жить иной, отдельной жизнью. Но сейчас, когда наступил кризис, порвать с домом было бы просто непорядочно. Он обязан им помогать хотя бы в той мере, в какой «мирное население» помогает действующей армии. Дойдя до этой мысли, Майкл вдруг отчетливо осознал, что более всего ему неприятна именно навязанная обстоятельствами роль привилегированного наблюдателя, свободного от воинских обязанностей. В памяти назойливо всплыло противное словечко — штатский.

Так он добрался до отеля, где Кей внизу у дверей ожидала его. Его подвезли на машине двое ребят Клеменцы и высадили на ближайшем к гостинице углу, убедившись, что «хвоста» нет.

Они с Кей пообедали и выпили за обедом.

— Тебе когда надо в больницу? — спросила Кей.

Майкл посмотрел на часы.

— Приемные часы там до половины девятого. Но я пойду попозже, когда посторонних не будет. Меня впустят, он ведь в отдельной палате, и обслуживание у него отдельное. Посижу рядом немножко, разговаривать с ним нельзя, да он и меня едва ли признает. Просто проявлю уважение.

Кей сказала тихонько:

— Мне очень жаль твоего отца, Майкл, Тогда, на свадьбе, он мне понравился, и я никак не могу поверить в ту чушь, которую вешают на него газеты.

— Я тоже, — подтвердил Майкл любезно, и сам удивился тому, что так скрытен с Кей. При всей любви и доверии, которое он испытывал к этой американской девушке, откровенничать с ней о своей Семье он никак не мог. Она все равно была из другого мира.

— Ну, а как же ты? — спросила Кей. — Что будешь делать ты в войне между гангстерами, о которой рыдают во всех газетах?

Майкл засмеялся, распахнул пиджак и продемонстрировал пояс:

— Поищи-ка здесь оружие, — сказал он, и Кей тоже засмеялась.

Время летело, и они заторопились наверх, в номер. Кей смешала коктейли и уселась на колени к Майклу. Его рука ощущала сквозь плотный шелк ее живое тепло. Они соединились друг с другом, не сбросив одежды, не отрывая губ.

Потом Кей съязвила:

— У вояк именно это именуется «молниеносной атакой»?

Майкл хмыкнул.

— Не так плохо, — авторитетно вывела Кей.

Несколько минут они лежали рядом, потом Майкл вдруг тревожно посмотрел на часы и вскочил:

— Черт, уже почти десять. Пора лететь в больницу.

Кей зашла следом за ним в ванную, где он приводил себя в порядок, прижалась сзади и спросила, уткнувшись носом в спину:

— А когда мы поженимся?

— Как только отдашь приказ, — ответил Майкл. — Вот дома немножко утрясется, старик выздоровеет и шум вокруг поутихнет. Но я считаю, что ты все-таки должна поговорить со своими родителями заранее, все объяснить им.

— Что — объяснить? — осторожно спросила Кей.

Майкл приглаживал волосы гребенкой.

— Ну, — сказал он, глядя на нее в зеркало, — скажи им, что встретила храброго и красивого итальянского парня, который отлично учится в Дартмурском университете, имеет кучу орденов за боевые заслуги и медаль «Пурпурное сердце» за отвагу. Парень честен и трудолюбив, но его отец — глава мафии, поэтому время от времени он кому-то дает взятки, кого-то убивает и кто-то, в свою очередь, норовит попасть в него. Что, тем не менее, никак не отражается на его честном и трудолюбивом сыне. Улавливаешь?

Кей опустила руки и отошла к дверному косяку.

— Это правда, Майк? — спросила она поникшим голосом. — Он действительно убивает людей?

Майкл отложил расческу.

— Откуда мне знать, Кей? Этого никто знать не может. Но и отвергать это я не решусь.

Провожая его, Кей спросила:

— Когда теперь увидимся?

Майкл поцеловал ее.

— Съездила бы ты к себе домой, да поразмыслила на досуге, — ответил он. — Вот уж чего я не хочу, так это чтоб ты хоть боком оказалась замешана. После рождественских каникул я вернусь в университет, так по встретимся в Гановере. Не возражаешь?

— О'кей, — сказала она.

Стоя у дверей, она смотрела, как Майкл подходит к лифту, машет ей рукой, входя в кабинку, уезжает. Сердце ее щемило от невысказанных чувств. Никогда раньше она не была так близка к нему, никогда не любила так сильно. Если бы кто-то сказал ей сейчас, что в следующий раз им предстоит увидеться только через три года, она не поверила бы, а поверив, не пережила бы разлуки.

Подъехав на такси к Французской больнице, Майкл удивился безмерно: улица зияла пустотой. Еще больше поразил его абсолютно безлюдный вестибюль в больнице. А где же охрана? — возмутился Майкл. Клеменца и Тессио должны были позаботиться о наружной охране. Для этого совсем не обязательно обучаться военному делу в Уэст-Пойнте, это азбука. По крайней мере, в вестибюле должны находиться постоянно двое-трое ребят, не меньше.

Посетителей уже не пропускали — приемный час давно закончился. Близилось к половине одиннадцатого. Майкл не стал обращаться в справочную, он знал и этаж, и номер палаты. Весь подобравшись, напрягшись, как струна, он вызвал служебный лифт. Никто не остановил его, как ни странно. На этаже, миновав столик дежурной, он толкнул дверь в палату отца. Дверь была не заперта и никем не охранялась. Проклятие, где же чертовы детективы, караулящие в коридоре, пока отец сможет давать показания? Где, черт их раздери, люди Тессио или Клеменцы? Может, кто-то внутри палаты?

Он вошел. Никого не было, кроме лежащего на кровати отца. Даже при бледном свете декабрьской луны его лицо выглядело бесстрастным и неизменным. Он ровно дышал: от установленной рядом капельницы тянулись тонкие стеклянные трубочки прямо к ноздрям отца. Другие трубки вели к стеклянной посудине, куда отводилось содержимое желудка.

Майкл постоял с минуту на пороге, присматриваясь, все ли в порядке с отцом. Потом вышел в коридор и направился к дежурной.

— Я Майкл Корлеоне, — представился он. — Пришел проведать отца. Почему он один? Куда делись полицейские, которые его охраняли?

Молоденькая и миловидная сестра очевидно еще не утратила веры в могущество медицинских правил.

— К вашему отцу приходило так много людей, — безапелляционно сказала она, — что просто невозможно работать. Поэтому полицейские распорядились всем уйти. Это было минут десять назад. А буквально только что детективов пригласили к телефону и срочно вызвали в комиссариат. Но вы не беспокойтесь, я рядом и мне слышен каждый звук из его палаты. Видите, и дверь открыта для этого.

— Спасибо, — сдержанно сказал Майкл. — Я побуду с ним пока. Вы не против?

Она улыбнулась:

— Только не долго, у нас очень строгие правила, так что и Вам придется уйти.

Майкл вернулся в палату к отцу и немедленно ухватился за телефонную трубку. Больничная телефонистка вызвала ему номер тайного телефона в кабинете отца в Лонг-Бич. Ответил Санни:

— Вас слушают.

— Санни, — громким шепотом сказал Майкл, прикрывая рукой трубку, — я в больнице, пришел сюда поздно и здесь никого, кроме меня, нет. Слышишь, Санни — ни людей Тессио, ни полицейских агентов. Ни одного поганого детектива у двери. Старик совершенно один, — голос Майкла сорвался.

В ответ Санни некоторое время молчал. Потом заговорил, сдерживая сумасшедшую ярость и буквально продавливая слова сквозь зубы:

— Вот это и есть, очевидно, сюрприз, который готовил Солоццо.

Майкл сказал;

— И я так понял. Но как ему удалось все это проделать? Убрать детективов? Избавиться от людей Тессио? Что с ними стряслось? Неужели, Господь милосердный, подлый подонок Солоццо управляет нью-йоркской полицией?

— Спокойней, малыш, — ласково сказал ему Санни. — Нам опять повезло. Судьба привела тебя так поздно в больницу к отцу. Побудь со стариком, запритесь изнутри. Мне надо минут пятнадцать, только дозвониться до ребят. Никуда не уходи и не нервничай понапрасну. Продержишься, малыш?

— Нервничать я не стану, — ответил Майкл, впервые с начала этой семейной драмы ощущая, как его охватывает лютая ненависть к врагам отца.

Опустив трубку на рычаг, он звонком вызвал сестру. Санни, возможно, прав, но ему здесь на месте виднее, как надо действовать.

— Вы только не пугайтесь, — сказал он вошедшей сестре, — но отца необходимо немедленно перевезти в другую палату. Лучше — на другой этаж. Помогите мне отсоединить эти трубки, чтобы ничего не повредить.

— Вы что, смеетесь? — возмутилась сестра. — Как же можно без разрешения лечащего врача?

Майкл не дал ей продолжить мысль. Он заговорил очень быстро:

— Вы же знаете из газет о моем отце. То, что всю охрану убрали, подстроено специально. Мне передали сейчас, что с минуты на минуту здесь объявятся убийцы. Поверьте мне, прошу вас, и помогите, — Майкл говорил очень убедительно. В случае необходимости, он мог воздействовать на кого угодно.

Сестра сдалась:

— Трубки можно не отсоединять, они передвигаются вместе с кроватью.

— А где есть свободная палата? — шепотом спросил Майкл.

— В конце коридора, — также шепотом ответила сестра.

Вдвоем они проделали все очень быстро и ловко, за какую-то минуту.

— Побудьте здесь с ним, — сказал Майкл сестре. — В коридоре у столика куда опаснее. Скоро подойдет помощь.

Голос отца, хрипловатый, но полный жизни, окликнул его:

— Это ты, Майкл? Что случилось?

Майкл наклонился к постели, взял руку отца в свою:

— Да, это я, отец. Не бойся. Только послушай меня — лежи тихо и не отзывайся, если кто-то позовет. За тобой охотятся, понимаешь? Они хотели бы убить тебя, но я здесь, и ты не бойся ничего.

Одурманенный транквилизаторами, дон Корлеоне не вполне осознавал, что происходит. Но преодолевая боль, он благодарно шевельнул губами, попытавшись сказать своему младшему сыну:

— Да чего мне бояться? С тех пор, как мне исполнилось двенадцать, всегда находится кто-то, кто хотел бы меня убить.

ГЛАВА 10

Французская клиника, где лежал дон Корлеоне, была небольшая, частная, с одним-единственным входом. Майкл из окна осмотрелся. Улица по-прежнему была пустынной, ни прохожих, ни автомобилей. Попасть в здание можно было только поднявшись по центральной лестнице.

Понимая, что времени в обрез, Майкл стремительно выбежал из палаты и бегом пролетел все четыре пролета — до парадных дверей. Выглянул во двор. На стоянке тоже машин не было, даже санитарных.

Майкл вышел из широких дверей на тротуар и закурил. Пальто он распахнул и встал под светлый круг уличного фонаря, чтобы его могли узнать. И его действительно сразу узнали: молодой человек в куртке от военной формы, появившийся со стороны Девятой авеню, направился прямо к больнице и остановился перед Майклом. Его лицо под копной черных волос показалось смутно знакомым младшему Корлеоне. Под мышкой у парня был пакет. Он переложил пакет в левую руку, а правую протянул Майклу:

— Вы, верно, не можете вспомнить меня? Я Энцо, помощник пекаря Назорини и его зять. Я всю жизнь буду благодарен вашему отцу — ведь он помог мне остаться в Америке.

Майкл пожал ему руку. Теперь он признал Энцо.

— Я пришел навестить Крестного отца и выразить ему свое уважение, — продолжал Энцо с сильным итальянским акцентом. — Но боюсь, что уже поздно. Меня, наверное, не пропустят?

Майкл с улыбкой покачал головой:

— Не пустят, но это неважно, дону будет приятно. Я передам ему, что ты приходил.

Шум мчавшейся на большой скорости машины заставил Майкла насторожиться. Он сказал Энцо:

— Ты шел бы отсюда поскорее, друг, — и обвел жестом двор и улицу. — Здесь того и гляди начнутся всякие безобразия. А тебе не стоит близко знакомиться с полицией.

Страх тенью скользнул по лицу молодого итальянца. Неприятности с полицией могли ему стоить американского гражданства и привести к высылке на родину. Но Энцо был мужчиной и сицилийцем. Он ответил по-итальянски:

— Если так, то я должен остаться. Я хочу быть полезен Крестному отцу.

Это тронуло Майкла. Он хотел было настоять, но передумал — может быть, два человека у входа в больницу спугнут людей Солоццо. Одного-то они явно не станут принимать в расчет. Майкл угостил Энцо сигаретой, щелкнул зажигалкой. Теперь они стояли вдвоем в свете фонаря под зябким небом декабрьской ночи, греясь огоньком сигареты. В окнах больницы мерцали светильники, украшенные хвоей.

Сигарета уже дотлевала, когда длинный черный автомобиль вывернул с Девятой авеню на Тринадцатую улицу и покатил, почти вплотную держась к тротуару, прямо на них. Приблизившись, машина сбавила ход, и Майкл постарался заглянуть внутрь, хотя ему очень не хотелось этого делать.

Водитель, совсем уже притормозив, вдруг резко рванул, и черная машина растворилась в ночи. По-видимому, Майкла узнали.

Он опять достал пачку и протянул сигарету Энцо. Руки у парня подрагивали от напряжения. А у самого Майкла — нет, чему он мысленно удивился.

Опять стояли, глотая горький дым.

Прошло минут десять. Тишину пустынной улицы вспорол резкий звук полицейской сирены. Визжа тормозами, с Девятой авеню на полной скорости выскочила полицейская «раковая шейка» и стопорнулась перед зданием больницы. Следом прикатили еще два патрульных автомобиля. Полицейские в форме и детективы в штатском буквально высыпали на мостовую. Майкл перевел дух. Молодец Санни, четко сработано. Он шагнул навстречу прибывшим. Два здоровяка в форме тут же схватили его за руки, а третий профессионально обхлопал, ища оружие. Что-то было не так. По ступенькам к Майклу поднимался бравый капитан с золотым шнуром на фуражке — остальные почтительно расступались, давая дорогу. Капитан выглядел отяжелевшим от спокойного образа жизни, виски его уже посеребрила седина, но здоровья, похоже, ему было не занимать. Лицо капитана побагровело от гнева, налившись кровью.

— Я-то надеялся, что мы убрали отсюда всю итальянскую сволочь, — прорычал он в лицо Майклу. — А ты кто такой и какого черта ошиваешься тут?

Один из полицейских, стоявших рядом, сказал:

— С ним все чисто, капитан.

Майкл не произнес ни звука, он только сдержанно, внимательно разглядывал капитана, стараясь поймать мысль за металлическим блеском холодных глаз. Детектив в штатском пояснил:

— Это Майкл Корлеоне, сын дона.

— Мне хотелось бы знать, куда делась охрана, — спокойно проговорил Майкл. — Кто забрал ее отсюда?

Лицо капитана заполыхало еще сильней:

— Уж не перед тобой ли мне отчитываться, вонючий макаронник? Захотел — и снял их отсюда, плевать мне на всех на вас. Чем больше гангстеров перебьют друг друга, тем легче будет наводить порядок. Было б это в моей власти, и пальцем бы не шевельнул, чтобы защитить твоего старика от пули. Так что катись подальше, пока цел, и чтоб ступить сюда не мечтал в неурочное время.

Майкл не двигался, продолжая внимательно разглядывать капитана. Ругательства словно отлетали от него. Волновало другое: неужели сам Солоццо сидел в той, первой машине, заметившей их с Энцо на боевом посту? Неужели у Солоццо достаточно сил, чтобы сейчас же выслать сюда полицейских, потребовав убрать от больницы всех, раз за то честно заплачено? Значит, Санни был прав, сказав, что «турок» действует по плану, готовя им подарочек. Все сходится.

Сохраняя невозмутимость, Майкл вежливо сказал капитану:

— Я не могу уйти отсюда, не удостоверившись, что вы опять выставили охрану у палаты отца.

Капитан не счел нужным ответить. Он обернулся к детективу, стоящему рядом с Майклом, и коротко скомандовал:

— Засади этого щенка под замок, Фил!

Тот засомневался:

— За парнем ничего не числится, капитан. Он герой войны и не ввязывается в семейные игры. Газеты поднимут шум.

Об щеки капитана можно было прикуривать. Он сказал:

— Сказано тебе: засади под замок!

Тогда Майкл произнес обдуманно и громко, так, чтобы все слышали. Он вполне понимал, что говорит и что за этим последует, но не видел иного выхода.

— Дорого ли заплатил вам «турок», капитан, за то, чтобы погубить моего отца?

Капитан немедленно дернулся и повернулся к Майклу.

— Подержите-ка его! — приказал он своим громилам-подручным. Те заломили ему руки, стиснули их. Он увидел, как тяжелый кулак капитана, будто взбесившийся маятник, приближается к лицу, и попробовал уклониться. Удар попал по скуле, разорвавшись гранатой где-то внутри черепной коробки. Рот наполнился кровью и мелким крошевом выбитых зубов. Мгновенно вся левая сторона лица стала раздуваться, словно в нее накачали воздух. Ноги ослабели. Майкл упал бы, хотя совсем не потерял сознания, но полицейские с двух сторон поддержали его. Кто-то из агентов в штатском прикрыл Майкла от второго удара.

— Господи Иисусе, — услышал Майкл. — Вы изуродовали его, капитан!

Капитан внятно проговорил:

— Я его пальцем не тронул. Он оказал сопротивление при аресте. Сам набросился на меня и упал. Всем ясно?

Вокруг Майкла стоял сплошной туман, багровый, как лицо капитана. Пробиваясь сквозь него сознанием, он увидел, что к больнице одна за другой подъезжают автомобили с людьми Клеменцы. Один из прибывших, в котором Майкл узнал адвоката Клеменцы, уверенно и с достоинством обратился к капитану:

— Семейство Корлеоне поручило охрану мистера Корлеоне частной сыскной компании. Все они имеют право на ношение оружия и на осуществление охранных функций. Если вы воспрепятствуете этому, капитан, объяснение будете давать на суде.

Потом перевел глаза на Майкла и спросил:

— Не хотите ли выдвинуть обвинение против того, кто так обошелся с вами?

Майкл ответил, с трудом ворочая непослушным языком:

— Я споткнулся. Споткнулся и упал.

Он поймал торжествующий взгляд капитана и постарался изобразить на своем лице улыбку, скрывая за ней ту ледяную решимость, которая зрела в нем, и ту лютую ненависть, которая до клеточки заполнила его тело. Майкл ни за что на свете не мог допустить, чтобы о волнующих его чувствах догадались посторонние, — как не допустил бы этого дон. Минуту спустя его уже укладывали на носилки, и осознав, что он в безопасности, Майкл позволил сознанию отключиться.

Утром на его челюсть были наложены шины. Майкл почувствовал это, проснувшись. С левой стороны десны были разворочены, четырех зубов не хватало.

Майкл встретился глазами с Хейгеном, сидевшим у его постели, и спросил:

— Меня что, усыпляли?

— Да, — ответил Хейген. — Надо было вынуть осколки зубов, а без наркоза это болезненно. Да ты и так был не в себе.

— Больше ничего не поломалось? — спросил Майкл.

— Все в норме, — ответил Хейген, — Санни жаждет видеть тебя дома, в Лонг-Бич, если ты, конечно, способен ехать.

— Конечно, — сказал Майкл. — А с доном все в порядке?

Хейген вспыхнул.

— С этой проблемой все. Наняли частных детективов, те стерегут каждый шаг любого, кто приблизится к больнице. Ну, по дороге поговорим. Поехали?

Машину вел Клеменца. Майкл и Хейген разместились сзади. Каждый ухаб отдавался у Майкла в голове.

— Так что там вчера стряслось? Объясните мне, черт побери!

Хейген неторопливо начал:

— У Санни в полиции есть свой человек, Филиппо, — тот самый детектив, который вступался за тебя. Он разъяснил нам кое-что. Оказывается, Макклоски, еще будучи патрульным, отличался любовью к взяткам. Наша семья тоже немало переплатила полиции, но с Макклоски связываться не имело смысла: жаден и ненадежен. Надо думать, он расколол Солоццо на огромный куш. Короче, вчера, как только прием посетителей прекратился, Макклоски арестовал всех людей Тессио снаружи и изнутри больницы. У многих было оружие, за это он и ухватился. Потом Макклоски по телефону отозвал детективов, сказав, что для них есть другое задание. А смену не прислал. Солоццо скупил его на корню, и Филиппо считает, что теперь этот тип так просто не уймется. Наверное, «турок» выдал ему целое состояние авансом, а на сладкое пообещал золотые горы.

— То, что он избил меня, попало в газеты? — спросил Майкл.

— Нет, — ответил Хейген. — Мы не любим делиться новостями, да и полиция тут не заинтересована.

— Замечательно, — сказал Майкл. — А тот парнишка, Энцо, успел удрать?

— Да, — сказал Хейген. — В отличие от тебя, он сразу сделал ноги, как только увидел фараонов. Он правда был с тобой, когда подъезжал Солоццо?

— Правда, — подтвердил Майкл. — Свой парень.

— Мы возьмем его на заметку, — сказал Хейген. — Ты сейчас как себя чувствуешь? Вид у тебя не праздничный, — он с тревогой посмотрел на Майкла.

— Я в порядке, — сказал Майкл. — Как, говоришь, зовут того капитана?

— Макклоски. Между прочим, я могу тебя порадовать — счет мы сравняли: Бруно Таталья. Сегодня, в четыре утра.

Майкл выпрямился на сиденье:

— Как? Ведь решили выжидать.

Хейген развел руками:

— После того, что стряслось нынче ночью в больнице, Санни не остановишь. В Нью-Йорке и Нью-Джерси полно наших боевиков. Я еще пытаюсь сдерживать Санни, но он так и рвется. Хоть бы ты воздействовал на него, Майк! Пока не началась настоящая бойня.

— Я скажу, — пообещал Майкл. — А мы будем собираться сегодня?

— Надо, — сказал Хейген. — Солоццо, наконец, сыскался и готов приступить к переговорам. Сейчас посредник утрясает детали. Мы сейчас можем переиграть Солоццо, он ведь понимает, что пропал. — Хейген замолчал, потом продолжил — Возможно, он считал нас мягкотелыми и надеялся взять голыми руками. А теперь, когда убрали Бруно Таталья, осознал, что шутки кончились. Он шел ва-банк, когда собирался убрать дона. Кстати, теперь все ясно насчет Люки — его убили накануне покушения, в ночном клубе Бруно Таталья. Как тебе это нравится?

Майкл кивнул головой:

— Тогда не удивительно, что они застали его врасплох.

Дорога к восьми домам, полукругом стоящим на площади в Лонг-Бич, была надежно заблокирована — поперек въезда стояла длинная черная машина. Двое стояли рядом с ней, облокотясь на буфер. В домах по обе стороны от дороги окна верхних этажей были распахнуты настежь.

«Похоже, Санни всерьез взялся за дело», — подумал Майкл.

Клеменца остановил машину, и они вышли на площадь. Охранники были людьми Клеменцы. Проходя, он вместо приветствия повел бровями в их сторону. Ему ответили вежливыми кивками: никаких приветствий, никаких любезностей.

Клеменца сам провел Хейгена и Майкла Корлеоне в дом. Дверь перед ними распахнулась словно сама собой, звонить не пришлось. Видно, из окна контролировали вход. Все трое сразу направились в угловой кабинет, где их ждали Санни и Тессио. Санни подошел к младшему брату, осторожно взял его лицо в свои ладони и сказал со смешком:

— Ну, ты красавец у нас, Майк!

Майкл вывернулся из его рук, подошел к столу и налил себе виски, надеясь унять ноющую боль в развороченной челюсти.

Все они опять уселись за стол, но теперь воздух в комнате был раскален иными страстями. Санни искрился, как бенгальский огонь, пошучивая и похохатывая. Майкл прекрасно понимал, что стоит за этой веселостью — старший брат сделал выбор. Сомнения больше не тяготили его. Настало время ножей. Вчерашняя вылазка Солоццо переполнила чашу терпения Сантино Корлеоне. Речь о компромиссах уже не шла.

— Пока ты отсутствовал, — сказал Санни Хейгену, — звонил твой посредник. «Турок» рвется на свидание. — Санни искренне рассмеялся: — Во, дает! Встречаться с нами после вчерашнего! Может, он надеется, что мы сложим лапки и запляшем под его дудочку? Каков сукин сын…

Том спросил нейтрально;

— А ты что ответил?

Санни ухмыльнулся:

— Я? Сказал, пожалуйста, милости просим, в любое время, от всей души. У меня все двадцать четыре часа в сутки его ждет-не дождется сотня вооруженных ребят. Пусть только Солоццо покажет кончик своего турецкого носа — большего не потребуется. Так что — добро пожаловать, я не тороплю.

Хейген спросил:

— А конкретно они что-нибудь предлагали?

— Очень даже конкретно, — сказал Санни. — Они просят прислать Майкла, чтобы передать условия через него. Посредник гарантирует Майклу безопасность. Гарантий собственной безопасности Солоццо у нас не просит, знает, подлец, что рылом не вышел. Но встречу организуют они сами: возьмут Майкла, отвезут, все скажут и привезут назад. Место встречи не говорят. Зато говорят, что такое предложат — мы рты разинем и отказаться не сможем.

— А как Таталья? — спросил Хейген. — Не захотят воспользоваться случаем и сквитаться с нами за Бруно?

— Все учли. Утверждают, что Таталья поддерживают Солоццо и готовы простить Бруно. Убийство Бруно Татальи — плата за покушение на дона. Долг платежом красен, так что мы вроде квиты. — Санни опять весело рассмеялся: — Вот скотина толстокожая!

Хейген попробовал предложить…

— Надо бы узнать, что они для нас приготовили.

Санни энергично замотал головой:

— Нет, нет и нет, дорогой наш советник, только не сейчас, — он продолжал со своеобразными итальянскими интонациями, подражая речи дона: — Никаких встреч, никаких разговоров больше. Хватит с нас забав с Солоццо. Либо его голова, либо всех под ружье. Ляжем на матрасы и будем отстреливаться. Бог с ним, с бизнесом.

— Но другие Семьи не захотят войны, — сказал Том. — Это никому не понравится.

Санни пожал плечами.

— У них есть выбор. Пусть выдадут мне Солоццо, — он помолчал и закончил грубовато: — Все, Том, хватит мирных советов. Меня больше не интересует, как это можно уладить. Решение принято. Теперь твой долг — помогать мне победить в этой войне.

Хейген опустил голову и какое-то время сидел в глубоком раздумье.

— Я говорил с твоим человеком из полиции, — сказал он. — Тот уверен, что Макклоски куплен «турком» за бешеные деньги. Причем он принял на себя еще и обязанности телохранителя Солоццо. Так что «турок» без него носа не высунет, и на встрече с Майклом Макклоски, надо думать, будет тоже сидеть рядом, в штатском, но с оружием. Понимаешь, Санни, при таком телохранителе «турок» нам недоступен. Невозможно рассчитывать убить в Нью-Йорке капитана полиции и выпутаться из этой истории. Шум будет невероятный, всю полицию поставят на ноги, церковь и газеты начнут верещать на каждом перекрестке. Все Семьи ополчатся на нас, и Корлеоне окажутся просто изгоями. Самые надежные политические связи старика в подобном случае бессильны помочь. Да они и не станут, они сразу от нас откажутся. Подумай об этом, прежде чем пойти на следующий шаг.

Санни сказал равнодушно:

— Макклоски ведь не может быть при Солоццо неотлучно. Надо только выждать.

Тессио и Клеменца, беспокойно попыхивая сигаретами, молчали, не вмешиваясь, но заранее нервничая: ведь риск в таком случае ложился на них.

Майкл вмешался впервые за время разговора.

— Нельзя ли перевезти дона домой? — спросил он.

Хейген отрицательно покачал головой:

— Никак нельзя, состояние еще тяжелое. Я уже справлялся об этом. Он выживет только в случае, если медицинская помощь будет самая что ни на есть квалифицированная. Возможно, предстоит еще несколько операций.

Санни внимательно посмотрел на Майкла.

— В таком случае, — сказал Майкл. — Ждать нельзя, надо избавиться от Солоццо как можно скорее. Этот тип чересчур опасен и с буйной фантазией. «Турок» заклинился на том, что достаточно убить отца — и все будет по его. Сейчас он понимает, конечно, что жизнь его стоит не слишком дорого, и хочет купить себе спокойствие ценой временных уступок. Если он почувствует постоянный «хвост» за собой, он непременно сочинит еще одно покушение, а при помощи капитана полиции, черт его знает, чем это кончится. Мы не можем рисковать отцом. С Солоццо надо кончать.

Санни поскреб подбородок.

— Ты попал в самую точку, малыш, — сказал он. — Нельзя допустить, чтобы Солоццо еще раз поднял руку на старика.

Хейген остудил их вопросом:

— А как быть с капитаном Макклоски?

Санни со странной усмешкой опять посмотрел на Майкла:

— Да, малыш, как же нам быть с этим хамом, капитаном полиции?

Майкл медленно сказал:

— Но ведь ситуация-то отчаянная. Значит, и меры нужны крайние. Давайте исходить из того, что Макклоски тоже придется убирать. А значит, обставить все надо так, чтобы речь шла не об убийстве честно исполняющего свой долг полицейского капитана, а о продажном чиновнике, связанном с рэкетирами, жулике, замешанном в наркобизнесе, который получил свою пулю, как всякий другой гангстер на его месте. У нас ведь есть свои люди в прессе, которым надо все должным образом объяснить и представить материал с соответствующими доказательствами. Это несколько снизит впечатление. Как вы думаете? — он оглядел собравшихся. Тессио и Клеменца по-прежнему не разжимали губ. Санни поддерживал Майкла все с той же странной улыбочкой:

— Продолжай, малыш, у тебя здорово получается. Устами младенца глаголет истина, как говорил обычно дон. Нет, правда, мы все тебя слушаем.