Любое копирование без ссылки на переводчиков и группу ЗАПРЕЩЕНО! 4 страница

– Мои родители предпочли бы, чтобы я продолжала работать над керчийским.

– Я не знаю керчийского, – соврала Нина.

– Я не хочу быть у тебя в долгу, – возразила Ханна.

«Она боится своей силы, –подумала Нина. – Но я могу избавить ее от этого страха».

– Мы найдем способ оплатить его, – сказала она. – Обещаю. А теперь иди, прокатись в последний раз, пока не пошел снег.

Ханна выглядела пораженной, почти не веря в происходящее. Затем она уперлась пятками в бока лошади и понеслась галопом, низко склонившись и повернув лицо к ветру, как будто она и животное были одним целым, гибридом, рожденным в дикой природе. Как мало людей были добры к Ханне, чтобы она была так удивлена небольшим жестом щедрости?

«Только ты не щедра, – напомнила себе Нина, подталкивая свою лошадь вперед. – Ты не добра».

Она собиралась использовать Ханну. Если она может помочь девушке в процессе, так тому и быть. Но у Нины был долг перед погибшими девушками на горе, женщинами в могилах. Справедливость.

Все, что Нина могла сделать, это бросить веревку. Ханне придется быть той, кто схватит ее.

* * *

Час спустя Нина и Адрик вошли в конюшню монастыря. Они ушли оттуда ночь назад, но Нине показалось, что прошло гораздо больше времени. Ее разум был переполнен эмоциями и новой информацией. Матиас. Трассел. Ханна. Женщины, похороненные на заводе. Следы от укусов пульсировали на ее предплечье. Ради всего святого, на нее напали волки. Ей нужна была горячая ванна, тарелка вафель и около двенадцати часов сна.

Леони помахала, увидев их. Она сидела на низком табурете в темном углу конюшни, скрытая от любопытных глаз прохожих несколькими ящиками, которые оставили Нина и Адрик. Леони установила небольшую походную печку, и пространство вокруг нее было завалено кастрюлями и стеклянными флаконами, которые она, должно быть, использовала, чтобы проверить образцы воды.

– Я думала, ты вернешься раньше, – сказала она с улыбкой.

Адрик повел свою лошадь к стойлу.

– Нина решила устроить себе приключение.

– И как, хорошее вышло? – спросила Леони.

– Очень познавательное, – сказала Нина. – И давно ты этим занимаешься?

– Всю ночь, – призналась Леони. Она выглядела скверно.

– Пойдем в город пообедаем, – сказала Нина. – Я не вынесу еще одной порции монастырской каши.

Леони встала и оперлась рукой о стену.

– Я, – ее глаза закатились, и она резко покачнулась.

– Леони! –Нина крикнула, когда она с Адриком бросились к ней, едва успев добраться до нее и подхватить, прежде чем она упала. Они осторожно положили ее рядом с походной печью. Девушка была вся в поту, ее кожа горела огнем.

Глаза Леони широко раскрылись.

– Это было неожиданно, –сказала она, и у нее хватило наглости улыбнуться.

– Сейчас не время для хорошего настроения, – сказал Адрик. – У тебя учащенный пульс, и ты вся горишь.

– Но я не мертва.

– Перестань смотреть на все это со светлой стороны и скажи мне, когда это началось.

– Кажется, я провалила тест, – сказала Леони натянутым голосом. – Я пыталась извлечь вредные вещества из образцов, отделить их. Возможно, я впитала немного в свое тело. Я же говорила, что яды – сложная работа.

–Я отведу тебя обратно в спальни, – сказала Нина. – Я могу найти чистую воду.

– Нет. Я не хочу, чтобы Весенние девы заподозрили что-то неладное.

– Мы можем позаботиться о ней здесь, – сказал Адрик. – Посади ее за сани. Я могу развести огонь и заварить чай с чистой водой.

– В моем наборе есть настойка древесного угля, – сказала Леони. – Добавьте несколько капель. Он будет поглощать токсины.

Нина соорудила постель из одеял для Леони так, чтобы ее не было видно из главного двора, и постаралась помочь ей устроитьсятам поудобнее.

– Есть еще кое-что, –сказала Леони, откидываясь на спину.

Нине не нравился ни серый оттенок кожи девушки, ни то, как трепетали ее веки.

– Просто отдохни. Это может подождать.

– Настоятельница приходила увидеть меня.

– Что произошло? – сказал Адрик, склонившись над ней с дымящейся чашкой чая. – Вот, попробуй сделать глоток. Кто-то из послушниц сказал, что видел нас в лесу?

– Нет, одна из них умерла.

Нина замерла.

– Девушка, которая упала с лошади?

– Я и не подозревал, что ее травмы были настолько серьезными, –сказал Адрик.

– Они и не были, – сказала Леони, медленно потягивая отвар. – По-моему, это была река. Она находилась в воде некоторое время, и у нее была открытая рана.

– Ради всех Святых, – сказал Адрик. – Какого черта они делают на этой фабрике?

– Не знаю, но... – Нина заколебалась, затем продолжила: – Но на этой горе повсюду могилы. За водохранилищем, во всех заводских дворах. Я чувствовала их повсюду.

– Что? – сказал Адрик. – Почему ты нам не сказала? Откуда ты знаешь?

Глаза Леони закрылись. Ее учащенный пульс, казалось, немного замедлился – хороший знак.

– Есть ли еще чистая вода? – спросила Нина. – Мы должны попытаться облегчить лихорадку. И можешь посмотреть, есть ли карболка [xii] в ее аптечке?

– Зачем? – спросил Адрик, доставая флягу и дезинфицирующий раствор. – Она ранена?

– Нет, я. Прошлой ночью меня укусил волк.

– Ну конечно.

Нина скинула пальто, обнажив разорванный и окровавленный рукав.

– Подожди, – сказал Адрик. – Ты это серьезно? – он сел рядом с Леони и потер виски пальцами. – Одного солдата отравили, на другого напали волки. Эта миссия проходит как нельзя гладко.

Нина вытащила из саней кусок ткани и разорвала его пополам. Она использовала одну половину, чтобы сделать компресс для Леони, а другую, чтобы очистить и перевязать рану на своей руке.

– Значит, та девушка, Ханна, спасла тебя от нападения волка? – спросил Адрик.

– Что-то вроде того. – Нина была не готова говорить о Траселле. Последнее, что ей было нужно – это скептицизм Адрика. – Я думаю, что в укусе мог бытьпарем.

– Что?

Нина взглянула на Леони, у которой затрепетали веки.

– Я не уверена, но волки вели себя не совсем нормально. Это было похоже на парем.

– Тогда твоя зависимость...

Нина покачала головой.

– Пока что я в порядке, – это было не совсем так. Даже намека на парем было достаточно, чтобы она почувствовала тягу этого животного голода. Но грань этой потребности казалась тусклее, чем она ожидала.

– Святые, – сказал Адрик, наклонившись вперед. – Если он в воде, а Леони была отравлена им...

– Леони ведет себя не так, как Гриша, подвергшаяся воздействию парема. Она бы царапала стены, отчаянно нуждаясь в новой дозе, – Нина знала это слишком хорошо. – Но другие ее симптомы похожи на его воздействие, и достаточное количествопарема могло бы убить кого-то без сил Гриши, например, послушницу.

– Это не парем, – пробормотала Леони. – Я так не думаю.

– Я думала, ты спишь.

– Так и было, – сказала Леони. – В воде есть что-то едкое.

–Может выпьешь еще чаю? – спросил Адрик.

Она кивнула и сумела приподняться на локтях.

– Я еще не отделила это. Почему ты не рассказала нам о могилах, когда нашла их, Нина?

– Ты уверена, что не хочешь еще поспать? –спросила Нина, потом вздохнула. Она посмотрела на сложенный компресс в руках. – Не знаю. Я думаю... они привели меня к восточному входу.

– Ктотебя вел?

Нина откашлялась и осторожно погладила Леони по лбу тряпкой.

– Я слышала, как мертвые... говорили. Я слышала их всю дорогу по пути в Эллинг.

– Хорошо, – осторожно сказала Леони. – Что именно они сказали?

– Что им нужна наша помощь.

Моя помощь.

– Мертвым, – повторил Адрик. – Нужна наша помощь.

– Я понимаю, что это звучит так, будто я сошла с ума, но нам нужно попасть внутрь этой фабрики. И я думаю, что знаю кого-то, кто может помочь.

Нина отвела Леони в спальный корпус до наступления темноты и уложила ее в постель. Лихорадка сошла, и девушка уже чувствовала себя лучше – еще одно доказательство того, что то, что она обнаружила в воде, не былопаремом. Так что же было не так с этими волками, что было в их укусе? И что же убило послушницу?

Она отнесла тарелку с кухонными объедками в лес и поставила у подножия дерева в глупой надежде, что Трассел снова найдет к ней дорогу. Возможно, их съест какой-нибудь неблагодарный грызун.

Стоя на опушке леса, Нина смотрела на фабрику, ее огни светились золотом в сгущающихся сумерках, окна восточного крыла были темными. Она подумала о вьющихся корнях ясеня Джеля, вырезанных на стенах водохранилища.

В этом месте есть яд. Она почти ощущала его вкус, горький на языке. Но насколько глубоко он уходит?

* * *

На следующее утро Нина была рада обнаружить приглашение в кабинет Матушки-настоятельницы, которое просунули ейпод дверь. Нина должна была встретиться с ней и Ханной после утренней молитвы, чтобы обсудить возможность уроков языка. Так что Ханне действительно хотелось узнать больше о своих способностях Гриши, пусть даже только для того, чтобы контролировать их.

Конечно, Адрик опасался ее плана.

– Нам лучше использовать наше время для сбора данных здесь и в соседних городах, –пожаловался он. – Фьерда готовится к чему-то. При правильной информации наши силы могут перехватить повозку, грузили полностью закрыть это место, но только если фьерданцы не пронюхают о нашей деятельности и не отменят свои операции. Ты не представляешь, как легко разрушить твое прикрытие, Нина. Это опасная игра.

Нине хотелось закричать. Она шпионила за Зоей Незелянски на Блуждающем острове. Она провела год в Кеттердаме, выполняя работу для Каза Бреккера. Она проникла в Ледовый Двор, будучи девушкой из «Зверинца». Возможно, она новичок конкретно в этой игре, но она много раз играла на высокие ставки.

– Я справлюсь, Адрик, –сказала она так спокойно, как только могла. – Ты же знаешь, что она наш лучший ресурс. Мы можем выяснить, что происходит на этой фабрике. Нам не нужен кто-то другой, чтобы сделать это.

– Что мы действительно знаем об этой девушке?

– Она Гриша, и она несчастна. Разве мы здесь не для того, чтобы спасать таких, как она?

– Судя по тому, что ты мне рассказала, она не хочет спасения.

– Может быть, я заставлю ее передумать. А пока я могу получить доступ к остальной части монастыря, –Нина и Леони жили в комнате, примыкающей к кухне, и были изолированы от основной части здания и спален. – Весенние девы – единственные местные жители, которых пускают на фабрику. Возможно, я действительно смогу найти способ провести нас внутрь.

– Без моего разрешения ты ничего не предпримешь, – сказал Адрик. – И сначала тебе придется пройти мимо Настоятельницы.

Нина оставила Адрика и Леони в конюшне, пересекла двор и направилась к часовне, пройдя через тяжелую дверь, покрытую замысловатыми сучьями ясеня. Сладкий, суглинистый запах деревянных стен окутал Нину, ее глазам потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к царившему полумраку. Воздух был холодным и неподвижным, скамьи освещались фонарями и слабым солнечным светом из нескольких узких окон, расположенных высоко под сводами здания. Здесь не было ни алтаря, ни расписных картин Святых – вместо этого массивное дерево раскинулось поперек часовни, его корни простирались до первого ряда скамей. Ясень Джеля, питаемыйнеиссякаемым источником.

«Чьи молитвыты слышишь? – задумалась Нина. – Слова солдат? Фьерданских Гришей, запертых в клетках Ярла Брума? »

Шепот в ее голове, казалось, вздохнул с сожалением, с тоской? Нина ничего не знала. Она расправила юбки и поспешила по боковому проходу к кабинету Матушки-настоятельницы.

– Энке Джандерсдат, – сказала пожилая женщина, когда Нина вошла, обращаясь к ней так, как было положено обращаться квдове, – Ханна говорит мне, что вы готовы давать уроки земенского. Надеюсь, вы понимаете, что монастырь не может оплачивать услуги учителя.

Ханна молчала, одетая в бледно-голубой передник и опрятную белую блузку, и не отрывала глаз от своих непрактичных войлочных туфель. Ее рыже-каштановые волосы были аккуратно заплетены в тугую корону на голове. Вся эта форма ей не подходила. У Нины возникло желание выхватить шпильки из кос Ханны и увидеть, как все эти великолепные волосы снова опустятся ей на плечи.

– Конечно, – сказала Нина. – Я не требую никакой оплаты. Все, о чем я прошу, это чтобы вы позволили нам еще немного насладиться вашим гостеприимством, и, если у вас есть медная кастрюля, чтобы мои наниматели одолжили ее у вас.

Леони была уверена, что теперь, когда она знала, с чем имеет дело, она сможет безопасно продолжать свои эксперименты, но медные инструменты могут помочь.

– Кажется, это слишком щедрое предложение, – сказалНастоятельница с подозрением, ее губы сжались.

– Вы поймали меня, – сказала Нина и увидела, что глаза Ханны расширились. Святые угодники, если Ханна намеревалась и дальше жить в этой несчастной стране, ей нужно было научиться обманывать. Возможно, пройти стажировку в Кеттердаме. Нина ни на чем не попалась, но она могла сказать, что Матушкадумает, что у нее естькакие-то определенные цели, поэтому Нина намеревалась дать ей одну. – Правда в том, что я не могу больше работать гидом. Путешествие – это трудность, и в какой-то момент мне нужно искать более постоянную должность, чтобы обеспечить себя.

– Мы не нанимаем вне заказа...

– О нет, конечно, я понимаю. Но послужной список, в котором значится работа у Матушки-настоятельницы из Ефвэлла, значил бы довольно много для других фьерданцев, ищущих учителя для своих детей.

Матушка приосанилась и гордо подняла подбородок. Набожность была слабой защитой от лести.

– Ну, явижу, что это может быть благом. Посмотрим, что ты сможешь сделать с нашей Ханной. Для нее уже поздновато браться за новый язык. Но, честно говоря, приятно видеть, что ее интересует все, что не связано с грязной возней в лесу.

Настоятельница проводила их в пустой класс и сказала, что они могут работать до обеда.

– Я жду, что ты не будешь отставать и от своей другой работы, Ханна. Твоему отцу не понравится, если ты станешь обузой для этого учреждения.

– Да, Матушка, – покорна ответила она. Но когда пожилая женщина ушла, Ханна бросила злой взгляд на дверь и рухнула за один из столов.

– Она согласилась на уроки, – сказала Нина. – Могло быть и хуже.

– Она считает меня одной из своих неудач. Незамужняя в девятнадцать лет, безо всякихперспектив и признаков истинного призвания к Джелю.

– Всепослушницы должны быть призваны? – спросила Нина, когда взяла кусок мела и начала спрягать земенский глагол на доске, которая покрывала большую часть стены.

– Я не знаю. Некоторые, утверждающие, что у них есть видения, говорят, что да. Но я не уверена, что Джеля интересуют такие девушки, как я. Ты действительно хочешь отказаться от своей жизни в качестве гида?

– Нет, –ответила Нина, стараясь, чтобы буквы, написанные мелом, были ровными. – Я пока не готова жить в одном месте.

Только когда она произнесла эти слова, то поняла, что это может быть правдой. Она была беспокойна в Равке и теперь задавалась вопросом, может ли она быть беспокойна везде, где пытается поселиться.

Нина достала из кармана стопку бумаг.

– Это элементарные уроки земенского. Тебе нужно будет переписать их в свой блокнот, чтобы было похоже, что мы действительно делаем какую-то работу.

– Значит, я действительно собираюсь учиться земенскому?

– Немного. Но ты не должна быть хороша в этом, – Нина указала на доску. – Мы начнем с глагола«бэс адава», – она подняла руки и поставила ноги в первую позу, которой учили каждого Гриша. – «Бороться».

* * *

Урок длился два часа. Нина начала так же, как начиналосьее собственное обучение в Малом дворце: учила Ханну использовать силу Сердцебита на самой себе.

– Ты когда-нибудь пробовала делать это? – спросила Нина.

– Нет... я не уверена. Иногда, когда я не могу уснуть, я думаю о том, что мое сердце замедляется...

– Тебе повезло, что ты не впала в кому.

Нина рассказала ей о примитивных техниках дыхания и основных боевых позициях. Она заставила Ханну замедлить собственное сердце, а затем сделать так, чтобы онобилось быстрее. Она лишь кратко коснулась теории Гришей и того, как работают усилители, и держалась подальше от разговоров о юрде-пареме.

– Откуда ты все это знаешь? – спросила Ханна. Ее щеки покраснели от использования силы, а волосы выбились из кос и завились на висках. – Ты действительно всему научилась у учителя своей сестры?

Нина повернулась спиной, чтобы стереть с доски и скрыть свое выражение лица. Возможно, она просто немного увлеклась. Ты не представляешь, как легко разрушить твое прикрытие, Нина. Она даже могла представить, как Адрик нараспев произносит: «Что я тебе говорил? »

– Да, – ответила она. – Я очень внимательно слушала. Но для тебя этоестественно. Ты очень быстро вливаешься в работу, – по крайней мере, это правда. Ханне было легко со своей силой, что было нечто особенным. Но лицо ее было встревожено. – Что такое? – спросила Нина.

– Это слово. Естественность, – Ханна провела пальцем по одному из листов, где нацарапала спряжение другого земенского глагола. Ее почерк был ужасен. – Когда я была моложе, отец брал меня с собой повсюду. Кататься верхом. Охотиться. Это было необычно, но он хотел сына, и я думаю, он верил, что в этом нет ничего плохого. Мне это нравилось. Борьба, верховая езда, свободный бег. Но когда я повзрослела и пришло время предстать перед двором... я не смогла от этого избавиться.

«И почему ты должна это делать? »– подумала Нина. У нее не было большой любви к лошадям, и она предпочитала никуда не бежать, пока за ней не погонятся, но, по крайней мере, ей была предоставлена такая возможность.

Ханна сложила руки на груди, ее плечи сгорбились, казалось, она хотела сжаться в комок.

– Неестественная –так они назвали меня. Женское тело должно быть мягким, но мое было твердым. Леди должна делать маленькие, изящные шажки, а я шагала. Я была посмешищем, –Ханна смотрела в потолок. – Мой отец винил себя в том, что развратил меня. Я не умела ни петь, ни рисовать, но я умела свежеватьоленя и натягивать тетиву лука. Я могла бы построить убежище. Все, чего я хотела – это убежать в лес и спать под звездами.

– Это звучит... ну, это звучит ужасно, – призналась Нина. – Но я понимаю твое желание.

– Я пыталась измениться. Я правда пыталась, – Ханна пожала плечами. – Я провалилась. И если я снова потерплю неудачу…

Ее взгляд был мрачным, и Нина задумалась о том, какое темное будущее видит девушка.

– Что произойдет, если ты снова потерпишь неудачу?

– Школа должна была сделать меня презентабельной. Хороший товар для брака. Если Матушка-настоятельница не сможет меня исправить, то мне никогда не будет позволено вернуться домой, меня никогда не представят двору. Это должно было произойти два года назад.

– Неужели настолько плохо не вернуться?

– И никогда не увидетьсяс родителями? Жить как изгнанница?

– Это единственный исход?

– Я найду способ вписаться или приму обет и проживу остаток своей жизни здесь, служа Джелю среди женщин монастыря, – она нахмурилась. – Я хотела бы быть Инферном, а не Сердцебитом.

– Это просто смешно, – сказала Нина, не задумываясь, ее гордость ощетинилась. Как кто-то может хотеть быть Заклинателем вместо Корпориала? Все знают, что мы лучший Орден. – Я имею в виду... зачем кому-то быть Инферном?

Яркие глаза Ханны сверкнули, как будто она бросила вызов.

– Чтобы я могла растопить Ледовый Двор изнутри. Превратить всю эту огромную грязь в море.

Опасные слова. И, возможно, Нине следовало притвориться, что она шокирована. Вместо этого она усмехнулась.

– Самая большая лужа в мире.

– Вот именно, – сказала Ханна, возвращая ей улыбку.

Внезапно Нина захотела рассказать Ханне все. Мы с друзьями проделали дыру в стене Ледового Двора! Мы украли танк у фьерданцев из-под самого носа! Святые угодники, она хотела похвастаться? Нина покачала головой.

«Это шанс завоевать ее доверие, –сказала она себе. – Завоюй его».

Она села за стол рядом с Ханной и сказала:

– Если бы ты могла пойти куда угодно, сделать что угодно, что бы ты выбрала для себя?

– Новый Зем, – мгновенно сказала Ханна. – Я бы нашла работу, заработала себе денег и нанялась стрелком.

– Ты настолько хороша?

– Да, – сказала Ханна без малейшего колебания. – Я думаю об этом каждый раз, когда выезжаю. Просто исчезнуть. Заставить всех поверить, что я потерялась в буре или что меня унесла река.

Ужасная идея. Поезжай в Равку.

– Тогда почему бы не сделать этого? Почему бы просто не уйти?

Ханна в шоке уставилась на нее.

– Я не могу так поступить со своими родителями. Я не могу их так опозорить.

Нина едва не закатила глаза. Фьерданцы и их честь.

– Конечно, нет, – быстро сказала она. Но она не могла не думать о Ханне, скачущей по поляне с поднятым ружьем, распущенными косами, о Ханне, рожденнойбыть воином. В ней было что-то золотое, Нина могла видеть это, хоть блеск ипотускнел от многих лет, когда ей говорили, что в ней что-то не так. Эти проблески той настоящей Ханны, которой ей было предначертано стать и которая сводила Нину с ума.

«Ты здесь не для того, чтобы заводить новых друзей, Зеник, – отчитала она себя. – Ты здесь ради информации».

– Что, если Матушка откажется от тебя? – спросила она.

– Она не станет. Мой отец щедрый спонсор.

– А если она увидит тебя в мужских штанах? – спросила Нина.

– Не увидит.

–Если бы мы с друзьями были менее великодушны, она могла бы это сделать.

Теперь Ханна откинулась на спинку стула и уверенно улыбнулась. «Вот ты где», – подумала Нина.

– Тогда это было так: твое слово против моего. Я бы аккуратно оделась в передник и вернулась за монастырские стены еще до того, как вы постучали бы в дверь к Настоятельнице.

Интересно. Нина вложила в свой тон всю снисходительность, на которую была способна, и сказала:

– Конечно, ты бы так и сделала.

Ханна выпрямилась и ткнула пальцем в поверхность стола.

– Я знаю каждую ступеньку, которая скрипит в этом месте. Я знаю, где повар прячет ключ от западной кухонной двери, и у меня повсюду, от часовни до крыши, есть спрятанные передники исменная одежды. Меня не поймают.

Нина подняла руки, в знак примирения.

– Я просто думаю, что ты могла бы подумать о большей осторожности.

– Говорит девушка, обучающая меня навыкам Гришей в залах Джеля.

– Может быть, я теряю меньше, чем ты.

Ханна подняла бровь.

– Или, может быть, ты просто думаешь, что лучшая в том, как быть смелой.

«Испытай меня», – подумала Нина. Но все, что она сказала, было:

– Возвращайся к работе. Посмотрим, сможешь ли ты заставить мое сердце биться чаще.

После войны Зоя мало времени проводила в Крибирске. Причин было немного, да и слишком много плохих воспоминаний. В те дни, когда Равка была отделена от своей западной части Тенистым Каньоном, Крибирск служил последним безопасным местом. Город, где купцы и смелые путешественники снаряжались для путешествий и где солдаты могли провести последний вечер, запивая свой страх или платя за нежные объятия любовницы, прежде чем они сядут на скиф и погрузятся в неестественную темноту Каньона. Многие так и не вернулись.

Крибирск был портом, но теперь темная территория, известная как Неморе, исчезла и он стал просто еще одним маленьким городом с печальной историей.

Сохранились остатки былой славы города: тюрьма, казармы, здание, где когда-то размещались офицеры Первой армии и где Триумвират впервые встретился с новым королем Равки. Но раскинувшегося лагеря из палаток, лошадей и солдат больше не было. Говорили, что в песке все еще можно найти неизрасходованные пули, а иногда и обрывки шелка от черного шатра, где когда-то располагался двор Дарклинга.

Хоть темнота Каньона и монстры, населявшие его, исчезли, пескиостались, и рыхлая земля могла вызывать трудности при перемещении. Торговцы, пересекающие Равку, все еще приходили в доки, чтобы забронировать проезд на скифе, но теперь охранники нанимались для защиты груза от мародеров и воров, а не от угрозы плотоядных волькр, которые когда-то терроризировали путешественников. Монстры исчезли, и все, что осталось, – это длинный бесплодный участок серого песка, ужасающий своей пустотой. Ничто не могло вырасти в безжизненной местности, которую оставила после себя сила Дарклинга.

Предприятия в Крибирске были такими же, как и всегда: постоялые дворы, бордели, магазины с экипировкой – их просто стало меньше. Изменилась только церковь. Простое беленое здание с голубым куполом когда-то было посвящено Святому Владимиру. Теперь же над входом висело пылающее золотое солнце – знак, что здание посвятили Санкте-Алине из Каньона.

Зое потребовалось много времени, чтобы перестать думать об Алине как о сопернице. Она возмущалась способностями девочки-сироты, завидовала ее положению с Дарклингом. Она не понимала, что такое власть и какую цену за нее придется заплатить. После войны Алина выбрала мирную и безымянную жизнь, купленную фальсификациейсвоей смерти, но ее имя и легенда о ее мученичестве только росли и крепли. Зоя с удивлением обнаружила, что ей нравится видеть имя Алины на церквях, нравится слышать его в молитвах. Равка отдала слишком много любви таким мужчинам, как Дарклинг, Апрат и даже короли Ланцовы. Они были обязаны этим сиротке, у которой не было чувства стиля в одежде.

Хоть символ, венчающий вход в церковь, изменился, внешние стены остались прежними. Они были покрыты именами погибших, жертв бойни Дарклинга в Новокрибирске, городе-побратиме Крибирска, который когда-то лежал прямо возле Каньона. От солнца и времени надписи выцвели так, что написанное было почти неразборчиво для тех, кто не хранил имена в своих сердцах.

«Однажды эти слова канут в небытие, –подумала Зоя. – Людей, которые оплакивали погибших, не станет. Я тоже когда-то покину свет. Кто же тогда их вспомнит? »

Зоя знала, что если она подойдет к юго-западному углу, то найдет там имена Лилианы Гарин и ее подопечной. Но она не пойдет туда, не проведет кончиками пальцев понеаккуратным буквам.

После стольких лет она так и не нашла конца своему горю. Это был темный колодец, отдающее эхом место, в которое она когда-то бросила камень, уверенная, что он упадет на дно и она перестанет страдать. Вместо этого, он просто продолжал падать. Она забывала о камне, забывала о колодце, иногда на несколько дней или даже недель. Потом Зоя вспоминала имя Лилианыили ее взгляд останавливался на маленькой лодке, нарисованной на стене ее спальни, с двухзвездным флагом, застывшим на ветру. Она садилась писать письмо и понимала, что ей некому писать, и тишина, которая окружала ее, становилась тишиной колодца, где все еще падал камень.

Нет, она не повернет за угол церкви, не прикоснется пальцами к этим именам. Не сегодня. Зоя подтолкнула пятками лошадь и повернула ее в сторону города.

Зоя, Тамара и Николай поселились в пансионе с ужасным названием, который был построен так, чтобы выглядеть как большой корабль, севший на мель. Зоя вспомнила, как во времена своего расцвета она суетилась с солдатами и купцами, с утра до вечера на крыльце играл просто ужасный аккордеонист, чтобы заманивать путников с дороги. По крайней мере, он давно ушел.

Толя с монахом поселились на другой стороне улицы. Вместе близнецы были слишком заметны, а эта конкретная остановка на королевском маршруте держалась в секрете. Они послали большой золотой экипаж и ее сверкающих всадников в Керамзин. Тамих встретит супружеская пара, которая управляла приютом и которой, какони знали, можно было доверить секреты короны.

Зоя нашла ванну едва теплой, а беличье мясо и тушеную репу неаппетитными, но она слишком устала, чтобы жаловаться. Она спала и видела в своих снах монстров.

Утром она разбудила Николая красным бутыльком стимулятора, и они устроились в его гостиной, чтобы заняться делами дня. Возможно, позже они могут и обнаружить в песках древний терновый лес, но Равка требовала постоянного внимания, и этим утром это означало, что государственные дела не могут ждать.

Зоя несколько часов просматривала письма и писала ответные. Она послала Жене и Давиду зашифрованное послание с основными сведениями о нападении хергудов и инструкциями по удвоению вылетов, патрулирующих небо вокруг Ос Альты. Столица была уязвима, и Зое не хотелось думать, что может случиться, если хергуды нападут на школу Гришей. Любое нападение на Малый дворец будет считаться явным актом войны, и она сомневалась, что Шухан осмелится на такое, но не собиралась рисковать.

Она послала подобные послания Гришам, расположенным по всей Равке, с инструкциями быть бдительными днем и ночью, а также потребовала, чтобы связные постыПервой армии разместили дополнительных солдат в башнях инаблюдательных пунктах. Было бы целесообразнее иметь Гришей на заставахи делать запросы напрямую, но протокол есть протокол. Какая-то ее часть всегда возмущалась этими танцами вокруг да около, но эти нормы существовали, чтобы сохранить достоинство вовлеченных людей. Гриши не хотели быть уязвимыми, а Первая армия хотела сохранить свой авторитет.

После завтрака они работали бок о бок, в основном молча, лишь изредка советуясь друг с другом.