КНИГА ЧЕТВЁРТАЯ. Осадки

КНИГА ЧЕТВЁРТАЯ

Осадки

Из пучины страданий являются наисильнейшие души.

Э. Х. Шапин[1]

Люцифер – некогда Самый Любимый Ангел в том лучезарном измерении, что мы зовём Небесами, изгнанный из этой прославленной и могущественной юдоли собственным Творцом, брошенный в каменную темницу, где, вопреки наказанию Создателя, он попытался создать второй Рай, который смертные прозвали Адом – стоял посреди руин собственного собора и уже во второй раз планировал прощание с жизнью. Он решил, что не повторит прежней ошибки. Не будет святилища, не будет места паломничества для желающих поразмышлять о несправедливой и трагической истории Сатаны. Не будет Преисподней, населённой бастардами проклятых и их мучителей, некогда бывших его собратьями-бунтарями, низвергнутых из Рая за то, что вступили с ним в заговор по захвату Его Трона.

– Хватит, – пробормотал он сам себе, а затем взревел так, что его услышали в самых отдалённых закоулках Преисподней. – Достаточно!

От его крика камни на берегу подпрыгнули, точно в испуге, а затем покатились к озеру, чья поверхность также подёрнулась рябью. Дейл с Кезом не вернулись, и вместо того, чтобы ждать друзей у тела усопшей наставницы, Гарри с Ланой отправились на их поиски. Они как раз подошли к селению Азил, когда Люцифер испустил свой крик. Этот рёв услыхала и демонесса с дредлоками – она выскочила из одной из хижин. В одной руке она сжимала нож, а её волосы были в таком беспорядке, словно её оторвали от очень важного, трудоёмкого дела.

Увидав чужаков на своей территории, она угрожающе замахала ножом.

– Что делать вы здесь? – прошипела она.

– Ты видела наших друзей? – поинтересовалась Лана.

– Нет. Пожалуйста уйти, – оскалилась старуха.

– Какой убедительный тон, – хмыкнул Гарри.

– Право же, ведь не станешь ты возражать, если мы немного осмотримся? – сказала Лана и с этими словами двинулась прямиком к хибаре демонессы.

В ответ старуха харкнула ей в глаза. Слюна так обожгла кожу Ланы, что девушка пошатнулась, схватившись за лицо.

– Сраная сука! – крикнула она.

– Лана! Что творится? – забеспокоился Гарри.

Демонесса поспешила воспользоваться преимуществом. Покрепче стиснув рукоятку ножа, она резанула Лану по груди, затем по животу. Из ран засочилась кровь. Прежде, чем старуха ударила в третий раз, Лана неуклюже попятилась к потухшему костру у входа в лачугу и наступила на пепел. Под ним оказались раскалённые угольки, и её ботинки задымились. Послышался запах палёной резины, и Лане обожгло стопы, но она не собиралась подставляться под удары старухи. Вместо этого она ударила пепел ногой, запустив углями по осатанелой демонессе. Та отшатнулась и испустила поток проклятий.

– Не волнуйся, Гарри, – сказала Лана. – Всё схвачено.

Точно в ответ на её слова старуха сделала два неверных шага и снова ринулась на Лану, но на этот раз та была начеку и увернулась от лезвия. Затем Лана бросилась на демонессу, уцепилась за её шею, перехватила руку с ножом и трясла её, пока клинок не упал на землю. Обезоружив нападчицу, Лана обеими руками сдавила чешуйчатую шею старухи.

– Где наши друзья, ты, старая уродливая кобыла?

Демонесса зашипела. Нанесённые Лане раны засаднили, и боль только разожгла её гнев.

– Ладно. Значит, прикончу тебя, и дело с концом, – сказала она, почти поверив собственным словам. – Брошу тебя в костёр, и сама их найду.

– Безумная жена человек! Убийца дьявольщины!

– Вижу, пизда, ты внимательно меня слушала, – сказала Лана, покрепче сжимая шею демонессы.

Сильные пальцы старухи царапали её руки, отчаянно пытаясь ослабить хватку. Но та часть Ланы, что действительно намеревалась задушить демонессу, вдавила её пальцы ещё глубже, в самую трахею. Изо рта старухи послышался противный, дребезжащий хрип, её руки ослабели и отцепились от Ланы. Но благоразумие восторжествовало, и та отпустила старуху. Демонесса рухнула на гальку, и воспользовалась первым же выдохом, чтобы снова проклясть свою душительницу.

– Да-да, ля-ля-ля, – передразнила её Лана. – Идём, Гарри.

– Подожди, – Гарри стоял, повернувшись в сторону шипевшей проклятия старухи.

– Ты говорила что-то о червях, которые ведут отсюда, – обратился он к демонессе. – Скажи, что это значит. Это что, червоточины между мирами? Отвечай!

– Ты умирать – вот, что это значить! – прохрипела та.

Лана зарядила носком ботинка ей в подбородок, и старуха отлетела на несколько ярдов, упала и замерла, скорчившись костлявым клубком.

– Неправильный ответ, – сказала Лана, вытирая с лица остатки токсической слюны.

Затем она взяла Гарри за руку и завела в хибару. Внутри горел небольшой очаг. Дым выходил через отверстие в центре крыши. В отблесках пламени Лана увидела Дейла с Кезом – они стояли на коленях, спиной к огню, вперив глаза в стены лачуги. Руки они держали скрещенными сзади – так, словно были связны. Лана бросилась к ним.

– Господи! Ребята! Ответьте!

– Они живы?

– Ага. Она обездвижила их… каким-то заклятием. Они словно в трансе. Но живы.

Лана схватила Кеза за руку в попытке установить контакт и разорвать цепи, связавшие его разум. Телом здоровяка пробежала дрожь, и в ответ он сдавленно замычал – так, словно пытался заговорить во сне. Лана приселя рядом с ним и посмотрела ему в лицо. Глаза татуировщика были широко распахнуты, а рот плотно закрыт. Немигающим взглядом он смотрел сквозь неё.

– Кез. Это Лана. Ты можешь?..

– Эй, ребята, блять! Алё! – вмешался Гарри. – Нужно идти. Люцифер разлаялся, и не хотелось бы быть здесь, когда он начнёт кусаться.

Кез выдавил из себя тот же приглушённый звук. Лана провела руками перед глазами сначала у него, потом у Дейла – ноль реакции.

– Вот засранцы. Да послушайте же, что говорит Гарри! Вы даже не связаны. Та старая сука просто заставила вас так думать. И кляпов у вас нет. Слышите меня?

Послышалось всё то же глухое мычание за стиснутыми губами.

– Это всего лишь фокус, – вздохнул Гарри. – Какое-то придурочное заклятие. Кез, твои татуировки должны с этим справиться.

Они с Ланой подождали ответа, но ни Кез, ни Дейл не подали голоса.

– И тишина, – не вытерпела Лана. – Что нам теперь делать? Пиздец. Ну не понесём же мы их!

– Погоди, – сказал Гарри. – Глаза у них открыты, так?

– Ага. Они даже не мигают. Крипота, пипец просто.

– Они смотрят на что-то конкретное?

Лана бросила взгляд на стену перед Кезом и Делом – она была сделана из рваной парусины, и на ней оказалась четвёрка иероглифов. Начертаны они были так убористо, что почти сливались. Их друзья не сводили с них глаз.

– Ха! – воскликнула Лана. – Гарри, ты чёртов гений! На стене что-то нарисовано. И они таращатся как раз на эти каляки. Что мне делать?

– Сотри их. Смой. Замажь. Неважно. Главное, чтобы их не стало.

– Один сек, – кивнула Лана.

Она приложила руку к ране на груди, смочила ладонь кровью, а затем подошла к стене и затёрла иероглифы. Сработало моментально. Невидимые верёвки, кляпы и повязки на глазах Кеза и Дейла – всё это утратило власть над их сознаниями. Двое мужчин заморгали, точно пробуждаясь ото сна, и обескураженно посмотрели на Гарри с Ланой.

– Эй, ребята, – сказал Дейл. – Как это вы здесь очутились?

– Пропали две педовки, и мы отправились на их поиски, – ответил Гарри.

– И правильно сделали, – кивнула Лана. – Ещё пара минут, и та старая карга слопала бы вас на ужин.

– Господи, – изумился Кез. – Что, правда? Последнее, что я помню, это как мы подошли к селению, а потом… это.

– Готов поспорить, та старуха владеет какой-то ну очень древней магией, – сказал Гарри. Как иначе она обманула твои татуировки?

– Гарольд, почему ты не смотришь на меня?

– Действительно, – поддакнул Дейл. – И где Норма?

Гарри поджал губы и вместо ответа просто покачал головой. Дейл вцепился Кезу в руку и крепко её сжал. Лицо у Кеза окаменело, и он шумно втянул воздух. Татуировщик всё понял – слова здесь были излишни.

– Ясно, – процедил Кез. – Нервный срыв обождёт. Что делать будем?

– План таков, – сказала Лана, высунув голову наружу, – найти червоточину, о которой бормотала карга… – она осеклась демонессы и след простыл. – Блять. Надо было её прикончить.

– Да не, – отозвался Гарри. – Так лучше. Пускай живёт. И гниёт оставшуюся вечность.

Разорители отправились туда, откуда пришли, и по дороге Лана пересказала им, что Иглоголовый сделал с Гарри и Нормой.

– Не верится, – сказал Кез.

– Мне тоже, – кивнул Гарри. – Но нельзя на этом зацикливаться. Иначе не успеем.

– Что не успеем? – переспросил Кез.

– Найти выход, – сказал Гарри. – Та старая демонесса говорила, что есть выход.

– А ещё она сказала, что будет нас ждать, – хмыкнул Кез.

– Может, она имела в виду «жрать», – подал голос Дейл. – У старой кобыла были нелады с речью.

Не успели эти слова сорваться с его губ, как всё вокруг затопил яркий свет. Земля затряслась, и галька затарахтела у них под ногами.

– Что это за херня? – поинтересовался Гарри.

– Не знаю, – сказал Кез. – Но оно яркое, что капец.

Разорители укрылись в роще деревьев, и за пару шагов их поглотила тьма.

– Должно быть, опять Люцифер? – спросил Гарри.

Они вышли на поляну, и источник света стал предельно понятным.

– О, Господи Боже, – охнул Дейл.

– Люцифер покинул собор, – сказала Лана. – И он сияет.

– Сияет? – переспросил Гарри.

– И парит над озером, – сказал Дейл. – Творит с водой что-то немыслимое.

– Да, я догадался… – кивнул Гарри. – Уши начинают отрабатывать за глаза. Слышу, что вода с ума сходит.

– Сходит с ума – очень метко. Он… – Кез осёкся. – Вау.

– Что? – спросил Гарри.

– Он взлетает. И то быстро, – сказала Лана. – А та ебучая водная тварь…

– Ку’ото? – уточнил Гарри.

– Он самый! – в голосе Ланы читалось изумление. – Он несётся следом. Верхом на смерче из воды, только перевёрнутом. Точняк, как перевёрнутая воронка…

Им не хватило слов, чтобы описать творившееся на их глазах. Зрелище было невероятное: кипучая вода безумно кружилась, и восходящая по спирали энергия вздымала массивное, змееподобное тело Ку’ото; тело Люцифера возгоралось всё ярче, и он стремительно мчался ввысь. Гигантский обитатель озера нёсся следом, отрицая все возможные законы природы – Люцифер поддел левиафана неким невидимым крюком и тянул его вверх, в то время, как снизу ему помогали взбесившиеся воды.

Гарри таращился на это зрелище невидящими глазами, изо всех сил стараясь расшифровать звуковой хаос.

– Ребята? Ну что там за хуйня творится?

– Не думал, что когда-то это скажу, но описать слов не хватает, – прошептал Дейл.

– А как на счёт попытаться? Ну же, кто-нибудь! Я хочу это видеть!

– Ку’ото прям с товарняк, клянусь, – сказала Лана.

– И он летит следом, – договорил за неё Кез.

– Куда?

– Из озера, вверх.

– Это ещё зачем?

Прежде, чем кто-то озвучил какое-либо предположение, на этот вопрос ответил сам Люцифер.

Люцифер, Падший Ангел, Утренняя Звезда жил и умер в своём подземелье, под столь ненавистным ему каменным небосводом. Господь возвёл перекрытие над тюремным царством Люцифера подобно тому, как запечатывают мертвеца за могильной плитой – дабы скверна его не ширилась и не отравляла мир живых.

Теперь же, вместо того, чтобы схоронить эту войну внутри себя, Люцифер, наконец, выпустил её на волю и впервые за тысячелетия ударил о каменный свод с силой, питаемой чистой яростью. Ку’ото всё ещё подымался на водовороте, и тело его оказалось ещё колоссальней, чем ожидал Владыка Преисподней. Люцифер поднимал его без должных усилий, пускай зверь и возмущённо ревел от того, что его исторгли из естественной среды обитания. Дыхание левиафана смердело мёртвым, разлагавшимся в его кишках мясом, и он желал заключить Люцифера в свой желудок больше, чем что-либо, попадавшееся в поле зрения его прожорливых глаз – только поэтому он не пытался освободиться от вцепившейся в него невидимой хватки. Скоро он нагонит Утреннюю Звезду и проглотит его целиком. Ангел был так близко, всего ничего от его зияющей пасти. Ещё миг, и Ку’ото схватит его.

Но нет. Люцифер всё стремился ввысь, и Ку’ото летел следом. Кольцо за кольцом раскручивалось его тело, а чудище продолжало взбираться по воздуху, пока водяная воронка не осталось далеко внизу, в тысяче футов от воспарившего монстра.

На берегу же те из Разорителей, кто остался при зрении, молча наблюдали за представлением. В один миг вся какофония, все те слои звука, что нарастали, пока Люцифер закручивал озеро в водовороте, – всё смолкло. Даже рёв воронки словно отдалился. Безмолвие длилось одну, две, три миллисекунды. А затем Ку’ото врезался в небосвод. Удар оповестил о себе страшным громом – вначале послышался далёкий раскат, а затем он кошмарной реверберацией прокатился по всем небесам. Ку’ото испустил нечестивый, хтонический, исполненный боли вопль, и это стало последним, что он сделал – чудовище умерло и сигануло вниз, к своей водяной могиле.

– Что это за хуйня?! – закричал Гарри, закрыв уши руками.

– Господи. Оно… Э-э, оно врезалось в небо, – сказала Лана.

– В камень?

– Со всей дури, – кивнул Кез. – И в нём появилась трещина. Даже не одна. Куда больше. Блять. По всему чёртову небу бегут трещины.

– А где Люцифер?

– Он там, у точки удара. Протискивается в трещину, расширяет её своим светом.

– А Ку’ото?

– Сдох. И падает. Я такого никогда не видел.

– У меня хорошее воображение, – сказал Гарри.

– Он собирается проломиться сквозь небо, – охнула Лана.

– Ребята, может, пошли? – подал голос Дейл. – Или мы ждём музыкальный номер?

– Идём, – согласился Кез. – Гарри, что скажешь?

– Да, я уже увидел всё, что хотел, – без улыбки ответил Гарри.

– Ну так двигаем, – сказала Лана.

– Ведите меня к Норме, – сказал Кез. – Всё равно мы почти что призраки.

Небеса издали ещё один залп грома – в камне появились новые трещины, паутиной разбежавшиеся от зияющих разломов на поверхности свода. Из них посыпались осколки, и первые несколько секунд они казались незначительными, однако по мере падения камни явили свои истинные размеры. Обманчивыми были не только их габариты, но и траектория – расстояние между небосводом и раскинувшимся под ним Адом не позволяло оценить всю грандиозность происходящего. Булыжники, которые должны были рухнуть на пляж и раздавить Разорителей, приземлились в нескольких милях от них, где-то в районе Пираты, а обломки, явно мчавшиеся в сторону пустыни, упали в воду. Самый крупный из этих осколков – камень величиной с несколько домов, если не больше – врезался в озеро в сотне ярдов от берега, и от столкновения в воздух поднялся столп брызг, едва не превзошедший высоту собора.

Морось падающих обломков быстро превращалась в ливень: пытливый свет Люцифера всё глубже протискивался в каменный свод, и чем дальше Дьявол в него внедрялся, тем больше фрагментов откалывалось от Небес. Булыжник размером с автомобиль сиганул вниз, нацелившись на пляж – как раз на то место, где стояли Гарри и его друзья.

– Ну, трындец, – сказал Кез.

– Что?..

– Всё потом! – рявкнула Лана и толкнула Гарри.

Камень просвистел в сантиметре от головы Д’Амура и беззвучно исчез между деревьев позади него. Все стали, как вкопанные.

– Воу, – сказал Гарри. – Какая махина. А где ба-бах?

Небесный обломок был таких размеров, чтобы от удара о землю деревья должны были сотрястись от корней до кончиков веток и обронить остатки листвы. Вместо этого камень пролетел над головами Разорителей и сгинул, словно его никогда не существовало.

– Все это видели? – проговорил Дейл, едва ворочая языком.

– Нет, – сказал Гарри. – И мне начинает казаться, что вы надо мной издеваетесь.

– Ёханый бабай, – изумилась Лана. – Гарри, кажется, мы нашли выход.

– Черве-точины, что ведут домой! Точняк! – воскликнул Кез. – Червоточины, Гарольд! Ты был прав! Об этом и говорила старая кошёлка. Это наш билет домой! Пошли!

Лана отвела их телу Нормы. Увидав измученное, безжизненное тело подруги, Кез споткнулся, но всё же подошёл ближе.

– Боже правый, – пробормотал он. – Я не был готов к этому.

– Сны меня не предупредили, – сказал Дейл надтреснутым голосом.

Помедлив секунду, Кез собрался с силами, нагнулся, и взвалил тело старой подруги себе на плечи.

– Давайте, – сказал он. – Пошли. Мы сказали, что не уйдём без неё.

Вместе они отправились вдоль рощи деревьев и вышли к усеянной обсидиановыми булыжниками пустыне. Порой небесные камни попадали в вулканическое стекло и с громким треском разлетались на тысячи осколков. Смертоносная шрапнель брызгала во все стороны, и пулями рикошетила от чёрных валунов. Пригнув головы, Разорители петляли между огромных камней в поисках червоточины.

– Господи, – простонал Гарри. – Когда уже прекратится эта бомбёжка?

– Судя по всему, он собирается сравнять с землёй всю Преисподнюю, – сказал Кез.

– Да, кажется, таков его план, – согласился Дейл.

Не успел он договорить, как небо страшно затрещало – загремело так, что у Разорителей заложило уши. Между землёй и небом прокатилось чудовищное эхо, и с каждым отражением звук лишь ширился и нарастал, превратившись в безостановочное, басовитое гудение.

– Бежим! – крикнула Лана.

– Вот срань. Что Судный День! – проорал Кез.

Не смотря на свистевшие вокруг осколки, он остановился и задрал голову, чтобы получше рассмотреть колоссальное поднебесное зрелище. Люцифер постепенно разбирал небосвод по кусочкам, и каждый фрагмент поражал своей монументальной красотой. Катаклизм разворачивался словно в замедленной сьемке – громадные камни выскальзывали из небес с ленивой грацией.

– Кажется, я её вижу! – воскликнула Лана.

– Пожалуйста, скажи, что это недалеко! – прокричал Гарри.

– Да! Если я не ошиблась! Впереди два булыжника, и камни между ними не рикошетят. Должно быть, это оно!

Кез оторвал взгляд от неба и посмотрел в сторону Гарри. Они с Ланой сидели на корточках в семи шагах от него и протягивали руки к пустому пространству между двумя валунами.

– Как по мне – порядок, – сказал Гарри. – Короче, я пошёл. Если вышла ошибочка – буду орать.

– И как нам тогда быть? Здесь остаться? – ухмыльнулась Лана. – Шевели жопой, Галахад. Запасного плана у нас нет.

Кез хотел посмотреть, как его друг исчезнет в червоточине, но под небесами опять громыхнуло. Он повернул голову на источник звука, и в тот миг отчасти догадался, почему Гарри выбрал себе такую работу. Внезапно он понял, что жадно ловит каждый момент. Небосвод умирал: камнепад усиливался, а перед ними летел целый град обломков помельче, и воздух переполнял их яростный вой. Кез просто стоял и смотрел на разворачивавшееся на его зачарованных глазах зрелище.

Но тут рядом с ним оказался Дейл.

– Кез! – крикнул он и потянул Кеза за руку. – Нужно идти, дорогой. Сейчас же. Иначе кранты.

В эту же секунду в обсидиановый булыжник неподалёку врезался массивный камень. Он разлетелся на куски, и во все стороны полетели огромные обломки. Кез развернулся: пока он смотрел в другую сторону, Гарри с Ланой уже скрылись в червоточине. Он понадеялся, что ещё увидит своих друзей.

Затем краем глаза он заметил, что по направлению к ним летит один из обломков, и открыл было рот, чтобы закричать, но прежде, чем с его губ сорвалось хоть одно слово, Дейл затянул его в расселину между двумя булыжниками. Внезапно тёмный, ревущий ландшафт исчез вместе с рушащимися небесами, и они с Дейлом очутились совсем в другом месте. Только мелькавшие над неровной почвой размытые пятна света давали хоть какое-то представление об их местоположении.

– Значит, мы в червоточине? – спросил Кез.

– Наверное, но точно не скажу, – отозвался Дейл. – Я ведь в них раньше не бывал.

– Да уж, попробуй здесь сориентируйся, – хмыкнул Кез. – Гарри? Лана? – ответа не последовало. – Куда они запропастились? Ты их видишь?

– Сладенький, не вижу ни зги. Надеюсь, нас не выбросит где-то посреди Атлантического океана.

– Конечно. Выйдем себе на Таймс-сквер, и окажется, что нам всё приснилось.

Точку в его ремарке поставил могучий, пускай и приглушённый, рёв, с которым обрушились остатки небосвода над Адом, похоронив под собой весь ландшафт Преисподней. Реверберация проскочила через порог червоточины и расползлась по её полу. Её энергия вспыхнула яркими искорками, и огоньки устремились вверх по стенам, подымавшимся так высоко, что казалось, будто они смыкаются где-то в вышине.

Оставив Ад позади, Кез с Дейлом пошли дальше. Рокот инфернального катаклизма всё затихал, пока не успокоились последние его отголоски, и все погрузилось в безмолвную тишину.

– Bon voyage, Чистилище, – сказал Дейл. – До новых встреч.

Червоточина не препроводила их в ледяные воды Атлантики, но и не опустила их на тихий нью-йоркский тротуар, где бы они с лёгкостью нашли подходящий транспорт, чтобы отвезти Норму в её квартиру. Отнюдь, червоточина была изысканно капризной. Сперва она показала Лане с Гарри соблазнительный вид городской улицы – пускай не Нью-Йорк, но место было цивилизованным. Однако выйти им она не позволила. Едва Лана успела сообщить Гарри об увиденном, как мимо них промчалась стайка огней и стёрла уличный пейзаж.

– Наверное, это не наша остановка, – проговорила Лана, стараясь не звучать безнадёжно.

Какое бы отчаяние её не одолевало, она была уверена, что её чувства не шли ни в какое сравнение с мыслями, варившимися в голове у Гарри.

– Где Кез с Дейлом? – спросил он. – Их не видать?

– Нет. Но уверена, что они почти сразу за нами, – соврала она. – Не волнуйся. Сейчас подоспеет следующая остановка.

На этот раз она сказала правду. Не успела она договорить, как перед ними возникла новая дверь. Зрелище оказалось куда как менее привлекательным, чем предварявшая его улица: то был пейзаж, состоявший из чёрных камней и девственно-белого снега, и над ним носился жестокий ветер, поднимая завесы из слепящей белизны.

– Если это наша остановка, то нам пиздец, – пробормотала Лана.

Им повезло: как и в прошлый раз, стоило ей бросить на картину беглый взгляд, как её стёр всё тот же косяк огоньков. Некоторое время они молча продвигались вперёд. Лана шла впереди, а Гарри аккуратно держал её за левое плечо, чтобы не упасть, оступившись на неровной почве.

Впереди появилась третья дверь, и на этот раз зрелище было хотя бы теплей предыдущего: в портале показалось американское, судя по знакам, шоссе, тянувшееся через пустынный ландшафт. Изображение стало чётче и материальной, дав Лане понять, что они прибыли. Испещрённая огоньками поверхность червоточины выбросила вперёд лоскут темноты, приземлившийся в оранжево-жёлтую пыль на обочине трассы.

– Не красная дорожка, но сойдёт, – сказала Лана. – Поторопимся, пока эта хренотень не передумала.

Лана вывела Гарри на жару пустынного полудня и, оглянувшись на черве-точину увидела Дейла и Кеза с Нормой на плечах– они тоже сошли с тёмного трапа на раскалённый солнцем песок. Червоточина исчезла.

– Где вы были?! – закричала на них Лана. – Я думала, вам кранты!

– Ты же говорила, что они сразу за нами, – сказал Гарри с иронической ухмылкой.

– Не надо меня раздалбывать. Нужно было пошевеливаться.

– И долго вы нас тут ждёте? – поинтересовался Кез.

– Никто никого не ждал, – сказал Гарри. – Вы вышли сразу после нас. Но могли опоздать и на день-два. Червоточины не всегда подчиняются нашим законам времени и пространства.

– Ну, я чертовски рад снова вас видеть, – сказал Кез. – Не верится, что мы это пережили.

– Не все, – возразил Гарри.

– Знаю, Гарольд, – сказал Кез и сильней прижал к себе Норму. – Не нужно мне об этом напоминать. Я рад, что мы, по крайней мере, вместе. Не знаю, куда нас могло выплюнуть. Могло и в разные места разбросать. Кто-нибудь знает, где мы?

– Из огня, да в полымя, – хмыкнул Дейл.

– Я выпью за это, – сказала Лана и посмотрела вдоль шоссе, стрелой тянувшегося до самого горизонта. – Где бы мы ни были и куда бы мы отсюда не направились, с пережитым пеклом оно не сравнится.

– Вон в той стороне есть какое-то здание, – обрадовался Дейл.

– Не вижу, – нахмурился Кез.

– Я тоже, – сказал Гарри.

– Юмор – фирмá, – хмыкнула Лана. – Но я тоже вижу то здание. До него пара миль. Далековато, но там точно что-то есть. Может, так и к городу выйдем.

– Значит, двигаем в ту сторону, – сказал Кез.

– Можно подождать попутку, – предложил Гарри. – Может, нас подбросят.

– Ой, да ла-адно, – отмахнулся Дейл. – Хотел бы я увидеть на водителя, который рискнёт подобрать какого-то дэнди, лесбуху, слепого, залитого кровью мужика и педика-великана с мертвой чернокожей на плечах.

– Как хорошо, что я ослеп, – сказал Гарри.

– Радуйся.

– Значит, пойдём пешком.

– Айда.

На том порешив, они отправились вдоль трассы. Пока они шли, мимо них проехало несколько автомобилей. Каждая машина заметно притормаживала, чтобы полюбоваться на их компанию. Поняв, что глаза не врут, водители спешно жали на газ и скрывались, подняв за собой хвост едкой, жёлтой пыли.

Но после того как за горизонтом скрылся седьмой автомобиль, до ушей Гарри долетели звуки церковной музыки. Песнопения становились громче, и Д’Амур повернулся к друзьям:

– Прошу, скажите, что не я один слышу этот госпел. Не готов я отбыть на Небеса. Ведь только из Ада выбрался.

– Нет, – поднял бровь Кез – Я тоже слышу.

– И меня посчитайте, – поддакнул Дейл. – Вообще мне кажется, источник звука двигается прямо на нас.

Только он договорил, как на шоссе возник большой чёрный седан с тридцатисантиметровым крестом на капоте.

– Христиане, – проворчал Кез. – Боюсь, здесь можно ни на что не надеяться.

Он сконцентрировался на ходьбе и немного переместил Норму, устроив её поудобней. Когда Кез только взвалил тело себе на плечи, оно казалось таким лёгким – кожа да кости. Но он здорово подустал, и пускай Кез перекладывал тело то на одно плечо, то на другое, а то и вовсе брал его на руки, легче особо не становилось. Однако он не собирался оставлять тело, пока не знал, где конкретно они находится.

Если бы что-то случилось с останками Нормы из-за его сиюминутной халатности, Кез бы себя никогда не простил. И без этого будет чертовски сложно свыкнуться с мыслью, что они позволили Норме умереть. Так что Кез брёл вперед, сосредоточив остатки сил на ходьбе. Каждый следующий шаг ничем не отличался от предыдущего, кроме одной очень важной детали – он приближал его к концу безумного путешествия в Ад и обратно, приближал к его крохотному салону на пересечении 11-й и Хадсон-стрит, к аромату чернил и перспективе устремить взор на очередное обнажённое, дрожащее в предвкушении полотно из плоти и крови. О, как бы он хотел очутиться там прямо сейчас! Откупорить бутылку пива… нет, нахрен пиво. Он бы убил за стакан холодного молока.

– Народ, вас подбросить?

Мысли Кеза врезались в этот голос, точно в кирпичную стену. Они все, как один, повернулись к говорившему – им оказался водитель чёрного лимузина.

– Спасибо тебе, Господи, конечно, – выдохнл Гарри.

Отворилась одна из задних дверей машины, и из неё вышел бледнокожий юноша в очках, белой рубашке с короткими рукавами и чёрном, узком галстуке.

– Меня зовут Уэлсфорд. Вам, ребятам, вроде как нужна помощь, и преподобный Катчевер приглашает вас присоединиться к нам. В салоне прохладно, а здесь ну просто чудовищно жарко.

– Мы с радостью принимаем ваше предложение, – ответил Гарри. – Но должен вас предупредить: с нами тело нашей усопшей подруги.

– Да. Я попытался донести эту мысль до преподобного, однако…

– Аллилуйя! – послышался голос с заднего сидения. – Одна из наших возлюбленных сестёр отправилась на встречу со своим Создателем! Счастливый, счастливый день. Заносите её и устраивайте поудобней.

Кез попытался уложить тело Нормы в лимузин как можно аккуратней, но у него ничего не получалось: орудовать приходилось одной рукой, а преподобный Катчевер – весьма тучный мужчина под шестьдесят в очень дорогом костюме – сидел в дальнем углу лимузина и явно не собирался предлагать какую-либо физическую подмогу.

Кез устроил труп Нормы в полулежачем положении напротив преподобного, а затем помог Гарри усесться на продольном сидении лимузина.

– Ещё чуток, Гарольд… вот так!

– Молодой человек, вы слепы? – спросил преподобный.

– Да. Недавно угораздило, – отозвался Гарри.

– О, Боже-Боже, – покачал головой преподобный. – Страждущие мои братья и сестры…

– Да, можно и так сказать, – сказал Кез.

С этими словами он пропустил Лану с Дейлом вперёд. И только потом забрался внутрь сам, устроился между Дейлом и Нормой и захлопнул дверцу.

– Ну, все на борту.

– У вас такой вид, будто вы претерпели немало лишений, – заметил преподобный.

Дейл застонал, и Гарри решил взять разговор на себя.

– Спасибо, что остановились. Если получится, высадите нас на какой-то остановке, чтобы мы могли добраться до Нью-Йорка…

– До Нью-Йорка? – переспросил ассистент преподобного. – Далеко вы от дома.

– А где мы? – поинтересовался Гарри.

– Хороший вопрос, – скривился преподобный. – Уэлсфорд, что это за юдоль горемычная? Уже не один час по ней колесим.

– Преподобный, мы в Аризоне, – ответил Уэлсфорд, а затем обратился к Гарри и его друзьям. – Преподобный должен быть в церкви в Прескотте через… – он сверился с часами, – через час и двадцать две минуты.

– Тогда, если вы не против, мы с радостью составим вам компанию, – сказал Гарри, – а там уже сами найдём транспорт.

Ассистент нервно зыркнул на Катчевера, который словно и не слышал слов Гарри. Уэлсфорд, как зачарованный, уставился на остальных Разорителей.

– Преподобный, вы не против? – спросил Уэлсфорд.

– Что?

– Не против, если они доедут с нами до Прескотта?

– Прескотт… – протянул Катчевер, думая о чём-то своём.

– Это «да» или «нет»?

Преподобный не ответил на вопрос – он не сводил глаз с Кеза и Дейла, которые сидели, взявшись за руки.

– А вы, братья, о себе не расскажете? – наконец проговорил он с почти нежной вкрадчивостью.

Ему не ответили. Гарри догадался, что будет дальше, и как бы его не одолевала усталость, он почти предвкушал жестокое разочарование, ждавшее бедного проповедника. Он выбрал не тот день, чтобы направить этих заблудших грешников на путь истинный.

– Дети мои, как мне вас жаль, – сказал Катчевер. – Жить с ложной верой в то, что вы такими родились… Какие же скорби вы претерпели… Но у Господа на всё есть свой план. Как бы не было тяжело в это поверить.

– Что, правда? – отозвался Кез.

– Конечно, сын мой. Конечно. Какие бы грехи ты не совершил, Он призывает тебя отринуть их и принять Его прощение и Его защиту. О, славься, Господь, как чётко я вижу эту картину. Поэтому вы здесь, с нами! Спасибо Тебе, о Всевышний…

– Ну, понеслась, – сказал Гарри, и по его лицу расползлась улыбка.

– Хвала Господу за то, что препроводил вас под мою опеку – я спасу ваши души! – продолжал впаривать святой отец.

Теперь застонал уже Кез.

– Бог Всемогущий не испытывает нас свыше наших возможностей! – не унимался проповедник. – Святым писанием клянусь, если вы не покаетесь, не видать вам Небес! Но я могу вас спасти. Ещё не поздно, дети мои! Желаете ли вы избежать пламени адского?

– Ада не существует, – сказал Гарри. – Точнее, уже не существует.

– Ещё как существует! – воскликнул священник. – Он являлся мне во многих видениях. Я видел его печи, видел лес их дымоходов, видел, как проклятых содомитов, вроде тебя, – указал он на Кеза, – и тебя, – тыкнул он пальцем на Дейла, – ведут демоны с лицами, обезображенными пороками страшными.

– Какой кошмар, – сказал Гарри.

– Воистину так. И кровью Иисуса клянусь, в вас сидит Дьявол, сидит во всех вас, но, во имя Христа, я изгоню этих бесов. Я…

Гарри засмеялся, перебив преподобного.

– Господи Боже. Ты когда-нибудь слышал выражение «знай свою аудиторию»? – сказал он, и атмосфера в лимузине совсем скисла. – Клянусь душой той славной женщины, что сидит напротив вас, мы только что вернулись из Ада, который вы живописуете. Мы последовали туда за демоном, укравшим нашу подругу, и видели, как его жителей поразил чумной туман. Видели, как чёрная магия уничтожила целую армию адских солдат. Видели труп самого Дьявола, и на наших глазах он воскрес и запустил о небосвод морским зверем чудовищных размеров. Видели, как треснула, проломившись, крыша Ада, и как рухнули небеса на головы всех жителей Преисподней. Мы едва успели сбежать. Мы голодны, измучены, и мы скорбим от утраты близкого человека. Потому, святой отец, терпения на проповедь у нас уже не хватает. Так что либо завалите хлебало, либо выкатывайтесь нахуй, но эта машина едет в Нью-Йорк.

– Й-й-я… – попытался ответить преподобный, но язык отказывался ему подчиняться. – Й-я… Водитель!

Священник замолотил ладонью по стеклянной перегородке, отделявшей водителя от пассажирского салона.

– Водитель!

– У вас там всё в порядке? – послышался в ответ мужской голос.

– Нет! – взвизгнул Уэлсфорд. – Остановите машину!

Водитель послушно вильнул к обочине пустынного шоссе, вылез наружу, обошёл лимузин и открыл пассажирскую дверцу. Он пригнулся и заглянул внутрь салона. Все пассажиры спокойно сидели на своих местах.

– В чём тут проблема, преподобный?

– Эти путники безнадёжны! Они обречены на адские муки и с радостью утащат за собой любого, кто встретится на их пути!

– Само собой, – попытался успокоить босса водитель. – Так что, вы хотите их высадить?

– Да! – вскрикнул преподобный.

Водитель окинул пассажиров сочувственным взглядом.

– Ладно. Преподобный говорит на выход – значит, на выход.

– Наш выход в Нью-Йорке, – сказал Гарри.

– Мужик, давай без вот этого вот. Музыку здесь заказывает преподобный, и он катит в Прескотт, а затем… забыл, что там дальше, но Нью-Йорк в списке не числится. Так что ищите себе другую попутку.

– Или другого водителя, – послышался из-за его спины голос Кеза.

Пока водитель обходил лимузин, Кез выскользнул из машины с противоположной стороны, и теперь стоял сзади, поигрывая прихваченным из Ада ножом. Он ткнул клинком в сторону водителя, и среагировал тот моментально.

– Берите тачку. Только меня не трогайте, окей? У меня пять детей. Жены нет, но целых пять костогрызов. Думаете, вру? Сейчас фотку достану, – он полез рукой в карман.

– Не сомневаюсь, что ты у нас прекрасный производитель, – сказал Кез. – Не стоит. Только помоги мне выдворить преподобного из машины.

– Выдворить?

– О, он может и остаться, но не думаю, что ему захочется катить до самого Нью-Йорка в компании пропащих грешников.

Преподобного не нужно было просить дважды – он уже заготовил ответ.

– Помогите мне выбраться из этой сраной машины, – сказал он. – И поедет она не в Нью-Йорк. Она покатится прямиком в огненное озеро, и я не хочу быть на борту, когда она сиганёт прямиком в раскалённую лаву! – он протянул свою толстую, усеянную кольцами пятерню. – Помоги мне подняться, Джимми. Или Джулиус, или как там тебя, блять.

– Фредерик.

– Просто дай мне свою чёртову руку.

– Преподобный, не поминайте всуе, – пожурил его Кез.

– Да иди на хуй, – огрызнулся священник.

Он протянул руку и хотел было схватиться за дверь, но Кез его опередил, и вместе с Фредериком они оторвали тучу преподобного, имевшую в себе целых триста семьдесят фунтов веса[2], от продавленного сидения. Как только священник поднялся на ноги, Фредерик отпустил его, и Кез последовал примеру помощника. Святой отец испустил пронзительный вопль и опрокинулся в пыль на обочине.

– Уэлсфорд, идиот! Ты где? Я упал. Помоги мне подняться, иначе уволю тебя к чертям собачьим и, Богом клянусь, уж постараюсь, чтобы тебя ни один хер не нанял.

Уэлсфорд встрепенулся и бросился помогать любимому нанимателю. Ассистент суетился вокруг святого отца, точно ошалелый от чувств любовник – он принялся смахивать пыль с костюма священника, и его руки буквально порхали над преподобным. Увидав это зрелище, Кез расхохотался.

– Что, блять, смешного? – прошипел преподобный.

– Да так, вспомнилось кое-что, – сказал Кез. – А, и да: мне понадобятся ваши телефоны.

Как только были конфискованы все средства коммуникации, Кез уселся на место водителя, опустил окно и отчалил, окатив лицемерного священника и его подчинённых аризонской пылью.

Лимузин спокойно мчал по шоссе, как вдруг с заднего сидения послышался голос Д’Амура:

– Кез.

– Да, Гарольд?

– Благослови тебя Бог.

Люцифер лежал под страшным весом битого камня. Его тело было скроено так безупречно, что даже под толщей павших небес оно сохранило свою целостность. Голоса, пробудившие его из коматозного состояния, принадлежали не человеческим существа: звучали они с трубными интонациями, характерными для ангельского племени – Люцифер прекрасно понимал, о чём речь вопреки прошедшем столетиям. Их спор явно свидетельствовал о том, что это были вовсе не посланники любви.

– Бетрейт, как мы всё пропустили? Неужели караул не поставили? Нужно было поднять тревогу, как только камни посыпались. Я бы уж озаботился местами, да в первом ряду! Только представь: паника, крики, мольбы…

– Такии, демоны не молятся!

– Ещё как молятся.

– Ну ты кретин. Какому б хую они молились?

– У них был предводитель. Какой-то крамольник. Вот кал навозный! Имя забыл. Ты же знаешь, как у меня с именами. Он был тем ещё придурком, все так говорят. Так Старая Титька дал ему пинка, а он восстание поднял.

– Не Люцифер?

– Точно. Люцифер. Люциферу они и молились.

– Это ещё с какого чуда?

– Он ведь здесь всё построил.

– И? Не всё ли равно?

– Мне – нет.

– Тебе? Тебя волнует кто-то, кроме твоей персоны? Ну выдал.

– Я не говорю, что готов глотки за это грызть. Я о том, что ебанат, который всё это провернул, – а он уж поднатужился… короче, какой бы эгоистичный хрен это не вычудил, он бы мог сказать хоть парочке друзей, и мы бы сидели себе поодаль да наслаждались бойней, как цивилизованные существа. Вместо это мы торчим здесь, как истуканы, в неведении полнейшем…

– Да заткнись ты.

– А ты мне указ. Я…

– Брат, захлопни-ка пасть да открой глаза. Ты видишь то же, что и я? Вон там! Под тем камнем!

В этот миг Люцифер набрал полную грудь воздуха, и придавивший его массивный камень громко треснул, расколовшись надвое.

– Боже. Все. Могущий, – проговорил тот, кого звали Бетрейт.

Оба ангела посмотрели на Люцифера. Стыд был не в их природе. Чего стыдиться таким безупречным созданиям? Но как бы не закостенели их инстинкты, они всё же догадались, что перед ними не обычный демон.

– Это он, – сказал Бетрейт.

– Но у него такой вид, словно…

– Заткнись, брат, – прошипел Бетрейт. – Лучше оставь своё мнение при себе.

– Ты что, испугался его?

– Я же просил заткнуться.

– Знаешь что? Пошёл ты на хуй, – сказал Такии, а затем повернулся к Люциферу. – А ты, всемогущий Люцифер, – на два хуя. Всё было здорово, пока ты не явился.

Высказавшись, ангел начал было поворачиваться к Дьяволу спиной, но одного лишь слова оказалось достаточно, чтобы он замер в полуобороте:

– Постой.

– Что? – переспросил Такии.

– Ангел, ты числишься мертвым, – сказал Люцифер.

– Правда?..

Казалось, слова Падшего сбили Такии с толку. А затем он посмотрел на Дьявола обожающим, блаженным взглядом, улыбнулся и сгинул.

Питавшая его энергия мгновенно унаследовала своеволие, вожделение и всё возраставшее замешательство их хозяина и сразу же начала покидать его тело в поисках нового, более благодатного пастбища. Свет, обитавший в тёплой плоти, угас, и все таившиеся в ангельском организме силы погибли. Он свернулся клубком, и голова его сплющилась и удлинилась – тело небожителя обрушилось и схлопнулось, точно старое, ветхое здание. Если смерть его и сопровождалась болезненными ощущениями, он никак об этом не заявил.

Другой ангел, чью кожу украшал едва заметный рисунок из глаз с красными контурами и черными зрачками, моргнул и покачал головой.

– Как же скучно. Каждый день точно такой же, как предыдущий, – промолвил он. – Чем дальше, тем больше я думаю, что принял бы любую альтернативу.

– Любую?

– Да, – сказал ангел, специально подначивая палача.

– Даже смерть? – переспросил Люцифер.

Ангел кивнул, свернулся калачиком и разрушился вдвое быстрее своего друга.

Люцифер взобрался на самый высокий из небесных булыжников и попытался сориентироваться. Задача оказалась не из лёгких. Каменный потоп эффективно сравнял с землёй все топографические детали местности. Дьявол не мог понять, где находится, и в какой стороне было больше шансов скрыться никем не замеченным. Он не хотел натолкнуться на кого-либо из выживших. Всё, в чем он нуждался – это анонимность и тихое, уединённое место, где можно поразмыслить и решить, что делать с навязанным ему воскрешением.

Для начала ему следовало убраться из адской пустоши, избежав непрошеного внимания. Тем временем прибывали другие ангелы – он видел, как они спускаются из царившей вверху темноты, жадно осматривая руины Ада. Люцифер решил воспользоваться их болезненным интересом, и начал продумывать маршрут побега: вместо того, чтобы направиться в сторону облюбованных ангелами ужасов, он пойдёт узкими, неприметными расщелинами.

Когда Люцифер оставил позади самые страшные зрелища, путь стал совсем лёгким. По дороге ему попался труп солдата в широком балахоне. Он снял с мертвеца одежды, укутался в них, чтобы скрыть светящуюся плоть от лишних взглядов, и отправился прочь из Преисподней да в мир людей.

Д’Амур сидел во тьме. День то был, или ночь, а его окутывала чернота. Слепое блуждание по Аду теперь казалось Гарри дурным сном, однако вернувшись обратно в Нью-Йорк, – обратно в свою квартиру, в свой офис – он начал понимать всю жестокость последнего проклятия Адского Жреца. Как и все, благословлённые даром зрения, он воспринимал его, как данность. Жизнь и зрячесть были для него неразрывны. Глаза помогали ему существовать в извечной действительности. Пока у него получалось смотреть вперёд, он мог хотя бы пытаться не оглядываться назад. Теперь же, чтобы находить путь в окружающем мире, ему приходилось полагаться на воспоминания, а память лишала его настоящего и заставляла постоянно погружаться в мутные воды прошлого. И пускай жить по-человечески он никогда не умел, ему хотелось вернуться к привычной реальности.

У Гарри не было оснований полагать, что проклятие спадёт, и он решил закрыть своё агентство. Не то, чтобы он нуждался в деньгах. Как только Кеза и Гарри вычеркнули из списка подозреваемых в смерти Нормы, закрылся и вопрос с её имуществом. Жила она скромно, но оказалось, что мисс Пэйн – довольно богатая женщина. Гарри с удивлением узнал, что ей принадлежал дом, в котором находилась её квартира, ещё половина зданий по соседству, несколько заправочных станций, парочка автосалонов и остров у калифорнийского побережья. Всё это она оставила Гарри.

Но даже не смотря на свалившееся на него богатство, решение закрыть контору далось Гарри с огромным трудом, и Кез оказался его единственным спасением от безумия. Когда Гарри, наконец, собрался с силами, они с Кезом отправились в офис агентства, чтобы вместе пробежаться по делам, которые Гарри не закрыл до путешествия в Ад. Некоторые были практически окончены, и с помощью Кеза ему удалось закруглиться с ними окончательно. Однако большую часть дел ослепший детектив закрыть не мог, поэтому он обзвонил всех неудовлетворённых клиентов, объяснил, что с ним случился несчастный случай, лишивший его возможности закончить начатое, и пообещал вернуть авансы.

– Такое впечатление, будто я умер, – сказал он Кезу, когда они покончили с последним делом.

– Ну, это не так.

– И я должен благодарить судьбу, да?

– Именно.

– А вот не хочется.

– Гарольд, я тебя, конечно, люблю, но я слишком устал, чтобы тебя утешать. Потом похнычешь мне в жилетку, а пока лучше скажи, что делать со всем этим дерьмом?

– Это дерьмо – вся моя жизнь, Кез. Прояви хоть капельку сочувствия.

– Ну и кто из нас двоих примадонна? Мне всегда казалось, что я. Все эти мрачные раздумья только в кино хорошо смотрятся. В реальной жизни это пипец, как раздражает. Давай просмотрим все файлы и решим, что выкинуть, а что оставить. Офис тебе нужно освободить до конца следующей недели.

– Нужно было себе оставить.

– И что бы ты с ним сделал? Открыл здесь школу вождения?

– Ладно-ладно, понял я, понял.

Гарри потянулся к бутылке шотландского виски, но схватил пустой воздух.

– Это ты спрятал мой скотч?

– Конечно.

– Зачем?

– Ты как сидел на телефоне, у тебя язык заплетался.

Гарри пару секунд молча переваривал его слова, а затем сменил тему.

– И как замужняя жизнь?

– Слаще сладкого, – сказал Кез. – Дейл – душка, каких белый свет не видывал. Позвони Лане. У вас много общего. Самое главное, что оба – упёртые сволочи.

– Агась, – отозвался Гарри и пожалел, что нечего выпить.

Инфернальный небосвод раскололся на три огромных куска. По крайней мере, насколько мог судить Жрец Ада. На Преисподнюю насыпалось и камней с кулак, и булыжников размером чуть меньше Луны.

Небо буквально расплющило Ад, и киновиту приходилось идти наугад. И вот он почувствовал, что наконец-то вышел к руинам города. Его догадка подтвердилась, когда он подошёл к расколу в каменной плите – у одного конца это была всего лишь трещина, а у другого его ширина достигала четверти мили. Демон отправился вдоль разлома, на ходу вглядываясь в его недра, но освещения не хватало даже Жрецу с его гиперчувствительными глазами.

Наконец, из раскола вырвалось несколько языков желтого пламени, и киновит мельком увидел лежавшие внизу развалины: то были дома самых богатых демонов – Полумесяц Креули, чьи выстроенные полумесяцем особняки когда-то окаймляли рощу деревьев Триасакат. Легенда гласила, что если эти деревья заболеют, город придёт в упадок, а если зачахнут – город погибнет. И вот оно, доказательство: на дне разлома в огненных отблесках виднелись их раздавленные, изломанные ветви с обгоревшей листвой, а в воздухе чувствовался сладковатый запах древесного сока.

Жрец Ада не отличался суеверностью, однако ему пришлось не раз столкнуться с феноменами, проникшими через заслон его недоверия, и это стало одним из фундаментальных принципов его мировосприятия. Легенда триасакатских деревьев также оказалась правдивой. Да, киновит видел, как рухнуло небо, и знал, что ничто не уцелело под его ударом, но всё же он цеплялся за призрачную надежду, что роща каким-то чудом избежала подобной участи. Увы. Небеса уничтожили всё живое.

И он сыграл в этом всём ключевую роль. Если бы не его амбиции, он бы не восстал против Люцифера. И если бы Люцифер не проснулся от мёртвого сна, небосвод был бы цел. Так что эта смерть, эта тишина – его рук дело. Киновит подумал, что этого ему и хотелось с самого начала.

Кез покончил с упаковкой вещей и отбыл посмотреть, как там Дейл. Дожидаясь его возвращения, Гарри сел у приоткрытого окна и стал прислушиваться к тому, как менялись звуки уличного движения со сменой цветов светофора. Солнце катилось к закату, и совсем скоро видневшиеся между домами отрезки неба начнут темнеть. Уличный шум станет громче, наполнится гомоном людей, спешащих домой либо на ужин где-то в городских кафе или ресторанах, а их мозги будут всё ещё гудеть от накопленных за день впечатлений. Конечно, робота приносила немало головной боли, но в ней была цель, а что такое жизнь человека без цели?

– Ничто… – пробормотал Гарри себе под нос и отвинтил бутылку виски – уходя, Кез таки сжалился над ним.

Гарри приложился к бутылке, но стоило ему сделать глоток, как боковым зрением он заметил какое-то мерцание. Сердце его пустилось в галоп. Гарри поставил бутылку. Он что-то увидел. Значит, его зрение вовсе не угасло!

Очень медленно, чтобы не нарушить процесс исцеления, он повернул голову к видению. Тогда-то он её и увидел.

– Норма?

– Привет, Гарри.

Вид у неё был здоровый, и она больше походила на ту Норму Пэйн, которую Гарри повстречал много лет тому назад. Её тело не вовсе не походило на бестелесных фантомов из голливудских фильмов – оно казалось вполне материальным. Но Гарри видел её и только её – тело на фоне из абсолютной черноты.

– Я вижу тебя. Господи, я вижу тебя. Я всегда пытался представить, какими тебя видятся призраки, но и близко не угадал. О, Норма, не верится, что ты здесь.

– Рада тебя видеть, Гарри. Я скучала.

– А можно… то есть… тебя можно обнять?

– Боюсь, что нет. Но можем сидеть и болтать, сколько угодно. У меня нет комендантского часа. Я могу приходить, когда захочу.

– Приходить откуда?

– Ну, это касается только меня и… Архитектора моего Нового Приюта. Просто знай, что мне там очень хорошо. И уж поверь, ожидание того стоило. Но мне нужно было вернуться и повидаться с тобой, Гарри. Мне тебя очень не хватает. И ещё мне нужно дать тебе несколько советов касательно работы со свеженькими мертвецами. Что можно, чего нельзя – ну, ты понял. Сама-то я думала, что умру своей смертью в сто один год. Моя маман как раз столько протянула. И бабуля тоже. Так что я была железно уверена, что последую их примеру, и к тому времени я бы научила тебя всему, что знаю. И ты бы просто сменил меня.

– Погоди…

– Что, радости полные штаны, да? Ты же будешь спасать людей, которых пнули в Загробье. Гарри, пойми, смерть для многих из них – полный нежданчик. Они бродят вокруг вне себя от замешательства, и силятся понять, что же им теперь делать-то. И ура! Хорошая новость: ты их единственная надежда!

– Притормози. Я не…

– Офисов на выбор у тебя точно хватает, – сказала она. – Многие даже с панорамным видом на город.

– Кстати, да, откудава такая тьма денег?

– Гарри, за все эти годы мне надарили кучу денег. Всё от родственников мертвецов, которым я помогла. Они узнавали, что я сделала для их родных, и благодарили меня, как могли. Я завещала всё тебе.

– Знаю. Норма, это слишком щедро с твоей стороны…

– Щедрость тут ни при чём. Я оставила тебе все эти деньги затем, чтобы ты мог себе позволить заниматься нужным делом. И не заставляй меня всё забирать. Ты же знаешь, я могу это устроить.

– Возможно, придётся. Сомневаюсь, что у меня хватит на это сил.

– Что, опять разжалобился к себе? Просто потому, что в жизни появилось немножко темноты? Я слышала твой разговор с Кезом. Он прав. Столько грузняка вредно для здоровья. Не заставляй меня читать тебе лекцию из самого загробья. Надоело тебя журить.

– Господи, как мне этого не хватало, – улыбнулся Гарри. – Но дело не в слепоте. Норма, глядя на тебя можно было подумать, что это так легко… Но ты куда сильней меня. Как такая потеряшка, как я, поможет заблудшим душам?

Норма улыбнулась, и тьма вокруг неё просветлела.

– А кто же ещё? – хмыкнула она. – И пока ты над этим думаешь, открой-ка жалюзи и глянь вниз.

– Значит, открою окно и увижу, на что ты смотрела каждый день своей жизни, так?

– Возможно, – улыбнулась Норма.

Гарри развернул кресло, поднялся и нашарил шнурок древних жалюзи. Они были спутанные, несговорчивые, и даже будучи зрячим он редко когда умудрялся с ними справиться. Этот раз не стал исключением. Гарри вздохнул, оставил в покое шнурок и просто поднял жалюзи рукой. Как только он глянул вниз, он понял, что жизнь его никогда не будет прежней. У него словно пол ушёл из-под ног, а он сам в мгновение ока пролетел десять этажей до самой земли.

– Они повсюду, – проговорил Гарри.

ЭПИЛОГ

Prima facie[3]

Пока человек не потеряет из виду берег, новых океанов ему не открыть.

«Фальшивомонетчики», Андре Жид[4]

Люцифер поднялся в мир людей с точным знанием того, где пролегали нити силы и за какой из них следовать, если нужно попасть в самую сердцевину человеческой истории – он часто это проделывал в былые времена. Линии сошлись в городе Уэлкам, штат Аризона. Он задержался там на два дня и поприсутствовал на суде над одним мужчиной, который убил несколько детей в окрестностях города и вкусил их плоти.

Ничего нового в этом спектакле он не увидел: родители мёртвых детей сидели в суде, изливая на убийцу бессловесный яд, полоумный пытался прикрыться своим безумием, а демонстранты увешивали ветви росших на площади сикомор верёвками, завязанными в висельные петли. Когда Дьявол понял, что впустую тратит своё время, он незаметно просочился сквозь толпу, замешкавшись лишь затем, чтобы полюбоваться беспокойными деревьями – их ветви скрипели в порывах осеннего ветра, унёсшего на своих крыльях ранний урожай невинных душ.

Люцифер продолжил свой путь, следуя за просвечивавшим сквозь землю энергетическим потоком. Он догадался, что за город ждал его в конце путешествия. Его название не раз попадалось ему в заголовках газет, которые он находил в мусорных баках или видел мельком в руках прохожих. Нью-Йорк – так именовался этот город, и всё, что он о нём читал, говорило о величии, затмевавшем все остальные селения человеческие. Как раз подходящее место, чтобы осесть ненадолго и распробовать вкус времени. Он покрывал большие отрезки пути пешком, ведь нить не всегда тянулась вдоль дорог. Но когда он оказывался у шоссе, попутки не заставляли себя ждать. Когда он находился в трёхстах милях от цели, его подобрала одна женщина. Звали её Элис Морроу, и ехала она в одиночестве. Они немного поговорили о том, о сём, и погрузились в молчание. Прошло десять минут, а затем Элис сказала:

– Когда я была совсем маленькой, у меня был ночник – я ставила его на тумбочку у кровати, чтобы меня не схватил бука. У тебя глаза горят тем же светом. Готова поклясться.

На ночь они остановились в мотеле, и Элис оплатила его комнату и еду. Поужинал он пиццей. С тех пор только ей он и питался. Той ночью он лежал нагишом на кровати и ждал её. Она пришла не сразу, но спустя два часа Элис постучалась к нему и сказала, что хочет посмотреть на его глаза в темноте. До рассвета у них было шесть соитий, и на пятом Элис уже знала, что влюбилась в этого незнакомца. На следующий день она спросила, есть ли у него, где остановиться в Нью-Йорке, и счастливо улыбнулась отрицательному ответу – так, словно это узаконило её чувства.

Они прибыли в Нью-Йорк в час ночи, и город поразил Люцифера. Элис сняла им комнату в отеле и пообещала, что завтра они пойдут на прогулку, и она купит ему приличную одежду. Долгая дорога вымотала её, но сон не приходил. Она вошла в его комнату – он ждал её, мерцая светлячками глаз.

– Кто ты? – спросила она.

– Пока никто, – прошептал он.

Киновит взбирался на вершину крепости. Её ступеньки были завалены обломками, но проходимы. Внезапно всё вокруг содрогнулось от ударной волны. Демон обернулся, чтобы посмотреть на яркие вспышки золотых и алых огней, распустившиеся над трещинами в разрушившем город камне. Сила взрывов разворотила трещины, и из них хлынули потоки яростного пламени. Жрец оторвал взгляд от буйства стихий и сосредоточился на подъёме. Его длинная, тощая тень шла впереди и первой легла на последнюю ступеньку. Он был всего в двух шагах от вершины, когда всё вокруг сотрясла вторая, куда как более мощная взрывная волна. На этот раз дрожь земли не унялась – напротив, она постепенно нарастала. Не сводя глаз с огня, киновит сделал осторожный шаг назад. Пейзаж из камня, дыма и судорог претерпевал страшную трансформацию, и земные толчки уступили место наплывам, сравнимых с цунами.

Демона сбило с ног, и он начал падать. Растрескавшаяся плита, некогда служившая порогом башни, провалилась под ним, но ударная волна подбросила её вверх. Киновит взлетел вместе с ней, а затем, наконец, рухнул вниз. От удара в его лицевых костях появилась дюжина трещин, но внезапный приток боли, многие, теперь уже утерянные годы служившей ему верным источником наслаждения, подарил Жрецу лишь агонию. Его организм взбунтовался, и тело сотрясло собственное цунами – дрожь достигла истерзанной дыры живота и ввинтилась глубже, в самое нутро демона, в камни из застывшей от времени гнили. Тело словно пыталось вывернуться наизнанку. Киновит испустил странный звук – то ли всхлип, то ли отрыжку – и выблевал потоком чёрной, тягучей крови. Сквозь плеск жидкости он услышал, как внутри что-то надломилось, и часть его разума, нетронутая стремительным разложением, сумела распознать природу этого звука.

«Это начало конца», – прозвучала в голове киновита бесстрастная мысль.

Содержимое его внутренностей рвалось наружу с таким неистовством, что демон потерял контроль над своим телом. Его избитое лицо так исказилось от крика, что губы порвались, как мокрая бумага. У него не осталось ничего, кроме последней, жалкой надежды открыть глаза, чтобы посмотреть, каким видом одарит его Ад перед кончиной.

Киновит прочесал все морщины и складки своего тела, соскрёб воедино последние крохи воли и бросил их на единую цель.

– Я открою глаза, – приказал он себе.

Его тело нехотя подчинилось. Он разлепил веки, запечатанные серым клеем из разлагающейся плоти, и сосредоточил взгляд на открывшейся ему панораме: пламя вздымалось до небывалых высот, а земля ходила ходуном – тектонические колебания все нарастали.

Киновит смотрел на это зрелище всего несколько секунд, как вдруг волновые перекаты в земле резко затихли вместе с сопровождавшим их громом.

Сердце застучало в груди Жреца в предвкушении того, что лежало по ту сторону тишины. Долго ждать не пришлось. Где-то в недрах истерзанной земли грянул невероятной силы удар. Раздавившие город камни взринули вместе с руинами – в том единственном толчке было столько мощи, что булыжники воспарили, невзирая на огромный вес. Они достигли высшей точки полёта и на секунду замерли в воздухе. Затем всё обрушилось на землю, и почва, служившая фундаментом для древней Пираты, не выдержала и треснула. Огни добрались до главного пласта питавшего их топлива, и вверх брызнули гейзеры пламени столь исполинского, что его языки лизнули бы сам небосвод, будь он до сих пор в вышине.

Огненная вспышка осветила разруху с беспощадной чёткостью. Но глядеть было не на что. Не осталось ничего, кроме валившихся в бездну камней. Вместо этого киновит посмотрел на полымя, и на миг ему показалось, что оно посмотрело на него в ответ.

Он знал, что наблюдает за кончиной Ада. Преисподнюю словно стирали с фасада бытия. Возможно, её отстроят. Возможно, на её месте возведут какую-то другую систему. Киновиту не дано было этого знать, но его всё устраивало. Он бросил вызов высшей силе и проиграл. Таков естественный порядок вещей. Та битва спровоцировала кошмарный катаклизм, и теперь киновит умирал вместе со всем этим презренным местом. С блаженным знанием того, что его имя всегда будут связывать с агонией и утратой, он безропотно предался забвению.

Его веки сомкнулись… нет, не сомкнулись – захлопнулись; хрупкие кости лица провалились под их весом, и киновит переступил через порог бытия.

В числе предметов из квартиры Нормы, перешедших Гарри по наследству, оказалась не только внушительная коллекция телевизоров, но и множество талисманов и амулетов, которые она накопила за многие годы на троне нью-йоркской Королевы Мёртвых – почти все они были подарены ей родственниками потусторонних клиентов в качестве благодарности за услуги, оказанные их супругам, братьям, сёстрам и, в худшем случае, детям.

Поскольку сопроводительные письма, прилагавшиеся к этим предметам, всегда читал именно Гарри, он с огромным уважением относился к любви и благодарности, вложенным в эти дары. Каждая вещь была заряжена добротой, и вместе они составили обширную коллекцию мощных оберегов. Гарри сохранил их все.

Из квартиры и офиса Гарри предстояло вывезти уйму вещей, и Кез понял, что вдвоём с Дейлом они не справятся – у них ушло бы на это несколько недель. Он обсудил этот вопрос с Гарри и спросил, не против ли он наёмных рабочих, ведь и самому Кезу не терпелось открыть салон и вернуться к зарабатыванию денег. Гарри не возражал. Он лишь попросил Кеза, чтобы тот лично упаковал содержимое двух нижних ящиков по обе стороны рабочего стола.

– Что там такого особенного?

– Да несколько сувениров. Насобирал за годы работы. Не хотелось бы, чтобы кто-то чужой там шарил. Уже решил, кто будет помогать с вещами?

– Решил-с. Парочка друзей. Им можно доверять.

– А они?..

– Мои любовники, но бывшие, Гарольд. Я теперь другой человек, забыл?

– Точно. Всё не привыкну, что Дейл сделал из тебя честного мужика.

– Делу помогает то, что него шворц, как у жирафа.

– Кез, я много лет вел детективную практику. Так что уж догадался.

На следующий день явились друзья Кеза – звали их Армандо и Райян. Кез позвал и Лану, но Гарри об этом не предупредили. Он притворился, что ничего не заметил и раздал всем указания по упаковке вещей, захламивших полки да шкафы в чулане. Комната имела Г-образную форму, и та её часть, что не просматривалась из самого офиса, была предана хаосу. Гарри признался Кезу, что больше всего места занимали коробки со старой канцелярией – реликт из того времени, когда Д’Амур всё ещё думал, что наймёт секретаршу и будет заколачивать денежки супружескими изменами да страховыми делами.

Лана, Армандо и Райян засуча рукава трудились в Г-образной комнате, и пускай дверь между двумя помещениями была приоткрыта, работали они молча. Они передвинули множество ящиков, которые и правда оказались забитыми канцелярскими принадлежностями, и эти коробки рассказывали собственную меланхолическую историю. Одну из них пододвинули к Кезу.

– Взгляни-ка на это. Их тут целая коробка, – Лана дала Кезу рождественскую открытку.

Пожалуй, из всего накопленного хлама эта карточка была самым грустным доказательством надежд, которые Гарри возлагал на своё агентство – лицевую сторону открытки украшала изящно нарисованная картина с заснеженными ёлками в лунном свете, а внутри оказалось печатное пожелание: «Счастливого Рождества – лучшего в этом году уже не будет! Весёлых праздников! Детективное агентство Д’Амура».

– Готов спорить, что он ни одной не отправил, – хохотнул Кез.

– Что там за прикол? Делитесь.

Кез обернулся. В двери стоял Гарри.

– Да так, о Рождестве вспоминали, – отмахнулся Кез и положил открытку на стол. – Неважно.

– У всех всё окей?

– Мы потные, пыльные и созрели для обеда, – сказала Лана, – но сегодня закончим.

– Может, заказать китайской еды? И в паре кварталов есть хорошая тайская разноска. Ещё пиццу можно.

– Я за тайскую еду! – отозвался из кладовой Армандо.

– И мне подходит, – сказала Лана. – Закажи пару бутылок тайского пива, лады? От работы жажда разыгралась.

– Без проблем, – кивнул Гарри. – Телефон на прежнем месте?

– Может, мне набрать? – спросил Кез.

– Нет, Кез. Я слепой, а не калека.

Гарри уверенно двинулся к столу, с невероятной лёгкостью лавируя между стопок файлов. Он добрался до кресла и сел, погрузившись в мягкое сидение.

– Знаешь, а чертовски удобное кресло. Кез, поставишь мне его у окна?

– В зале? Вместо кресла Нормы?

– Ага.

– Считай, сделано.

Карри подкатился к столу, взял телефонную трубку и по памяти набрал номер.

– Закажу то, что они готовят лучше всего. Или у кого-то особые пожелания?

– Райян не ест сильно острое, – сказал Армандо. – Да, Райян?

Райян что-то невнятно промычал.

– У тебя там всё в порядке?

– Ага. Просто… залип тут.

– На чём?

– Да фигня. Главное, чтоб не сильно перчёное было.

– Замётано, – сказал Гарри. – Чёрт, – он повесил трубку. – Ошибся номером.

Он пододвинул телефон поближе и пробежался пальцами по кнопкам набора.

– И чего это я?.. Голова словно…

Он осёкся.

– Глянуть номер? – спросил Кез.

– Тихо, – прошептал Гарри. – Слышишь?

– Что?

– Что-то тренькает, – Гарри поднялся, уронив трубку на стол. – Какая-то музыка. А ты, Лана? Слышишь?

Он обошёл стол и поспешил к кладовой, по пути опрокинув несколько бумажных стопок. Лана распахнула дверь пошире, придавив к стенке мусор.

– Осторожно, – предупредила она Гарри. – На полу везде…

Она опоздала. Гарри споткнулся об одну из коробок и приземлился прямо в кипу старых конвертов.

– Господи, Гарри, – охнула Лана. – Ты в порядке?

– Всё окей!

Справа стоял видавший виды стол. Гарри протянул руку и по памяти нашарил ручку верхнего ящика. Но оказалось, что из него уже выгрузили всё содержимое, а замок не закрыли, и ящик выскочил из стола. Гарри пошатнулся и упал бы снова, но Лана навалилась на ящик и захлопнула его. Гарри поднялся на ноги и услышал, что музыка не унимается: перезвон колокольчиков кружил в закольцованной, всё убыстрявшейся мелодии какого-то сумасшедшего вальса.

– Где Райян? – встрепенулся Гарри.

– Он там, дальше, – послышался голос Армандо.

Гарри догадался, что Армандо стоял в углу – с той точки хорошо было хорошо видно и Гарри, и Райяна. Дальний угол комнаты был самым захламленным: четыре мешка с мусором, файлы без папок и папки без фалов, коробка с фотоаппаратами и отснятой, но не проявленной плёткой… Под всем этим хаосом были похоронены несколько предметов, которые Гарри не решался выкинуть – вещи, о которых он не любил вспоминать из-за неприятных ассоциаций, поскольку они были сувенирами из путешествий на край мира и здравого смысла.

Он тихо обматерил себя за то, что не учёл опасность, таившуюся в том мусоре: скальпель, конфискованный у демона, который выдавал себя за первоклассного пластического хирурга; несколько вещиц, прихваченных на память в демоническом казино, которое он прикрыл, и другие фетиши с не менее дурной историей. Он всё это сохранил, но…

– Нет, – прошептал Гарри. – Невозможно. Я же бросил её в Луизиане.

Он осторожно обогнул угол и понял, что не ошибся. Это была мелодия шкатулки, инфернального шедевра мастера Лемаршана.

Музыка служила для гипнотизации человека, который разгадывал загадку устройства.

– Райян? – позвал Гарри. – Что там у тебя?

В ответ Райян что-то пробормотал. Шкатулка явно его очаровала.

– Гарольд, что там за дела?! – крикнул Кез. – Мужик, ты меня пугаешь!

– Райян! Я знаю, что ты нашел. Игрушка забавная, но верни-ка её на место.

На этот раз Райян таки заговорил.

– Да оно в мусоре было! – попытался оправдаться он. В его голосе отчётливо звучало ущемлённое собственничество.

– Знаю, – ответил Гарри как можно спокойней. – И всё равно придётся с ней попрощаться.

– Ты слышал, что Гарри сказал, – вмешался Кез.

Его голова возникла над левым плечом Д’Амура, и Гарри ощутил дежавю – когда они странствовали Адом, Кез всегда прикрывал его тыл.

– Гарри не ебалу тут разводит, – рявкнул Кез. – Отдай эту сраную шкатулку. Я не знаю, что это за херотень, и ты тоже.

– У неё такие красивые иероглифы…

– Это Teufelssprache, – сказал Гарри. – Немецкий термин. Человек, который его придумал, жил в Гамбурге. И он погиб. Но перед смертью дал название этому коду.

– Teufelssprache… – проговорила Лана. – Блять. Это же…

– Язык Дьявола, да. И уж кого-кого, а Дьявола я наслушался.

– И что тут написано? – поинтересовался Райян.

– Отдай шкатулку – скажу.

– Нет, – отрубил Райян.

– Райян, ты себя послушай, – сказал Кез и легонько стиснул плечо Гарри, дав понять, что берёт ситуацию в свои руки.

– Я слышу только красивую музыку.

– Чушь.

Кез ринулся вперёд. Послышались звуки возни, затем Райян вскрикнул от боли. Источник сумасбродной мелодии упал на пол и подкатился к ногам Д’Амура.

Гарри опустился на корточки и безошибочно нащупал шкатулку мокрыми от пота руками. Он поднял вещицу, и Райян прошипел:

– Ах ты сука! Это моё!

– Гарри, берегись! – крикнул Кез.

Гарри обернулся, но Райян схватил его за руку, впившись ногтями так глубоко, что из-под них выступила кровь. Д’Амур разжал пальцы нападчика, толкнул его и неуверенно попятился. Лана оказалась рядом и подхватила его под руку.

– Где Армандо? – спросил Гарри.

– Дал дёру, – ответила ему Лана. – Услышал, как ты сказал «язык Дьявола» и слинял. Куда нам?

– В офис.

До двери было всего четыре шага, и на пятом они переступили через порог кладовой. Позади Райян всё материл Д’Амура, но Гарри не обращал внимания – вместо этого он сосредоточился на главной проблеме. Очевидно, шкатулка больше не нуждалась в человеческой помощи и решала себя сама, открываясь прямо в руках у Гарри, а её мелодия навязчиво ввинчивалась в его мысли, стремясь захватить контроль над всем разумом. В одной из стенок открылась крохотная костяная дверца, и из той едва заметной щели заструился Teufelssprache, чье пение так легко одурманило Райяна, и теперь оно принялось за Д’Амура.

У истоков дьявольского языка стояла речь ангелов – когда в небожителях разгоралась страсть, их голоса звучали, как музыка. Однако слова отравили, а музыку исковеркали. Побывав в Преисподней, Гарри понял, что в его голову просачивались нечистоты из адской канализации, провонявшие хворью и отчаянием. Он скрипнул зубами.

– Стол, – бросил он Лане. – Очисти. Всё на пол. Быстро!

Лана услышала тревогу в голосе Гарри и сделала, как он просил – смахнула упорядоченные Кезом бумаги и фотографии на пол, в хаотическое месиво мусора. Изо всех углов комнаты и меж щелей в половицах под протоптанным ковром в помещение сочилась издевательская литания, сотканная из скрипов и грохота – сама структура здания поддавалась пыткам механизмов, которые запустила открывшаяся головоломка. Где-то в пограничной области между подпольем и сном грубая простота кирпича и дерева утратила веру в себя, и что-то проскользнуло через порог.

Гарри осторожно поставил шкатулку на свой старый стол. Большую часть взрослой жизни он просидел за ним. Сколько времени ушло на размышления о загадочном сочетании грациозного и жестокого… Но всё это утратило значимость. Единственная неразрешённая загадка, не потерявшая актуальности, лежала посреди стола и решалась сама. Музыка замедлилась, и мелодия низошла до глухого позвякивания.

И тут головоломка поразила их новым фокусом.

– Блять, вы только посмотрите, – выдохнула Лана.

– Что там?

– Свет. Он идёт со шкатулки. Прямо вверх. Очень яркий. Погоди… луч снижается.

– Отойди от него.

– Нас он не касается. Свет падает на стену. У тебя там большая карта Нью-Йорка пришпилена. Луч тянется вниз.

– Опиши его.

– Обычная полоска света. Нижняя её часть касается плинтуса, а верхняя…

– В шести футах от пола?

– Может, чуть выше. Что это?

– Дверь. Дверь в Ад. Приоткрытая.

– Ещё одна? – изумилась Лана. – Кез!

– Я тут, – отозвался татуировщик.

Кез стоял в дверях кладовой.

– Что с Райяном? – спросил Гарри.

– Вроде как утихомирил.

– Выведи его отсюда. Всех выведи.

– Ну уж хрен. Мы своё отмотали. Обратно они нас не затащат!

– Думаю, эта штука работает по-другому. Что там творится?

– Свет угасает, – сказала Лана. – Вспыхнул на несколько секунд, а теперь слабеет. Может, ты вмешался как раз вовремя?

– Нет.

Материальная структура комнаты не была готова принять нахальное появление адских дверей. Кирпичи перекосило, они растрескались от давления и теперь скрипели своими обломками. По потолку и стенам пробежали черные молнии трещин. Сверху посыпались хлопья краски – в мерцании потустороннего света они казались белыми снежинками.

Из Ада подул смрадный, гнилостный ветер, и его порывы распахнули дверь настежь. Комнате пришлось моментально освободить место для всего портала, и она яростно запротестовала – стены её затряслись, и вокруг двери возникла паутина чёрных, глубоких трещин. Привычная геометрия беспардонно перекраивалась сверхъестественным вмешательством, и всё пространство наполнилось деревянными щепками да мельчайшей кирпичной пылью – она повисла в воздухе рыжим туманом, а ветер из задверья закручивал его в причудливые вихри.

– Что-нибудь по ту сторону видно?

– Почти ничего, – сказал Кез. – Если я переступлю через порог, меня засосёт внутрь?

– Со мной было не так, – ответил Гарри.

– А где звон? Ты говорил, что слышал, как звонил колокол.

– Ага, – кивнул Гарри. – Погребальный такой звон.

Он запрокинул голову и попытался расслышать знакомый звук, но увы.

– Что, Ад обеднел на колокольни? – хмыкнул он.

– Скорей полностью обанкротился, – сказал Кез, заглядывая в портал. – Гарольд, если эта шкатулка открывает двери в Преисподнюю, то либо Ада не стало, либо шкатулка ошиблась адресом.

– Сейчас к тебе подойду.

Гарри поднялся. Лана взяла его под руку и аккуратно повела к двери по замусоренному полу. Когда они добрались до угла стола, Гарри замешкался, а затем обернулся и протянул руку к шкатулке. Теперь он обращался с ней без какого-либо пиетета, и вещица моментально распознала перемену в отношении, испустив пронзительный визг. От неожиданности Гарри едва её не выронил. Шкатулка тут же сменила тембр звука, и крик перешёл в детский плач.

– Кез?

– Я здесь.

– Гарри, ещё три шага, – сказала Лана. – Ага, вот так. Два. Один. Стой. Прямо перед тобой каменный выступ. Это порог.

Гарри постучал по порогу носком ботинка и поставил шкатулку на камень. Она перекатилась пару раз, а потом замерла, и хныканье стихло. Гарри не нуждался в зрении, чтобы представить себе пустынный пейзаж, лежавший по ту сторону двери. В лицо ему ударил ветер. Страна Люцифера воняла смертью и болезнями. Не слышалось ни мольбы, ни проклятий, ни воплей – до ушей Гарри донеслось лишь жужжание мухи, выискивавшей, где бы отложить яйца, и вдали гремели тучи, беременные ядовитым дождём.

– Пахнет Адом, – кивнул Гарри. – Кажется, его не стало. И слава Богу.

– Как поступим с дверью? Есть мысли? – спросил Кез.

– Лишь одна. Ты ведь был футболистом, я прав?

– Я тебе никогда об этом не рассказывал. Как ты?..

– Пни шкатулку.

– Что?

– Пни шкатулку, Кез. Зафутболь со всей дури.

Гарри почувствовал, как Кез улыбнулся от уха до уха.

– Ану разойдись.

Гарри с Ланой отошли на несколько шагов.

Конечно, видеть удар Кеза Гарри не мог, но он его слышал и чувствовал: Кез промчался мимо, обдав его волной воздуха, а затем раздался звук удара.

– Вот сука! – воскликнул Кез. – Эта хуйня не пинку обрадовалась!

Не успел он договорить, как всё вокруг задрожало. Комната затряслась, и вновь посыпалась штукатурка с кирпичной крошкой. Разорители стояли у порога – Гарри по центру, Лана и Кез по бокам – и слушали, как смыкаются кирпичи. Наконец, всё стихло –дверь в Ад закрылась раз и навсегда.

Гарри осторожно шел меж башен из телевизоров. Он выключил их два часа назад, когда начало темнеть. Он пробрался к креслу у окна с видом на реку, и поставил на пол бутылку односолодового виски. По просьбе слепого друга Кез описал ему пейзаж в мельчайших подробностях, но не успел Гарри представить себе эту панораму, как темноту, некогда бывшую полем его зрения, перечеркнуло нечто яркое. Не успело оно скрыться, как за ним пролетело ещё одно световое пятно. Гарри проследил за этим вторженцем новообретённым духо-взглядом – он исчезло за углом, оставив за собой шлейф люминесцирующей пыли.

След от второго фантома всё еще висел в воздухе, когда в поле духо-зрения Гарри ворвалась огромная стая пёстрых пятен. Петляя друг вокруг друга, они приблизились к Гарри и остановились у его кресла, чтобы рассмотреть его блестящими глазами и дать ему рассмотреть их самих. Естественно, это были мертвецы. Некоторые из них щеголяли своими ранами, – они красовались на их лучезарных телах, как рваные регалии – другие же призраки казались невредимыми (возможно, эти бедолаги скончались от внутренних травм), но все они были мёртвыми, бестелесными и потерянными – иначе они бы к нему не пришли, решил Гарри.

Норма прочитала ему две пятичасовые лекции о том, как работать с усопшими клиентами.

– А уж они явятся, – сказала она. – Можешь не сомневаться. Я сама распространю слух о том, кто может помочь заблудшим духам.

Справилась она на ура. Остальное было уже за ним. Гарри хлебнул виски и поднялся, но очень медленно, чтобы не вспугнуть толпившихся вокруг фантомов. До окна было шесть шагов. Гарри сделал всего пять, осторожно наклонился и увидел, что внизу собралась целая толпа блудных душ. Внезапно на Гарри нахлынуло осознание того, что жизнь – это благо. Если ему когда-либо понадобится подтверждение, достаточно будет лишь глянуть вниз, на отчаянных усопших, блуждающих вокруг в поисках ответов на свои вопросы. Ну, не видит он, что с того? Да и вообще, большинство воспоминаний, накопленных за зрячую жизнь, были не из приятных. Веками проверенная крылатая фраза об огне, воде и медных трубах всё же оказалась правдивой и в его случае. Гарри вышел с другой стороны – обгоревший, но очищенный. Может, вечером даже позвонит Лане и пригласит её на свидание, к которому его подталкивали все его друзья. Или завтра её наберёт. С Адом он справился на раз-два, а вот любовные дела – это уже не шутки.

Гарри набрал полную грудь воздуха и сконцентрировался на текущем задании. Затем он протянул правую руку и прижал ладонь к холодному стеклу.

– Меня зовут Гарри, – сказал он в надежде, чего призраки его слышат. – Я здесь затем, чтобы помочь вам разобраться с вашими вопросами и направить вас, если вы заблудились. Однако не гарантирую, что у меня будут ответы на все вопросы. Могу вообще никак не помочь. Я новичок на этой работе. Но я изо всех сих постараюсь решить ваши проблемы, чтобы вы могли спокойно двинуться дальше. Пожалуйста, подойдите поближе.

Только приглашение сорвалось с его губ, как вся призрачная стая ринулась к нему. От неожиданности Гарри попятился к креслу. Фантомы летали по комнате, и от их присутствия температура упала на несколько градусов. Затем они принялись кружиться вокруг Д’Амура, наращивая скорость с каждым витком. Некоторые из них мчались прямо на него, и разлетались в стороны только перед самым его носом. Норма предупредила его, что первые несколько вечеров могут показаться несколько суматошными, и придётся потерпеть, пока молва не разнесёт весть о том, что он – не самозванец. Но вот как справиться с этой кутерьмой она не объяснила. Хотя это было неважно: за всю свою жизнь Гарри утихомирил столько демонов, что кучка холерических призраков была для него сущей ерундой.

– Лады! – крикнул он. – Комнату вы посмотрели! А теперь проваливайте! Я серьёзно! Чтоб в комнате ни души не осталось! Слышали?! Ни души, я сказал!

Косяк призраков разделился, и те, на кого угроза подействовала, подчинились приказу и вылетели прямо в окно. Три-четыре фантомных задиры всё ещё кружились вокруг Гарри, умышленно задевая его плечами.

– Если вы тут же не уберётесь, помощи от меня не ждите, – сказал Гарри. – Поняли? Мне плевать, как вы сдохли, и как вам теперь паршиво. Все советы оставлю при себе.

Фантомы замедлились, обменялись непонятными взглядами, а затем повернулись к окну и сиганули в вечернее небо.

Эта суматоха не осталась незамеченной, напротив: Гарри увидел, что призраки стекались к его дому со всех сторон света. Некоторые мертвецы шли в компании других усопших, но основная масса брела поодиночке.

– Окей, – пробормотал Гарри. – Хлебну вискаря и за дело.

Он сел в кресло, взял бутылку, отвинтил крышку, приложил горлышко к губам, секунду-две помедлил в предвкушении, и сделал хороший глоток.

«Да, жизнь можно было растратить и более непотребную фигню», – подумал Гарри и вернул бутылку на пол.

Затем он взглянул в окно и увидел самое неприятное из явившихся ему зрелищ – женщину с ребёнком. Ему показалось, что это мальчик, но не успел он присмотреться, как толпа сомкнулась и заслонила тех двух фантомов. Гарри пробежался глазами по лицам собравшихся на улице призраков. Сколько их там уже? Сорок? Пятьдесят? Всех он сегодня не потянет. Многим придётся ждать до завтра, а к тому времени молва разойдётся ещё лучше, и появится вдоволь новых клиентов. Не удивительно, что Норма всегда держала под рукой бутылку бренди и оставляла включёнными телевизоры – так она глушила ропот нуждающихся душ и могла побыть наедине со своими мыслями.

Призраки перед ним засуетилась, и сквозь толпу просочился мальчик – то самое дитя, что он видел рядом с женским фантомом.

– Добро пожаловать, – сказал Гарри. – Можешь войти.

– А тётя Анна? Она будет хорошо себя вести.

– Да, пускай заходит.

Мальчик обернулся и помахал своей тётушке. Она вошла в комнату, и Гарри с удивлением заметил, что её бьёт дрожь – он и не знал, что с призраками такое бывает.

– Здравствуйте, Анна, – поприветствовал её Гарри.

– Здравствуйте, мистер…

– Д’Амур.

– Видишь, – обратился мальчик к своей тётушке. – Это значит «любовь» на французском. Как я и говорил.

– Я уже было потеряла всякую веру, – проговорила женщина-призрак. – Думала, не осталось никого, кто бы мог нам помочь.

– Какое-то время так и было, – сказал Гарри. – Но теперь я здесь. И я вас вижу.

[1] Эдвин Хьюббелл Шапин (1814 – 1880) – американский проповедник, поэт и редактор.

[2] 370 фунтов = 164 кг.

[3] Prima facie (лат. ) – на первый взгляд, при первой встрече.

[4] Андре Жид (1869–1951) – французский писатель, чье творчество оказало значительное влияние не только на мировую литературу, но и на жизнь Франции в целом. Удостоен Нобелевской премии по литературе. Роман «Фальшивомонетчики» (1925) считается самым значительным его произведением.