Предисловие к русскому изданию 24 страница

Тем не менее, Рузвельт не преминул подчеркнуть значение этого послания, подкрепив его еще более красноречивыми ини-циативами. Через американских послов в Париже и в Варшаве он выразил намерение Соединенных Штатов поддержать европей-ские державы в их противостоянии дальнейшему расширению германской агрессии. Обещание Рузвельта становилось еще более весомым, благодаря осознанию того, что исход борьбы, в конце концов, будет зависеть от американской позиции. Отношение Рузвельта, и это стоит повторить, было еще нечетким и, казалось, наивным. Но оно послужило напоминанием всем заинтересован-ным сторонам, что однажды, в 1917 г., американское вмешатель-ство уже имело решающее значение и что новые выступления, слишком дестабилизирующие обстановку, вызывают тревогу в планетарном масштабе, а влияние американской державы в мире весьма значительно. Если прямое обращение к Германии и Ита-лии Муссолини оценил по-своему ярко, то Гитлер недооценил его, поскольку был убежден, что сможет, как всегда, быстро опе-редить решения других держав.

Глава 4. Накануне войны

Сдвиги на международной арене непосредственно затрагивали другие страны Европы. Франция в тот момент одной из первых в полной мере глубоко прочувствовала, как трудно находиться в изоляции. Длительный период разочаровавшей политики «умирот-ворения» повлек за собой уменьшение доверия к Великобритании; новые идеи, исходившие из Лондона, имели характер пожеланий и двойственность гарантии, предложенной Польше, лишь подтверж-дала это. Даладье добивался большей определенности от англи-чан, но в каком направлении двигаться было неясно.

Попытка наладить отношения с Италией, нерешительно пред-принятая в начале 1939 г., стала задачей параллельной диплома-тии. Поль Бодуэн, президент Индокитайского банка, должен был прибыть с миссией в Рим. Ему предстояло собрать информацию о возможности подлинного сближения с Италией. Муссолини и Чиано не заняли негативную позицию и уточнили, что требования Италии касались только Джибути и железной дороги на Аддис-Абебу, Суэцкого канала и Туниса. Эти три вопроса постоянно фигурировали в ходе итало-французских переговоров. Участники переговоров в январе не смогли ни о чем договориться, но сохра-нили контакты даже после захвата Праги, когда итальянцы по-чувствовали, что вес «немецкого друга» становится слишком уг-рожающим. Еще в мае накануне заключения Стального пакта французы задумались о том, насколько своевременно было возобновлять диалог, который они, к тому же, не очень хотели про-должать, и в результате оставить Муссолини в состоянии неустойчивого равновесия между Германией, вызывающей все меньше доверия, и Великобританией, политика которой становилась все менее внятной.

Доступ к Балканскому полуострову для Франции был закрыт. После чехословацкой катастрофы и успехов Венгрии старые друзья Франции попытались приспособить свою политику к новой ситуа-ции. Оставалось лишь два пути, но оба находились в зависимости от английской политики: путь прямых гарантий Польше и согла-шение с Советами. 4 мая генеральные штабы Франции и Англии, обсуждая возможность включения Польши в общую стратегию, постановили: если Польша окажется «захвачена Германией, то ее судьба будет зависеть от исхода конфликта в целом», а не от не-посредственного вмешательства двух стран в польско-германскую войну, «что было бы в военном отношении лишено смысла и, сле-довательно, не могло иметь места» (так отмечает Дж. P. M. Батлер, историк военной стратегии Великобритании). Отсюда следовало, что любое обязательство, которое французы (и англичане) взяли бы на себя относительно Польши, не могло принять форму немед-

Часть 2. Вторая мировая война

ленной и эффективной помощи. Впрочем, это отвечало большей части консервативного общественного мнения Франции, что точно было воспроизведено в названии статьи, опубликованной 3 мая Марселем Деа в «Эвр» под заголовком «Умереть за Данциг? », где риторический вопрос подразумевал негативный ответ.

Внешнеполитическая деятельность Парижа учитывала эти на-строения. Союзный франко-польский договор 1925 г. был обнов-лен 12 мая 1939 г. В военном соглашении, которое оба генераль-ных штаба подписали 19 мая, было установлено, что французская армия начнет генеральное наступление на границе с Германией пятнадцать дней спустя после нападения Германии на Польшу при условии, что военное соглашение будет подкреплено полити-ческим договором. Однако, известно, что с подписанием прото-кола о политическом соглашении не торопились, его заключили только 4 сентября, когда началась война - соответственно, фран-цузские войска должны были начать наступление 19 сентября. Стоит заметить, что до этой даты, уже 17 сентября польское пра-вительство, ставшее жертвой молниеносной гитлеровской войны, бежало за границу. «Решающим был тот факт, - комментирует Хильгрубер, - что франко-британские соглашения от апреля 1939 г. о совместных военных действиях исключали французское наступление в этом случае».

4. 3. 4. ПРОБЛЕМА СОВЕТОВ

Совсем другое значение могло иметь соглашение с Советским Союзом. Сразу после захвата Праги англичане предприняли в этом направлении первые шаги, согласованные с Польшей, а приоритет союза с Варшавой привел к односторонней гарантии от 31 марта. Французы рассчитывали на возрождение пакта 1935 г. и на его расширение с включением Великобритании, Польши и Румынии, чье правительство было серьезно обеспокоено намере-ниями Германии.

Задача состояла в том, чтобы выяснить готовность Советов действовать в том же направлении, и Москва незамедлительно ее подтвердила. 13 апреля советский посол в Париже Суриц встре-тился с Бонне и предложил ему соглашение на условиях взаим-ности, которое предусматривало немедленную помощь Советского Союза Франции, если последняя окажется в состоянии войны с Германией из-за предоставления помощи Польше и Румынии. Это было началом долгих и полных неожиданностей переговоров, в которых важную роль играли предубеждения и недоверие, но, прежде всего ход переговоров определялся новым международным положением Советского Союза.

Глава 4. Накануне войны

Так, если Соединенные Штаты начали издалека присматри-ваться к вызывавшей опасения политике Гитлера, и Рузвельт предпринял первые, хотя и безрезультатные акции, то другая ве-ликая держава, до того времени остававшаяся на обочине евро-пейской политики, оказалась вовлеченной в средоточие противо-стояния в силу своего динамизма и географического положения. Роль СССР после пражских событий весьма отличалось от той, которую он играл в годы подъема нацизма, когда только началось его сближение и попытки сотрудничества с демократическими странами, поскольку во внутренней жизни многих европейских государств сложились новые политические формы: народные фронты или пакты о единстве действий.

После 31 марта 1939 г., как отмечают дипломаты того време-ни, а также историки, позже изучавшие эти события, Советский Союз приобрел новый вес в международных делах. Британские гарантии Польше (за которыми последовало подтверждение га-рантий со стороны Франции), действительно, придавали Сталину уверенность, что Германия никогда не сможет напасть на Совет-ский Союз, не вызвав враждебной реакции Великобритании и Франции. Ведь для подобного нападения необходимо было пере-сечь территорию Польши, которая отказалась выступить сообщ-ником Германии и заняла позицию противодействия германскому экспансионизму.

Необходимо внимательно проанализировать последствия этих изменений. До Мюнхенской конференции Сталин мог считать, может быть, и не без основания, что стратегия западных капита-листических держав относительно Германии заключалась в том, чтобы направить ревизионистский экспансионизм Гитлера против Советского Союза: ориентировать Гитлера на восток в его поисках жизненного пространства для Германии, возможно, с потенциальным заключением соответствующего соглашения с Польшей. Британская гарантия Варшаве рассеивала эти опасения и придавала Сталину уверенность в других предположениях, про-тивоположных тем, которыми он руководствовался прежде в своей международной деятельности.

Иначе говоря, эта уверенность трансформировалась в свободу действий, потому что с тех пор Сталин, оценив значение получен-ных Польшей гарантий и рассматривая их как прикрытие, которое обеспечивало Советскому Союзу почти абсолютную безопасность, получил возможность радикально пересмотреть стратегию совет-ской внешней политики в соответствии с духом времени. Как бы это ни выглядело парадоксально, стратегический выбор англий-ских и французских дипломатов позволил Сталину освободиться

Часть 2. Вторая мировая война

от необходимости соглашения с Западом и дал ему возможность действовать с наилучшими результатами для СССР. Исходя из понимания того, что для Сталина с его беспредельным прагматиз-мом не было существенного различия между германским капита-лизмом и капитализмом англо-французского толка, становится ясно, что, если отвлечься от геополитических построений, у него появились возможности, партнеры и подходящий момент для тех договоров, которые он в итоге подписал.

Первым ярким свидетельством новых установок Сталина стало грубое и резкое смещение 4 мая 1939 г. со своего поста министра иностранных дел Литвинова, который был ведущим участником и символом политики сотрудничества с западными державами. На его место был назначен Вячеслав Молотов, мало известный за пределами Советского Союза, но способный очень жестко вы-полнять директивы Сталина.

В сущности, Сталин оценил сложившуюся ситуацию весьма цинично. Не было сомнения, что при первой возможности Гит-лер попытается установить свой контроль над Польшей. Еще можно было спорить, произойдет ли это мирными или военными средствами, но время шло, а успехов в ходе переговоров не было, и более того, обостренная непримиримость Англии и Франции в сочетании с жестким польским национализмом делали все более вероятным военное решение. Гитлер, действительно, вскоре осу-ществил это решение, а западные державы не смогли в короткие сроки организовать ему эффективный отпор, учитывая разницу в уровне подготовки военных сил.

Перед Сталиным в краткосрочном плане стояла задача выбора между тремя вариантами действий: 1) противостоять Гитлеру даже и в военном плане (но где и как, если не на польской тер-ритории? ), рискуя при этом вскоре увидеть на советской границе враждебную германскую армию, победившую Польшу; 2) сохра-нить нейтралитет в войне, исход которой был предопределен, и готовиться к тому, чтобы в будущем сделать свой выбор; 3) дого-вориться с Гитлером за счет Польши и в качестве выигрыша по-лучить сразу ощутимые результаты, которые через некоторое вре-мя способствовали бы укреплению советской безопасности. При этом имелась весьма вероятная возможность, что, одержав победу над Польшей, Гитлер сможет, рано или поздно, напасть на СССР.

Назначение Молотова подтверждало, что Сталин учитывал эту новую свободу действий и вел свою дипломатическую игру, выбирая наиболее удобный момент. 11 мая газета «Известия» опубликовала статью, которая выражала разочарование Советов тем, что их предложение пакта о взаимопомощи не было положительно принято ни французами, ни англичанами, которые от-

Глава 4. Накануне войны

казались предоставить взаимные гарантии Советского Союзу. Пе-реговоры продолжались, но именно в эти дни в Москве советская дипломатия возобновила контакты с германскими представителя-ми ввиду оттепели в экономических отношениях, которая вскоре могла приобрести и политический характер. Ничто больше, чем это совпадение, не могло бы столь красноречиво подтвердить, что в 1939 г., в период между серединой мая и 23 августа, Сталин одновременно играл на двух столах, пока не решил, что необхо-димо сделать прогерманский выбор.

4. 3. 5. НАКАНУНЕ СОВЕТСКО-НАЦИСТСКОГО СОГЛАШЕНИЯ

Вплоть до этого выбора, последствия которого могли стать решающими, Сталин и Молотов оставляли открытой дверь для антигерманского соглашения, демонстрируя свою готовность продолжать переговоры, намеченные на апрель. В течение мая французы, англичане и Советы основательно обсуждали пробле-му соглашения — при этом ощущался трудно уловимый, но ощу-тимый страх нового импровизированного Рапалло. Французам удалось убедить англичан в том, что Гитлера можно остановить, только показав во что обойдется ему военная авантюра. 24 мая британское правительство признало принцип трехстороннего со-глашения о взаимной гарантии, и через несколько дней об этом решении Лондона было сообщено Молотову.

Началась решающая и наиболее сложная фаза переговоров, во время которой Молотов, воспользовавшись колебаниями англи-чан и французов, подготовил почву для соглашения с германским руководством. Советские предложения имели в виду обязатель-ства, более обширные, чем те, что предусматривались англичанами и французами. Последние были убеждены, что само существова-ние соглашения между крупнейшими европейскими державами изолировало бы Гитлера, ограничив его дипломатическое пространство «Стальным пактом», а это заставило бы фюрера пере-смотреть планы своих действий.

Сталин, напротив, хотел придать соглашению большую зна-чимость, чтобы Советский Союз участвовал в договоренностях, обеспечивавших гарантии всей Европе, иначе говоря, стал бы ар-битром мира в Европе. Кроме того, Сталин стремился подчерк-нуть важность военного аспекта: если СССР должен защищать Польшу от нападения Германии, то как он сможет выполнить свои обязательства, не получив от Варшавы разрешение на проход советских войск по установленному коридору на польской терри-тории?

Часть 2. Вторая мировая война

Важно отметить, что «военная» концепция соглашения, кото-рую отстаивали Советы, контрастировала с «политической» кон-цепцией англичан и французов; советская концепция создавала на пути переговоров такое большое препятствие, которое было очень трудно обойти. Два аспекта проблемы весьма осложняли ситуацию: глубокое и обоснованное недоверие Польши к Совет-скому Союзу и правовая сторона достижения договоренностей. Дело в том, что Польша на тот момент не участвовала в соглаше-нии, которое предусматривало бы передвижение войск на ее тер-ритории без консультации с правительством Варшавы - иначе поляки выдвинули бы легко предсказуемые возражения. Трудности возникли и при обсуждении проблемы прибалтийских стран, на которые Москва хотела распространить свою «гарантию». С ними даже не предусматривались консультации, хотя французы, в от-личие от англичан, были склонны уступить требованиям Советов в этом вопросе.

В сложившейся ситуации переговоры с трудом были дотянуты до конца июля, когда они достигли критического момента. Моло-тов 23 июля решил инициировать немедленное начало их заклю-чительной фазы в Москве, где представители западных держав должны были представить свои предложения. Дискуссии нача-лись 12 августа под председательством маршала Ворошилова, но с самого начала возникли сомнения в ее эффективности, так как военные представители Англии и Франции не имели достаточных полномочий.

Обсуждение почти сразу уперлось в ключевую проблему: как заставить поляков принять то, с чем у них не было ни малейшего намерения согласиться? Поскольку они были уверены, что, если разрешат русским вступить на польскую территорию, то те уже никогда не уйдут. Последнее совещание представителей трех дер-жав прошло 21 августа в Москве. Франция предложила двусмыс-ленную формулировку, согласно которой соглашение было бы возможным без учета мнения поляков. В тот момент эта дипло-матическая уловка была бесполезной, потому что Сталин уже сделал свой выбор в пользу Германии.

4. 4. Реакция Италии на политику Германии

4. 4. 1. АЛЬТЕРНАТИВЫ ИТАЛЬЯНСКОЙ ДИПЛОМАТИИ?

Италия была меньше затронута новой волной дипломатичес-кой активности Гитлера, но проявляла не меньший интерес к тем переменам, которые Мюнхен и захват Праги вызвали в Европе.

Глава 4. Накануне войны

Размах перемен был столь значительным, что привел к суще-ственному ослаблению позиций Италии и уменьшению роли Муссолини в качестве арбитра судеб мира в Европе, которую он играл в Мюнхене. Почтительность же, неизменно демонстриро-вавшаяся фюрером Муссолини, воспринималась дуче как посто-янное свидетельство признания его ведущей роли в дружеских отношениях двух лидеров.

С развитием кризиса Муссолини мог выбрать один из двух путей в отношении Германии. Он мог, добиваясь реализации це-лей итальянского ревизионизма, пойти на тесный союз с Герма-нией, а мог действовать более гибко и ограничить сотрудничество с Берлином обязательствами, не закрепленными в письменной форме. Первый вариант был значительно более рискованным для Италии, потому что он позволял Гитлеру полностью предвидеть будущее поведение Муссолини. Гитлер хорошо понимал, что уст-ремления Германии затрагивали интересы Италии и, несмотря на существование «Оси», демонстративное сотрудничество в Испании и частые контакты между фашистскими и нацистскими генерала-ми, боялся лавирования итальянской дипломатии, т. е. его пугала возможность полного восстановления «определяющего веса» Ита-лии. Это объясняет, почему в 1938 г. он сам и Риббентроп неод-нократно поднимали вопрос о подписании союза.

Мотивации стремления Гитлера к заключению союза раскры-вали причину колебаний Рима. Муссолини упрямо сопротивлялся формальному закреплению двусторонних отношений, потому что не был намерен связать себя обязательствами с Германией, отличав-шейся неконтролируемым и непредвиденным динамизмом. С точки зрения Муссолини, не было причин, которые заставили бы его согласиться с подписанием союза, грозившего отдать международ-ную деятельность Италии на милость германской дипломатии. Тем более, что для Муссолини (он подтвердил это в сентябре 1943 г., после подписания перемирия, которое закрепляло поражение фа-шистской Италии во Второй мировой войне, когда отстаивал свою лояльность по отношению к союзнику) была характерна своеобразная психологическая установка, приобретенная с опытом 1914-1915 гг., относиться с уважением и лояльностью к подписан-ным пактам и заключенным союзам: правило, ценимое им выше любых норм международного права, поскольку оно формировало представление, которое он хотел создать о себе и об Италии как о достойных доверия партнерах.

Лишь после захвата Праги Муссолини понял, что утратил веду-щую роль в «Оси», и что господствующее положение занял Гит-лер. Он согласился играть роль «второй державы» в неизбежном

Часть 2. Вторая мировая война

союзном договоре с Германией. Альтернатива для Муссолини, выступавшего предвестником ревизионизма, была парадоксальной. Чтобы дистанцироваться от Германии, он вынужден был реагиро-вать на ревизионизм, который превратился в явную ревизию именно тогда, когда ведущие страны Европы не были готовы не-медленно и открыто выступить против Гитлера. Прежде всего, это были те страны, которые, как сторонники политики «умиротворе-ния», считали, что Муссолини не полностью ошибался.

Поэтому оставался только один путь: лавирование между ком-промиссом и сотрудничеством. Муссолини выступал за сотрудни-чество не в силу идеологической близости, а поскольку думал, что, поддержав Германию, Италия сможет усилить свою позицию как в отношении Великобритании, дружба с которой была возобновлена на новой основе, так в отношении той же Франции, ко-торая упорно отказывалась осознавать пользу сотрудничества с Италией в общеевропейском масштабе.

После Мюнхена и захвата Праги Муссолини стремился вер-нуться к традиционной для итальянской дипломатии политике лавирования, надеясь с ее помощью достигнуть целей, которых он постоянно добивался: сотрудничать с англичанами и вести пе-реговоры с французами, чтобы восстановить ситуацию 1935 г. Для этого надо было поддерживать близость с германским реви-зионизмом и, вместе с тем, сдерживать его, когда он угрожал ин-тересам Италии.

Наконец, позиция Муссолини определялась насущной потребностью, которая не была столь острой для других держав: ему был нужен мир, он стремился к миру. В то время, когда страх войны охватил Европу, Муссолини очень хорошо понимал, что Италия нуждалась в мире, по крайней мере, в течение пяти лет. Это был минимальный срок для того, чтобы страна могла пред-принять новые значительные усилия, если учитывать финансовую ситуацию страны и положение, в котором находилась итальянская армия после войн в Эфиопии и Испании.

Когда в январе 1939 г. вступили в силу «Пасхальные соглаше-ния», Муссолини, принимая в Риме Чемберлена, понял, что вос-создание атмосферы «фронта Стрезы» уже невозможно, а политика «определяющего веса» не имеет более никаких оснований в связи с эволюцией международных отношений в Европе. Он почувствовал страх оказаться в изоляции, а потому начал склоняться к тому, чтобы согласиться в принципе на заключение, хотя и не на подписание официального текста союзного договора.

Итак, в марте 1939 г., в то время, как правительства Франции и Великобритании готовились пересмотреть свою внешнеполити-

Глава 4. Накануне войны

ческую стратегию, Муссолини оказался в одиночестве перед ак-циями Гитлера, и в еще большем одиночестве в связи с растущей убежденностью Англии и Франции в том, что любая уступка, сделанная одному из диктаторов, приведет лишь к предъявлению новых требований. Вплоть до захвата Праги он сомневался и колебался. После 15-16 марта 1939 г. положение Италии стало дра-матичным. На следующий день после гитлеровской акции Мус-солини выступил на Большом фашистском совете с речью, в ко-торой кратко охарактеризовал политику в Европе после 1933 г., сказав в заключении, что проблема Италии состоит в сохранении «равновесия сил внутри Оси». Он сказал далее: «Мы должны уве-личить свой вес по сравнению с нашим товарищем по Оси». Это означало, что концептуально он уже рассматривал Италию только в рамках союза с Германией.

После оккупации Праги поведение Германии лишь подтвер-дило эту оценку. 16 марта 1939 г. Гитлер поступил с Муссолини точно так же, как год назад, т. е. не потрудился проконсультиро-ваться с ним и не принял во внимание интересы Италии даже в минимальной степени. Отношение Англии и Франции к гитле-ровской акции показало, что наступление всеобщего кризиса опасно приблизилось. И снова Муссолини вынужден был конста-тировать, что Ось являлась альянсом, который приносил резуль-таты только одной стороне.

Политическую проблему этого момента было легко определить, но не легко решить. Как установить равновесие сил «внутри Оси», т. е. как поставить Гитлера в определенные рамки? Или, по край-ней мере, как заставить его действовать более предсказуемо, либо предупреждать друга и почти союзника о сюрпризах с дестабили-зирующими последствиями?

Ответом на эти вопросы, кажется, стала оккупация Албании, совершенная по настоянию Чиано 7 апреля и завершенная за два дня. Чиано еще в 1937 г. предлагал предпринять это вторжение, но только после аншлюса в марте 1938 г. добился согласия Муссолини осуществить его именно с намерением как продемонстри-ровать самостоятельность Италии по отношению к Германии, так и подтвердить наличие серьезных интересов Италии на Балканах. Однако дуче отложил исполнение этого замысла, потому что пред-почитал, чтобы он был осуществлен с согласия Югославии. В 1939 г. он оказался в ситуации, когда был вынужден действовать в оди-ночку. Но то, что в 1938 г. имело бы антигерманскую направлен-ность, в 1939 г. оказалось не более чем имитацией гитлеровского пиратства. Захват Албании вызвал тревожные отклики во всех неревизионистских странах Балканского полуострова и породил

Часть 2. Вторая мировая война

абсолютно негативную реакцию во Франции, где недоверие к Италии получило новое и обоснованное подтверждение. Даже Чемберлен был разочарован и раздражен. Его надежды вернуть Италию в антигерманский фронт с этого момента и на опреде-ленный период времени были утрачены.

С другой стороны, оккупация Албании была запоздалым и не-достаточным шагом, чтобы уравновесить рост мощи Германии. Поскольку отношения с Великобританией и Францией серьезно ухудшились, то Муссолини ничего не оставалось, как попытаться контролировать действия Гитлера, что неизбежно было связано с подписанием взаимообязывающего соглашения, которое «вынуж-дало бы» Германию официально консультироваться с итальянским правительством о тех акциях, которые она намерена предпринять.

4. 4. 2. «СТАЛЬНОЙ ПАКТ» ОТ 22 МАЯ 1939 г.

Существуют различные толкования как психологического, так и политического характера того, почему Муссолини решил в начале мая 1939 г. дать согласие на подписание соглашения с Германией. Каково бы ни было объяснение поворота, однако, представляется очевидным, что политическая цель Муссолини заключалась в том, чтобы дать Италии возможность планировать с достаточной точностью и с необходимой последовательностью дальнейшие шаги своей международной политики. Поскольку все остальные дипломатические средства оказались неэффективными, и Гитлер продолжал действовать самостоятельно, как будто он был един-ственным актером на европейской политической сцене, необхо-димо было выработать обязывающий консультационный меха-низм, чтобы помешать этому моноспектаклю.

В конце 1938 и в первые дни 1939 г. Муссолини, услышав вновь отказ Франции обсудить требования Италии, был готов принять новое решение. Реализовать его он поручил Чиано на основе некоторых предварительных проектов, разработка кото-рых началась с мая 1938 г. (с момента визита в Рим Гитлера) и была завершена в период с января по начало мая 1939 г. Для заключительного обсуждения в Италию, в Милан, был пригла-шен Риббентроп. Встречи состоялись 5 и 6 мая. В те же самые дни министр иностранных дел Германии стремился договориться о подписании соглашения с Японией, которое придало бы Анти-коминтерновскому пакту действенный характер и направленность, явно угрожающую Советскому Союзу.

Германия еще не сделала окончательного выбора между сою-зом с западными державами и СССР, так как Молотов недавно

Глава 4. Накануне войны

стал министром иностранных дел, и немцы не могли еще в полной мере оценить смысл произошедших перемен до возвращения Риббентропа в Германию. Во время переговоров с Чиано германский министр Риббентроп вел себя демонстративно сдержанно. Он пояснил, прибегнув к иносказаниям, что в намерения Германии не входит использовать военные средства для решения спорных вопросов с Польшей. Он заверил графа Чиано, что Германия также не хотела бы быть вовлеченной в войну на два фронта, что она не готова пока к широкомасштабной войне. Чиано отметил, что согласен с принципами подготовленного союза, но ясно и настойчиво подчеркивал тот факт, что Италия, даже подписав союзные обязательства, будет не в состоянии принять участие в военном конфликте еще в течение трех-пяти лет. Риббентроп, со своей стороны, без труда дал заверения на этот счет.

Подготовить текст договора с немыслимым легкомыслием было поручено только немцам, и Чиано не придал значения четкому формулированию пунктов, призванных защитить интересы итальянской стороны. Согласно Пасторелли, с большим основанием можно считать, что Муссолини был даже не знаком с точным текстом обязательств по договору, которые его министр готовился подписать и которые находились в существенном противоречии с предварительными материалами, подготовленными в предыдущие месяцы.

Договор, подписанный в Берлине 22 мая и известный как «Стальной пакт», официально был двусторонним союзом, который содержал несколько традиционных статей. Статья 1 обязывала стороны находиться в «постоянном контакте» с целью добиваться согласия по всем вопросам, касающимся взаимных интересов или европейской ситуации в целом. Это было такое обязательство о консультациях по всем вопросам, которое, по всей вероятности, послужило Муссолини предпосылкой для принятия решения о заключении союза.

Статья 3 пакта содержала необычный пункт, потому что в нем устанавливался casus foederis, который утверждал взаимные обязательства сторон оказывать помощь «всеми силами на земле, на море и в воздухе», в случае если одна из сторон окажется вовлеченной в осложнения военного характера. Не делалось никакого различия, как обычно было принято, относительно характера войны: оборонительного или агрессивного. Хорошо известно, что по традиции союзные договоры вступали в силу в случае «неспровоцированного нападения» со стороны третьей державы. Итак, с одной стороны, Муссолини теоретически получал право на то, чтобы Гитлер постоянно с ним консультировался, с другой, - он

Часть 2. Вторая мировая война

оказывался связанным обязательством о вступлении Италии в войну на стороне Германии, каков бы ни был характер - оборо-нительный или агрессивный - германской политики. Между тем, усиленные попытки Риббентропа включить в союз также и Япо-нию провалились, и это создавало предпосылки к тому, чтобы Гитлер начал серьезные переговоры с Советским Союзом.

Опасность «Стального пакта» заключалась и в том, что инте-ресы Италии в нем фактически не были ограждены. Как отмечает Уотт, виной тому была небрежность итальянской дипломатии, не включившей ни одной выражавшей интересы Италии статьи, ко-торая обязывала бы союзников не начинать войну в течение трех лет (как Риббентроп заверял Чиано перед подписанием в Берли-не); ничего не было сказано о Балканском полуострове, об Альто Адидже, о Польше.

В последующие дни внимание Муссолини было обращено на эти лакуны - либо военные предупредили его о необходимости внести уточнения, либо, наконец, дуче осознал, как поясняет Па-сторелли, что одобрил подписание документа, серьезно отличав-шегося от того, который он намеревался принять, и приказал подготовить памятную записку, где оговаривались бы пределы итальянских военных обязательств. Этот документ, известный как «Памятная записка Каваллеро» по имени генерала, которому было поручено вручить ее немцам, расценивался Муссолини в качестве составной части соглашения о союзе, хотя Германия никогда не давала точного и недвусмысленного согласия на подобную интер-претацию.