Предисловие к русскому изданию 16 страница

Но эти положения не учитывали нацистский динамизм, ита-льянские амбиции, замыслы Советов, двойственность англичан и, прежде всего, развитие кризиса вследствие роста противоречий между европейскими державами.

В левоцентристском правительстве, сформированном Эррио в июне 1932 г. после победы на выборах левого блока, премьер-ми-нистр оставил за собой министерство иностранных дел, но про-водил колеблющуюся линию по вопросам разоружения. Меж-дународные переговоры по этим вопросам зашли в тупик, и это вызывало тревогу в связи с сообщениями о военных ассигновани-ях, утвержденных декретом Гитлера. Внешнеполитическая линия Эррио колебалась между перспективой примирения с Германией (что гитлеровская дипломатия вначале демонстративно принима-ла как некое продолжение духа Локарно и как выражение анти-советского поворота, который Германия открыто одобряла) и противоположной политикой, направленной на углубление кон-тактов с Москвой после долгих лет враждебности или взаимного равнодушия. В этой обстановке Эррио под давлением англичан и итальянцев признал принцип равенства прав победителей и по-бежденных, который в свое время не признавал его предшествен-ник Тардье.

Характер этого согласия был тот же, что позже пытался реали-зовать, но с другими намерениями, Муссолини в пакте четырех. В обоих случаях целью ставилось создание группы европейских государств, которая изолировала бы Советы. Последние после прихода к власти Гитлера значительно сблизились с международ-ным сообществом; они отказались от предвзятого подхода (но не

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

от принципа) их сущностного отличия от капиталистического лагеря и согласились участвовать в общей конференции по разо-ружению. Именно с целью уравновесить уступку, сделанную Гер-мании, Эррио намеревался возобновить, наконец, переговоры, которые в течение многих лет советская дипломатия пыталась ве-сти с Францией.

Еще с 1927 г. правительство Москвы предлагало пакт о нена-падении, что резко противоречило секретным соглашениям об осуществлении германского вооружения на советской территории. Но в 1932 г. даже Сталин почувствовал необходимость, по крайней мере внешне, показать свою враждебность германскому ревизионизму: это был самый подходящий путь, чтобы убедить французов принять предложение советского министра иностран-ных дел Максима Литвинова и подписать 29 ноября 1932 г. пакт о ненападении между двумя державами. Для Франции это был, пусть небольшой, шаг вперед, который мог привести к весьма за-метным результатам.

Правительство Эррио пало в конце 1932 г. Во Франции на-ступил смутный период, отмеченный финансовыми скандалами и бурными политическими событиями. Если до 1931 г. экономи-ческий кризис еще не давал о себе знать во Франции, то в 1932 г. французы почувствовали его воздействие: безработица, падение промышленного производства, трудности в торговой сфере, рост напряженности в международных отношениях. В результате Фран-ции становится все труднее добиваться реализации своего курса: оказание финансовой помощи в обмен на обязательства участво-вать в ее системе безопасности.

В течение года сменилось пять различных правительств, хотя на Кэ д’Орсе до начала 1934 г. оставался Жозеф Поль-Бонкур. Деятельность этого министра резко осудил Дюрозель за его при-верженность формуле «коллективной безопасности» именно в то время, когда японцы завершали захват Маньчжурии, а в Берлине перешел в наступление Гитлер. В этих новых обстоятельствах Поль-Бонкур долгое время льстил себя надеждой на сближение с Германией. Гитлер демонстрировал французам свои добрые уст-ремления к достижению взаимного компромисса, в особенности потому что, как считали англичане и американцы, в ситуации, когда конференция по разоружению продолжала свою работу, хотя и дышала на ладан, именно французы должны были бы про-явить добрую волю. По мнению США и Великобритании, вопрос о безопасности мог серьезно рассматриваться только после того, как Франция предпримет символический шаг по сокращению своих вооруженных сил, которые казались им весьма мощными

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

в сравнении с германскими, существовавшими еще только в пла-нах Гитлера, а не в действительности.

Как и планы Муссолини, нацеленные на подрыв Локарнских соглашений, предложение Германией компромисса с Францией было ни чем иным, как уловкой с целью воспользоваться случаем и оттянуть время, чтобы потребовать от конференции по разору-жению принять календарь реконструкции германской военной машины. Это стало абсолютно ясно в конце 1933 г., когда, вос-пользовавшись отказом других стран поддержать предложения Германии, Гитлер спровоцировал выход Германии из Лиги На-ций с шумным скандалом. Его аргументы сводились к тому, что другие державы, признав и для Германии положение о равенстве прав в области вооружений, препятствовали его практической ре-ализации. Таким образом, Франция утратила инициативу, внимая циничным посулам Гитлера и погрязнув в безрезультатных пере-говорах по пакту четырех.

3. 3. 2. СОВЕТСКО-ФРАНЦУЗСКОЕ СБЛИЖЕНИЕ

Отношения с Советским Союзом стали единственным направ-лением внешней политики Парижа, которое получило определен-ное развитие. Обмен краткими визитами привел к подписанию в августе 1933 г. временного торгового протокола, трансформиро-ванного 9 января 1934 г. в окончательное соглашение. Наиболее важным элементом была идея пакта о взаимопомощи, выдвину-тая Советским Союзом и содержавшая в зародыше будущее со-глашение 1935 г. Сближение этих двух стран вызывало тревогу и опасения восточных союзников Франции, прежде всего, Польши, которая не случайно 26 января 1934 г. подписала с Германией пакт о ненападении. Это не было разрушением старой системы союзов, но сама акция была воспринята как призыв к Франции и к Европе в целом обратить внимание на то, с какой быстротой разворачиваются события в Германии, и на то, что новая между-народная ситуация таит опасность для Франции.

Эти страхи передались по наследству Луи Барту от его пред-шественника Поля-Бонкура. Придерживаться неизменной кон-цепции безопасности означало суметь преобразовать ее в систему эффективных, не противоречивых союзов. Единственный союз, который мог приобрести подобный характер, был союз Франции и Великобритании, т. е. единственный, который не был оформлен договором, но существовал по самой природе вещей, хотя и нахо-дился постоянно под угрозой в связи с тем, что англичане отно-сились с опасением к претензиям французов на гегемонию.

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

Все другие соглашения были либо слишком хрупкими, либо противоречивыми. Соглашение с Чехословакией не было проч-ным, потому что это государство раздирали межнациональные противоречия и к нему враждебно относилась нацистская Герма-ния. Столь же непрочным было и соглашение с Югославией, которую пытались использовать как инструмент в противоборстве с Италией, что потенциально вело к изоляции Франции в Европе, если иметь также в виду возможность итало-германского согла-шения. Полна противоречий была и система соглашений с Со-ветским Союзом.

Эта система явилась результатом параллельных действий Со-ветов и Франции, которые должны были привести к единому результату, но они были настолько полны противоречий, что вы-зывали страх и опасения тех, кто боялся претензий Франции на гегемонизм, либо реакции Германии, и даже просто усиления влияния Советского Союза с его коммунистическим режимом.

Во внешнеполитической деятельности Франции выделяются несколько четких этапов, связанных с переговорами по экономи-ческому урегулированию в Балкано-Дунайском регионе, началом которых послужили конференции в Лондоне и в Стреза. Прежде всего был обновлен договор о дружбе с Югославией (вместе с его секретными статьями). В феврале 1933 г. государства Малой Ан-танты подписали организационный пакт, направленный на укреп-ление их отношений: с этой целью создавались постоянные кон-сультационные органы. В эту линию с трудом встраивается пакт о Балканской Антанте, подписанный 9 февраля 1934 г. между Югославией, Румынией, Турцией и Грецией, поскольку что от-сутствие Чехословакии и включение Греции, если не искажали антиревизионистской направленности Антанты и, следовательно, ее курса на поддержку Франции, то со всей очевидностью прида-вали соглашению антисоветский характер.

Балтийская Антанта, созданная 3 ноября 1934 г. Литвой, Лат-вией и Эстонией, также имела антиревизионистскую направлен-ность, но в то же самое время участие Литвы расценивалось как предупреждение Польше. Антисоветская окраска Балтийской Ан-танты несомненна, хотя по существу соглашение было ограниче-но консультациями на случай кризисных ситуаций.

В свою очередь, Советы, выражая свое глубокое стремление участвовать в системе всеобщей безопасности, в начале июля 1933г. заключили ряд соглашений с пограничными странами. 3 июля они подписали общую конвенцию об определении агрес-сии с Афганистаном, Эстонией, Латвией, Польшей, Румынией и Персией; на следующий день было подписано аналогичное согла-

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

шение с Малой Антантой в целом и Турцией; наконец, 5 июля состоялось подписание сепаратного соглашения с Литвой, которая не участвовала в общем соглашении, так как не хотела присоеди-няться к нему из-за участия Польши. Литву и Польшу разделял спор о границе в районе Вильнюса, возврата которого требовали литовцы.

Советы продолжали сплочение антигерманского фронта. Они добились соглашения с Италией сначала в экономической сфере, а затем и в политической, и 2 сентября 1933 г. подписали с ней договор о ненападении и нейтралитете. В начале 1934 г. они зая-вили о своей готовности вступить Лигу Наций и даже подписать соглашения о взаимопомощи с Францией, Бельгией, Чехослова-кией, Польшей, Латвией, Литвой, Эстонией и Финляндией. Они проявили готовность полностью поддержать позиции Франции по проблемам безопасности, так что, казалось, их взгляды цели-ком совпадают и грядущий союз неизбежен. Советский Союз та-ким образом продемонстрировал, что в его политике произошел поворот в сторону Лиги Наций и подтвердил свое намерение уча-ствовать в этой организации. И, действительно, 18 сентября 1934 г. (почти год спустя после скандального выхода Германии) подавляю-щим большинством голосов он был принят в Лигу Наций, получив постоянное членство в ее Совете. Несмотря на все это, система безопасности оставалась нерешенной проблемой, хотя и сохрани-ла основное, ключевое значение для будущего Европы.

Франция и Советский Союз проводили два параллельных и, казалось, совпадающих курса с целью формирования системы со-юзов, способной изолировать Германию. Однако ни во Франции, ни в остальной Европе, заинтересованной в создании подобной системы, не сложилось единого мнения относительно места, ко-торое должен был занимать в ней Советский Союз. Признание Советским Союзом идей коллективной безопасности могло объяс-няться внутренними причинами, связанными с завершением пер-вого этапа выполнения пятилетних планов и укреплением власти Сталина. Возможно, это было продиктовано международной ситуа-цией и было условием Франции, которая хотела выявить подлин-ность поворота в политике СССР, а также реальность прекращения его двойственных отношений с Германией. Немецкое государство было не только «бельмом на глазу» для западных держав, но представляло реальную опасность и для Советского Союза. У Ста-лина, как и у его соратников, не могло быть иллюзий на этот счет — они знали, что в соответствии с нацистской доктриной «жизненное пространство» Германии распространялось на Восточную Европу и Украину.

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

Но тогда вопрос ставился иначе: в каких пределах западные державы могли бы доверять Советскому Союзу, которого они не признавали в качестве партнера по антигерманскому и антиреви-зионистскому соглашению. Корни трудностей для демократичес-ких капиталистических стран заключались в том, что они не могли согласиться с необходимостью возможного сотрудничества с клас-совым врагом в целях противоборства с грозящим господством нацизма, считавшегося внутренней проблемой капиталистической системы. На эти же трудности наталкивались многие инициа-тивы западных держав в периоды до и после Второй мировой войны, что предоставляло свободу беспринципным действиям Гитлера и Сталина.

3. 3. 3. ПОЛИТИКА БЕЗОПАСНОСТИ БАРТУ И «ВОСТОЧНОЕ ЛОКАРИО»

В условиях продолжения политики постепенного окружения Германии 9 февраля 1934 г. во Франции к власти пришло пра-вительство национального единства под руководством Гастона Думерга, в котором пост министра иностранных дел занял Луи Барту, получивший в наследство результаты деятельности Поля-Бонкура. С приходом Барту на Кэ д’Орсе французская политика стала более последовательной и динамичной. Дюрозель видел в нем единственного французского государственного деятеля, обла-давшего стратегическим, а не доктринерским видением проблем внешней политики. Более того, можно сказать, что его политика была жестко реалистической, она не зависела от идеологии, на нее не давил груз традиций недавнего прошлого. Это было и пре-имуществом и вместе с тем недостатком, потому что в случае не-удачи после Барту остались бы руины того, что он разрушил.

Диагноз Барту был точен: подлинным врагом Франции оста-валась Германия, но проблему безопасности нельзя было решить с помощью формулы коллективных соглашений. Они потерпели провал, а проще говоря, были изжиты в связи с изменением си-туации. Продолжать политику, руководствуясь прежними уста-новками, означало проводить политику, опираясь на пустоту. На смену коллективной безопасности должна была прийти система союзов. Это не означало безразличия к Лиге Наций, в которой действовало соглашение с Великобританией и куда должен был вступить (как это и случилось) Советский Союз.

Наряду с Лигой Наций на континенте должна быть создана система союзов, более эффективная и четкая, чем та солидарность, которую готова продемонстрировать Великобритания. Но порой

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

англичане, и до и после Локарно, проявляли полное равнодушие к некоторым вопросам, как это произошло во время международ-ного обсуждения скользких проблем Восточной Европы. В таком случае собеседников не выбирали, они были предопределены: это были традиционные союзники по балкано-дунайской системе со-глашений, Советский Союз и, наконец, Италия, относительно которой, как считал Барту, настало время изменить политику.

Внешним выражением этих перемен стал документ, разрабо-танный под руководством Барту, принятый французским прави-тельством и опубликованный 17 апреля. В нем было недвусмысленно заявлено, что Франция считает бесполезным продолжать переговоры с Германией, начатые Полем-Бонкуром и которые правительство Берлина пыталось возобновить в первые месяцы 1934 г. Барту прочел «Майн Кампф» и не принимал уверения тех, кто оценивал эту работу как обычную книгу, не имевшую кон-кретного политического содержания. Произведение Гитлера распространялось в Германии миллионными тиражами, что убеждало Барту в обратном: Гитлер излагал в своей книге цели, в которые продолжал верить.

Принимая во внимание эти факты, Барту провел, как всегда лично, широкие консультации, чтобы выявить возможности зак-лючения договора о гарантиях. Этот договор никогда не был под-писан, но он вошел в историю как «Восточное Локарно», хотя в нем было очень мало и даже почти ничего не было от духа Ло-карно. В конце апреля Барту отправился в поездку по Восточной Европе. Он начал с Варшавы, столицы государства, вызывавшего недоверие Парижа после заключения соглашения с Германией и укрепления авторитарного режима Пилсудского. Затем Барту посе-тил в Прагу, где последовательность Бенеша не вызывала никаких сомнений, проследовал в Бухарест и прибыл, наконец, в Белград, где он пригласил короля Александра посетить Францию 9 октября 1934 г.

Предметом переговоров Барту было предложение пакта о вза-имопомощи и взаимных гарантиях, в котором должна была уча-ствовать также и Германия. В тексте договора было много слож-ных формулировок, что отражало переплетение тайного и явного соперничества в вопросах, затронутых в проекте. Сложность про-екта была связана с позицией, которая отводилась Советскому Союзу в рамках соглашения. Поэтому с самого начала предпоч-тительной была формулировка об «особой конвенции между Францией и СССР», направленной против возможности герман-ской агрессии (именно в этом отличие от Локарно 1925 г. ) и не связанной с проблемой всеобщих гарантий. Это был уже значи-

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

тельный шаг в направлении двустороннего соглашения между Францией и СССР.

Нерешенными оставались две проблемы: Великобритания и Италия. Англичане реагировали на беспокоящие Барту проблемы с опасной легкостью. Им казалось, как говорил министр иностран-ных дел сэр Джон Саймон, что идея защититься от германской угрозы является «безрассудной». Англичане были непреклонны в своем убеждении, что не следует проявлять предпочтений в отно-шении французов, которые решительно создавали новые союзы, по возможности, с участием Великобритании, но если необходи-мо, то и без нее, т. е. с Советами. В результате англичане поддер-жали, хотя сдержанно и уклончиво, проект Барту.

Что касается Италии, то реакция Муссолини на попытку пут-ча в Австрии и убийство Дольфуса убедила Барту в отказе Рима от политики равноудаленное™ по отношению к Гитлеру. Хотя предшественник Барту в сотрудничестве с англичанами и немца-ми спровоцировал провал пакта четырех, но в Париже сохрани-лось активное стремление к компромиссу и даже к более тесному союзу. В подтверждение этих намерений Поль-Бонкур, после провала миссии Жувенеля, направил в Рим нового посла, настро-енного в пользу заключения подобного соглашения, графа Шарля де Шамбрена.

Как только Париж смог преодолеть недоверие, вызванное од-носторонними действиями Рима в отношении Австрии и Венг-рии (протоколы по экономическим вопросам от 17 марта 1934 г. ), позиция Франции стала более позитивной. Роль Италии станови-лась особенно значимой из-за трудностей, с которыми столкнулся проект «Восточного Локарно» в связи с прохладным отношением к нему Германии, двойственной реакцией Польши и безразличием Великобритании.

В начале сентября планы Барту совершить визит в Рим при-обрели конкретные очертания. Проблемы, разделявшие обе страны с 1919 г., стали обсуждаться более тщательно и детально. В новой атмосфере сотрудничества было нетрудно определить вопросы, относительно которых был возможен компромисс. Но основным препятствием оставались взаимные амбиции общего характера. Барту думал, что сможет убедить итальянцев проводить единую политику на Балканах, и вместе с тем надеялся убедить Югосла-вию улучшить отношения с Италией (в этом заключался один из резонов приглашения короля Югославии во Францию). В свою очередь, Муссолини считал, что ситуация изменилась настолько, что Италия может ставить более амбициозные цели, чем просто решение «зависших» проблем в отношениях с Францией.

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Такова была ситуация в конце сентября 1934 г. Напомним: Советский Союз был только что принят в Лигу Наций, а сроки визита Барту в Рим были назначены на 4-11 ноября. И вдруг внезапная трагедия парализовала все. Король Югославии Алек-сандр 1 на борту крейсера «Дубровник» 9 октября 1934 г. прибыл с официальным визитом в порт Марселя, где его встречал сам Барту. Оба стали жертвами хорватских экстремистов, принадле-жавших к группировке усташей, руководимой Кватерником и Павеличем, которых в определенной мере поддерживал Муссоли-ни. Противоречия нарастали вопреки интересам Италии, хотя она и не несла прямой ответственности за трагедию, подготов-ленную в другом месте (на территории Германии? ).

Смерть Барту означала конец правительства Думерга. Месяц спустя премьер-министром был избран Пьер-Этьен Фланден, ми-нистром иностранных дел стал Пьер Лаваль. Французская вне-шняя политика утратила ясность и определенность. Прежняя твердая антигерманская позиция Барту стала менее четкой. Ла-валь, не придерживавшийся устойчивых принципов, отказался от целостной стратегии Барту. По его мнению, игра была еще не сыграна: можно было вернуться к тактике Поля-Бонкура и его предшественников и соглашению с Советским Союзом попытаться противопоставить компромисс с Германией, который к тому же можно уравновесить рядом других договоров, прежде всего, более тесными соглашениями с Италией и Великобританией. Лаваль не стремился выработать собственно «французскую» внешнюю по-литику, он вернулся к неустойчивой политике колебаний в быстро менявшейся ситуации.

3. 3. 4. МАКИАВЕЛЛИЗМ ЛАВАЛЯ И РИМСКИЕ СОГЛАШЕНИЯ ЯНВАРЯ 1935 г.

Иллюзорность возможности умиротворить Гитлера вскоре подтвердилась во время решения проблемы Саара. Согласно Вер-сальскому договору, через пятнадцать лет после его вступления в силу в области следовало провести референдум, и население долж-но было решить вопрос о принадлежности области Саара Фран-ции или Германии. Уже за несколько месяцев до голосования французы заняли твердую позицию и готовы были всеми средствами бороться с прогерманской пропагандой.

Лаваль отказался от этой линии поведения и согласился с тем, что референдум пройдет под контролем международных сил и под эгидой Лиги Наций. Этот поворот породил настроения равнодушия, что помогло произойти тому, что, возможно, и долж-

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

но было произойти - победе прогерманских сил. Отсутствие подлинной заинтересованности, проявленное Францией, привело к тому, что результаты референдума носили характер снежного обвала, так как 90% саарцев проголосовали (13 января 1935 г. ) за возвращение к Германии (ставшей нацистской); это перечеркива-ло другой результат, достигнутый в итоге Первой мировой вой-ны, и позволило Гитлеру положить начало расширению террито-рии Германии. Однако политика отстраненности, проводимая Францией, не принесла ожидаемых результатов: франко-герман-ские отношения не улучшились, доказательством чему стало гер-манское заявление, сделанное 16 марта 1935 г., о восстановлении обязательной воинской повинности.

Продолжение диалога с Италией было более плодотворным и потенциально эффективным как в краткосрочном, так и в долго-срочном плане. На него не повлияло компромиссное отношение Рима к хорватскому сепаратизму, от которого Муссолини поспе-шил в это время дистанцироваться, отдав необходимые распоряже-ния полиции. Планы визита Лаваля в Рим возродились. Решение о дате визита, намеченного на 4-7 января 1935 г., было принято несколько дней спустя после инцидента, происшедшего 5 декабря в Уаль-Уале, на границе итальянского Сомали с Эфиопией, где несколько итальянских военных были убиты эфиопами. В связи с этим инцидентом правительство Парижа выступило с осуждением Эфиопии.

Визит Лаваля в Рим ознаменовал собой новый этап в отноше-ниях между двумя странами, которые, особенно после 1924 г., были проникнуты острыми противоречиями почти по всем на-правлениям европейской политики. Во время визита, 7 января 1935 г., было подписано несколько соглашений, которые помогли поставить точку в ряде долговременных спорных проблем. Но са-мым важным результатом визита стало то, что обе стороны пове-рили в возможность достижения столь желаемого стратегического соглашения.

Преамбула документов, подписанных 7 января, содержала общее заявление, в котором правительства обеих стран обязывались «сотрудничать в духе взаимного доверия в целях сохранения все-общего мира». Затем следовал протокол, в котором обе стороны признавали взаимную заинтересованность в сохранении стабиль-ности в Центральной Европе, и в частности в Австрии; они обязывались не вмешиваться во внутренние дела этого региона и способствовать подписанию общей конвенции, к которой присо-единились бы все заинтересованные страны. В ожидании подобной конвенции Франция и Италия договорились о взаимных

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

консультациях, а также о консультациях с Австрией, если этого потребует угроза независимости этой страны или ее территори-альной целостности. В другом протоколе говорилось, что в случае принятия Германией одностороннего решения отказаться от сво-их обязательств в области вооружений и ее действий согласно принципу полной свободы, вооружения Франция и Италия опре-делят совместный согласованный ответ.

За этими предваряющими документами следовал двусторон-ний договор, касавшийся интересов обеих стран в Африке. Пер-вым рассматривался давний вопрос об итальянских гражданах, проживавших в Тунисе, статус которых определялся конвенцией, подписанной в 1896 г., но в 1918 г. денонсированной Францией. Оба правительства договорились подписать новую конвенцию, согласно которой вопрос решался постепенно в течение тридцати лет и в соответствии с пожеланиями французов, т. е. статус всех детей, родившихся в Тунисе у итальянских родителей, регулиро-вался бы нормами, установленными для французских граждан.

Вопрос о «компенсациях», предусмотренных Лондонским пактом (1915 г. ), был решен с некоторыми поправками в интере-сах Италии в отношении Берега Сомали и с уступкой 113 000 км территории в южной Ливии в соответствии с географической картой, прилагавшейся к договору. Кроме того, французское пра-вительство обязалось уступить Италии 2500 акций компании, владевшей железной дорогой Джибути–Аддис Абеба (это под-тверждалось обменом письмами).

Эти колониальные компенсации значили для Италии не очень много и были бы недостаточны, чтобы развеять сомнения Муссо-лини, если бы договор не сопровождался двумя протоколами, ко-торые не предназначались для публикации и касались вопроса об Эфиопии в целом. В первом из этих протоколов итальянское правительство обязывалось не возводить укреплений на побере-жье Эритреи напротив Баб-эль-Мандебского пролива. Во втором протоколе (который был оформлен обменом нотами между Мус-солини и Лавалем), французское правительство, обращаясь к трехстороннему итало-франко-британскому соглашению 1906 г., обязывалось не преследовать в Эфиопии иных интересов, кроме связанных с экономическими вопросами эксплуатации железной дороги Джибути–Аддис Абеба. Такова была формулировка, кото-рая выражала отказ Франции от претензий в отношении Эфио-пии или, если угодно, предоставление Италии «свободы рук» в этом регионе.

Сложный характер соглашения, а также вызванная им поле-мика требуют некоторых пояснений.

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

Основной обмен мнениями между Муссолини и Лавалем про-исходил в присутствии лишь одного заместителя министра Сувича, который подготовил очень краткое и полное недоговоренностей изложение беседы, поэтому только изучение секретных документов позволяет объяснить, в пределах возможного, полемику, вспых-нувшую между двумя государственными деятелями. Когда Лаваля обвиняли в том, что он способствовал агрессии Италии в Эфиопии, французский министр, защищаясь, утверждал, что предоста-вил Италии «свободу рук» только в целях экономической, а не политической экспансии в Эфиопии. Этот аргумент представляется лишенным основания по очевидной причине: в начале 1935 г. предоставить Муссолини «свободу рук» в Эфиопии означало отка-заться от определения точного значения этой формулы. Дуче еще в 1932 г. отдал приказ о подготовке итальянских вооруженных сил к предстоящим действиям в Эфиопии, а 30 декабря 1934 г. внес уточнение в военные приказы, определив, что их целью яв-ляется «уничтожение абиссинских вооруженных сил и полное за-воевание Эфиопии». (Нужна была именно такая формулировка в одном из секретных военных планов, целью которых было дости-жение максимального результата, если это станет необходимым. )

Эти уточнения, на первый взгляд слишком категоричные, были сделаны, хотя наряду с военными планами, давно готовилось аль-тернативное соглашение с державами–участницами договора от 1906 г. Предусматривалось, что они, предоставив Италии «свободу рук», позволят ей установить контроль над Эфиопией, формы и методы которого еще предстояло определить (при этом обеспечи-вались экономические интересы этих держав). Радикальные фор-мулировки («полное уничтожение» и т. п. ) использовались лишь в «секретнейшем» военном плане, утвержденном Муссолини 30 де-кабря. Накануне встречи с Лавалем Муссолини поспешил уточ-нить, что подобные действия должны быть осуществлены быстро и эффективно, чтобы опередить реакцию Франции и Великобри-тании. Правда и то, что после встречи с Лавалем Муссолини писал Дино Гранди, бывшему тогда послом Италии в Лондоне: «Моя задача решить проблему Эфиопии радикальным образом либо ус-тановлением нашего прямого господства, либо в какой-то иной форме в зависимости от обстоятельств».

Итак, в то время как военные осуществляли приготовления в соответствии с намеченными планами, дипломаты отвечали на запросы из Лондона и Парижа в связи с замыслами Муссолини. При этом помимо радикальных действий рассматривалась так же возможность эффективных и менее затратных альтернативных решений, например, установление протектората, либо изменение границ между Эритреей и Сомали (в прошлом колонии Италии),

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

либо короткая символическая война с изолированным и беззащитным противником, прежде чем перейти к массированному вооруженному нападению.

Однако предложение компромисса в виде соглашения Хора-Лаваля, сделанное год спустя, в декабре 1935 г., когда война уже началась, было встречено Муссолини весьма доброжелательно. Это свидетельствует, что он даже тогда был готов к иному решению, не предусматривавшему полную победу над Эфиопией и ее ликвидацию. Причина такого отношения очевидна, поскольку связана с проблемой военных ресурсов, которые требовались Италии для установления полного контроля над обширной территорией Эфиопии, населенной различными этническими группами, приверженными своей идентичности и, следовательно, прямой контроль над которыми было очень трудно установить. Итак, содержание уступок Лаваля было неясным, потому что не были определены и оперативные планы Муссолини. Из протокола беседы двух государственных деятелей, который сделал Сувич, следует, что Муссолини информировал Лаваля о намерениях Италии завершить полное «проникновение» в Эфиопию, соблюдая при этом экономические интересы Франции и Великобритании.