Предисловие к русскому изданию 4 страница

Итало-французская идиллия, продлившаяся с декабря 1922 до середины 1924 г., была разрушена антифашистской позицией французских левых, занятой ими в связи с убийством Маттеоти, одного из виднейших представителей итальянского социализма, сомнительными личностями, представлявшими фашистский эк-стремизм, от которых Муссолини не удалось отмежеваваться.

¹ Имеется в виду итало-греческий конфликт в августе-сентябре 1923 г., выз-ванный попыткой Италии захватить осторов Корфу, важный стратегический пункт на Адриатике. 31 августа итальянские войска оккупировали осторов. Гре-ция аппелировала в Совет Лиги Наций. Решительные противодействие Великоб-ритании вынудило Италию отступить и эвакуировать свои войска с осторова Корфу в конце сентября 1923 г. - Прим. переводчика.

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Диктатура в Италии стала пускать корни, а Франция превращать-ся в убежище для преследуемых антифашистов. Между Италией и Францией все более четко проявлялось глубокое размежевание. Именно это подтолкнуло Муссолини к сближению с позицией Великбритании. В декабре 1924 г., в разгар кризиса в связи с убийством Маттеоти, Чемберлен, отправляясь в Рим для участия в Ассамблее Лиги Наций, встретился с Муссолини и продемонстри-ровал таким образом, что тот все еще пользуется доверием Вели-кобритании, получив взамен освобождение от трудной миссии -первым похоронить Женевский протокол. В самом деле, Муссолини взял на себя эту тяжелую обязанность и в результате в Европе сложились тесные итало-британские отношения, продлившиеся, хотя и с перерывами, вплоть до 1935 г., а по некото-рым аспектам вплоть до Второй мировой войны. Вместе с тем у французов появилась еще одна причина для обеспокоенности. Действительно, тема безопасности Франции возникала уже не только в связи с отношениями с Германией, но и в связи с проблемой альпийской границы страны.

1. 3. 5. ЛОКАРНСКИЕ СОГЛАШЕНИЯ

Несостоявшаяся ратификация Женевского протокола привела к вакууму и вновь обострила опасность конфликтов. Чемберлен не считал, что следует вернуться к атмосфере января 1923 г. и что озабоченность французов должна быть хотя бы частично удовлетво-рена. В этом плане его международная деятельность в принципе сочеталась с деятельностью Штреземана. Если целью немецкого государственного деятеля была нормализация положения Герма-нии (нормализация, достижение которой Женевский протокол делал гораздо более сложным, если не невозможным), то в атмосфе-ре, сложившейся в результате политики, проводившейся Чембер-леном, возникали возможности для того, чтобы сделать еще один шаг вперед после компромисса по репарациям, предложенного планом Дауэса.

Такие соображения породили идею заменить проект всеобщей гарантии предложением частичной гарантии, ограниченной только Рейнской зоной. Инициативу вновь проявил Штреземан, который прислушался к совету британского посла лорда д’Аберно-на и выступил в благоприятный момент, когда Германия выходила из экономического кризиса. Франция должна была оправиться от только что перенесенных дипломатических поражений, но и быть готовой к отводу войск, предусмотренному самим Версальским договором, поскольку истек первый из трех пятилетних сроков для эвакуации Рейнской зоны.

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы 45

В такой атмосфере в феврале 1925 г. Штреземан выдвинул идею, согласно которой после завершения освобождения Рура Германия может признать границу по Рейну, установленную в Версале, с возвращением Франции Эльзас-Лотарингии и обяза-тельством не стремиться к ее изменению применением силы. Речь шла о важных уступках, которые меняли внешние очертания германской территории и которые Штреземан предлагал допол-нить международными гарантиями. Франко-германский диалог оказался бы таким образом прямым, непосредственным и конт-ролируемым извне, в особенности Великобританией, чья посред-ническая функция была бы высоко оценена.

Предложение Штреземана представляло собой еще один шаг к созданию атмосферы взаимного доверия. Оно, однако, имело два неясных момента, поскольку не касалось вопроса о восточных границах Германии и умалчивало о ее южных границах. С такими ограничениями позиция Германии имплицитно содержала разъяс-нение стратегического смысла политики Штреземана. Впрочем, в письме, отправленном Штреземаном 17 сентября 1925 г. бывше-му кронпринцу, откровенно говорилось, что «рейнское» предло-жение - первый шаг на пути выжидательной тактики, благодаря которой можно будет восстановить свободу маневра в отношении возможного аншлюса Австрии и ревизии восточных границ. Это письмо отнюдь не было проявлением желания завоевать поддерж-ку германских монархических кругов, поскольку источники, от-носящиеся к немецкой дипломатии, позднее показали, что Штре-земан ясно представлял реальный масштаб своих проектов.

В действительности, отказаться от распространения гарантий на восточные и южные границы означало в некотором роде пойти навстречу требованиям англичан, то есть согласиться с британски-ми оговорками в отношении территориального урегулирования, которое никогда не было ими одобрено, оговорками, усиленными в 1925 г. столь недальновидной позицией доминионов, несоглас-ных с предоставлением гарантий территориям, находящимся да-леко от центра европейских конфликтов. Но это означало также, и прежде всего (как заметила итальянская дипломатия за месяцы переговоров, когда Муссолини в обмен на согласие Италии пытал-ся добиться как уступок в отношении колоний, так и распростра-нения гарантий на границу между Италией и Австрией на Бреннере в преддверии вполне вероятного аншлюса), что в Европе могли существовать два типа территориального урегулирования. Первый из них - тот, что нуждался в особых гарантиях и, следовательно, не мог быть изменен без риска разжигания всеобщего конфликта. Второй - тот, что нуждался в простых гарантиях, га-

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

рантиях, предоставленных мирными договорами, и который, из-за того, что он не требовал дополнительных гарантий, был низведен до такого типа урегулирования, которое может быть изменено возможно даже ценой глобального конфликта, как это подтверди-ли события 1938 г., продемонстрировавшие стратегическую огра-ниченность британского видения европейской политики. В дей-ствительности, соглашение, предлагавшееся Штреземаном, могло показаться привлекательным для французов, было полезным для немцев, однако прежде всего оно представляло британское пони-мание проблем безопасности континентальной Европы.

Кроме того, Штреземану посчастливилось найти во Франции подходящего собеседника: им стал Аристид Бриан, бывший пред-седатель совета министров и министр иностранных дел в начале 20-х годов, а с апреля 1925 г. снова министр иностранных дел (в этой должности он пробыл до 1932 г. ) в правительстве Поля Пенлеве, сменившем правительство Эррио. Бриан верил в необходимость примирения. Он думал, что, несмотря на недостатки германских предложений, было бы полезно предпринять шаги в направлении нормализации ситуации, поскольку считал, что Фран-ция сама по себе может двигаться в двух направлениях: предоставление односторонних гарантий странам Восточной Европы, не охваченным гарантиями, предусмотренными Штреземаном, с тем, чтобы укрепить свою ведущую роль в сфере европейской безопасности, и в то же время добиваться соглашения непосред-ственно с Германией, которое увело бы немцев как от пагубного влияния сотрудничества с Советами, так и от ориентации на пре-имущественное сотрудничество с Великобританией. Германия не должна была выступать европейским конкурентом французскому гегемонизму (согласно британскому видению), но должна была стать серьезным партнером Франции на европейском континенте, партнером, который сотрудничал бы в целях сглаживания проти-воречий, унаследованных от войны, и, следовательно, способство-вал бы в более общем плане укреплению безопасности Франции.

Переговорный процесс по главным названным темам разви-вался достаточно быстро. По вышеназванным причинам отказ Британии от распространения гарантий на восток Европы был благосклонно воспринят французами и гораздо менее благосклон-но - Муссолини, который еще накануне подписания соглаше-ний колебался относительно позиции, которую следует занять Италии. Однако ситуация с подписанием соглашений приобрета-ла значимость благодаря роли согаранта, придаваемой Италии, и в связи с тем, что в случае своего отсутствия Италия осталась бы в изоляции. Поэтому, в конце концов, фашистский диктатор преодолел свои колебания.

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы 47

Итак, 16 октября 1925 г. для парафирования новых соглаше-ний о гарантиях в Локарно собрались Штреземан, Бриан, Остин Чемберлен, Муссолини и министр иностранных дел Бельгии Эмиль Вандервельде. Основной договор был торжественно подписан в Лондоне 1 декабря в обстановке, которую, казалось, стремились представить антитезой подписанию Версальского диктата. Фран-ция, и что было более важно, Германия брали на себя обязатель-ство не стремиться к изменению с помощью силы границы, уста-новленной между двумя странами, и между ними и Бельгией в 1919 г. Германия, кроме того, подтверждала свое согласие с деми-литаризацией Рейнской зоны. Великобритания и Италия должны были играть роль держав-гарантов соглашения. Каким образом они будут осуществлять эти гарантии предусмотрительно умалчи-валось; констатировалось лишь, что агрессия должна быть при-знана таковой Лигой Ниций. Кроме того, был подписан ряд ар-битражных договоров между Германией, с одной стороны, и Францией, Бельгией, Польшей и Чехословакией, с другой, - по сути почти пустые слова, за которыми скрывалось отсутствие подлинных гарантий. В обмен на эти договоры французское пра-вительство подписало договоры о союзе и взаимопомощи с Чехос-ловакией и Польшей, касавшиеся ситуации возможного нападения со стороны Германии. Это были два исключения по отношению к общему обязательству французов, выраженному в главном дого-воре - не нападать на Германию. Речь идет о детали, которую следует иметь в виду в связи с франко-советским договором 1935 г. Последний, доведя число исключений из обязательства не напа-дать на Германию до трех, позволил Гитлеру протестовать против нарушения Локарнского пакта. В целом это и был пакет докумен-тов, позднее получивший известность как Локарнские соглашения. Очевидно, что только первый из них имел реальное политическое значение. Другие же или являлись стыдливым прикрытием непри-ятной реальности или же — выражением плохо скрытых надежд или даже отступлением от существовавших ранее соглашений.

1. 3. 6. ПОСЛЕ ПОПАРНО

Эти соглашения положили начало этапу большого оптимизма в европейской жизни. Они явились еще одним компромиссом. По видимости, он также имел антигерманскую направленность, поскольку Германия теперь демонстрировала готовность добро-вольно отказаться от того, что было у нее отнято. В действительно-сти компромисс означал стремление возобновить диалог. Каждая держава-участница надеялась на то, что результаты такого диалога

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

позволят впоследствии проводить политику, стратегически выгодную именно для нее.

Бриан предпринял в этом плане весьма решительные шаги для получения гарантий против британского превосходства. Он обещал немцам в 1926 г. досрочно вывести оккупационные войс-ка из Кельна в обмен на вступление Германии в Лигу Наций с постоянным местом для нее в Совете в качестве залога немецкого участия в системе всеобщей безопасности. Кроме того, он продвинулся в направлении более тесного сотрудничества между дву-мя бывшими противниками и пробудил большие надежды, когда высказал намерение тайно встретиться с Штреземаном в местечке Туари, расположенном недалеко от Женевы на французской тер-ритории, во время сессии Лиги Наций, санкционировавшей вступ-ление в нее Германии. Это выглядело так, как будто он хотел продемонстрировать рождение соглашения между двумя страна-ми, имевшего совершенно особое значение для европейского бу-дущего. Однако нельзя умолчать о том факте, что для расшире-ния своей свободы маневра Германия 24 апреля 1926 г. подписала договор о нейтралитете и ненападении с Советским Союзом, по-казавший, что «дух Рапалло» вовсе не исчез. Об этом свидетель-ствовали и продолжавшие осуществляться сверхсекретные согла-шения о подготовке германских вооруженных сил на советской территории, подписанные так, будто они касались только военной техники.

Таким образом, 1925 год явился поворотным моментом в разви-тии европейских противоречий. Это был как бы момент триумфа воли к воссозданию (реконструкции) над силами саморазруше-ния. В начале 1926 г. Лига Наций, казалось, продвигалась к но-вой эпохе: она не являлась более инструментом победителей для контроля над побежденными, а действительно становилась фору-мом для созидания мира и международной безопасности. «Дух Локарно» стал формулой, использовавшейся и в последующих ситуациях для определения стремления к преодолению старых конфликтов.

В действительности, подлинное примирение было невозмож-но. Локарно явилось только паузой. Хотя в проектах Штреземана не было ничего похожего на крайний ультранационализм и став-ку на насилие, которые несколько лет спустя стали характерными для политики Гитлера, все-таки стратегическое направление деятельности Штреземана, хорошо известно, - оно предусматривало ревизию мирных договоров. А это влекло за собой, в качестве предпосылки и в качестве следствия, то, что Локарнские соглаше-ния могли трактоваться как момент формальной «нормализации»

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы 49

европейской жизни, а не как момент принципиального «примирения». Соглашения не разрешили ни одного конфликта. Они лишь подтвердили, что, по крайней мере в течение некоторого времени, на рейнской границе не произойдет драматических событий. Все другие конфликты, оставшиеся открытыми или связанные с завершением Первой мировой войны, так и оставались нерешенными. Более того, они в определенном смысле обострились, поскольку нормализация ситуации в Рейнской зоне была оплачена ценой возросшего недоверия между Францией и Британией в отношении взаимных намерений, связанных с контролем над европейским континентом; глубокой неудовлетворенностью Муссолини в связи с несостоявшимися гарантиями границы на Бреннере, в которой можно справедливо усмотреть отсутствие заинтересованности двух западных держав и, прежде всего, Великобритании в будущей независимости Австрии; чувством тревоги и неуверенности, которое новое положение Германии, ставшей еще большим источником угрозы в результате обновления соглашения с Советами, распространяло на всю Центральную и Восточную Европу, сконструированную Парижскими договорами.

1. 4. Изменения в мировой экономической системе.

Вопрос о репарациях в период с 1920 г.

до плана Дауэса

1. 4. 1. ПРЕДЕЛЫ ПОДЪЕМА В СТРАНАХ ЕВРОПЫ

Во время дипломатических переговоров значение экономических и связанных с ними финансовых и денежно-валютных проблем проявилось со всей очевидностью не только для отношений внутри капиталистической системы, но также и в связи с серьезными вопросами, поставленными советским революционным движением. Революция бросила вызов системе рыночной экономики. Протагонисты рыночной экономики должны были показать способность принять вызов, брошенный революцией в качестве альтернативной модели развития современного общества, и на него ответить. Эта ситуация имела политические и финансово-экономические, то есть структурные аспекты, вокруг которых должна была развернуться настоящая схватка (по крайней мере в соответствии с марксистскими постулатами).

Послевоенное развитие стало периодом осознания этого выбора и попыткой ответить на него, конечно, не в форме теоретического проекта, но посредством последовательных и продуманных действий, рациональных с точки зрения демонстрации того,

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

что полученный удар был не смертельным, а только раной, спо-собной зажить со временем. В течение какого времени и с каки-ми трудностями? Мало кто тогда отдавал себе отчет в том, что понадобится несколько пятилетий, и что трудности будут непред-виденными, связанными с проявлением противоречий внутри ка-питалистической системы, в отношении которых марксистская критика была обоснована (хотя марксистско-ленинская практика и, в еще большей степени, решение экономических проблем по-сталински вели лишь к отсталости экономики и общества).

Впервые с 1919 г. стало очевидно, что, помимо политико-дипломатических конструкций, смягчавших остроту некоторых коллизий и разрешавших старые противоречия в соответствии со сложившимся соотношением сил, экономические отношения между государствами были обусловлены не только конкретной экономической ситуацией отдельных стран, но также и системой торговых, денежно-валютных и финансовых отношений, сформи-ровавшейся в мире за период с последних десятилетий XIX века и до Первой мировой войны. Эта система оказалась в кризисе и отчасти была разрушена вследствие революции в России, однако сохранила свое значение в качестве фона, на котором развивались политические события.

Иными словами, концепция, по которой рыночная экономи-ка, в ее капиталистическом и реформистском вариантах, приобрела в силу своей природы масштаб, выходивший за пределы на-циональных границ (хотя ей и не удавалось разрушить их), и предполагала систему взаимозависимостей в соответствии с при-сущими ей правилами функционирования, нашла в эти послед-ние десятилетия свое подтверждение, как казалось, за пределами политико-экономического национализма. Противоречия, вызван-ные соперничеством национальных и финансовых групп интере-сов, сначала носили мирный характер или же перемещались в сферу колониальной конкуренции, а с начала века под давлением промышленной конкуренции обострились до крайности и приве-ли к войне 1914 г. Исследование причин Первой мировой войны шло и идет многими путями, однако нельзя игнорировать то обстоятельство, что война была результатом противостояния эконо-мических систем, не интегрированных полностью в глобальную логику экономического развития и, напротив, вынужденных ис-кать свое собственное место за счет конкурентов.

В колониальных странах и Оттоманской империи финансовая мощь Германии противостояла мощи Британии и Франции; фи-нансовое влияние Соединенных Штатов постепенно охватывало всю Латинскую Америку и распространялось на Азию и Европу;

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы 51

финансовое влияние Франции получило развитие в колониальной сфере и в капиталовложениях, сделанных в России. Другими словами, это была по природе своей гомогенная система, разделенная, однако, на части в соответствии с националистическими мотивациями, которые невозможно было отделить от финансовых, поскольку финансиста, как, с другой стороны, политика, нельзя разделить на части: как человек он представляет собой единое целое и руководствуется не только профессиональной логикой, поэтому тема прибыли у него связывается - иногда слабо, иногда неразрывно — с национальной темой, в зависимости от силы внутренних импульсов.

В целом, подобно тому как в пролетарском интернационализме при испытании жизнью, обнаружились глубокие трещины, порожденные чувством национальной принадлежности (чувством, которое в конце концов более, чем какое-либо другое доминировало в XX веке), в финансовой системе логика национальной принадлежности также смешивалась с логикой экономической целесообразности, хотя и не всегда первой удавалось одержать победу. Война обострила эти противоречия, и тем не менее она выявила наличие системы торговых, денежно-валютных и финансовых отношений, приведенной в расстройство военным конфликтом.

Это не означало, что из пепла схватки за соперничество между капиталистическими державами и нациями возник новый мировой экономический порядок, гомогенный и готовый сформироваться на основе общей задачи дать отпор наступлению коммунизма. Напротив, это означало, что возвращение к нормальной жизни проходило также и через выбор внутренней и международной экономической политики: выбор торговой политики, валютно-финансовой политики и способность системы рыночной экономики возобновить свою нормальную деятельность с тем, чтобы обеспечить капиталистическим субъектам и потребителям растущие потребности и столь же растущие прибыли. А это предполагало преодоление немалого количества препятствий.

Можно было бы даже сказать, что надежда создать мировую революционнную систему во главе с русскими большевиками породила в противоположном лагере если не надежду, то стремление со стороны протагонистов капиталистической экономики и политики, состоявший в способности сложить кусочки мозаики, разрозненные войной, для того, чтобы открыть путь к усилению интеграции, которая давала бы жизненные силы рыночной экономике. Существовали противоречия и проблемы, осложнявшие этот процесс. Он начался в двадцатые годы, но только после Второй мировой войны его правила и направленность проявились достаточно ясно и однозначно.

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Сразу же после Первой мировой войны все стало, напротив, более противоречивым из-за политических изменений, вызван-ных военным конфликтом, и возникновения новых ситуаций. Существовали проблемы культурного влияния и значения коли-чественного измерения; встал вопрос о неадекватности европей-ского «масштаба» задачам контроля над финансовыми рынками. Первенство Лондона, являвшегося вплоть до 1914 г. мировым финансовым центром, было поставлено под сомнение (по край-ней мере в перспективе) растущим значением Нью-Йорка; появление новых субъектов за пределами старого континента, таких, как Соединенные Штаты или, в менее заметной степени, Япо-ния, создавало новые ситуации. Если «система» капиталистичес-кой экономики должна была возродиться как организационная модель мировой экономической жизни (что в начале двадцатых годов могло представлять, по меньшей мере, объект дискуссии, а в 1929 г. стало предметом для беспокойства и сомнения), то это могло произойти путем выработки направленных на достижение этого результата действий, которые политическая и экономическая власть разных стран (общественная или частная) могла бы реали-зовать. Центром этих событий оказались Соединенные Штаты, чья роль в предпринимавшихся попытках нормализации была до-минирующей, по крайней мере на первом этапе. Это противоре-чило в экономическом (то есть определяющем) плане изоляцио-низму, который республиканская партия стремилась навязать в политическом плане, то есть в дипломатии. И тем не менее третий из «14 пунктов Вильсона» подтверждал необходимость борьбы с торговыми барьерами и отстаивал политику «открытых дверей».

Изоляционизм в американской политике являлся следствием попытки европейских союзников сразу же переложить бремя уре-гулирования межсоюзнических долгов на Соединенные Штаты, заставив таким образом самих американцев заплатить германские репарации, отказавшись от требования выплат своих кредитов, предоставленных европейским странам-победительницам. В дей-ствительности американцы готовы были обсудить эту проблему, но при условии, что европейцы сразу же примут принцип «от-крытых дверей» в том, что касается торгового урегулирования. Европейцы, однако, переживали слишком серьезный финансовый кризис для того, чтобы приспосабливаться к американским схемам, и хотели, чтобы нормализация основывалась на соглаше-ниях, учитывавших этот фактор.

Такая позиция не принимала во внимание аспекты проблемы, связанные с внутриполитической ситуацией в Соединенных Штатах: США не имели возможности в 1919-1920 гг. взвалить на

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы 53

свои финансы издержки войны, начатой европейцами и нашедшей свое разрешение только благодаря американскому вмешательству именно в то время, когда экономика Соединенных Штатов пере-живала период спада, закончившийся лишь в конце 1921 г. Эконо-мический сепаратизм превалировал до тех пор, пока политико-экономический кризис 1923 г. в Европе не вынудил американский финансовый мир изменить свои приоритеты.

Это произошло после того, как стали очевидными европейские проблемы. В конце войны, в 1919 г., еще не встала общая проблема реконструкции (восстановления экономики). Хотя война продолжалась так долго и проходила на стольких фронтах, про-блема реконструкции конкретно касалась только северной Франции, Бельгии, и области Венето в Италии, а также территорий вдоль границы с Россией, вовлеченных в боевые действия и ос-тавшихся вне контроля большевиков. В последних, однако, пре-обладали задачи, вытекавшие из существования экономической системы с преобладанием экстенсивной сельскохозяйственной экономики, которая не всегда и весьма своеобразно ощущала на себе разрушения, вызванные военными действиями. Восстановле-ние в наиболее крупных масштабах понадобилось из-за много-численных последствий военных действий для инфраструктуры и промышленных предприятий, оказавшихся в тылу длительной окопной войны на Марне (около 100 км железных дорог, 6000 мос-тов, 9000 промышленных предприятий). Прошло очень немного лет, и материальные последствия войны были устранены.

Однако достигнуть устойчивого подъема производства, по край-ней мере вплоть до 1924-1925 гг., не удавалось (красноречивым и не случайным выглядит сопоставление с политико-дипломатичес-ким аспектом). Существовали проблемы, связанные с неполучен-ной прибылью в результате социальных волнений; проблемы конверсии предприятий с военного производства на гражданское, проблемы, связанные с возвращением мужской рабочей силы, за-нятой ранее на фронте. Наряду с этими конъюнктурными про-блемами появились и новые: возрастающее непосредственнное включение государства в экономическую жизнь; большая жест-кость рынка труда, где свободной контрактации в отношении за-работной платы, противостояли профсоюзы в обстановке, когда идея о необходимости определенной регламентации стала достоянием общественного сознания. Утвердились также новые произ-водственные потребности, выявившиеся в результате военного опыта и технологического прогресса, как, например, стремление к исследованиям в области синтетических материалов, что приве-ло к выдвижению на первый план химической промышленности

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

и должно было служить средством или амортизатором для регу-лирования колебаний цен на сырье на мировом рынке. Наряду с этим, появление новой продукции (соответственно и таких же новых отраслей производства), зачастую испытанной во время войны, но ставшей полезной, а со временем и необходимой в мирное время: автомобилей, самолетов, радиоприемников, материа-лов, связанных с электрической промышленностью и распростра-нением электрификации как главного энергетического ресурса в производственных процессах и в то же время товаром массового потребления также оказывало влияние на движение цен на рынке. Нижеследующая таблица, взятая из «World Economic Survey» Лиги Наций, иллюстрирует тенденции развития промышленного производства в странах, о которых в первую очередь идет речь. За понятным исключением Советского Союза, чей производственный индекс изменялся под влиянием сначала политической ситуа-ции, а позднее — пятилетних планов, эти данные показывают, что за небольшим подъемом производства 1919-1920 гг., связан-ным главным образом с необходимостью восстановления товар-ных запасов, последовал ощутимый спад производства во всех ев-ропейских странах, за исключением Италии (демонстрировавшей постоянно растущий начиная с 1922 г. индекс производства), а за пределами Европы - Японии и Соединенных Штатов (не считая американской рецессии 1920 г. ).

Индексы промышленного производства с 1913 по 1930 г. (1913 г. = 100%)

Год	Страна
Год	Весь	США	Герма-	Велико-	Фран-	СССР	Италия	Япония
	мир		ния	британия	ция

	93, 2	122, 2	59, 0	92, 6	70, 4	12, 8	95, 2
	81, 1	98, 0	74, 7	55, 1	61, 4	23, 3	98, 4	167, 1
	99, 5	125, 8	81, 8	73, 5	87, 8	29, 9	108, 1	197, 9
	104, 5	141, 4	55, 4	79, 1	95, 2	35, 4	119, 3	206, 4
	111, 0	133, 2	81, 8	87, 8	117, 9	47, 5	140, 7	223, 3
	120, 7	148, 0	94, 9	86, 3	114, 3	70, 2	156, 8	221, 8
	126, 5	156, 1	90, 9	78, 8	129, 8	100, 3	162, 8	264, 9
	134, 5	154, 5	122, 1	96, 0	115, 6	114, 5	161, 2	270, 0
	141, 8	162, 8	118, 3	95, 1	134, 4	143, 5	175, 2	300, 2
	153, 3	180, 8	117, 3	100, 3	142, 7	181, 4	181, 0	324, 0
	137, 0	140, 0	101, 6	91, 3	139, 9	235, 5	164, 0	294, 9

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы 55