|
|||
Тимур Максютов. timurmaxutov@mail.ru. Бабушка в окошкеТимур Максютов timurmaxutov@mail. ru +7(921)1845452 Бабушка в окошке - Пожалуйста, сообщите цель вашего визита. Вот это голос! До кишок пробирает и ниже. С хрипотцой, обещающий. Ведь знаю, что робот, а всё равно – потряхивает. Полгода просушки – это вам не жук чихнул. Хотя джунгли Мегеры сухим местечком не назовёшь. - Повторяю: сообщите цель визита и состав пассажиров. Верзила хмыкает, гладит приклад своей трёхствольной дуры и бормочет: - Кэп, ты чего завис? Скажи ей, что экскурсия школьников. - Или монашек, - подхватывает Полоз, - таких, бледненьких. В белых шляпах и чёрных рясах, а под рясами… Он давно расстегнул ремни и елозит на ложементе. У Полоза в заднице не шило, а пехотный штык-нож: он на пять минут покоя не способен, из-за чего сам вляпывается и других подводит. - Заткнитесь оба, - шикаю я, прикрыв рукой микрофон. Хлопаю Умника по плечу: тот кивает и танцует джигу на клавиатуре. Руки у него обычные, человеческие (я не люблю мутантов, ибо расист); но сейчас кажется, что у него то ли по паре лишних суставов в каждом пальце, то ли вообще суставов нет. - Есть, - шепчет Умник и отправляет поддельный код красотке с умопомрачительным голосом. - Добро пожаловать на независимую планету Мидас. Ваш причал номер тринадцать. - Благодарю. Вырубаю микрофон. Полоз протестует: - Кэп, куда спешить? Возьми у неё телефончик. И передай, что её ждёт чудесный вечер в компании героя космических битв, плавно перетекающий в незабываемую ночь с ним же. - Штекер у тебя коротковат для её разъёма, - натужно острит Верзила. - Молчи уж, гуру мастурбации, не то я стащу у Умника пару вирусов и запущу тебе в комм. Останешься без своих подружек. Бугай багровеет. Кулаки у него работают быстрее мозгов: он выбрасывает свою кувалду, но Полоз играючи подныривает под руку и приставляет палец к толстенной шее. - Пиф-паф! Ты убит, тормоз. Верзила сейчас лопнет от хлынувшей в лицо крови: такие вещи нельзя произносить даже в шутку. Сипит: - Ну, ты… - Ну, ты, трепло, - даю подзатыльник говоруну, - завали хлебало, мамина печень, пока я тебе его не заклепал. Верзила медленно заводится, но ещё медленнее остывает: - Кэп, дай, я этой змеюке лапки поотрываю. - Придурок, у змей не бывает лап, только крылышки, - хихикает Полоз. У обоих в головах давно перепутались останки школьной биологии с практической криптозоологией. - Брейк. Или по трое суток карцера каждому.
***
Из Умника хреновый шкипер. Промахивается, и рог причального ограничителя жутко скрипит по корабельной броне. - Куда! – орёт Полоз. – Раздолбаешь корыто, дай лучше мне. Пытается протолкаться к штурвалу, но мы не пускаем: - Только не змеюка! - Не дай бог! - Сядь, не отсвечивай. Полоз слишком суетлив для управления кораблём; Верзила – наоборот: пока сообразит – проскочит все шлюзы и планетную систему заодно. - Сида сильно не хватает, - произносит кто-то. Тем самым нарушая неписанное правило: погибших не вспоминать. Пилот Сид остался гнить на Мегере, щетинистые черви давно высосали разорванный прямым попаданием бронескафандр. - Надо было заплатить за автолоцмана. - Чем платить? – взрываюсь я. – Сами знаете: касса пуста. Если не выгорит здесь, я не знаю, на какие шишы будем заправляться. - Внимание, - звучит голос механической соблазнительницы, - вами повреждено оборудование порта. Штраф – десять монет. - Сэкономили, - стонет Верзила, - лоцман обошёлся бы вдвое дешевле. - Вчетверо, - язвит Полоз, - у нас ещё минимум одна попытка доломать причал. Я выдираю Умника из пилотного кресла. Сажусь, щупаю джойстики. Холодная злость – лучший помощник при маневрировании. - Ну ты даёшь, кэп, - восхищается Полоз, - но всё-таки поищи пилота на Мидасе. Тут, говорят, полно марсиан, а среди них попадаются неплохие шкиперы. - Нет. Ещё худяка мне в экипаже не хватало. Да, я расист, работаю только с гуманоидами. Я вылетел из Имперского Флота за свои взгляды. Полоз морщится, но молчит. Он у нас – известный либерал, даже с цефеянской медузой трахался. Лечился потом от водяницы полгода. - Возьми, кэп. Умник протягивает мне линзы и таблетку. - Зачем? Мидас – независимая планета, отсюда выдачи нет. - Тут полно стукачей. Сомневаюсь, что планета будет скандалить с имперской полицией из-за какого-то наёмника. И «птичку» сними. Умник сдирает с моего плеча эмблему: золотой лебедь, раскинувший крылья из звёздной плазмы. Да, мы – наёмники, «дикие лебеди». Мы запрещены в Империи, законы планет предусматривают за наше ремесло всякое: от подвешивания за шею до полной дезинтеграции. Звучит по-разному, финал один. Козлы с Мегеры этим и воспользовались: когда мы свергли дикого царька джунглей и приволокли хрустальный ящик с чертежами Странников, заказчики не расплатились. Просто вызвали карабинеров; и к обширному, как Млечный Путь, списку моих преступлений добавились расстрел взвода имперцев и угон корабля. Вздыхаю. Вставляю линзы. Проглатываю таблетку: колотить начинает сразу, руки непроизвольно дёргаются, ноги дрожат. Верзила растопыривает пятерню и перезвёздывает меня на дорожку. - Удачи, кэп. Я не отвечаю, боясь разжать зубы: челюсть ходит ходуном, так недолго и язык отхватить.
***
Терпеть не могу андроидов. Да, я расист; кажется, я это уже говорил? Но ничего не поделаешь, терплю. - Стандартная процедура идентификации, - говорит андроид и пихает в лицо сканнер радужки. Тычет иглой, берёт генетический материал. Таблетка Умника делает своё дело, андроид-таможенник произносит: - Эсмеральда Жудь, гоминид, сто двадцать пять лет. Неоплаченных штрафов и судебных запросов не имеется. Добро пожаловать на Мидас, мэм. - М-м-м, - мычу я, не разжимая зубов. Ну, Умник, отгребёшь у меня. Хоть бы предупредил, что я – пожилая матрона. Всё-таки у гиков чувство юмора своеобразное. Андроид включает функцию «доброжелательная улыбка, версия три», и зовёт следующего. Меня перестаёт колотить, клетки приходят в норму. Если кому-то вздумается повторить анализ, я окажусь Максом Шадриным, тридцати стандартных лет от роду. Землянином. Да! Не надо пучить глаза. Мы до сих пор существуем, чтобы там не врали в имперских новостях. Шагаю через шлюз. Вот она, Миля.
***
Поёжился. Без боевого скафандра и оружия – как голый под прожектором. А света хватает. Пространство Империи уже кончилось, территория Мидаса ещё не началась. Зона «дата фри»: здесь нет вездесущих цифровых сканнеров, видеокамер, записи разговоров. Шпионы тысяч миров в чёрных очках, подняв воротники, сидят в забегаловках за кружкой пива и строят вселенские заговоры. Воротилы подпольного бизнеса здесь назначают тайные встречи, а заказчик недаром построил дворец на границе Мили и Мидаса. Тут нет полиции – только санитары, утилизирующие трупы переборщивших с развлечениями. Благо что разнообразных наслаждений хватает. Миля обрушилась на меня, оскорбив все пять чувств. Сияло, грохотало, вспарывало ноздри убийственными ароматами, щипало язык непонятными привкусами и теребило кожу. Рестораны, казино, театры и бордели на любую расу и кошелёк. Самое то для астронавта, вернувшегося из долгого рейса. Но, во-первых, общак пуст, а, во-вторых, впереди – важная встреча. Вот получу деньги – можно будет оторваться. Шёл, не привлекая внимания, шарахаясь от воплей уличных рэперов, летающих музыкальных автоматов и хватающих за ноги пауков-флейтистов. На то, чтобы пройти Милю до конца и не опоздать, у меня три часа. Пьяная вдрызг меркурианка вывалилась из двери тату-салона. Увидела меня, растопырила голубые суставчатые конечности: - О, земляшка! Симпатичный какой. Пойдём, предадимся блуду. Не ожидал совершенно. Отпрыгнул к стене; но стерва выбросила двухметровый язык, обхватила горячей мокрой петлёй горло, подтянула. - Бодренький! Ты и в постели такой же, красавчик? Я не бью женщин. Вот такой я консерватор, а ещё расист и гомофоб. Все эти три установки сражались между собой в моей несчастной голове: с одной стороны, не мужчина же – но, с другой, инопланетная тварь, вот как тут выберешь? Меркурианка уже проникла языком в мои штаны, но я оттолкнул курву, да так, что она шмякнулась о витрину тату-салона; хрустнул дешёвый пластик, посыпалась крошка; свежая татуировка бабочки сорвалась с пышной груди и, испуганная, исчезла в дымном мареве Мили. Я бежал, перепрыгивая через коротышек с Титана и подныривая под брюхами многоногих непойми-кого; разбрызгивая лужи, воняющие прокисшим портвейном, сквозь туман с ароматом каннабиса. Влетел в какой-то закуток: спокойный полусвет без идиотских вспышек стробоскопа и человеческая музыка. Мамина печень, блюз! Древний мастер Бонамасса. Снял шлем, бросил на стойку. - Пива. Традиционного, никакого жидкого азота. Кружка классическая, без трубочек и вентиляторов. Я едва не прослезился. Даже тот факт, что существо за стойкой поблескивало полудюжиной глаз и трещало крыльями, не испортил мне настроения. - Добро пожаловать, - сказало существо, - не желает ли звёздный путешественник насладиться утехами плотской любви? Тьфу ты. Весь кайф обломал. - Я не фанат перепихона с медузами и стрекозами-переростками, уж извини. - Понимаю, - затрещало крыльями существо, - боязнь нового, древние предрассудки. У партнёрши должно быть только четыре конечности и дислокация вагины в традиционном месте. Редкость, конечно, но вам повезло: буквально пятнадцать минут назад… - Вам завезли партию человекообразных секс-роботов, - подхватил я, - спасибо, приятель. Но с микроволновками и пылесосами я тоже не трахаюсь, да и денег только на кружку пива. - Тут не бордель, а дом свиданий. Непрофессионалы разных рас ищут здесь секс без обязательств; четверть часа назад меня посетила самка вашего вида с такими же консервативными взглядами: только с человеком, причём земного типа. Странная самка, да. Я ей прямо сказал, что вероятность близится к нулю, и тут появляетесь вы. Удивительно, правда? - Значит, страшная или дура. Я не только консерватор, но и немного поэт с чувством вкуса… - Любопытно, - прозвучало за спиной, - прочтёшь что-нибудь? Я обернулся. Она была именно такого роста, какого надо. С чёрными волосами и зелёными глазами. И без всякого генетического анализа ясно: женщина Земли. Планеты, которой нет.
***
Но время есть. Возьми мою ладонь, я покажу, что звёзды — не огарки, Тобою очарованные кварки станцуют нам задумчивый бостон. Пока живу — люблю, отвергнув тлен. Пока люблю — дарю Вселенной шансы; галактики кружат в игривом танце, подолы задирая до колен…
- Красиво. Ты и вправду поэт. Нежные лепестки её пальцев скользят, словно исследуют незнакомый материк. - А ты помнишь небо? - Да. И траву. И птиц. - Счастливчик, - лёгкий, как весенний ветер, вздох, - а я – нет. Совсем маленькой была. Но вот воздух… Да! Я дышал всякими смесями и суррогатами: теми, что закачивают в баллоны скафандров, и теми, что наполняют корпуса кораблей. Я даже побывал в Музее Миров Империи; но трава там была из адаптированного пластика, пластмассовые птички пели на пластмассовых ветвях, и воздух такой же искусственный. Хотя состав газов выдержан до сотых долей промилле, не было главного – Запаха Земли. Наверное, потому что его не существует нигде, кроме моей памяти. И, оказывается, её памяти – тоже. - Счастливчик. - Да. У меня есть воспоминания. И даже есть Мечта. Тут я прикусил язык. Рано. Может, потом. Спросил: - Как тебя зовут? - Зачем? Мы больше никогда не встретимся. - Ну почему же? Я, солдафон, «равнодушный убийца» и «продажный берсерк», замер дольше, чем на секунду. И повторил: - Почему же? Знаешь, я давно живу, многое видел. Но такое у меня – впервые. Ты – удивительная. Смешок в темноте. - Ты – лучшее, что было со мной, - сказал я. Влажный поцелуй. Вздох. - Нет. У меня слишком странная жизнь, я ничего не могу обещать тебе. Я и себе-то ничего не могу обещать. - Подожди! Давай обсудим. - Я в душ. Вернусь, и обсудим. Я слушал, как она шлёпает босиком, как шуршит одеждой. Как льётся вода, омывая её кожу – нежную, гладкую. Горячую. А потом хлопнула входная дверь. Она ушла. Не оставив ни надежды, ни имени.
***
- Вы опоздали на четыре минуты. - Бывает. - Господин Спрутс передаёт вам своё неудовольствие. В другой раз я бы сказал, в какое именно отверстие он должен засунуть своё неудовольствие. Но сейчас я любил весь мир, в том числе этого нескладного секретаря, составленного из хромированных трубочек и стекла. Я даже Спрутса сейчас любил. Триллионера, торговца рабами и наркотиками, наживающегося на всех способах убийств и саморазрушений. И дело было совсем не в полумиллионе монет. Ещё пара таких предложений, и можно будет завязывать с наёмничеством. Тогда хватит на Мечту. Да, дело было не в нулях, а в жарком дыхании и протяжном стоне, которые до сих пор бродили в моей голове и заставляли глупо улыбаться. - Извини, приятель. Эта ваша Миля… Задержался немного. - Ваш конкурент тоже шёл через Милю, но не опоздал. - Ладно. - Сдайте оружие. - Я пустой. Секретарь распахнул дверь: - Господин Спрутс ждёт вас. Тусклый фиолетовый свет. Запах плесени и сырость. Не сразу разглядел мерцающую алмазную ванну, из который на миг выглянули выпуклые глаза. Головорукий забулькал: - Я рассмотрел кандидатуры лучших наёмников Галактики и остановился на двух. Первый – Макс Шадрин, без гражданства, гоминид. Вспыхнул прожектор и осветил меня: я продолжал глупо улыбаться, но этого никто не видел - шлем скрывал лицо. - Второй – Диан, система Дракона, раса не определена. Я вздрогнул, упал на колено и начал хлопать себя по пустой кобуре. Мамина печень! В двадцати метрах от меня чёртов рогач яростно дёргал клапан разгрузки, тоже ища оружие – и не находя. Я отпрыгнул в сторону, чтобы уйти с линии огня, но только ударился о стакан силового поля. Спрутс застраховался от того, что участники перебьют друг друга до начала вечеринки. - Пустите меня! – ревел трёхметровый урод, бросаясь на прозрачную стенку. – Я вырву ему кишки. - Не лопни, пресмыкающееся. Ещё неизвестно, кто кому ливер выпустит. Спрутс захихикал: - О, я правильно выбрал соперников. По крайней мере, состязание будет бескомпромиссным. - К чёрту состязание! Выключите поле, я сожру его требуху. Как его прихватило, болезного. Ну да, я поступил непорядочно: подрезал контейнер с плутонием, который Диан отбил у имперских геологов. А нефиг зевать! - Я половину экипажа потерял! Какие были ребята! А этот утырок увёл хабар без единого выстрела! - Лошара ты, а не дракон, - парировал я, - кто же тащит ценный товар на буксире? - Отдайте мне Макса! Я его два года ищу по всей Галактике. - Я вам не передача гипервидения «Ищу тебя», - резонно заметил Спрутс, - после состязания хоть жрите друг друга, хоть в дёсны целуйтесь. Целоваться с рогачом! Меня аж передёрнуло. - Сообщите условия, - буркнул чужак. Торчащие во все стороны отростки топорщились на его скафандре, делая похожим на взбесившегося дикобраза. - Я эстет и философ, - забулькал Спрутс, - ценю прекрасное, изучаю психологию низших рас. Ещё люблю игры. В моём дворце есть бесценная коллекция поющих жемчужин из метановых морей Юпитера, и библиотека, которой позавидует университет Империи. К чему это он? - Но жизнь моя скучна. Трудно найти новое развлечение. Поэтому вы сыграете в необычную игру. - Лишь бы не в ящик, - не удержался я. - Как повезёт. Итак, вы сыграете в игру, и кто победит – тот и получит награду. Если, конечно, кто-нибудь уцелеет до финального раунда. - В каком смысле – «уцелеет»? – опередил с вопросом рогач. - Состязание серьёзное, без дураков. Оружие боевое. Если кого-то из участников пристрелят, то это его проблемы. Но зато и приз достойный: пять миллионов монет. Ого! Это в десять раз больше обещанного. И на Мечту хватит. Но я всё равно проворчал: - Думал, будет привычная работа: свергнуть какого-нибудь короля или угнать танкер со столетним коньяком. А не бирюльки. - Если окурок не хочет участвовать, то сразу отдайте деньги мне, - сипит рогач. Вот уж хрен в грызло! - Что за игра? – спрашиваю я. - «Городки». Древняя игра твоих предков, Макс. Диан проявляет неожиданную осведомлённость: - Знаю! Надо называть планеты и поселения по очереди. - Это «города», а тут «городки», - поясняет Спрутс, - уничтожение условных фигур методом бросания палок. - Палки кидать – это другой вид спорта, - не удерживаюсь я. Странно, но рогач хихикает. Спрутс, разумеется, не понимает. - В моём варианте игры не обрезки дерева, а оружие разных типов. Я арендовал полигон местной гвардии, всё будет происходить там. В настоящей игре пятнадцать этапов, но вам хватит и трёх. Последняя точка – холм, на вершине ящик с монетами. Кто первый дойдёт, того и бабки. Стрелять друг по другу вам не возбраняется, но вряд ли у вас будет время на такие глупости, детки. - Добро, - сипит рогач. - Согласен, - говорю я. И проваливаюсь в какую-то трубу.
***
Плюхаюсь в болото – только брызги в стороны. Испуганная цитрусовая лягушка надувается до размеров космокатера и лопается, забрызгав меня лимонными ошмётками. Пытаюсь встать – и тут же начинаю тонуть. Вонючая жижа заливает блистер шлема, сдув не справляется, ничего не вижу. Над головой бухает что-то горячее, даже сквозь грязь ослепляет вспышка, меня вдавливает в трясину. Что за ботва?! Я ползу наощупь, выдирая ноги из проваливающегося ила. Сдираю шлем, отбрасываю – и вижу островок. Туда! Вновь распухает оранжевый шар. - Бамм! Меня обстреливают, мамина печень. Шрапнель выбивает густые фонтаны из ряски. - Первая фигура! – грохочет из выси голос Спрутса. – Для Макса – «пушка», для Диана – «стрелка». Ищите своё оружие. Удачи, ребятки. Хохот переходит в бульканье. Выкарабкиваюсь на островок. Лежу, пытаюсь отдышаться. Оглядываюсь и вижу зелёный ящик. Надеюсь, там самонаводящаяся ракета килотонн на двадцать. - Бамм! Похоже, меня взяли в вилку, и следующий разрыв снесёт мне башку. Метко бьют, зараза. А, вот в чём дело: над болотом жужжит небольшой коптер. Оттуда высматривают, гады, и корректируют огонь. Открываю ящик. Вытаскиваю содержимое, пялюсь. Трясу кулаком в небо: - Спрутс, чтобы ты собственной икрой подавился! Громовое бульканье мне ответом. В ящике идиотский набор для дошкольника, забавляющегося в бассейне-лягушатнике: маска, трубка, игрушечный пружинный пистолет для подводной охоты. Из такого селёдку не оглушишь – только разозлишь. - Бамм! Напяливаю маску, закусываю загубник. Ничего не видно. Плыву по наитию. Изредка выныриваю, чтобы сориентироваться: чёртовы пушкари меня потеряли, снаряды рвутся позади. Где-то к востоку небо расцвечивают алые стрелки – там, видимо, бултыхается рогач. Не до него. Пушка всё ближе. Я выглядываю на полглаза и немедленно погружаюсь в густую тьму, чтобы не засекли. Захожу с фланга. Вот они. Расчёт возится у орудия: наводчик прилип к прицелу, командир что-то орёт в рацию. Замковый скучает, заряжающие стоят с тяжёлыми снарядами. Их пятеро, я не справлюсь. Над позицией зависает коптер-корректировщик: это с ним ругается главный канонир. Пилот высовывается по пояс и размахивает руками: похоже, он растерян. У меня один шанс из миллиона. Ничего, бывало хуже. Выныриваю, встаю (широко расставленные ноги сразу начинают погружаться в жижу, но я не думаю об этом). Секунда. Успокоить дыхание, принять стойку. Вторая. Вытянуть руки с пистолетом. Не дрожите, мамина печень! Третья. Лётчик смотрит на меня. Близко: я вижу, как у него отваливается челюсть. Плавно нажать на спуск. Хлопает пружина. Алюминиевый трезубец летит прямо в лицо пилота. Бедняга падает на рычаги, винтокрылая машина с рёвом врезается в пушку, калеча орудийный расчёт и расшвыривая лопастями кровавые ошмётки. Вспухает огненный шар. Я едва успеваю нырнуть. Меня бьёт, крутит и несёт: сдетонировал боекомплект, осколки рвут болотные кочки и распарывают трясину в сантиметрах от меня. Выползаю. Сдираю маску. Дышу, морщясь от удушливой гари. Надо мной качается ошарашенная стрекоза, вцепившаяся в обгоревшую ветку. Глаза у стрекозы огромные, глубокие, изумрудные. Как у Неё.
***
- Макс, вторая фигура - «часовые». Снимешь караул – значит, повезло. Оружие нахожу сразу. - Чтоб ты сдох, животное! – кричу я в зенит. Этим перочинным ножичком презерватив с первого раза не проткнёшь. Спрутс захлёбывается от хохота. Ползу, забивая рот и ноздри жижей. Где же их искать? Осторожно осматриваюсь: над топью летают жёлтые мячики и взрываются. У рогача фигура «ракетка». Он – достойный соперник, надо признать. Ветерок приносит запах дешёвого флотского табака. Морщусь: Полоз украдкой курит такой в корабельном гальюне, потом не продохнуть. Ползу на вонь. Вижу три силуэта за кустами. Маску и трубку я бросил на прошлой точке, а зря. Вдыхаю поглубже, ныряю, стараясь запомнить направление. Чёртовы пиявки налетают стаей, лезут под комбез, грызут кожу – терплю. Выныриваю, когда в лёгких не остаётся и молекулы воздуха. Сдерживаю хрип. В ушах звенит, и я не сразу слышу разговор. - А с кэпом связи нет, Умник? - Только аварийный канал, на крайний случай. - Чёрт, долго тут торчать? – знакомый бас. – Тебе, Полоз, в болоте-то хорошо. Тебе и лягушка – невеста. А я бы прошвырнулся по Миле, там такие девки – о-о! - Не вопи, Верзила. Что, уже кончил в штанишки? Улыбка расплывается на моём грязном лице, увешанном надувшимися кровью пиявками. Пацаны, мой экипаж! В последнюю секунду бью себя по готовому заорать рту. Откуда им тут взяться? - Кабаны, кабаны, нападением сильны, - фальшиво напевает тот, что говорит голосом Верзилы. Вот тут у тебя прокол, Спрутс. Верзила возненавидел «Кабанов» после скандала со сдачей матча и теперь болеет за «Мразей». Умник не скребёт щёку пятерней, а деликатно чешет согнутым указательным пальцем. А Полоз никогда не балуется с оружием, щелкая предохранителем: давным-давно он отстрелил себе половину ступни. Я отбрасываю бесполезный ножичек и хватаю корягу. Вскакиваю и луплю лже-Верзилу по спине: он ближе всех. Хрен бы я вырубил настоящего Верзилу с одного удара. Гибкий дублёр Полоза уходит от прямого в челюсть, бьёт прикладом под дых. Неплохо: воздух застревает в глотке, в глазах темнеет. Падаю на колени. В лоб упирается холодный срез ствола. - Допрыгался, ушлёпок? Я молчу. Мамина печень, Полоз ни за что не сделает такой ошибки: он выстрелит сразу. Только в дурацких сериалах тычут в противника стволом и ведут задушевные беседы. Почему? А вот почему. Обхватываю ствол левой, правой – в пах. Вскакиваю, берцем – в колено, правой дёргаю приклад. Бластер у меня, а предохранитель уже снят игривыми пальцами покойника. Вспышка: парню вырывает половину живота. Жутко воняет горелым мясом. Разношу на брызги валяющегося до сих пор дублёра Верзилы. Теперь – третий. Он и вправду похож. - Кэп, - губы его дрожат, - кэп, что ты наделал? Это же ребята… Это я, Умник. Не стреляй, кэп. Останавливаюсь. Не может быть. - Как зовут твою мать? Ну? - Только не стреляй. - Отвечай живо, ублюдок. - Моя мать – Ирэн Ольга Якобс. Вспышка. Голова исчезает, кровь из шейной артерии мгновенно запекается. Хорошо, что Она не видит меня таким: с бешеными глазами, в брызгах дерьма и мозгов. - Ты дебил, Спрутс! – кричу я. – У жителей внешних станций нет матерей и отцов. ИОЯ – это аббревиатура, «искусственно оплодотворённая яйцеклетка». Спрутс недовольно сопит с небес. - Да кто вас разберёт, теплокровных. Последняя фигура. Официальное название – «пулемётное гнездо», но мне больше нравится старое - «бабушка в окошке». Удачи не желаю. - Я тебя тоже люблю, каракатица.
***
Грохочет без остановки. Отдельных выстрелов не разобрать: тысячи три в минуту, не меньше. Молодые осины толщиной в руку срезает, словно сухие былинки. Не знаю, что там за бабушка, но пулемётом она владеет отменно. В голове откуда-то всплывает странное: «Анка-пулемётчица». Опять по-пластунски. Хороший пехотинец половину жизни ползает, уткнувшись мордой в грязь. А плохой приподнимается, чтобы оглядеться, на чём его жизнь и заканчивается. Для последнего этапа скряга расщедрился: волоку музейную пороховую винтовку с оптикой. В магазине – всего два патрона, но и на этом спасибо. Всё, ближе не подползти. Последние кусты, прореженные бешеной пальбой, дальше – голый склон. Там, на вершине, ящик с пятью миллионами монет. Но на пути – изрыгающий беспрерывные очереди пулемёт. Патронный завод у него там, что ли? Прикрываю глаза. Загоняю сердце на восемьдесят ударов. Выставляю на прицеле дистанцию и ветер. Огонь из пламегасителя в окне бетонной коробки слепит, но я знаю: за ним – фигура стрелка. Совсем рядом взлетают фонтанчики, песок бьёт в щёку, но меня уже не остановить. Прицеливаюсь. Палец нежно трогает спусковой крючок. Я умею нежно, Она знает. Так, не отвлекаться. Возьму хабар и найду Её. Обязательно. Перекрестье замирает на тёмном силуэте. Удар сердца, теперь есть секунда. Внезапно пламя в амбразуре гаснет. Я вижу чётко, будто навели резкость. Ласковая улыбка, лучики морщинок у глаз. Запах мёда и малины. - Тебе со сливками, внучек? Моя бабушка. Палец рвёт курок, и пуля уходит выше. Пулемёт мгновенно оживает, я едва успеваю перекатиться в сторону. То место, где я только что лежал, распарывает очередь, расшвыривая обломки веток и каменную крошку. Ору проклятия хохочущему Спрутсу. Этого не может быть. От моей бабушки не осталось даже пепла. Все они – мамы и папы, бабушки, смеющиеся зеленоглазые девчонки – превратились в электромагнитную волну, в фотоны, в ничто. И только изрытый кратерами мёртвый шар зачем-то бродит в мёртвом вакууме. Смаргиваю никчемную влагу с глаз. Снова чувствую щекой прохладный приклад. Вот она, мишень. Пулемётный выстрел в последний миг выбивает винтовку из рук, расщеплённое ложе распарывает щепкой лоб. Я снова перекатываюсь. Лежу на спине. Патронов нет. Сил нет. Моя Мечта не сбудется. Пулемёт смолкает. И отчётливо, сухо щёлкает винтовка. Потом тишина: секунду, две, вечность. Понимаю не сразу. Ревёт голос Спрутса: - Да-да, на последнем этапе вам обоим досталась одна фигура. Диану повезло больше, он завалил пулемётчика. Но так как вы оба по странной случайности живы, вас ждёт бонус: личная схватка. Победителю и достанется ящик на вершине. Встаю. Покачиваюсь: очень длинный день. Этот кальмар меня доконал. Бреду по склону. Надо собраться: бью себя по щекам. Подпрыгиваю. Двойка, тройка, снова двойка. Хук, апперкот. Ничего, повоюем. Рогач здоров, но и я делан не пальцем, а совершенно другим устройством. А вот и враг: метрах в пятидесяти, отстаёт. Его здорово потрепало: приволакивает ногу, обломок последнего рога торчит, словно пенёк сгнившего зуба. Как его взять, трёхметрового? Конечно, на нём не броня, но я понятия не имею, насколько прочны скафандры обитателей системы Дракона. - Оружие будет? – кричу я Спрутсу. - Только природное. Зубы, клешни, щупальца. - И хвосты, - заканчиваю я, - толку-то, скафандр не разгрызёшь. - Точно, - спохватывается мучитель, - уравняем шансы. Нервно оглядываюсь, ожидая подвоха. Небо разрывает гром: из-за леса вылетает файтер и стреляет всего дважды, но нам хватает. Комбез пылает: бьюсь об заклад, что мой рекорд по скорости избавления от снаряжения не будет побит никогда. Катаюсь по камням, сбивая огонь, одежда превращается в разодранные обгоревшие лохмотья. Отдираю от кожи прикипевшие обрывки ткани и остаюсь голым. Рогач стоит неподвижно, нелепо раскинув клешни, и только голубые язычки пламени пробегают по тёмно-зелёной поверхности скафандра. Раздаётся треск, и чужак распадается надвое, поднимая обломками тучу пыли. - Ага, - кричу я, - спёкся! Пыль оседает, и я вижу… Поднявшись из обломков скафандра уродливого жителя системы Дракона, ко мне идёт девушка, одетая… Скажем так: одетая очень легко. - Что пялишься, хам, – кричит она, - сейчас ответишь мне за угнанный плутоний! Я стою, замерев. Чёрные волосы, зелёные глаза. Она протирает закопчённое лицо. Одновременно: - Ты?! Спрутс нервничает: - Э-э, чего встали? Игра не закончена. Я хватаю её за руку и бегу вверх по склону. Остаётся совсем немного, когда она просит: - Не так быстро. Я идиот. Её нога распорота и наспех смазана заживляющим гелем, но я не заметил: смотрел только в глаза. Поднимаю её на руки. Несу. - Пополам, - говорю я. - Э, не так резво. А компенсация за контейнер плутония? Целую в губы. - Это аванс. - Ладно. Тогда вот тебе плата за доставку на ручках. Она отвечает поцелуем – чуть более долгим, чем позволяет ситуация. Опускаю её возле ящика. - По два с половиной миллиона – неплохо, да? Откидываю крышку. Замираю. Она смотрит на меня непонимающе. Заглядывает тоже. - Эй, каракатица! Что за идиотские шутки? Где приз? Спрутс хохочет. Хохот всё громче и громче, и вот уже заполняет всё вокруг грохотом. Мелкие камешки дрожат и с шуршанием скатываются по склону. - Спасибо, детки. Развлекли старика. А вот и финал. Рокочут роторы тяжёлого коптера имперской полиции. Жандармы выскакивают, окружают, берут на прицел. Наклоняюсь, ищу камень потяжелее. Она встаёт в боевую стойку. Мамина печень, я любуюсь, вместо того, чтобы драться. Шипит парализатор. Последнее, что я вижу – огромные зелёные глаза, пылающие болью.
***
- Господин Спрутс, но я не получил приказа от начальства. - Мне плевать на вашу бюрократию! Я выпущу вас из дворца только после оплаты. Открываю глаза. Мы сидим спина к спине, она тоже в наручниках. Спрашивает шёпотом: - Где это мы? Щурюсь на фиолетовый свет: - Во дворце этого ублюдка. Как ты? - Голова трещит и во рту кисло. - Так всегда после парализатора. Скоро пройдёт. Диалог триллионера и жандарма продолжается: - Вы препятствуете имперской полиции? - Слушай сюда, майоришка, - визжит Спрутс, - здесь Миля, а не твоя вонючая Империя. Мне только знак подать – и вас переработают на консервы. Я спрашиваю: - Что тут происходит? Спрутс плещется в своей ванне. Хихикает: - Ничего личного, детки, только бизнес. Империя давно разыскивает двух самых опасных наёмников. Посулила за ваши головы или трупы, без разницы, десять миллионов. И закрытие парочки налоговых дел. Так что я и заработал, и немного развлёкся. Спасибо, вы меня дважды порадовали. А теперь заткнитесь, пока я обсуждаю с дядей детали. Она возится, пытаясь что-то сделать. Потом шепчет: - Мне никак, а у тебя руки сзади. Ты можешь дотянуться и порвать резинку на моих трусиках? - Милая, это возбуждает, но не совсем ко времени. - Делай, что говорю, балбес, - шипит она, - там сигнализатор тревоги на мой корабль. - Остроумно. У меня был передатчик, но сгорел вместе с комбезом. - Потому что мужчины просты, как шпалы. Нащупываю тонкую проволочку. Разрываю. Проходят бесконечные три минуты, и стена падает с жутким грохотом. В пролом просовывается тупая морда драконовского броневика. Грохот заполняет зал, вспышки выстрелов опрокидывают жандармов. Алмазная ванна Спрутса раскалывается, хлещет синяя жидкость; в луже корчится, изрыгая слизь, тошнотворный комок щупальцев. Рогачи прорываются. Поднимают нас и тащат к пролому. - Сними наручники, - кричу я. Чудовище достаёт резак; вспышка – и я потираю горящие от боли запястья. До пролома десяток шагов, когда в зал вваливаются стрелки из охраны Спрутса. Мой спаситель неуклюже разворачивается и получает заряд в грудь. - Не прорваться, - хрипит другой рогач, - снаружи нас поджали имперцы. - Вызывайте моих, - кричу я, - код двенадцать, второй диапазон. Поднимаю чей-то бластер, стреляю по вспышкам. Она прячется за колонной и помогает мне из трофейного плазмогана. Рогач протягивает гарнитуру: - Твои на связи. - Умник, - кричу я, - вы где? И замираю, вспомнив тело без головы. - Спалили имперский коптер, пять минут – и на месте. Держись, кэп. - Живой! Как я рад, что ты живой, Умничек. - Тебя там контузило, что ли? Отбой связи. Отбрасываю пустой бластер. Вырываю из разгрузки мёртвого рогача гранату и швыряю. Взрыв сметает напирающих имперцев, но за колоннами появляются другие. Вторая граната. И последняя. - Как ты, милая? – кричу я. - Хреново. Всего три заряда. Оглядываюсь. Чем бы кинуть? В вазе какие-то шарики. Беру один и бросаю в жандармов: они падают, прикрыв затылки руками. Кругляш разбрасывает искры и визжит, словно от боли. Набираю горсть шариков. Снаружи доносится вой. Это пушка Верзилы, её ни с чем не спутаешь. Из гарнитуры: - Кэп, чисто! Выходите. Отходим. Последний рогач несёт майора-имперца под мышкой. - Зачем тебе эта падаль? - Сгодится в заложники, - хмыкает дракон. Вываливаемся из пролома. Вся Миля на ушах: дым заволакивает улицы, под стальным потолком мечутся прожектора коптеров. - Давай, давай! – Полоз хватает меня и затаскивает в катер. Я успеваю бросить взгляд на броневик рогачей. Тонкая смуглая рука высовывается из люка и машет. Надеюсь, что мне.
***
- Странное дело, - ворчит клерк, - на что годится этот кусок мёртвого камня? Двадцать лет никому не был нужен, и вдруг такой ажиотаж. И ведь недёшево – миллион! - Тебе какое дело? – злюсь я. – У меня всё при себе. Давай документы, и разбежались. Клерк втыкается носом в экран. Шмыгает. - Так, система Гелиос, третья планета. Уровень радиации запретный, атмосферы нет, воды нет. Ну и труп. Хотя… Технологии позволяют: вложить ещё миллиона три, тридцать лет, и будет, как новенькая. - Вот именно. - За такие деньги можно купить отличную планету, высший сорт, под ключ. Хотите Наяду? Плюс тридцать, розовый океан, синие луга. А девчонки там какие, а? С фиолетовыми глазами. - Запомни, дружок: трава и глаза девчонок должны быть зелёными. - Ваше право. Оформляю. Меня трясёт от волнения, мамина печень. - Упс, - говорит клерк, - Извините, мистер, но нет. Я хватаю шмыгающего ублюдка за грудки. - Придушу. Что значит «упс»? - Продано, - сипит клерк, - пять минут назад. - Кому?! - Не могу знать. Опускаюсь на стул. - Так, может, посмотрим Наяду? - Нет. - Не понимаю я вас. - У меня была Мечта. У меня была любимая. А теперь ни того, ни другого. Сейчас понимаешь? Я поднимаюсь. Надо идти, но куда и зачем – не знаю. - Подождите. Давайте, я вам выпишу смотровую. Встретитесь с новым хозяином. И, быть может, перекупите. - Это нарушение? - Совсем небольшое, - хихикает клерк, ставший вдруг славным малым, - а вы мне за это покажете. Никогда не видел. Я достаю футляр, вытряхиваю на ладонь шарик. Он просыпается, становится нежно-сиреневым и запевает «Улетай на крыльях ветра». И всё плывёт вокруг… Клерк смахивает слезу. - Вы счастливый человек. Быть обладателем такого богатства! Миллион – это совсем немного за поющую жемчужину. Я унёс горсть таких из горящего дворца Спрутса. Разве я стал счастливым?
***
- Сэр, мы на орбите. Объект на обзорном. Третья планета жёлтой звезды. Оплавленный геоид. - Ого, - присвистнул капитан моей яхты, - а техники-то сколько нагнали! Этак они быстро реанимируют планету. Новый хозяин взялся всерьёз. - Давай запрос на деловую встречу. - Есть, сэр. Я сел перед монитором. Тот, кто меня опередил, богат и решителен. Значит, никакого давления, только лаской. Натянул на лицо улыбку. - …не собираюсь никому продавать. К чёрту переговоры. Она отчитывала секретаря, стоя спиной к монитору. Чёрные волосы, силуэт из моих снов. Я замер. Она обернулась. Глаза сверкнули зелёным. - Ты?! Ну чего так долго, я вся извелась. Рявкнула на своего пилота: - Если ты не пристыкуешься к этой яхте через пять минут, то я подвешу тебя в дюзе. За яйца.
***
Мокрые от пота простыни сплелись белоснежными влюблёнными змеями. Пузырьки в бокалах всплывали к поверхности, как возвращающиеся на борт батискафы. - … а у майора под бронежилетом – пачки купюр. Десять миллионов. Плата за нас с тобой. На радостях мы его даже не пристрелили, просто выкинули перед взлётом. - Я искал тебя везде, - сказал я. - А я – тебя. Перерыла все пылевые скопления и тайные астероиды. Всю Галактику из конца в конец. Почему мы не встретились? - Потому что Галактика – спиральная окружность, у неё концов нету. - Шпала, - захохотала она, - балбес. - И тупой солдафон. - Что же поделать, раз такого полюбила. - Осознал. Сочувствую. Готов компенсировать. Иди ко мне. Любопытные звёзды заглядывали в иллюминатор. Хихикали, краснели и переводили взгляд на обугленный геоид. Там, ниже на тысячу километров, ревели на пределе мощности генераторы атмосферы.
|
|||
|