Двадцать семь

Вступая в зал суда, я переживала один из самых сюрреалистических моментов своей жизни – и не только потому, что обвиняемой была я сама. Просто мне все время вспоминался суд над Виктором, и мысль, что сейчас я окажусь на его месте, казалась слишком странной, почти непостижимой.

Когда человека вводят в зал суда под усиленной охраной, все взгляды – и, поверьте, туда набилось множество людей – естественным образом обращаются на него, поэтому я постаралась не выглядеть пристыженной или смущенной. Шла уверенно, с высоко поднятой головой. И снова на меня что‑ то нашло: перед моим внутренним взором возник образ Виктора. Он тоже входил сюда с вызывающим видом, и тогда это потрясло меня – что человек, совершивший подобное преступление, может так себя вести. Неужели все эти люди то же самое думают обо мне?

На возвышении в передней части зала сидела незнакомая мне женщина. У мороев принято в случае необходимости назначать какого‑ нибудь юриста на должность судьи – для проведения разбирательства и тому подобного. На самом суде – по крайней мере, в таком серьезном деле, как дело Виктора, – председательствовала королева. Именно она выносила окончательный вердикт. Сейчас решение о том, передавать ли мое дело в суд, будут принимать члены Совета.

Меня провели к передним рядам, за барьер, отделяющий ключевых игроков от аудитории, и дали понять, чтобы я села рядом с мороем средних лет в очень официальном и одновременно очень модном черном костюме. В светлых волосах поблескивали редкие серебряные пряди, и выглядел он весьма внушительно. Я предположила, что это Дамон Тарус, мой адвокат, но он не сказал мне ни слова.

Майкл тоже сел рядом, и я порадовалась, что на роль приставленного непосредственно ко мне охранника избрали именно его. Оглянувшись, я увидела Даниэллу и Натана Ивашковых, сидящих среди других высокопоставленных мороев. Адриан, однако, устроился не со своей семьей, а гораздо дальше, с Лиссой, Кристианом и Эдди. Лица моих друзей были исполнены тревоги.

Судья – пожилая, седовласая моройка, которая, однако, выглядела так, словно все еще могла и сама надрать кому нужно задницу, – потребовала внимания, и я снова повернулась лицом вперед. В зал входили члены Совета, и она одно за другим объявляла их имена. Для них были подготовлены два ряда скамей, по шесть в каждом, и тринадцатая позади, возвышающаяся над остальными. Конечно, занятыми оказались лишь одиннадцать мест, и я постаралась не заводиться – ведь Лисса определенно должна была сесть на двенадцатое.

Когда члены Совета устроились, судья повернулась лицом к нам и заговорила громким, звучным голосом, разнесшимся по всему залу.

– Приступаем к слушанию, в процессе которого предстоит решить, достаточно ли доказательств для…

Суматоха у двери заставила ее смолкнуть; зрители вытягивали шеи, силясь разглядеть, что происходит.

– В чем дело? – требовательно спросила судья. Один из охранников приоткрыл дверь, просунул в нее голову, поговорил с кем‑ то, стоящим в коридоре, и вернулся в зал.

– Прибыл адвокат обвиняемой, ваша честь.

Судья посмотрела на Дамона, потом на меня и обратила недовольный взгляд на охранника.

– У нее уже есть адвокат.

У стража сделался комично беспомощный вид. Если бы за дверью находился стригой, он знал бы, что делать, а как поступить в случае такого необычного нарушения протокола? Судья вздохнула.

– Хорошо. Кто бы это ни был, пусть войдет. Нужно уладить это дело.

В зал вошел Эйб.

– О господи! – вырвалось у меня.

И тем самым я тоже нарушила протокол, но до этого никому не было дела – жужжание голосов тут же наполнило зал. По крайней мере, половина зрителей пришли в ужас, поскольку знали, кто такой Эйб и какая у него репутация. Вторая половина, похоже, была просто ошеломлена его появлением.

На нем красовался серый кашемировый костюм, заметно светлее, чем мрачный черный костюм Дамона. Из‑ под него выглядывала рубашка, такая ослепительно белая, что, казалось, она светится – в особенности по контрасту с темно‑ красным шелковым галстуком. Мелькали и другие аксессуары красного цвета – торчащий из кармана платок, рубиновые запонки. Естественно, костюм был дорогой и прекрасно скроен – не хуже, чем у Дамона. Однако Эйб не выглядел так, словно носит траур. Он даже не походил на человека, пришедшего в суд, – скорее можно было подумать, что он просто заглянул сюда по пути на вечеринку. И конечно, аккуратно подстриженная черная бородка никуда не делась, а в ушах, как обычно, блестели золотые серьги в виде колец.

Он направился к судье; та успокоила зал, вскинув руку.

– Ибрагим Мазур, – констатировала она, покачивая головой; в ее голосе отчетливо слышались удивление и осуждение. – Это несколько… неожиданно.

Эйб отвесил ей почтительный поклон.

– Счастлив снова встретиться с тобой, Паула. Ты не постарела ни на день.

– Мы не в загородном клубе, мистер Мазур. И, пока вы здесь, обращайтесь ко мне соответствующим образом.

– Ах! Конечно. – Он подмигнул ей. – Мои извинения, ваша честь. – Он оглянулся и задержал взгляд на мне. – Вот и она. Извините за опоздание. Давайте начнем.

– Что происходит? – Дамон поднялся. – Кто вы такой? Я ее адвокат.

– По‑ видимому, это какая‑ то ошибка. – Эйб покачал головой. – Перелет сюда занял определенное время, что объясняет, почему в мое отсутствие вас назначили общественным защитником.

– Общественным защитником? – Дамон побагровел от возмущения. – Я один из самых известных адвокатов американских мороев.

– Известный, общественный… – Эйб пожал плечами, покачиваясь с носков на пятки. – Тут я не судья. Извините на невольный каламбур.

– Мистер Мазур, – вмешалась судья, – вы адвокат?

– Я един во многих лицах, Паула… ваша честь. Кроме того, какое это имеет значение? Ей нужен человек, который будет представлять ее в суде.

– И у нее уже есть такой человек! – воскликнул Дамон. – Это я.

– Больше нет, – заявил Эйб тем же любезным тоном, не переставая улыбаться.

Однако я заметила в его глазах то опасное мерцание, которое наводило ужас на его врагов. Он был само спокойствие, а Дамон выглядел так, словно его вот‑ вот хватит удар.

– Ваша честь…

– Хватит! – произнесла судья своим звучным голосом. – Пусть девушка сама решает. – Взгляд ее карих глаз остановился на мне. – Кого вы предпочитаете видеть своим представителем в суде?

– Я…

Внезапно все внимание переключилось на меня. До сих пор я наблюдала за драматическим соперничеством этих двоих, словно за партией в теннис, и вот сейчас мяч угодил мне в голову.

– Роза…

Я вздрогнула, слегка повернулась и прямо у себя спиной увидела прокравшуюся туда Даниэллу Ивашкову.

– Роза, – повторила она шепотом, – ты понятия не имеешь, что за человек этот Мазур. – «О, да неужели? » – подумала я, а она продолжала: – Не стоит иметь с ним никакого дела. Дамон – лучший из лучших. Его было нелегко заполучить.

Она вернулась на свое место. Я переводила взгляд с одного своего потенциального адвоката на другого. Мне был ясен ход мыслей Даниэллы. Адриан настаивал, чтобы она уговорила Дамона защищать меня, и она сделала это. Отказаться от его услуг означало бы оскорбить ее, а этого мне не хотелось – ведь она одна из немногих среди королевских мороев, кто был любезен со мной. Кроме того, если весь этот процесс – ловушка, подстроенная королевскими мороями, то совсем неплохо иметь одного из них на своей стороне: такой расклад даст мне больше шансов выпутаться.

И тем не менее… Вот он, Эйб, стоит и смотрит на меня с этой многозначительной улыбкой. Он определенно умеет добиваться своего – главным образом силой личного обаяния и репутации. И все же, если реально существует какое‑ то доказательство моей вины, обаяния против него мало. Да, Эйб хитер, и не зря его прозвали Змеем, он способен сделать невозможное возможным; и ради меня, конечно, потянет за все свои ниточки.

И все же он не адвокат.

С другой стороны, он мой отец.

И хотя пока мы едва знали друг друга, он проделал огромный путь, чтобы добраться сюда, и, облачившись в серый костюм, явился защищать меня. Хватит ли для этого отцовской любви? Справится ли он с ролью адвоката? И в конечном счете правда ли, что родная кровь – не вода? Я не знала. На самом деле мне не нравилась эта поговорка. Может, она применима к людям, но для вампиров не имеет смысла.

Как бы то ни было, Эйб вперил в меня пристальный взгляд темно‑ карих глаз, так похожих на мои собственные. «Доверься мне», – казалось, пытался сказать он. Могу ли я доверять ему? Если бы здесь была мать, ей я доверилась бы – а она, это я точно знала, доверяла Эйбу.

– Я выбираю его. – Со вздохом я кивнула на Эйба и добавила, понизив голос: – Не подведи меня, Змей.

Улыбка Эйба стала шире. В зале послышались потрясенные возгласы, Дамон яростно запротестовал. Может, вначале Даниэлле и пришлось уламывать его заняться мной, но теперь это стало для него делом чести. Мой отказ он воспринимал как пятно на своей репутации.

Однако я сделала выбор, и судья, хоть и с досадой, пресекла все дальнейшие споры по этому поводу. Попросила Дамона удалиться, Эйба занять его место и начала со стандартной вступительной речи, объясняя, по какому поводу мы здесь собрались, и так далее, и тому подобное. Слушая ее, я наклонилась к Эйбу.

– Во что ты втянул меня? – шепотом спросила я.

– Я? Во что ты сама втянула себя? Другие отцы вытаскивают детей из полицейских участков, куда те попадают за потребление алкоголя раньше дозволенного возраста, а я?

До меня начало доходить, почему людей злит, когда в опасной ситуации я отпускаю шуточки.

– На кону мое треклятое будущее! Они хотят, чтобы я предстала перед судом и была признана виновной!

Его лицо утратило всякий намек на юмор, стало решительным и смертельно серьезным. По спине пробежал озноб.

– Клянусь, – ответил он тихим, ровным голосом, – что этого никогда, никогда с тобой не случится.

Судья снова переключила внимание на нас и обвинителя, женщину по имени Айрис Кейн. Не из королевской семьи, но того же поля ягода. Хотя, может, это особенность всех юристов.

Сначала последовало детальное описание того, как была убита королева – как ее нашли сегодня утром в постели, с серебряным колом в сердце и выражением ужаса на лице. Кровь повсюду: на ночной рубашке, на простыне, на теле… Собравшимся продемонстрировали фотографии, что вызвало самую разную реакцию – удивление, страх и панику. А некоторые… некоторые плакали. Кто‑ то просто от ужаса перед сложившейся ситуацией, но многие наверняка потому, что любили Татьяну или, по крайней мере, симпатизировали ей. Временами она держалась холодно и непреклонно, но по большей части ее царствование протекало в атмосфере мира и справедливости.

После демонстрации фотографий вызвали меня. Предварительное разбирательство проходит не так, как рассмотрение дела в суде. Нет никакого перекрестного допроса свидетелей. Юристы просто по очереди встают и задают вопросы, а судья поддерживает порядок.

– Мисс Хэзевей, – начала Айрис, опустив обращение «страж», – когда этой ночью вы вернулись в свою комнату?

– Точное время не помню… – Я сосредоточилась на ней и Эйбе. – Где‑ то около пяти утра. Может быть, в шесть.

– С вами кто‑ нибудь был?

– Нет, ну… да. Позже. – О господи! Вот оно! – Ммм… Ко мне пришел Адриан Ивашков.

– В какое время? – спросил Эйб.

– В этом я тоже не уверена. Спустя несколько часов после моего возвращения, так мне кажется.

Эйб очаровательно улыбнулся Айрис, которая шелестела своими бумагами.

– Убийство королевы произошло между семью и восемью, это точно известно. Роза была не одна – конечно, необходимо, чтобы господин Ивашков подтвердил это.

Я бросила быстрый взгляд на зрителей. Даниэлла побледнела как мел. Сбывался ее ночной кошмар: в дело оказался втянут Адриан. Позади нее я разглядела самого Адриана, неестественно спокойного, и от всей души понадеялась, что он не пьян.

Айрис с победоносным видом подняла лист бумаги.

– У нас есть заверенные показания швейцара, утверждающего, что господин Ивашков вошел в дом примерно в девять двадцать.

– Удивительная точность, – заметил Эйб таким тоном, будто она сказала что‑ то забавное. – Консьерж подтверждает это?

– Нет, – холодно ответила Айрис. – Но это и не требуется. Швейцар запомнил время, потому что как раз собирался уйти на перерыв. Когда произошло убийство, мисс Хэзевей была одна. У нее нет алиби.

– Ну, это вытекает из довольно сомнительных фактов, – заметил Эйб.

Однако по поводу времени никаких больше обсуждений не последовало. Свидетельство было зафиксировано в официальном протоколе. Мне не нравилось, как идет допрос, но после услышанного благодаря Лиссе примерно этого и следовало ожидать. Отсутствие алиби – это, конечно, плохо, но я разделяла сомнения Эйба. Предъявленного до сих пор явно недостаточно, чтобы отдать меня под суд. Насчет Адриана никаких вопросов больше задано не было – тем самым он оставался в стороне.

– Имеется вещественное доказательство, – провозгласила Айрис, на этот раз с крайне самодовольным видом.

Она понимала, что отсутствие у меня алиби на время убийства еще ничего не значит, но сейчас не сомневалась, что попала в «яблочко».

Это оказался серебряный кол.

Ей‑ богу, в прозрачном пластиковом контейнере лежал серебряный кол, блестящий в ярком свете, кроме острия, темного от запекшейся крови.

– Этим колом была убита королева, – заявила Айрис. – Колом мисс Хэзевей.

Эйб рассмеялся, правда‑ правда.

– Ох, оставьте! У стражей огромный запас совершенно идентичных колов.

– Где в данный момент ваш кол? – Будто не слыша его, Айрис посмотрела на меня.

Я нахмурилась.

– У меня в комнате.

Она повела взглядом по залу.

– Страж Стоун?

Поднялся высокий дампир с пышными черными усами.

– Да?

– Вам было поручено провести обыск комнаты и вещей мисс Хэзевей?

– Вы обыскивали мою… – гневно начала я, но взгляд Эйба заставил меня закрыть рот.

– Верно, – ответил страж.

– Вы обнаружили какой‑ нибудь серебряный кол? – спросила Айрис.

– Нет.

С тем же самодовольным видом она повернулась к нам; Эйб, однако, выглядел так, словно находил эту новую информацию еще более нелепой, чем предыдущая.

– Это ничего не доказывает. Она могла потерять кол, не заметив этого.

– Потерять его в сердце королевы?

– Мисс Кейн! – предостерегающе сказала судья.

– Прошу прощения, ваша честь, – вкрадчиво ответила Айрис и снова обратилась ко мне: – Мисс Хэзевей, у вашего кола есть какие‑ нибудь характерные особенности? Что‑ то, позволяющее отличить его от других?

– Д‑ д‑ да.

– Можете описать, что это?

Мною овладело дурное предчувствие.

– Узор, выгравированный возле острия. Геометрический.

Стражи иногда делают гравировку. Я нашла этот кол в Сибири и с тех пор хранила его. Точнее говоря, Дмитрий прислал кол мне, когда он выпал из его груди.

Айрис направилась туда, где сидели члены Совета, и прошла мимо, демонстрируя каждому контейнер. Потом она показала его и мне.

– Это ваш узор? Ваш кол?

Действительно, это был он. Я открыла рот, собираясь сказать «да», но потом поймала взгляд Эйба. Ясное дело, открыто он не мог говорить со мной, но его мысль была ясна. «Будь осторожна, прояви хитрость». Как поступил бы на моем месте такой скользкий тип, как он?

– Это… Узор очень похож, – наконец ответила я. – Но с уверенностью я не могу сказать, мой ли это кол.

Улыбка Эйба показала мне, что я ответила правильно.

– Конечно не можете, – заявила Айрис, как будто ничего другого не ожидала, и отдала контейнер судебному клерку. – Однако теперь, когда Совет убедился, что узор соответствует описанию, и, по словам мисс Хэзевей, кол похож на принадлежащий ей, позвольте обратить ваше внимание на то, – она с победоносным видом подняла очередную бумагу, – что на нем обнаружены ее отпечатки пальцев.

Вот оно. То самое «неопровержимое доказательство».

– А какие‑ нибудь другие отпечатки пальцев есть? – спросила судья.

– Нет, ваша честь. Только ее.

– Это ничего не означает. – Эйб пожал плечами. Возникло ощущение, что если бы я встала и призналась в убийстве, он и тогда заявил бы, что это еще не доказательство. – Кто‑ то надел перчатки и украл у нее кол. На нем есть отпечатки ее пальцев, потому что он принадлежит ей.

– Это слишком притянуто за уши, вам не кажется? – спросила Айрис.

– Это скорее ваши доводы притянуты за уши, – возразил он. – Как она могла проникнуть в королевскую спальню? При такой‑ то охране?

– Ну, на эти вопросы можно будет получить ответы в суде, – сказала Айрис. – Однако, учитывая обширные записи в личном деле мисс Хэзевей касательно ее незаконных проникновений в самые разные места и других нарушений дисциплины, лично у меня нет сомнений, что она могла найти способ пробраться туда.

– У вас нет доказательств. Нет даже версии.

– В этом нет необходимости – на данном этапе, – ответила Айрис. – Представленного материала достаточно для передачи дела в суд. А мы ведь даже не упоминали о том, что мисс Хэзевей выражала королеве свое недовольство законом о снижении возрастного ценза в присутствии огромного количества свидетелей. Если угодно, могу представить расшифровку стенограммы, где, кстати, приведены и другие, весьма эмоциональные высказывания мисс Хэзевей, сделанные публично.

В сознании вспыхнуло воспоминание. Я стою с Даниэллой и зло выкрикиваю – на глазах множества свидетелей, – что королеве не удастся подкупить меня никаким назначением. Глупо с моей стороны – так же, как без официального приглашения являться на «Вахту смерти» или сетовать на то, что королеву защищают гораздо лучше, чем Лиссу, которую захватили в плен стригой. Можно сказать, я сама дала Айрис массу материала для обвинения.

– И еще, – продолжала она. – Нам также известно, что королева крайне неодобрительно относилась к связи мисс Хэзевей и Адриана Ивашкова, в особенности после того, как они покинули двор с намерением пожениться. – Я открыла рот, чтобы возразить, но Эйб снова остановил меня взглядом. – Есть масса других свидетельств неоднократных публичных столкновений ее величества и мисс Хэзевей. Хотите, чтобы я представила письменные доказательства этого, или, может быть, перейдем к голосованию?

Вопрос был обращен непосредственно к судье. Я не очень‑ то разбираюсь в законах, но все выглядело чертовски убедительно. Меня определенно можно рассматривать как подозреваемую в убийстве, вот только…

– Ваша честь? – обратилась я к судье; по‑ моему, как раз в тот момент, когда она собиралась сделать заявление. – Могу я высказаться?

Она на мгновение задумалась.

– Не вижу причин для отказа. Для нас важны все свидетельства.

Ах, мои действия на свой страх и риск явно не входили в планы Эйба! Он устремился к барьеру, рассчитывая дать мне мудрый совет попридержать язык, но двигался недостаточно быстро.

– Хорошо, – заговорила я, стараясь, чтобы моя речь звучала как можно разумнее, и изо всех сил сдерживая свой норов. – Вы представили здесь много такого, что и впрямь выглядит подозрительно, это я понимаю. – У Эйба сделался страдальческий вид. Никогда прежде не видела его таким – он редко терял контроль над ситуацией. – Только вот какая штука – все это выглядит слишком подозрительно. Если бы я намеревалась кого‑ то убить, то действовала бы не так глупо. По‑ вашему, я оставила бы кол в ее груди? По‑ вашему, я не сообразила бы надеть перчатки? Бросьте! Прямо‑ таки обидно слышать такое. Если я настолько хитроумна, как вы тут меня представили, почему я повела бы себя так по‑ идиотски? Поверьте, если я и впрямь задумала бы это, то действовала бы гораздо лучше. Вам никогда и в голову не пришло бы заподозрить меня. Серьезно, не надо делать из меня дуру.

– Роза… – начал Эйб с предостерегающими нотками в голосе.

Я предпочла не услышать.

– Все эти ваши доказательства так нарочито очевидны! Черт, тот, кто все это подстроил, мог с таким же успехом нарисовать стрелку, указывающую на меня, а ведь кто‑ то точно все это подстроил, но вы слишком глупы, чтобы хотя бы рассмотреть этот вариант. – Почувствовав, что говорю слишком громко, я понизила голос. – Вам нужен легкий и быстрый результат. И в особенности вам нужно, чтобы виновным оказался тот, у кого нет ни связей, ни влиятельной семьи, способной защитить его… – Наверное, это было несправедливо, учитывая присутствие здесь Эйба. – Потому что так у вас заведено. Взять хотя бы этот закон о снижении возрастного ценза. Никто не встал на защиту дампиров, потому что ваша жестокая система не позволяет этого.

Внезапно до меня дошло, что я сильно отклонилась от темы и, подвергая критике новый закон, только увеличиваю основания считать меня виновной. Пришлось взять себя в руки.

– Ммм… так или иначе, ваша честь… я пытаюсь сказать, что представленных доказательств недостаточно, чтобы обвинить меня и передать дело в суд. Я никогда не спланировала бы убийство так скверно.

– Спасибо, мисс Хэзевей, – сказала судья. – Очень… содержательная речь. Можете занять свое место, пока Совет будет голосовать.

Мы с Эйбом вернулись на свою скамью.

– О чем, черт побери, ты думаешь? – прошептал он.

– Я сказала все как есть. Просто защищала себя.

– Не стоило делать этого. Ты же не адвокат.

Я искоса взглянула на него.

– И ты тоже, старик.

Судья спросила Совет, кто считает представленные доказательства достаточными для признания меня подозреваемой и передачи дела и суд. Вскинулись одиннадцать рук. Вот так, в мгновение ока все завершилось.

Наша связь донесла до меня тревогу и смятение Лиссы. Когда мы с Эйбом встали, я оглянулась на зал. Зрители расходились, обсуждая то, свидетелями чего только что стали. Светло‑ зеленые глаза Лиссы были широко распахнуты, лицо смертельно побледнело. Адриан рядом с ней тоже выглядел расстроенным, но в его устремленных на меня глазах я видела любовь и решимость. А позади них стоял…

Дмитрий.

Я понятия не имела, что он тоже присутствует здесь. Взгляд его темных, бездонных глаз был прикован ко мне; на бесстрастном лице этот взгляд казался напряженным и пугающим. Перед моим внутренним взором возникло зрелище, как он расшвыривал во все стороны стражей; что‑ то подсказывало мне, что, попроси я об этом, он сделал бы то же самое снова. Пробился бы ко мне через забитый людьми зал и приложил бы все силы, чтобы спасти меня.

Прикосновение к руке отвлекло меня от Дмитрия. Мы с Эйбом уже начали продвигаться к дверям, но проход впереди был забит людьми, и это вынудило нас остановиться. И в это время кто‑ то незаметно сунул мне в руку клочок бумаги. Оглянувшись, я увидела, что на одном из крайних кресел сидит Эмброуз и смотрит прямо перед собой. Я хотела спросить его, что все это значит, но внутренний голос остановил меня. Поскольку затор в проходе еще не рассосался, я торопливо развернула листок, стараясь, чтобы Эйб не заметил этого.

Клочок был настолько маленький, что изящный почерк читался с трудом.

Роза!

Если ты читаешь это, значит, произошло нечто ужасное. Наверное, ты ненавидишь меня, и я не виню тебя. Я могу лишь просить поверить – предложенный мной закон о снижении возрастного ценза лучше для твоего народа, чем то, что планируют некоторые другие. Есть морой, которые предпочли бы заставлять всех дампиров служить, независимо от того, хотят они или нет, используя с этой целью магию принуждения. Новый закон притормозит деятельность этой фракции.

Однако я пишу тебе, чтобы сообщить тайну, в которую должно быть посвящено как можно меньше людей. Василисе необходимо занять ее место в Совете, и это можно сделать. Она не последняя из Драгомиров. Есть еще один, незаконный ребенок Эрика Драгомира, не знаю, сын или дочь. Больше мне ничего не известно, но если ты найдешь этого ребенка, Лисса обретет власть, которую заслуживает. Несмотря на твои недостатки и взрывной темперамент, ты единственная, кто, как мне кажется, может справиться с этой задачей. Займись ею, не теряя времени.

Татьяна Ивашкова

Я смотрела на клочок бумаги, слова кружились перед глазами, но смысл намертво запечатлелся в сознании. Она не последняя из Драгомиров. Есть еще один…

Если это правда, если у Лиссы есть сводный брат или сестра… это изменит все. Она получит голос в Совете. Она больше не будет одинока. Если это правда. Если письмо действительно от Татьяны. Кто угодно мог поставить ее имя на клочке бумаги. Тем не менее я содрогнулась при мысли о том, что получила письмо от умершей. Если бы я позволила себе увидеть призраков вокруг, оказалась бы среди них и Татьяна, не знающая покоя, жаждущая мести? Я не могла заставить себя снять блокирующие стены и выяснить это. Пока нет. Должны быть другие способы получить ответ. Записку передал мне Эмброуз. Нужно расспросить его… вот только движение по проходу возобновилось. Охранник подтолкнул меня, понуждая идти дальше.

– Что это? – спросил Эйб, как всегда настороженный и подозрительный.

Я торопливо сложила бумажку.

– Ничего.

Судя по брошенному на меня взгляду, он не поверил. Я задумалась, нужно ли рассказать ему. «Тайна, в которую должно быть посвящено как можно меньше людей…» Ну, даже если его стоит включить в число этих людей, то уж никак не здесь. Я постаралась стряхнуть с себя оцепенение; записка, конечно, поставила передо мной новую серьезную проблему – но не настолько серьезную, как та, с которой я имела дело в данный момент.

– Ты говорил, что мне не придется идти в суд, – сказала я Эйбу, чувствуя, что снова начинаю заводиться. – А ведь я пошла на такой большой риск, выбрав тебя!

– Никакого риска не было. Тарус тоже не смог бы ничего изменить.

Беспечная позиция Эйба еще больше разозлила меня.

– Ты что, с самого начала знал, что разбирательства нам не выиграть?

Майкл говорил то же самое. Приятно, когда в тебя так верят!

– Это не имеет никакого значения, – уклончиво ответил Эйб. – Важно только то, что произойдет дальше.

– И что произойдет дальше?

Он одарил меня этим своим хитрым взглядом.

– Тебе пока не о чем беспокоиться.

Один из стражей потянул меня за руку, говоря, что нужно идти. Упираясь, я наклонилась к Эйбу.

– Черта с два я не стану беспокоиться! Речь идет не о чем‑ нибудь – о моей жизни! – воскликнула я, прекрасно зная, что меня ждет дальше. Тюрьма до суда и потом снова тюрьма – если меня признают виновной. – Это серьезно! Я не хочу идти в суд! Не хочу провести всю оставшуюся жизнь в какой‑ нибудь дыре вроде «Тарасто».

Охранник потянул сильнее, и Эйб вперил в меня пронизывающий взгляд, от которого кровь застыла в жилах.

– Ты не пойдешь в суд. Ты не будешь сидеть в тюрьме, – прошипел он так тихо, что охранник не услышал. – Я этого не допущу. Понимаешь?

Я покачала головой. Столько всего на меня обрушилось! И я понятия не имела, что с этим делать.

– Даже твои возможности не безграничны, старик.

Его улыбка вернулась.

– Тебя ждет много неожиданностей. Кроме того, Роза, убийц королей не сажают в тюрьму, это всем известно.

Я фыркнула.

– Ты в своем уме? Конечно сажают. Что, по‑ твоему, делают с убийцами? Отпускают на свободу и грозят пальчиком, дескать, больше так не делай?

– Нет, – ответил Эйб, прежде чем повернуться и уйти. – Их казнят.