ВОВА И РОМАШКИ

Сафонова Евгения

ВОВА И РОМАШКИ

В деревне Задворки случилось событие, несчастье: повесился двенадцатилетний мальчик Вова, сын охотника Степана. Обнаружила его, висящим на бельевой верёвке, среди просушенных рейтуз мужа, акушерка бабка Соня (она, между прочим, была и первой, кто увидела его новорожденным). Голову мальца, словно у Христа, обрамлял венок из ромашек. И из кармана клетчатой рубахи, также торчала крупная головка этого цветка. А ещё, в этом клетчатом кармашке нашли письмо: множество кривых букв, составленных в слова и предложения, бодро прыгали по нотной бумаге. Письмо отдали отцу, тот, оставшись в одиночестве, склонил голову над предсмертными каракулями сына:

«Дорогой Батя, я улетел на небо к Боженьке и к маме – соскучился. Но не думай, что я тебя бросил. Просто, после твоих слов, мол, если я не брошу музыку, то ты продырявишь мне черепушку, …пускай, это было в день Победы, так, ведь, по пьяни правду толкуют, … я подумал и решил: музыку я не брошу, а если ты возьмёшься за ружьё – тебя отправят к дяде Ване, на нары,... а там плохо. Ты же у меня без охоты не сможешь, знаю я тебя. Любимое дело дороже всякого другого. Хочу попросить прощения за то, что врал: по утрам не в школу я бегал, а к Марии Афанасьевне. Помнишь, ты продал ей мамино пианино (ну, когда деньги нужны были на новое ружьё).

Так вот, она разрешила приходить к ней играть, за это просила, чтобы пуп ей чистил, мол, у меня «пальчики тонкие, да длинные, в любую дырень пролазят». Папка, на оборотной стороне письме, я сочинил мелодию, называется «Вова и ромашки», пусть Мария Афанасьевна сыграет её, когда меня понесут в гробу. А ещё, она вроде женщина хорошая, добротная, но одинокая. Возьми её в жёны, может, повезёт, и родит тебе дочку, как ты всегда хотел. Только назовите её Анна, как маму мою… Уток тебе, да зайцев, мечтающих попасть под прицел! И, кстати, Мария Афанасьевна любит тебя давно, детям всегда больше видно. Пуп я ей почистил. Так что, иди, да бери!

Сын, Вова»

Охотник заплакал – крупные слёзы упали на нотный лист, буквы поплыли…

Мужчина резко встал, будто принял какое-то важное решение (и, правда, порой, над истиной витает «злой рок»). Схватил ружьё со стены и впялил дуло в подбородок…

Нажать на курок он не успел, рука Марии Афанасьевны забрала оружие – обняла охотника. Мужчина, словно испуганный хорёк, забрался в женские объятия и тихонько заскулил.

К влажной щеке отца прилип лепесток ромашки.