Когда земля уходит у вас из-под ног, знайте, что она становится стартовой площадкой для очередного восхождения! 9 страница

Когда биовыживателъный контур сигнализирует об опасности, все остальные виды психической деятельности прекращаются.

Это очень важный момент для перепрограммирования мозга: чтобы сформировать новый импринт, нужно вернуть субъекта в состояние младенчества, то есть в состояние имприн-тной уязвимости первого контура.

Первым шагом на этом пути становится изоляция жертвы. Для этого идеальным местом может служить маленькая темная комната, поскольку социальные, эмоциональные и ментальные техники, прежде гарантировавшие выживание, здесь не срабатывают. Чем дольше человек изолирован в таком состоянии, тем более уязвимым он становится к новому импринту. Как указывал д-р Джон Лилли, нужно лишь несколько минут полной изоляции, чтобы возникло беспокойство, лишь несколько часов, чтобы появились галлюцинации – и вот уже жертва готова к импринтиро-ванию нового материнского объекта, который ее защитит.

Нет никакого парадокса в том, что жертва промывания мозгов может даже импринтировать промывателя мозгов. Жертва руководствуется инстинктами, или биохимическими программами, которые существуют многие миллионы лет. Эти инстинкты побуждают ее искать этот импринт и фиксировать его на любом внешнем объекте, который наиболее родственен архетипу матери. Пленный человек может импринтировать любое двуногое существо, которое приносит ему пищу. Этот эффект называется стокгольмским синдромом и описывает ситуацию, в которой у заложников при реальной угрозе их жизни со стороны захватившего их террориста возникает к нему сильная эмоциональная привязанность. Они фактически отождествляются с ним перед лицом «чужаков» из спецназа, которые стремятся их спасти, обеспечить им безопасность и освобождение.

Второй контур, или эмоциональный мозг, или эго, возник в период появления позвоночных (земноводных), когда они начали сражаться за территорию (возможно, пятьсот миллионов лет назад) и за статус. У человека этот контур активизируется генетически, когда включается программа метаморфоза «от ползания к хождению». Этот импринт появляется, когда ребенок начинает проявлять мышечные усилия, чтобы ползать, ходить, осваивать гравитацию, преодолевать физические препятствия, вмешиваться в семейную политику (принятие решений) и политически манипулировать другими людьми. Мышцы, выполняющие эти функции, очень быстро импринтируются, приобретая на всю жизнь устойчивые рефлексы.

Каждому родителю известно, что на этом этапе ребенок перестает быть пассивным (биовегетативным) младенцем, а становится политиком с физическими и эмоционально-территориальными требованиями млекопитающего. Это и есть программа эмоций, племенной статус, ощущение силы, доминирования, манипуляции другими или, наоборот, ощущение слабости, подчиненности и манипулируемости. И на этом контуре первый импринт остается постоянным на всю жизнь (если человек не подвергается промыванию мозгов). Он определяет раздражители, которые автоматически будут вызывать агрессивное поведение или поведение покорности и сотрудничества. Когда мы говорим, что человек ведет себя эмоционально, эгоистично или «как двухлетний ребенок», мы имеем в виду, что он слепо следует одному из роботических импринтов этого контура.

Например, в стае или племени особь приобретает тот или иной статус в зависимости от мышечных рефлексов, которые бессознательно посылаются сигнальной системой особи и улавливаются остальными членами стаи.

Вверх-вниз – это основное гравитационное ощущение, которое появляется во всех этологических отчетах о борьбе животных. Становись на дыбы, раздувай тело до максимальных размеров, рычи, вой, визжи – или съежься, подожми хвост, заскули, скройся с глаз, отползи и уменьшись в размерах. Это доминирование и подчинение, сигналы борьбы, общие для игуаны, птицы, собаки и председателя совета местного банка.

Эти рефлексы составляют второй контур мозга, который в разговорной речи мы называем «эго». Случайные события, которые происходят в ближайшем окружении ребенка, определяют, какое эго будет сформировано этим импринтом: сильное, доминирующее и доброжелательное или слабое, зависимое и недружелюбное. Так называемое «эго» – это характерное для второго контура ощущение статуса (значимость – незначимость) в стае или племени млекопитающих.

Об эмоциональных играх второго контура, или обычных политических играх млекопитающих, к которым прибегают люди, хорошо пишет Эрик Берн в популярных книгах «Игры, в которые играют люди» и «Трансакционный анализ».

Чтобы ввести взрослого человека в состояние импринтной уязвимости второго контура, надо заставить его ощутить себя неуклюжим младенцем. На «нейрологическом табло» человека должно четко проступать сообщение: «Я – лилипут, невежественный, глупый, слабый, я всегда неправ. Они – великаны, мудрые, умные, сильные, они всегда правы».

Применяя тактики террора, можно вызвать у человека паническое ощущение беспомощности. В фильме известного французского режиссера Константина Коста-Гавры «Исповедь» коммунистические промыватели мозгов выводят человека из камеры, надевают ему на шею веревку и приводят к виселице; в некоторых африканских племенах кандидатов на «посвящение» закапывают на несколько часов в землю.

Основная импринтная уязвимость возникает, когда субъект приходит к выводу: «У меня нет выбора; они могут сделать со мной все, что захотят». В этот момент якорьки эмоционального мозга фиксируют место жертвы в иерархии стаи под защитой самой сильной фигуры, которая находится рядом.

Третий контур мозга, рациональный ум, появился примерно 4 –5 миллионов лет назад, в эпоху неолита, когда семейства го-минид начали обособляться от стай других приматов. Эволюционировав в раннем гоминидном обществе, этот контур занимается артефактами (от каменного топора до космических кораблей) и вербализацией (от «я – Тарзан, ты – Джейн», до «F = mа»). Когда ребенок начинает пользоваться разными предметами и задавать вопросы, происходит его импринтирование. Если окружение стимулирует развитие третьего контура, ребенок получает импринт «смышлености». Это значит, что он ловко манипулирует руками и у него хорошо развита речь. Если окружение состоит из людей недалеких, ребенок получает импринт «тупицы» и остается на стадии символьной слепоты, характерной для уровня развития трехлетнего ребенка. Программы дошкольного обучения малоэффективны, поскольку они начинаются слишком поздно. Последующее обусловливание никогда не меняет основной биохимический импринт.

Третий контур мы обычно называем «умом» – способностью получать, интегрировать и передавать сигналы. Центрами импринта становятся девять мышц гортани, которые используются в речи, и нервный контур, координирующий взаимодействие правой руки и коры левого полушария мозга. Этот контур используется при исследовании, классификации и систематизации объектов из окружающей среды. Все здание науки, искусства и знания строится на фундаменте этого контура.

К трем с половиной годам импринтирование этих контуров определяет:

– основную степень и стиль «доверия – недоверия», которые окрашивают «сознание»;

– степень и стиль «самоуверенности – неуверенности в себе», которые определяют статус «эго»;

– степень и стиль «ловкости – неуклюжести», которые проявляет «ум» при обращении с инструментами или идеями.

С точки зрения эволюции, «сознание» первого контура – это, по существу, беспозвоночное, пассивно плывущее в сторону пищи и отступающее от опасности. «Эго» второго контура – это млекопитащее, всегда сражающееся за статус в племенной иерархии. «Ум» третьего контура – это гоминид, сплавленный с человеческой культурой и реализующийся в жизни посредством матрицы, которая формируется из устройств, сделанных руками человека, и символизма, созданного человеком. Эти контуры используются для выживания каждого отдельного организма.

Быстрый способ переимпринтирования третьего мозга – это отстранение жертвы от тех, кто говорит на ее языке, пользуется теми же символами и разделяет те же доктрины. Для этого человека помещают в ситуацию, где его обычные вербальные способности и физические умения не работают, где ему приходится импринтировать новые сигналы и навыки, чтобы выжить. Например, хорошо известно, что лучший способ выучить иностранный язык – это жить среди тех, кто говорит только на этом языке: к третьеконтурной необходимости освоить новый язык подключаются выживательные потребности первого контура (пища, кров) и статусные потребности второго контура (защищенность, признание).

Пресловутый англичанин, уединенно живший в тропической хижине, который каждый вечер одевался к ужину, вовсе не так смешон, как кажется. Он поддерживал и постоянно подкреплял вокруг себя пузырь английской реальности. Поэтому его не поглотила реальность туземцев. Нет ничего странного в том, что человек, живущий в коммунистической стране, становится коммунистом, а живущий среди преступников – преступником. В сущности, чтобы оставаться самим собой в таких условиях, надо виртуозно применять нейрологические техники.

Вправо-влево – это основа полярности в конструкции тела на поверхности земли. Доминирование правой руки и соответствующее доминирование линейных левополушарных функций мозга определяют наши обычные методы изготовления артефактов и способы концептуального мышления, то есть «ум» третьего контура. Асимметрия – это ключ к усовершенствованной функции мозга.

Вовсе не случайно, что наша логика отражает бинарную структуру этих контуров, которая проявляется в подходе «или – или». Также не случайно, что наша геометрия до последнего столетия была евклидовой.

Четвертый мозг, который занимается передачей племенной и этнической культуры из поколения в поколение, вводит четвертое измерение, время, которое связывает между собой культуры. Он обеспечивает непрерывное существование вида. Это постго-минидный мозг, он характерен для Homo Sapiens, «одомашненного» человека в индустриальном обществе. Он сформировался примерно 3000 лет назад, когда стаи гоминид эволюционировали в общества и запрограммировали специфические половые роли для своих членов. Этот контур связывает половой аппарат с импринтированным социальным поведением. Четвертый контур, или личность, активизируется и импринтируется в период полового созревания, когда железы внутренней секреции начинают выбрасывать половые гормоны. Подросток становится смущенным обладателем нового тела и нового нервного контура, фиксированного на оргазме и слиянии сперматозоида с яйцеклеткой. Юноша, достигший половой зрелости, как любое другое млекопитающее, бродит в поисках сексуального объекта, каждым своим нейроном сгорая от желания спариваться.

Импринтная уязвимость сильна, и первые сексуальные сигналы, возбуждающие нервную систему подростка, фиксируются на всю жизнь и навсегда определяют сексуальную реальность человека. Опыты первых половых актов и оргазмов импринтируют характерную половую роль, которая, опять-таки, биохимически закрепляется и остается постоянной на всю жизнь. Поэтому нам не стоит удивляться, что в такие чувствительные моменты столь легко приобретаются различные фетиши. Мастерс и Джонсон продемонстрировали, что специфические половые «дисфункции» (так называемые «извращения», «фетиши», слабая половая потенция, преждевременное семяизвержение, импотенция, фригидность и пр. ), или нетрадиционные для местного племени импринты, объявляемые этим племенем «греховными», возникают после специфического опыта, полученного подростком при первых половых актах. Этот же специфический опыт программирует роботическое поведение «нормального», «хорошо адаптированного» человека». В разговорной речи импринты и программы четвертого контура называют «взрослой личностью», исполняющей одомашненную половую роль.

Сексуальный импринт замораживает поведение, сводя его к набору жестких роботических циклов, то есть исполнению «инстинктивных» ритуалов спаривания птиц и насекомых. Каждый промыватель мозгов обязательно должен понимать, что на половое поведение в значительной мере влияет мораль общества и семьи. Племя всегда окружает половой акт лютыми угрозами и жестокими табу – до такой степени, что большинство людей даже не знает, что слово мораль может относиться еще к чему-то, кроме половых запретов. Во всех обществах мира половой контур безжалостно приручается и направляется в русло племенного воспроизводства. Общество одобрительно относится лишь к такому оргазму, который направлен на моногамное продолжение рода. Любой оргазм, который просто доставляет наслаждение, обществом осуждается. Разделение труда и широкий диапазон культур на фоне удивительной способности нервной системы импринтировать почти все мешает одомашненным людям осознать, что их манера исполнения социальной половой роли столь же механична, как и у млекопитающих, птиц, рыб или насекомых.

Ни бихевиористские модификации поведения, ни обусловливание заметно не меняют основной биохимический импринт, пока не происходит промывание мозгов в какой-либо форме или биохимическое переимпринтирование. В результате «перемонтажа» половых контуров освободившаяся от оков прирученности личность подключается к другой субкультуре с «еретической» системой половых ценностей. Переимпринтирование эротического мозга может быть весьма эффективной техникой промывания мозгов, но только в качестве приложения к основному перепрограммированию, когда переимпринтируется первый контур (безопасность) и второй контур (статус эго). К примеру, если бы Синк изнасиловал Патти Херст в первую ночь после ее похищения, возможно, она испытала бы сильное отвращение. Однако после того, как пленник начинает искать в фигуре промывателя мозгов источник биологической безопасности, физической поддержки и определения эмоциональной реальности, половое совращение способно импринтировать новое эротическое поле.

Чтобы сохранять индивидуальный пузырь реальности, необходимо постоянно находиться в кругу своего племени и обмениваться характерными племенными сигналами. В основном общение людей ужасающе примитивно и сводится к бесконечным перепевам на тему: «Я здесь. А ты? » (солидарность улья), и «Ничего реально не изменилось. Все осталось, как прежде» (обычные заботы улья). Изоляция, первый этап в промывании мозгов, уничтожает этот защитный пузырь. Когда человек перестает получать ответную реакцию – «Мы еще здесь; ничего не изменилось», – импринты начинают слабеть и исчезать.

Как отмечает д-р Джон Лилли, когда спасают потерпевших кораблекрушение путешественников и моряков, которым пришлось провести длительное время в полной изоляции, они ощущают сильную робость. Они боятся вступать в разговоры с людьми, и порой эта боязнь не покидает их долгие недели. Они знают, что все ими сказанное может показаться безумием, ведь их импринты стерлись и они пребывают в некондиционированном текучем мире йоги или мистицизма. На переимпринтирование их социального пузыря уходит много дней.

Похожая импринтная уязвимость и возврат к младенчеству происходит во многих случаях длительной госпитализации, хотя медики не понимают этот зловещий факт. Некоторым пациентам в буквальном смысле до такой степени промывают мозги, что они становятся инвалидами на всю жизнь. Это классический случай второконтурной беспомощности. При этом персонал больницы обвиняет таких пациентов в симуляции, перекладывая вину за собственную некомпетентность на беспомощную жертву.

Наши умственные программы фокусируют, пропускают, систематизируют и выбирают из бесконечного ряда возможностей те биохимические импринты, которые определяют тактики и стратегии, обеспечивающие выживание в одном месте, статус в одном племени. Ребенок генетически способен выучить любом язык, овладеть любым искусством, сыграть любую сексуальную роль; но через короткое время у него жестко закрепляется функция признавать, брать на вооружение и копировать только те ограниченные предложения, которые поставляет ему социальная и культурная среда.

Но за это каждый из нас дорого расплачивается. Выживание и статус автоматически означают утрату бесконечных возможностей, которые есть у необусловленного сознания. Прирученная личность внутри социального пузыря – это лишь реализация одной из крошечных программ, запущенных интеллектом. Этим интеллектом обладает человеческий биокомпьютер из 100 миллиардов клеток. Мы в буквальном смысле лишились зрения; мы в буквальном смысле распрощались с чувствами; мы в буквальном смысле лишь чуточку сознательнее, нежели любое другое стадное животное.

Поэтому задача промывателя мозгов проста и сводится к замене одного набора роботических контуров на другой. Как только жертва пытается найти в его фигуре биологическую безопасность и поддержку для эго (так младенец видит родителей), уязвимым нейронам жертвы можно импринтировать любую третье-контурную идеологию.

Поскольку все мы импринтированы нашими социальными пузырями, далеко не каждый из нас понимает, что карта реальности любого человека, какой бы эксцентричной и параноидальной она нам ни казалась, имеет не меньше смысла, чем наша собственная карта реальности. Люди становятся вегетарианцами, нудистами, коммунистами или змеепоклонниками по тем же причинам, по которым другие люди становятся католиками, республиканцами, либералами или нацистами.

В период импринтной уязвимости любого человека можно «переключить» с одной системы на другую. Нас можно легко переключить с бормотания «ОМ» на крики «Аллилуйя», причем мы будем понимать смысл каждой из этих идеологий. На следующем этапе промыватель мозгов должен нас убедить, что все люди, которые не видят мир так, как предлагает некая конкретная карта реальности, и не разделяют данные конкретные убеждения, крайне глупы, безумны или порочны.

После того, как пузырь третьего контура запрограммирован, завершающим этапом процедуры промывания мозгов становится переимпринтирование четвертого контура, то есть половых влечений и системы запретов. Именно на этом этапе государственные промыватели мозгов действуют крайне неумело по сравнению с криминальными промывателями мозгов. Государственные программы стыдливы, зажаты, жеманны и сексуально холодны, поскольку успех социализации зависит от того, насколько удастся вывести половые страсти за рамки личного удовлетворения и направить их в цементирующее лоно семьи, а затем отделить половые страсти от индивида и семьи, чтобы направить на воспроизводство коллектива.

В процессе полового перепрограммирования субъекту можно импринтировать новую половую роль. Например, руководство тайного политического общества Мау-мау в Кении требовало, чтобы каждый новый кандидат в члены этого общества исполнил гомосексуальный акт в знак отречения от семейно-ориентирован-ного секса. Кроме того, можно импринтировать бесполость и полный отказ от секса. Например, пострижение в монахини автоматически превращает этих женщин в «невест Христа», позволяя считать дрожь полового возбуждения проявлением религиозного экстаза. В армии и тюрьмах после изоляции человека от привычной для него социальной реальности допускаются и молчаливо одобряются антисоциальные половые импринты, как гетеросексуальные, так и гомосексуальные; год, в течение которого сперма извергается на стены камеры или казарменные простыни, – это год полового перепрограммирования.

Глава 19. Несколько слов о пузырях реальности в армии, тюрьме и секте

(Отрывок из книги Т. Лири «Нейрополитика», глава написана Т. Лири совместно с Р. А. Уилсоном)

Для закрепления любого нового импринта реальности нужно постоянно проводить дополнительные мероприятия. По иронии судьбы, наша концепция реальности столь хрупка, что может развалиться за пару дней, если назойливая «реклама» на протяжении всего дня не будет нам постоянно напоминать, кто мы такие и что наша реальность по-прежнему здесь.

Точно так же армия конструирует для военнослужащих остров военной реальности. Каждый преуспевающий промыватель мозгов, будь то Синанон, культ Иисуса, движение индийских свами, «Семья» Мэнсона или военно-террористическая группа, создает подобный остров реальности. Как только человек туда попадает, он находится в этой реальности постоянно, двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Точно также революционные правительства вводят строжайшую цензуру и запрещают людям свободно общаться, чтобы «стереть» старые импринты и закрепить новые. Вот почему они так нетерпимы к любым чуждым для них сигналам инакомыслия.

Зная об острове реальности, мы можем оценить ту виртуозную легкость, с какой Армия промыла мозги Келли.

Растерянный, ничего не умеющий делать юноша попадает в армию; при прохождении основного курса боевой подготовки его изолируют от гражданского общества и от всех «закрепителей» стадных импринтов; армия дает ему пищу, одежду и кров; новые влиятельные фигуры заставляют его почувствовать себя ничтожным пигмеем. Вернув Келли в младенческое состояние и сделав его полностью зависимым от новых отцовских фигур, ему разрешили осваиваться в новой иерархии и становиться одним из избранных. Через несколько недель его отправили в увольнение для исследования новой солдатской морали с ее непринужденным духом товарищества и социально одобряемыми случайными половыми связями. День за днем третий контур Келли программировался военным жаргоном, военными концепциями, военной реальностью. Когда во время воскресных увольнений он встречал на улице гражданских людей в штатской одежде, они казались ему инопланетянами.

Армейский пузырь реальности полностью поглотил Келли.

Когда старший по званию офицер, скажем, Медина, закричит: «Пли! », Келли не спросит его о военном кодексе США, о нюрнбергских прецедентах, об этике воскресной школы, ибо теперь считает это атрибутами островов иной реальности. Он убивает. В сущности, переимпринтирование при прохождении «курса молодого бойца» направлено на то, чтобы заставить Келли подчиняться приказам в любых нестандартных экстремальных ситуациях.

Виновен ли Келли, флоридский мальчишка, в убийстве? Нет. Преступления были совершены лейтенантом Келли, идеологически обработанным роботом, которого Армия запрограммировало убивать по приказу.

С такой же легкостью Чарльз Мэнсон роботизировал Линетт Фромм, хотя никто до конца не понял, почему у Мэнсона была такая власть над «семьей». Виновна ли Линетт Элис Фромм в покушении на убийство? Нет. Автомат держала «Пискля» Фромм, робот из зомбированного отряда Чарльза Мэнсона.

Нельзя не признать, что движение хиппи, к которому примкнуло тридцать пять миллионов курильщиков марихуаны, представляло собой крупномасштабный любительский эксперимент по сознательному стимулированию изменения мозга. Если люди обмениваются информацией с помощью слов (символов), то нейроны (нервные клетки) обмениваются информацией при помощи медиаторов, которые выбрасываются в синапс между нейронами. Наркотики-медиаторы, ослабляя или приостанавливая действие старых импринтов, выполняли такую же функцию, как изоляция. Хиппи невольно экспериментировали с перестройкой сознания, изменением эго, метаморфозами психики и рулеткой половых ролей.

Если бы армия инициировала применение марихуаны для активизации процесса военного импринтирования, то самые ярые консерваторы начали бы прагматично отстаивать право на употребление марихуаны, а радикально настроенные диссиденты считали бы марихуану диверсией наподобие правительственных «жучков».

Ошибочно считать Мэнсона с его властью над членами «семьи» продуктом наркокультуры, так как целью наркокультуры было вовсе не промывание мозгов. Мэнсон применял наркотики, чтобы ввести «семье» импринты фашизма, расизма и сексизма. Мэнсон мог бы стать хорошим сержантом взвода «зеленых беретов».

В книге «Вверх тормашками: Правдивая история мэнсоновских убийств» прокурор Бульози перечисляет программы, которые «загружал» вместе с наркотиками «сержант» Мэнсон в мозги «семьи». Первый контур: страх и изоляция от нормального общества. Второй контур: статус в общине и механическое повторение эмоционально значимых фраз из всегда подходящей для таких случаев Библии. Третий контур: оккультные учения. Четвертый контур: свободный от чувства вины секс. В книге «Семья» Эд Сандерс приводит дополнительные подробности. Прием женщин в секту обычно сопровождался психоделическим сеансом, во время которого Мэнсон практиковал с ними оральный секс.

Не вызывает сомнений, что причина гипнотической власти Мэнсона крылась в том душещипательном факте, что он был самым большим роботом в «Семье», а его мозги были промыты больше всех. Мэнсон не только придерживался, но искренне верил в кровопролитный сценарий Откровения Иоанна Богослова – в зверя, в войну между добром и злом, в страшный суд. Грядущий апокалипсис сформировал пузырь третьеконтурной реальности Мэнсона; тюрьма научила его, как этот пузырь укреплять.

Из своих тридцати двух лет семнадцать Мэнсон провел в тюрьме; изоляция за стенами и решетками вернула его выживательный мозг в состояние младенчества; конкурирующие банды заключенных и тюремщиков обучили его эмоциональный мозг ожесточенной политике млекопитающих; дикая мешанина из идеологий фундаментализма и расизма вскормила его символьный мозг; а его эротический мозг был запрограммирован всем чем угодно, но только не сексом с целью продолжения рода. Пузырь реальности, который позднее создал Мэнсон на ранчо Спан-Муви около Лос-Анджелеса, был стереофонической трехмерной мечтой каждого заключенного подростка-наркомана.

Симбионская Армия Освобождения стала убежищем для «фельдмаршала» Синка, точнее, беглого заключенного Дональда Дефриза, назвавшего себя Синком в честь знаменитого мятежного раба. Для этого выходца из калифорнийского тюремного архипелага САО была марксистской версией мечты заключенного: оружие, украденные машины, девочки, беспрекословное повиновение, бессмысленные убийства. Похитители из САО применили к Патти Херст стандартные техники промывания мозгов, которым Синк научился в тюрьмах Калифорнии: во-первых, физический шок похищения, дезориентация во время пребывания в багажнике автомобиля, заключение в шкафу с завязанными глазами, а потом в крохотном темном чулане. Затем начинаются визиты Синка в эту «одиночную камеру» и трансформация его роли из похитителя в источник биологического выживания Патти. Синк, словно мать, приносил ей еду и питье; словно отец, он сурово говорил, что только от него зависит, жить ей или не жить. Патти довели до состояния сосунка-младенца, лилипута среди великанов.

Когда первый мозг сигнализирует об опасности, все остальные виды психической деятельности прекращаются.

Как только Патти импринтировала Синка вместо находившихся в отдалении родителей и возлюбленного, он познакомил ее с новой символьной системой, новым пузырем реальности. Сильные мышцы его гортани оглашали крошечную комнату радикальной риторикой гетто, тюрем и подполья, подкрепленной апокалиптической теологией марксизма. Такому же промыванию мозгов подверглись тысячи сбежавших из дома ребят, попавшие в прошлом десятилетии в переполненные темные курильни опиума в Хэйт-Эшбери или Ист-Виллидже. В момент импринтной уязвимости они с готовностью приняли новую, «хипповскую» версию древней символьной системы анархии и беззакония. Здесь надо сказать о роли запаха дыма. Мозг грудного ребенка, а также взрослого человека, возвращенного в состояние грудного ребенка, страстно жаждет материнского тепла, запаха материнской кожи и влажно-хлюпающего контакта с матерью во время сосания. Как новорожденный младенец правильно отождествляет материнский запах и вонь экскрементов с выживанием, так длинноволосый хиппи связывает выживание с запахом дымящихся благовоний, дымящихся курительных палочек и свечек, вонью спальных мешков и ночлежек. Одомашненные моралисты, которые осуждают такой отвратительный образ жизни, не понимают, что мозг, возвращенный в состояние младенчества, отождествляет запах дыма с блаженством выживания.

Кульминацией перепрограммирования Патти Херст стала новая сексуальная реальность, импринтированная ее четвертому мозгу. В поразительно наивном отчете о пребывании Патти в неволе анонимный член САО невольно описал процедуру промывания мозгов:

«Многие люди не понимают, каким образом обеспеченная буржуа стремительно переродилась в борца за свободу по имени Таня. Мы хотим положить конец домыслам о том, что ей промывали мозги и сексуально использовали».

После этой оговорки рассказ члена САО продолжается описанием классических техник промывания мозгов. «С самого начала мы удовлетворяли основные потребности Тани: у нее было жилье, питание, одежда, лекарства, и к ней поступала информация из внешнего мира. Мы договорились не использовать ее сексуально. Хотя секс – это одна из основных человеческих потребностей, Таня была все-таки пленной, поэтому мы решили ей отказать в праве на секс. Но со временем, … когда она привыкла к жизни в камере, мы начали считать ее равной. Вполне естественно, что, чем теснее становились наши личные контакты, тем более сексуальный характер приобретали наши отношения. »

Судя по всему, импринты САО, которые двадцать четыре часа в сутки закреплялись погружением в новую племенную реальность, оставались сильными вплоть до знаменитой перестрелки в Лос-Анджелесе. В мае 1974 года шесть членов группы, включая Синка, оказались в полицейской ловушке в одном из домов Лос-Анджелеса. Полицейские изрешетили пулями стены дома, а затем забросали его гранатами. Дом загорелся, и все шестеро погибли. После смерти Синка САО практически распалась. Те, кто видел Таню в последующие месяцы, характеризовали ее как раздражительную, нервную и неуравновешенную особу. «Главный программист» Синк погиб, и Патти-Таня, руководствуясь инстинктами мигрирующей птицы, в конце концов вернулась в Сан-Франциско, город, в котором «рождалась дважды».

Виновна ли Патти Херст в совершении преступления? Нет. Таня была продуктом нейротехнологии изменения сознания, которую применял к ней тренер-инструктор Синк.

После ареста перепрограммированием Тани занялись агенты ФБР. И вновь биовыживательные потребности девушки удовлетворялись тюремщиками; ее эго-статус зависел от того, насколько она сможет им угодить. Предпринимались неустанные попытки вернуть Таню в туннель символьной реальности ее родителей. А освобожденные сексуальные инстинкты Тани – и это вполне предсказуемо – привели к тому, что она вышла замуж за своего охранника!