Пятая. Шестая. Седьмая. Последняя

Пятая

Миша и Лиза на кладбище. Лиза сидит на скамеечке возле могилы и курит, Миша рассматривает надгробный камень.

Лиза. Ну и? Ты к нему пошёл?

Миша. Да. Но не дошёл.

Лиза. Испугался?

Миша. Ага. Я даже дом его отыскал, но не решился в дверь звонить.

Короткая пауза, во время которой Лиза смотрит на Мишу. Миша продолжает разглядывать надгробный камень.

Лиза. Мишка, а почему ты вообще такой ссыкун?

Миша (чуть помедлив). Не знаю. Может, гены. Они же... (указывает подбородком на надгробный камень) тоже испугались чего-то. Сдали меня в дом малютки. Хотя и не урод... и с умственным развитием вроде бы всё... нормально.

Лиза. Ну, причин может быть много... (кивает в сторону надгробного камня) Это мать твоя?

Миша. Да нет. Просто кто-то.

Лиза. Я думала — мать.

Миша. Где мать лежит, я узнаю, когда к Лэму схожу. Если схожу. А я схожу.

Лиза. А прикинь, это на самом деле твоя мать. Вот смешно будет!

Миша. Ага. Очень.

Лиза. Как её зовут хоть?

Миша. Маму?

Лиза. Не. Эту вот, которая здесь лежит.

Миша. Сейчас. Тут не очень разборчиво. Вязь дурацкая, не могли нормально написать — памятник всё же... (всматривается) Смертина Ираида. Тьфу!

Лиза. Что такое?

Миша. Засада какая-то с этими именами. То Мефистофель, то Лэм, то теперь — Ираида вот. Смертина... Смертина, блин!

Лиза. А Мефистофель — это кто?

Миша. Это я.

Лиза. Да ну!

Миша. Ага. Мефистофель Лэмович.

Длинная пауза, во время которой Лиза смеётся, а Миша смотрит на неё и молчит.

Лиза (отсмеявшись). Вот это прикол.

Миша. Какие-то сплошные чудовища вокруг. И сам — чудовище.

Лиза. Ну я-то разве чудовище? Лиза Иванова. Ничего чудовищного.

Миша. А отчество?

Лиза. Юрьевна.

Миша (помедлив). Ну да... ну да. От тебя, вроде как, можно не ожидать подставы.

Лиза. Конечно. Я же не Гриша.

Миша. Гриша ладно... Вот Армен Борисович...

Лиза. А ты замечал когда-нибудь, что нашего Армена в точности как Джигарханяна зовут?

Миша. А что, он тоже — Армен Борисович?

Лиза. Ага.

Миша. Вот гад.

Лиза. Джигарханян?

Миша. Нет. Наш... то есть, теперь уже — ваш... Армен. Понятно теперь всё.

Лиза. Ладно тебе, Миш. Не расстраивайся так. Мало, что ли, рабочих мест?

Миша садится на скамеечку рядом с Лизой и молчит.

Лиза. Гришка — дурак, а ты просто под горячую руку Армену подвернулся.

Миша. А ты почему меня не защитила?

Лиза. Ха. Скажешь тоже. Мне самой работа нужна.

Миша. Да ты альтруистка!..

Миша и Лиза некоторое время молчат.

Лиза (толкая Мишу плечом в плечо). Миш. Ну, Миш!.. Или как тебя теперь называть? Мефя? Тофя?

Миша. Сама ты — Тофя с Мефей...

Лиза. Да! Точно! Буду тебя Тофиком звать. Тофик! А, Тофик?

Миша. Я — Миша. И в паспорте так. А Мефистофель... был давно и потому не считается.

Лиза. Давай ты не будешь расстраиваться, ладно?

Миша. Я бы и не расстраивался, если бы ты меня раньше поддержала.

Лиза. Ну, работа... Это работа. Там нельзя человеком быть. Съедят.

Миша. Там нельзя, а здесь, значит, можно. На кладбище.

Лиза. Хорошее место же. Спокойное. Никто тебе на мозг не капает. Если б ты меня в кафе какое позвал, то я бы ещё подумала. Там живых много — шумных, глупых. Бррр! А среди мёртвых всегда хорошо и уютно.

Миша. Почему это?

Лиза. Потому что они максимально предсказуемые. Никаких подлянок — только мир и покой.

Миша (напевает). Ты — некрофил, Лиза. А это значит... что не страшны тебе ни горе, ни беда...

Лиза. Эт чё за песня? Сам сочинил?

Миша. Почти.

Лиза. Ничё такая. Забавная.

Миша. Ага.

Длинная пауза, во время которой Миша мычит себе под нос мотивчик только что спетой песенки, а Лиза улыбается и чертит на земле носком ботинка дуги и прямые линии.

Лиза. Ну ты догадаешься уже — или нет?

Миша. О чём?

Лиза. Ну блин, Миш. Ну ты же на кладбище. Рядом с тобой — красивая девушка. Ну, романтика же?

Миша. Ага. Типа того. И что?

Лиза. Да обними ты меня уже наконец!

Миша. Серьёзно?

Лиза. Ну а чего я тогда сюда припёрлась? Просто так сидеть?

Миша. Ну... ладно.

Миша неловко обнимает Лизу одной рукой. Лиза, улыбаясь, кладёт ему голову на плечо.

Лиза. Миш.

Миша. М?

Лиза. А вот скажи... У тебя на кладбище когда-нибудь... был?

Миша. Кто?

Лиза. Ну... ты не понимаешь?

Миша. Нет.

Лиза (высвобождаясь из объятий и отодвигаясь от Миши ). Ай, да ну тебя...

Миша. Да кто? Нормально скажи, пожалуйста. Без намёков.

Лиза. Кто-кто... Секс.

Миша. Секс?

Лиза. Секс.

Миша. На кладбище?

Лиза. Ну да. А чего такого.

Миша. Ну... это как бы кладбище. Тут мертвецы. Рядышком совсем.

Лиза. Как будто бы им есть до этого дело.

Миша. Так, может, лучше сразу в морге?

Лиза (резко поворачиваясь к Мише ). А что, ты можешь это устроить?

Миша. Тьфу, блин...

Пауза, во время которой Миша встаёт и подходит к надгробию.

Лиза. Ну а чего ты тогда звал меня?

Короткая пауза. Миша молчит.

Лиза. Странный ты.

Миша. Кто бы говорил.

Лиза. Я — нормальная.

Миша. Ну да... ну да...

Лиза. Так что? Просто так звал? Потрепаться?

Миша. Нет.

Лиза. А что тогда?

Миша (помедлив). Тут такое дело... Лизон, можно я у тебя поживу недельку... или две. Пока не пристроюсь где-нибудь. Может, Лэм... Леонардович... возьмёт к себе. Я ж ему сын всё-таки.

Лиза. Недельку?

Миша. Ну... или две.

Пауза.

Лиза. Три дня, Миша.

Миша. Всего три?

Лиза. Три дня. Не больше.

Миша. Ну... хорошо. А можно спросить — почему?

Лиза. Почему не больше? ( Миша кивает) Потому что больше никто не выдерживает.

Лиза вынимает из внутреннего кармана желтоватую флейту, сделанную, похоже, из бедренной кости человека, подносит к губам, дует. Раздаётся гнусавый глухой звук. Лиза набирает в лёгкие побольше воздуха и с силой дует. Звук тот же, только гораздо громче. Миша некоторое время смотрит на Лизу, потом начинает танцевать.

Шестая

Миша и Армен Борисович сидят на большом диване в одной из больших комнат большой квартиры Армена Борисовича. Миша одет как обычно, Армен Борисович облачён в пушистый белый халат и пушистые белые тапки, на голове у Армена Борисовича — пушистое белое полотенце, закрученное в причудливый тюрбан. Перед диваном — стеклянный журнальный столик, на котором ничего нет.

Армен Борисович. Миша, ты сидишь на этом диване сейчас только потому, что Лизон очень за тебя просила. Ты понимаешь?

Миша. Да, Армен Борисович.

Армен Борисович. Но взять тебя обратно я не могу.

Короткая пауза, во время которой Миша смотрит в журнальный столик, а Армен Борисович смотрит на Мишу.

Армен Борисович. Выпьешь чего-нибудь? Есть скотч. Есть красное сухое.

Миша. Только не водку!

Армен Борисович. Водки нет. Я не пью водку.

Миша. Это радует.

Армен Борисович. Так что ты будешь?

Миша. Скотч?

Армен Борисович. Это шотландский виски. В данном случае — односолодовый.

Миша. Это хорошо?

Армен Борисович. Ну... как тебе сказать.

Миша. Ладно, не важно. Скотч.

Армен Борисович. Окей. Тогда я сейчас.

Армен Борисович выходит из комнаты. Миша рассматривает комнату. Армен Борисович возвращается через полминуты, неся в руках два стакана для виски и бутылку с золотистой жидкостью. Ставит бутылку и стаканы на столик. Разливает жидкость по стаканам. Берёт один стакан и протягивает его Мише. Миша берёт стакан. Армен Борисович берёт свой стакан.

Армен Борисович (приподнимая стакан). Ну что? За здоровье родителей?

Миша (чуть помедлив). Ну... да.

Пьют. Армен Борисович — залпом, Миша — сначала пробует, после отпивает треть.

Армен Борисович. Ну как?

Миша. Вкусно.

Армен Борисович. Ну и слава богу.

Армен Борисович ставит свой стакан на столик и садится на диван. Миша ставит свой стакан рядом со стаканом Армена Борисовича. Некоторое время молчат.

Армен Борисович. Ты прости, что я в таком виде. Не успел к твоему приходу привести себя в порядок.

Миша. Это вы извините, что я заранее. Перестраховался.

Армен Борисович. Не самое плохое качество. Ненавижу опаздывающих. И сам ненавижу опаздывать. Но случается всякое. Ты же понимаешь.

Миша. Конечно.

Короткая пауза, во время которой Армен Борисович внимательно смотрит на Мишу.

Армен Борисович. Тебе похудеть бы. И подкачаться. И одеваться начать чуточку по-другому.

Миша. А вы, Армен Борисович, совсем другой, когда не на работе.

Армен Борисович. Ну, дома мне ведь не нужно быть начальником, правда?

Миша. Правда.

Армен Борисович. Но непривычно. Я понимаю.

Пауза, во время которой Армен Борисович смотрит на Мишу ещё внимательнее.

Армен Борисович. Давай ты мне расскажешь о том, что с тобой приключилось, а я подумаю, чем тебе можно помочь. Хорошо?

Миша. Да.

Армен Борисович. Я слушаю внимательно.

Миша медлит. Берёт стакан в руку, нюхает содержимое, чуточку отпивает, ставит стакан на место. Армен Борисович молчит.

Миша. Сначала я узнал, что мой сын — не мой сын, а какого-то чужого мужика. Потом жена сказала, что ей — сорок, хотя уверяла раньше, что тридцать, и выставила меня из квартиры. Которая, кстати, оказалась съёмной, а тесть и тёща — подставными. Десять лет я жил в квартире, которую искренне считал нашей! Теперь я понимаю, почему она — я про жену — не хотела, чтобы я к ней прописывался. Десять лет я ездил с одним актёром на рыбалку, а второй кормил меня невкусными котлетами. Десять лет я просил Олю, которая и не Оля вовсе, — давай распишемся наконец, чтобы всё по-людски, а она ни в какую...

Армен Борисович. Ничего себе. Она у тебя шпионка, что ли?

Миша. Я не знаю! Она же не призналась. Просто выставила меня.

Армен Борисович. Так себе ситуация.

Миша. Так это же ещё не всё!

Армен Борисович. Тогда продолжай.

Миша. Мало того, что родители мои продают квартиру и уезжают навсегда в Испанию...

Армен Борисович. Это, конечно, не очень приятно, но ты же взрослый мужчина, Миша. Можешь уже и сам как-то...

Миша. Да не в этом дело! Мои родители — это не мои родители. Это чужие мне люди. Я — приёмный!..

Армен Борисович. Вот те раз.

Миша. Настоящий отец ещё жив.

Армен Борисович. Ну вот! Хорошо же! Наверняка он не откажется тебе помочь. Я уверен. Ты же уже познакомился с ним?

Миша. Нет ещё. Боюсь... немного.

Армен Борисович. Не надо бояться, Миша. Не надо. Давай я тебе ещё налью.

Армен Борисович , не дожидаясь согласия со стороны Миши, наливает тому полный стакан. Миша благодарит кивком.

Миша. А вдруг это ему помогать надо? У него такое странное имя.

Армен Борисович. Армен, что ли?

Миша. Нет.

Армен Борисович. Я шучу, расслабься.

Миша. Хорошо.

Армен Борисович. И выпей.

Миша. Ладно.

Миша залпом выпивает свой стакан. Со стуком ставит его на столик. Армен Борисович внимательно смотрит на Мишу.

Миша. Его зовут Лэм.

Армен Борисович. Как? Лэм?

Миша. Лэм. Леонардович.

Армен Борисович. Дичь какая. Впервые слышу такое.

Миша. Но это ещё не самое страшное.

Армен Борисович. Да куда уж!

Миша. Меня на самом деле зовут не Миша...

Армен Борисович. А-а?..

Миша. А Мефистофель. Мефистофель Лэмович.

Армен Борисович смотрит на Мишу. После наливает себе полный стакан скотча и сразу же выпивает весь.

Армен Борисович. Ты мне сейчас просто взорвал мозг, Миша. Просто взорвал мозг.

Миша. Ну и, ко всему прочему перечисленному, вы меня уволили, Армен Борисович.

Короткая пауза.

Армен Борисович. Знаешь, Миша. Всё не так просто, как ты думаешь.

Миша. Я натурально попал в какую-то западню, Армен Борисович. Как будто меня кто-то проклял. Или заколдовал. Я не знаю, что мне делать.

Армен Борисович. Всё не так однозначно, Мишенька. Постарайся и меня понять тоже.

Миша. У меня нет семьи. Нет дома. Нет работы. Друзей у меня и так никогда не было.

Армен Борисович. У тебя же есть отец! Лэм Леопардович!

Миша. Леонардович.

Армен Борисович. Прости, конечно же — Леонардович. Он точно поможет. Я уверен! Вот увидишь!

Миша. Не факт, что ему самому не нужна помощь. Вдруг он — старый слепой инвалид?

Армен Борисович. Ну почему же сразу старый и слепой?

Миша. Армен Борисович... возьмите меня назад. Ну пожалуйста... на любую должность. Пусть на самую дебильную.

Армен Борисович. Понимаешь ли, Миша... Если бы всё было так легко и просто.

Миша. Но вы же начальник!..

Армен Борисович (гладя Мишу по коленке). Мишенька, дорогой. Послушай меня. Я бы с радостью, но...

Где-то в глубине квартиры громко хлопает дверь. Армен Борисович выпрямляется. Миша смотрит на него. За одной из дверей раздаётся голос Гриши.

Гриша. Армен, ты уже закончил?

Армен Борисович. Три минуты!

Миша. Голос знакомый какой-то.

Армен Борисович. Да это так... Не обращай внимания.

Гриша. Армен, мне надоело ждать. Я иду.

Армен Борисович. Я же сказал, что три минуты ещё!

Миша. Это Гриня, что ли?

Армен Борисович. Нет, конечно. С какой стати ему тут быть?

Гриша. Всё, я иду! Мне скучно сидеть одному.

Армен Борисович вскакивает с дивана и идёт к двери, которая сразу за диваном. Миша медленно встаёт. Дверь почти открывается, но Армен Борисович успевает навалиться на неё всем телом.

Гриша. Сука! Ты мне ногу прижал! Пусти, больно же!

Армен Борисович. Я же тебе сказал — три минуты подожди! Так сложно, что ли?

Гриша. Пусти ногу! Что ты давишь?!

Миша. Гриня?

Короткая пауза, во время которой становится тихо. Потом Армен Борисович отпускает дверь и отходит в сторону. В комнату, хромая, входит Гриша. Смотрит на Мишу. Гриша одет точно так же, как и Армен Борисович, включая сложный тюрбан на голове.

Гриша. А этот жирный гном что тут забыл? Почему ты ему наливаешь? Ты же его уволил, разве нет?

Армен Борисович. Гриня, уйди. По-хорошему тебя прошу.

Гриша. А я тебя полгода просил его убрать, чтобы не видеть больше никогда эту рожу унылую, а теперь он к нам домой припёрся? Что это, Армен?

Армен Борисович. Ко мне домой, Гриня.

Гриша. К нам, Армен! К нам!

Армен Борисович. Гриня, прекрати. Христом богом тебя молю. Заканчивай.

Гриша. Приказывать в офисе будешь. А тут я — главный.

Армен Борисович. Я же не приказываю, Гриша. Я прошу. Ласково.

Гриша. Так ласково, что чуть без ноги меня не оставил.

Армен Борисович. Прости меня. Пожалуйста.

Миша. Армен Борисович... вы что, с... ним?

Гриша. А что, с Лизой, что ли?

Короткая пауза.

Миша. А чем Лиза так плоха?

Гриша ( Армену Борисовичу ). Что здесь делает этот хомяк?

Армен Борисович. Гриня, уйди на пару минут. У Миши всё не просто сейчас, сложный период... Ему надо помочь, понимаешь?

Гриша. Ты что, обратно его хочешь взять? Я тебя полгода просил, а ты его — обратно?

Армен Борисович. Никто никуда его не берёт — не выдумывай.

Миша. Это мне что теперь, в бомжи идти, получается?

Армен Борисович. Погоди, Миша.

Длинная пауза, во время которой Гриша смотрит на Армена Борисовича и тяжело дышит.

Гриша. А я тебя предупреждал, Армен. Я тебя предупреждал.

Гриша быстрым шагом выходит из комнаты.

Армен Борисович. Гриша! Не дури!

Армен Борисович бросается за Гришей, но тот уже возвращается — с большим ножом в руке.

Гриша. Я предупреждал. А ты опять за своё?

Армен Борисович. Гришенька, не дури! Умоляю!

Гриша. Я предупреждал. Не раз и не два. Только я, Армен! Только я! Или никто!

Армен Борисович. Гриша!

Гриша режет ножом свою левую руку. Армен Борисович бросается к нему, но Гриша замахивается на него ножом — и Армен Борисович отскакивает назад.

Гриша. Не подходи! Я пленных не беру.

Миша прячется под журнальный столик. Гриша режет ножом сначала свою правую, а после левую ногу. Хлещет кровь.

Армен Борисович. Гриша!

Гриша. Я сейчас покромсаю себя на части, а потом слетятся птички. Да, Армен? Представляешь, труп и могильщик в одном лице — разве не прекрасно?

Армен Борисович. Ты с ума сошёл, Гриша... Зачем ты это делаешь?

Гриша. Что такое «ловушка для птиц», Армен? Это та ловушка, которая прихлопывает птиц, — или же та, за которой присматривают птицы? Или то и другое одновременно, а? Птичка ловит птичку. Птичка ловит птичку. Птичка... ловит... птичку... Чтобы что? Чтобы что, Армен?

Армен Борисович ( Мише ). Миша, лучше убегай.

Миша , опрокидывая журнальный столик, который, впрочем, не разбивается, выбегает из квартиры. Гриша, истекая кровью, идёт на Армена Борисовича, размахивая ножом.

Гриша. Чтобы отсекать привязанности, любимый.

Армен Борисович. Гриша, положи, пожалуйста, нож и разреши мне вызвать скорую.

Гриша. Я — твоя привязанность. Твой камень на шее.

Армен Борисович. Гришенька, родной... Положи нож, прошу тебя.

Гриша. Я — твоя тень. Твоя мрачная изнанка. А должен быть солнышком.

Армен Борисович. Ну что ты говоришь такое, Гриш... Ты и есть моё солнышко. Самое яркое. Самое горячее. Самое-самое.

Гриша. Правда?

Армен Борисович. Ну конечно, Гришенька. Конечно, милый.

Гриша. Ты меня любишь, Армен?

Армен Борисович. Ещё бы, Гриша. Очень люблю.

Короткая пауза, во время которой Гриша улыбается, а Армен Борисович медленно идёт к нему, выставив перед собой руки.

Гриша. Никто никого не любит, Армен. Всё — обман.

Гриша , полоснув себя по шее, падает на пол. Армен Борисович бросается к нему.

Седьмая

Практически пустая комната старого дачного домика. На выцветшем ковре сидят друг напротив друга Миша и Лэм. Между ними — большой старый чайник и две большие старые чашки. Лэм — пожилой, но крепкий ещё мужчина с абсолютно седой головой. На нём — обычный свитер и обычные спортивные штаны. Миша одет как всегда.

Миша. Я думал, ты другой.

Лэм. Какой «другой»?

Миша. Старый слепой инвалид.

Лэм. Я и есть — старый слепой инвалид.

Миша. Разве? А где же твоя специальная трость?

Лэм. А зачем она мне дома?

Миша. Ты так лихо заварил чай.

Лэм. Ничего сложного, когда делаешь это много лет. Практика.

Миша. Ты совсем ничего не видишь?

Лэм. Совсем ничего.

Миша. Тебе интересно, как я выгляжу?

Лэм. Мне достаточно слышать твой голос.

Миша. И как тебе мой голос?

Лэм. Слишком писклявый для такого взрослого мужика.

Миша (помедлив). Ну да... голос у меня противный. И рост маленький. Мама была маленького роста?

Лэм. Ираида была нормального роста.

Миша. Ираида? Серьёзно? Ираида?

Лэм. Ираида. Тебя что-то смущает?

Миша. Да нет... (помедлив) Я до сих пор не знаю твою фамилию... И свою, получается.

Лэм. Обычная фамилия — Смертин.

Миша. Ну да, ну да... Смертин. Конечно же. Мефистофель Лэмович Смертин. Прямо совсем про меня...

Лэм. Нет, не думаю, что про тебя. Ты — Миша Лопухин. И Мишей Лопухиным умрёшь.

Короткая пауза, во время которой Лэм берёт кружку и отпивает из неё. Миша, чуть погодя, делает то же самое.

Миша. У тебя такое странное имя — Лэм. Никогда раньше о таком не слышал.

Лэм. Это аббревиатура.

Миша. То есть?

Лэм. Лэм — это Ленин, Энгельс, Маркс. Твой дед был восторженным коммунистом. Умер, кстати, не так давно.

Миша. Вот оно что... Ничего такого загадочного, оказывается.

Лэм. Вообще ничего такого.

Короткая пауза.

Миша. А почему я — Мефистофель?

Лэм. Об этом лучше спросить Ираиду. Это она тебя так назвала. Я хотел, чтобы ты Гришей был.

Миша. Не дай бог!..

Лэм. Что так?

Миша. Ну... просто не самые приятные ассоциации.

Лэм. Как скажешь.

Длинная пауза, во время которой Лэм наливает себе чаю и пьёт. Миша смотрит на Лэма.

Миша. Папа... Могу я тебя называть «папа»?

Лэм. Как тебе будет удобно.

Миша. Ладно. Тогда — папа.

Лэм. Я слушаю тебя. Сын.

Миша. Папа. Скажи. А почему вы с мамой меня бросили?

Лэм. Мы оба — инвалиды по зрению. Я — совсем слепой, Ираида была слабовидящей. Она очень хотела детей. Мы думали, что сможем справиться, но через год после твоего рождения Ираида заболела и умерла. Мне ничего не оставалось.

Пауза, во время которой Миша наливает себе чаю и пьёт, Лэм не смотрит на Мишу.

Миша. Я не обижаюсь, ты не подумай.

Лэм. Я и не думаю, что ты обижаешься. Какие уж тут обиды.

Миша. Ну... да.

Лэм. Тебе не на что жаловаться. Ты зрячий, ходишь, даже в своём уме.

Миша. Я почти лысый.

Лэм. Это, конечно, страшная трагедия.

Миша. Ну, это нет, конечно... Но в целом у меня сейчас ужасный период.

Лэм. У тебя рак?

Миша. Нет.

Лэм. Может быть, ты стремительно слепнешь?

Миша. И это нет.

Лэм. А что тогда? Ты — умер?

Миша. Пока не собираюсь... вроде как.

Лэм. Тогда я не понимаю.

Миша. Просто... (помедлив) Пап, я лишился вообще всего! Одной семьи, второй семьи, работы, жилья... Я как та глупая птичка — попался в ловушку и не могу пошевелиться.

Лэм. Ты уверен, что попался в ловушку? А не выбрался из неё?

Миша. Это было бы слишком банально. «Выйди из зоны комфорта» и так далее — все эти дешёвые штучки.

Лэм. Да, дешёвые. Потому что птичка уязвима и в ловушке, и вне ловушки. Никакого комфорта не существует. В ловушке или нет — ты всё равно хрупкая птичка с крохотным сердцем, которое лупит на дикой скорости, потому что торопится жить.

Миша. Я — толстый и лысый тридцатилетний мужик.

Лэм. Какая разница.

Миша. Ну, не знаю. Взлететь я точно не смогу.

Лэм. Правильно. Потому что ловушка — это ты.

Миша. Я — ловушка? И я же — птичка?

Лэм (кивает). И корм для птиц — тоже ты.

Миша (помедлив). Ты меня совсем запутал, пап.

Лэм. А ты не путайся.

Пауза. Лэм поднимается и выходит из комнаты, но почти тут же возвращается с прямоугольным предметом под мышкой.

Лэм. А почему ты девушку свою оставил на улице? Ты меня стесняешься, что ли? Или её?

Миша. Откуда ты знаешь, что она здесь?

Лэм. Я слышу, как она разговаривает по телефону. Зови её сюда. Она наверняка уже замёрзла — пусть чаем согреется.

Миша. Ничего себе! Я не слышу. На самом деле звать?

Лэм. Нет, понарошку. Конечно, зови. А то она зубами стучит — звук так себе.

Миша вскакивает и выходит из комнаты. Лэм садится на ковёр и кладёт рядом с собой прямоугольный предмет, похожий на большую книгу. Через несколько секунд возвращается Миша, ведя за руку Лизу. Лиза, не церемонясь, скидывает сапоги и плюхается на ковёр. Берёт чашку Миши, наполняет её чаем, пьёт. Миша садится рядом с Лизой.

Лиза. Ну и дубак. А тут у вас печка, да?

Лэм. Да.

Лиза. Круто. Меня Лиза зовут.

Лиза протягивает руку Лэму. Тот не сразу, но протягивает руку в ответ, находит Лизины пальцы, легонько пожимает своими.

Лэм. Лэм.

Лиза. Вы слепой?

Миша. Лиза!..

Лэм. Да. С рождения.

Лиза. Офигеть! А вы правда — Лэм?

Лэм. Правда.

Лиза. Крутое имя. Красивое.

Лэм. Спасибо. Ваше мне тоже нравится.

Лиза. Я вообще стариков люблю. Им скоро умирать — и они от этого все такие сияющие.

Миша. Лиза, ну ты что...

Лэм. Я сегодня не ждал гостей, поэтому ничего, кроме чая, предложить не могу. Сам я сладкое редко ем.

Лиза. Хотите, я сбегаю?

Миша. Мы всё равно скоро пойдём уже.

Лэм. Почему? Ты не останешься?

Миша. А... можно?

Лэм. А разве нет?

Лиза. Оставайся, Мишань. Всё равно я тебя выгонять собираюсь. ( Лэму ) Он крепкий, конечно, терпит меня, но так достал со своим порядком — моет и моет эту посуду, моет и моет... Как будто отрабатывает проживание.

Лэм. Будет мне посуду мыть. Отрабатывать. А когда умру, похоронит меня рядом с Ираидой.

Лиза ( Мише ). О, так она на самом деле...

Миша (перебивает). Это не важно.

Лиза (без церемоний хватая прямоугольный предмет). А это у вас что? Фотоальбом?

Лэм. Да. Насколько я знаю, там есть и его фотографии (кивает в сторону Миши ). Совсем ещё маленького. Я, понятное дело, не видел. Но говорят, что да.

Лиза (тянет альбом к себе). О, маленький голый Мефистофель — это может быть интересно! А ещё в таких альбомах бывают фотографии с похорон — а это ещё интереснее.

Лиза и Миша склоняются над альбомом, шепчутся, смеются. Лэм наливает себе чаю, пьёт.

Последняя

Миша сидит с закрытыми глазами на скамеечке возле могилы матери. В руках у него поводок. К могиле подходит Оля, читает то, что написано на памятнике. Чуть помедлив, садится на скамеечку рядом с Мишей.

Оля. Медитируешь?

Миша (открывая глаза). О. А я думал, это Дхарма пришла.

Оля. Кто такая Дхарма?

Миша. Моя собака. Не видела тут такую — большую и белую?

Оля. Нет.

Миша. Ну, скоро придёт. Мы гуляем.

Короткая пауза, во время которой Оля рассматривает Мишу, а Миша просто сидит на скамеечке.

Оля. Как дела, Миш?

Миша. Да вроде ничего. Женюсь вот скоро.

Оля. Правда? Надо же.

Миша. Ага.

Оля. Поздравляю.

Миша. Спасибо.

Оля. Пришлось немножко тебя поискать, конечно.

Миша. Чтобы поздравить?

Оля. Ага. Вроде того.

Оля вынимает из кармана небольшой чёрный пистолет.

Оля. Тут немного расклад изменился. Меня попросили сделать работу над ошибками.

Миша. Кто? Учительница?

Оля. В каком-то смысле.

Миша. На второй год не хочешь оставаться?

Оля. Очень не хочу.

Миша. Ну что ж. Давай. Работай над ошибками.

Оля. Ты, пожалуйста, пойми, что ничего личного.

Миша. Я понимаю.

Оля. Я к тебе в целом хорошо отношусь.

Миша. Спасибо.

Оля. В общем... прости.

Миша. Вообще без проблем.

Оля приставляет пистолет к Мишиному виску. Миша зажмуривается. Оля нажимает на спусковой крючок, но, вместо выстрела, раздаётся не очень громкий хруст. Оля пробует ещё раз. Выстрела нет. Оля пробует ещё раз — с тем же результатом.

Оля (смотрит на пистолет). Говно китайское.

Оля кладёт пистолет в карман и вынимает из другого нож. В то же время Миша вынимает из внутреннего кармана куртки флейту из бедренной кости человека — ганлин. Подносит к губам. Дудит.

Затемнение.

Москва, октябрь 2017