Слово учителя.

Как описывает материнское горе? Какие художественные средства помогают передать это горе? Почему сочетание «каторжные норы» Ахматова берет в кавычки? С какой целью и из какого произведения эту цитату берет поэтесса? Какое местоимение использует Ахматова в Посвящении? Я на это обращаю внимание не случайно, поскольку местоимение «я» обозначили бы только личное горе, местоимение «мы» подчеркивает общую боль и беду. Великая река людского горя уничтожает границы, это уже наше горе, и мы уже слышим «тяжелые шаги солдат». Теперь обратимся к первой главе. Давайте прочитаем стихотворение «Уводили тебя на рассвете…» (работа с текстом). Думаю, вы заметили, глава эта написана в стиле, близком народном плачу, об этом жанре мы знаем еще с уроков устного народного творчества. Как вы думаете, почему поэтесса работает в таком стиле?

В «Реквиеме» Ахматова пишет не только о сыне Льве Гумилеве и о своей судьбе, но и о судьбе многих людей. Выбор жанра заупокойной мессы, посвященной памяти усопших, помогает Ахматовой подняться над личной болью и слиться с общим народным страданием:

Нет, и не под чуждым небосводом,

И не под защитой чуждых крыл.

Я была тогда с моим народом,

Там, где мой народ, к несчастью, был.

В «Реквиеме» Ахматова рассказала о чудовищности тоталитарного режима, который охватил Россию в 30-40 годы, поэтому долгое время наше общество делало вид, что в творчестве Анны Андреевны нет такого произведения, как «Реквием». Сегодня«Реквием» по праву считают памятником в слове современникам Ахматовой: мертвым и живым. «Реквием» по сыну не мог не восприниматься как реквием по целому поколению. Создав «Реквием», Ахматова отслужила панихиду по безвинно осужденным, панихиду по своему поколению, по собственной жизни.

Д/З. Выучить наизусть отрывок из поэмы «Реквием».

Опять поминальный приблизился час.
Я вижу, я слышу, я чувствую вас:

И ту, что едва до окна довели,
И ту, что родимой не топчет земли,

И ту, что, красивой тряхнув головой,
Сказала: «Сюда прихожу, как домой».

Хотелось бы всех поименно назвать,
Да отняли список, и негде узнать.

Для них соткала я широкий покров
Из бедных, у них же подслушанных слов.

О них вспоминаю всегда и везде,
О них не забуду и в новой беде,

И если зажмут мой измученный рот,
Которым кричит стомильонный народ,

Пусть так же они поминают меня
В канун моего поминального дня.

А если когда-нибудь в этой стране
Воздвигнуть задумают памятник мне,

Согласье на это даю торжество,
Но только с условьем — не ставить его

Ни около моря, где я родилась:
Последняя с морем разорвана связь,

Ни в царском саду у заветного пня,
Где тень безутешная ищет меня,

А здесь, где стояла я триста часов
И где для меня не открыли засов.

Затем, что и в смерти блаженной боюсь
Забыть громыхание черных марусь,

Забыть, как постылая хлопала дверь
И выла старуха, как раненый зверь.

И пусть с неподвижных и бронзовых век,
Как слезы, струится подтаявший снег,

И голубь тюремный пусть гулит вдали,
И тихо идут по Неве корабли.

Март 1940
Фонтанный Дом