![]()
|
|||
Палатка. Татьяна МлынчикПалатка
Аля перебирала бусины можжевелового браслета. От деревяшек шёл терпкий эфирный запах даже сейчас, когда с момента покупки на рынке прошло уже трое суток. Пятнадцать лет назад они с ребятами из лагерного отряда, вывалившись из автобуса на площадке с видом на Ласточкино гнездо, накупили в палатке фенечек и бус из можжевельника еще на гривны. В парилке пазика в красном свете, пронзающем пыльные шторы, нюхали грошовые сокровища, дивясь чудному аромату. Но уже следующим днем в походе, сидя у костра, Аля обнаружила, что её браслет запаха больше не издает. То ли из-за купания в ручье, куда ее за рюкзак опрокинул Женька, то ли из-за пива, пролитого на руки из пластиковой бутылки за палатками, Алин браслет той ночью утратил аромат. Сейчас она поднесла ко рту стаканчик с вином и мгновенно ощутила крепкий запах можжевельника. Сделала медленный глоток и подняла глаза. – Звёзд нет, – произнесла она тихо. – А это мы у костра, – Толик подкладывал сучковатые ветки в огонь. – Отойди метров на пять и глянь. От огня в темно-синее пространство над компанией неслись бело-жёлтые искры. – В детстве каждое лето в лагерях куковал… – продолжал Толик. – Походами заправляла старуха по кличке Улитка. Таскала нас по холмам и ущельям. Мне сейчас вот кажется, что именно на этом месте мы как-то стояли. – Слушай, и у меня такое… – отозвалась Аля. – Я в «Атлантике» отдыхала. А ты? – Знаю «Атлантику», – ответил Толя. – Нет, я в Артек гонял…Целая онтология воспоминаний. …Все в первый раз… – Первый раз, – звучит многообещающе, – ухмыльнулся Костя и тоже сунул в огонь длинную укутанную мхом палку, которая тут же вспыхнула как факел. – Не то слово, – Толя уселся обратно на бревно и поднял с земли стаканчик. – Что-то ты мне про первый раз ничего не рассказывал, – грубо ткнула его локтем быстрее всех набравшаяся Юлька. – Та чего там говорить, – отмахнулся Костя. – Я же уловила ностальгию, – не унималась Юлька. – Выкладывай! Это поприкольнее, чем страшилки… – А у кого-то, авось, и пострашнее, – хмыкнул Костя. Юля хрипло расхохоталась. – А что? Мне в тот момент не до смеха было… Над костром понеслись бесстыдные байки про купе поезда, бабушкину комнату, фиаско в солёной воде…То и дело гоготали, Костя жестикулировал, Юля повалилась с бревна на землю и беззвучно смеялась, стуча ладонью по сухой покрытой кедровыми иглами земле. А Аля всё нюхала браслет, попивая вино. – Твоя очередь, – Юля бросила в неё шишку. Шишка угодила в стаканчик, и Але брызнуло в глаз. – Трёхочковый! – крикнул только что отстрелявшийся румяный Толик. Аля вытерла щёку краем кофты. – Мне, в отличие от вас, рассказывать нечего, – Аля покосилась на своего мужа, Костю. Приподнялась, взяла с земли купленную утром на рынке бутыль домашнего вина, с трудом отвинтила липкую крышку и наполнила стаканчик. – Вспоминала тут… – начала она. – Показалось, что прямо здесь всё и произошло. Вот на этом самом месте. Костя подсел вплотную к Але и приготовился слушать. – Нас тоже водили в поход… – Юля опустила стаканчик. – Установили палатки…Вечером костер…По дороге в селе тайком набрали пива... – она кашлянула. – Был в отряде один чувак… Женя. Из Киева. – Так-так, – Костя вздернул брови с притворной строгостью. – Ни про каких Жень ничего не знаю! – Подожди… – махнула рукой Аля. – Значит, этот Женя меня всю смену уламывал. … – Девушка замолкла, утерла шею ладонью, не сводя глаз с огня, а потом продолжила. – У меня на этот счет к тому времени уже имелись свои соображения…Ну как все это должно случиться? Вот как? – она обвела глазами ребят. – По любви, конечно! – икнула Юля. – Вот именно, – продолжила Аля. – Это должно делать только по любви. В этом я внутренне была уверена, так говорила мама…А потом мы с одноклассниками посмотрели «Американский пирог»… – Ты прикалываешься? – хохотнул Костя. – О! А мы тоже так сделали, – подхватил Толик. – Зарубились как они, да? – Не так. Не спорили. Увидев это кино, я поняла, что девственность – это что-то такое…. Лишнее и формальное. Поскорее избавиться, пережить позор и наслаждаться жизнью. Какое там мифическое таинство…Скорее нечто настолько нелепое, что ни о каком особом человеке речь не идет. Как потом этому особенному человеку в глаза смотреть? К моменту, когда он появится, всё должно быть позади. – Вот как… – И я решила, что пройти через эту мясорубку лучше всего именно в лагере, среди людей, которые потом разъедутся по городам, и ты их никогда больше не увидишь. – Пацанский подход, Алька… – В лагере я больше всех общалась с двоими. Отмороженный киевлянин Женька и Слава. Футболист. Со Славой ехали в Крым еще в поезде. Скромный, спортивный, пиво с другими не пил, в тамбуре не ошивался…Читал графа Монте-Кристо. – Выбрала злодея… – Я взвесила… Этот Женя явно опытный: все случится быстро и без лишних проблем, а Славе явно захотелось бы шур-мур. Танцевать медляки… Пялиться на море. Меня это на тот момент вообще не прельщало. – Сейчас тебя, любопытно знать, что прельщает? – Костя, дай ей закончить! Тебя вот никто не перебивал! – Я мутила с этим Женькой, и он лез всё настырнее. Хоть в мозгу я занесла в свой план на каникулы эту циничную цель, на деле же было страшно до чёртиков. Негде в лагере. …В палаты вожатые заходят, да и остальное…Боль обещана подружками…Кровь, – Аля сглотнула, ожидая новых выкриков, но Костя молчал. – И вот, поход. В лесу порядки послабее. Из вожатых пошел только один, студент-филолог Ярик. Ребята заняты костром, кашей, развлечениями на верёвках. Вечером напились пива, пели под гитару. …Женя подсел. Вот также, – она повернулась к Косте. – И на ухо с хохляцким акцентом: мол, уходи потихоньку... Встретимся в палатке. Через десять минут. Я разглядывала высвеченные костром лица других ребят…Они не знали моих дурацких забот. Пели про пыль дорог на сапогах и страну чудес, «Пора домой» Сектора газа. Это ведь про войну песни, про Афган…Я сейчас думаю, какого хрена их дети в лагере пели? – Мы тоже пели, – ответил Толик. – Там аккорды простые. – Вспоминаю подростковые фигурки, тоскливые голоса, которые тянут эти песни, а во мраке кажется, что у одного правда ноги нет, а у другой – рук… Никто из поющих не уловил, как я поднялась и зашагала к палаткам. Женькина стояла дальше других. В голове трепыхнулось желание вернуться к костру, петь там до упора, а потом идти спать со своими девками, так и пройдет эта дурацкая необходимость чего-то там лишаться… Но я зажмурилась, сжала-разжала кулаки, опустилась на колени и вползла в палатку. Женька, оказалось, был уже там: я потрогала спальник и ощутила внутри твердь его туловища. Растянулась на мембране рядом. В платке темно хоть глаз выколи, не видно и собственных рук… «Привет» – говорю ему, а сама отворачиваюсь к стенке, жду, что он будет делать. Смотрю с открытыми глазами в темноту, закрываю их, открываю: картинка не меняется. Он не шевелится. Я поворачиваюсь, пихаю его в бок, начинаю расстегивать спальник. Думаю, вот ты какой, на словах повеса, а на деле трус… – Не ожидал от тебя, Алька, – усмехнулся Толик. Аля перевела глаза на Костю. Он хмуро пялился в костер, обняв руками колени. – Ну дальше-то…Дальше то что? – Юля истерично дернула Алю за штанину. – Дальше. …Даже не знаю… – Как есть, – отрезал Костя. – Потом я отключилась. – Ба! Так не честно! Врешь! – крикнул Толик, быстро водя глазами между лицами Кости к Али. – Ты Костика стремаешься! – Не вру. Ребят. Я вообще до сегодняшнего дня это никому не рассказывала, кроме психотерапевта… – Аля подняла с земли веточку и принялась водить ей по своим кроссовкам. – Я придвинулась к Жене, и скорее всего, в этот момент сильно вывернула шею…Задела нерв или еще что-то. …В общем, поплыла. Очнулась лицом вниз, в тягучей дреме как после наркоза. Воздух спертый, жарко, будто, палатку придвинули к костру, кофта мокрая от пота…А еще меня что-то прижало к спальнику… – Что? – Я не знаю. Психотерапевт считает, что у меня случился срыв…Паническая атака. Спровоцированная подростковыми переживаниями. Мол, я себя сама так наказывала за похоть. Мы ведь выстраиваем в голове целые машины для самоистязания… – Подожди. Так, а что конкретно происходило? – Меня прижало к спальнику, как если сверху, на спине оказался бы лист гипсокартона. Не знаю даже с чем ещё сравнить. Как пресс. И я услышала шёпот. Монотонный, шёпот, который куплетами произносил неизвестные слова…Вокруг меня, то далеко, то близко. – Как это? – Я не знаю, Кость. Меня будто придавило тяжеленым валуном, и я слышала очень тихий шёпот на непонятном языке…Жар усиливался, пошевелиться я просто не могла, меня парализовало. В теле были такие ощущения как вертолет, когда напьешься. Или накуришься очень сильно… – Так, а позвать на помощь? – Кость, я в итоге пришла к выводу, что это был кошмарный крайне эмоциональный сон. Мы ведь и пили в тот день… – А парень этот, Женя? Может это он? – Не он. Я снова отрубилась, а когда пришла в себя, вход в палатку нараспашку, и Женя меня дергал за ногу. Вскочила, выползла на воздух, и у меня случилась истерика. Как белочница доказывала всем, что на меня напали…Ярик всполошился. Всю ночь обходил палатки по очереди. Утром меня отправили в лагерь, в медпункт. Там выяснилось, что у меня заниженное давление и сильнейшее отравление…Все время кружилась голова. Старушка медсестра, когда я изложила всё, что со мной происходило, начала креститься. Грешили на паленый алкоголь…Совещались…Родителям почему-то не позвонили…В общем я провалялась в лазарете пару дней, а потом смена кончилась. На обратном пути в поезде я тихо играла в карты со Славой. С нашей веселой компанией и пивом общаться больше не тянуло. От идей житья в свое удовольствие и свободной любви я отказалась. – И что? Почему ты не допускаешь, что это было в самом деле? – Вопрос в том, что именно было. Я ведь толком не могу подобрать слов, чтобы описать то состояние. Когда ты прижат к земле как…Как в «На игле». А вокруг банная тьма и театральный шёпот. – Не помнишь, что именно шёпот говорил? – Вообще…Я анализировала это десятки раз. И в итоге приняла точку зрения психолога. Моя психика сама себя сожрала. С одной стороны, секс – это что-то важное, что-то не должное происходить с кем попало и вне отношений. С другой, все вокруг им занимаются без малейших угрызений совести. …А еще я девочка, и типа должна себя беречь. И вот я переступила одну парадигму и решила примерить другую. Собственное желание против вековых стереотипов. Всё это прокипятилось на костре вместе с пивком…Мне было лет пятнадцать…И пришибло меня. – Мда… – Костя взял ее за руку. – Так ты после этого в итоге когда… – начала было Юля, но умолкла. – Да только вот когда Костя появился. – Подожди, так это же… – Это всего пять лет назад. Да, – Аля хлопнула себя по коленкам. – Чуваки из Американского пирога не заценили бы, – она с улыбкой съехала с бревна и присела на землю рядом с Юлей, которая так и продолжала лежать возле костра. Помолчали. – Аля, в каком году это было? Не в двухтысячном? – спросил Толик, поднимаясь на ноги. – Пожалуй. – Помнишь про бабку-улитку говорил…- Толик принялся отряхивать штаны. – Как раз в том году она первый раз взяла нас в поход. Это был какой-то ад. Улитка не разрешала пить по дороге наверх, вязла шквальный темп, не делала привалов…Мой приятель Кирюха вообще упал на камни и разнылся. – Ты всё это к чему, старик? – перебил его Костя. – А я из-за этого подробно запомнил поход и россказни улитки. Вечером дежурные разливали чай со сгущенкой, и улитка под этот чай травила байки. Объявила, дежурные будут не только на еде, но и на ночь. Вахта. Если они кого-то заметят, сразу же будить ее саму и вожатых…Потому что прошел слух, что по детским палаточным лагерям тем летом кое-кто шастал… – Кто? – Если коротко, то из психиатрической лечебницы сбежал человек, который двинулся после Чечни. Аля повернулась к Толику и расцепила руки. – Этот человек приходил в лагеря в районе Ай-Петри, вязаться к детям. Его вроде как отгоняли, считая юродивым. А потом…Я, если честно, не знаю, зачем Улитка это нам рассказала, наверное, чтобы припугнуть, и чтобы никто не сваливал от палаток. Короче, он обколол героином какую-то девочку, пока она спала, и унес её в лес… – Твою мать… – Что потом с ним, поймали ли, и что стало с той девчонкой, я не знаю…Конечно, меня с Кирюхой выбрали дежурными на ночь. И я все ждал его… Думал, он прямо со стволом ходит как в контре…Кирюха боялся в туалет один, пришлось его пасти… – Что ты хочешь сказать? – произнесла Аля. – Может…Может, это он с тобой что-то сделал? Аля не ответила. – Толян, ты сейчас правду говоришь? – Зачем бы я стал такую ересь нести? – Потому что мы у костра посреди леса в Крыму. – Могу шрам из того похода показать на бедре! Аля молчала. Потом встала, обошла его и взяла с пенька пачку сигарет. Вытащила одну и закурила. – Что думаешь? – Костя тоже поднялся подошел к Але. – Могло все обстоять таким образом? – Не знаю… – Аля пускала дым, а потом сняла можжевеловый браслет и кинула его в пламя. – Лучше бы мне отдала, – обижено протянула Юлька. – Поздно уже. Давай палатку доделаем. – Толя хлопнул Костю по плечу. Еловые иголки захрустели под их подошвами, а Юля не сводила глаз с тьмы, окружающей лагерь. В лесу хрипло заголосило какое-то животное. Татьяна Млынчик
|
|||
|