ЧАСТЬ ПЕРВАЯ 7 страница

-Давайте считать это просто беседой. Пока.

-Тогда построим нашу беседу следующим образом: Вы спрашиваете, я – отвечаю. Мне некогда.

Арбенин хотел закурить, но передумал, решив, что только затянет этим надоевший визит.

-Я, как Вы понимаете, тоже на работе. И моя работа, может даже, важнее Вашей.

-Чья работа важнее, решать Господу Богу. Вы будете спрашивать?

Арбенин уже лез на рожон, лишь бы закончить побыстрее. Ему вдруг страшно захотелось выпить. «Еще немного, и я просто выставлю его за дверь. Пусть вызывает повесткой», - подумал он.

-Вы, как я понимаю, не понимаете всей важности моего визита. – Опер Строгов закурил «Мальборо» и посмотрел на Арбенина, словно решил «колонуть» его взглядом.

-Вы понимаете, я понимаю, как Вы понимаете, я тоже кое-что понимаю, понятно? Вызывайте повесткой. – Арбенин встал.

-Что это Вы так разволновались? – наглец продолжал курить, не собираясь выметаться. – Я понимаю, Вы вчера «отдохнули», - он посмотрел на сорванную с окна занавеску, - сегодня, как я понимаю, встали уставшим. Я правильно понимаю? – он явно издевался и не скрывал этого, сверля Арбенина темно-коричневым взглядом. Он даже слегка улыбался, обнажив неровные снизу передние зубы.

-А, кстати, с кем вчера отдыхали, Олег Сергеевич? – он подмигнул Арбенину и щелкнул себя пальцем по шее.

-Да что Вы себе позволяете? Вы… - Арбенин вырвал у него сигарету и раздавил в пепельнице.

-Ничего я себе не позволяю. – Игривое настроение Строгова как ветром сдуло.

Перед Арбениным сидел чудовищный стервятник, впиваясь ставшими совсем черными глазами в ярко-зеленые глаза жертвы. Губы его вытянулись в узкую полоску. Полный ненависти взгляд не оставлял сомнения в намерениях. Желание разорвать Арбенина, как кусок говядины, выпотрошить его, как свинью на бойне, вытекло из глаз Строгова черными, извивающимися, щелкающими щупальцами и потянулось к Арбенину. Олег Сергеевич отпрянул под неожиданным натиском и в тот же момент почувствовал, как его собственный взгляд поймал черные щупальца невидимой сетью, скрутил их в шевелящийся черный жгут, стиснул и раздавил, превратив в липкую, черную массу, шлепнувшуюся к ногам обезумевшего от ненависти чудовища. Липкая дрянь растеклась по полу не оставив следа.

Видение было стремительным, но отчетливым и ярким. Не будь Арбенин психиатром, насмотревшимся в своей практике на обитателей «мягких комнат» в психиатрических лечебных учреждениях, он бы, пожалуй, совершил сейчас все необходимое действия, чтобы стать первым в списке претендентом на одну из них. Только богатый опыт работы удержал его от того, чтобы схватить за шею чернорубашечного блюстителя порядка и либо давить ее до победного конца, либо уехать в «Дом Хи-Хи», спеленутым отважными санитарами, если противник окажется сильнее.

Веселая получилась бы картинка. Супер-дупер!

«После продолжительной, упорной борьбы со спрутоподобным

представителем закона, заведующий психиатрическим отделени-

ем прибывает на работу в сопровождении коллег и товарищей.

Для продолжения деятельности ему предоставлен новый, удоб-

ный кабинет с мягкими полом и стенами».

-С кем Вы вчера отдыхали? – Опер смотрел в упор, и ничего хорошего для себя в дальнейшем Олег Сергеевич не ждал.

-Вчера я был один.

-А позавчера у Вас тоже никого не было?

-Это Вас не касается.

-Касается, Олег Сергеевич, очень даже касается. Вы даже не представляете себе, как меня это касается.

Арбенин молчал.

-Вчера-позавчера в этой квартире находилась женщина. – Опер сделал паузу, стараясь уловить эффект от сделанного заявления. Ноздри его нервно подрагивали. – Очень необычная женщина. Я думаю, Вам лучше самому о ней рассказать.

Опер ждал.

«Он знает, - подумал Арбенин. – Это невероятно, но он знает».

-Ни вчера, ни позавчера кроме меня в квартире никого не было, - отчеканил он.

Арбенин стоял, скрестив руки на груди, стараясь держать контроль над подрагивающими пальцами.

-Была, Олег Сергеевич, была. В том-то все и дело, что она здесь была. – Он посмотрел на стоящую на полу тарелку с недоеденными, засохшими пельменями. – У Вас есть животные? – он оживился. – Кто?

-Черепаха. – Арбенин сел, закинув ногу на ногу, сдерживая желание закурить, чтобы не выказывать слабость.

-Да? И где же она? – Строгов оглядел кухню.

-Под холодильником. – Ответы выскакивали сами собой, даже не заставляя задуматься.

-Вот как? Неужели в такую узкую щель можно забраться? – Черный Глаз «закосил под дурачка», давая понять, что не верит ни одному слову.

-Было бы желание, - парировал Арбенин, и по мгновенно расширившимся и тут же сузившимся черным зрачкам понял, что каким-то образом задел следователя.

«Только бы она не вылезла, - думал он. – Только бы спала где-нибудь. Хоть под раковиной, хоть в кармане пиджака, хоть в банке с сахаром, только бы не сунулась сейчас «под раздачу».

-Хотелось бы на нее посмотреть, - Строгов мечтательно отвел взгляд, словно пытался представить себе, как она выглядит. – Давно, знаете ли, не видел… живых черепах.

-Надеюсь, что со временем у Вас будет такая возможность. – Он снова «попал», заметив, как дрогнул у Строгова указательный палец на правой руке.

Фраза вылетела сама по себе. Он опять сказал не задумываясь, словно кто-то толкал его изнутри, подбрасывая нужные слова. Непонятным для себя образом Арбенин втягивался в дуэль выдержки и воли, интеллекта и быстроты реакции. Ему начала нравиться эта игра, вызывающая прилив адреналина, хотя он не мог понять ее истинного, конечного смысла.

-Не пытайся понять, не время, - стукнула в мозгу брошенная Кристиной фраза. – Еще не время, Ловец.

Но он хотел. Он старался понять. Он чувствовал, что сделал какой-то правильный ход, выбив противника на время из колеи.

Арбенин молчал, глядя в черные глаза следака. Не шевелясь и не отводя взгляда. И ждал ответного «хода».

Все это напоминало ему игру в шахматы, где любой просчет мог обернуться поражением, и не полагалось делать два хода подряд. Только фигурки в этих шахматах (ха-ха) были живыми.

Он увидел свое отражение в черном зеркале уставившегося на него глаза. Глаз разросся до размеров галлактики и превратился в гигантскую «черную дыру», заглатывающую все, что попадается на пути.

-Зачем она приходила? Что она сказала тебе? Как она выглядит?

Арбенин не знал, действительно ли он слышит эти вопросы, или это – очередной «глюк», сопровождающий чудовищный приступ начинающейся шизофрении.

-Как она выглядит?

Отражение Арбенина в черных глазах следователя начало вращаться и скручиваться, всасываясь в «черную дыру».

Отражение вращалось и скручивалось, всасываясь в «черную дыру».

Вращалось и скручивалось, всасываясь в «дыру».

Вращалось и скручивалось.

-Не пытайся понять! Не пытайся понять! Не пытайся понять! – билась Кристина.

-Не пытайся понять! – крикнул Арбенин и выбросил ладонь в сторону всасывающей его черной воронки.

Отделившись от ладони в черную бездну полетел серебряный шар. Воронка сплюснулась, превратившись в вертящуюся черную плоскость. На одной поверхности плоскости в такт вращению стремительно замелькала буква К. По другой поверхности, ломая направление, несся серебряный шар, оставляя за собой вспыхивающие черно-белые клетки. Плоскость вывернулась в странного вида гигантскую шахматную доску. В ее центральной заасфальтированной клетке стояли Ловец и Стервятник. Повернувшись лицом друг к другу они ждали сигнала. В замеревших напротив глазах каждый из них видел смерть.

* * *

-Женщина, приходившая вчера и позавчера к Вам, была изнасилована и убита.

Кухня вернулась на свое место. Напротив Арбенина сидел человек в черной куртке, и именно он произнес страшную фразу. Арбенин почувствовал, что жизнь для него потеряла смысл.

-Вот оно, - понял Строгов.

Он не мог ошибиться. Это был «момент истины». Неконтролируемая реакция Арбенина, его безотчетный внутреений импульс говорили лучше любых слов.

Она была здесь.

«Еще немного, еще чуть-чуть, и я «дожму» его. – Строгов почти ликовал.

-Я думаю, теперь нам есть о чем поговорить, - сказал он вслух.

-Простите, я задумался. Что Вы сказали? – Арбенин говорил медленно, стараясь выиграть время. Все разом потеряло смысл.

Это был не просто удар. Его послали в нокаут. «Остановите Землю, я хочу слезть», - вспомнилась чья-то фраза.

Он достал сигарету, нашел на столе зажигалку, крутнул колесико, добывая огонь, прикурил и посмотрел в окно. Несмотря на обрушившийся на него страшной силы удар, «вторым зрением», или «третьим глазом» он с удивлением отметил, что руки его стали спокойными. Он словно заледенел, лишившись эмоций.

-Она убита! Изнасилована и убита! – Опер «жал», не давая подняться, зная, что в этот момент все решит скорость.

-Кто? – снова кто-то толкнул его изнутри, подкинув нужное слово.

-Как она выглядела, когда Вы видели ее в последний раз?

-Не понимаю, о ком Вы все время спрашиваете.

-Я спрашиваю о той женщине, которая была в этой квартире. Женщина эта убита. Вам нет смысла скрывать цель ее появления. Она что-нибудь предлагала Вам? Вы заметили в ней что-то необычное?

«Он торопится. Он явно торопится, - думал Арбенин. – Здесь что-то не так. Не торопись. Поймай его. Он должен ошибиться. Поймай его. Внутренний редактор заставил его выдать фразу:

-Позавчера и вчера здесь был мужчина.

Толчок.

Арбенин даже не понял, что было раньше. Его фраза, затем толчок, или точок, затем фраза.

Опер замер, полуоткрыв рот. Готовый сорваться с языка новый вопрос плюхнулся на пол, не долетев до Арбенина.

-Мужчина? Кто? Кто этот мужчина? – Строгов полушептал, полушипел, стравливая набранный воздух.

Арбенин пожал плечами.

-Я и сам часто задаю себе этот вопрос. – Он говорил теперь доверительно, как с другом. – Единственное, что я знаю о нем ТОЧНО, это то, что ПОКА ЕЩЕ ЕГО НЕ УБИЛИ!

Невидимый редактор, поселившийся в голове Арбенина, расставлял слова в нужном порядке и с нужными интонациями.

-Кто? Кто он? Назовите имя, - в просительной теперь, но все равно угрожающей интонации опера звучала надежда.

-Я! – осчастливил его Олег Сергеевич.

Шестеренки в голове Строгова потеряли сцепление и завертелись в разные стороны.

-Поймал. Поймал, сволочь! – визжала каждая из них. – Теперь он ЗНАЕТ. Теперь все ОНИ будут знать.

-Что…. я? Кто Я? – Строгов пытался выправить положение.

Он взвизгивал и брызгал слюной, играя в разозленного идиота.

-Сбить. Немедленно сбить его. Возможно, он еще не понял ЧТО он поймал. Еще есть шанс отыграться. – Быстрые, четкие мысли выстраивали оборону и готовили новый удар.

-Кто я? Кто я? – продолжал взвизгивать опер.

-Послушайте, Вы все время задаете какие-то странные вопросы. – Редактор велел «огорчиться». Как будто Вы сами не знаете. Вы – старший следователь особого отдела, капитан Строгов Олег Борисович. Во всяком случае, так указано в том удостоверении, которое Вы мне показывали.

-Перестаньте валять дурака. Я спрашиваю, кто был в Вашей квартире.

-Я Вам уже ответил. В моей квартире был я. Это все.

-Кто, кроме Вас?

-Послушайте, почему Вам так хочется, чтобы у меня кто-то был?

-Потому, что я это знаю. – Строгов тянул, расслабляя и путая «клиента», готовясь нанести последний удар. Он решил зайти наконец с козырного туза. Хотя мог и ошибиться. Все зависело от того, есть ли на руках у этой суки-Арбенина джокер.

-Ничего Вы не знаете. То Вы утверждали, что здесь была женщина. То вдруг заинтересовались, что за мужчина здесь побывал. И никаких доказательств ни тому, ни другому у Вас нет.

Для Строгова это был шанс. Шанс залатать допущенный им прокол. И он воспользовался им.

-В том, что здесь была женщина, я не сомневаюсь. – Строгов говорил убежденно и убедительно. Но кроме нее мог быть и мужчина. И это еще предстоит выяснить. А пока – вот.

Строгов кинул на стол «туза».

Из внутреннего кармана куртки он достал фотографию и бросил ее на стол.

-Узнаете?

Арбенин испугался. Испугался так, что покрылся потом. При этом какой-то другой Арбенин, поселившийся внутри него, успел обратить его внимание, что пот выступил только под рубашкой. Лицо оставалось сухим.

В то, что Кристина мертва, внутренний Арбенин не верил. Опер врал. Он не знал этого. И Арбенин поймал его, заговорив, наперекор логике, о мужчине, якобы бывшем в его квартире. Но по воткнувшемуся в него черному взгляду он понял, что на столе – истинный козырь, а не очередной блеф. Он перевел взгляд на картонку, брошенную ментом в центр стола.

На столе лежала фотография Кристины.

Черная воронка вновь завертелась, неся фотографию по широкой дуге, уходящей спиралями внутрь. Совершив оборот, фотография летела к Арбенину. Внутри картонного прямоугольника, словно запертая в тюремной камере, схватившись руками за край фотографии, как за металлический прут, отделяющий узника от всего живого, кричала Кристина. Лицо на фотографии стремительно росло, приближаясь к Арбенину.

-Лови! – крикнула она, и Арбенин выбросил в сторону фотографии руку, повинуясь безотчетному импульсу. Картонка ударила ребром в центр ладони. Пальцы сомкнулись.

Кухня вернулась. Арбенин держал фотографию в руке. С фотографии смотрела Нина. В ушах ее болтались крупные хрустальные серьги, напоминающие люстры в оперном зале.

-Ну? – оба Арбенина перевели взгляд на Строгова. Равнодушный. Равнодушный совсем. Абсолютно.

«Сволочь! - подумал Строгов. – Вот СВОЛОЧЬ! Ведь была реакция, точно была.

Он успел заметить, как изменилось лицо Арбенина, когда тот взял фотографию в руки. Но глаза этого ублюдка смотрели только на фото и никуда больше. Он не поднял глаза и не схлестнулся со Строговым взглядом, оставив вопрос без ответа. Он слопал туза шестеркой, спрятав джокера в рукаве, если тот у него был.

-Узнаете? – Вопрос был праздный и не имел уже никакого значения.

«Теперь он будет молчать. Будет молчать, хотя конечно узнал эту дуру. - Строгов знал это точно. – О главном он будет молчать».

-Олег Сергеевич, неужели у Вас так плохо с памятью? – Строгов начал «сворачивать» визит. Он был разозлен и подавлен. Впервые его «сделали» и ему стало не по себе. Он не мог понять, как такое могло произойти. Ситуация вырвалась из под контроля настолько, что он не смог осуществить задуманное. Впервые. Впервые, мать его так.

-Да, я знаю эту женщину. – Пустые глаза Арбенина смотрели на опера Строгова. – Это одна из моих пациенток. Она выписалась из больницы месяца два назад.

-Эта женщина была изнасилована и убита в вашем подъезде, - Строгов молотил по шаблону необходимые фразы, давая понять, что он уже уходит.

-И это мне известно. Вы могли бы сразу сказать, что дело именно в этом. – Арбенин не торопил, но и не мешал оперу «сворачиваться».

«Неужели дело именно в этом? – думал он. – И из-за этого этот «черный орел» так долго играл со мной? Нет, милый, ты пришел по другому вопросу».

Он чувствовал жуткую усталость, но не позволял себе расслабиться на финише.

-Женщина была зверски убита после того, как побывала у Вас.

-И из чего это следует? (Ха-ха).

-То, что она убита следует из того, что она теперь – труп. А то, что побывала у Вас из того, что ее видели Ваши соседи и в ее сумочке найдена записка с Вашим адресом.

-Ее написал я?

-Разумеется – нет. Почерк женский и, не буду скрывать, – ее.

-В чем же дело?

-Дело в том, зачем она здесь была.

-Опять двадцать пять. Олег Борисович… - взмолился Арбенин.

-Хорошо-хорошо. Тогда зачем она шла к Вам?

-Не знаю. Может, она плохо себя почувствовала и решила проконсультироваться. Откуда мне знать? – Арбенин закурил, предлагая заканчивать.

-А Вы знаете, мне ведь приходила в голову эта мысль. Может быть она хотела Вам что-нибудь рассказать? Она ведь лежала у вас после того, как на нее уже напали один раз на улице. Может, она вспомнила, как это было?

На всякий случай Строгов просканировал реакцию Арбенина.

-Может быть.

-Как хорошо Вы согласились. Очень по-доброму. - Опер опять закипал, и Арбенин решил сгладить ситуацию.

-Закуривайте, - предложил он.

«Если ты обосрался, так не дергайся и хоть убери за собой», - говорил его взгляд.

-Ох, за разговорами я ведь и забыл, что курю. – Строгов закурил, достав сигарету из красной пачки. – Олег Сергеевич, а не Вы ли ее… того? – Он блаженно выпустил дым, переводя беседу в интимное русло.

-Ну, зачем? Она не в моем вкусе.

-Как у Вас ловко ответы выскакивают.

-Я тренировался к Вашему приходу.

-Я это очень хорошо сегодня почувствовал. Интересно, кто Вам помогал в подготовке. – Строгов затушил сигарету и поднялся. – Что ж, подозрений я с Вас пока не снимаю. Если вспомните что-нибудь, позвоните. Телефон мой в любом справочном скажут.

-Я думал, Вы визитку оставите, - по-приятельски посетовал Олег Сергеевич.

-Много чести. – Взгляд опера снова стал злым. – Проводите. – Он двинулся к выходу.

В дверях он остановился.

-Вот что, умник. У тебя еще есть время до завтра. Вали в свой Питер. Я не стану вызывать «предполагаемого свидетеля» из далекой северной столицы. Но, если послезавтра ты все еще будешь здесь, тебе придется надолго задержаться в моем городе. Не знаю, кто ты такой, но ты мне явно не нравишься. Слишком много трупов становится в городе. И мне кажется, что все это из-за тебя. Я буду рад, если ты станешь последним.

Опер вышел, оставив дверь открытой. Арбенин щелкнул замком и прошел в комнату.

* * *

Кристина стояла в дверном проеме, соединяющем комнаты между собой и улыбалась. Ярко-зеленые глаза светились на блестящем, залитом потом лице. Сквозь белую, мокрую от пота футболку, облепившую ее стройное тело, просвечивала темная кожа. С белоснежных, словно перекрашенных волос, спадающих вьющимися шелковыми нитями почти до пояса, стекали капли, оставляя на голубых джинсах темные полосы. Из правого уголка рта, где сходились темные, чуть припухлые губы, сочилась тонкая струйка алой крови, резко выделяясь на золотисто-коричневом подбородке.

-Ловец… - она поперхнулась и прикрыла рот ладонью.

Сквозь тонкие, чуть утолщенные в суставах пальцы сочились алые струйки.

Арбенин рванулся к ней, но Кристина выставила вперед свободную руку, и он налетел на прозрачный барьер. Кристина закашлялась, и кровь пошла сильнее. Она вытерла рот ладонями и прижала руки к груди, скрестив их перед собой и положив кисти на плечи, словно хотела согреться. Под прижатыми к футболке руками плечи и короткие белые рукава стали окрашиваться, смешивая кровь с пропитавшем футболку потом.

-Кристина!

Он был должен помочь. Он хотел докричаться до нее во что бы то ни стало. Объяснить, что он – врач, что он справится с любой болезнью, что у него, Черт побери, опыт. Но она только отрицательно мотала головой, не позволяя приблизиться.

-Ты поймал его, - она говорила струдом, - и теперь я спокойна. Главное, что ты смог поймать его. Теперь я знаю. Просто… было очень трудно. Теперь я знаю, а он нет. Он не знает, как и кого искать.

Она улыбалась, и розовые пузыри лопались на черных губах.

-Не бойся, Ловец. Теперь НИЧЕГО не бойся.

Она поманила его за собой, уходя сквозь проем двери в «спальню». Арбенин бросился за ней. В «спальне» Кристины не было.

На подушке, в небольшом промятом углублении, лежали два маленьких серебряных зверька с острыми, усатыми мордочками и загнутыми хвостами. В том месте, где подушки коснулись тонкие, темные пальцы, расплывалась, превращаясь в бесформенное пятнышко, крохотная красная К.

Арбенин прошел через комнату и коридор в кухню, пошарил глазами по полу, заглянул под холодильник и за мусорный пакет под раковиной. Он заглянул в шкафчик, висящий на стене, потряс железную банку с остатками сахара. Посмотрев на оконный проем, он взял с подоконника скомканую занавеску, забрался ногами на стол, прикрепил занавеску к зажимам карниза и задернул окно. Спустившись вниз, он заглянул под батарею. Кристины не было.

-Кристина… Кристина… Кристина…

«Кого я, собственно, зову? – подумал он. – Черт меня дернул дать ей такое имя».

Его не покидало ощущение, что Кристина, которую он принес домой, выкупив у Краснорожего Циррозника и Кристина Являющаяся По Ночам были одним человеком. Или одним нечеловеком. Или и то и другое вместе.

Арбенин обыскал ванную, туалет, коридор и прошел в комнату. Проходя мимо входной двери он выглянул на лестницу и прислушался. На лестнице было тихо, но, кто его знает, не стоял ли кто-нибудь этажом выше или ниже. Закрыв дверь, он продолжил поиски. В «большой» комнате он прежде всего задернул занавески. Он заглянул под шкаф, стол и кресло, проверил содержимое ящиков стола, перетряхнул одежду в шкафу и заглянул под батарею. Вернувшись в коридор, он проверил пальто и ботинки. Заходить в «спальню» ему не хотелось. Арбенин боялся обнаружить там что-нибудь новое, очередной сюрприз, которых ему и так хватало с избытком.

Пересилив себя, он вошел в дверной проем и посмотрел на постель. Сережки в виде серебряных крыс не исчезли, не испарились, не превратились в случайно забытые им на подушке запонки. Сережки были реальностью. И это было, пожалуй, хуже всего.

Начав поиски, Олег Сергеевич еще надеялся втайне, что весь этот бред, включая визит Чернокурточника, сующего ему в нос «красную книжечку», и есть ни что иное, как бред. Теперь же он не видел лазейки, в которую он смог бы улизнуть от самого себя, оставив сам себя в дураках. СЕРЕЖКИ БЫЛИ.

Арбенин вернулся в комнату, взял со стола недопитую бутылку и вылил остатки коньяка в рот. Желудок сжался, ощутив необходимую для опохмелки дозу. Приятное тепло пробежало по рукам до кончиков пальцев. Или это только показалось ему. Олег Сергеевич вышел на кухню, сел, закурив сигарету, и попытался справиться с ситуацией.

«Желаю Вам решить эту проблему», - вспомнились ему последние слова сдающего дела Муха.

Арбенин вдруг разозлился от этого воспоминания. Говорящий загадками Мух, и то, что Мух пил коньяк перед тем, как покинуть навеки «родную психушку», и то, что сам он, Арбенин, тоже сейчас пил коньяк, все это слиплось в противный, дергающий за нервы комок, который хотелось расплющить, разорвав в нем все возникшие связки.

Он затушил окурок и прошел в «спальню» с намерением перевернуть там все вверх дном. Войдя же туда, он с некоторым для себя удивлением, обнаружил, что переворачивать-то собственно нечего. Кроме кровати, рассчитанной на двоих, в случае приезда жены-Марины, тумбочки, на которую можно было ставить пепельницу, да висевшего над головой ночника, с лопнувшей лампочкой в спальне ничего не было.

Арбенин проверил тумбочку, выбросив из нее пачку старых газет и груду окурков, завернутых в одну из них, заглянул в абсолютно пустую «тещину комнату» и остановился не в силах прикоснуться к кровати.

НА ПОДУШКЕ ЛЕЖАЛИ СЕРЕБРЯНЫЕ СЕРЬГИ, И ДОТРАГИВАТЬСЯ ДО НИХ ОН НЕ ХОТЕЛ.

-Хрен с ним, - сказал он себе и, обойдя кровать стороной, вышел из спальни.

Он подошел к окну в «жилой» комнате, распахнул занавески и крикнул наблюдающим за ним неизвестно кому: - Здесь нет ни хуя, ясно? В моей квартире ни хуя, кроме меня самого нет!

Арбенин надел ботинки, одел пальто и, оставив дверь в квартиру незапертой, спустился вниз. Зайдя в ближайший магазинчик, он купил бутылку «Столичной», еды без разбора, блок сигарет и вернулся обратно. Захлопнув за собой дверь, он запер ее на замок.

-Вот хуй, - сказал он, выставив в сторону двери фигу, сам до конца не понимая к кому именно он обращается, и что это означает. Скорее всего ко всем.

Не раздеваясь, он прошел на кухню, бросил пакет с продуктами на стол, взял из раковины стакан с прилипшими ко дну остатками чая, набулькал туда водки, сколько вошло…

-Вот хуй, - сказал он уже спокойнее и проглотил содержимое.

Вернувшись в коридор он разделся, опять прошел на кухню и, подняв трубку телефона, стоящего на полу, набрал номер клиники. В трубку он сообщил, что неважно себя чувствует, видимо простудился, и на работе сегодня не появится.

Повесив трубку, он закурил и стал думать, что делать дальше.

Ни завтра, ни послезавтра Арбенин на работу не вышел. Две ночи он просидел в кресле не в силах заставить себя лечь на кровать, где покоились на подушке злосчастные серьги. Он ждал. Должно было что-то случиться. Ночью он вздрагивал от каждого шороха: от скрипнувшей половицы, от стукнувшей в отопительной батарее воздушной пробки, от звука тинькнувшего вдруг по непонятной причине телефонного аппарата. Он слышал, как ворочается кто-то из соседей на скрипучем диване, как ударяются капли воды о раковину в соседской кухне, как подвывает ветер в вентиляционной отдушине его собственной кухни. Арбенин даже не подозревал раньше, сколько различных звуков живет в самом обычном доме по ночам.

Днем он спускался в ближайший магазинчик, чтобы пополнить запасы водки, тщательно запирая дверь и вставляя между дверью и косяком только ему приметные волосинки. Волосинки каждый раз оказывались на месте – квартиру в его отсутствие никто не посещал.

Сидя в кресле он временами дремал, поставив на ручку входной двери бутылку, которая упала бы при первой же попытке повернуть эту самую ручку. Ни ночью, ни днем никто не пытался побеспокоить его. Он ел и пил. Пил много. На третьи сутки добровольного заточения картина стала понемногу выстраиваться, обретая привычный ему как психиатру, понятный смысл.

Арбенин понял, что причиной всему явилась самая обыкновенная болезнь. Это была одна из болезней, хорошо известных ему из собственной практики. Он определил ее как паранойальный синдром, вызванный переутомлением на работе и отсутствием половых контактов на протяжении длительного времени. Болезнь начала развиваться с того момента, когда он стал совершать ночные прогулки по городу с ножом, кастетом и баллончиком в карманах. Постепенно прогрессируя, она стала вызывать ночные видения, сопровождающиеся не имеющими под собой никакой реальной почвы фантасмогорическими картинами Апокалипсиса, сменяющими друг-друга абстрактными изображениями и тайными знаками, навязывающими наличие определенного закодированного смысла. То, что он не мог понять конечного значения этих видений лишь подчеркивало и доказывало его правоту относительно утверждающейся в его голове мысли о переутомлении и наступившей вслед за этим болезни. Тот факт, что он внезапно перестал посещать работу и начал в больших дозах употреблять спиртное, являлось еще одним доказательством его правоты. Так поступали многие из его пациентов, которых ему доводилось лечить. Лечение таких заболеваний по опробованной Арбениным методике всегда было успешным, и это вселяло в него уверенность, что он справится и на этот раз. Справится на этот раз с собой. Он отдохнет, попринимает таблетки, может быть съездит домой в Питер. Конечно, он уехал в Среднеземск «хлопнув дверью», но в данных обстоятельствах это не имело большого значения. Здоровье – дороже.

Вырабатывая план дальнейших действий по организации своего выздоровления Арбенин успокаивал себя, подкрепляя уверенность в светлом завтрашнем дне приличными «дозами».

Что же касалось побывавшей в его квартире крысы – ничего удивительного. Ну крыса и крыса. Купил у пьянчуги. Удрала куда-нибудь в подвал и все. Капитан миллиции конечно же приходил. Убита женщина. По долгу службы он обязан был опросить всех, кто мог быть свидетелем, а это в первую очередь – жильцы подъезда. Что же касается характера их беседы, то здесь воспаленному болезнью воображению Арбенина, усиленному просмотренными по телевизору «новостями», могло почудится все, что угодно. К тому же он был в жутком похмелье.

И последнее – серьги.

СЕРЬГИ-ТО БЫЛИ.

Серьги являлись главным, уничтожающем все логические рассуждения фактом. Серьги были уликой, разбивающей все алиби, которые так тщательно выстраивал Арбенин.

И он вспомнил.

Он вспомнил, как он сам их купил в антикварном магазинчике в центре города, куда зашел просто из любопытства – узнать, какой же антиквариат может наличествовать в городе Среднеземске. Точнее, он купил их даже не в магазине, а около него, «с рук» у какой-то старушки, заинтересовавшись их необычной формой.

Арбенин посмотрел на указательный палец, который порезал, когда отрезал кусок колбасы вчера (позавчера, два дня назад? ну, откуда же тогда еще капелька крови на подушке? ) и пошел в «спальню». Ему очень хотелось, чтобы сережек вообще не было, чтобы он вообще никогда их не покупал, но они лежали на подушке, в небольшом углублении, рядом с маленьким потемневшим и засохшем пятнышком крови. Он снова посмотрел на порезанный палец.

Взяв сережки, он положил их на ладонь, подумал: «А не выбросить ли их к такой-то матери? », прошел на кухню, постоял перед мусорным пакетом под раковиной, передумал и положил сережки на висячий шкафчик.

Он знал, что оставив их, он сделал первый шаг к выздоровлению.

Он был психиатр.

На следующее утро он тщательно побрился, переоделся во все свежее и отправился на работу. Войдя на отделение он встретил Виталия, посмотревшего на него удивленно, странно и свернувшего в ближайшую палату, буркнув «Здрст. Дмитр. Сергч. ».