Освобожденные 9 страница

И ещё Вальтер...

– Ты сдала Палача, – горло перехватило, а многовековая усталость обрушилась лавиной, и Демьян впервые в жизни не хотел противиться её мощи.

– Этот ублюдок ненавидел меня! – зло выплюнула она. – Считал дурой.

Анжела неосознанно потянулась к нему, но тут же отдёрнула руку, будто боясь обжечься, и продолжила говорить. Её взгляд метался из стороны в сторону, как у всех сумасшедших, она говорила то о Вальтере, то о Филиппе, то о Ванессе.

Она дождалась, когда Оксана уйдет, чтобы перерезать Филиппу горло, но не ожидала, что Миргородская забудет телефон. Все получилось ещё лучше, чем она рассчитывала, потому что думала, что на Оксану выйдут через ночной клуб. Правда, пришлось поволноваться, что чувствующая могла её узнать, но они с Миргородской никогда не встречались, и менять это Анжела не собиралась. Поэтому решила оставить всё, как есть.

– Если бы Миша не притащил её, – процедила она. – Ты бы ничего не узнал, и жил бы спокойно.

Она говорила так буднично и естественно, словно рассказывала об интересном приключении или путешествии. С каждым словом Демьян всё больше убеждался в том, что Анжела сумасшедшая. Сам он будто находился в ледяной глыбе. Время остановилось, Демьян чувствовал легкое покалывание в пальцах, растекающееся по телу.

Какое-то время он смотрел на неё, пытаясь понять, как допустил такое.

Увы, ответа за других от себя требовать бесполезно.

– Теперь ты довольна?

Анжела вскинула голову, в глазах отразилось непонимание и недоверие.

– Довольна ли я? – эхом отозвалась она. – Чем больше я хотела, чтобы ты принадлежал мне, тем сильнее отдалялся. Моя жизнь давно разрушена.

– В таком случае тебе не составит труда собрать вещи и убраться из этого дома, – жёстко произнес он, – как можно дальше от меня. Из Москвы. Из России. Катись куда хочешь, но чтобы я больше тебя не видел. У тебя двое суток, Анжела. И ни часом больше.

Он понимал, что отпускать её нельзя, но и говорить ей об этом – тоже. Демьян не представлял, что её придется запереть в комнате до конца дней, сама мысль об этом была жуткой, но другого выхода он не видел. Ему ещё разгребать последствия её безумия.

Анжела выйдет за дверь, а он наберет Звоновского и сообщит, что ей больше нельзя выходить за пределы своей комнаты. Её стенания и крики он будет слышать всякий раз, когда окажется поблизости, и не только он один. Ребята, которые станут дневать и ночевать у дверей и под окнами – тоже.

Страшный скандал.

Он уже видел заголовки газет: «Что скрывают стены особняка Осиповых? »

Нет, Анжела должна исчезнуть. Они оформят развод, и после этого она «уедет из России».

– Если я откажусь? – без тени вызова спросила она, рассматривая край письменного стола и вдруг снова заплакала – громко, навзрыд. – Демьян, не делай этого с нами! Пожалуйста, не прогоняй меня!

Ненависть в её глазах ежеминутно сменялась отрешенностью, растерянностью и отчаянием. От слез Анжелы внутри что-то надломилось. Он не хотел больше видеть это существо, не мог терпеть рядом ни минуты: она была слишком похожа на женщину, которая когда-то дарила вдохновение.

– Избавь меня от своих рыданий, – брезгливо процедил Демьян, – ты знаешь, что будет, если я официально признаю твою вину. Если захочу сделать среди измененных – мало тебе не покажется, в мире людей будет немногим проще. В лучшем случае ты отправишься в тюрьму, моя дорогая.

Доверие – чересчур хрупкая ценность, чертовски болезненно собирать его осколки. Анжела долгие годы была для него музой, возлюбленной, впоследствии – сутью их близости. Стала настолько родной, так глубоко проросла в него корнями, что порвать это не представлялось возможным. Нынче он выдирал её из души и сердца, но отрава безумия просочилась и в его кровь.

– Уходи, – резко произнес он, чувствуя, как дрожит голос, – убирайся!

Покушение на него.

Обрывки мыслей и разговоров со Звоновским сыпались в разум клочьями шлаков. Грязная работа. Его хотели не убить, а напугать. Демьян прикрыл глаза, понимая, что не готов узнать об этом сегодня. Выдержка шла трещинами и осыпалась битым стеклом полностью уничтоженного человека. Оставайся он измененным, наверное, было бы легче. А может и нет. Он всегда выбивался за рамки их варварского племени. Чувствовал тоньше, жил иначе.

Анжела перестала плакать, только всхлипывала и часто моргала. Поднялась и медленно, словно под внушением, побрела к двери. Она оглянулась лишь однажды, с надеждой вглядывалась в его лицо. Возможно, все ещё надеялась на прощение.

– Вон!

За захлопнувшейся дверью снова наступила тишина. Оставаться наедине с ней было невыносимо, и Демьян поднялся в комнату памяти. Телохранитель следовал за ним неотступной тенью.

Рояль неподвижным призраком застыл у стены, рядом с портретом той, чья гибель заставила его отказаться от музыки. Улыбка – сияющая, настоящая, живая. Полина олицетворяла звучание жизни. Cant dé taché ^[48], напевное, манящее, светлое. Он хотел защитить её от Смерти, но сделал только хуже.

Аккорды отозвались в кисти растянутой, словно на дыбе, болью, музыка сорвалась на сиплую фальшь. Отказавшись от звучания, он с головой ушёл в театр, но то была нечестная замена. Демьян отвернулся от волшебства, а оно отвернулось от него.

Волчья квинта^[49].

Ему самому уже ничего не сыграть. Мысль об этом была горька, как желчь.

Демьян вернулся в кабинет и подошел к бару. Плеснул в бокал коньяка, добавил льда.

– Не беспокоить, – бросил телохранителю.

Он пил, чтобы напиться: один бокал за другим. Выдержанный коньяк растворялся в одуряющем мареве хмеля, как дешёвое трактирное пойло. Только когда действительность поплыла смазанным фоном, остановился, чтобы швырнуть пустой бокал в стену.

Звон разбитого стекла слышался сквозь звенящий шум в ушах, ржавое пятно перед глазами маячило кровавой кляксой.

– Пошёл вон! – рявкнул он на приоткрывшуюся дверь, криво усмехнулся. – Твои правнучки – тупые проститутки, Полина, – пробормотал в алкогольном дурмане, здоровой рукой вцепившись в волосы.

Легче не становилось, только хуже. Какого черта он подпустил к себе чувствующую? Это она во всем виновата! Его выдержки хватило бы на дюжину подобной мерзости, но Стрельников приволок Оксану – и вот итог.

Рывком распахнув дверь, даже не почувствовав боли, Демьян нетвердым шагом вышел из кабинета. Оттолкнул руку телохранителя, поднимаясь по лестнице, каким-то чудом удержался на ногах. В личной гостиной долго стоял перед сейфом, опираясь о резную дверцу шкафа, глядя на отражение в зеркальной стене, на расплывающееся перед глазами свадебное фото с Анжелой.

На смену гневу вернулась усталость – застарелая, покрытая ржавчиной, памятная, когда будучи загнанным «отцом» молодым измененным, он готовился принять смерть. Навзничь рухнув на кровать в спальне, Демьян отключился сразу, как в омут канул.

Его разбудили яркие солнечные лучи. Вчера вечером он забыл задернуть шторы, и дневной свет заливал комнату. Многовековые рефлексы все ещё были живы: солнце неосознанно воспринималось, как угроза. Усмехнувшись, Демьян надел очки и поднялся.

Обманчиво-высокое небо и искры тепла на верхушках деревьев. Ветер быстро гнал светлые облака, утяжеленные свинцовой сердцевиной. День обещал быть холодным.

Похмельный туман понемногу таял. В душе Демьян сбросил остатки вчерашнего наваждения. Так всегда бывает: проходит ночь, и ты понимаешь, что готов идти дальше. До той минуты, пока не прервется нить пульса и дыхание.

После неудачной попытки завязать галстук, Демьян мысленно выругался. Отшвырнул его в сторону, повернулся к шкафу и достал пиджак. Пальцы правой руки уже слушались, но врач запретил лишний раз напрягать руку. Да у него и не получилось бы при всём желании – любые нагрузки выходили боком. Хорошо хоть утягивающую повязку с груди недавно сняли, и нынче он не напоминал себе закованного в доспехи увальня.

Он позвонил Звоновскому и попросил привезти к нему Ванессу после обеда. В этом деле тоже стоило поставить точку.

С утра Демьян собирался заехать в офис, но едва вышел в гостиную, понял, что планы придется отложить. Рядом с сервантом стояла Анжела. Волосы в беспорядке, как будто она забыла расчесаться и прямо из спутанных прядей соорудила прическу, глаза лихорадочно блестели. Перехватив рукой запястье, она смотрела на него отрешённо и укоризненно.

– Ты не выпустишь меня из дома, – прошептала она.

– После того, что ты натворила, это меньшее из зол.

– Не меньшее. Отец хотел запереть меня рядом с мужем, для которого я была бы скотиной. Для тебя я стану пустым местом.

Демьян хмыкнул.

– Анжела, ты больна.

– Да, – едва различимый шёпот, – вот уже больше двухсот лет я больна… тобой.

– Крайне поэтично, но мне надо ехать по делам. Так что изволь…

– Я слышала, – она перебила его, и тонкий голос задребезжал от ненависти, – к рыжей шлюхе!

– Тебя это не касается, – он хотел пройти мимо, но Анжела шагнула вперед и загородила дорогу.

– Ты посадишь меня под замок, Демьян? После всего, что между нами было.

– И не только. Пока ты разгуливаешь по дому, Анжела, но лучше не испытывай моё терпение. Я запру тебя с твоими куклами, и никто о тебе больше не услышит.

Она улыбнулась – мягко и понимающе, терпеливо, как будто это он тронулся рассудком.

– Давно ты проверял свою шкатулку с драгоценностями, Демьян?

Он замер.

Анжела знала код сейфа, где хранился список имен и письма Полины. Она была его доверенным лицом долгие годы, и именно её до вчерашнего дня он собирался назвать преемницей. Он вручил имена выживших той, что с легкостью могла передать их в Орден.

Демьян бросился к серванту и распахнул дверцы. Набрал шифр, распахнул сейф и вытащил шкатулку. Она была пуста: ни писем Полины, ни списка.

– Я сожгла все любовные послания, – с улыбкой прошептала она, – одно за другим. Все, что осталось от твоей любви, Демьян – жалкая горстка пепла. Если бы ты выбрал меня, все было бы иначе.

– Я выбрал тебя! – он сам не заметил, как повысил голос. – Думаешь, я держал тебя рядом из жалости?!

– Вот именно, что держал, – грустно улыбнулась она. – Как собачку.

– Где список, Анжела?! – он шагнул вперёд, но она осталась на месте. Запрокинула голову, без страха глядя в глаза.

– В надёжном месте. Я забрала его не так давно, когда поняла, к чему всё идёт. Ты отпустишь меня, Демьян. Я устала быть твоей красивой куклой. Я уеду, а ты получишь назад свою власть.

Он сжал зубы, резко развернулся, шагнул к серванту. Ярость отринула разум. Подхватив лежащий в сейфе пистолет, он шагнул к ней, с силой сжимая пальцы на тонкой шее. Боль разлилась по запястью, но Демьян только сжал зубы. Оружие дрожало в руке, но он был готов выстрелить.

– Убьешь меня, и список окажется в Ордене, – сдавленно прохрипела Анжела. – Все твои… имена… вся твоя… репутация.

Значит, все-таки Орден. Они охотятся за именами. Какого чёрта?!

Боль разлилась по предплечью и змеей ползла выше, оставляя ядовитые отметины на слабеющей руке. Демьян выдохнул, разжал пальцы и отступил назад.

Анжела закашлялась, растирая шею, на которой наливались красным отпечатки его пальцев.

– Ты отпустишь меня, я верну тебе список, и все закончится. Ты меня никогда больше не увидишь и не услышишь обо мне. Клянусь. Просто дай мне уехать, Демьян. Как ты и говорил вчера.

Демьян прикрыл глаза.

Анжела права, у него не осталось выбора. Если притянуть ребят Звоновского, тайны измененных червями полезут сквозь рыхлую землю. Нужно признать, что он проиграл. Своей безумной музе с кукольным лицом, той, кому доверил всю свою жизнь. Он должен был понять, что с Анжелой что-то не так, заметить, почувствовать. Ежели бы он остановился, вгляделся повнимательнее, задумался… Но на неё не хватало времени, пока не стало слишком поздно. Единственный, к кому можно обратиться за помощью – Михаил. Захочет ли Стрельников помочь после всего, что было?

– Ты вернешь список сегодня.

– Хорошо, – покладисто произнесла Анжела. – Я позвоню и назначу встречу. Если ты попытаешься меня удержать, копия списка отправится в Орден. Я уничтожу её, как только покину проклятую… твою любимую Москву.

Демьян пальцами надавил на веки. Его трясло – то ли в ознобе, то ли от ярости, боль в запястье пульсировала, надсадно ныли ребра. Словно в полузабытьи, он вышел за дверь гостиной, встретил ошарашенный взгляд телохранителя и осознал, что все ещё сжимает пистолет.

– Все в порядке, Артем, – Демьян бессильно опустился на кушетку, положил оружие рядом, – вызовите врача.

Неосознанно спрятал лицо в руках, скрывая горький оттенок нового разочарования. Разочарования в себе.

- 17 -

Ванесса привыкла к Москве. К шумной пёстрой суете, к своеобразному юмору россиян, к некомпетентности. Она и представить не могла, что увидит красоту в таком городе и окружении, что у неё получится наслаждаться жизнью посреди деловитого хамства и беспардонного напора.

Два месяца оказались насыщены событиями больше, чем весь предыдущий год. Жизнь вышла на новый виток, и она всеми силами старалась не потеряться в водовороте чувств.

Чувства. Сильное слово, которого Ванесса долгие годы осознанно избегала. На многое ей пришлось взглянуть по-другому, и груз серьёзных ошибок сейчас казался непосильным. Оглядываясь назад, Ванесса понимала, сколько натворила, и что исправить прошлое невозможно. Зато она могла изменить настоящее, и не только своё.

Она упустила момент, когда основная цель отошла в сторону. Возможно, это случилось, когда она узнала об аварии, или когда услышала его голос по телефону – впервые за недели молчания. Узнавая Демьяна, Ванесса заново училась радоваться жизни и ценить то, что у неё есть. У всего есть свой срок, время неумолимо, но она старалась не думать о дне, когда их история закончится.

Гром грянул с приездом Рэйвена. Он прилетел без предупреждения и появился в её номере после встречи с Демьяном. С выражением триумфа на ухоженном смуглом лице, он рассказал о разговоре с Демьяном. Ванессе стоило немалых усилий остаться невозмутимой при упоминании Палача.

Рэйвен довольно ухмылялся, намекая на своевременный приезд и на то, что оказал Демьяну неоценимую услугу. Он чрезвычайно гордился собой и заочно праздновал победу, Ванесса же чувствовала себя опустошенной. Джордан поставил бы Демьяну подножку при первой возможности, а пока довольствовался удачным началом сотрудничества. Не только и не столько это беспокоило её. Она понимала, что Демьян раскусит Рэйвена ещё на подходе, но мысли о Палаче не давали спать спокойно.

Ванесса боялась представить, что случится, если Демьян узнает об их с Джеймсом разговоре. У неё не хватило храбрости сразу рассказать ему, а сейчас было уже поздно. Скажет ли она сама, или же его исполнители – ничего не изменится.

Демьян звонил ей каждый день, и всякий раз Ванесса взволновано вздрагивала и отгоняла предчувствие беды. Стоило ей услышать внимание и интерес в его голосе, как все тревоги отступали. Она наслаждалась общением с ним, и мысленно молила Бога, чтобы он ничего не узнал. Снова и снова, от звонка до звонка.

В один из вечеров Демьян не позвонил, а на следующий день прислал за ней машину. Ванесса собиралась на встречу, заранее зная, что она может оказаться последней. Она уговаривала себя, что это всего лишь глупые страхи, но руки все равно дрожали. Привычная укладка не получалась, и вместо полутора часов она провела перед зеркалом все три. Когда Ванесса закончила макияж, отражение смотрело расширенными от волнения глазами незнакомой женщины. Той, что боялась потерять дорогого мужчину.

Водитель молчал, и она не заговаривала тоже. В Москву пришла настоящая весна и город расцветал яркими красками. Не только природа, но и люди. Город, такой неприветливый раньше, теперь стал для неё родным. Ванесса жадно впитывала все ощущения, запоминала каждый жест. Улыбки на лицах, суета, сигналы машин.

Они встали в пробку, и она разглядывала других водителей. Мужчина что-то ожесточенно кричал в телефон, а потом бросил его на соседнее сиденье. Молодая девушка красила губы, развернув зеркало заднего вида и вытягивая шею. Отчаянно спорила пара в «Ситроене» справа.

Водитель привез её в парк и подал руку.

– Я вас провожу.

Солнце припекало, сражаясь с холодным пронизывающим ветром. Ванесса расстегнула плащ, но тут же снова запахнула обратно: её бросало то в жар, то в холод. Несмотря на будний день, народу было много. В основном, матери с детьми, но встречались и парочки, ускользнувшие из школ или университетов. Мимо них прошел импозантный седовласый мужчина с дипломатом.

– Сюда, пожалуйста.

Блики солнца играли на водной глади пруда. В зеркальном отражении застыла обратная сторона мира: деревья кронами вниз и ясное небо под ними.

Демьяна Ванесса увидела сразу. Он сидел на одной из лавочек в тени. Неподалеку маячили телохранители, но к их молчаливому присутствию Ванесса привыкла.

– Здравствуй, – волнение и радость встречи смешались воедино. Она села рядом и потянулась к его руке, но Демьян поднялся.

– Пойдем.

От резкого тона Ванесса вздрогнула. Удивления холодным приемом не последовало, только обреченная покорность. Случилось то, чего она боялась.

Ванесса поднялась, вглядываясь в его лицо. Демьян выглядел похудевшим и бледным, а в глубине его глаз снова застыла свинцовая тяжесть. Он смотрел на неё так, как в их самую первую встречу. Будто видел впервые, вот только сейчас в этом взгляде не было даже мимолетного интереса.

В молчании они шли по дорожке, вдоль воды, и Ванесса впервые в жизни не знала, как начать разговор. Все варианты казались жалкими оправданиями. Она смотрела то на проходящих мимо людей, то на пробегающую под порывами ветра рябь, то на Демьяна. Он же ни разу не взглянул на неё, как будто гулял один.

Телохранители следовали за ними, как тени.

– Когда я собиралась в Москву, думала, что все будет иначе, – признание вырвалось неожиданно и вместе с ним пришло облегчение. Для себя Ванесса решила, что останется откровенной до конца. – Мне казалось, что все получится легко и просто. Потом я встретилась с тобой и поняла, что один неверный шаг – и я потеряю все, за что боролась. Мне стало по-настоящему страшно, Демьян. Я привыкла держать все под контролем, но в Москве сама оказалась пешкой. Он позвонил, и я подумала, что Джеймс Стивенс будет мне полезен. Он из тех, кто никогда не сдаётся. Имя убийцы Филиппа – всё, что я надеялась получить от него.

Ванесса замолчала, но Демьян не проронил ни слова. Он шел рядом, глядя прямо перед собой.

– Мы разговаривали дважды, – спокойствие в голосе граничило с обреченностью. – Первый раз, когда я только приехала в Москву, второй – после покушения. Я сходила с ума от неизвестности, Демьян. Я не могла до тебя дозвониться, и…

– Это место сейчас известно, как Чистые пруды, – он безразлично перебил её, – а в семнадцатом веке называлось Поганые болота. Неподалеку был рынок, и сюда торговцы сбрасывали все нечистоты. Сложно представить, правда?

Демьяну безразлично все, что она сказала.

Он сравнивал поступок с теми самыми болотами, или её саму?

– Сложно, – эхом повторила Ванесса.

Демьян развернулся, и телохранители расступились, а после направились следом, словно связанные с ним пуповинами марионетки.

Молчание становилось невыносимым. Они дошли до машины – черная «Мицубиси Паджеро», как та, что пострадала в аварии.

Дверцу ей открыл не Демьян, а один из его сопровождающих.

– Садись, Ванесса, – жестко и равнодушно произнес он, и сердце сжалось.

– Куда мы едем? – она не двинулась с места. Ванесса прекрасно понимала, что при необходимости её просто запихнут в машину, но хотела оставить за собой хотя бы иллюзию выбора.

– К Палачу.

Прозвучало жутко.

Демьян решил устроить ей встречу со Стивенсом? Она попыталась спрятать замешательство за вежливой отстраненностью, вопросительно изогнула бровь. Какое наказание за предательство следует у измененных? Доволен ли он будет знанием, что больно ранил её равнодушием?

Демьян смотрел со снисходительным презрением, и Ванессе оставалось только подчиниться. Она села в машину, откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза. Не хватило духу посмотреть на мужчину – такого близкого и чужого одновременно. Демьян расположился рядом, но с таким же успехом мог находиться на другом конце планеты. От него веяло холодом минувшей зимы, перед которым бессильно даже солнце.

Ванесса понимала, что доигралась. Удалось избежать кары господней за то, что она связалась с Лоуэллом, но она снова запустила руку в осиное гнездо. Связалась с Рэйвеном и Палачом, играла на три лагеря. Вдобавок ко всему осмелилась влюбиться в мужчину, для которого теперь стала чем-то мерзким и незначительным.

За всю дорогу они не обменялись ни словом. Ванессе казалось, что заговори она снова, вся её выдержка разлетится в щепки. Она либо заголосит, как Анжела, либо подавится отчаянием. Демьян не послушает её. Да и что она ещё могла сказать? Оправдываться, объяснять, выпрашивать его милости, как нищая? Ванессу передёрнуло от отвращения к себе.

Склады, автостоянки, гаражи. Серость промзоны, напряженное молчание, холод. Когда машина остановилась, Ванесса вышла, не дожидаясь, пока откроют дверь.

Какая-то база: длинные ряды построек, фуры, погрузчики. У проходной стоял охранник, возле ног которого крутились беспородные щенки. Один из них радостно повизгивал, двое других возились в грязи.

Они прошли в двухэтажное административное здание старой постройки. Внутри оно выглядело немногим лучше, чем снаружи. Краска облупилась, кое-где отваливались целые пласты, скрипел под ногами старый дощатый пол. В кабинете с чистой, но старой мебелью, было холодно. Батареи наверняка давно не работали. Она зябко поежилась, кутаясь в плащ.

Демьян кивнул Ванессе на кресло, остановился рядом и включил ноутбук. На мониторе возникла картинка с камер видеонаблюдения. Человек на стуле со связанными за спиной руками и мешком на голове.

– Твой старый знакомый, – буднично произнес Демьян, – говорить с ним по-доброму не получается. И все-таки я очень хочу спросить у него, что вас связывает на самом деле. Потому что от тебя правду услышать ещё сложнее, Ванесса.

Она вздрогнула, как от пощечины. Холодно, холодно, как же холодно!

Она хотела, чтобы Демьян накричал на неё, потребовал объяснений, выплеснул разочарование. Достучаться до него через лёд отчуждения не получится.

– Я рассказала тебе всё, как есть, но ты не веришь ни единому моему слову

– Ты бы поверила, Ванесса?

Ванесса покачала головой. Она вычеркнула бы такого человека из жизни и пошла дальше. Любой, кто не оправдывал её ожиданий, отправлялся на свалку. Как и те, кто осмеливались ставить ей условия и указывать, что делать. Так она поступила бы раньше, с любым другим, но только не с Демьяном. У него сейчас не самое легкое время. Не каждому дано справиться с тем, что он пережил за последние месяцы.

Раскаяние и накатившая нежность вдребезги разбили остатки самоконтроля.

Ванесса поднялась и уверенно шагнула к нему.

– Ты мудрее, опытнее и проницательнее всех, кого я когда-либо знала, – выдохнула она. – Я бы не позволила себе и слова сказать, но ты меня слушаешь. Почему, Демьян?

Она назвала его по имени: так, как хотела назвать уже давно. По-русски, без американского коверканья. На краткий миг в его глазах мелькнуло знакомое выражение, но тут же пропало, погребенное под толщей льда. Демьян поверил ей. Поверил, но не простил.

– Даже моя проницательность иногда дает сбой, – со странной усмешкой произнес он, – желаю тебе благополучно добраться домой, Ванесса.

Вежливо и изящно Демьян выдворял её из своей жизни. Она не любила слово «навсегда», но другого подобрать не получилось. А главное, она не могла никого винить, кроме себя самой.

Расставаться было так больно! Ванесса привстала на цыпочки, губами легко коснулась его губ, но не почувствовала ответа. Все внутри перевернулось, когда Демьян мягко, но настойчиво отстранил её от себя.

– Артем, проводи мисс Нортон до машины.

Из кабинета Ванесса вышла, не прощаясь и не оглядываясь.

Водитель спросил, куда её отвезти, и она машинально назвала «Ритц-Карлтон». На деле совсем не хотелось возвращаться в пустой холодный номер или хотя бы случайно пересекаться с Рэйвеном. Она чувствовала себя, как сомнамбула: двигалась, говорила, но словно во сне.

Водитель высадил её в двух шагах от отеля, но когда машина отъехала, Ванесса повернулась и медленно пошла по Тверской в другую сторону.

«Пока человек жив, все поправимо, Рыжее Солнышко».

Так в детстве говорил ей отец, и Ванесса ему верила. Только не понимала, почему он не вернул маму, если поправить можно все?.. Ведь та была жива, и он тоже, просто они развелись. Потом она повзрослела и всё поняла. Теперь нет ни его, ни матери, и вот это уже совершенно точно нельзя исправить. Сегодня она потеряла и Демьяна, только иначе.

Легкий плащ не спасал от холода надвигающейся весенней ночи. Красный закат, Красная Площадь, Кремль. С приходом тепла народу здесь стало ещё больше, чем обычно. Ванесса не замечала никого и ничего. Как назло, у неё никогда не получалось плакать. Выдавить из себя даже самый жалкий всхлип – только чтобы стало легче, не получалось. Лица, лица, лица, вспышки фотоаппаратов, голоса. Русский, английский, китайский, французский.

Она уловила движение совсем близко, но не успела обернуться. Жало стилета или острой спицы вонзилось в кожу под нижним ребром, изящная рука легла на бедро.

– Только пискни, Лисичка – и тебе уже никто не поможет.

Шипение Анжелы за спиной было не страшнее ощущения стали, царапающей кожу. Ванесса знала, что если ударить резко и сильно – жало пройдет сквозь почку и разорвет брюшную артерию. Её не успеют довезти до больницы.

– Чего ты хочешь? – сдавленно прошептала она.

– Преподать тебе урок хороших манер. Шагай!

Со стороны они, наверняка смотрелись, как хорошие подруги, решившие прогуляться на ночь глядя. Ванесса прикидывала, что будет, если она попытается вырваться или закричать. Анжела сейчас человек, но столетия навыков так просто не отменить. Она успеет ударить, не так, но иначе. Анжеле не удастся отвертеться, но ей уже будет все равно.

Ненормальная. Джеймс предупреждал, чтобы она держалась от неё подальше. Джеймс. Запоздало Ванесса подумала о том, что ему тоже никто не поможет. И он, и она, избежали смерти на Острове, чтобы навсегда остаться в Москве. Красный закат пламенел над городом, но теперь небо казалось залитым кровью.

Они дошли до машины – серебристой «Ауди A8», и остановились.

– Что теперь?

– Возьми у меня в кармане ключ, открывай машину и медленно садись на заднее сиденье. Постарайся не делать резких движений, меня это раздражает.

– Анжела, я больше тебе не соперница… – Ванессе стало стыдно за свои слова, но она ничего не могла поделать. Холод отступил, и теперь все платье под плащом было мокрым от пота. И крови – там, где сталь вонзалась в кожу.

– Это уж точно, – язвительно рассмеялась та, – открывай!

Ванесса не успела спросить, как она собирается вести машину и угрожать ей одновременно. Пискнула сигнализация. Стоило потянуть на себя дверцу и осторожно наклониться, как резкий удар в затылок отключил сознание.

- 18 -

Складские помещения пустовали – прежний арендатор съехал пару месяцев назад. Площади были хорошие и место неплохое, но здание под администрацию базы советской постройки находилось в аварийном состоянии. Из окна открывался вид на несколько контейнеров, забитых хламом предыдущего владельца, который тот не стал вывозить. Чуть поодаль – здания под склады, одно из них с полуподвальным помещением, где держали Стивенса.

Демьян не хотел затягивать. У Палача всё равно один итог, а о том, что он делал рядом с Оксаной, ему так или иначе придется рассказать. Пусть даже для этого придется привлечь к допросу саму Миргородскую.

Весенние сумерки нахлынули быстро, сменившись темнотой, но он не хотел уезжать. В этом забытом всеми месте Демьян чувствовал себя на удивление спокойно. Байка про то, что время лечит – ложь. Оно лишь сменяет декорации и позволяет взглянуть на случившееся иначе. Раны остаются, и рубцы от них временами нещадно ноют.

Мысленно он снова возвращался к предательству Анжелы и вспоминал Вальтера. Она стояла у истоков того, что сейчас расхлебывают все. В это верилось с трудом, но после случившегося Демьян ни в чём не сомневался.

Расплата за самоуверенность настигает внезапно, и бьёт больнее, чем можно себе представить. Анжелы, которую он знал, больше не было, но женщина, живущая в её теле поразительно напоминала его музу. Их связывали чувства, годы и кровь, и всё это не было пустым звуком. Когда-то он спускал ей многое, но прощение не вернёт Анжеле рассудок.

Приходили и мысли о Ванессе, но Демьян стряхивал их с края сознания, как мерзких насекомых. Она говорила правду, но это уже ничего не меняло. Внутри поселилась мертвая пустота, какой он не знал за все годы существования измененного. Даже после смерти Полины Демьян чувствовал себя более живым.

Михаил приехал, как договаривались, к половине седьмого. Им о многом предстояло поговорить, в том числе о судьбе списка. Осталось закрыть тему Стивенса, а потом он соберет всех и назовёт Стрельникова своим преемником.

Нужно было слушать Вальтера – Палач всегда благоволил Михаилу. Керт протянул столько лет потому, что подпускал к себе только тех, кому доверял безоговорочно. Эльза говорила, что он повелся на его предложение, поехал на встречу. Тогда при чём тут Орден? Они не сунулись бы в убежище Палача, а в делах такого толка Вальтер не действовал через третьих лиц. Как его достали, Демьян понять не мог.