БЕЛЫЕ ПЕРЧАТКИ 10 страница

Нина быстро сняла пальто, меховую шапку и сапоги, словно боялась, что Виктор передумает, поэтому спешила… Но привести себя в порядок – это святое! Когда расчесывала свои пышные волнистые волосы, заметила, что застывший как в почетном карауле гость пристально разглядывает ее.

Он действительно как завороженный наблюдал за ней и откровенно любовался. Распущенные золотистые волосы, ярко-красный костюм с белым воротником и манжетами придавали ей торжественный вид.

«Держится с достоинством, однако просто и мило», – признал Славный, боясь пропустить любое ее движение или жест.

Вдруг уловил мягкий запах нежных духов и ненасытно, хотя и незаметно, наслаждался им. При сочном освещении со всех сторон Нина словно зажглась изнутри и теперь казалась мифологической богиней! Завороженный Виктор не мог оторвать от нее своего восхищенного взора. Только чуть распухшая губа и застывшая на ней кровь мельком напоминали о случившемся инциденте, но он настолько увлекся, что совершенно не замечал их.

Поймав на себе очередной восхищенный взгляд, хозяйка спросила:

– Почему ты так жадно смотришь?

Виктор смутился и на мгновение опустил голову: яркий румянец залил его щеки и шею.

– Потому что нельзя…

– Что нельзя? – уточнила Нина мягким голосом.

В его сердце зазвучала мелодия популярной песни: «…Потому что нельзя, потому что нельзя, потому что нельзя быть на свете красивой такой!.. »

Но произнести это Виктор не решился. Нина настаивать не стала и заботливо предложила снять шинель. Он подчинился, хотя сделал это как-то неуклюже, по-медвежьи. Но она этого не заметила. Представ совсем в другом виде, гость приковал ее внимание. Нине почудилось, что внезапно распахнулась невидимая дверь и бодрый озорной ветерок из другого мира, пронизывающий и волнующий до дрожи, ворвался в душную квартиру и освежил ее. Из оцепенения ее вывел голос Виктора:

– У вас кровь, – участливо произнес он. – Надо приложить что-то холодное, а то будет синяк.

Нина машинально облизнула губу и почувствовала припухлость. «Заживет», – уверенно ответила она улыбкой и за руку повела дорогого гостя в ванную.

– Мойте руки. Вот полотенце.

«Как он красив! Сколько в нем завораживающей мощи и притягательной энергии! » Застыв в изумлении, она с удовольствием разглядывала его, словно пыталась запомнить каждую деталь: густые волосы, строгие черты овального лица, внимательные серые глаза, чуть приплюснутый нос и массивный подбородок. А какие мускулистые и жилистые кисти!

– Я рада, что мы познакомились. Вы такой бесстрашный! – Нина вздохнула и насупилась. – Обидеть хрупкую одинокую девушку легко, но очень нелегко успокоить ее душу и унять засевшую боль. Спасибо, что защитили меня, – вдруг осеклась и смущенно опустила голову. А когда подняла, в глазах мелькнула недавняя тревога.

Но Виктор уже озаботился другим. Приложив мокрое полотенце к ее губе, он замер в каком-то таинственном ожидании: как будто вот-вот должно свершится чудо! Тронутая такой заботой Нина невольно прислонилась щекой к солдатской груди и сразу уловила взволнованный стук незнакомого сердца – настолько мощный, что, казалось, он слышен даже на улице. Нина еще сильнее прижалась, желая вобрать в себя его мощь, уверенность и силу духа. Ей уже хотелось проникнуть в него всем своим существом. С ним творилось что-то невероятное. Погрузившись в совершенно новые, неведомые ранее ощущения, она еще никогда не чувствовала себя в такой безопасности.

– Сейчас на душе так легко и спокойно, – призналась она, подняв на него искрящиеся глаза. – Вот так бы стояла и стояла… целую вечность! – взволнованно произнесла она, глубоко переведя дыхание.

А неподвижный Виктор не слышал ударов своего сердца, продолжая вдыхать ароматный запах ее роскошных волос. Случайно заметив на полке земляничное мыло, понял, что они пахнут именно этой лесной ягодой!

«Земляничка! » – ласково окрестил он ее и от радости крепко обнял, ощутив налитые молодостью груди, упругий живот, тугие бедра. Он едва удерживал себя, чтобы не прижаться к ней губами, не уступить безумному порыву. Однако внутри что-то с трепетом вспыхнуло и обдало возбуждающим жаром. Давно он не испытывал подобных чувств и был счастлив, не замечая ни времени, ни пространства, ничего… Если бы не нелепый случай, не держал бы он сейчас в руках горячее девичье тело, не испытывал бы почти невесомого состояния. Виктор боялся даже пошевелиться, выдать затаившееся ощущение блаженства; а его взволнованное сердце продолжало не просто стучать – оно клокотало, напоминая звон колокола в праздничные дни. Вскоре оно подстроилось и громыхало в лад другому, хоть и менее мощному, но вмиг ставшему желанным и близким. Синхронное биение придавало только что родившемуся дуэту особую красоту и чарующую гармонию.

Хотелось перевести дух, что-то говорить и шептать о возвышенном, однако, испытывая неловкость и волнение, Виктор забыл все нежные слова, да и нужны ли они в подобных ситуациях? Он только беспрерывно пригубливал благородные лесные ароматы. Его сердце сказало больше, чем все вместе взятые любовные оды, поэмы и серенады. Нина уже тонула в его ритмичной поэтике чувств и не могла оторваться от пьянящих до сладостного безумия ощущений; жаждой ласки горела ее трепетная душа и требовала ответного всплеска и действий.

И в этот самый неподходящий момент о себе напомнил безжалостный разум, с его чопорной пунктуальностью и уже доведенной до автоматизма дисциплинированностью. Напомнив о времени, о долге и обязанностях, он не сжалился над молодыми вольными сердцами, обретшими одну любовную тональность, не пощадил только что родившуюся и звучавшую в их исполнении песню. Приподнятые до небывалой высоты мысли Виктора тут же приземлились, частично растворились и постепенно вытеснились уже другими: обыденными. Перед глазами, совсем некстати, вдруг мелькнуло строгое лицо майора, который своим озабоченным видом придал ему уверенности и помог укротить взыгравшую страсть. Славный словно очнулся, ему удалось усмирить в своем сердце набат и заставить его биться ровнее.

– Мне пора, – неуверенно прошептал он, боясь потревожить прильнувшую к его груди Нину.

Она встрепенулась, словно ошпаренная, кровь горячей струей растеклась по всему телу – он увидел ее пылающее лицо, а глаза выдали тревогу. Для нее это «пора» прозвучало так неожиданно, что она вновь испугалась, только на этот раз на нее не напали, а хотят разлучить со своим мужественным спасителем.

– Как? – не поверила своим ушам Нина. Ею уже владели беспокойство и растерянность. – А как же чай, кофе? Нет, не отпущу, – решительно запротестовала она и намертво вцепилась в дорогого гостя.

Нина чувствовала на своих волосах горячее, прерывистое дыхание, ощущала его сильную руку на талии. Набегавшие волны блаженства подняли ее до уровня его губ. Это было какое-то чудное, сладостное забытьё – состояние, подобного которому она еще никогда не испытывала. Обхватив шею Виктора, она с жаром поцеловала его. Потом еще и еще… Сердцебиение ускорилось и зачастило, а руки сначала робко, потом всё смелее заскользили по его бронированной спине. Они пылко ласкали жесткие волосы, пунцовые щеки, чувствительные уши…

– Еще минуточку… – шептала она и продолжала так крепко целовать, что у него перехватило дыхание, а всё тело сотрясалось от упоительной внутренней бури.

* * *

А Лиза со своим богатым бойфрендом уже развлекалась в ночном клубе. Сверкающий разноцветными огнями теплоход-ресторан радушно встретил роскошную пару, предоставив им редкую возможность любоваться красавицей Окой и ее завораживающим рельефным берегом, украшенным освещенными церквями, старинными домами, бетонной набережной и Речным вокзалом. Лиза обольщалась сознанием собственной значимости, а ее ухажера пьянила иллюзия, что ему принадлежит всё и решающее слово всё же за ним.

Они брали от сказочного вечера всё: танцевали в неземном полумраке, баловали себя дорогими винами и беззастенчиво прилюдно целовались. Миша не скупился в расходах:

– Попробуй французское вино, сладострастная ты моя. А теперь знаменитое кахетинское… А уж такого ты точно не пила…

Лиза с удовольствием пробовала предложенные напитки и чувствовала, как сладко плывет в этом оживленном зале: то растворяясь в очаровательных мелодиях танго, то вновь возрождаясь в медленных упоительных ритмах. Растворяясь в них, она терялась в массе себе подобных. Лиза утонула в веселье и беззаботности. Больше ее ничто не интересовало. А заботливый Миша снова и снова предлагал выпить, незаметно подливая водку в бокалы с шампанским и вином. Время уже перевалило за полночь – Лиза заметно опьянела и, когда вышла на свежий воздух и поднялась на набережную, тут же оказалась в знакомом джипе. Теперь внимательный ухажер после такого великолепного и многообещающего вечера собрался так же красиво и эффектно доставить ее домой.

Расслабившись, она неосмотрительно уснула. Очарованный красотой своей пассии, обожатель решил насладиться чарующим воздухом соснового бора, который стал невольным свидетелем надвигающейся трагедии. Воспользовавшись беспомощностью своей подруги, Миша-жлоб торопливо раздевал Лизу. Она проснулась и, ничего не понимая, захлопала густо накрашенными ресницами. Увидев ухмыляющуюся самодовольную физиономию своего обольстителя, вскрикнула от охватившей вдруг ужасной догадки и стала отбиваться. Но Мишу это только раззадорило. Он разорвал платье и оголил молодые модельные груди.

– Как ты восхитительна! Ты соблазнительна как никогда! – восторженно оскалился он, продолжая тискать попавшую в капкан жертву. Делал он это с откровенной жестокостью, оставляя на ее нежном теле синяки. Она отчаянно сопротивлялась, звала на помощь. Но это только еще больше возбуждало изощренного насильника. Даже не напрягая больную фантазию, он представлял, что оседлал необъезженную лошадку. От ощущения вседозволенности и безнаказанности он испытывал дикое удовольствие и яростно ржал.

Только сейчас до опьяневшего сознания Лизы дошло, что она имеет дело с настоящим садистом, и испытывала ненавистное отвращение к нему и всему, что связано с ним. Но, как в жизни часто бывает, отрезвление приходит слишком поздно.

– Давай, давай, громче кричи! – хрипел вошедший в раж богатый обольститель. – Ты мне такая больше нравишься. Ух ты мой Лизунчик! Ты мне за всё отработаешь, за каждую копейку! Никуда не денешься.

Когда она в отчаянии расцарапала ему лицо, он дал ей пощечину, вторую, третью…

Лиза какое-то время беспомощно сопротивлялась, кричала… но силы таяли. Она снова вцепилась ему в щеку. Потерявший над собой контроль подонок взвыл и ударил в челюсть, после чего Лиза сразу сникла и жалобно заскулила, как жестоко наказанная домашняя собачонка, привыкшая только к ласке и роскоши.

– Ты думаешь, я просто так за тобой ухаживал? Кормил, поил, катал на джипе! Нет, дорогая! Кафе, рестораны, подарки, бензин… – всё это денег стоит. Пора платить по счетам... И не вздумай вякать – порву на запчасти, раздавлю, как самую последнюю суку…

Джип на большой скорости летел по предутренним дорогам Нижнего Новгорода. Насвистывая, довольный Миша выжимал из него всё. Лиза на заднем сиденье сжалась в комок и хлюпала. За квартал до ее дома он резко притормозил.

– Выметайся. Дальше шлепай пешком. Если захочешь еще покататься со мной, звони. Всегда буду рад обслужить, вместе развлечься.

Лиза выскочила из автомобиля – тот со свистом рванул с места.

Накинув шубу по самые уши, она двором побежала домой. Вспомнила о родителях: что они скажут, когда увидят ее такой – платье разорвано, прическа растрепана, лицо заплаканное. А синяки?! Предки, наверное, всю ночь не спали – переживали за нее. Ничего, что-нибудь придумаю. Скажу, что меня ограбили неизвестные парни: хорошо еще, что отпустили, а то бы…

* * *

Земляничные губы и чудодейственные руки Нины повелительно сковывали тело солдата и опьяняли его разум. Он сам не знал, что с ним происходит. И вдруг Виктор опомнился, освободился от пьянящих чар и замер в недоумении.

«Что же я делаю? » – спросил он себя, сопротивляясь через силу. Его будто отключили от реального мира и окунули в другой, где уже вовсю кипела всепоглощающая и испепеляющая страсть. Но что-то в нем включилось, и он, словно мгновенно протрезвев, не рискнул испытывать интригующую судьбу с неизвестным концом. Крепко сжав трепещущие ладошки Нины, он в упор уставился на нее. Глаза говорили за него: «Прости, я не могу… вот так сразу… Да ты и сама потом будешь жалеть… Не хочу в тебе разочароваться и себя разочаровать…»

Виктор, как бы извиняясь, нежно поцеловал ее и прошептал:

– Мне и вправду пора. А то Русинов в комендатуре уже икру мечет.

Она не нашлась, что ответить, в ней что-то оборвалось, разрушилось: теперь она ничего не видела, не слышала, не чувствовала, предоставляя воцарившемуся молчанию черной тучей тяготеть над ней. А он по-военному быстро привел форму в порядок и своей образцовой опрятностью показался еще более недосягаемым.

У Нины сдавило грудь тяжестью неразделенного чувства, она словно очутилась перед неодолимой, бессмысленной стеной, о которую беспомощно билась ее полыхающая страсть, она пыталась хоть что-то изменить, задержать его, но Виктор твердо стоял на своем. Одно ее утешало: понимание того, что в его душе происходит борьба сильной воли с не менее сильным противодействием.

А он, снимая с вешалки свою шинель, увидел другую, офицерскую. «Странно, а что же я раньше ее не заметил? – озадачился он. – Да шут с ней – сейчас не до нее».

Он поспешно выскочил на лестничную площадку и с жадностью хватанул свежего воздуха. Нина – следом, чтобы проститься. Виктор задержался, хотел что-то сказать, но предпочел ласково обнять удивительную девушку – он был искренен в признательности за ее почти бессознательный внезапный порыв, за проявление горячей пылкости. Одновременно он как бы извинялся за свою несуразную торопливость.

«Что же я наделал? – вдруг промелькнуло в сознании самокритичное осуждение, но тут же было раздавлено, задушено в зачатии. – Я сделал самое благоразумное, что можно было сделать в этой непростой ситуации: а именно – не сделал ничего! »

Ему казалось, что Нина всецело поглощена какой-то мыслью; взглянув на ее вздымающуюся при вздохе грудь, он усердно вслушивался, стремясь понять ее сердце и хоть как-то уменьшить и скрасить гнетущую тяжесть молчания. Его взгляд выражал чувство благодарности за то неожиданное счастье, подаренное ему – простому парню в погонах. Нина собралась и с приятно щемящей болью в душе хотела сказать что-то важное, но… услышала знакомые голоса подруг. Как некстати! Девушки устало поднимались по лестнице и чему-то возмущались. Прятаться Славный не счел нужным. Да и поздно уже.

«Еще их не хватало… В самый неподходящий момент! » – подумала Нина, невольно нахмурив брови. Виктор тоже уставился на подошедшую парочку, устремившую на него изучающие взоры.

– Смотри-ка, она уже дома и почти в обнимку. А мы ее разыскиваем, – удивилась высокая и сухая девица с удлиненным лицом.

– Ты чего убежала? – спросила другая: полная, с ярким блеском ровных зубов и морковными губами.

Виктор присмотрелся к ней: крепкая, ладная, статная, с бархатными бровями, горячим сдобным румянцем на матовом округлом лице. «Не баба, а кровь с молоком! » – сказал бы его дед, по-доброму ухмыляясь в густые усы.

– А это кто? – обратилась она к немного растерявшемуся Виктору. Он решил промолчать и предоставил возможность ответить Нине.

– А это патруль, – как-то неуверенно выпалила она и взглянула на него, словно сама сомневалась.

– Да, да. Вот смотрите, – показал он повязку на рукаве.

– Не слепые. Но мы и кое-что другое видим, – полная с лукавой усмешкой посмотрела на Нину, и все поняли, что она имела в виду. Та в растерянности сразу прикрыла распухшую губу, которая от жарких поцелуев вновь кровоточила.

– Клянусь, это не я. – Виктор сделал испуганный вид и, играя пальцами, показал свои ладони. – Чистые, чистые, смотрите!

– Это еще надо проверить – экспертиза покажет. – Сухая нахмурила брови и с грозным видом вплотную приблизилась к Виктору. – Если что, ты меня знаешь…

– К сожалению, не имею чести, – откровенно признался Виктор, и не думая обижать ее.

– Как? Ты не знаешь меня? Эх, ё-моё!.. А честь где потерял? Надо найти… без нее нынче нельзя.

– Да что ты к нему пристала? Не выпячивай свою запятую – всё равно ей никогда не стать восклицательным знаком, – попыталась урезонить ее внушительная подруга, но та уже завелась.

– Он не знает! Да как ты смеешь?! Ну, ты даешь, солдат! – разочарованно удивилась она с серьезным видом.

– Я иногда действительно даю кое-кому, – признался Славный – он и здесь оставался честным, но та не обратила внимание на двусмысленность его ответа.

– Я тоже, – мощная для устрашения показала ему здоровенный кулак.

– Только не это… – отступил он, подметив про себя: «В отличие от подруги она на “а“ наворачивает и говорит чуть медленнее».

– То-то, – с облегчением выдохнула пухлая, не скрывая на своем лице удовольствия. – Короче, ты меня понял?

Смущенная Нина как бы отошла на второй план. Она выразительно загрустила и опустила длинные ресницы: казалось, еще мгновение – и она разревется. Но чудом сдержалась. Виктор смотрел на нее с нежностью и сожалением, что не может утешить, а она этого заслуживала.

– Да что вы пристали к человеку, – взорвалась она. – Напал совсем другой, а он, наоборот, защитил меня… А потом по приказу майора проводил домой.

– Ну, так бы сразу и сказала, – откровенно обрадовалась длинная, показав открытой улыбкой ровный ряд мелких зубов. – А то я уж собралась закатить кровопролитную драку – иначе я просто не умею. А потом выяснилось бы – пострадал совсем невинный боец, хороший человек! Позвольте представиться: гвардии сержант Морозова, – по-военному отчеканила она, не прикладывая к виску руку. – Можно просто Муза. А теперь поведай нам о себе, двух часов хватит?

Подражая ей, Виктор вытянулся и выпалил:

– Рядовой Славный.

Подруги многозначительно переглянулись и сразу повеселели.

– Как, как?! Ой, как всё романтично, – засияла озорная Муза: в ней присутствовала какая-то привлекательная хитринка, необузданная веселость и находчивость, что-то пронырливое, пробивное и бесшабашное. – А он и правду славный малый! – гнусавым голосом продолжила она и артистично изобразила томный любвеобильный взгляд, против которого, как ей казалось, ни один мужчина не в состоянии устоять.

– А я Дина Дронова, тоже сержант, – пробасила другая и крепко пожала Виктору руку, он смешно затряс ею и как-то по-детски скорчил лицо от боли.

– Ну и подруги у вас, того и гляди, все кости переломают. Огромное вам спасибо, Нина. Если б не вы, несдобровать бы мне.

Она скромно отмахнулась и как-то устало, но всё равно выразительно-ласково улыбнулась.

– Я вас покидаю, милые девушки, а то меня скоро в розыск объявят за дезертирство, – Виктор отдал честь, резко повернулся и собрался уходить, но его остановила сержант Дронова:

– Передайте своему майору, что мы объявили вам благодарность за то, что доставили нашу подругу в целости и сохранности.

– Есть! – четко ответил Виктор и подмигнул прижавшейся к холодному косяку Нине.

– А что мы здесь стоим? – нахмурилась Дина. – Сержант Скальнова, а ну прикажите нам войти в квартиру, а то мы с Музкой уж больно стеснительные.

Не успела хозяйка раскрыть рот, как бойкие подруги насильно втащили ее в прихожую.

Довольный Виктор, набирая скорость, спустился и вдруг замер у двери, словно не решаясь выйти. Собрав волю в кулак, всё же выскочил в морозную темень. «Хоть темнота и является покровительницей всех влюбленных, но только не лютая», – подумал он, поеживаясь, и улыбнулся приветливому небу, испещренному огненными звездами. В застывшей полуночной тишине беззаботно светила круглая луна. Виктор вдохнул полной грудью – вкус понравился. Поправив ремень и поглубже натянув шапку, он заспешил в комендатуру, в ушах звучало: «Мы парни бравые, бравые, бравые!.. » Он шел и ритмично дышал: глубоко, уверенно, наполняя легкие сухим чистым воздухом.

Взволнованный майор поджидал его на улице. Он ходил взад-вперед и озабоченно посматривал по сторонам. Увидев запыхавшегося Виктора, сразу бросился к нему.

– Ну как? Всё в порядке?

– Да не совсем. Проводил до дома, а с ней истерика. Пришлось успокаивать. Поэтому и задержался. А как наш ефрейтор?

– Плохо дело. Похоже, и вправду сотрясение мозга. Госпитализировали. Слушай, а ты этого типа не запомнил?

– Да я его даже разглядеть-то не успел – темно было. К тому же, волчара, сразу убежал.

– Жаль. Найти бы его, – майор тяжело вздохнул и задумался, потом полушепотом добавил: – И еще. Я никуда не отлучался. Только вы чуть раньше подбежали. Ты всё понял?

– Так точно, – без выражения подтвердил Славный.

– Молодец! Хороший из тебя получится солдат. А теперь вперед, на линию огня.

Они вошли в комендатуру, в которой царило таинство многих судеб: одни здесь возвысились, нашли спасение, утешение, а другие лишились званий, перспектив и последних надежд. Виктору сразу бросилась в глаза женщина лет сорока пяти с ярко накрашенными губами, припухшими веками, одутловатыми щеками и обвисшими волосами. Из-за отсутствия в верхней челюсти зуба она с характерным свистом объясняла помощнику военного коменданта:

– Он ударил мне ножом в левую грудь.

– И что, прямо в сердце? – спросил испуганный лейтенант и покраснел.

– Не-е. Попал чуть левее пупка, – успокоила она и на радостях с упоением громко икнула. – Хотите, покажу?

– Нет, нет… Ни в коем случае, – молодой офицер панически замахал руками. – Как же это случилось, Дробик? – недоумевал он, обращаясь к понурому прапорщику, сидевшему рядом с женщиной. На ее фоне он выглядел каким-то невзрачным и жалким.

– Зачем вы это сделали? Как вы могли?

– Она сама меня заманила. Бутылкой! Мы выпили, разговорились. Но когда я увидел ее голой, пардон, обнаженной… Извините, но я не мог вынести такого наглого безобразия! – презрительно указал он на нее. Рука сама потянулась.

– И какие выводы?

– Одной бутылки все-таки маловато! Как взглянул: то ли со страху, то ли в горячке сразу схватился за перочинный нож – честное слово, большего она не заслуживает.

На этот раз Славный с интересом разглядывал прапора со странной фамилией, затем снова переключился на пострадавшую: он так уверенно и проникновенно уставился на нее, что ей стало даже неловко за несвежее нижнее белье. Она не выдержала и отвернулась.

– Теперь-то, Дробик, вы осознали? Хоть какие-то выводы сделали?

– Еще какие! После одной чекушки я еще в состоянии что-то понимать в красоте! А дальше и больше – уже как в тумане. Чтоб я – и продался за одну бутылку!.. Да еще на двоих!

– Твою цену теперь определит трибунал. А пока быстро в холодную камеру – трезветь, трезветь и умнеть, – приказал лейтенант, затем деловито обратился к Славному:

– Ну, докладывай, боец, пока комендант не пришел. Так что же все-таки произошло?

Виктору пришлось не только обо всем рассказать, но потом и подробно описать, на что ушло минут сорок.

Для Копытова увольнение тоже оказалось памятным и богатым на события. К вечеру он зашел в местный Дом культуры – сожалел, что один. От соблазнительного женского «малинника» глаза сразу разбежались. Чтобы собрать их в кучу, он для храбрости «дернул» в буфете стопочку, затем стал присматриваться к девушкам, надеясь выбрать самую симпатичную. Ему глянулась привлекательная толстушка с обиженным на весь мир взглядом. Копытов решил вдохнуть в нее жизнь и тут же подрулил к ней.

– Как я вас понимаю… В мире столько несправедливости! Но мы должны держаться вместе и помогать друг другу в трудную минуту. Вот вам моя крепкая рука, разрешите представиться?

Она кинула на него изучающий взор и презрительно фыркнула:

– Ф-фу! Да ты же косой! – скривила она соблазнительные губы, что означало: он померк в ее глазах.

– А может, я вам так глазки строю! – не растерялся Копытов и, используя остатки своего неотразимого обаяния, мило улыбнулся.

– Хм… Еще строителей мне не хватало, – ошпарила она его откровенным презрением и демонстративно отвернулась.

Но самоуверенный Копытов не унимался:

– Да не строитель я вовсе, а простой боец! Люблю простых – себе подобных.

– За просто так иди в другое место, – ухмыльнулась она, ее подруги оживленно захихикали.

И он пошел, поскольку догадывался о примерной сумме, а такими деньжищами скромный солдат явно не располагал. Вскоре Копытов подкатил к рыжей милашке с тощими плечами и бедрами, стараясь умаслить ее необыкновенными комплиментами, однако переросток-недоучка не только не поняла скользких намеков, но и не оценила его вымученных стараний. Незадачливого связиста снова послали, на этот раз еще дальше, где и заплутаться можно. Он сходил в два места и вскоре вернулся – не любил отступать: чему-то уже научили доблестные командиры. Придирчиво оглядев скучающие ряды вероятных поклонниц его редкого таланта, он пристал к третьей кандидатуре: шатенке средней комплекции с пухлыми губами. Но она оказалась с парнем, которого при выяснении жестких отношений поддержали дружки. В этот момент Копытов пожалел, что рядом с ним нет Виктора – они бы показали этим соплякам, что и двое (его одного оказалось явно маловато) – в поле воины!

Отвергнутый ухажер с горя добавил еще сто горячих грамм, потом еще… Остановило доблестного бойца только отсутствие финансовых возможностей. В расстроенных чувствах он поплелся к родным пенатам. Выбрал незнакомую дорогу и по известному закону наткнулся на земляную преграду, скрывавшую яму. В трезвом состоянии прошел бы и не заметил, но в хмельном мозгу взыграло неистребимое любопытство.

– Откуда она взялась? Утром, кажись, отсутствовала. И ограждения нет. Непорядок, – заскрежетало недовольство в его хмельных мозгах.

С ними не могли не согласиться его тело и конечности. Встретив полное единодушие внутренних органов, ноги обрели уверенность и ринулись штурмовать свежую глиняную кучу, снизу которой валил густой специфический пар. Неустойчивые сапоги оказались к тому же еще и скользкими… и Копытов мигом скатился на дно. Приняв отрезвляющую горячую ванну и вдоволь искупавшись после неудачных попыток совершить дерзкий побег из плена, он не сдавался, посылая в адрес ремонтников нелицеприятные слова солдатской «благодарности». Только с четвертой попытки связист вылез из воронки. Но у него был такой вид – даже сам испугался. Хорошо еще, что его не видели командиры и патруль – инфарктом точно наградил бы! А мнения гражданских лиц в данный момент его совершенно не интересовали. Чтобы очиститься от глины и песка, Копытов резво повалялся в свежем снегу, сопровождая это приятное занятие диким ржанием.

Высохнуть времени не оставалось. На КПП он заявился мокрым, грязным и злым – и его можно понять. Но не всем это дано, особенно при исполнении служебных обязанностей. Помощник дежурного по части капитан Голяков сегодня отличался повышенной любознательностью и щепетильностью.

– Рядовой Копытов, почему возвращаетесь из увольнения с запахом?

– Не пахнут только покойники.

– Так от тебя разит!

– Значит, я неотразим! Поверьте, отбоя не было от девчонок. А от боя с их кавалерами я тоже получил «благодарность»… – сморщившись, он приложил ладонь к челюсти, – …и удовольствие.

– Заметно. Ты на гражданке не занимался фигурным катанием?

– Вы находите мое тело фигуристым?

– Да нет. При ходьбе ты выписываешь какие-то странные фигуры!

– Ох, и умеете же вы, товарищ капитан, фигурально выражаться, – икнул он и обдал офицера стойким запахом спиртного.