БЕЛЫЕ ПЕРЧАТКИ 9 страница

– Как же ты в армию попал? – доброжелательным тоном спросил спаситель и представил резвого жеребца, носившегося по скошенному полю. – Тебя же не должны…

– За деньги сама пошел. Моя дед крепко воевала – орден, медали много есть. Сейчас в город живет. Всегда ругала всех, говорил: не успели с гор спуститься, а им сразу «Мерседеса» падавай. А кто работать будет?

На губах Славного заиграла легкая улыбка.

– А ты хоть знаешь, что такое «Мерседес»?

– Видела у родных наших – красивый машина! Дед сказала мне: иди в армий, учися жить, ваевать. Русской люди, книга – харашо изучай.

– А дед-то у тебя мудрый! – откровенно признал спаситель.

– Отчень! Бальшой, уважаемый челавек!

– Вот и учись, чтоб не подвести его и стать таким же. И еще совет: далеко не каждого слушай, а то такому научат – долго переучиваться придется.

– Поняла: не такой дурак – буду пасылать их далеко подальше. Я теперь смелый: горы не баюсь, огонь не баюсь, а леса и мароза баюсь.

– Да ты, наверно, о лесе судил только по дровам?

– У нас есть лес, но мала. Савсем не Сибирь!

– Она одна такая! На всю планету!

В казарме Виктора прихватил Хохрячко – словно поджидал его.

– Славный, а ты чего без дела болтаешься? Вот ты-то мне и нужен. К этому, как его, «отморозку» Туралиеву…

– Отмороженному, – поправил Виктор.

– А, какая разница, – небрежно отмахнулся он. – Так вот к нему нахлынула куча родственников. И как он сумел им сообщить? Мне звонили с КПП: они там шум устроили, требуют пропустить… хотя бы показать живым. Сейчас они уже в гостинице. Ты сходи, успокой… Ты же у нас умный, рассудительный, объясни по-человечески, что к нему нельзя – лазарет у нас режимный.

– Есть, товарищ старший прапорщик.

– Да, чуть самое главное не забыл. Парень ты здоровый, поэтому всё, что они привезли ему, – сразу ко мне. Лично проверю…

– На вкус?

Хохрячко чуть смутился.

– И не только. Чтоб ничего лишнего. А как же еще – я их знаю. И не задерживайся там, – от предстоящего удовольствия он крепко потер руки, словно уже сейчас, подобно иллюзионисту, собрался показать какое-то чудо. Но из них ничего не вылезло, не выпорхнуло – видно, еще не время для сюрпризов.

В тесном номере Виктора встретили радушно, по-восточному. Сначала отец Туралиева представил всех:

– Это мой старший брат, это младший брат, это мой средний сын, это лучший друг, а вот жена нашего солдата. А это моя жена – мать моих детей. Проходи к столу, рассказывай.

Все, кроме женщин, расположились на полу. Глядя на них, Виктор тоже сложил ноги и разместился на почетном месте, рядом с главой семейства. Попробовал всё: мясо, фрукты, овощи, сладости и, конечно же, зеленый чай. Попутно удовлетворил их нестерпимое любопытство:

– Я только что от него. Чувствует себя хорошо. Но к нему нельзя – инфекция, карантин. Мне пришлось рисковать – чего не сделаешь ради дружбы. Так что не волнуйтесь: он вам позвонит, я сегодня же скажу ему, что вы приехали.

О себе и своем участии в спасении Туралиева Виктор умолчал, так как уже наелся и вспомнил о Хохрячко. Представил его голодные глаза и сразу заторопился. Нести пришлось четыре тяжелые сумки: старшина роты вовсе не дурак, раз выбрал именно его. При виде их прапорщик приятно удивился, его неповторимые усы аж изумленно дернулись и еще больше взлохматились.

– Так, сейчас проверим на съедобность, – громко хлопнул он загребистыми ладонями.

Приподняв одну сумку, признал: тяжелая!

– Но чувствую: вкусная! И как ты всё дотащил? Сегодня не просто воскресенье, а праздничное воскресенье! Повезло же Туралиеву с родственниками.

Проверяя и обнюхивая каждую банку и коробку, он изменялся в лице. Его приподнятое настроение стало не просто таять, а опускаться, грозя совсем упасть до нуля.

– Неужели ничего запрещенного? В этом еще надо разобраться: если хочешь что-то найти, обязательно отыщется.

Добросовестно и честно, без обмана ополовинив содержимое первой сумки, он остатки снова забросал в нее и приказал Славному:

– На. Отнеси ему, обрадуй.

– А остальное?

– Зачем ему, больному, сразу столько? Там же нет холодильника. А здесь надежная охрана, – он уверенно указал на живот. – По дороге можешь что-нибудь попробовать.

– Спасибо! Меня уже угостили.

– Ну тогда тебе чего! Сытый голодного не уразумеет. Тебе легче прожить в этом суровом и несправедливом мире. Да Туралиев и так отвалит половину – ты же его спаситель!

От Хохрячко Виктор вышел с мыслью: войти чистым в кабинет командира может каждый, а вот выйти…

Сразу после обеда из штаба обычно приносили письма. Их раздача для солдат – всегда приятный и волнующий момент. И в этот день связисты бросились к дневальному. Тот, как обычно, выкрикивал только фамилии. Виктор услышал свою и нетерпеливо протянул руку. «Наверно, от Мухи, – обрадовался он. – Сейчас узнаю все новости».

Оказался прав. Однако первые же строчки ошарашили будущего связиста. Прямолинейный Муха сразу выдал убийственную фразу, даже не задумавшись о возможных последствиях. Он кратко, как в телеграмме, сообщил о смерти Сашки Абрамова. Виктору хотелось узнать подробности, но они отсутствовали. В оставшихся двух строчках скупой на слова Глеб указал только, что изуродованное тело нашли в лесу привязанным к дереву – видимо, пытали.

«Вот тебе и отсрочка! Еще неизвестно, где в настоящее время опасней: в армии или на гражданке. Но почему именно Сашка? Он – добрый и безобидный парень. Правда, может быть и чересчур упертым. Неужели погорел из-за своего несговорчивого характера, или кто-то подставил? Бизнес и коммерция – родные брат и сестра криминала. Отсюда, наверно, и пошло – “семья“, “крестный отец“, “братан“, “брателло“ и прочая преступная семейственность».

Виктор вышел на улицу и глотнул морозного ободряющего воздуха. Вспомнил проведенную у Сашки ночь и откровенный разговор накануне призыва. Всего-то на два года расставались... а получилось – навсегда! Вдруг он услышал голос друга: «У меня есть большая цель, и я к ней стремлюсь». В этом он признался при прощании утром, но не уточнил. И Славный, спустя два с половиной месяца ответил ему, покойному:

– Если есть цель в жизни, значит, кто-то в нее уже целится… И попали, сволочи!

Несчастье тяжким грузом легло на душу молодого солдата. Он замкнулся, стал тихим, неразговорчивым, как бы носил в себе траур и делиться горестными чувствами и раздумьями ни с кем не собирался. Даже очередное письмо Глеба и интересные новости из жизни спортклуба не изменили его настроения. Хотя основания для этого приводились серьезные и многообещающие, так как они касались его личной жизни и спортивной перспективы.

«... Что же ты наделал, Витек? Оказывается, твой бой наблюдал старший тренер сборной России! При подведении итогов Геннадий Петрович Очулин отметил тебя в числе наиболее перспективных боксеров. Сожалел, что не пришлось посмотреть в финале. Рекомендовал привлечь тебя в сборную. А когда навел справки, то сразу понял причину твоего экстренного отъезда. Обещал во всем разобраться и принять самые жесткие меры. Мужик он решительный и справедливый. А несколько дней назад в спортклуб пришел на тебя официальный вызов. Представляешь, в сборную страны! Но… ты уже упорхнул служить Отечеству».

Муха сожалел, что его лучший друг поторопился и погубил свою спортивную карьеру. Виктор же не сокрушался: каждый получает то, чего достоин в данный момент. А тогда нагрянул случай. Вспомнились слова отца: случайность так точна, что ей часы и календарь не нужны. Сейчас поздно об этом говорить, поезд ушел и умчал его далеко от дома, от спорта и от прошлой жизни. А расти никогда и нигде не поздно.

Глава 9 Несостоявшееся увольнение

Казалось бы, счастье так близко, но обязательно его испортит несчастный случай. А он всегда приходит внезапно.

Быстро пролетели ничем не примечательные три недели, конец которых обещал подарить Виктору радостное событие – первое увольнение! Хохрячко с серьезной миной инструктировал неопытных салажат:

– Никогда не теряйте своего лица, а то на его месте может оказаться нечто нелицеприятное. Остерегайтесь хулиганов, бандитов и грабителей и не давайте повода, чтобы они приняли вас за своих. И вторая ваша беда – женщины! Вы к ним с добром – и они ответят вам лаской. Помните, а лучше сразу записывайте: от женской ласки и поваленный дуб встанет! А баловство с ними, как и с оружием, – одинаково опасно. Поэтому действовать надо решительно, смело и наверняка. Идти до победного конца! Женщины это просто обожают! Но уж больно сложно нам об этом намекают.

– Почему? – спросил Виктор.

– А кто ж будет против, когда мужчина всегда в боевой готовности? Они же любят строить из себя неприступную крепость. Так что используйте проверенную веками военную тактику и тогда непременно добьетесь успеха. Все постигли науку? Вот и ладненько! Тогда легче будет служить и дружить. Не позорьте форму связиста, иначе вам придется менять: либо ее, либо голову – выбирайте, кому что дешевле.

Все до единого обещали не опозорить честь мундира.

После шутливо-поучительного инструктажа опытный Хохрячко придирчиво проверил начищенные и отглаженные сапоги, брюки и кители счастливчиков и посоветовал не искать на свой зад лишних приключений, они и сами охотно найдутся. Славный и Копытов с сияющими лицами подошли к КПП. По дороге они уже обсудили, куда пойдут, чем займутся, расписав весь день по часам. Помощник дежурного по части капитан Голяков со свойственным ему усердием проверял увольнительные. Через вертушку с легкостью прошмыгнул Туралиев, спешивший к своим родственникам в гостиницу. За ним с трудом протиснулся вальяжный Копытов.

– А вам придется вернуться в часть, – обратился офицер к Славному.

– Что случилось? – удивился Виктор.

– Ничего не знаю. Только что звонил подполковник Юрасов, просил направить рядового Славного к старшине роты – тот всё объяснит.

– Витек, беги, только быстрей. Я тебя здесь подожду, – предупредил Копытов.

– Да ты иди. Встретимся, как договорились, – уже на ходу ответил Виктор, обескураженный неожиданным осложнением.

Прибежав в казарму, он буквально вломился в кабинет старшины роты.

– Товарищ старший прапорщик, вызывали?

– Есть достаточные основания не только лишить вас увольнения, но и… – Хохрячко бросил на него колючий взгляд – куда девались его обычно шутливый тон и веселость. – Товарищ сержант, – обратился он к командиру отделения, – слабо занимаетесь с подчиненными. Научите, а то, глядишь, скоро дверь с петель снесут. Но это всё цветочки. Что это? – он снова уставился на Виктора, затем кивнул на стол, где стояла наполовину опорожненная бутылка с прозрачной жидкостью.

– Не знаю, – пожал плечами Виктор и заметил, как сержантская голова опустилась.

– Тогда извольте понюхать, – с нарастающим раздражением приказал Хохрячко и сунул поллитровку ему под нос. – Она извлечена из вашей тумбочки. Так ведь, сержант?

– Это не мое. Я не пью… да и в компрессах не нуждаюсь. Разберитесь, это какое-то недоразумение.

– А почему в других тумбочках подобных недоразумений нет? Только в твоей припрятаны. А может, ты перед увольнением жахнул для храбрости? Ну-ка, дыхни, – Хохрячко придвинулся вплотную к Виктору и принюхался. – Хм! Что-то не пахнет. Но это еще ни о чем не говорит. Может, плотно закусил или средство какое знаешь, полностью уничтожающее запах? Поделись.

– Та-а-ак! А завтра там могут оказаться и пакетики с наркотой… Ведь подсунуть может любой. А вы будете верить, нюхать, пробовать… и совершенно беспочвенно подозревать. – Виктор выглядел не только обескураженным, но и крайне возмущенным.

– Неужели ты думаешь, что кто-то из солдат пожертвует таким «добром» ради того, чтобы насолить тебе? Тут ведь почти двести пятьдесят граммов!

– Надо честно признать: им это удалось! Иначе я сейчас уже с радостью пребывал бы в другом месте.

– Да. Кто-то тебя крепко ненавидит, если пошел на такое! – недоуменно покачал головой Хохрячко. – Но извини: «Платон мне друг, но истина-приказ дороже! » Увольнение твое накрылось медным тазом, до окончания служебного расследования – распоряжение командира части. Подозреваемый пытался бороться, отстаивать и защищать свою оклеветанную честь.

– А что если отпечатки пальцев снять?

– Да кто ж нам будет экспертизу делать? У нас же не уголовное, а служебное расследование. Так что мы уж как-нибудь сами, а сами мы с усами! – Прапорщик с удовольствием пригладил гордость своего лоснящегося лица.

От этого привычного занятия его отвлек настораживающий телефонный звонок. Хохрячко только и успел выкрикнуть:

– Здравия желаю, товарищ подполковник…

Далее наступила томящая пауза, Хохрячко слушал, уставившись в окно, его реакции Славный не видел. Последовало только:

– Есть! А Славного можно? Всё равно уж… Совсем людей нет… Да вроде не пахнет… – положив трубку, он медленно повернулся и устремил на Славного взгляд голодного удава.

– Вот что, Славный. Командир оказывает тебе высокое доверие – такое высокое, что выше некуда! До обеда свободен, а затем поступишь в распоряжение военной комендатуры. И смотри у меня!

– А как же с этим делом?

– Не беспокойся, следствие продолжается. – Он взял бутылку и тряхнул. Любуясь пьянящими пузырьками, продолжил: – Оно в надежных руках!

Виктор и сам понимал, что никто из командования заниматься такими пустяками не будет. «Легче обвинить, и всё! Но как же доказать свою невиновность? »

Настроение испортилось окончательно. В одно мгновение праздник превратился в обыкновенные солдатские будни. Тягостные мысли не покидали его.

«Кто же мог пойти на такую подлость? Кому и зачем это надо? »

Глава 10 Неожиданное знакомство

У судьбы много обязанностей, но

самой главной является организация нужных встреч.

Служебное расследование относительно хмельного пузырька в тумбочке действительно требовало времени, а приказ командира надо выполнять немедленно. Поэтому после обеда Виктору пришлось нести патрульную службу. Это было маленькой компенсацией за несправедливое лишение законного праздника. Выбирать не приходилось, и Виктор с радостью прохаживался по узким улочкам, переулкам и тихим скверам, с нескрываемым интересом разглядывая гражданские лица, по которым уже откровенно соскучился. Он даже не пытался объяснить себе странное нервное возбуждение, словно инстинктивно знал, что сегодня ему непременно встретится что-то или кто-то, ибо его с утра томило нестерпимое желание перевоплотиться, дать пищу игре воображения, утолить невыносимое любопытство. Быстрее бы, подгонял время Славный, новичок в таких делах.

Высоченный, тонкий и гибкий, как хлыст, ефрейтор Малышкин вышагивал рядом, а чуть впереди – степенный майор Русинов.

Во время инструктажа он прямо сказал своим помощникам, что его фамилия состоит из двух слов: «Руси» и «нов», что означает «новая».

– Так что, бойцы, я – представитель новой Руси, новой России! Гордитесь!

Первогодки приняли к сведению и неотступно следовали за коренастым майором с такой благозвучной и патриотичной фамилией. Он же напоминал гусака и с важным видом обходил вверенный ему участок. Как и положено, солдаты отдавали честь суровым военным и улыбались всем без исключения девушкам. К вечеру их любезные челюсти уже устали реагировать даже на самых симпатичных. Утомившись от нелегкой патрульной службы, Славный мечтал об отдыхе.

«Эх, прижаться бы сейчас к горячей батарее или упасть в свою кровать и тут же потерять сознание под теплым одеялом».

Словно уловив его желание, майор с заговорщицким видом полушепотом приказал:

– Бойцы, слушай мою команду: продолжать нести службу у этого дома. Никуда не уходить до моего возвращения.

Указание показалось странным. Дом как дом – пятиэтажная силикатная коробка с темным подъездом, куда спешно нырнул их командир. Чего его охранять? Но приказ есть приказ, и добросовестные патрульные то бдительно вышагивали, то томительно скучали и нервозно топтались на сквозняке в арке.

– Как думаешь, наш майор, он же «гордость» России, в одной из тайных квартир чем занимается? – поинтересовался Славный, чтобы найти подтверждение своим несложным умозаключениям.

– Да он уже на седьмом небе – в райских кущах наслаждается. А мы топчись тут, вытирай сопли на ветру, – сокрушался недовольный ефрейтор, зябко поеживаясь.

– Ничего, Дим, вернемся домой, отведем душеньку, – попытался успокоить его Виктор и почему-то вспомнил Лизу. И так горько стало на душе…

* * *

Лиза действительно развлекалась в дорогом казино. И мысли ее были заняты приятными планами и меркантильными интересами. В сверкающих залах, где господствует опьяняющий азарт, она забылась, отвлеклась от всего земного и отдыхала от лекций, учебников и конспектов. «Возвышенная душа» требовала соответствующего внимания и изысканного отношения к себе. И Лиза с помощью своего кавалера пыталась ублажить ее.

«Миша хоть и не в состоянии до конца понять и оценить тонкую женскую натуру – зато богат! Поэтому скудость ума и бедность чувств он компенсирует деньгами. Он их не тратит, он ими сорит – жаль только, что не в моем доме».

Лиза уже смирилась с его откровенной пошлостью, узостью взглядов и интересов, дерзкой прямолинейностью.

– А где твой жених? – ехидно спросил крутой ухажер после очередного сального анекдота.

– В армию укатил.

– Ну и лох! Что, отмазаться не мог? Нищета?!

– Еще какая! Начинающий спортсмен! – Предательски ухмыльнулась Лиза, стерев в своей памяти свежие эпизоды, когда она восхищалась его телом и мощью. – Говорят, добровольцем пошел. Да ну его. Ему уже все мозги на ринге отшибли. К тому же правильно ты подметил – беспросветная нищета! – надменно усмехнулась она и выразительно закатила глаза к сверкающему люстрами потолку. – Да еще скупой до безобразия – ни тебе подарков, ни цветов… Не то что ты, Мишенька.

– Тогда пользуйся. Мне для Лизунчика ничего не жалко. Признайся, что тебе во мне больше всего нравится? – он указал на себя и артистично провел рукой сверху донизу.

В одном месте его кисть демонстративно задержалась. Лиза поняла, на чем он акцентирует ее внимание, и совсем неожиданно для него ответила с улыбкой:

– Твой классный джип.

– Он тоже цену имеет. И немалую! – не растерялся Миша-жлоб.

* * *

Прыгая на месте, Малышкин потирал закоченевшие руки.

– А я, наверно, никогда не женюсь. Наградил же меня Бог «подарочком»! Раньше я вместе с мужиками парился – теперь вся деревня знает. Парни завидуют и восхищаются, а девчонки дивятся и боятся, – посетовал он. – Так ни одна и не решилась со мной дружить. Вот что значит – деревенские слухи!

– А деревня-то ваша большая? – спросил Виктор.

– Дворов сорок осталось… – и после короткой паузы шарахнул: – А когда-то насчитывалось около двухсот! Вымираем понемногу… Как все!

Говорить на эту тему уже не хотелось, пришлось срочно переключаться.

– Чем больше я тебя узнаю, тем больше ты мне нравишься, товарищ ефрейтор, – Виктор еще раз взглянул на него, ужасно длинного и худого, и на лице мелькнула хитринка: – Значит, твое мужское достоинство является народным достоянием? Тогда оно и служить должно не только армии. Говоришь, не любят тебя девки?

– Да разве их поймешь? Иногда думаешь, какого им еще рожна надо? – преодолевая смущение, махнул он.

– Плохо стараешься. Лаской их надо брать: добрыми поступками и словами. И тогда – только держись! Подарками – тоже можно, но где столько денег взять, да к тому же девчонки к ним быстро привыкают и плохо отвыкают. Избалованные пошли…

Вдруг из темноты двора донесся слабый женский крик и приглушенная возня. Затем отчаянный возглас: «Помогите! » Ефрейтор бросился на помощь, Виктор заметался – а как же пост?! Затем рванул следом. В темноте мелькнули человеческие силуэты.

– Пусти, – послышался задыхающийся женский голос.

Присмотревшись, Виктор увидел, как неизвестный прижал к забору женщину: она отчаянно сопротивлялась, и тогда тот ударил ее.

– Ты что делаешь? – возмутился Виктор и ринулся на обидчика.

Тот перевел свой гнев на него. Виктор интуитивно защищался от обрушившихся ударов. Единоборство напоминало поединок с тенью. Когда сошлись вплотную, завязался ближний бой. Мозг работал четко, а руки автоматически отбивали все атаки агрессивного соперника. По серии жестких отработанных ударов: прямой слева, боковой справа и резкий хук – Виктор сразу понял, что имеет дело не с новичком, а с боксером. Только в самый последний момент успел подставить руку – удар рикошетом пришелся в лоб. От боли Виктор стиснул зубы, отступил и принял стойку. Неизвестный метнулся к стене и растворился в темноте. Виктор хотел устремиться за ним, но снова услышал женский стон. В два прыжка он оказался около девушки.

– Как вы? – с беспокойством спросил он, приподнимая пострадавшей голову.

– Терпимо, – с трудом ответила она. – Там солдатик, – указала она рукой на дом.

Виктор подскочил туда и стал тормошить Малышкина. Ефрейтор резко дернулся и сразу сморщился от боли. В этот момент подбежал перепуганный майор.

– Что случилось? Что с ним? – нервно допытывался он.

Виктор растерялся, он не знал, как точнее объяснить.

– Это я во всем виновата, – первой ответила миловидная девушка. Она чуть привела себя в порядок и склонилась над ефрейтором. – На меня набросился пьяный, вон оттуда выскочил… Маньяк какой-то… Когда я закричала, солдаты поспешили на помощь. Он ударил вашего, а тот головой об стену. Пьяный снова ко мне, я закричала, а тут подоспел вот он, – она кивнула на Виктора; ее слепил уличный фонарь, она отчаянно моргала, но видела только разноцветные кристаллики и яркие звездочки.

– Ну и дела! – Майор тяжело вздохнул и сдвинул шапку на затылок.

А взволнованная девушка торопливо продолжала:

– Хулиган ударил меня и набросился на вашего… Потом убежал. Если б не они, он убил бы меня – он как зверь… – голос девушки дрогнул, глаза испуганно метнулись в сторону и спрятались за опущенными веками. – Я боюсь, меня всю трясет.

Малышкина осторожно перенесли на свет. Глядя на него, девушка всхлипнула.

– Ясно, гражданочка. Успокойтесь, с нами никого не бойтесь. Вы далеко живете?

Она коротко качнула головой.

– Товарищ майор, у ефрейтора Малышкина, видимо, сотрясение мозга, – предположил Виктор.

– Я тоже так думаю. Сейчас вызову «скорую», а вы пока – ни с места. Потом проводите девушку домой.

– Есть, товарищ майор! – выкрикнул Славный и снова склонился над пострадавшим. – Тебя тошнит? Ничего, Дим, мы еще с тобой погуляем, ох как погуляем!

Ждать пришлось минут десять. Ефрейтора осмотрели и на носилках погрузили в карету «скорой помощи». Майор уехал с ним, а Виктор, считая, что ему повезло больше всех, с гордостью пошел провожать прелестную незнакомку.

«Что-то необычное таится в этой миловидной, доверчивой девушке», – подсказало ему сердце. В нем уже проснулось любопытство: что же?

Эта мысль внушала Славному одновременно робость и притягательность. По дороге он собрался с духом – они познакомились. Оказалось, что симпатичную девушку с выразительными глазами зовут Ниной. Сначала она показалась ему застенчивой – видно, еще не пришла в себя, потому и держались за крепкую руку Виктора. Крошечная женская ладошка напоминала ледышку. Персональному телохранителю захотелось унять в ней легкую дрожь, согреть, приласкать. Он быстро поднес тонкую кисть ко рту и щедро обдал своим теплом. Нина тут же подставила и другую руку. Виктор дышал с усердием, всей грудью. Согревшись, девушка немного успокоилась: не сколько от его горячего дыхания, сколько от проявления душевной заботы и простого человеческого внимания.

Благородный рыцарь это почувствовал и представился. Нина удивилась:

– Какая редкая фамилия! – она впервые открыто взглянула ему в лицо. Ее глаза казались лучистыми, добрыми и нежными.

– Из казаков мы. Моих дальних предков судьба забросила на Дальний Восток, в Приморский край. Так и осели там. Отца после окончания Московского института по распределению направили в Горький, где он женился и окончательно пустил корни. Там и я на свет появился.

Нина увлеклась рассказом Виктора. А когда услышала, как Безденежных встретил его в военкомате, впервые улыбнулась. Теперь она не торопилась домой. Виктор уверенной и гордой походкой шел рядом, ощущая блаженную легкость и спокойствие. Того, что творилось вокруг, он не видел: ни людей, ни домов, ни фонарей, ни дорог… В мире остались только он и она! В душе что-то встрепенулось и запело, но его внутренний беззвучный голос тонул в слаженном хоре таежной тишины. Глаза устремились вверх. Черно-фиолетовое небо показалось бесконечной уснувшей пустыней: безмолвной и безразлично холодной. В то же время оно притягивало неповторимой красотой, усыпанной несметным богатством – серебряными монетами разной величины. Эта картина вызвала у Виктора двоякое чувство: она таила в себе не только необъятность, но и пугающую неизвестность. Нет, всё же лучше не улетать так далеко.

Снова перевел взгляд на Нину: хотя она находилась рядом – до нее можно даже дотронуться, но, как и вся Вселенная, эта необыкновенная девушка тоже хранила в себе много таинственного, загадочного и прекрасного! Им было сказочно хорошо вдвоем. Они наслаждались ласковой, не характерной для этого времени года доброй и теплой погодой и восхищались звездной россыпью. Вдруг мелькнула серебряная слезинка падающей звезды. Пока судьбоносная комета неслась по черному таинственному небосводу, они одновременно загадали желание и радостно рассмеялись в предчувствии ожидавшего их в скором времени счастья.

Но любая дорога рано или поздно заканчивается. Люди уходят из дома, чтобы обязательно вернуться. Для Нины день выдался трудный – насыщенный контрастными волнительными впечатлениями. И вот теперь он завершался, и она, как уставшая от длительного перелета птица, возвращалась в свое гнездышко.

Чем ближе подходила, тем душа становилась более взволнованной, а шаги невольно делались короче и медленнее. Расставаться с Виктором ей не хотелось: будто догадывалась, что сразу потеряет обретенное спокойствие. Поборов волнение и неловкость, девушка пригласила своего спасителя в гости. Он растерялся и неожиданно для себя решительно отказался.

– Ну пожалуйста, ненадолго – всего на минуточку. Чашечка чая или кофе вам не повредит, – настойчиво уговаривала Нина. В ней присутствовали нежная почтительность и тайное восхищение.

И Славный не устоял перед обворожительной улыбкой. С волнением перешагивая порог, Славный подумал:

«Здесь даже петли дверные заманчиво поют».

Вспыхнул ослепительный многоструйный свет, и Виктора встретил согревающий в любую погоду запах семейного уюта, который почти полностью выветрился из его короткой памяти.

«Как же быстро, – с досадой признал новобранец. – И как разительно он отличается от казарменного! »

Чистота в комнате показалась праздничной. Виктор с жадностью вдохнул полной грудью – как же он соскучился по этому тихому благостному состоянию и незабываемой домашней обстановке! Испытав блаженное чувство успокоения, он сразу расслабился, под ложечкой приятно защемило. Да и сама хозяйка, вызвавшая пьяняще-радостное чувство и какую-то необъяснимую взволнованность, лишила его привычного равновесия.