БЕЛЫЕ ПЕРЧАТКИ 6 страница

Так Виктор оказался в закрытом военном городке Сосновске. Но теплее от этого не стало – крепкий мороз по-прежнему круто заворачивал. Новобранцев – сразу в баню, и приказали с усердием работать мочалками, чтобы оттереть въевшуюся гражданскую грязь и дурь, а заодно смыть и забыть вольготную прошлую жизнь. Горячей воды не оказалось – видно, специально так задумано: ведь холодный бодрящий душ лучше смывает дорожную пыль, усталость и сонливость. Теперь уж не до сна! Затем выдали нательное белье и переодели в камуфлированную форму – тем самым привели в более-менее человеческий вид и построили по росту. Виктор оказался третьим по расчету.

– Ну вот, теперь хоть на людей стали похожи, – с ухмылкой отметил старший сержант Деревянко. – Запомните, у гражданского человека два недостатка: прическа и форма одежды.

– А у солдата? – спросил Виктор, пытаясь нахлобучить на голову шапку-маломерку. Где-то в глубинах души шевельнулся протест.

– Он весь состоит из недостатков. Сапоги не жмут?

– Еще как! – признался Виктор, с недоверием взглянув на свои новехонькие кирзачи.

– А шапка? – не унимался гонористый старший сержант. – Не давит на мозги?

– А что, по мне заметно?

– Запомни, глупых ног не бывает. Если они напоминают о себе, значит, и в голове не всё в порядке. Безобразие по форме – форменное безобразие по существу. Уловили? И не забывайте: для одних лучше улавливать, а для других – ловить. А ловить вас будут все.

Вскоре голодное пополнение вкусило и солдатскую пищу – знаменитую армейскую перловку, внешне напоминавшую только что разведенный клейстер. Однако вместо благодарности послышались разочарованные возгласы, но готовый к любым претензиям начальник столовой быстро осадил капризных новобранцев:

– Вы лучше не умствуйте – не на гражданке, а работайте ложками по-фронтовому. Активнее, энергичнее. Ах, не нравится… Отвыкайте от домашних харчей. Сегодня от перловки вы нос воротите, а завтра, глядишь, и от красной икры откажетесь. А кому за вашу дистрофию отвечать прикажете? Запомните, с сегодняшнего дня всё будете рубать с треском, а в туалет ходить со свистом.

– А вылетать оттуда? – поинтересовался Копытов.

– С облегчением, – рявкнул блиннолицый прапорщик, животом напоминавший ходячую кладовую.

– Это радует, – подмигнул приятелям Виктор, отметив про себя: «Ошибки повара росли как на дрожжах – на этом он учился… объедаться». Затем кивнул земляку: – Тихонин, а ты свисток прихватил?

Тот растерянно пожал плечами, заметив, что и без свиста солдатское жалованье – хуже некуда.

– И тем не менее теперь всё будешь делать по свистку, по чужому, раз своего не имеется.

Виктор всегда отличался отменным аппетитом, поэтому порция ему показалась малюсенькой. Еще не искушенный в армейских порядках, он попросил добавки, справедливо решив: если так будут кормить и дальше, недолго и ноги протянуть. И очень удивился, когда разгоряченный такой неслыханной дерзостью начальник столовой за добавкой послал его не только на известные всем буквы, но и лично к начпроду. Однако адрес Виктор не спросил, так как и без подсказки остроумного прапора догадывался, куда заместитель командира дивизии может послать и чего добавить вне очереди.

Так началась солдатская жизнь рядового Славного, с первых дней отличавшаяся новизной и многогранностью. Здесь его дни, до этого бесформенные, как студень, оказались заполненными. Только теперь он понял: его время ничем не омраченного счастья закончилось в Ростове-папе. Виктор вступил во взрослую жизнь, приправленную горьким перцем армейских приколов с солеными шуточками. Она не прощает слабости, глупости и расхлябанности. С первых же дней казарменный вид и строгие порядки угнетали его свободолюбивый характер. Но Славный считал себя не лучше других и терпел все испытания и невзгоды армейской службы.

Ранним морозным утром необстрелянных новобранцев собрали на поучительный инструктаж. Глядя на шершавые головы вчерашних мальчишек, на которых новенькая форма висела мешком, старший сержант Деревянко начал:

– Запомните, вы служите в особо режимной части. Поэтому фамилию, имя, отчество, национальность и пол в письмах пишите инициалами, – зычным голосом вдалбливал он, не испытывая особой радости от того, что именно ему за короткий срок предстоит устно и практически преподать этим зеленым юнцам курс молодого бойца. «КМБ» – так разрешалось писать: не каждый догадается, особенно на гражданке.

Шутку старшего сержанта поняли все, кроме Туралиева, широкоскулого брюнета восточного типа. Выражение глуповатой сосредоточенности не покидало его смуглого лица. Он, как первоклассник, степенно поднял руку, но, не дождавшись разрешения, выпалил:

– Товарищ страшный сержант… – все заржали, не удержался и сам командир. Его и без того широкий рот увеличился в размерах. А ничего не подозревающий Туралиев, похлопав длинными ресницами, спросил: – А пол наша тоже секретный?

– Тс! – Деревянко поднес палец к сжатым губам и продолжил полушепотом: – Именно в нем и содержатся самые секретные сведения! Пол раздвижной, а там, в шахте, как раз под тобой, находится ракета с боеголовками.

«Страшный сержант» изобразил на своем лице дикую озабоченность, а безграмотный Туралиев – такой страх и ужас, что все присутствующие пришли к выводу, что его оговорка оказалась близка к истине. Это не могло не отразиться на поведении остальных новобранцев: одни конспиративно захихикали, а кому-то было не до смеха: доверчивый и наивный Туралиев так заерзал на стуле, словно уже почуял мягким местом острую часть атомной начинки. Солдаты снова загоготали – им только дай повод.

– Ну, вы всё видели. Ведь сколько он шапок поменял: то мала, то велика, то холодная, то слишком жаркая, то мятая, то чем-то пахнет… Так и хочется сказать: дорогой, по размеру головного убора, конечно, можно судить о голове, но не о количестве мозгов. Трудно ему придется с минимальным запасом. Рядовой Туралиев, закрой глаза и зажми уши: я скажу что-то очень важное, – тот подчинился. – Каждый день он вынужден будет проявлять героизм, чтобы хоть как-то скрывать свой идиотизм! А теперь о вас. Товарищи салажата, вы хоть догадываетесь, в чем секрет армейской службы? Ага, не знаете! Тогда отвечаю: в ее полной непонятности. А когда хоть что-то поймете – на дембель пора.

– Долго же до вас доходило! – заметил Виктор, и это очень не понравилось старшему сержанту.

– Я тут ни при чем. Просто моя голова не в ладах с сапогами. А они у меня сорок шестого размера!

– Тогда это многое объясняет – значит, в ноги пошли!

– Ничего, помаршируешь с моё – не такие вырастут! И чтоб глупых разговорчиков больше не слышал. У нас погонная демократия: только я имею право говорить, остальные слушают и впитывают умные мысли. И тогда ваша служба станет раем. И то только в мыслях и во сне. Ой, совсем забыл: Туралиев, открой моргалы и освободи лопухи. Я всё сказал. Во какой исполнительный – ничего не слышит. Толкните его.

Виктор посочувствовал этому безобидному горцу: ох и трудно ему придется! Успех не любит неумех.

Его мысли прервал Деревянко, который уже не мог оставаться безразличным к слишком «заумному» солдату.

– Славный, о чем размечтался?

– Никак не могу найти ответ по одному очень важному вопросу: если майор старше лейтенанта, то почему генерал-майор младше генерал-лейтенанта? И куда делись звания генерал-старший лейтенант, генерал-капитан, генерал-подполковник? Почему такая несправедливость?

– Это ты у них спроси. У них свои законы и понятия. Нам своих забот хватает.

– А вы что, с ними не общались? Интересно же…

Старший сержант насупился и неприятно скривился.

– Представь себе, даже не встречались. Ты мне лучше скажи, умник: что может остановить превосходящего противника?

Виктор, даже не задумываясь, выпалил:

– Его наступление на одни и те же грабли.

Ответ удовлетворил всех, кроме Деревянко, для которого мнение остальных – ничто по сравнению с его собственным. В этом молодые солдаты вскоре убедились.

С первым вдохом Виктор вкусил «прелести» непривычного казарменного запаха: одежды, сапог, гуталина, оружейной смазки, ночного утробного духа. А затем так крепко пропитался им, что узнал бы его из тысяч. От гражданского солдатский «аромат» отличался не только новизной ощущений, но и его специфичностью. Теперь Славному казалось: если в армии и присутствуют нотки демократизма, то в первую очередь это касается витающего в казарме воздуха: он выравнивал всех, так как делился поровну, независимо от срока службы, звания, роста и веса. Объем легких Виктор в расчет не брал.

День за днем летят года, всё остальное – ерунда, полагал умневший не по дням, а по часам Виктор. Отмечая некоторую монотонность будничной армейской жизни, считал, что это тоже неспроста: повторенье – мать ученья. Это его нисколько не смущало, ведь каждый день дается только один раз и тут же вычитается из жизни. Постоянное недосыпание, недоедание, придирки командиров, муштра на плацу и солдатские вонючие портянки, словно собранные в их казарме со всего гарнизона, – всё это Виктор стал принимать как неизбежное.

Будучи по характеру непривередливым, он постепенно смирился с условиями службы и ее строгими уставными особенностями. Если дома ему дважды приходилось ломать себя: вечером, когда ложился спать, и утром, когда приходилось рано вставать, то теперь он только и ждал команды «Отбой! » Засыпал мгновенно – приказа ему не требовалось.

Время – лучший дрессировщик, поэтому рефлексы вырабатывались четко. По утрам уже привычно воспринималась команда Деревянко: «Салаги, лопаты в зубы – и марш на очистку территории». Однажды любознательный Виктор не удержался. На вопрос: «Почему именно в зубы? » – получил вразумительный ответ: «Чтоб не зубоскалили и не огрызались». Эту науку рядовой Славный быстро уяснил. Ему доставался самый ответственный участок – дорожка вдоль казармы – ее лицо, честь и совесть. Физических нагрузок он не боялся, но с сибирскими морозами был не в ладах. Чтобы согреться, приходилось активно работать руками и ногами. Он хорошо усвоил и главный принцип, который вдалбливался новобранцам с самых первых дней: умная голова и острый язык в армии не особенно приветствуются.

Потребовалось две недели, чтобы Виктор начал привыкать к новому распорядку дня и временному поясу. Научился многому и за полмесяца из КМБ перерос в «запаха» – такие уж в армии порядки. Только здесь он научился по-настоящему ценить время. Но и без книг уже не мог – соскучился. Однако всё оказалось не так просто. Поинтересовавшись, где находится библиотека, он удивил своих сослуживцев, особенно Деревянко. Импульсивный по характеру старший сержант не скрывал своих эмоций и вылупил удивленные глаза, будто библиотека являлась самой большой в дивизии тайной. А тут вдруг к ней открыто проявляет интерес какой-то подозрительный тип. Когда старослужащий с деревянной фамилией оклемался от крайнего удивления – народ все-таки привычный, – он по-змеиному зашипел:

– Ну ты воще! Ну ты, «запах», даешь! И правда, с запашком. Такого я еще не слышал! Придется тебе, кроме дорожек, и полковой плац подметать. Вот тогда не до книжек будет.

– Не понял, – густые брови Виктора дернулись и застыли в недоумении.

– Я за всю службу ни одной книги в руках не держал… кроме уставов. А он – без году неделя, а ему вместо букваря сразу энциклопедию подавай!

– Это сразу заметно.

– Что?

– Что недоучились, недочитали и так далее, – Виктор сознательно сделал акцент на «не».

– И ничего, служу, как видишь. А ты еще не научился как следует портянки наматывать, а туда же… У меня просто нет слов – одни буквы, и те матерные. Ничего, я выбью из тебя эти гражданские замашки – будешь как все. Запомни: никогда не говори о своих планах, если они не совпадают с генеральскими и генеральной линией государства и армии.

К ним подошел старший прапорщик Хохрячко и с нескрываемым интересом выслушал диалог неравных собеседников, привычно переросший в издевательский монолог. Раскрасневшийся Деревянко уже закипал. По его мнению, молодой позволил себе неслыханную дерзость! Чтобы не уронить командирскую честь, сержант решил проучить солдата, явно выпадавшего из обоймы обычных послушных новобранцев.

– Салага, за оскорбление старшего по званию и за неуважительное отношение к «деду» объявляю два наряда вне очереди!

– Отставить! – вмешался Хохрячко, подкручивая свои щетинистые усы, горящие рыжим костром. Продолжать он не торопился, словно в уме подбирал самые нужные слова. – Ты чё, Деревянко, уже совсем стал Киянко? Нашел чем гордиться… Известно ли тебе, что книга – это источник знаний, а не повод для сержантских амбиций?

– Да я ничего. Я просто требую уважительного отношения к себе, – оправдывался старший сержант.

– Отставить разговоры! Подобное отношение надо заслужить. Еще раз проявишь самоуправство, и твоему дембелю придется задержаться.

Пунцовое лицо Деревянко вмиг помрачнело и стало откровенно злым. Он устрашающе сощурился, и огонь негодования вспыхнул в его серо-зеленых глазах-щелках.

– Я всё понял. Разрешите идти?

– Не будь дураком, Деревянко, и без тебя найдутся желающие напомнить тебе об этом. Ты лучше работай над собой. Если всю жизнь воевать со своими недостатками, то можно до маршала дорасти!

Когда тот, чуть пригнувшись на цыпочках, исчез за углом, Виктор с Хохрячко дружно рассмеялись.

– Артист! – вздохнул старший прапорщик. – И таких «умников» здесь каждый второй. С кем приходится служить… С каким «материалом» приходится работать!

В глазах Славного мелькнула лукавая искринка, и он подыграл старшему прапорщику:

– Как я вас понимаю! Вот заставь его в третий раз перечитать Толстого, когда он его вообще не читал!

– Да ни в жизнь! Порода у него такая.

– Дело не в породе – она известна. А в культуре и в воспитании.

– Согласен. Если на гражданке не дали, будем здесь прививать – опыт у нас имеется. А что касается книг, то с разрешения командира отделения будешь посещать библиотеку в установленные дни и часы.

– Кстати, о часах. Почему стоят? – Виктор кивнул на висевшие над головой дневального старинные часы, которые всегда показывали шесть часов – самое нелюбимое для солдат время: подъем! Нет бы остановились на блаженных 22. 00. Поэтому Виктор и решил проявить инициативу и заставить их работать.

– Не знаю, сломались, наверно.

– А что же не отремонтируете?

– Так деньги нужны.

– А можно я попробую?

– Умеешь? – обрадовался Хохрячко.

– Я оптимист – не верю в безнадежность. Когда-то получалось – отец научил.

– Завтра с утра и займешься. Нам такие люди нужны – знающие, умеющие и инициативные.

Проходя мимо бытовки, Виктор не мог не услышать командирский голос Деревянко. Тот со свойственным ему агрессивным напором отыгрывался на первом попавшемся ему на глаза солдате.

На следующий день Виктор после завтрака приступил к ремонту часов. Эта работа требовала аккуратности и точности, а точность, как никакое другое слово, более всего отражает качество часов. Поэтому новоиспеченный часовых дел мастер-самоучка оправдал доверие старшего прапорщика, за что в качестве благодарности получил его крепкое рукопожатие – и только. Явно поскупился.

С тех пор Виктор часто посматривал на часы – не подводят ли: а вдруг увлекаются или отстают – из-за этого может нарушиться весь ритм и распорядок казармы. Но они отличались педантичной точностью, хотя из-за постоянной нехватки времени Виктору казалось, что они всегда чуть-чуть спешат. Куда – и сами толком не знают. Души-то у них нет. Поэтому на посещение библиотеки времени вообще не оставалось – наряды, изучение уставов, строевая муштра занимали весь день. Постепенно Славный влился в утомляющую своим ритмическим однообразием суету и растворился в ней. Иногда ему казалось, что он утратил свою индивидуальность, но только не собственное «я»!

В самые трудные минуты Виктор вспоминал дом. Часто грызли назойливые сомнения: правильно ли поступил, не поспешил ли с армией? Если бы послушал тогда тренера, глядишь, продолжал бы спокойно заниматься спортом, участвовать в соревнованиях. Правда, с матерью и с Лизой всё было гораздо сложнее. Не привык он жить в обмане и прощать предательство. Потому и решил уехать. А вот с отцом получилось нехорошо. После операции ему требовалась поддержка, а он, единственный сын, сбежал в армию. Виктор осуждал себя, ему казалось, что он просто-напросто струсил.

– Нет. Я не трус. Смелый отступит, но своего не уступит.

Вскоре он признал, что поступил правильно. Ему просто необходимо было разобраться в себе, круто обломаться армейской жизнью и проверить свой характер в экстремальных ситуациях, чтобы стать самостоятельным. Спустя некоторое время, после нелегких испытаний, ему легче будет определиться, принять единственно разумное решение.

Через полтора месяца, показавшиеся целым годом, новобранцы приняли воинскую присягу. Выглядело это впечатляюще, празднично и на всю жизнь врезалось в память. Читая текст, Виктор сильно волновался, но остался доволен собой: ни разу не сбился и закончил на эмоциональном подъеме. Правда, два раза останавливался, чтобы перевести дух и набрать полную грудь бодрящего воздуха, но никто этого даже не заметил. Затем вдохновенно и слаженно гремел будоражащий душу духовой оркестр. Под торжественные звуки марша полк ракетчиков чеканным строевым шагом парадно прошел перед трибуной с командным составом. Теперь породнившимся вчерашним мальчишкам предстояло тягостное расставание. Дивизия большая, и боевых «точек» много. Новобранцев ждали новые воинские подразделения и уже совсем другая солдатская жизнь – более взрослая, ответственная и самостоятельная.

Глава 5 Служба – дело нелегкое

Самым лучшим концом является начало.

Первые впечатления и небольшой опыт, набранный за время курса молодого бойца, позволили Виктору сделать предварительные выводы и сравнения: армия напоминала огромные часы, каждый солдат служил винтиком, сержанты выполняли роль пружин, осей. Присутствовали всякие кнопки, балансы и цапфы – это прапорщики. И, конечно же, – звездочки и стрелки: большие и маленькие, представляющие командиров и начальников различных уровней и званий, которые указывали, показывали, приказывали. И весь этот сложный часовой механизм возглавлял анкер – генерал, командир дивизии. За этот период Славный усвоил: взгляды командиров по любому вопросу – это факты, а их мысли, даже самые нелепые и фантастические, – это уже аксиома.

Окинув тесную казарму прощальным взором, рядовой Славный не испытал особых сожалений: его душа требовала роста и изменений. Зато на весы встал с удовольствием.

– Надо же! Вроде и кормят неважно, а поправился! Вот что значит халява!

Виктора и еще четырех солдат их призыва направили служить на командный пункт дивизии ракетных войск стратегического назначения. Связистов не хватало, и прямо в части их стали обучать военной специальности. Виктор не возражал, хотя его мнения никто и не спрашивал. Учебная программа оказалась ускоренной. По вине командиров Славный так и не стал господином своего времени. Видимо, они видели в пополнении, состоящем из пяти полных неумех, только одно достоинство – прирожденные спринтерские качества и придерживались принципа: солдатский день должен быть насыщен до предела, только тогда он имеет значимость и полезность.

– Запомните, желторотики, – поучал новобранцев уже знакомый Виктору старшина роты старший прапорщик Хохрячко, – связь – это армейская интеллигенция. Здесь требуется ум, и если его у кого-то не хватает, придется у товарищей занимать. А совсем тупым и лишенным чувства юмора лучше в других войсках служить. Там хоть затеряться можно. А здесь вы все на виду, как звезда во лбу.

«Веселая нас ожидает жизнь! » – подумал Виктор, испытывая в душе игривый азарт. А старшина роты и не думал разочаровывать:

– Вы хоть что-нибудь знаете о солдатах?

Виктор напряг память и выдал первое, что пришло в голову:

– Плох тот солдат, который не мечтает… о молодой генеральше.

– Ее не тронь – она у нас женщина святая. Запомните: хорошая генеральша – подарок для всей дивизии.

– В каком смысле?

– В прямом – прямее не бывает. Представьте только: она с утра разбитая, невыспанная… Встав не с той ноги, естественно, портит настроение нашему комдиву. И тут пошло и поехало! Он сорвет злость на полковниках, а те по инстанции – всё ниже и ниже. Когда дойдет очередь до меня, тогда уж я спущу на вас не только собаку, но и всех бездомных и голодных псов. Кто в первую очередь пострадает? Рядовой – он всегда и во всем виноват. На роду у него написано: быть стрелочником или козлом отп-п-п… – Хохрячко вовремя спохватился: за козла можно и ответить. Так что лучше не употреблять это слово. – Так что молитесь на нашу добрую и отзывчивую генеральшу. Пусть у нее всегда будет только отличное настроение, пусть у нее всё будет и ей ничего за это не будет. Хоть я думаю по-украински, а говорю по-русски, но смею надеяться, что все поняли меня правильно?

Рота молча ответила согласием.

Уже на следующий день настала пора познакомиться и с высоким офицерским составом. Командир части подполковник Юрасов со своим заместителем по одному вызывали новобранцев. Чтобы справиться с волнением, Виктор три раза сжал кулаки, бойко вошел в кабинет и, как учил сержант, громко представился. Но особого впечатления своим криком не произвел: офицеры только улыбнулись. Они выглядели раскованными и деловито-будничными. Это состояние передалось и ему. Изучая их доброжелательные лица, Виктор немного успокоился. Правда, на вопросы о семье, личной жизни и своих увлечениях отвечал осторожно, старался быть кратким и сдержанным, сознательно опуская некоторые подробности. Самым приятным для Виктора было услышать заверения подполковника: он простым, по-отечески добрым, но уверенным тоном пообещал, что все молодые солдаты будут под его непосредственным контролем, в обиду он никого не даст. Виктор сразу вспомнил заученную фразу: мы все под контролем у времени, а оно как неподкупный прокурор. Между тем подполковник снова перешел к деталям:

– Скажи честно, ты с желанием пришел служить? Или тебя отлавливали с помощью милиции?

Виктор раздумывал недолго:

– Отдай долг Родине и никогда больше у нее не занимай, – выпалил он популярную в дивизии фразу.

– Уже научили, – усмехнулся Юрасов и тряхнул головой.

– Учителя достались хорошие.

– У нас они такие! Хлебом не корми… только котлеты им подавай, – просиял подполковник и подмигнул своему заместителю. Тот утвердительно кивнул.

Юрасов посоветовал новобранцу не стесняться и по всем вопросам обращаться к своим командирам. А если они не решат или начнут волокитить, то лично к нему.

– Я решительно пресекаю неуставные отношения. Так что «дедовщины» у нас нет. «Стариковщины» – тоже, – заверил командир части, вращая пальцами остро отточенный карандаш. Поставив его, добавил: – Служи спокойно, но и про долг и обязанности не забывай – требовать буду строго.

В тот же день подполковник собрал всех новичков и рассказал об истории создания и славном боевом пути сначала артиллерийской, а затем ракетной дивизии, в которой им предстоит служить, о задачах и оказанном личному составу огромном доверии. Говорил он короткими, рублеными фразами, но с эмоциональным подъемом, заражая совсем еще зеленое пополнение гордостью за свою гвардейскую часть.

– Ракетные войска стратегического назначения – это оплот мира и стабильности на планете. Мы – сдерживающая сила и обеспечиваем военное равновесие, чтобы ни одна ядерная держава не посмела развязать мировую или локальную войну. Ваши деды и отцы с честью выполнили эту благородную миссию. Вы являетесь преемниками и продолжателями их славных дел и всегда должны помнить, что находитесь на переднем крае военного противостояния. Мы несем круглосуточное боевое дежурство и в любую минуту готовы дать отпор агрессорам. От нас многое зависит, и я призываю вас быстро и качественно освоить военную специальность, проявлять бдительность и нести службу со всей ответственностью.

Увлеченный Виктор жадно ловил каждое слово командира части, проявляя нетерпение быстрее увидеть ракету и ее смертоносную ядерную боеголовку.

А вот слова Юрасова об отсутствии в части «дедовщины» пришлось подвергнуть сомнению. Вечером к Виктору в бытовке подошел старослужащий Гусяков, прозванный сослуживцами Гусем, и как-то небрежно предупредил:

– Сегодня после отбоя будем тебя прописывать и принимать в «дý хи».

Виктор удивился и вспомнил слова Хохрячко: «Военным необходимо присутствие духа, а присутствие в казарме женских духов нежелательно».

– Каким образом?

– Элементарно. Снимешь штаны, встанешь своими костями на ножки перевернутой табуретки и получишь бляхой по заднице. Да не бойся – я не сильно врежу.

От унизительных слов и несносной улыбки старослужащего Виктор вскипел:

– Я тебе так врежу, что зубов не досчитаешься.

– Да ты чё, порядки и традиции не знаешь? Не я их придумал, не мне и отменять.

– Вот на мне и остановимся… желательно не только в нашей части, но и во всей армии.

– Ты чё, особенный? Я лично всё это прошел и не хотел бы лишать себя «дедовских» привилегий и прочих удовольствий.

– Выходит, ты как наши депутаты: вроде бы пекутся о народе, а сами ни за что не расстанутся со своими льготами и привилегиями.

– Ты мне на мораль не дави. Так что, отказываешься подчиняться «старикам»? Не хочешь быть «духом»? Смотри, пожалеешь. Рано или поздно мы тебя всё равно сломаем… или раздавим.

Услышав прямую угрозу, Славный бросился на Гусякова и крепко сдавил ему горло.

– Запомни, паскуда, если командиры вовремя не примут меры и моих кулаков не хватит, тогда я изнутри взорву эту казарму и существующие в ней порядки. Ты пострадаешь первым…

– Да што ты, што ты? – захрипел перепуганный Гус, увидев в глазах молодого солдата зверя.

Опомнившийся Славный убрал руку. На шее Гусякова отпечатались устрашающие красные пятна.

Утром Славный заметил странную походку Тихонина: тот шел медленно и как-то в раскорячку. Взглянув на его сморщенное от боли лицо, Виктор сочувственно покачал головой.

– Пошли, посмотришь, – махнул удрученный земляк и повел его в туалет. Сняв штаны и кальсоны, он нагнулся. – Что там у меня?

На обеих ягодицах отчетливо красовались ребра блях и звезды. Боль отозвалась в сердце Виктора, его передернуло от увиденного.

– Так зачем ты согласился? – удивился он, поражаясь покорности Тихонина.

– Так ведь все…

– А если завтра все в дерьмо будут нырять, и ты за ними?

– Обычаи такие… Мне еще что: тех, кого в «слоны» посвящали, шесть раз бляхами слоняли, а «черпаков» двенадцать раз черпали, – оправдывался Тихонин, свесив покорную голову на впалую грудь. Затем исподлобья взглянул на Виктора: отпечаток жалкой грусти застыл на его овальном лице.

Виктор задумался: как ему противостоять, какое найти средство от самого настоящего произвола?

Гуся долго искать не пришлось. На крыльце казармы Славный с ненавистью бросил ему:

– Ох и мразь же ты! Гляжу, так ничего и не понял.

– Ничего, салага, и до тебя доберемся, – пообещал тот, противно оскалившись. – Запомни: офицеры командуют днем, а вечером и ночью власть в казарме в наших руках: что хотим, то и делаем.

– Не заносись – и тебя не занесут в Красную книгу.

Виктора зачислили в группу подготовки телеграфистов, пообещав по ускоренной программе сделать «военным интеллигентом», Больше всего в этой фразе ему не понравились слова «сделать… интеллигентом» да еще в короткий срок. Но деваться некуда – пришлось стать объектом уникального педагогическо-технического эксперимента.