БЕЛЫЕ ПЕРЧАТКИ 4 страница

Славный шел и шел, горящие окна улыбались неярким блеском. Но не ему. За каждым таким окном неминуемо притаилась чья-нибудь судьба, а каждая дверь вводит в какую-нибудь драму. Зачем ему чужие, когда и своей хватает? Виктор поймал себя на мысли, что только в такие минуты люди во всей полноте ощущают не только себя, но и всё фантастическое многообразие жизни. Однако радости это ему не прибавило. Ужасно унылым и пустым показался ему проведенный вечер. «А впрочем, не таким уж и “пустым“, скорее, поучительным. Даже поворотным! » – поправил он себя.

Видимо, от холода и безысходности положения снова вспомнился теплый дом. Но увиденное сегодня в нем вызвало откровенное отвращение. Сердце Виктора неистово забилось. Повторно пережить подобные чувства он не хотел.

«От кого бежать – знают все, а вот куда и к кому – очень немногие. Вот и я – как неприкаянный. Нет ничего более ужасного, чем одиночество среди людей! »

Судьба не давала Славному выбора, не предоставила ни одного шанса, чтобы всё изменить и перевернуть. Теперь он оказался в плену уныния, от одной мысли, что всё лучшее уже позади, волком завоешь. Неторопливые часы раздумий разбивали время на тысячи осколков, на сотни эпизодов, самых разных. Вдруг стало страшно холодно, до озноба. И тогда он направился к своему школьному другу Александру Абрамову. Они вместе учились с первого класса, но после окончания школы встречались только случайно, эпизодически. В этом Славный чувствовал и свою вину, за что высказал в свой адрес несколько емких и нелицеприятных слов. У Александра была своя комната, и этот неожиданный визит, как полагал Виктор, не должен побеспокоить его родителей.

Сашке-отличнику он никогда не завидовал, потому что знал, какой ценой даются ему трудовые пятерки. Но воспользоваться его знаниями никогда не брезговал, а тот с радостью частенько выручал друга с домашними заданиями, требовавшими времени и усидчивости. Преподаватели советовали Александру, как одному из лучших учеников школы, склонному к точным дисциплинам, посвятить себя науке. Но он неожиданно для всех, в том числе и родителей, занялся коммерцией. Виктор не разделял его взгляды: «Дурак! Сиюминутные деньги оказались для него важнее учебы, науки, возможных уникальных открытий… Как бы потом не пожалеть, что зарыл свой талант или променял на сомнительное занятие, хотя и хорошо оплачиваемое».

При встрече с другом Виктор не раз пытался убедить его еще раз всё взвесить. Но тот уже и специальную теорию подобрал или подогнал под себя, проявляя исключительную категоричность.

– Талант, Витенька, либо он есть, либо его нет. Если нет, то и не купишь, а если есть, – рано или поздно проклюнется. И неважно, в какой области, лишь бы приносил прибыль. Так что я на правильном пути – пути ожидания своего золотого часа.

– Вот ждать-то сейчас как раз и не следует. Время уж больно бурное – совершенно не ждет, особенно нас. Да и талант можно на корню загубить, – предупреждал Виктор, но Сашка уже стал совсем другим и не нуждался в советах устаревшего и затравленного жизнью друга.

– А может, дружище, ты мне завидуешь? Уж больно ты печешься обо мне и моем таланте. Не потому ли, что сам обделен? Шучу.

Крутые перемены в обществе не могли не сказаться на всех и на каждом, особенно на вчерашнем выпускнике школы. Сашка Абрамов слишком рано стал самостоятельным – его материальная независимость от родителей, вращение в деловых кругах, и не только, в корне изменили его взгляды на жизнь. Он совсем по-другому стал относиться к людям, моральным, нравственным и духовным ценностям.

– Как заводной кручусь на работе… почти круглосуточно. Зато теперь я знаю не только основы, но и нюансы дикого и непредсказуемого бизнеса, – улыбался Сашка, жестикулируя указательным пальцем. – Фирма у нас солидная, в целом я упакован, правда, не мешало бы и побольше, но… это дело наживное. Главное, что я уже сейчас чувствую себя свободным и независимым. А что ты думаешь… получаю больше своих предков. А ты до сих пор у родителей клянчишь.

– Всё на деньги меряешь? Ну, ну… Может, я что-то не понимаю, не дорос…

– Да, мой друг, – они сейчас главное мерило положения человека в нашем меркантильном и продажном мире. Пока я – никто, мое положение в светском обществе ничтожно, но и не бедствую, как другие. Мне хватает, чтобы одеться, обуться и на всевозможные развлечения, в том числе и с девочками. Сейчас столько заманчивых соблазнов – раньше об этом даже мечтать не могли.

Во время редких встреч Сашка не без гордости рассказывал о них Виктору. А ведь именно с девушками он раньше болезненно комплексовал и испытывал «дурацкую» стеснительность. Теперь же – с «бабками» – он ощущал себя совсем другим человеком, одним из малюсеньких, но всё-таки хозяев новой жизни, поэтому с усмешкой вспоминал прежнюю неуверенность в себе. У него появились кумиры, которым он слепо пытался подражать. И взахлеб благодарил современных «учителей» из числа экономистов-реформаторов и преуспевающих бизнесменов, а их на его коротком пути хватало.

По настоянию родителей Сашка всё же поступил в Политехническую академию, но на заочное отделение, чтобы учеба ни в коей мере не сказывалась на его коммерческой деятельности. А она требовала времени и самоотдачи. Но он везде успевал. Хоть они и одногодки, Виктор всегда относился к нему как к младшему брату. Наверно, из-за роста и характера Сашки – он всегда отличался подчеркнутой услужливостью, избирательной заботой и чуткостью. В то же время он проявлял излишнюю доверчивость и открытость – качества, не свойственные современным предпринимателям, особенно в России. Виктор не раз предупреждал друга об этом, но тот только добродушно улыбался.

– Мне везет, я удачливый в бизнесе. Вот увидишь, я еще поднимусь на такую высоту!

– Только СПИД не подхвати, – шутил Виктор.

– А что такое? Другие же живут.

– Еще как живут! Дело в другом. Сейчас ты Абрамов, а если станешь вич-инфицированным, то превратишься в Абрамовича!

Замерзший Виктор быстро добежал до Сашкиного дома. Однако с ходу заскочить в теплый подъезд не позволил кодовый замок – пришлось делать вынужденную разминку и бестолково топтаться у входной двери, проклиная боязливых жильцов: позакрывались, теперь в гости к другу не попадешь. Только минут через десять вышла женщина с собакой. После пристального визуального изучения и подробных расспросов, напоминавших допрос, она всё же впустила подозрительного амбала, и то с опаской.

«Хорошо еще не обыскала», – подумал Виктор, бросив недовольный взгляд в спину общественной «прокурорши».

Когда за ним раздался массивный грохот, он легкими прыжками достиг знакомой площадки с одинаковыми металлическими дверями. «Как обезопасили себя – словно к штурму приготовились. Только бы он оказался дома – иначе куда я теперь? » Хоть Виктор и рискнул ввалиться без предупреждения и, возможно, нарушить чьи-то планы, но особых сомнений в своем визите не испытывал. Уверенно нажал на кнопку и облегченно смахнул с волос капли. Сашка с улыбкой встретил друга.

– О, пан спортсмен пожаловал! Залетай, бродяга. Какой же ты молоток!

Он сразу предложил Виктору проследовать на кухню, накормил рыбным супом из осетрины и ромштексом с жареной картошкой. Сам же за встречу как-то подчеркнуто деловито – совсем не походил на себя прежнего – с настроением, по-русски, хлопнул стопку коньяка и закусил лимоном. Виктору не предложил – прекрасно знал его отношение к спиртному, сам же вдруг переключился на виски. Дымя дорогой сигарой, он, утопая в ковбойском дыму, стрекотал без умолку. Одновременно, видимо, для большей схожести с голливудскими звездами, разбавлял и забавлял себя горячительным ирландским напитком. И делал это медленными изящными движениями, словно именно так предписано ему сценарием. Усмехаясь про себя, Славный подметил: «И всё же сигара и бокал не смотрятся ни в его полудетских губах, ни в тонких, явно не рабочих, руках. Но чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало».

– А не пора ли тебе спать? Ведь завтра на любимую и денежную работу, – осведомился Виктор, уставший не столько от бравурно-тоскливого монолога, сколько от густой завесы дыма и мозолившей глаза нескончаемой сигары.

– Как скажешь. Твое слово – закон! – мигом отозвался полный искреннего благородства Абрамов, выпуская очередное облачко заокеанского дыма.

– Ты Гришку давно не видел? – спросил Виктор после очередного безуспешного звонка.

Сашка внешне сразу потускнел.

– Давно. Месяца три назад… И лучше б не встречал.

– Что так?

– Тебе лучше знать – вы же лучшие друзья! Не понравился он мне: денег просил. Много. Я не дал – вышел из доверия. Ладно, не будем о грустном, давай укладываться.

Дорогому гостю благодушный хозяин постелил на диване. Да тот со всем бы согласился, но особенно ему понравилось, что Сашка не лез в душу, не задавал вопросов, на которые ему, Виктору, не хотелось бы отвечать. А лгать он не привык. Но у них была другая, заветная тема для задушевной беседы: счастливые школьные годы! И друзья с детским азартом погрузились в совсем еще свежие воспоминания.

– А помнишь, я потерял деньги на обеденные талоны, и ты целый месяц отдавал мне свои полпорции. Самому-то мало, а всё же делился… Считай, от голода спас маленького, но прожорливого друга, – Александр втянул щеки, отчего губы сделались бантиком, а лицо вытянулось. – Дружно жили, пусть бедновато, но весело. Сейчас всё по-другому. Но лично я пусть и не всем, но в целом доволен новой жизнью. – В этом Виктор не сомневался: убедился не только на возвышенных словах, но и на изысканном ужине. – Иногда с предками спорю. Они мне одно, а я им: «С демократией мы получили полную свободу. Вот вы жили за “железным занавесом“… и что видели? Ничего! А мой шеф каждый год за границей отдыхает – такое рассказывает! Ни один наш санаторий по сервису даже близко поставить нельзя! » А они мне с гордостью: «Не в этом счастье. Мы раньше тоже почти каждый год отдыхали и лечились в домах отдыха и в санаториях. И условия нас вполне устраивали, но гораздо важнее внимание и забота, бережное отношение к ветеранам. Ведь всем когда-то придется состариться. А что сейчас? Да, раньше простые люди нечасто выезжали за границу, а теперь вообще не имеют материальных возможностей. А главное – нет уверенности в будущем». Я иногда так разгорячусь: «Вы отстали, живете старыми стереотипами, привыкли, что за вас кто-то думал, вами руководил». Мама всегда с гордостью возражает: «Неправда. Никто нам не запрещал думать: у папы много научных статей, изобретений и рацпредложений. Мы могли и возражать, и поспорить на партийных и профсоюзных собраниях. А вот ты попробуй открыто возразить своему шефу».

Засиделись допоздна, пока не устали говорить и слушать. Улеглись тихо и с заслуженным удовольствием вытянулись в своих постелях. Часы мерно отстукивали время, их молодое и легковесное время, с каждой секундой сокращая их интересную своей непредсказуемостью жизнь.

Сашка уже по-хозяйски уверенно посапывал, а Виктор еще долго не мог уснуть. Внутри всё горело, его снова одолевали мрачные мысли. Вспомнились виноватые глаза матери. А тот мужчина? Кто он? Совершенно не запечатлелся в его памяти… «Значит, не достоин такой чести! » – оправдывал Виктор свою растерянность и невнимательность. Да наплевать на него, он лицо второстепенное. Сейчас ему важнее понять поступок матери, но объяснить его никак не мог, хотя и перебрал всевозможные варианты, в том числе и те, которые хоть в какой-то степени оправдывали ее.

Затем отчетливо услышал озорной цокот каблучков Лизы, ее поцелуи с богатым ухажером. «Продажная стерва! А ведь друзья предупреждали: все красивые бабы одинаково продажны. Да и мужики ничем не лучше…» – признал Славный, вспомнив о Степаныче, и повернулся к стене. Но воспоминания о тренере не оставили его в покое.

«Почему выбор пал на меня? Выходит, Степаныч плохо знал меня, раз заранее пообещал? А ведь он тренер! Поэтому должен и обязан понимать! Обидно, что так всё вышло. С него и начались все мои неприятности».

Виктор продолжал размышлять: на стадион вход закрыт. Домой он теперь тоже возвратиться не может. Но и мотаться по чужим квартирам – не самый лучший вариант. К тому же без денег. Эх, к деду бы сейчас – он бы всё понял. А расстраивать отца не хочется – слаб еще.

В эти непростые минуты Славный впервые подумал об армии, и вскоре в нем окончательно созрела железная решимость: «Хватит обиды копить. Пришла пора исполнить свой долг. А почему бы и нет? Не спортом единым жив человек. А ведь это достойный выход! »

Рано утром Абрамов, заметив, что друг лежит с открытыми глазами, первым делом поинтересовался:

– Как спалось?

– Плохо. Всю ночь плутал в лабиринтах своих мыслей.

– «Своих» – это хорошо. А я всё больше в чужих. А моими никто не интересуется. Поэтому они приходят и – сквозняком навылет. Зато храплю спокойно.

После завтрака Виктор как-то неловко извинился за беспокойство. Сашка запротестовал, горячо и искренне заверяя, что дорожит дружбой с ним, после чего ясно дал понять: всегда готов подставить свои хрупкие плечи. На предложение встречаться каждую неделю в бане Славный только загадочно усмехнулся и со свойственной ему прямотой выдал:

– Прощай, брат. Я этой ночью твердо решил… идти… в армию.

– Зачем? – У Сашки озабоченно сдвинулись брови. – Лучше попасть в струю, чем всегда быть в строю, а может, и в бою. Ты же знаешь, что там творится?!

– Только догадываюсь. Вот и хочу проверить, а заодно и себя.

– Но почему вдруг? Одумайся, еще не поздно, – уговаривал сосредоточенный Абрамов.

– Всё не так плохо, как кажется. Всё гораздо хуже.

– По-моему, всё же лучше быть в надежном тылу, чем рисковать на передовой. Нет. Это не для нас! Шеф обещал мне оформить отсрочку, а потом и вообще отмазать от армии. Он свое дело туго знает – если дал слово, то держит. Так и говорит: «Такие, как ты, Саша, здесь нужны: у тебя не работа, а самый настоящий фронт». Знаешь, какие у нас обороты?!

– Даже не догадываюсь, но я не любопытный, – признался Виктор, но Сашку невозможно было остановить.

– Шеф меня ценит, скоро повысит в должности, так что буду сумасшедшие «бабки» заколачивать.

– Как бы они не завели тебя в одно печальное заведение.

– Нет. Мы пойдем другим путем и даже в другом направлении. И, конечно же, будем учиться… В этом предки правы. Ты знаешь, за деньги сейчас всё можно.

Последняя фраза покоробила Виктора – даже в затылочной части отдалось.

– Если уж школы начали продавать, значит, институты уже давно проданы!

– За всех не скажу, но сплошь и рядом. А что делать: жизнь такая – сосет и сосет с каждого. Но и самому нельзя теряться и играть только по ее правилам – иногда надо и свои предъявлять, чтобы иметь шанс сорвать главный куш. А для этого мы должны действовать смело и решительно. Откроюсь: у меня есть большая цель, и я к ней каждый день шаг за шагом стремлюсь.

– Каждому свое… в меру, но у каждого своя мера наглости, – неопределенно ответил Виктор и крепко обнял друга. Однако ничего тревожного или недоброго даже не почувствовал. Сказал только: – Будь проще – и ты поймешь, что лучше не бывает!

Утро не оправдало надежды и встретило отставного боксера неласково. Серые тучи, перегруженные легким беспокойством и непредсказуемостью, неслись над помрачневшим городом: поздняя осень уступала права ранней зиме. Виктор с грустью подумал: «Погода – под стать настроению. Вот и в жизни моей должны наступить кардинальные перемены. Я созрел, и они просто нужны мне».

Голодный холод сразу налетел на него со свирепостью сторожевого пса и пробирал до костей. Северный встречный ветер со свистом закладывал уши и старательно застилал еще не проснувшиеся глаза. Но сосредоточившийся Виктор настроился решительно и уверенно направился в райвоенкомат. Заскочив домой, он продолжил путь и вскоре переступил порог учреждения, вызывающего страх и наводящего ужас на многих молодых людей. Однако оно гостеприимно встретило его теплом. Отдышавшись, Виктор «на счастье» три раза сжал кулаки и вошел в кабинет. Пухлый, с обширной плешиной старший прапорщик второго отдела безразлично спросил:

– Тебе чего?

– Хочу в армию, – твердо резанул Виктор и полез в карман спортивной куртки за документами.

Столь неожиданное заявление сразу оживило прапорщика. Он расплылся в широкой улыбке, привстал, глаза округлились до размеров крупных пуговиц.

– Неужто правда? Однако шутник ты! Решил меня порадовать? Но сегодня же не День защитника Отечества.

Не дождавшись вразумительного ответа, остроумный прапорщик приступил к исполнению непосредственных обязанностей.

– Так! Уклонист? Честный призывник? Или тебя принудили?

Славный три раза отрицательно качнул головой.

– Я доброволец.

Виктор не мог понять, что конкретно изображало искаженное лицо прапорщика: удивление, восхищение или ужас. Казалось, он ушел в себя и не торопился возвращаться к своим обязанностям. Вспомнив известный плакат времен Гражданской войны, призывник повторил словесную атаку:

– Здесь записывают в добровольцы? Или вам уже незнакомы подобные типы?

– Это чрезвычайно редкие экземпляры! Я бы даже сказал – экзотические! В последние годы почти совсем перевелись. Как приятно слышать такое мудрое решение. И самое главное, очень своевременное, – лицо прапора сделалось серьезным. – А говорят, молодежь плохая, остались одни несознательные и дефектные кретины… Фигу! Работать надо с призывниками, и всё будет в порядке.

– Это точно, – согласился повеселевший Виктор.

– Ох, и порадовал ты меня. Ты даже не представляешь… Итак, с кем имею дело?

– Славный Виктор Сергеевич.

– Смотри-ка, и фамилия у тебя соответствующая, – с удовлетворением отметил разговорчивый служака. – Не то что моя – Безденежных!.. Всё равно что Униженный! С такой фамилией – сплошные проблемы, – он обиженно скривил губы. – Никогда лишних денег нет. А накануне зарплаты – даже на сто грамм не хватает. А у тебя как?

– Не пью. Но лишних денег никогда не бывает, бывают лишние хлопоты с ними.

– У меня во всем теща виновата – она у меня хохлушка, ее девичья фамилия Копейка. А вот тесть у меня классный мужик – Рублев! Всегда при деньгах. Так горячо любимая теща и тут нашла себе достойное применение, утверждая: копейка рубль бережет! Мы с ней не спорим – бесполезно. По ее твердому убеждению, копейка всегда дороже и выше рубля. И это изо дня в день – бедный тесть уже смирился. А вот Славный – совсем другое дело! – ласково произнес он и громко хлопнул.

– Не обижаюсь. Хотя и редкая.

– Да я б с такой фамилией вообще не работал бы, – устремив задумчивый взгляд на люстру, старший прапорщик широко улыбнулся – видимо, представил приятную его сердцу картину.

– А вы избавьтесь от приставки «без», и всегда будет хватать.

– Слушай, а в этом что-то есть. И вправду, сколько ж можно мучиться?.. К тому же она никак не подходит к моей должности – ответственный исполнитель! – его кривой указательный палец – и тут ему не повезло – важно изобразил восклицательный знак, больше походивший на вопросительный.

– А что, у вас бывают и не ответственные? Или безответственные?

– Про других не скажу. А что касается меня, то я всегда ответственно исполняю свои обязанности, – он с деловым видом подошел к стеллажу и открыл дверку. – Ну надо же! Сам пришел! – бубнил он, увлеченный поиском личного дела.

Вернувшись на свое место, Безденежных уточнил адрес, дату рождения и стал быстро листать страницы. Времени на это ушло немного, поскольку в деле оказалось всего несколько страниц. Однако его пристальное внимание привлекла последняя бумажка, вызвавшая своим неожиданным присутствием явную озабоченность на лице прапорщика.

– Слушай, да мы собираемся тебе отсрочку дать. На тебя пришло ходатайство из спортклуба «Торпедо».

– Можете его выбросить.

– Гениальное решение! Надеюсь, окончательное? Тогда – за мной!

Они вошли к начальнику отдела, и сияющий Безденежных доложил:

– Товарищ подполковник, вот, полюбуйтесь – сам явился. Говорит, что не нуждается в отсрочке. Вы только посмотрите, какие кадры мы готовим в армию! Орел! Да я б с такими…

Начальник заинтересованно осмотрел рослого, крепкого призывника-добровольца:

– За такие поступки надо поощрять. Подбери ему команду, чтобы служил поближе к дому. Да и войска соответствующие… Уразумел?

– Понял! В Москву, в стройбат! Генералам дачи строить, – не задумываясь выпалил подчиненный.

– Какой стройбат, какие дачи, – цыкнул на него начальник, как будто тот выдал военную тайну. – У него же допуск! – подполковник захлопнул личное дело, что означало: решение принято окончательно и бесповоротно.

– Я хочу, чтоб подальше, – робко попросил Виктор, как бы извиняясь, что перебил военных, так заботливо относящихся к его дальнейшей судьбе.

– Как скажешь, дарагой, – с кавказским акцентом произнес Безденежных и, улыбаясь, похлопал Виктора по плечу. – Побольше бы таких умных и здоровых. А то ныне не мужики пошли, а людишки: вроде бы и высокие, но такие хилые, такие беспомощные и больные… одним словом – совсем запущенные! Что с них взять? Глядя на них, аж слезы наворачиваются. Ну какое от них будет пополнение? Вот и приходится сначала откармливать и учить уму-разуму. Но всем не вложишь.

Вдруг что-то вспомнив, он обернулся к подполковнику:

– Ко мне сегодня опять Кушинская приходила, со слезами: возьми ее сына, и всё! Совсем от рук отбился: нигде не работает, дома не ночует, стал воровать… Я ей: «Да я бы с удовольствием: у меня шестьсот призывников в бегах! Но куда ж мы его возьмем, когда он наркоман! » А она настойчиво так: вот пусть армия его и воспитает.

– Она и ко мне заходила. Плакала, умоляла. Я ей прямо рубанул: раньше надо было о сыне думать. Еще тогда, когда это случилось впервые, – всех на ноги поднять, но оградить его от подобных друзей и спасти от наркозависимости.

– Вот и я ей открытым текстом: «Ага, сейчас призовем, дадим ему оружие и начнем воспитывать и лечить от наркоты. А если он нас не поймет? Или ему это не понравится? Жизнь у нас одна! »

Помрачневший подполковник протянул коричневую папку.

– Возьми.

– Что это? – удивился Безденежных.

– Из загса список умерших.

– Опять?! Сколько?

– Тридцать четыре, в основном от наркотиков. Сними с учета, потом вернешь.

– Есть! – как-то уныло ответил Безденежных и взял папку с похоронным списком. Настроение сразу испортилось. Затем невесело взглянул на Славного: – Пойдем, боец, я тебе выпишу направление на медкомиссию.

В своем кабинете он что-то быстро заполнил и протянул Виктору клочок бумажки.

– Я на тебя надеюсь. Не подведешь? А то в результате прогресса современной медицины здоровых людей практически не осталось!

– А мы с вами на что?

– А мы – редкое исключение. Хотя за себя я уже не ручаюсь. – Он схватился за сердце. – Уже напоминает о себе – как-никак за плечами двадцать три года.

После коротких колебаний Славный попросил:

– Можно от вас позвонить?

– Пожалуйста. Что, спешишь родителей обрадовать или девушку?

– Да нет. Друга никак не поймаю.

– Как поймаешь, – к нам его. У нас не потеряется.

В этот же день Виктор прошел медкомиссию. На здоровье он не жаловался, да и врачи никаких отклонений у него не нашли.

В одном из пустынных коридоров он случайно встретил свою одноклассницу Лену Краснову.

– Славный, а ты что тут делаешь?

– Со мной-то как раз всё ясно. А вот ты?

– А я тут работаю… правда, недавно. Так тебя что, призывают? А как же спорт? Может, помочь? – Она вплотную приблизилась к нему и прошептала: – У меня тут папа служит.

– Не надо. Я сам.

– Вот вечно ты такой – с первого класса! Другие только узнали, что я тут, так замучили… А ты у нас гордый…

– Такой уж уродился, Леночка. Но самостоятельность – это еще далеко не самое худшее в человеке качество. Да и жаловаться я не привык. Прощай, если не увидимся.

– Удачи тебе, Славный, – спортивная гордость нашего класса!

Прямо из военкомата Виктор направился в больницу – отцу несколько дней назад сделали операцию на желудке, поэтому волновался за него.

Отец еще не вставал с постели. Поцеловав его, Виктор сочувственно пожал худую руку.

– Ну, как ты, пап? Может, чего надо?

Тот покачал головой, не сводя с сына любопытных глаз – в них отразились отцовская радость и гордость.

– Мне пока нельзя. Только то, что дают. А здесь не балуют.

– А спишь как?

– Плохо. Бессонница – это конница шальных мыслей, которым в ночных скачках нет конца и края. Самое страшное – сколько бессмысленных потерь! Ведь здесь как на войне.

– Бать, ты давай поправляйся. Нечего по больничным койкам валяться. Уже в который раз! Не надоело?

Виктор старался быть бодрым и всё не решался объявить о своем решении. Поэтому начал издалека:

– Ростов мне понравился: красивый и солидный город. Остановились на турбазе. На соревнованиях я выступил хорошо, а потом подумал: зачем ломаться в финале, если всё равно скоро в армию.

– Как? – насторожился отец. – У тебя же отсрочка.

Виктор не хотел юлить:

– Я сам напросился.

Отцовское чутье подсказало: не просто так. Ведь сын мечтал о большом спорте, о победах… столько тренировался!

– И когда же? – насторожился отец.

Виктор уставился в пол.

– Видимо, скоро.

– А ты готов? Это же такая ответственность! Физически ты здоров – тут сомнений нет. А готов ли психологически? Ведь придется полностью перестраиваться, всё ломать – и режим, и образ жизни… Армия каждый день будет преподносить тебе сюрпризы, испытывать на прочность и одновременно закалять… и как солдата, и как мужчину! Что скажешь?

– Да что я хуже других? – успокоил его Виктор. – Я такой же, как все.

– В том-то и дело, что не как все. Ты разве не понял? Трудно тебе придется.

Отец не стал говорить сыну об особенностях его уже сложившегося характера, о возможных трудностях и нюансах армейской жизни. Сам всё поймет. И в то же время беспокойство охватило его: ведь Виктор слишком строг к себе и к окружающим, прямолинеен и принципиален. А это может кому-то не понравиться – там же беспрекословное единоначалие.

Виктор, глядя на задумавшегося отца, уверенно выпалил:

– Не беспокойся, бать, не подведу.

– Посмотрим, посмотрим, – отец хитро улыбнулся, хотя в душе он не сомневался.

– Ой, пап, у тебя столько газет! Дай почитать, а то я уже соскучился. Покупать – дорого, да и совершенно некогда было.

– Бери хоть все – я уже ознакомился. Пойдем, я провожу тебя.

Бросая пачку газет в сумку, сын удивился на привставшего отца: «Куда? Нельзя же! » Но тот успокоил его:

– Пора. А то и вправду залежался. А тут такой случай представился! Знаешь, как приятно пройтись рядом с сыном да еще у всех на глазах! Даже с главой государства я не испытал бы такого удовольствия. Ты это поймешь, когда у самого будут взрослые дети.

– А как же назад пойдешь?

– По стеночке, по стеночке и короткими перебежками – не разучился еще с армии, – улыбнулся отец, превозмогая боль при движении.

На лестнице Виктор прижался к перилам и уставился на отца.

– Постою еще пять минут и побегу.

– Не жалко? Ведь это пять минут твоей жизни! Так что не распыляйся – она состоит из таких вот осколков. Беги уж. Ты молод, здоров, тебе есть чем заняться. Более серьезным!