БЕЛЫЕ ПЕРЧАТКИ 1 страница

Мы живем, встречаемся, влюбляемся,

но даже не подозреваем, что среди нас

герой нашего времени.

Глава 1. Роковой поединок

Если жить, то бороться,

а если бороться, то честно!

Переполненный Дворец спорта в Ростове-на-Дону приятно гудел в предчувствии чего-то таинственного. Праздника души или горького разочарования? И того, и другого.

В жизни каждого бывают поворотные дни, но всегда ли мы соблюдаем правила и движемся в нужном направлении? Восемнадцатилетний Виктор Славный давно ждал этого дня, загадывал и надеялся, даже не предполагая, что он может круто изменить его судьбу.

Сложив на широкой груди вспотевшие от возбуждения ладони, он с волнением наблюдал бой своих кумиров, боксеров с большой буквы: на этот раз непримиримые соперники встретились в полуфинале. Жребий оказался не только несправедливым, но и жестоким. Это понимали все, и в первую очередь вечные соперники. Один – двукратный чемпион мира, другой – победитель Олимпиады, но никто не хотел уступать и переходить в другую весовую категорию – так всю жизнь и выясняли между собой, кто сильнее. Но всегда честно и достойно. Для них единственный судья – это ринг.

Магический, сверкающий золотом квадрат, опоясанный прочными канатами, намертво привлек взоры фанатичных болельщиков. Мысленно Славный тоже находился там: каждый его нерв и каждая мышца остро реагировали на происходящие события. Захватывающий поединок уже подходил к концу, а определить победителя Виктор не решался. Гипнотизирующий бой равных соперников сразу захватил, он был не просто привлекателен, а отчаянно красив! Он держал неугомонных болельщиков в почти судорожном напряжении; судя по нарастающему шуму и истеричным выкрикам, бушующие страсти вот-вот достигнут пика. Все атаки и контратаки вызывали безумную бурю эмоций. А обливающиеся потом прославленные спортсмены продолжали осыпать друг друга молниеносными ударами, сопровождаемыми ревом трибун.

Дворец уже напоминал проснувшийся с началом боя вулкан, а обстановка – фейерверк ярчайших по своему накалу проявлений клокочущего кратера. Под тяжелыми сводами стадиона на трибунах перекатывались набирающие силу ухающие голоса, они исторгались раскаленными глотками неистовствующих зрителей, сливались и обретали совсем другую тональность. Набрав мощь, они в очередной раз волной набегали на ринг, чтобы хоть как-то освежить его. Вдруг они стали напоминать штормовые накаты, перемешанные с хаосом громыхающих звуков.

Красота жесткого боя завораживала! Всё остальное на свете для зрителей уже не существовало, они оказались во власти Его Величества Азарта!!! Наиболее рьяные поклонники вскакивали с мест, неистово кричали, жестикулировали, требуя от своих любимцев досрочной победы.

В момент наивысшего накала на северной трибуне со стены упал огромный плакат. Он словно устал приветствовать участников зональных соревнований. А может, не выдержал раскаленной до предела атмосферы. Но в пылу страстей никто даже не обратил на это внимания, сейчас главное – бой! Кто победит?!

В тот самый момент, когда, казалось, напряжение уже зашкалило и нависший над рингом гул вот-вот разорвет тысячеголосый вопль, прозвучал отрезвляющий финальный гонг. Штормовая волна чуть усмирилась, и громогласного взрыва эмоций не последовало, – лишь гулким эхом прокатился общий выдох. Но это был не выдох облегчения, и безумный зал вовсе не захлебнулся, его энергия совсем не угасла, а ровными потоками растекалась по взбудораженным трибунам. Раздались хаотичные аплодисменты, выкрики. Мнения разделились, и каждый считал правым только себя. Остальные будто не существовали, так как сами люди словно расплавились в общей массе, их разум и душа растворились, превратившись в аморфную бесконтрольную стихию без права личного голоса.

Только после объявления победителя довольный Виктор – на этот раз он не ошибся – нырнул под трибуну. Раздевалка напоминала прохладный каменный погреб. Глухая тишина словно нарочно демонстрировала полное безразличие к бушующим наверху страстям. Сбросив спортивный костюм, Виктор Славный начал готовиться к бою. Имитируя удары по предполагаемому сопернику, он сначала даже не заметил, как вошел его тренер – грузный шестидесятилетний Степаныч с вечно красными глазами и толстыми укороченными губами. Вместо привычных последних наставлений он свел на переносице густые белесые брови и надул отвислые щеки – первый признак недовольства.

Ему казалось, что так он лучше сосредоточивается, а заодно гипнотизирует своих несмышленых подопечных.

– Ты чего такой кислый, Степаныч? – поинтересовался бодрый Виктор, энергично прыгая на месте. Его загорелое натренированное тело лоснилось в бликах матового света.

Степаныч хорошо знал непримиримый характер Славного, поэтому не спешил, будто колебался: с чего начать этот томительный разговор, который и самому-то был неприятен. Повидавший в жизни всякое, опытный тренер смотрел колюче, загадочно и с какой-то презрительностью. Обычно он, еще не проронив ни слова, уже заранее обеспечивал себе преимущество перед обескураженными таким видом юными учениками. Но этот парень был не из тех, которые безропотно подчиняются и так просто сдаются. «Тут нужен особый подход», – размышлял обеспокоенный наставник.

– Понимаешь, как бы тебе лучше объяснить… – как-то непривычно для самого себя замялся Степаныч и тут же коротко выдал: – В общем, ты должен проиграть...

– Как?! – вырвалось у Виктора, он застыл, вытаращив глаза, ошарашенный этим категоричным требованием. – А честь клуба и нашего города? Или это теперь уже не важно?

– Ну ты и наивный, право, – тренер словно ждал подобной реакции и, заметно оживившись, нервно зашагал по раздевалке. Он надулся, чуть сгорбился и выглядел чрезвычайно противным в эту минуту – даже сам догадывался об этом, но ничего поделать с собой не мог. Вдруг застыл в метре от Виктора и продолжал давить своим гробовым молчанием и немигающим взглядом голодного удава. Но строптивый ученик не унимался:

– Ты же сам уверял, что я в отличной форме, что мне обеспечено первое место и финал России…

– Да, говорил, но... – раскрасневшийся Степаныч осекся, сделал неопределенный жест и устало плюхнулся на массажный диван. – Но потом состоялся серьезный разговор с Гасаном – он тренер авторитетный! И я ему пообещал не подставлять его бойца...

От этих подробностей у Виктора что-то взорвалось внутри. С темно-русых волос по широкому крепкому лбу побежали тонкие струйки пота. Он машинально тряхнул головой, отправив крупные капли в короткий полет. В самый последний момент он всё же пытался сдержать себя, но это было выше его сил.

– А меня, значит, решил подставить под его колотухи? Лихо ты! Не ожидал. Чего-чего, а такого! От тебя! Как же ты мог за моей спиной?

– Пойми меня правильно, Витек. Нельзя жить одним днем… Он взамен обещал сдать бой нашему Матвееву. А твоему сопернику, этому, как уж его, Зевсу… придумают же, кровь из носа – надо сделать мастера... Не беспокойся, ты свое тоже получишь – у тебя еще всё впереди. Да и в накладе не останешься…

– Вот вам! – вырвалось у Виктора, он угрожающе тряхнул кулаком, а левая ладонь застыла на локтевом исгибе. – За мой счет у вас ничего не получится!.. – в запальчивости выпалил он, а прищуренные серые глаза уставились на Степаныча, гневно, словно рентгеном, просвечивая его душу. Но тот оказался тертым калачом.

– Да ладно тебе: безвыходных поражений не бывает.

Виктор и раньше слышал это выражение, но на этот раз оно адресовалось ему. Поэтому сразу родилось возражение:

– А вот я из каждой сложной ситуации и поражения ищу выход. И только правильный. Не уживаюсь я с ними, поэтому и бегу прочь.

– Только не заплутайся в глухих лабиринтах. Я ж никому плохого не желаю. У тебя всё еще впереди: тебе только восемнадцать – мальчишка! Успеешь еще хлебнуть побед и славы. А Матвееву уже двадцать пять! Твоему сопернику – двадцать семь! Всё, предел! – Степаныч как бритвой резанул ладонью по горлу.

– Плевать я хотел на ваши закулисные сделки!

Наставник чуть не подавился своей желчью, буйные мысли цеплялись друг за друга. С большим трудом сдерживая гнев, он выдавил:.

– Не плюй в колодец – пригодится…

– Из тухлого и ты не будешь пить – побрезгуешь. – Виктор нервно почесал свой нос, проливший немало крови и перенесший несколько травм: словно почуяв противный запах, тот сморщился. – Себя-то пожалеешь, а меня? Мне-то как потом?

– Ты кого учить собрался?.. Я сказал – и всё! – разъяренный Степаныч твердо стукнул кулаком по коленке, как судья последней инстанции молотком, и многозначительно замолк, что означало: всё, решение окончательное и обжалованию не подлежит. Виктор прервал повисшую в душной комнате ледяную паузу:

– Значит, победы мне не видать? – в душе еще теплилась крошечная надежда.

Как он хотел, чтобы тренер передумал или, еще лучше, с лукавой улыбкой признался, что разыграл его. Но в ответ услышал:

– Тебе чего… ты только о себе думаешь… – в глазах тренера вспыхнули искры звериной злобы.

– И о тебе, Степаныч. Сам потом жалеть будешь. Так же нельзя… Я тебя уважал, верил, как самому себе, а ты… – голова Виктора закачалась, как бакен на большой воде, глаза округлились, челюсти сомкнулись в плотный замок, пытаясь не дать свободы бойцовскому языку. Однако он вдруг сник. Только нестерпимая боль отражалась на загорелом лице. Виктор снова сощурился, не скрывая своего негодования. На этот раз внутри что-то оборвалось, казалось, лопнул центральный нерв, и сразу везде защемило, застонало, зажгло. Ему уже ничего не хотелось: ни спорить, ни убеждать…

– Да я же не о себе пекусь. А о твоем товарище… Ну что тебе стоит?..

Тренер продолжал еще что-то говорить, но Виктор, как в немом кино, только видел шлепающие толстые губы и свирепые кулаки, рассекающие раскаленный от напряжения воздух. В его сознании произошло что-то ужасное: казалось, что весь до этого прочный, понятный и разумно устроенный мир утратил внутренние и внешние связи и стал неуправляем. Виктор глядел на тренера и в этом хаосе мыслей не видел его. Только ринг в туманной дымке. Перед глазами всплыли эпизоды, когда подопечные Степаныча неожиданно для всех проигрывали поединки более слабым соперникам, когда их уважаемый тренер без всяких объяснений снимал учеников с соревнований прямо перед боем или буквально ни с того ни с сего во время перерыва требовал прекратить поединок. Иногда даже доходил до крайности и выбрасывал на ринг предательское полотенце. И вот теперь Виктор прозрел, очнулся как бы в новом мире, и ему стало понятно странное поведение тренера, у которого он занимался с десятилетнего возраста.

А Степаныч уже выдвинулся на первый план: в этот миг он напоминал несущийся с горки угрожающий всему живому бульдозер, причем без тормозов. Своим видом он показывал, что готов снести на своем пути всех неугодных. Виктор поежился, покачал упрямой головой, но предпочел отмолчаться: сейчас не до отвлекающих разговоров – лишь бы в живых остаться. Напряжение нарастало, противник-наставник продолжал напирать:

– Подумаешь, проиграл! Тоже мне трагедия! Не ты первый, не ты последний. Одним словом, вопрос решен! В первом же раунде подставишься. И не вздумай вставать…

Словно от электрического тока, у Славного содрогнулись все нервы и мускулы лица. Но категоричная молодость склонна к сопротивлению любому жесткому давлению.

– Степаныч, ты что, хочешь убить во мне бойца?

– С чего ты взял?

– Уступишь раз, уступишь два… и станешь ступенькой для преследователей.

– Да что ты понимаешь?! Спорт – это политика!

– На крупных международных соревнованиях – да: часть пропаганды, политики… Но на таком уровне, – Виктор кивнул на обшарпанные стены с глубокими трещинами, – ее вообще не должно быть и побеждать должен сильнейший! Да, да, сам спортсмен, а не его тренер в сговоре со своими «авторитетными» коллегами и судьями.

Красная шея Степаныча втянулась в плечи, а щеки мгновенно надулись. Теперь он напоминал только что обнаруженную в котловане ржавую бомбу, готовую в любую секунду взорваться.

– Ах ты какой?! Да кто ты такой!.. чтоб меня поучать? От горшка два вершка, а туда же! Ты на кого… – разошелся он, ударив себя в грудь. – Ничего, я поставлю тебя на попа… Приучайся, щенок, вовремя падать и вставать по команде: жизнь еще не так тебя будет бить, ломать, калечить…

Он на повышенных тонах еще долго воспитывал своего несговорчивого ученика. Виктор понимал, что ему не перекричать взбешенного тренера-бульдога, и, понурив голову, делал вид, что внимает каждому злобному слову. Еще минуту назад парень рвался в бой, но теперь ему уже ничего не хотелось, лишь бы выбраться из ставшего невыносимо душным подвала. Хотя бы глоток свежего воздуха! А Степаныч всё ещё угрожающе рычал и противно зудел… С невыразимым ужасом Виктор понял, что этот человек до мозга костей отравлен пагубной страстью и желанием добиться своего – чего бы ему это ни стоило. Чтобы прекратить уни-зительный разговор, он остановил необузданный натиск тренера:

– Ну хорошо, хорошо, – устало пробормотал Виктор, его глаза смиренно потупились, не отрываясь от облезлого пола. Он испытывал страшную тяжесть, будто всё, что на него вывалил тренер, повисло на его плечах.

Однако вынужденная капитуляция не принесла облегчения, Виктор крепко сжал массивные челюсти и затаил дыхание, словно боялся своего ставшего вдруг неуправляемым языка. Но долго выдержать не смог: громко и с жадностью втянул в себя воздух, будто только что опомнился после подписания самому себе смертного приговора и попытался оттянуть его.

– Только сделаю это в четвертом раунде.

– А чего силы соперника выматывать? – сразу сменил тон Степаныч, удовлетворенный исходом словесного поединка. – Ему ведь еще финал предстоит!

– Это его проблемы. Я сказал – в четвертом, и всё!

– Ох и упрямый же ты! – сокрушенно признал тренер, хотя в душе остался доволен исходом разговора.

Время поджимало. Да и продолжать разговор не имело смысла. Даже забинтовывая Виктору кисти и надевая перчатки, Степаныч продолжал нудно бубнить. Небрежно накинув халат, Славный вышел, резко хлопнув дверью. В груди всё кипело, сердце безудержно колотилось от злости. На ходу он продумывал план ведения боя: если наступление невозможно – готовься к обороне. Да, прежде всего это будет поединок нервов, а потом уже кулаков.

А в зале наступило относительное затишье: судьи и болельщики ждали выхода спортсменов.

Виктор скользнул взглядом по переполненным трибунам и с удивлением заметил отсутствие на северной трибуне привычного плаката.

«Ну вот, даже он не хочет приветствовать меня», – грустно усмехнулся он.

В боксерских кругах Славного знали как бойца жесткого, решительного, который всегда отличался активностью на ринге. В предыдущих поединках зрителям он тоже полюбился. Его узнали. Когда Виктор приближался к центру, одобрительный гул и дружные аплодисменты усиливались. Зал просыпался и зажигался спортивным азартом, глухим раскатистым гулом требовал захватывающего боя, а наибо-лее горячие головы – откровенной драки.

Славный уже топтался на ринге, когда через канат ловко перепрыгнул его соперник. Вид самоуверенный, в черных глазах сквозила вызывающая дерзость. Он вскинул руки, и оживившиеся на трибунах люди ответили ему улыбками и приветствующими выкриками. А когда он нанес серию резких предупреждающе-угрожающих ударов, – на разминочные они явно не походили, – в ответ разразилась настоящая овация. Болельщики уже распалились и жаждали увидеть бой достойных соперников. Виктор с сожалением отметил про себя: «Даже не догадываются, что сейчас их будут дурить. Демонстрировать не настоящий бокс, а дешевое шоу! – Затем с нескрываемым озлоблением он взглянул на соперника и подумал: – В душе он уже празднует свою легкую победу. Купленную! »

Накопившаяся ярость должна была рано или поздно на что-то излиться. Или на кого-то. Рефери пригласил их в центр ринга, соперники заглянули друг другу в глаза: каждое из этих непримиримых «я» было охвачено нетерпеливым и честолюбивым желанием во что бы то ни стало выиграть, одержать блестящую победу! Только в отличие от противника Виктор хотел честной победы.

Бой начался с вялой разведки. Виктор удивил всех, он выглядел сонным и не похожим на себя: ушел в глухую защиту и лишь для видимости отвечал сдержанными контратаками. Почувствовав его нерешительность, прыткий соперник напирал всё сильнее. Он уверенно шел в атаку, часто прижимая Виктора к канатам и градом отвешивая мощные удары. Со стороны казалось, что Славный чувствует себя неуверенно, однако, выбрав момент, он «огрызнулся», да так ощутимо! Этого оказалось достаточно, чтобы временно умерить пыл чрезмерно агрессивного противника, досрочно уверовавшего в свою скорую победу. Теперь он стал более осторожным.

– Ты что? Забыл?.. – донесся хрипящий от негодования голос Степаныча. – Уходи в защиту! И не вздумай своевольничать!..

Но Виктор не реагировал на гневные указания тренера и проводил ощутимые упреждающие контратаки. Зевс пытался ускользнуть или идти на сближение, особенно когда оказывался в углу ринга, но ему ничто не помогало. Тогда всё чаще стали пускаться в ход запрещенные приемы: удары ниже пояса или открытой перчаткой, опасные движения головой... Опытный рефери решительно пресекал «грязный» бокс и любые коварные уловки Зевса и строго предупреждал его. Интрига боя нарастала. Поединок становился всё более зрелищным. Теперь Виктор обрел уверенность в себе, он чувствовал себя королем ринга и знал слабые стороны соперника. Боялся только одного: чтобы разъяренный тренер не выбросил позорное полотенце.

В середине третьего раунда Славный полностью перехватил инициативу: Зевс окончательно вымотался. Куда девались его вызывающая наглость и самоуверенность, так эффектно продемонстрированные перед боем? Он уже тяжело дышал и всё чаще переходил в глухую защиту, «вязал» Виктора и вступал в клинч. Тонкие ценители бокса – и не только они – понимали, что происходит на ринге, поэтому освистывали гасановского бойца, но он делал всё, чтобы только продержаться до гонга.

Виктор не сомневался, что зрители болеют за него, более молодого боксера. Трибуны бурно реагировали на каждый его точный удар и удачно проведенную комбинацию. Это придавало ему уверенность, и он посылал молниеносные и ощутимые джебы, апперкоты и хуки. Голова противника беспомощно дергалась, с легкостью освобождаясь от капель пота. Но волжанин был неудержим. А ставшие тяжеленными перчатки Зевса каждый раз с опозданием прикрывали разбухшее лицо.

Предпоследний раунд заканчивался с явным преимуществом Виктора, наглядно демонстрировавшего расчетливую выносливость, отработанную технику и виртуозность. Только теперь все оценили его правильный расчет и тактику. До победы оставался шаг, точнее, один точный удар, но неожиданно раздался гонг, оказавшийся спасительным для его измотанного соперника. Во время перерыва багровый Степаныч, подавая воду, глыбой навис над своевольным учеником:

– Какого черта? У тебя что, плохо с памятью? Мы же договорились!

Виктор в ответ только часто и глубоко дышал, собираясь с силами для очередного раунда.

– Что молчишь?

– Отдыхаю, – криво усмехнулся он. – Потерпи немного, и ты увидишь красивый финал! Я тебе обещаю...

– Смотри, – пригрозил взмокший от нервного напряжения тренер и стал энергично обмахивать его полотенцем.

В последнем раунде Виктор чувствовал себя солдатом, который идет в бой с уверенностью в справедливой победе. Он полностью доминировал, эффектно используя весь арсенал боксерского мастерства: в ход пошли свинги, кроссы и точные удары по корпусу. В нем не просто пробуждался азарт, а, как весенние ростки сквозь старый асфальт, прорастали, прорезались и наконец-то пробились и бурно, во всей своей красе выплеснулись наружу прирожденные бойцовские качества – не поддаваться ни на какие уговоры и не продаваться ни за какие деньги.

Виктор был великолепен. Он работал на ринге, что называется, «с аппетитом», с вдохновением и дерзновенным азартом. Сразу бросалось в глаза, что этот крепкий парень с Волги – редкое в его возрасте исключение – обладал, казалось бы, несовместимыми свойствами: молодостью и опытом, которые не только дополняли друг друга, а находились в гармоничном сочетании. Окончательно выдохшийся Зевс – от него осталось одно название – в очередной атаке неосмотрительно раскрылся, и Виктор ответил резким встречным ударом. Словно в замедленных кадрах, он наблюдал, как обмякшее тело поверженного противника, подобно мешку с костями, беспомощно падает и замирает.

Трибуны взорвались громом возгласов, оглушительным свистом. Вот он – пик эмоций, которого все с нетерпением ждали, ради чего пришли сюда. Под дружные выкрики «Мо-ло-дец! » и ритмичные аплодисменты сосредоточенный рефери начал отсчет. Но поверженный соперник не слышал его, до него доносилось что-то среднее между гулом и воем, протяжным стоном и сдавленным криком… Никто не сомневался, что это нокаут!

Зал приятно штормило, с каждым накатом очищающей и умывающей волны он ревел от восторга. Виктор благодарно покачивал головой и прижимал к груди брошенный кем-то букет, но почему-то не улыбался и не испытывал привычной радости: ни от победы над соперником, ни от победы над собой и своим тренером. Скорее, наоборот: всей душой он ощущал горечь и обиду. Мельком взглянул на Степаныча – он бушевал от злости, а сверкающие щелки сфокусировались на нем и, как лазером, резали его на мелкие части – очень больно, но без крови. Это своего-то ученика-победителя!

Но большего внимания – двух-трех секунд достаточно – тренер-тиран не заслуживал, и Виктор переключился, устремившись вверх: пробежался глазами по мельтешащим до ряби сияющим лицам, придавшим ликующим трибунам особую праздничность. Но даже их восторг не передался ему. Впервые он находился в таком непонятном состоянии, словно по чьей-то воле его нагло лишили заслуженной радости или произошло унизительное раздвоение личности. Неужели навсегда?

Рефери поднял его руку, однако смущенный Виктор, как бы извиняясь за такой исход боя, взглянул на своего визави и опустил голову. Такого он никак не ожидал: вкус победы может иметь и горький привкус. И он впервые явственно ощутил его, не на языке – в этом случае можно и сплюнуть, – а на сердце! Оттуда обратного хода нет! На душе кошки не просто скребли, а больно царапали. И было отчего – он разочаровался в своем тренере, которого считал вторым отцом. Когда спускался с ринга, краем уха услышал взбешенного Степаныча, неохотно обернулся на окрик – тот напоминал вареного морского рака, но оказавшегося живым и готового использовать в беспощадной драке свои могучие клешни.

– Ты даже не представляешь, что наделал! Я тебе устрою! Жди разборки!.. Жесткой и беспощадной.

Друг Виктора – мастер спорта Глеб Громов, прозванный за свой малый вес Мухой, семенил рядом. Он не только не поддержал его, хотя Виктор в этом как никогда нуждался, а даже осудил мальчишеское безрассудство и своеволие.

– Зря ты пошел против Степаныча. Теперь он тебя сожрет с потрохами. Ой, дружище, не по силам ты выбрал себе противника. Как ты не поймешь, спорт сейчас стал профессиональным, а значит, коммерческим. Все сейчас на этом зарабатывают. Возможностей – море!

– Ой, столько слов – хоть забор городи! А с тобой у меня будет особый разговор, – остановил его Виктор, тот замер с перекошенным ртом. – Теперь я понимаю, почему ты так бездарно сдавал одни бои и так же легко выигрывал другие. – Он бросил на друга колкий взгляд, от которого тот зябко поежился, и затянул молнию до самого подбородка.

Пустая раздевалка встретила его тяжкой тоскливостью и невыносимой духотой, словно докатившейся из недалекого прошлого, разделенного с настоящим всего несколькими минутами; до острого слуха и смутного сознания доносились отдельные крики, дружные глухие возгласы, негодующие голоса и упреки. Разгоряченный Виктор долго стоял под ледяным душем. Мысленно он еще оставался на «раскаленном» ринге, поэтому вынужден был переминаться с ноги на ногу и пританцовывать. Для Славного принципиальный бой продолжался, но на этот раз с самим собой. Нет, иначе он поступить не мог и не жалел о своем дерзком поступке. Уж так воспитан!

Победитель вытерся махровым полотенцем – на этот раз не стал растираться докрасна – и торопливо оделся. Притаившийся в углу Степаныч снова напоминал неразорвавшуюся бомбу, таившую в себе реальную опасность. Он ворчал беззвучно, тяжело отпыхивался, затем что-то прорычал. С морщинистого пунцового лица не сходила озлобленная гримаса, будто он надел маску натасканного бульдога, готового вот-вот броситься в бой. Но команда «фас» еще не последовала. Насытившись, взвинченная тишина взорвалась несмазанно-скрипучим голосом.

– Что, белой вороной решил прослыть? Чистеньким себя показать? Вот какие мы – поглядите!

– Ты прав, Степаныч, хочу боксировать в белых перчатках. Грязные – не для меня. Для этого поищи других, более покорных и предприимчивых.

– Прокачай реальность… Забыл, что в спорте совсем другие законы и понятия? А в боксе особенно… Запомни: твоя жизнь в этой большой игре ничего не стоит… Ты пешка! Никто!

– Ошибаешься, Степаныч, стоит! И немало! Во всяком случае я себя дешевкой не считаю, – возразил Виктор, быстро и аккуратно засовывая в сумку перчатки, словно боялся испачкать их в царящем вокруг смраде подлости и продажности. – И законы для всех одни: для тренеров, спортсме-нов, судей и прочих, примазавшихся к спорту. Кто уж они – любители или профессионалы, – не знаю, но эти «прикормыши» хорошо пристроились, прямо-таки присосались к сладкой кормушке! А что касается пешек, то иногда они становятся фигурами… даже главными!

– Ну, ну, тебе виднее. Смотри только, как бы тебя не сожрали по дороге в ферзи, – едко ухмыльнулся тренер. Виктор вгляделся в его лицо: оно было искажено судорогой, горящие глаза выпучены, губы прикушены, подбородок алчно выставлен вперед, а дрожащие ноздри – точно у лошади после изнурительного забега. – Если тебе на себя наплевать, то хотя бы обо мне подумал: ты же подорвал мой авторитет!

Степаныча бесила внешняя невозмутимость ученика, кулаки которого излучали убежденность, спокойствие и силу.

– А мне казалось, что авторитет зарабатывается честностью, неподкупностью и принципиальностью. Правильно говорят: большие дела состоят из маленьких делишек. Степаныч, опомнись!

Огорченный, но не сломленный Виктор с тяжелым чувс-твом выскользнул из раздевалки-душегубки, напоминавшей камеру пыток, и спиной почувствовал, как в него грозно метнулся бешеный взгляд, горящий лютой ненавистью. Вслед через тонкую дверь донеслось:

– У, казачье отродье! Упрямый – весь в отца… Ты думаешь, на тебе свет клином сошелся? Забудь дорогу в спортзал, щенок!

Славный замер в ярости, его кадык пришел в движение – очевидно, он с большим трудом проглотил крепкое словцо и не дал ему свободу только из уважения к возрасту тренера.

«Постараюсь, хотя вряд ли забуду – ведь столько лет отдано! »

Глава 2. Возвращение домой

Перемены, как и проблемы,

приходят то чередой, то все сразу.

Бои продолжались, но Виктор сам себя лишил финала, хотя и не проиграл. Однако победителем себя тоже не ощущал – время покажет, кто прав. И всё же явный фаворит в своей весовой категории искренне завидовал тем, кто нахо-дился на ринге, и тем, кто ожидал своего боя. Как знакомо ему это волнующее предстартовое чувство. Но его душу отравили, а самого спалили в беспощадном пламени несправедливости. В решающий момент Виктор не думал, что поступил как капризный мальчишка-несмышленыш, который в ребяческом порыве впервые проявил свой характер. Нет, он уже вышел из этого возраста. Ему хотелось громко хлопнуть дверью. Но получилось очень тихо и невыразительно даже для самого себя. А для других как-то незаметно и загадочно.

Спустя час Славный первым же поездом выехал в Нижний Новгород. На жесткой неудобной полке ему не лежалось – казалось очень неуютно. Да и сидеть спокойно не мог, не зная, чем себя занять. Даже читать не хотелось. Рябой сосед с неприятной заросшей физиономией и крепкими заскорузлыми руками предложил выпить. Чтобы хоть как-то отвлечься, Виктор присмотрелся к нему: его черно-серебристая щетина напоминала неухоженный кактус – особую диковинную разновидность с российской живописностью и колоритом. Виктор даже говорить с ним не решался – боялся уколоться. Тогда сосед выплеснул полстакана водки в редкозубый рот и с удовольствием причмокнул. Вмешалась его жена, высокая худая женщина с выразительными, запоминающимися глазами. Лицо у нее, в сущности, еще красивое, с правильными чертами, но, словно от душевного измождения, огрубело, утратило чувствительность и застыло, как чужая маска: всё в нем казалось подчеркнуто болезненным, дряблым и настораживающим. Она тихим укоряющим голосом робко упрекнула мужа: