9 декабря 1996 — 25 февраля 1997 2 страница

То есть, когда речь заходит о социальной гигиене по отношению к ростовщичеству и аферизму, то поостеречься следует не только преуспевшим Мавроди, Березовскому, Гусинскому, но и многим деятелям искусств, иерархии православной церкви, 40 миллионам обманутых вкладчиков, а также и более чем 100 миллионам равнодушных, живущих жизнью травы на поле боя, при соучастии, бездеятельности и попустительстве которых стал возможен правеж Березовских и Гусинских на Руси, претендующей быть Святой Русью. Поэтому те, кому не терпится устранить Гусинского и Березовского, после прочтения сего должны понять, что проблемы России проистекают не от нескольких образцово показательных экземпляров ростовщиков, а от той мировоззренческой и нравственной — духовной среды, которую воссоздает каждомоментно в обществе сам народ, и которая позволяет паразитировать на нем всякой доморощенной и зарубежной мрази.

После того, как в Коране оглашено проклятие Божие на ростовщичество, отношение к ростовщику в обществе людей и ростовщиков с некоторого момента переходит из сферы этики и рассуждений о нормах морали в сферу общественной гигиены: вести дискуссии о моральном праве на уничтожение человеком глиста — это психическая патология, а не проблемы нравственности, морали, этики, поскольку таким путем восстанавливается здоровая физиология организма. Это же относится и к проблемам социальной паразитологии и гигиены.

Кроме того после изведения одного поколения глистов желательно изменить и образ жизни, чтобы не завелись глисты нового поколения: это же относится и к социальной паразитологии — общество из себя рождает паразитов и одним их отстрелом оно не может решить этой проблемы. Но и без социальной гигиены, как устойчивого при смене поколений свойства культуры, общество тоже не может жить, поскольку утонет в проблемах, создаваемых порождаемыми им паразитами в образе человеческом.

Тем не менее, человек, в силу разных обстоятельств в исторически сложившемся укладе жизни ставший ростовщиком (банкиром, вкладчиком банка, владельцем “ценных бумаг”), всё же отличается от глиста и потому может и должен избегнуть гибели в процессе социальной гигиены: в большинстве случаев он обладает достаточной интеллектуальной мощью, чтобы осознать пагубное воздействие ссудного процента и нетрудовых денежных доходов на жизнь людей в обществе и на биосферу Земли; и если после того, как ему на это указано определенно и обстоятельно, он продолжает упорствовать в ростовщичестве или его поддержке собственными свободными финансовыми средствами и ином финансовом паразитизме (это касается всех без исключения вкладчиков банков и держателей “ценных бумаг”, получающих проценты по их вложениям), то вопрос переходит из области рассуждений на темы морали и этики человеческих отношений в область практической социальной гигиены... Последнее обязательно, поскольку, в отличие от глиста, человеку Свыше дана свобода воли, обладая которой он имеет полную возможность перестать быть паразитом на обществе и на биосфере планеты. И если после того, как ему указали на то, что он избрал участь глиста, он ничего не меняет в своей глистоподобной жизни, то пусть его и постигнет все предназначенное глистам в образе человеческом: терпение остальных людей — не беспредельно и им тоже, как и опустившимся до глистоподобия, дана свобода воли: в данном случае — свобода осуществить право человека жить без паразитов.

При этом следует иметь ввиду, что шансы выжить у наших глистоподобных всё же довольно велики, поскольку даже среднестатистический банкир в постсоветской России психологически ближе к сталинизму, чем к западной демократии: он — первопроходец в первом поколении банковского дела, несущий в себе многие идеалы общества равенства человеческого достоинства, общества без угнетения жизни одних людей другими, а также и традиции советского прошлого; он не носитель клановых традиций ростовщической тирании в неразрывной многовековой преемственности поколений. То есть ему можно объяснить и он не сможет возражать:

* что банк — система счетоводства уровня макроэкономики;

* что счетоводство без производства — ноль без палочки;

* что производство без потребления — нежизнеспособно;

* что ссудный процент по кредиту банков — средство уничтожения платежеспособного спроса, а отсутствие спроса — удушит производство, а счетоводство без производства — ноль без палочки;

* и потому после 1917 г. банкир в России безвозвратно утратил право быть ростовщиком, разрушающим народное хозяйство и биосферу законодательно признанными злоупотреблениями в народнохозяйственном счетоводстве .

Вырваться из этой цепи соотношений взаимной обусловленности причин и следствий можно только в одном направлении: прямо заявить: «Я — Ростовщик, ваш Господин, а вы — мои рабы и быдло и потому: Цыц! » Но такое заявление как раз и обнуляет сроки попущения и мгновенно переводит вопрос из плоскости обсуждения идеалов и путей осуществления народовластия-демократии и концепции экономических реформ в иную плоскость — плоскость социальной гигиены... И если в этой плоскости пути становления народовластия будут пролегать не только через увещания и вразумления на свободе, не только через изоляцию от общества с целью принудительного просвещения, но и через физическое насильственное устранение из жизни даже не отдельных паразитов, а целых паразитических кланов[127], то настаивающим на своем “священном” праве ростовщичества и иного рода паразитизме, не следует спрашивать: «За что??!! »

Речь действительно идет о кланах, родах. Муж и жена — одна сатана. Это известная пословица. И она возникла не на пустом месте: непредвзятое наблюдение за жизнью общества показывает, что в действительности поведение многих мужчин определяется эмоциональным диктатом близких к ним женщин[128]. В зависимости от того, как и какие женщины сменяют друг дуга в их окружении и в постели, меняется стиль поведения и характер деятельности мужчины. Поэтому если дело в обществе доходит до актов социальной гигиены в отношении глав семейств, идущих по жизни во многом на поводу у женщин, то во всех без исключения случаях миловать остающихся в тени стерв, которым они служат, будучи мужьями и любовниками, — значит не понимать инстинктивных основ взаимоотношений полов в обществе, где нет Любви, но только эмоционально и чувственно приятные привязанности. В ряде случаев, чтобы сохранить мужчину, следует так или иначе нейтрализовать женщину[129].

Кроме того, яблочко от яблоньки не далеко падает: это о детях и всей родне по нисходящей линии, обладающей правом наследования. Далеко не каждый ребенок, даже став взрослым, способен признать, что его даже живые родители, если смотреть на их дела как таковые, — мерзавцы; что ему следует переосмыслить их поведение и увидеть в себе те же самые порочные наклонности, которые он унаследовал от них биологически-генетически и социально-бессознательно в детстве. Тем более, в отношении погибших родителей, детям свойственны попытки обелить дела погибших в обществе мерзавцев и часто свойственно стремление продолжить их дело. Именно по этой причине хроники всех народов без исключения повествуют, как в реальном историческом прошлом беспощадно уничтожались целые роды, чьи отдельные представители по тем или иным причинам стали неугодны власти.

В сказанном не следует видеть призыв к очередной кампании геноцида. Сказанное — заблаговременное предостережение о том, что преступно своим угнетением жизни окружающих доводить их до такого состояния, когда вместе с омерзительными для общества отцами уничтожаются только-что родившиеся их дети и беременные женщины. В случае, если процесс социальной гигиены дойдет до физического устранения людей с глистоподобными душами, то он так или иначе затронет всех членов их семей, и пока у всех них есть чем думать, пусть подумают, пока еще есть время. Во всем, неприятном, что происходит и может произойти с паразитом и его близкими, виноват паразит сам.

Но поскольку все люди занимают разное положение по отношению к структурам управления делами общества — государству, структурам бизнеса законного и криминального — то в первую очередь всё сказанное о социальной паразитологии относится к тем, кто участвует в деятельности властей: известных всем — с первой по “четвертую” (власть средств массовой информации) и мало кому известной — концептуальной власти, самовластно порождающей концепции жизни, в согласии с которыми действуют четыре названных ранее ветви власти и оппозиционные режиму силы.

Следует также обратить внимание и на то обстоятельство, что хотя в Коране многократно говорится о проклятии и запрете ростовщичества, и потому сеющие нечестие на земле ростовщики вне охраны коранической заповедью “не убий”, терроризм, приписываемый “исламскому фундаментализму”, в течение всего ХХ века явно обходит стороной еврейские глобальные ростовщические кланы и многих кормящихся с их ладони интеллектуалов[130]: среди них нет убитых и искалеченных, даже случайно.

Это означает, что приписываемый “исламскому фундаментализму” терроризм является хорошо отлаженной канализацией (в сантехническом смысле) для отвода гнева мусульманского населения планеты в русло, безопасное как для еврейских и иных ростовщических кланов, так и для их хозяев и приспешников.

Дело не в охране банкиров и знахарей доктрины ростовщического рабовладения непреодолимыми профессионалами государственных и самодеятельных служб безопасности. Дело в том, что профессионалам-террористам — разработчикам и организаторам операций и террористам-исполнителям — не ставится целью уничтожение членов ростовщических кланов и кланов знахарей концепции ростовщического рабовладения во всем мире. В жертву терроризму, приписываемому “исламскому фундаментализму”, его действительные хозяева приносят, естественно, не себя и не своих верных слуг, а “жертвенных баранов” и “травянистых” из безучастной к проблеме глобальной ростовщической тирании толпы.

И возвращаясь к “Преступлению и наказанию” следует признать, что в фильме “Берегись автомобиля” Юрий Деточкин нравственно прав, но порочно осудившее его государство, не способное изжить гешефтмахерство из общества, организовав нравственный произвол общества против организованного паразитизма множества разнородных гешефтмахеров. То, что Деточкин, разносторонне одаренный человек (как это видно из фильма), стал вором — это беда и общества в целом, и его самого, но не его личный порок.

Беда общества в том, что те, кто обладает гораздо более высоким уровнем образования, чем множество Юриев Деточкиных, оказались настолько порочны, что проявили полное безучастие к проблеме, поставленной фильмом в середине 1960‑ х гг. Они — “интеллигенция”, обладая многими знаниями, не сделали ничего для того, чтобы Деточкиным, не получившим должного образования, не было необходимости вступать на путь борьбы с паразитизмом столь неэффективными средствами. Но возомнившая о себе “интеллигенция” СССР сделала всё, чтобы стравить в войнах народы страны и посадить им на шею всевозможных березовских, которых, в отличие от мелкого жулья эпохи застоя, не проймёшь угоном “Мерседеса”; для нейтрализации этих мерзавцев и породившей их “интеллигенции” необходимы средства поэффективнее.

А в наши дни сотрудникам следственных органов не следует усердствовать в расследовании силовых преступлений против банкиров-ростовщиков, “специалистов” по ценным бумагам и “интеллектуалов”, работающих на доктрину ростовщического рабовладения: общество — в меру понимания — самодеятельно очищается от этой мрази, и потому следует не пресекать процесс очищения мощью государственных структур, а способствовать тому, чтобы он поднимался на высшие приоритеты обобщенного оружия, лишая тем самым ростовщиков и прикормленную ими “интеллигенцию” открытой возможности паразитировать на труде всего остального общества. В противном случае стражи РОСТОВЩИЧЕСКОГО закона, усердствующие в исполнении должностных обязанностей не по разуму и вопреки благу народа, также погибнут в этом процессе социальной гигиены.

* *

Проще и бесхитростно говоря в особой любви к литературному наследию Ф. М. Достоевского выражается некая бессознательная или умышленная заинтересованность в сохранении власти над созидательным трудом ростовщического и прочего паразитизма. И особенно любовью к литературному наследию Ф. М. Достоевского грешит “интеллектуальная элита”, которая привыкла жить на всем готовом и мало что умеет делать вне сферы своего профессионализма. Это действительно люди — “особого круга”. Поэтому одним из важнейших вопросов современной социологии является вопрос о роли[131] интеллигенции, и особенно гуманитарной, в жизненном укладе интернацизма и нацизма.

Чтобы понять существо “того круга”, претендующего быть “элитой интеллигенции”, якобы наиболее одаренной и творческой части общества, обратимся к предвыборному листку “Петербург, выбирай! ” от 30 мая 1996 г. В это время шла предвыборная кампания по избранию губернатора Санкт-Петербурга, и из него можно извлечь список тех, кто призывал жителей города отдать свои голоса А. А. Собчаку, одному из наиболее политически живучих демократизаторов. Это — “ученый” академик Дмитрий Лихачев, певица Эдита Пьеха, виолончелист Мстислав Ростропович, бездарные экономисты (или злостные вредители? — как явствует из показателей производства и распределения продукции в макроэкономике России) Егор Гайдар и Анатолий Чубайс, фигуристка Ирина Роднина, застольный “бард” Булат Окуджава, узкий специалист по физиологии человека, тоже академик Наталья Бехтерева, митрополит Санкт-Петербургский Владимир, тренер “Зенита” Павел Садырин, киноактеры Лидия Федосеева-Шукшина, Михаил Ульянов, юморист Михаил Жванецкий и подобные им. Ни одного рабочего, ни одного крестьянина, ни одного служивого военного или простого инженера.

Всех этих упомянутых поименно можно отнести к одной и той же социальной группе, которой свойственен следующий набор качеств:

· они нашли приложение своих способностей вне сферы производства и вне структур, профессионально осуществляющих управление обществом и его хозяйственной деятельностью;

· каждый из них в своей области деятельности титулован[132] в качестве выдающегося деятеля, а вне её они принадлежат к категории более или менее “популярных” личностей;

· они занимаются тем, чем занимаются, получая все необходимое для жизни в готовом виде от сферы управления и производящих отраслей на основе принципа предоплаты, вне зависимости от последствий для общества и биосферы их деятельности. Причем “элита” “этого круга” всегда имела монопольно высокий потребительский статус по сравнению с остальными гражданами СССР и в нынешней России они не бедствуют, в отличие от рабочих, крестьян и многих других простых людей;

· они принимают в свой адрес обращение типа “творческая элита”, “интеллектуальная элита” и т. п., и при этом вся “элита” молчаливо предполагает, что за пределами своей узкой профессиональной области их превосходство над прочими людьми в правильности суждений по вопросам морали, нравственности, этики, общественной жизни, идеологии, политики, государственного управления, международных отношений и экономики сохраняется; либо же им следует присоединиться к воззрениям иных “элитарных” дипломированных авторитетов, которые имеют некоторое признание в этих областях (так разочаровавшись в Е. Т. Гайдаре, многие из них столь же неосновательно уповали на Г. А. Явлинского);

· с их точки зрения вершина управленческой деятельности в обществе это — пост главы государства, а на надгосударственном уровне — глобальный исторический процесс протекает “случайным” образом: для них это означает, что на надгосударственном уровне отсутствуют глобальные цели управления и само управление, хотя возможны разного рода декларации о намерениях и соглашения сторон. Соответственно, мечты о мировом господстве и обсуждение проблем глобального управления в свершившейся и свершающейся истории, по их мнению, — удел маньяков. Хотя возможно, что некоторые из них, дойдя до степеней известных в системе посвящений регулярного масонства, знают что это не так, но лицемерно морочат окружающим головы отрицая существование глобального надгосударственного управления.

· свобода для них это — прежде всего отсутствие внешних ограничений на то, что они называют “творчеством” и “самовыражением личности”. Однако, устранение идеологической опеки над ними после августа 1991 г. реально привело только к тому, что фигу, которую прежде они держали в кармане, теперь они показывают открыто. К каким общественным последствиям ведет их “творчество”, в процессе “творчества” они не задумываются, и если их “творческие” неудачи приводят к ущербу, то расхлебывать его они предоставляют другим людям (академик И. Д. Спасский - гибель АПЛ “Комсомолец” и еще нескольких лодок по причине ущербности конструкции и вырождения культуры проектирования в ЛПМБ “Рубин” под его руководством; авторы ущербного проекта Чернобыльской АЭС и многие другие);

· иногда они высказывают сожаление о содеянном ими прежде (С. Говорухин по поводу фильма «Россия, которую мы потеряли»; А. Руцкой по радио “Свобода” по поводу того, что в августе 1991 г. поддержал Ельцина, а не ГКЧП; потом прошло сообщение о том, что после избрания губернатором Курской области Руцкой просил аудиенции у Ельцина, чтобы попросить прощения за свои действия в сентябре 1993 г. и др. ), но в период деятельности они глухи к предостережениям и указаниям на их ошибки, которые чреваты ущербом для многих людей и биосферы, конечно, если указания и предостережения исходят от нетитулованных “народных умельцев”, которые не принадлежат к “их кругу”.

· собственная благонамеренность каждого из них является для него основанием, чтобы влезть в те виды деятельности, в которых они не имеют ни практических навыков, ни апробированных в прогностике и практике теоретических знаний. И прежде всего это относится к государственному и хозяйственному управлению. Именно поэтому они безапелляционно высказывают и тиражируют мнения по вопросам, в которых сами ничего не смыслят (профессионально таким попугайским тиражированием, чего не знают сами, заняты журналисты - в прошлом В. Коротич, В. Листьев, Б. Куркова; ныне Киселев — наиболее ярки; как это ни печально сюда же следует отнести и подавляющее большинство экономистов от приснопамятного А. Аганбегяна до А. Лившица, нынешнего министра финансов, хотя он и доктор наук и профессор, а также и сошедшего со сцены Г. Х. Попова).

Из приведенных в списке прозападно-демократических агитаторов за Собчака Лидия Федосева-Шукшина сыграла роль Екатерины II, а Михаил Ульянов — и образцового большевика председателя колхоза, отставника-министра, и маршала Г. К. Жукова. И надо иметь очень извращенный образ мышления, чтобы настаивать на том, что государственная деятельность на экране и в практической политике — одно и то же по своему существу.

Но под лозунгом “Дай порулить! ” некоторые из них оказались в структурах государственной и хозяйственной власти. Многим помнится, как Михаил Ульянов в Верховном Совете СССР предлагал, в виде исключения, разрешить М. С. Горбачеву быть президентом СССР два срока: ну и что вышло из совместного правления его и М. С. Горбачева в течение первого срока? Тем более, М. Ульянов и прочие вряд ли догадываются, что само предложение кандидатуры на должность в структуре госаппарата — деяние в системе властных отношений в обществе на уровне значимости, более высоком, чем тот пост, на который предлагается кандидатура, и соответственно — выдвижение кого-либо на должность обязывает к гораздо большему, чем пребывание на должностном посту. Тем не менее, жизнь ничему не научила, и даже не будучи жителем С. -Петербурга, М. Ульянов дает советы, кого избрать здесь губернатором.

Естественно, что не обладая предвидением последствий своих действий, не обладая знаниями в области истории, обществоведения, экономики, люди “этого круга”, оказавшись в структурах власти, могут осуществлять только благообразно-представительские - демонстрационные функции, а также — “общее руководство” в смысле высказывания благих пожеланий и намерений на будущее, осуществлять которые в жизни должны тягловые профессионалы, привлекаемые для работы в их команде. К числу таких администраторов принадлежали большинство политиков первой волны многопартийной “демократии” на территории СССР.

Полезно обратить внимание и на то обстоятельство, что многие из них имеют гуманитарное образование: по этой причине любой текст, в котором присутствуют не только уже известные им слова, но и неизвестные[133] слова, а также и математические выкладки, подтверждающие или опровергающие возможность осуществления тех или иных мероприятий с заранее предопределенным результатом, для них — непреодолимое препятствие; сказанное выражается прежде всего в неспособности таких политиков-гуманитариев анализировать бюджет, финансовые балансы и балансы продуктообмена, не говоря уж о том, чтобы предвидеть реальную отдачу научно-исследовательских и прочих тематических программ дабы не выделять бюджетные средства на прокорм таких же “элитарных” пустобрехов от науки и техники; как следствие все нелексические средства общественного и хозяйственного управления им не принадлежат: они заложники команды экспертов и хозяев экспертов, а также — заложники их собственных вожделений быть благодетелем “глупого” простого народа.

Когда они остаются в “своем кругу”, из их бесед видно, что до народа им по существу нет дела: в их мировоззрении народ — средство удовлетворения их потребностей «иметь... ».

Обратимся к изданию “Горбачев-Фонда” (возникновение его стартового капитала — это особый нравственно-этический и уголовно-юридический вопрос) “Перестройка. Десять лет спустя” (Москва, “Апрель-85”, 1995 г., тир. 2500 экз., т. е. издание под негласным грифом “для элиты”). Дискуссия на сходняке “элитарных” авторитетов:

Искусствовед Андреева И. А. сумбурно (её самооценка: цитата, с. 156) высказывает следующее: «Нравственные основы — это высоко и сложно. Но элементы этики вполне нам доступны. » - с. 159. Это сказано после того, как мимо ушей искусствоведа (“лирика”) прошли слова “физика” — математика и якобы экологиста, академика РАН Моисеева Н. Н.: «Наверху (по контексту речь идет об иерархии власти) может сидеть подлец, мерзавец, может сидеть карьерист, но если он умный человек, ему уже очень много прощено, потому, что он будет понимать, что то, что он делает, нужно стране. » (с. 148)

Никто не высказал возражений, хотя академик фактически огласил: “То, что хорошо для умного подлеца, — хорошо для всей страны”. Это, однако, не страшит ни академика, ни его слушателей, потому что они не задумываются о том, что значит власть подлеца для большинства людей. Их страшит другое, о чем далее академик говорит сам:

«Чего мы боялись? Мы боялись того, о чем писал А. А. Богданов в своей “Тектологии”: когда возникает некая система (организация), она рождает, хочет она этого или нет, собственные интересы. Так случилось с нашей системой. Возникла определенная элитарная группа, которая практически узурпировала собственность огромной страны. »

— Это говорит представитель иной не менее “элитарной” по притязаниям группы, и при этом лжет, ибо “определенная элитарная группа” не возникла из ничего; ее породил принцип сформулированный выше академиком, однако осуществленный в жизни не мерзавцами-теоретиками, а мерзавцами-практиками: Умные подлецы и мерзавцы действительно самоорганизуются и неизбежно породят собственные подлые и мерзкие интересы и будут их умно и энергично реализовывать, опираясь на научно обоснованные догмы моисеевых, постаравшись приспособить к делу зомбификации большинства и научные результаты Бехтеревой.

Но все это отечественную “элиту” не беспокоило ни во времена “застоя”, ни во времена развала, ибо она всегда, по утверждению Н. Н. Моисеева, боролась с монополизмом, “создавая корпорации, которые имели бы возможность конкурировать” (с. 150). Академику буд-то невдомек, что при конкуренции подлецов и мерзавцев наверху всегда окажется самый хитрый и криводушный — наиболее последовательный подлец и мерзавец. И потому “элита” “интеллигенции” обеспокоена другим:

«Вот тут говорилось о рабоче-крестьянской интеллигенции. Но вы только вдумайтесь в то, что происходит в течение семидесяти лет, когда нужно было доказать ничтожество своего происхождения в поколениях для того, чтобы занять власть, чтобы ее иметь», — говорит “первоиерарх” кинематографии Н. С. Михалков — президент Российского фонда культуры.

Кино — это, как раз то средство, которое в зримых образах и в музыке, сопровождающей фильм, входит непосредственно в бессознательный уровень психики, пока расслабленное сознание отдыхает, услаждаясь зрелищем; а эстетизм или антиэстетизм персонажей произведений искусства — средство воздействия на формирование нравственности и автоматизмов подражания; т. е. искусства охватывают 3 - 1 приоритеты иерархии средств управления и оружия; а каждое поколение деятелей искусства — действительно “инженеры человеческих душ” по отношению к последующим поколениям в обществе в целом.

Теперь остается вспомнить эстетически совершенный фильм Н. С. Михалкова “Неоконченная пьеса для механического пианино”. В нем есть эпизод: деревенского парня сажают за пианино-автомат, звучит мелодия и у О. Табакова, играющего роль аристократа-бездельника, выпучиваются от изумления глаза. Когда же выясняется, что пианино — самоиграющее, аристократ радостно самоутверждаясь кричит: “Я же говорил: Чумазый не может! Чумазый не может!... ”. Сам аристократ не может сделать механическое пианино. Но и задуматься о том, что какие-то другие “чумазые” работники придумали и сделали эту диковинку, — тоже превыше возможностей его недоразвитого интеллекта. И этот эпизод из художественного фильма, но уже в жизни, продолжают слова самого Н. С. Михалкова о том, что семьдесят лет элитно-породистым высокородиям - якобы “умникам по природе” - приходилось изображать из себя “чумазых”, якобы низкой породы.

ВСЕ авторитеты, принявшие участие в дискуссии в “Горбачев-Фонде” — продукт кодирующей педагогики, свойственной библейской концепции, поощрявшей завышенные самооценки у учеников, проходивших один за другим более или менее стандартные тестовые - иерархически выстроенные - рубежи: кто в школе “физики”, кто в школе “лирики”, кто потом в “высшей” школе масонства.

Завышенные самооценки — особого рода попытка вписать свою отсебятину в качестве объективной истины в учебник реальной жизни. Именно за это неумение воспринимать жизнь такой, какой она есть, нежелание и неумение думать, расплатилась в 1917 г. прежняя российская “элита”. Но из всей сумбурной болтовни за круглым столом в “Горбачев-Фонде” можно понять, что прав В. О. Ключевский: закономерность исторических явлений (т. е. в смысле их предсказуемости и повторяемости) обратно пропорциональна их духовности. Духовность нынешних претендентов в социальную “элиту” — та же, что и прошлых “высокородных умников”; и если они не протрезвеют от опьянения ложью элитаризма, то и судьба их будет такой же: сгинут в очередном акте социальной гигиены, чтобы очистилась от них жизнь. «История не учительница, а надзирательница: она ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков» - В. О. Ключевский.

С точки же зрения хозяев “элитарных” умников, политик с естественно научным или техническим образованием — нежелательная фигура, поскольку его гораздо труднее вводить в искреннее заблуждение, тем более, если он не желает пребывать в заблуждении.

Соответственно, социальная стратификация в региональной цивилизации Запада выглядит так:

· высшее “знахарство”, которое не мельтешит на виду у публики, это — хранители доктрины, оккультная и идеологическая верхушка финансовой олигархии;

· под ними — финансовая олигархия - ростовщические кланы, диктаторски заправляющие хозяйством цивилизации и политическим оформлением своей безраздельной власти, однако всего лишь программно-исполнительной (по отношению к иного рода власти — концептуальной власти знахарства). Они злоупотребляют счетоводством;

· под ними — гуманитарно-”творческая” и “интеллектуальная” “элита”, звезды искусств и спорта — прикормленные перераспределением ростовщического дохода благонамеренные (в своем большинстве) пустобрехи, беззаботные и не отвечающие за последствия своей болтовни, создающие “демократический” или “тоталитарный” государственный фасад мафиозной клановой диктатуре ростовщиков, красиво живущие на всем готовом и поучающие “духовности” и идеалам нравственности других. Как это выглядит в России ясно видно из дискуссии в “Горбачев-Фонде” и призывов агитаторов;

· под ними — научно-техническая интеллигенция, и высоко квалифицированные специалисты-прикладники разных отраслей, это — так называемый, “средний класс”;

· и ниже всех — “рабочее быдло”, занятое в сфере производства (необязательно материального) и услуг, существующее на правах придатка к своему рабочему месту, пополняющее “отбросы общества” в кризисные периоды.

В этом слоеном пироге гуманитарно образованная политическая “элита” играет очень важную роль “изолятора”, предотвращающего “короткое замыкание” — управленчески осмысленную ревизию банковского счетоводства и ростовщической тирании метрологически и математически грамотными специалистами с естественнонаучным и техническим образованием, если они войдут в политическую “элиту”. Поэтому их в политическую “элиту” на Западе пускать не принято, но объяснение дается иное: гуманитарии считают, что технарям и естественникам, за редким исключением, недоступны высшие “духовные ценности”, которые создает и хранит “гуманитарная элита”, и которые имеют непреходящее значение для жизни общества.