Hell Bent/ Безрассудная

Hell Bent/ Безрассудная

Автор: suchadearie

Переводчик: Saido

Оригинальный текст: http: //archiveofourown. org/works/1016330

Беты(редакторы): EmilyYamanova

Фэндом: Однажды в сказке

Пэйринг или персонажи: Белль/Румпельштильцхен, сестра-близнец Белль по имени Лейси, экономка Хелен

Рейтинг: NC-17

Жанры: Гет, Романтика, Драма, AU

Размер: Макси, 80 страниц

Кол-во частей: 14

Статус: закончен

Описание:

Когда сестра-близнец Белль Лейси попросила занять ее место на время, у Белль не возникло ни малейшей мысли по поводу того, во что она ввязалась: Лейси замужем за богатым мистером Голдом, но их брак переживает не лучшие времена. Чтобы решить эту проблему, Лейси обращается к сестре, с которой не общалась годами. Белль, не подозревающая о том, что ее сестра замужем и является мачехой взрослого сына Бея, вскоре узнает, что в этой семье не всё так просто. Инетак, каккажется...

Глава 1

Лейси пристально смотрела на телефон, валявшийся на кровати прямо перед ней, словно ожидая, что он вот-вот оживет и укусит ее. Она знала в глубине души (и без каких-либо сомнений), что номер не поменялся. Нет, неважно, как далеко разошлись их пути, неважно, что они не общались, существовало множество вещей касательно сестры, о которых Лейси просто не могла не знать.

Например, Изабелль — то есть, Белль — никогда не сменила бы свой номер, предварительно не прислав ей смску с предупреждением. Потому что милая малышка Белль испугалась бы того, что Лейси потеряла связь и не смогла с ней связаться. Так что, даже спустя семь лет не было никаких сомнений в том, что Лейси, решив набрать номер Белль, дозвонилась бы до нее. Всё, что требовалось от нее — взять трубку.

И она не сомневалась в том, что сумеет дозвониться, точно так же, как и не сомневалась в том, что Белль побежит ей на выручку, точно так же, как она всегда делала. Папенькина идеальная доченька, всегда готовая прийти на помощь своей злюке-близняшке и выручить из беды. Лейси никогда не была «хорошей девочкой».

Она отпила немного вина из бокала, оставленного на ночном столике.

Затем взяла телефон, чтобы сделать судьбоносной звонок, который мог бы изменить ее жизнь, но тихий стук в дверь прервал ее намерение.

— Мама? Папа попросил, чтобы ты спустилась.

Боже, как же она ненавидит это. Мальчик постоянно называет ее мамой. Он заставил его называть ее мамой. Она никому не мама, и она не намеревалась становиться ею.

— Передай ему, что не сейчас. Я занята.

Она уставилась на телефон. Нет смысла сейчас звонить. Она отлично знала, что вскоре произойдет. Мальчик спустится к отцу и скажет ему, что она отказалась прийти. Затем он, хромая, поплетется по лестнице, постучит в дверь и попросит ее спуститься. Не потому, что они в ней нуждаются. Горничная никогда не пропускала ни пылинки, и ужин всегда был готов вовремя. Но ему нужно было, чтобы она, Лейси, сидела с ними, дабы разыгрывать милую семейную сценку для его сыночка.

Она сделала еще один глоток. Да, она уже слышала, как он поднимается по лестнице, постукивая своей тростью по ступенькам. Он хотел, чтобы Лейси слышала, как он идет...

Лейси закрыла глаза и стала считать от десяти до нуля. Затем, когда добралась до «одного», он постучал в дверь своей тростью, а затем отворил дверь.

Она поприветствовала его с усмешкой и бокалом вина.

— Твое здоровье, Рубен.

Она осушила бокал до дна.

— Лейси, пожалуйста, спускайся. Пора ужинать.

Ох, он говорил так вежливо. Он никогда бы не потерял своей уверенности. Не с ней. По крайней мере, пока его драгоценный мальчик поблизости. Она скатилась с постели и побрела к двери, заметив, что он отступил. О да, он так боялся ее, черт возьми. Он был словно пес. Напугай его, посади в угол, доведи до дикости, и он огрызнётся и укусит. Теперь-то она знала все трюки.

Лейси схватилась за дверную ручку, глядя прямо в его глаза, и успокоилась.

— Я говорила Бэю, что я занята и у меня нет времени. И я скажу то же самое тебе. Не сейчас. Я занята.

Она резко выделила каждое слово, а затем решила закрыть дверь прямо перед его носом. Но сегодня он не собирался так быстро сдаваться. Вместо этого он поставил трость в дверной проем, тем самым помешав ей. Выдворить его не удалось.

— Чем это ты занята? Пьешь тут вино в одиночестве?

Он был так же резок.

— Именно.

— Ужин всегда начинается в семь. Не могла ты подождать хотя бы полтора часа, прежде чем пить вино?

— Тогда бы я начала пить полчетвертого.

На его лице появилась гримаса, полная отвращения, и Лейси стало интересно, … а что же она нашла такого в нем? Его взгляд скользнул мимо нее и остановился на полупустой бутылке вина, стоявшей на ее прикроватной тумбочке.

— Сколько ты выпила до этого? Две?

Это была первая бутылка на самом деле, но она не стала его исправлять.

— Возможно, — сказала она и растянула это слово, придавая речи необычное звучание, как у пьяной.

Но на самом деле Лейси всё еще была немного трезвой. Даже слишком трезвой для этого противостояния, в общем-то.

— Сделай это хотя бы ради мальчика, если ради меня не можешь. Ему нужна семья.

Вот он, этот ноющий тон, который она так ненавидела.

Ей нужен был мужчина, а не ребенок, и бог. Как же ее тошнило от его просящего выражения лица. Он всегда просил, никогда не брал силой. Жалкое зрелище.

— У мальчика есть семья. Ничего не изменится, если мы будем сидеть за ужином вместе и изображать из себя счастливую пару.

Он прищурился, услышав это, и вся его мягкость тут же испарилась.

— Ты пойдешь со мной и сядешь за стол. Или я урежу твое пособие наполовину.

Его голос был настолько холодным, что мог бы разрезать стекло, и на его подбородке набухла мышца. Он знал, что это заставит ее подчиниться его воле, так же как она, как пробудить в нем хладнокровного ублюдка.

Она облизнула губы и заметила, как его взгляд устремился к ее языку. Что ж, по крайней мере, он никогда не решится на это без ее согласия, несмотря на то, как она его провоцирует.

— Дай мне десять минут. Мне нужно очистить желудок.

В этот раз, когда она закрывала дверь, он ей не помешал. Она прильнула к двери и услышала, как он похромал вниз.

Как, может, прекрасный роман превратиться в такую сильную ненависть за короткий промежуток времени? Они состоят в браке уже три года. Но они уже давно не спали в одной комнате.

Вместо того чтобы пойти в ванную, она побрела к кровати и схватила телефон. Всё же пора звонить.

Белль взяла трубку не сразу, а затем практически закричала. Лейси пришлось отнять трубку от уха и держать ее подальше, иначе бы она оглохла от радостного приветствия восторженной сестрицы.

— Лейси, как ты? Я скучала по тебе! Что-то случилось? Ты попала в беду, так? Я чувствую это, что-то не так!

Лейси пришлось ее перебить, поскольку Белль пошла, повторять одно и то же по кругу, и сама бы не сумела выбраться из этого круга.

— Белль, дорогая, прекрати и дай мне сказать.

Не было нужды в неловких объяснениях по поводу того, почему она не позвонила ни разу за эти семь лет. Или почему она не написала или же не отправила СМС, даже на Рождество или на их день рождения.

Вот в чем заключается особенность близнецов. Они никогда не были вдали друг от друга на самом деле.

— Ты права, я в беде, и мне нужна твоя помощь.

Белль не проронила ни звука. Лейси слышала, как она тяжело дышит в трубку, и улыбнулась, поскольку отлично знала, Белль закроет глаза на всё и согласится сделать что угодно, лишь бы помочь ей.

— Расскажи мне всё, — наконец, промолвила она, и Лейси вздохнула.

Теперь нет пути назад, потому что, если Белль решила помочь сестре, то теперь ничто не удержит ее от этого намерения.

Глава 2

Белль просмотрела список уже в сотый раз. У нее были все фотографии, которые ей посылала Лейси. У нее был план дома и все указания, которые Лейси дала ей, чтобы она смогла добраться до города.

(«Это — скучный, маленький городишко, здесь не потеряешься», — так, помнится, сказала Лейси, но Белль хотела добраться в целости и сохранности). Она знала, какую одежду Лейси любит, каким гелем для душа пользуется (Белль купила один, хотя он и создал брешь в ее ежемесячном бюджете, и поняла, что он ей не нравится) и какой у Лейси любимый цвет лака для ногтей.

Она знала распорядок дня своей сестры наизусть. Не то чтобы у нее был какой-то распорядок. Очевидно, будучи богатой, Лейси всегда располагала временем для досуга. Не все изменилось за прошедшие семь лет.

Белль выехала на автостоянку у маленького кафе, расположенного среди лесов специально для путников. Она находилась всего в нескольких милях от Сторибрука. На миг она наклонилась вперед, чтобы получше рассмотреть заведение через лобовое стекло своего старенького Шевроле. Неоновая вывеска гласила: «Рай Мотоциклиста», и на парковке стояло несколько мотоциклов. Белль только надеялась, что Лейси приехала не на мотоцикле, потому что Белль понятия не имела, как им управлять.

Впрочем, было также и несколько автомобилей, а в одном из них (О Боже, это был один из тех блестящих, гигантских внедорожников... эх, она никогда не будет в состоянии ездить на подобном! ) сидела Лейси. Белль припарковалась, а затем Лейси подбежала к ее автомобилю и буквально вытащила ее, после чего едва не задушила в крепких объятьях.

— Я так рада, что ты приехала! Ты правда приехала!

Белль пригладила волосы Лейси немного неуклюже и расплакалась. Она скучала по своей сестре. Она всегда скучала. Но она знала, что Лейси нуждалась в свободе, и Белль приняла это, когда Лейси отгородилась от друзей и семьи.

Лейси отступила и вытерла свои слезы.

— Пошли внутрь, — сказала она, всхлипывая, и Белль кивнула.

— Так что случилось? — спросила Белль, когда они уже сидели и пили чай.

Вообще-то, Лейси сначала заказала бурбон, но Белль изменила заказ на чай.

— Ты будешь за рулем моей машины. Никакого алкоголя. Эта машина — всё, что у меня есть, и я не хочу потом отдирать ее от дерева...

— Как всегда весело, — ухмыльнулась Лейси, но уступила.

Она всегда уступала. И Белль точно знала, что ее сестре требуются ограничения точно так же, как ей, Белль, требуется пространство. Она была нужна Лейси, но скорее ад замерзнет, чем она в этом признается.

— Мне нужно время. Я просто... просто схожу с ума, — Лейси уставилась на свою чашку, а Белль погладила ее по голове и улыбнулась. Улыбка была грустной.

— Ты рассказала мне всё это. И я здесь. Но мне нужно знать, что именно произошло.

Она уже согласилась поменяться с Лейси местами на несколько недель. Она взяла отпуск на шесть недель. Не то чтобы это сделало большую разницу с тех пор, как отец перестал платить ей. Все заработанные ею деньги вернулись в цветочный магазин.

— Возможно, начнешь с того, как это вышло, что ты замужем, а я даже не получила открытки?

Лейси пожала плечами. На ее лице было то самое упрямое выражение, которое она всегда делала, когда она не хотела признавать, что она была неправа относительно чего-то.

— Мы думали, что любим друг друга. И затем я забеременела, и, прежде, чем я сама осознала, что произошло, я уже оказалась замужем за самым богатым человеком в городе и стала мачехой маленькому мальчику.

В ее голосе прозвучало столько боли, что Белль ощутила, как всё внутри нее сжалась. Она поняла, что два с половиной года назад произошло что-то ужасное. Ей потребовалось несколько недель, чтобы понять тогда, что отчаяние, которое она ощутила, не было ее собственным. Это были чувства Лейси.

— Что случилось? — спросила она снова тихо почти шепотом.

Она не хотела принуждать сестру вновь ощутить ту же боль. Если Белль чувствовала себя беспомощной, пойманной в ловушку боли, как же чувствовала себя Лейси?

— Я потеряла его. Это произошло слишком быстро. Не вышло...

Белль прикусила губу, сдерживая рыдание. Лейси назвала своего ребенка «им». Но, должно быть, ребенок был слишком мал, чтобы быть девочкой или мальчиком.

— Ох, милая... почему ты не позвонила мне?

— И что бы ты сделала? Пожалела бы меня? Поверь мне этого достаточно. Рубен даже не смотрит на меня месяцами. Он обвинил меня в смерти малыша.

— Он не мог... — Белль не могла поверить в то, что можно быть настолько жестоким.

— Не на словах, нет. Но я поняла по лицу, все, что он хотел мне сказать. Он плохой лжец, видишь ли. После этого он ко мне ни разу не прикоснулся. Так что ни переживай, секс не входит в твои обязанности.

Лейси рассмеялась, громко, но без эмоций, и у Белль кольнуло в сердце.

— Хорошо.

— И даже если у вас двоих дойдет дело до постели каким-нибудь образом, не парься. Он никогда не занимается любовью при включенном свете. Он даже и не заметит, что ты не я.

— Лейси!

Определенно, эта информация была лишней. Лейси хохотнула.

— Я всё та же нахалка, да?

— Так, на прошлой неделе, когда ты позвонила...

— Это был день ее смерти, да. Он даже и не помнит об этом.

Лейси отпила немного чая и наморщила нос, будто бы мечтая о том, чтобы это был не чай, а напиток был покрепче.

— Так, это была девочка... — Белль сжала ладонь сестры. Лейси посмотрела на их руки и немного пожевала губу.

— Изабелла, — прохрипела она.

Девушке потребовалось мгновение, чтобы понять, что Лейси назвала своего погибшего ребенка в честь нее, своей сестры. Это вновь вызвало у нее боль в сердце. Лейси кашлянула.

— Послушай, мне нужно какое-то время побыть одной. Думаю, мне станет лучше, я больше не могу это всё терпеть. Мне нужно второе дыхание. Солнце, тепло... Мне нужно выбраться из этого ада.

— Почему тебе просто не поговорить с Рубеном? — имя сорвалось с ее языка подобно камушку, который скатился неуклюже с ее губ.

Лейси покачала головой.

— Я пыталась. Он меня не слушает. Он не хочет бросить свой бизнес. И он не хочет, чтобы я бросила его сына. Мы изображаем счастливую семью для его драгоценного мальчика.

— Это самая печальная история, которую я когда-либо слышала.

— Скажи это мне. — Лейси снова отмахнулась, как будто это не имело для нее никакого значения. — Так ты готова к этому?

Белль смотрела на их с сестрой руки, все еще сжатые. Она сомневалась в том, что план Лейси – действительно лучшее решение проблемы, но предположила, как ей не было бы больно, если у нее было время, чтобы думать о ее ситуации в целом. Возможно, она придет к выводу о том, что делать дальше со своей жизнью.

Белль сказала бы, что Лейси должна всё выяснить с мужем, но она слишком хорошо знала Лейси. Лейси нужно время, чтобы принять решение. И Белль слишком любила свою сестру и потому не допустила бы ее хождения по мукам. Кроме того, Лейси обещала позаботиться о долгах их отца. Так что Белль могла покинуть цветочный магазин, когда закончит с этим делом, и сделать что-то, что она хотела сделать для разнообразия... Это было не так уж и плохо.

— Я сделаю это. Шесть недель.

Она заметила, как напряжение покинуло Лейси, как глаза ее сестры заполнились слезами, и она была уверена, что спасла Лейси жизнь. Лейси никогда не была сильной и Белл всегда боялась, что когда-нибудь что-то сломает ее сестру.

Они поменялись одеждой и телефонами, и Лейси быстро научила сестру, как пользоваться дорожным навигатором. С помощью этой волшебной вещи Белль без труда нашла путь к дому Лейси.

— Помни, я всегда паркуюсь позади дома, — сказала ей напоследок Лейси, и Белль поехала на ее гигантском автомобиле по дороге в другой конец города, к розовому дому, где жила Лейси. Хотя она знала всё по фотографиям, действительность всё еще озадачивала ее.

Впервые она запаниковала, когда она не смогла вспомнить, каким из многочисленных ключей отпереть дверь. Она попробовала два ключа, а когда и третий ключ не подошел, она, перепуганная и растерянная, с трудом сдержала слезы. Но тут дверь распахнулась, а за ней оказалась полноватая женщина в синем платье. Хелен, насколько она помнила. Домоправительница.

— Миссис Голд, — сказала женщина, нахмурившись так, что ее брови поднялись высоко—высоко и скрылись за челкой.

— Кажется, есть проблема, с моим ключом...

Белль, запиналась, и женщина нахмурилась. Белл задержала дыхание, убедившись, что ее обман потерпел неудачу, прежде чем она даже начала лгать. Лейси сделала ей прическу и накрасила, и издалека они были очень похожи. И Белль знала, как ведет себя Лейси. Это был не первый раз, когда они менялись. Конечно, в те времена это было лишь для розыгрышей в школе или применялось, чтобы избавиться от приставучего парня, который становился надоедливым, как заноза в заднице. Они обе предпочитали давать друг другу возможность разрывать нежелательные отношения. Было легче, когда эмоции не были задействованы во все это, и да, это было немного весело, к тому же.

Но это был совсем другой случай. На сей раз, она должна вести себя, как Лейси, на все сто процентов.

Домоправительница посторонилась и впустила ее.

— Да, дверь все еще заедает время от времени. Я попрошу Марко еще раз ее осмотреть.

Белль попробовала оглянуться по сторонам, не привлекая внимания. Хоть она и помнила фотографии комнат, но, тем не менее, в действительности всё выглядело намного больше.

— Мистер Голд и Бей ждут вас за столом.

Белль вздрогнула. Лейси предупреждала, что это произойдет. Она также снабдила ее оправданием. Но, прежде чем она могла найти свой путь в столовую, она должна была снять жакет и положить сумку. Она понятия не имела, где Лейси оставляла свои вещи, когда она приходила.

— Через секунду я приду. Мне нужно обуть более удобную обувь...

Белль проигнорировала хмурый взгляд, которым домоправительница окинула ее и поспешила через дверь кухни в прихожую. Вскоре ей пришлось остановиться, чтобы сориентироваться, и после того, как она нашла лестницу, ей нужно было посчитать двери слева — направо и найти комнату Лейси. Она едва не лишилась чувств, когда она закрыла дверь за собой, мелко дрожа.

Первое, что она сделала — сняла с себя убийственные высокие каблуки Лейси. Затем оглянулась по сторонам. Комната была … пустой. Не было почти ничего, что могло бы пояснить, что Лейси даже жила здесь. Никаких картин. Никакого беспорядка. Никакой разбросанной одежды, пустых тарелок.

Белль знала, что Лейси любила завтракать в постели. Но не было даже крошек. Ничего в комнате не намекало на индивидуальность Лейси, и на мгновение Белл испугалась, что пришла не туда.

Затем она вспомнила, что Лейси оставила для нее письмо под подушкой, и она помчалась к кровати и стала искать. Письмо действительно оказалось на месте. Значит, она пришла туда, куда надо. Но прежде чем она успела открыть письмо, в дверь постучали, а затем она распахнулась.

— Лейси, мы ждем.

Белль уставилась на мужчину, стоявшего в дверном проеме. Он был одет в шикарный костюм и опирался на трость. Рубен. Муж Лейси. Его лицо не выражало никаких эмоций.

— Я... я иду, — выдохнула она, а он нахмурился.

Только мгновение спустя она вспомнила, что должна вести себя как Лейси, и приосанилась как можно спокойнее.

— Дай мне минуту, — сказала она, и выражение его хмурого лица изменилось. Теперь он был холоден.

— Ты уже на десять минут опоздала. Пора идти.

Он посторонился и дал ей знаком понять, чтобы она покинула комнату. Белль задумалась над тем, что за отношения были у ее сестры с мужем. И на что же она согласилась пойти?

Глава 3

На какой-то миг, после того как Рубен толкнул дверь, он не узнал свою жену. Что само по себе смешно. Но она смотрела на него так, как будто видела его впервые. Впрочем, это продолжалось только в течение нескольких секунд, а затем «Лейси» вернулась. Или она просто продолжила быть собой, в зависимости от того, с какой точки зрения это рассматривать.

Когда она прошла мимо него, ее запах коснулся его, и он ожидал, что почувствует обычную реакцию на ее близость: как желчь подкатывает к горлу и его внутренности сжимаются в тугой комок, но этого не произошло. Их глаза встретились, и тут-то это и всплыло — та обида, которая всегда находилась там, в глубине его души.

— Идем, — он выплюнул это слово, и она вздрогнула едва заметно, как если бы она не ожидала его.

Это заставило его еще сильнее удивиться. Это странное поведение продолжалось уже слишком долго, и видит Бог, он был сыт этим по горло.

Она шла, как будто она не была уверена, куда идти, и он постепенно терял терпение. Когда они добрались до подножия лестницы, он прошел мимо нее и пошел вперед, не в силах уже идти с ней. Бей сидел за столом и ждал их, как всегда. Его глаза казались такими огромными на маленьком лице. Каким же он выглядел растерянным! Именно это разозлило Рубена больше всего.

Он пододвинул ей стул, и Лейси села напряженно и медленно, и ему отчего-то показалось, что она испытывает угрызение совести. Впервые, должно быть. Но она не елозит по стулу, как она обычно делает, чтобы его разозлить.

Она-то думала, что действует незаметно, но он знал все ее уловки, применяемые, чтобы свести его с ума, и, хотя он чувствовал, что это было неприятно, ему удавалось игнорировать ее попытки вывести его из себя. Сегодня она была напряженной, как перепуганное животное, и он уставился на ее шею и плечи, посмотрел на то, что она назвала прической, забыв на мгновение отпустить ее стул и отойти. Его так и подмывало задать ей вопрос о том, почему же она выглядит такой виноватой, но пока мальчик находился рядом, он не стал бы делать ничего подобного.

На мгновение, не дольше, он вспомнил то время, когда все было по-другому. Когда вытаскивая стул для нее, он показывал ей свое уважение и любовь. А не автоматически. И его пальцы дрожали, стоило ему только вспомнить, как он прикасался к ней. Воспоминание исчезло, стоило ему сесть, а она смотрела на него, как будто вспомнила что-то подобное. Но вспомнив о своей к нему ненависти, она вновь стала сама собой, сменила позу, положив локти на стол и закинув ногу на ногу. Он ничего не сказал.

Его сын смотрел на нее, он тоже заметил, и сердце Голда болело за его мальчика. Он просто хотел принадлежать, и не знал, что он проиграл борьбу за свою любовь давным-давно. Все они проиграли. Он не был уверен, способна ли Лейси, вообще, на любовь.

— Привет, мама, — сказал Бей наигранно, как будто он на самом деле рад видеть свою мачеху.

Его сердце она разбивала не раз, потому он не мог приветствовать ее искренне.

— Привет, Бей. Как прошел твой день?

Вилка, которая находилась уже на полпути ко рту, выскользнул из руки Голда. Он не был уверен в том, что только что произошло. Бей смотрел на нее, как будто она на самом деле самозванка, и Голд знал, что она вполне может ею быть. Стук столового прибора, упавшего на тарелку, заставил ее вздрогнуть, и она нахмурилась.

— Ты в порядке?

— Всё отлично.

Он прорычал эти слова.

Ему захотелось еще сильнее, чтобы ужин поскорее подошел к концу. Тогда у него появится возможность расспросить ее и выяснить, что она сегодня делала. Но, во-первых, они должны сидеть вместе на этом ужине и он не должен торопить события. Он использовал это время, чтобы посмотреть на ее, прищурив глаза, гадая, что именно за интриги она затеяла и что заставило ее так неожиданно проявить интерес по отношению к его сыну.

Бей недоверчив, и хотя ему только семь, он уже не раз попадался на ее трюки... но не на те, что они были сегодня. Ее попытки создать разговор ни к чему не привели. Бей проговорил несколько отдельных слов, глядя в свою тарелку, и Лейси отказались от своей игры через некоторое время. И хотя Голд ждал, когда ужин закончится, на этот раз всё закончилось быстрее, чем обычно.

— Ты можешь подняться наверх и посмотреть мультики полчаса, Бей, — сказал он, и его сын ускользнул, он был только рад сбежать из-за обеденного стола.

Лейси положила свою салфетку на стол и хотела встать, чтобы улизнуть так же, как и делала каждый вечер.

— Останься, — сказал он, и холод собственного тона не пугал его больше. — Я хочу поговорить с тобой.

Она смотрела на него так, как будто ожидала, что он прыгнет на нее и ее толкнет назад, а затем, может быть, ударит ножами по рукам, чтобы пригвоздить их к столу.

Он поднял бровь, и она медленно опустилась обратно на свое место. Он ожидал, что она отпустит несколько неприятных комментариев, скажет что-нибудь в духе «пошел к черту или оставь меня в покое», но она просто смотрела на него ожидая.

— Где ты была? — спросил он, и она прищурилась, посмотрев на него так, как будто пыталась обнаружить тайный смысл его слов.

— На приеме у доктора Хоппера.

Она была хорошей лгуньей, и он бы поверил ей, может быть, не окажись эта ложь такой небрежной. Он задался вопросом: а не пила ли она вновь? Обычно ее ложь намного лучше.

— Видишь ли, дорогуша, это неправда.

Он сделал паузу, наблюдая за ней, и решив дать ей несколько секунд, чтобы она могла понять, что уже попалась. Зрачки ее глаз расширились, и он увидел что-то, похожее на панику. Но Лейси так просто не паниковала, и она всегда могла совладать с собой. Или, может, порой рычала, он не был уверен в этом относительно нее никогда.

— Нет, это правда.

Голд мял салфетку в руке, прижимая ее плотно, чтобы избавиться от ощущения липкости, образующейся на его ладони. Хотя были потом формирования на его коже, он дрожал от холода. Она должна пересмотреть эту ложь.

— Что ж, а почему же тогда доктор Хоппер позвонил мне сегодня и сказал, что ты отменила все приемы на ближайшие шесть недель?

Она побледнела, и ее зрачки снова расширились, как будто она не могла поверить, что кто-то выдаст ее. Не то что бы у Хоппера был выбор, он же всего лишь мягкотелый таракан.

— Разве это не приватно? Конфиденциальность между доктором и пациентом?

— Не говори мне, что ты удивлена, дорогуша. Так, где же ты была?

Она смотрела на него, облизывая губы. Затем снова поднялась, положив руки на столе и немного нагнувшись. Это было уже больше похоже на нее, когда она готова к истерике. Он приготовился к ее ядовитым словам, но она не стала кричать. Вместо этого она смотрела ему прямо в глаза, и по частоте сердцебиения можно было понять, что он в шоке. Он не мог вспомнить, когда в последний раз она смотрела на него так.

— Я не собираюсь тебе отвечать, Рубен. А сейчас, извини, мне нужно отдохнуть.

Она отвернулась и направилась к двери. Он все еще не знал, почему она выглядела такой виноватой, но он понимал, что вряд ли сразу же найдет причину ее странного поведения. К счастью, он терпелив. А Лейси была, какой угодно, но ни терпеливой, ни умной.

— Еще кое-что, дорогуша.

Она замерла и повернулась медленно и смотря на него с подозрением.

— Принесешь мне пино нуар, пожалуйста?

Он кивнул на винную стойку, и она проследила за его движением взглядом, как будто у нее не было ни малейшего представления о том, что он имеет в виду. И он ожидал, что она скажет ему, чтобы он «сам принес себе это проклятое вино» (только не таким изысканным языком), но, к его удивлению, она взяла бутылку вина и вернулась к нему, стараясь не подходить слишком близко, затем поставила бутылку на столе перед ним.

Но, когда она хотела уйти, он схватил ее за руку. Она вздрогнула, и он не мог винить ее в этом. Они почти никогда не касались друг друга. Контакт с ее кожей потряс его на короткое время, отнял дар речи, и он почувствовал, как возникло тепло на том месте, где они соприкоснулись.

Он пытался сохранить свою хватку нежной, не желая держать ее слишком крепко, чтобы она смогла вырваться, если захотела бы. Но она этого не сделала. Это потрясло его почти так же, как и само прикосновение. Она даже позволила ему притянуть себя поближе.

— Пожалуйста, подумай о возобновлении приемов, Лейси. Доктор Хоппер волнуется за тебя.

Он посмотрел на ее руку и на ногти, окрашенные в этот некрасивый синий оттенок, и почувствовал ее дрожь.

— Это предложение? Или угроза?

— Просьба.

Она вытащила свою руку из его захвата и потерла ее рассеянно. Он почувствовал желание сделать то же самое, чтобы избавиться от ощущения, схожего с тем, которое появляется после того, как кусают муравьи.

— Я подумаю над этим.

В это время, когда она повернулась и пошла прочь, он не удержал ее. Он лишь смотрел на бутылку, стоявшую перед ним, и ощущал странное чувство зуда под кожей.

Она была настолько слепа в своей боли, так эгоистична. Сначала он был в состоянии разобраться в ситуации, в состоянии принять, даже когда он ненавидел ее за саму возможность ощущать эту дикую боль. Он даже ненавидел ее и сейчас, спустя два года, потому что она все еще не отказалась от той боли. Он знал, что обнаружил, когда он вынес ее из своей комнаты в день смерти их дочери. Он увидел ее тогда и всё понял. Но это не помешало ему ненавидеть ту боль, и он ненавидел и ее за это. Он хотел этого ребенка даже больше, чем она, но она одна осталась жить в аду из боли и сожаления... день за днем, а он... С этим просто ничего нельзя было поделать.

Он знал, что он должен прекратить обижаться на нее. Но после того как она потеряла свою дочь, она начала ненавидеть Бея за то, что он жив. И это то, чего Голд никогда не мог простить.

Он открыл бутылку и поднял бокал, зная, что Лейси сделала то же самое в своей комнате наверху. Вновь и вновь он задавался вопросом, почему он не мог отпустить прошлое.

«Пино́ -нуа́ р» - красное вино, создаваемое из одноименного сорта винограда.

Глава 4

Это не заняло много времени у Белль, чтобы выяснить: жизнь Лейси была несчастной. И она задумалась, а вернется ли Лейси когда-нибудь вообще. Дом наполнялся зловещей тишиной, пристававшей к коже, как липкая вата, и медленно душившей ее.

В доме был только один телевизор, который находился в спальне. По вечерам, после ужина, Бею разрешалось посмотреть полчасика любимые мультфильмы, и к нему довольно часто присоединялся отец. Белль знала лучше, что лучше туда не соваться.

Помимо этого телевизора, больше ничего не было. Ни CD—плеера, ни проигрывателя, ни радио. У Лейси не было даже ноутбука, и Белль стало интересно, чем же ее сестра, у которой была зависимость от телевизора и которая не могла дышать без музыки, вообще, занималась.

Как бы то ни было, но, казалось, что Лейси в основном спит целыми днями. Рубен поднимался рано утром, будил сына, делал ему завтрак, а затем они оба покидали дом.

Белль знала это, потому что она не проспала ни одной секунды в первую ночь, проведенную в доме Лейси. И она всё еще не спала, когда муж Лейси и ее пасынок встали утром и ушли из дома. Спустя какое-то время пришла экономка и взяла на себя…всё.

— Тебе и пальцем не надо шевелить. Хелен убирается в доме и готовит, — помнится, сказала ей Лейси.

И когда Бей приходил домой со школы, Хелен заботилась и о нем. Единственной неподвижной точкой в жизни Лейси был ужин с Рубеном и Беем по вечерам. Но судя по тому первому ужину, на котором Белль присутствовала вместо Лейси, это вовсе не было похоже на семейный ужин. Она заметила, как отец с сыном отреагировали на ее вопрос — достаточно невинный — и задумалась, а говорила ли Лейси, вообще, с кем-либо.

Узнав, что сестра отменила свои приемы у терапевта (и, выяснив, что это так называемый врач не придумал ничего умнее, чем рассказать об этом ее мужу) Белль очень удивилась, потому что это дало ей понять: в планы Лейси это разоблачение не входило.

Конечно, ее терапевт выяснит сразу же, что она никакая не Лейси, уж намного быстрее, чем кто-либо из этой странной семьи, учитывая тот факт, что никто даже не разговаривает с сестрой. Но все же, отмена приемов была тем еще промахом.

Когда Рубен сообщил ей об этом, Белль была уверена, что ее обман раскрылся, и он понял, что на самом деле разговаривает не со своей женой. И она была немного не в себе — потому что у нее не было ни малейшего представления о том, как многое изменилось в Лейси, как в отличие от той прежней Лейси ее сестра стала лишь тенью былой Лейси. Помимо удушающей тишины этого дома и странной семьи, самым печальным было именно это. Они перестали видеть друг друга.

Даже тогда, когда она согласилась заменить Лейси на шесть недель, она ожидала, что так или иначе, что она даст своей сестре, может быть, день — два, чтобы она привела себя в порядок. Но так она думала, пока не поняла, что никто не заметит отсутствия Лейси, потому что ее сестра перестала существовать в этой семье уже давным-давно. Не только комната, в которой она жила, была пустой. Дом и люди в нем жили своей обычной жизнью, и Лейси не было места в ней. Белль начала чувствовать себя больной еще в начале первой недели, начала чувствовать себя обособленной, изолированной.

И сердитой.

Она не могла вспомнить, когда в последний раз так сильно сердилась. Это не было ни семьей, ни домом. Настоящая тюрьма. Лейси необходимы границы, Белль знала это лучше, чем кто-либо, но гораздо важнее для Лейси было чувствовать себя любимой.

И одного ужина с мужем Лейси и его сыном оказалось достаточно для Белль, чтобы понять: эту семью переполняет ненависть.

И, несмотря на то, как он попытался сделать вид, будто бы волнуется за Лейси, Белль не могла не чувствовать, что та находится под его контролем.

Как он взял ее за руку в первый же вечер, как он разговаривал с ней... все это было так холодно, без эмоций. И Белль понимала, что как ни обособлялась Лейси от этого семейства, ее супруг всегда закрывал глаза на то, что она делала.

Это было странным в лучшем случае. И пугающим.

Но Белль доверяла Лейси достаточно, чтобы не позволить ей уйти слепо в условия контроля и издевательств. И она была свободна, чтобы покинуть дом для того, чтобы выйти куда-то и сделать что угодно. Никто не спрашивал ее о том, куда она уходила или что делала – если это было не за пределами дома. Но опять же, может быть, Рубену не нужно и спрашивать, куда она уходила, когда она вышла из дома. Может быть, он знал.

В доме, однако, как Белль выяснила вскоре, Хелен была такой же надзирательницей, как и экономкой. Когда она захотела поприветствовать Бея в первый день, когда он пришел домой из школы, женщина встала на ее пути и сказала ей, что мальчик должен закончить свою домашнюю работу в тишине и покое. Когда Белль отметила, что она, возможно, могла бы помочь с домашней работой, Хелен дала ей знать, что она вполне способна сделать это сама, что на самом деле это с ее помощью работа выполнялась долго, к тому же экономка должна была позвонить мистеру Голду, чтобы спросить его об этом. Белль отступила, но до конца дня у нее во рту оставался привкус горечи.

Когда же она захотела пойти в комнату Лейси, неся тарелку с бутербродом, потому что ей была ненавистна сама мысль о принятии пищи вблизи от этой драконихи, да и слезы кололи глаза, Хелен встала на ее пути снова.

— Миссис Голд, Вы же знаете, что Вам нельзя брать это с собой наверх, — она сказала несколько снисходительно.

Белль перевела взгляд с Хелен на свой бутерброд и на мгновение растерялась.

— Что брать наверх? — переспросила она, и Хелен подняла брови вверх и слегка наклонила голову набок.

Затем, двигаясь подобно гигантскому черному пауку, она подобралась к Белль и выхватила тарелку прямо из ее рук. Белль наблюдала за тем, как она уносит тарелку в столовую и ставит ее на стол, а затем подтягивает к столу стул и ждет, когда она подойдет и сядет. Ее взгляд встретился с взглядом Бея, сидевшего за кухонным столом и писавшим что-то по учебе.

Мальчик наблюдал за этой сценой со смесью любопытства и ликования. Как будто бы ему доставляло удовольствие видеть ее унижение. Его взгляд заставил Белль задаться вопросом: что за роль сыграла Лейси в создании этого ледяного замка неприступности и разобщенности? Она отвела взгляд от мальчика, чье внимание заставляло нервничать и вызвало чувство неловкости, и она последовала молчаливому приказу Хелен, сев в столовой и приступив к трапезе. Она с трудом могла жевать и глотать, и ей казалось, что она задыхается отчего-то противного, волосатого... а вовсе не ест бутерброд.

Может быть, Лейси вовсе не нужно было, чтобы она притворялась ею во время ее отсутствия. Может быть, ей нужно было вырваться из этой клетки...

Она удивилась, что Рубен не сказал ей ничего за ужином, потому что была уверена, что Хелен рассказала ему обо всем, что происходило. В этот раз она вела себя иначе, после вчерашнего опыта она уже не пыталась заговорить ни с Беем, ни с мужем Лейси. Ярость клокотала в глубине ее души, и она не могла дышать, не то, что есть.

Это было чувство, которое она помнила с давних пор. Часто ее отец, устававший от близнецов, направлял свою злобу на Лейси, ту, которую он считал «плохой девочкой». В действительности же они обе были одинаково неуправляемыми и обе обменивались своими идеями по поводу шалостей. Но Лейси была легкой мишенью, более уязвимой, более хрупкой. Конечно же, ее всегда выбирали для обвинений. Белль до сих пор чувствовала горечь сожаления к отцовской несправедливости. То же самое чувство она испытывала и сейчас, ощущая, как всё внутри нее сжалось в тугой комок, сдавив легкие, как камень с острыми краями.

Она не встала из-за стола в этот раз, и муж Лейси посмотрела на нее, как будто он увидел ее в первый раз.

— Как прошел твой день? — спросила Белль и на мгновение испугалась того, что его хватит удар.

Она хотела выяснить как можно ненавязчиво, что происходит, но, казалось, каждое слово, слетавшее с губ Лейси, было подобно неуклюжему взмаху топора. Рубен промокнул уголок губ салфеткой.

— Чего ты хочешь, Лейси? — спросил он, кладя салфетку рядом с тарелкой, и Белль поняла, что должна была создать план, выучить речь наизусть и прикинуть примерный сценарий для того, что могло бы произойти, прежде чем бросаться в битву. Но уже было поздно.

— Я просто хотела узнать, как прошел твой день. Нельзя спросить?

Она вздрогнула, когда он отодвинул свой стул и встал на ноги, схватив свою трость и тяжело опираясь на нее. Ей пришлось напрячь шею, чтобы смотреть на него, и она почувствовала себя маленькой. И уязвимой.

— Это не то, что тебя обычно волновало. Так что прости за то, что немножко удивился таким внезапным интересом.

— Прости. Сейчас меня это волнует.

Белль не был уверена, что извинение было бы лучшей тактикой, но оно сорвалось с языка, прежде чем она сумела совладать с собой.

Он выглядел сбитым с толку, растерянным, и Белль почувствовала, что должна попробовать убедить его в том, что не было никакого злого умысла и, что она даже и не задумывала ничего подобного. Умысел был, да. Но вовсе не вероломный.

Ее слова, казалось, привели его в шок, и он хмурился, словно пытаясь отыскать в них некий скрытый смысл. Позднее, перестав пристально смотреть на нее, он откинулся на спинку стула, как бы признавая свое поражение. И вновь Белль задалась вопросом: что же именно Лейси сделала с этой семьей? И что заставило ее сделать, то, что она сделала?

— Мой день прошел без происшествий.

Он бросил эти слова, как будто бы проверяя ее. Ожидая, что она раскроет свои намерения. Белль поняла, что она должна была

вести себя более осторожно.

— И это хорошо?

— Полагаю, что если мне не звонят из полиции каждый день с просьбой забрать тебя из кутузки, то это хороший день.

Локоть девушки соскользнул со стола, и она едва не упала на свою тарелку. Такого она не ожидала.

— Все в порядке? — спросил он не без ухмылки. — Или ты уже забыла, как много пила в последнее время, дорогуша?

Белль не ответила. Да и как она могла? Она и понятия не имела.

— Довольно много, верно?

Он вцепился пальцами в салфетку, мял ее пальцами, и Белль обратила внимание на его ухоженные ногти и обручальное кольцо с большим ярким камнем, переливавшимся на свете. Она осознала, что уперлась в тупик. Лейси послала ее в лабиринт, в котором не было выхода. Она рассказала ей всё о своей повседневной жизни, друзьях, доме и одежде, но она забыла упомянуть что-то очень важное. Белль полностью растерялась, и на мгновение у нее закружилась голова от безнадежности этого положения. Она отодвинула стул и поднялась на ноги почти ослепленная слезами.

Здесь, перед ней, сидел этот человек, которого она не знала, ненавидя ее за то, о чем она не имела ни малейшего представления, глядя на нее так, как будто бы он наслаждался той болью, которую причинял ей. Как будто он испытывал невероятно удовольствие оттого, что унижал ее и напоминал о ее недостаточности. На миг Белль забыла, что она не Лейси. Забыла, что это не ее дом и не ее муж, и не ее жизнь. Она вновь стала Лейси и рассвирепела.

Но в следующий момент она поняла, что она была участником игры, которой не знала, как и правил этой игры. А этот человек, похоже, знал слишком хорошо, как загнать ее сестру в угол и как сломить ее. Он знал, как играть, но он не знал, что игра изменилась.

— Жаль, что ты нападаешь на меня, когда я пытаюсь начать разговор. Я и забыла, как сильно ты меня ненавидишь.

Она пыталась сохранять беспристрастное выражение лица, чтоб не выдать того, что в действительности она понятия не имела о том, как сильно он ненавидел ее сестру. Но судя по тому, как они жили, они очень ненавидели друг друга. Под ее пристальным взглядом он посмотрел на свою пустую тарелку и вздохнул.

— О, Лейси. Если бы я только мог поверить тому, что ты говоришь. Если бы я только был уверен в том, что это не очередная капля яда, стекающая с твоих уст... Сколько еще ты хочешь, чтобы я верил твоей лжи?

— Почему же это сразу ложь? Я всего лишь хотела узнать, как прошел твой день...

— Просто забудь об этом.

Он поднялся, бросив салфетку в сторону, и направился к двери. Но когда Рубен проходил мимо нее, он остановился, останавливаясь достаточно близко рядом с ней, и каждый волос на ее теле встал дыбом. Она чувствовала, как его дыхание щекочет по шее, когда он наклонился голову, и его губы почти коснулись мочки ее уха.

— Как бы я действительно хотел тебе поверить, — прошептал он, и его слова пронзили ее насквозь: от позвоночника до самого низа живота.

Белль застыла на месте, оставаясь неподвижной и после того, как стук трости стих вдали, и она услышала, как дверь в его спальню захлопнулась следом за ним.

Только тогда, когда Хелен вошла в комнату, чтобы забрать пустые тарелки, Белль пришла в себя. Она начала подозревать, что было что-то серьезное между Лейси и ее мужем, чем просто смерть ребенка. И она начала подозревать, что, может быть, стоит начинать не с Рубена. Если она хочет узнать, что так отравило жизнь Лейси, лучше выбрать другой способ. Кроме того, она поняла, что лучше держаться подальше от мужа Лейси. Потому что она всё еще чувствовала странное покалывание под кожей – реакцию на его слова. И это был недобрый знак.

Глава 5

Что-то было не так с Лейси. Он начал всё чаще и чаще поглядывать на нее за ужином, и она выглядела… другой. Не пьяной, а здоровой. Она встречалась с ним взглядом, и время от времени, когда она не сразу понимала, что он смотрит, улыбалась ему, как будто бы забывая стереть с лица улыбку.

Эти улыбки тоже отличались: они ничем не напоминали ее жестокие ухмылки. Они появлялись не намеренно, они возникали где-то вне той клетки, которую она построила, и каждая улыбка прорывалась через его защиту. Он хотел видеть ее улыбающейся и часто ловил себя на том, что всё чаще и чаще смотрит на нее, надеясь увидеть очередную улыбку.

Это могла бы быть часть ее нового плана, новой лжи. Но она ничем не выдавала, что замышляет что-то ужасное, что она нашла новый способ причинить ему боль. Вместо этого он находил ее более заинтересованной в… жизни? Он и сам не понимал.

Но когда мистер Голд однажды пришел домой, (это было десять дней спустя, как он заметил перемены, он считал каждый день с тех пор, ожидая ее «возвращения») и обнаружил, что она читает в гостиной, он понял, что что-то определенно изменилось.

Она подняла на него взгляд, когда он кинул ключи в миску, стоявшую на комоде, и улыбнулась, как будто бы позабыв о том, кто она. И как будто бы он был кем-то, кто заслуживал этой улыбки. Он забыл, какой прекрасной была ее улыбка, не наполненная ни злобой, ни ненавистью, и его желудок сжался, будто бы в ожидании удара. Затем она опомнилась, и улыбка сошла с ее лица. Ее сменило смущение, которое появилось у нее недавно, направленная на ту пропасть, что лежала между ними.

Он ушел на кухню, где увидел Хелен и Бея. С каждым днем выражение лица экономки становилось всё мрачнее и мрачнее, и когда она вошел на кухню, она махнула деревянной ложкой на него и предстала перед ним с лицом, выражавшим возмущение.

— Она в гостиной, — сказала Хелен, и Голд постарался не поменяться в лице.

Он заметил, что Лейси всё чаще и чаще отваживалась покидать свою комнату. Словно она изучала территорию.

— Я заметил, — сказал он, и Хелен поморщилась, не скрывая отвращения.

— Она сидит там и читает.

— Ну, в вообще-то, она живет здесь и может сидеть, где хочет.

— Но как мне удерживать ее пьяное Вы-сами-знаете-что от Бея, когда она теперь постоянно на виду?

— Мне не кажется, что она пьет.

На самом деле, насколько он мог судить, она теперь не напивалась до потери достоинства и заплетающегося языка довольно долгое время. Он надеялся на то, что это добрый знак. Но, казалось, что Хелен теперь еще меньше доверяет Лейси, чем раньше. Она скрещивала руки на груди, часто била себя деревянной ложкой и хмурилась.

— Она снова пыталась помочь Бею с домашней работой. И предложила почитать ему сказку.

— Пока она не угрожает ему и не предлагает отравленное яблоко, она может сидеть в гостиной.

В этот раз она едва не ударила его ложкой, и он не был полностью уверен в том, что это получилось непреднамеренно. Он должен был признать, что и ему мысль о том, что Лейси подбирается к его сыну, была неприятна. Бей смотрел на их спор с глазами круглыми, как блюдца, но Рубену потребовалось больше времени, чтобы понять, что сын смотрит то на Хелен, то на него, то на Лейси, стоящую в дверях. Она прижимала книгу к груди и зажимала страницу пальцем, словно закладкой. Ее взгляд был настолько красноречивым, что он растерялся.

— Так ты боишься, что я сделаю это? — спросила она, и он не знал, что и ответить.

Единственное, что он знал: обсуждать это на глазах собственного сына и экономки ему не хотелось. Лейси подождала его ответа, кусая губы. Она выглядела такой обиженной, что он почти поверил. Ему хотелось поверить, но он знал, что лучше не верить в то, что она говорит или делает.

— Давай не будем говорить об этом здесь, — сказал он, на самом деле имея в виду: «давай не будем, вообще, об этом говорить».

И этого было бы достаточно. Но в этот раз, однако, всё было не так. Она отошла в сторону и поманила его рукой, прося уйти из кухни, как будто ожидая, что он за ней последует. Он колебался между двумя вариантами: унизить ее отказам перед экономкой и сыном или подчинится из любопытства. Он предпочел второе, и она привела его в его же кабинет. Она не стала возражать, когда он закрыл дверь, как только она вошла в комнату.

— Ты и, правда, думаешь, что я причиню Бею вред?

Она не смотрела на него, стоя к нему спиной, как будто бы ей было мучительно больно смотреть на него. Он пялился на дверную ручку, за которую держался размышляя. Неужели она думала, что он забудет тот день?

— Снова?

Она побледнела, как мел, и уставилась на него в изумлении. Такая невинная. Словно она действительно забыла. Может быть, она утопила вину в вине? Наверное, если она и правда считала себя виноватой.

Он отошел от двери и шагнул к книжному шкафу, заинтересованный тем, какую же из книг она прижимала к своей груди. Он пытался вспомнить, заставал ли он когда-нибудь ее за чтением.

— Прости, — прошептала она, и ее голос прозвучал хрипло.

И он почти поверил ей. Хотел поверить.

— Тебе нужно поговорить с доктором Хоппером об этом, — сказал он, всё еще не отводя взгляда от книжного шкафа, хотя он не мог разобрать ни одного названия.

Он не слышал ничего, кроме ее прерывистого дыхания. Но он не хотел этого слышать. И не хотел слышать ее извинений за то, о чем она не помнила. Он мысленно упрекнул ее за то, что она так легко забыла, потому что он сам не мог забыть, хотя и отчаянно желал этого. Он хотел забыть о том, как ненависть подтолкнула ее к тому, чтобы причинить боль единственному живому существу, которое он так любил. Он хотел помнить, что однажды любил ее и что он всё еще надеется на то, что чувства вернутся после стольких лет боли и агонии. Потому что на мгновение они были счастливы. До того как он узнал, что это всё ложь. До того, как их жизнь превратилась в ад.

Она подошла ближе, и ее запах вновь коснулся его. Он ожидал тех же чувств, что накатывали на него обычно, но их не последовало. И он задумался над тем, что она сменила косметику. Аромат, исходящий от нее, был приятен, и он неожиданно понял, …что ему нравится.

— И ты разрешишь мне снова общаться с твоим сыном?

— Почему ты этого хочешь? Ты же ненавидишь его, как и меня.

Под напором его резких слов она отпрянула.

— Он всего лишь ребенок...

Он едва не разразился смехом, благо хоть сдержался. Да, Бей «всего лишь ребенок». Но она ненавидела его по этой самой причине. Он не хотел больше об этом говорить. Не хотел смотреть на нее и ломать голову над тем, как она умудряется выглядеть такой невозмутимой и при этом беззастенчиво лгать, глядя ему в глаза.

— Скажи мне, что ты читаешь?

Он указал на книгу, которую она держала, и она шагнула назад. Внезапно, несмотря ни на что, он ощутил, что ему недостает ее близости, что он скучает по тому дюйму, на который она была ближе. Тогда он мог даже рассмотреть крохотные волоски на ее шее. Но в то же время он был рад, что снова может свободно дышать.

— *Рильке.

Он скользнул пальцами вдоль ряда книг, пока не обнаружил пустое место. Как только он достиг пустоты, переполненный желанием почувствовать что-то... Как будто бы он мог ощущать присутствие книги. Хотелось бы знать, почему она выбрала именно эту книгу. Обернувшись, он вырвал томик из ее захвата и пролистал страницы, затем коснулся пальцем того места, где она касалась своим. Он почти знал ее наизусть, поскольку читал ее часто в первое время после смерти Изабеллы, и страницы посерели от отпечатков пальцев.

— Почему именно ее? — спросил он и заметил, что она подошла ближе, неотрывно смотря на книгу в его руках.

— Она показалась мне важной. Многие книги выглядят так, будто бы их ни разу не открывали. Эта же другая. Она потрепанная.

Она положила руки на книгу, как будто бы хотела уберечь ее от него, и внезапное соприкосновение с ним кольнуло, напоминая электрический разряд. Он глубоко выдохнул.

— Ты… изменилась. Я никогда не видел тебя за книгой.

Она пригладила волосы и снова улыбнулась той самой улыбкой, которая заставляла его чувствовать себя достойным ее. Он задался вопросом: а улыбалась ли она ему так же прежде? Лейси забрала книгу, и его рука, опустевшая без книги, внезапно обрела желание коснуться ее. Но когда он поднял ее, чтобы дотронуться до щеки девушки, он остановился. Рука замерла в дюйме от ее кожи, напротив подбородка.

Она отвернулась, как будто бы повинуясь невидимым ниточкам. Словно марионетка. Он захотел притянуть ее назад, чтобы ощутить ее кожу, но вместо этого скользнул рукой вдоль ее шеи, плеча, руки, но фактически ее, не касаясь, пока не настиг ее руки, сжимавшей юбку.

Он избегал ее взгляда, боясь увидеть того, чего опасался, но затем взглянул на нее, вновь подходя ближе. Он тяжело дышал, ожидая, что она вложит свою ладонь в его, и они переплетут пальцы — или же она отпрянет, отступит. В ее глазах он прочел удивление и что-то, похожее на панику.

— Рубен… — прошептала она, и его имя скатилось с ее языка неуклюже, как будто бы ее рот был наполнен галькой.

Она задрожала, словно лань, учуявшая охотника. А он понял, что хочет поцеловать ее. Понял, что губы желают коснуться ее кожи, нарушить дистанцию между ними. Понял, что что-то было не так. И он шагнул назад одновременно с ней.

— Прости, — молвил он, часто дыша, словно после бега.

Она поморщилась, как бы от боли, и широко распахнула глаза. Это была странная гримаса, но он заметил, какой длины ее черные ресницы и как резко они выделяются на фоне ее бледного лица. И пока он смотрел на ее лицо, он ощущал, что не знает ее, не узнает. Она и правда изменилась.

— Решение за Беем, — сказал он, возвращаясь к теме разговора. — Если он захочет, чтоб ты проводила с ним время, то я не буду против. Но не наедине. Понятно?

Она могла измениться, но это не означало, что он станет ей доверять. Он не наивен. И не беззаботен. Она, должно быть, забыла, но он помнил, как она тянулась своими когтями к рукам Бея, кричала на него и трясла его, словно тряпичную куклу… Она забыла много чего после смерти Изабеллы. А он — нет. Каждый момент из этого воспоминания пронзал его тупым ножом, и каждый порез кровоточил до сих пор. Он не знал, заживут ли эти раны, вообще, когда-нибудь.

Она выглядела так, будто собиралась спорить, и он прищурился, а затем подавил свое замешательство и сосредоточился.

— Ты подумала о том, чтобы возобновить прием у терапевта? — спросил он, и она кивнула.

— Завтра я пойду к доктору Хопперу. Ты… встретишь меня?

— Зачем?

Лейси никогда не просила его об этом. Она делала всё что угодно, лишь бы держаться подальше от него. Казалось, она поняла, что своим странным желанием ошеломила его. Выбила из колеи. Но вот выражение ее лица переменилась, и стало привычным. Вот же она, прежняя Лейси, капризная и обидчивая.

— Я просто хотела быть милой. Вот, и всё.

— Да. Почему?

— Без понятия. Но, очевидно, это ненапрасная трата сил.

Она развернулась и побрела к двери, но он не хотел, чтобы она уходила. Ему хотелось, чтобы она задержалась ненадолго…лишь на мгновение.

— Лейси!

Он пытался произнести ее имя мягко, чтобы не напугать ее, но ее имя всегда срывалось с его губ подобно шипению. Она остановилась и обернулась, с подозрением смотря на него. И в этом он не мог ее винить.

— Ты действительно изменилась, — ему пришлось сделать глубокий вдох, прежде чем он продолжил, собрав всё свое мужество. — Это… приятно знать.

Он различил хрипоту ее голоса, и когда она поморщилась, он был уверен в том, что она покажет свое истинное лицо, станет снова жестокой, будет насмехаться над ним за это проявление доброты.

— Спасибо, — прошептала она, и ее голос был таким же хриплым, как и у него.

Затем она выскользнула из комнаты, и напряжение покинуло его, спав, словно вуаль. Он почувствовал, что снова может дышать после столько долгой задержки дыхания, приведшей к тому, что черные точки замельтешили перед его глазами. Он посмотрел на свою руку: пальцы хватались за воздух, будто бы искали что-то, чего можно коснуться, и он сжал руку в кулак, чтобы успокоить пустоту, ноющую в глубине души.

Примечания:

Рильке, Райнер Мария — австрийский поэт-модернист XX века.

Глава 6

Белль, в который раз уже пыталась связаться с Лейси. Она всё сильнее нервничала, поскольку день приема у доктора Хоппера приближался, и шансы на то, что он ее не разоблачит, мягко говоря, были маловероятны. В конце концов, ее сестра, наконец, взяла трубку, когда Белль припарковалась напротив офиса терапевта.

— Где ты была? – прошептала Белль в трубку, и Лейси ответила нервным смешком.

— Боже, Белль, твой голос звучит так напряженно!

— Интересно же почему. Я не была готова к такому.

Она с трудом сдерживалась, чтобы не закричать. Или заплакать. Лейси не ответила сразу же.

— Прости. Я боялась, что ты не приедешь, если я расскажу тебе… об этом.

Голос Лейси задрожал, и Белль ощутила, как сильно сестра расстроена. И как сильно она боится. Или может быть, она чувствовала только свой страх? Белль нервно улыбнулась, но Лейси этого не могла увидеть.

— Я бы пришла несмотря ни на что. Ты моя сестра. Но я и понятия не имею о том, что, вообще, происходит.

— Ну, пока ты этого не показываешь, всё в порядке.

Белль уставилась на колесо машины. Казалось, ее голова вскоре взорвется, и потому она, молча, пялилась на машину. Ужасная головная боль пронзила ее, и она стала тереть лоб.

— Лейси, мне придется пойти на прием к твоему терапевту. Думаю, что его я не проведу.

— Черт. Я же отменила приемы.

— Да, доктор Хоппер позвонил твоему мужу и сказал об этом.

— Черт возьми. Вот ведь дерьмо…

— Лейси, что мне делать? Не кажется ли тебе, что он позвонит Рубену снова, как только узнает, что ты ушла? У меня такое чувство, что это заставит твоего мужа свихнуться. Не говорю уже о надзирательнице…

— Хелен? — Лейси хихикнула.

— Предупреждение было бы, кстати.

— Белль, ты вечно всё преувеличиваешь. Послушай, тебе не нужно говорить с Арчи. Просто сиди на кушетке. Он будет спрашивать, как ты себя чувствуешь, не злишься ли, и если ответишь положительно, он засыплет тебя кучей вопросов минут на сорок пять. Я никогда с ним не говорю.

— Может, в этом и проблема.

Лейси дунула в трубку. Белль ждала того, когда она, наконец, найдет, что сказать. Она знала, что хотела сестра ответить. В конце концов, Лейси проворчала:

— Он вбил тебе это в голову, не так ли?

— Лейси, что произошло между вами двумя? Что ты сделала?

— Ничего. Может, однажды я потеряла ребенка. Однажды.

— Лейси. Если это случилось всего один раз, почему ты живешь в тюрьме?

— Это не тюрьма.

Эта фраза одна прозвучала настолько предательски, что всё сказанное ранее было по сравнению с нею пустяком. Если Лейси не видела того, какой ужасной и невзрачной была ее жизни и насколько сильно она потеряла саму себя, значит, она не хотела этого замечать.

— Лейси…

— Послушай, Белль, это не тюрьма. Я веселюсь. Я вечно занимаюсь шоппингом, выхожу из дома…

— И всё заканчивается тем, что ты сидишь в полиции, а Рубен забирает тебя из кутузки. И тебе нельзя находиться рядом с пасынком. И твой муж…

Белль едва не задохнулась. Она не хотела говорить о нем. Не после того. Что произошло в его кабинете. Ее желудок всё еще сводило. Неважно, что произошло между ним и его женой, но он всё еще что-то чувствовал по отношению к Лейси, что-то большее, на ее взгляд, что скрывалось за холодом и ненавистью. Он был так напуган, хотя она всё еще злилась, но не могла не сочувствовать ему. Его холод лишь маска, за которой он скрывал то, что потерял себя.

— Не вижу ничего в этом. Не то чтобы я хотела быть наедине с мальчиком.

Лейси тоже носила маску. Белль вздохнула.

— Его зовут Бей.

— Я знаю.

— Лейси, что ты хочешь, чтобы я сделала?

Пауза затянулась.

— Просто перетерпи это, пока я не вернусь. И не разговаривай с Арчи, — голос Лейси звучал приглушенно.

— Ты вернешься?

И снова пауза. И ответ Лейси звучал очень похоже на вопрос.

— Да…

— Ладно, я поговорю с тобой позже, после приема. И ты расскажешь мне эту чертову историю от начала до конца. Ненавижу бродить по лабиринту, не подозревая о том, какой монстр поджидает меня за углом...

— Как всегда выразительна в своих речах, сестренка. Ох, батарейка садится…

Лейси отключилась, а у Белль возникло подозрение, что на самом деле аккумулятор у сестры не разрядился. Она глубоко вздохнула, а затем убрала телефон в карман, после чего вышла из машины.

Она пыталась дышать спокойно, считала до десяти и обратно. Дважды. Но не очень-то помогло. Она знала, что ее игра в роли Лейси не так уж и хороша.

Это было совсем не похоже на те времена, когда они были подростками и дурачили всех, подменяя друг друга. Это была серьезная ситуация. Внезапно, охваченная приступом паники, Белль выхватила свой кошелек и проверила, есть ли у нее идентификационная карта на случай, если предстоит подтвердить свою личность. Всё было на месте, но паника заставляла ее трястись.

— Хорошо. Нет смысла быть храброй, когда нечего терять, верно? Женщина притворяется мужчиной, мужчина — женщиной. … И для сестры несложно притвориться сестрой. Джулия бы справилась с этим.

Белль чувствовала себя глупо, когда говорила с собой, но поскольку Лейси не было рядом, чтобы ее успокоить, она слушала свой голос, чтобы успокоиться. И когда она вспоминала слова из своего любимого фильма, это помогало.

Притвориться сердитой было просто, стоило ей только вспомнить о том, как подло поступил этот так называемый доктор, выдав Лейси ее мужу. Но когда она села на его кушетку и смотрела на то, как он читает документы, она поняла, что не отвечать на его вопросы будет сложно. Он выглядел очень уж милым, а когда отложил бумаги в сторону и улыбнулся ей, она вспомнила, что должна лишь ухмыляться.

— Так… как ты себя чувствуешь, Лейси? Еще злишься?

— Да.

Она прошипела это слово и посмотрела на то, как он вновь копошится в своих бумагах.

Странно, что Лейси, вообще, ходила к терапевту, … раз она ничего не говорила ему о своих чувствах. Может быть, это не ее идея вовсе. Скорее, Рубен заставил ее ходить на эти приемы.

Эта мысль снова заставила ее напрячься. Она не хотела, чтобы терапевт разоблачил ее, потому что он только что подтвердил, что не заслуживает доверия. Но с другой стороны, он заслуживает знать, что происходит на самом деле, больше, чем кто-либо другой.

— Почему ты рассказал Рубену о том, что я отменила приемы?

Он выглядел удивленным, будто б ни ожидал того, что она что-нибудь скажет, и Белль прикусила губу. Ей нужно было слушать Лейси. Лейси знала о своей жизни и людях, что окружали ее, намного лучше, чем Белль. И она знала, как манипулировать этими людьми, Белль поняла, что приблизила себя к разоблачению еще тогда, когда улыбнулась Рубену. Но она не смогла сдержаться. Все в этой семье были одиноки и напуганы.

— Прости. … Видишь ли, я… ты знаешь, каким убедительным он может быть. Я понял, что это не очень профессионально, но я был словно перед молотом и наковальней…

Он запинался, и Белль задумалась над тем, что же он собирался ей рассказать. Он волновался за Лейси или за себя? И она понятия не имела, что он имел в виду. Муж Лейси, возможно, не был самым милым человеком из всех, с которыми ей приходилось сталкиваться – ничего подобного! – Но она была уверена в том, что он не бродил по улицам не угрожал всем подряд, вынуждая людей надеть башмаки, сделанные из бетона, и прыгнуть в бассейн. Он не был похож на мужчину этого рода. Больше он походил на манипулятора подобно Лейси, двигавшего людей, подобно шахматам. Она понимала, что это и могло их свести вместе, … но не понимала, что же их разлучило.

Доктор Хоппер прокашлялся.

— Как думаешь, может мистер Голд волнуется за тебя? Может, он не так уж и злится. Может быть, он тоже сожалеет. Ты когда-нибудь думала об этом?

Белль наморщила лоб, прежде чем вспомнить, как вернуть лицу беспристрастное выражение.

Доктор Хоппер подождал немного. Было сложнее заполнить эту пустоту. И Белль удивилась: неужели ее сестра действительно сидела всё это время и хранила молчание?

— Как ты чувствуешь себя теперь, зная, что он сожалеет?

Белль пожевала губу. Если бы она только понимала, о чем он говорит.

— Ты обдумала мое предложение найти какое-нибудь занятие? Что-то, что помогло бы тебе выходить из дома?

Его голос не звучал так, как будто он ожидал, что она ответит. В самом деле, он звучал так, как будто он примирился с тем, что Лейси не реагировала на его вопросы. И Белль задумалась: а знает ли Рубен, как проходят эти приемы?

Возможно, нет. Она боролась с желанием сдаться и самой засыпать терапевта (худшего из всех, которых она когда-либо встречала, на самом деле) кучей вопросов, чтобы выяснить, что же на самом деле случилось, почему произошел конфликт. Но она не доверяла ему, и, прежде чем они с сестрой снова поменялись бы, она хотела узнать, какие последствия будут для Лейси.

Хотя, когда она шла в кабинет, она очень разочарована тем, что доктор Хоппер не заметил, что он имеет дело не с Лейси. Это было похоже на то, как если бы Лейси стала невидимой, и никто не обращал на нее внимания… Потому никто и не заметил подмены.

По крайней мере, одно из его предложений вызвало что-то внутри, и когда девушка зашла в библиотеку, чтобы выбрать книгу для чтения с Беем, она взяла листовку, где было написано о том, что требуются добровольцы, готовые пожертвовать книги. Может быть, выход из дома – не худшая идея, и даже Лейси говорила ей, чтобы она выходила на улицу. Хотя ее сестра, по-видимому, имела в виду что-то другое.

Когда Белль уже возвращалась домой, она внезапно поняла, что находится неподалеку от ломбарда Рубена.

Он был так удивлен, когда она спросила, не сможет ли он ее встретить. Так подозрительно. Ее тело обуяла дрожь, стоило ей вспомнить о том, как далеко он зашел вчера в своем расследовании. Вспомнить о том, что ощущение его близости с ней сделала. Она зажмурилась и попыталась избавиться от этой мысли. Он был мужем Лейси. И она не была Лейси.

Хотя тот факт, что он не заметил этого, поведал многое о состоянии их брака. Она задрожала, когда она вспомнила, как его рука остановилась рядом с ее кожей. Он не посмел прикоснуться к ней. Не было физического контакта, основанном на доверии и близости между двумя людьми. Как будто бы он и Лейси не были супругами вообще.

Эта пара, испытывающая друг другу неприязнь и страх… Так странно. Белль удивлялась тому, что они до сих пор вместе. Что заставило его держаться Лейси? И что заставило Лейси остаться?

Белль пересекла улицу и подошла к магазину. Она видела его на ее пути в город, из машины, и теперь она нашла его без особых трудностей. Маленький колокольчик звякнул над дверью и объявил о ее визите.

Торговый зал был пуст, и Белль воспользовалась этим, чтобы осмотреться. Она не имела ни малейшего представления о том, приезжала ли Лейси когда-либо сюда и насколько хорошо она знала о том, где работает Рубен.

Она позволила пальцам скользнуть по краю стекла счетчик холдинга ювелирных изделий и вдохнула запах лакированного дерева и специй. Она любила его, что не было типичным запахом старых вещей в этом магазине, хотя он был забит сбольшим количеством многолетних изделий. Но все было аккуратно расставлены, и Белль обнаружил много, что напоминало ей о доме Лейси. Вкус темного дерева с богатыми цветами, и оттенками... Белль знала, что это не было в стиле Лейси. Лейси была неряхой. Теперь она не была так в этом уверена.

— Что ты здесь делаешь?

Белль чуть не подпрыгнула, и книга упала из ее рук, когда Рубен обратился к ней сзади. Она не слышала, как он приближается, и она подозревала, что он сделал это нарочно. Когда она повернулась к нему лицом, он хмурился на нее, как будто она вероломно вторгалась на чужую территорию. Она поджала губы и подняла книгу. Что именно она здесь делает?

— Я была в библиотеке, искала книгу для себя и для Бея. Просто хотела спросить. Не против ли ты.

Она протянула ему книгу, а он посмотрел на нее так, как будто бы супруга залепила ему пощечину. Белль не была уверена в том, что теперь делать, когда он просто уставился на книгу, которую она ему протягивала. И когда он ее не взял, молчание стало просто невыносимым. Оно душило.

Книга в ее руках задрожала, и она захотела притянуть ее к себе. В этот момент он схватил ее руку, держа ее так, будто бы она могла сломаться или рассыпаться в пыль в его железной хватке. Его рука была такой холодной и…словно сухой. Немного грубой.

— Тебе ни к чему мое одобрение, Лейси. Я уверен: книга чудесная.

Его голос походил на тихое бормотание, как будто бы он находился в замешательстве, узнав о том, что ее интересует его мнение. Только тогда он заметил, что касается ее, и он уставился на их руки, шокированный. Отпуская ее ладонь, он невольно коснулся пальцами ее запястья, и мгновение спустя Белль осознала, что задержала дыхание. Она шумно выдохнула и затолкала книгу в сумку.

— Я попросила библиотекаря подыскать нужную. Она сказала, что детям нравятся книжки этой серии.

Она последовала за ним, когда он похромал к прилавку, и заметила, что он потирал свои пальцы друг о друга. Он делал это неосознанно, словно вспоминая прикосновение к чему-то. Он вспоминал прикосновение к ее коже. Это заставило ее сердце сжаться. Он был так одинок… Изголодался по… чему-то. По контакту.

Трудно было держать в памяти тот факт, что Белль пришла для того, чтобы помочь Лейси. Это не ее миссия – помогать ему. Но ей захотелось этого.

— Как прошел твой прием у терапевта?

Его вопрос заставил ее оторваться от размышлений.

— Может, тебе стоит спросить у него, — ответила она, а он нахмурился. Его ранимость мигом исчезла, сменившись холодом. Холод – его доспехи, его защита.

— Я не буду этого делать, — ответил он, и она подняла брови.

Может быть, он и не интересовался тем, как проходили приемы у терапевта, но он определенно отслеживал их. Холодный пот скатился по ее спине, и Белль сжала зубы, сдерживая злость, что внезапно захлестнула ее, бурля, словно раскаленная магма.

— Как скажешь, — выдохнула Лейси. — Увидимся за ужином, — прошептала она, и он поднял голову и молча, смотрел на то, как она покидает комнату.

Он был одинок и испытывал ту же боль, что и Лейси, но он не хотел покинуть свою клетку, а она хотела. Впрочем, Лейси временно свою клетку и покинула.

Когда она пришла домой, Хелен встретила ее хмурым взглядом.

— Вы сказали, что хотите почитать Бею. Сейчас подходящее время.

— Привет, мама.

Бей стоял за «леди-драконом», и Белль провела рукой по своим волосам и улыбнулась.

— Привет, Бей. Я была в библиотеке и взяла книжку. Почитаем вместе?

Он посмотрел на Хелен, словно желая убедиться в том, не против ли она. Белль почувствовала, как у нее засосало под ложечкой. Что же произошло в этой семье, раз мальчик нуждается в сторожевой собаке, что стерегла бы его мачеху?

Только когда Хелен кивнула, мрачно, как и обычно, и не отводя взгляда от Белль, Бей отошел от нее и взял «мачеху» за руку. Его пальцы были немного влажными и горячими. Белль сглотнула, пытаясь избавиться от кома в горле.

Они сели на диванчик в гостиной, друг напротив друга, и Белль с трудом сдерживалась от желания притянуть к себе мальчика и обнять его. Она была уверена в том, что Хелен тут же подбежала к ним и выхватила его из ее рук, если бы она попыталась сделать что-нибудь в этом духе.

— Знаешь эту? — спросила Белль, постукивая по книге своими крашеными ногтями.

Бей покачал головой.

Он уставился на нее своими большими глазами, но не это — взгляд молчаливой Хелен, застывшей рядом — заставил Белль нервничать.

— Ну, каждый должен знать, «Как приручить дракона», не так ли?

Бей кивнул, закусил губу и пододвинулся ближе. Когда Бель начала читать, он заглянул в книгу, а затем положил голову на плечо девушке, что не могло ее не порадовать. Она прочла одну главу, а затем (потому что Бею очень было интересно, как продолжится история) еще одну и еще…

И всё это время Хелен стояла в дверях и наблюдала за ними. Белль так и подмывало спросить ее о том, нет ли у нее больше других дел, но она решила не провоцировать экономку. Отчего-то у нее сложилось подозрение, что даже настоящий дракон не настолько опасен, как эта женщина с каменным взглядом.

Белль читала до тех пор, пока домой не пришел Рубен. К тому времени, как он вошел в гостиную и положил ключи на комод, голос Белль охрип. Она замолчала.

— Мама, не останавливайся на этом месте! Ты даже не дочитала предложение.

Бей встал на колени, подпрыгивая на диване, и смотрел на нее жалобными глазками.

— Я продолжу с этого места завтра, хорошо? У меня немного сел голос.

Она попыталась улыбнуться, но поскольку Рубен смотрел на нее, не смогла. Губы задрожали. Бей вздохнул, но прежде, чем он сказал что-нибудь еще, Рубен позвал его, и мальчик пошел к отцу. Белль заметила, что Хелен по-прежнему стоит и смотрит на нее. Кроме того, она переглянулась с мужем Лейси.

— Папа, а ты знал, что Беззубик — маленький дракончик из книги — вовсе не Ночная Фурия?

Его голос прозвучал грустно, а Белль прикусила губу, чтобы сдержать улыбку.

— Я не знал. Это удручает.

— Да, — отозвался мрачно Бей, как будто бы понимая, что отец имел в виду. Но как только он понял, что это не так, он повернулся к Белль.

— Что значит «удручает»?

— Это значит «разочаровывает», — ответила, Белль и не смогла сдержаться, чтобы не засмеяться.

Но смех замер в горле, как только она встретилась взглядом с Рубеном, что хмурил брови. Белль сглотнула и не сообразила, что они смотрят на друга уже довольно долго, пока Бей не снял напряжение между ними.

— Папа, можно мама посмотрит мультики с нами после ужина?

Рубен перевел взгляд с нее на сына, кто снова сделал щенячьи глазки, и скривился в гримасе, словно Бей клянчил у него конфетки. Белль порадовалось тому, что Рубен на нее не смотрит, поскольку подозревала, что ее лицо выражает панику. Она не могла смотреть телевизор с ним и Беем в спальне Рубена… в его спальне. … И она была уверена в том, что Лейси никогда бы этого не делала.

Подбираться ближе к Рубену и его сыну было бы самой плохой идеей. Чем больше она сближалась бы с Рубеном, тем, вероятнее, быстрее он ее б раскрыл. Чем ближе она сблизилась бы с Беем, тем больнее бы было мальчику, когда вернулась бы Лейси. Не физически, конечно. Она верила Лейси и знала, что ее сестра, несмотря на тьму, царившую в ее сердце, не сорвется с привязи.

Но, что, если мальчику она понравится, думая, что она его мачеха… и всё изменится, когда Лейси вернется? Если вернется? Белль не хотела рисковать, и она понимала, что ей не стоило пытаться устанавливать отношения с мальчиком, с самого начала.

Но он был так одинок, так печален и так несчастен. Все они. Наблюдение за этой семьей причиняло Белль физическую боль. Оно пронзало ее нутро и жгло изнутри, выворачивая всё наизнанку. Она не могла это терпеть.

Рубен посмотрел на сына, явно не зная, что ответить, и Белль надеялась, что он всё же придумает причину, чтобы отказать. Но он перевел взгляд с сына на нее и прищурился, как бы предупреждая ее о том, чтобы она не натворила глупостей, и сказал:

— Решение за мамой.

Бей перевел взгляд с отца на Лейси, подбежал к постели и схватил ее за руку.

— Пожалуйста, идем смотреть с нами «Финеса и Ферба»! Это самый классный мультик!

Она не могла разбить его сердце. Не могла поступить так, как должна была.

— Хорошо, Бей, — прохрипела она, чувствуя, что не может дышать.

И понимая, что это, несомненно, самая большая ошибка.

Глава 7

Это был самый напряженный вечер, через который пришлось пройти Белль с тех пор, как она заняла место Лейси. И у нее не было ни малейшего представления о том, как она выживет во время просмотров мультфильмов с Рубеном и Беем.

Она очень удивилась тому, что сумела вообще поесть, хотя паста, казалось, застревала у нее в горле. Она не отрывала взгляда от своей тарелки, боясь обнаружить, что Рубен смотрит на нее. Он ведь считал, что она что-то замышляет против Бея.

Ей нужно было отказаться. Пока она давилась пастой, в голове крутились мысли о том, что она всё испортит. Но это не так сильно волновало ее, как мысль о том, что она может разбить сердце маленького мальчика. Когда она встала из-за стола, одергивая плотное платье Лейси (и мысленно проклиная вкус сестры) и смотря неотрывно на дверь, Рубен задержал ее, прижав ее ладонь к подлокотнику.

— Иди, Бей, мы будем через минуту, — сказал он своему сыну, и мальчик побежал наверх.

Рубен посмотрел ему вслед, и его рука стала горячей. Белль чувствовала это, и ее кожу началось покалывать. Когда они услышали, как дверь закрылась за Беем, Рубен повернулся, чтобы взглянуть на жену.

— Что ты делаешь, Лейси? Чего ты от него хочешь?

— Я ничего не замышляю, если ты об этом.

Белль вырвала ладонь из его руки, но ощущение прикосновения осталось.

— Ты всегда что-то замышляешь.

Белль закусила губу, зная, что ничего не может сказать, чтобы не вызвать подозрения к сестре. Она понимала, что он переживает за то, что она может причинить боль сыну, возьмет его крошечное сердечко и сожмет его. Ужасна сама мысль о том, что это может неизбежно произойти.

— Почему ты тогда не сказала ему «нет»?

Он пристально смотрел на ее губы, и Белль с трудом сдерживалась от того, чтобы не прикрыть рот ладонью, скрыть от его глаз.

— Просто знай: если эта очередная твоя игра, ты об этом пожалеешь.

Белль вздрогнула. Его голос был слишком холоден, и мурашки пробежали по коже.

— Это угроза? — спросила она.

— Нет. Это факт, дорогуша. А теперь пошли наверх.

Он поманил ее, дав жестом понять, чтобы она шла впереди.

У Белль сложилось впечатление, что она идет по минному полю. Она сжала подол платья еще раз, но затем опомнилась и вспомнила, что должна вести себя естественно, непринужденно. А не так, словно она ворвалась в чужое тело.

В конце концов, это было не так уж и плохо. Бей расположился на кровати между Рубеном и ней, и Белль даже позволила себе расслабиться немного, вместо того, чтобы сидеть на краю кровати и быть готовой спрыгнуть и убежать. Рубен, который, как казалось, был напряжен сначала, расслабился немного, и даже смеялся вместе с Беем. Этот смех, глубокий и мягкий, проник в Белль, и смутил ее.

Она заставляла себя не смотреть по сторонам, чтобы не выдавать того, что она находится впервые в спальне, где Рубен и Лейси когда-то спали вместе. Как и комната Лейси, спальня ничем не выражала того, что здесь когда-либо была Лейси. Не было и фотографий Лейси с супругом.

— Было весело, — сказала Белль, когда мультик закончился. Бей был очень рад тому, что ей понравилось.

— Ты можешь посмотреть с нами снова, завтра, — сказал он, и Белль быстро взглянула на Рубена, ожидая его реакции.

У него задергались лицевые мышцы.

— Может, мама не хочет, — произнес он сквозь зубы.

— Но ты же хочешь, да?

Бей смотрел на нее, и умоляющий взгляд его глаз просто не оставлял ей другого выбора.

— Да, хочу.

Рубен вздрогнул, услышав ее ответ, но ничего не сказал.

Вернувшись в свою комнату, Белль написала смску сестре, но та не ответила. Когда она попыталась дозвониться до нее на следующий день, включилась голосовая почта, точно так же, как уже было несколько раз.

Вместо того, чтобы спать по утрам, Белль начала ходить в библиотеку и помогать с каталогами. Сначала вышло неловко, поскольку библиотекарь решила сначала, что она шутит.

— «Отлично». Они приговорили Вас к общественным работам, миссис Голд?

Высокая блондинка подняла бровь, медленно и так утонченно, что Белль решила, что она тренировалась перед зеркалом.

—Нет. Я здесь, потому что хочу быть здесь, но, если у вас полным-полно волонтеров, я найду чем заняться в свободное время.

Она попыталась поднять бровь так же элегантно, но затем засомневалась в том, что ее результат превзойдёт жалкую имитацию. Библиотекарь поморщилась. Белль не рискнула спросить ее имени, поскольку не знала, знакома ли с ней Лейси или нет.

Как раз в тот момент, когда она решила, что пойдет домой и начнет себе другое занятие, библиотекарь сдалась и усмехнулась так, что Белль немного позавидовала тому, как эта женщина умела управлять мимикой.

— Очень хорошо. Никто не смеет говорить, что я не верю в чудеса. Зови меня Мелори. Это честь, между прочим.

Она повернулась, и Белль вздохнула с облегчением, радуясь тому, что прошла испытание.

— Лейси, — сказала она, и Мелори рассмеялась. Даже смех у нее был элегантным.

— Конечно же. Как же я могла не знать энергичную Лейси?

Это был первый раз, когда Белль узнала сестру в словах другого человека, и облегчение нахлынуло на нее так, что она ухватилась за стойку для поддержки. Она начала опасаться, что ничего не осталось от ее сестры, от того веселого человека, которым она когда-то была. Но если кто-то знал, как ярка и энергична Лейси, то не все потеряно. Но это длилось лишь мгновение, пока она не поняла, что энергичная Лейси вовсе не означает жизнелюбивую.

Белль попыталась дозвониться до сестры после того, как вернулась из библиотеки, но вновь включилась голосовая почта.

— Я убью тебя, когда доберусь до тебя, — прорычала она в телефон, но лишь тишина была ответом.

Их распорядок дня изменился. По утрам Белль ходила в библиотеку, ускользая из дома после того, как Рубен с Беем уходили, но до прихода Хелен. Она была уверена, что Хелен сообщила Рубену о том, что она уходит, но он не стал никак это комментировать.

Время от времени она чувствовала его пристальный взгляд, когда он думал, что она не замечает этого. И он смотрел на нее так, как будто пытался выяснить, что происходит в ее голове. По вечерам, перед ужином, она читала Бею, а потом они смотрели мультфильмы.

Она никогда не оставалась наедине с Беем и в той же степени, как это постоянное наблюдение расстраивало Белль, оно так же давало ей какое-то подобие безопасности, так как это мешало ей сблизиться с ребенком. И берегло его от ложных надежд. К тому же несмотря на то, как всё было запутано и неправильно, это всё же была семья Лейси.

Муж Лейси, который смотрел на нее, как будто он ждал, что она взорвется, ждал чего-то ужасного и наблюдал за ней с таким страхом в глазах, что она не могла не улыбаться ему, пытаясь тем самым успокоить его.

Тем не менее она не дозвонилась до сестры.

Однажды вечером она впервые положила свою ладонь на ладонь Рубена, когда они сидели на кровати, пытаясь успокоить его, когда Бей, сидя между ними, спросил, не может ли она уложить его спать и пожелать спокойной ночи.

Ладонь Рубена напряглась, и Белль почувствовала, как он задрожал, но не смотрела на него, не смогла посмотреть. Как она могла встретиться с ним взглядом и увидеть проблеск надежды в них, увидеть недоверие, как растворяется с каждым днем?

— Если хочешь, то, конечно же, я уложу тебя.

Она улыбнулась мальчику, и он вскочил с кровати и ушел в ванную, чтобы почистить зубы. Белль последовала за ним, оставив Рубена позади.

Когда она уложила Бея в постель, Рубен смотрел из-за двери, ожидая, когда она закончит. Она услышала его частое дыхание, когда Бей обвил руками ее шею и крепко обнял ее.

— С мамой всё хорошо? — прошептал он на ухо, и Белль с трудом сдержала смех.

Она провела рукой по его мягким кудрям, не зная, что ответь. В порядке ли Лейси?

— Надеюсь, — прошептала она в ответ, надеясь, что Рубен ее не услышит.

— Она вернется?

— Она обещала.

Его объятья стали крепче, и она ощутила, как он дрожит в ее руках.

— Хорошо. Я скучаю по ней. Но надеюсь, что она больше не грустит.

— Я тоже надеюсь на это.

Белль обняла его немного крепче, спрятала лицо в его волосах, лишь бы скрыть слезы. Его любовь к Лейси была такой же абсолютной, как и у любого ребенка. Когда она встала на ноги и поцеловала его в лоб, ей пришлось закусить губу изнутри, чтобы не выдать выражения лица, когда она проходила мимо Рубена. Взгляд его вызывал в ней дрожь. Она хотела проскользнуть в свою комнату, избежать противостояния, которое должно было начаться, но его голос заставил ее застыть на месте.

— Стой.

Белль медленно обернулась и вытерла потные руки о платье, очередное платье в облипку. Она знала, что ей не спрятаться, но немного удивилась тому, что его взгляд не прожег ее насквозь. Когда он убедился в том, что она стоит и ждет, он зашел в комнату Бея пожелать ему спокойной ночи. Белль осталась ждать… вернее, бояться того, что он мог услышать каждое слово, и теперь будет терзать ее, желая выяснить, куда делась настоящая Лейси.

Когда он вернулся в зал, Белль уже дрожала. Она не была готова к этому. Ни к чему подобному. Он подошел к ней, и каждый стук трости заставил ее пятиться, пока она не уперлась в стену. Он загнал ее в угол.

— Что ты намереваешься сделать, Лейси? — спросил он и прищурился, а Белль сглотнула, желая избавиться от комка в горле.

Он всё еще думал, что она Лейси. У нее задрожали колени, и она сдвинула их вместе. Короткое платье Лейси не могло скрыть эту дрожь.

— Ничего. Почему ты вечно подозреваешь меня в наличии некоего злого плана?

Он шагнул к ней, поднял руку и взял ее за подбородок. Его прикосновение вызвало в ней искру. Словно бабочки порхнули на ее кожу, и она дернула голову, чтобы уйти от прикосновения или наоборот… она не была в этом уверена.

Он провел ладонью по ее рту, сжал волосы и откинул их с шеи, после чего намотал на кулак, словно веревку.

— Подозреваю, потому что я точно знаю, что ты никогда меня не простишь. Да и как ты можешь? Так что, то, какой дружелюбной ты внезапно стала, … выбивает из колеи.

Белль и понятия не имела о том, что он имеет в виду.

— Прости, Рубен. Нужно было отказаться?

— Не извиняйся. Просто скажи мне, чего ты хочешь, и я тебе это устрою. Но не мучай мальчика, не разбивай его сердце. Он всего лишь ребенок.

Ей было так жаль его в этот момент, что она испугалась: вдруг будет плакать. Или же выдаст свой секрет, лишь бы избавить его от боли и страха. Вместо этого она вновь солгала.

— Я не собираюсь разбивать его сердце. Не намереваюсь. Не хочу разбивать ничье сердце.

Он смотрел на ее губы, как будто это каким-то образом помогло обнаружить ложь, и его собственная губы дрожали. Несмотря на то, насколько плотными были стены, возведенные вокруг своего сердца, в его груди еще бьется сердце маленького мальчика, такого же уязвимого, как и его сын.

Хотя ее дыхание стало прерывистым и тихим, хотя он держал ее за волосы, она знала, что он не причинит ей боль, знала, что он будет разрушаться при ее прикосновении. Она подняла руку, коснулась его щеки, и он повернул голову, реагируя на прикосновения, его веки были широко распахнуты, а сам он вдыхал аромат ее кожи на запястье.

Погладив его по подбородку, щеке, виску, Белль коснулась рукой затылка, собрала его волосы и потянула его к себе. Она знала, что это было ошибкой. Это было неправильно.

Но вот он перед ней, и его стены рушатся, такие уязвимые, и она хотела дать ему то, в чем он остро нуждался. Белль хотела взять его разбитое сердце, нянчить его, лелеять. … И на мгновение она забыла, что она не Лейси и это не ее муж, и это вовсе не способ исцеления.

Она позабыла обо всем, как только наклонилась вперед и коснулась своими губами его губ. Она не делала ничего больше, просто смотрела на него, чувствуя, как его губы дрожат. Он не открывал глаза, крепко зажмурился, как будто боялся, что он проснется, если откроет их, и она поняла, что он затаил дыхание. Только тогда, когда она отстранилась и отпустила его, он открыл глаза и сделал глубокий вдох.

Он отпустил ее волосы, отступил назад, и Белль поняла, что этот момент прошел, а его защита вновь на прежнем месте: он снова нахмурился и смотрел на нее так, как будто бы она пыталась ударить его ножом.

— Почему ты сделала это? — спросил он, и Белль прижалась к стене, тяжело дыша.

— Не знаю. Это плохо?

— Это… странно.

— Да, — по крайней мере, в этом они согласны друг с другом. — Если Бей снова попросит уложить его спать, можно ли мне будет это сделать?

— Ты этого хочешь?

Белль закрыла глаза, пытаясь найти ответ. Она знала, что не приходится настоящей матерью Бея. И он это понял. Так что она ему не причинит боли, если позволит ему сблизиться, так? Он знал, что настоящая мама вернется. Он знал, что Лейси другая.

Она сделала глубокий вдох и открыла глаза. Встретилась с взглядом Рубена.

— Да, это так.

— Я подумаю над этим.

Он повернулся к ней спиной и побрел по лестнице. Белль ушла в комнату с чувством опустошения. У нее оказалось три пропущенный звонка от Лейси.

— Итак, время для историй.

Она взяла с собой телефон, надела пальто и ушла на прогулку.

Первым делом Лейси извинилась.

— Прости. … Прости, мне так жаль. Я не могла найти эту чертову зарядку, а когда, наконец, нашла, у меня было около тысячей пропущенных звонков…

— Ладно, — Белль ускорила шаг, чтобы поскорее оторваться от дома. — Итак, ты хотела рассказать мне историю…

— Как твой прием у Арчи?

— Лейси.

— Знаешь, это сложно… Ненавижу делать подобное по телефону. Это не очень-то веселая история.

— Ну это я выяснила.

Белль ждала продолжения. Как и всегда, когда она говорила с сестрой, она не была полностью уверена в том, что чувства сестры совпадали с ее собственными. Прямо сейчас она чувствовала, как сводило в животе, но она не могла понять от чего это: от поцелуя с Рубеном или же она ощущала волнение Лейси.

— Может, ты расскажешь мне, почему всё еще живешь с ним…

— Мне нравится быть богатой.

Белль фыркнула.

— Вот почему вся твоя одежда дешевая. Назови настоящую причину.

Лейси вздохнула.

— Я не знаю. Мы любили друг друга, очень сильно любили. Думаю, не осталось в доме ни одного места, где бы мы не потрахались.

— Оу, я думала, он делает это только в темноте…

Сестра рассмеялась.

— Ты смешная. Я просто хотела тебя успокоить на случай, если… Ох, забей.

— Так, расскажи мне.

Белль задержала дыхание, когда услышала, как порывисто выдохнула Лейси. Это было похоже на… всхлип.

— Когда у меня был срок…может, двадцать одна неделя, мы очень сильно поссорились. И когда у меня начались судороги, он подумал, что я притворяюсь. Но после того, как началось кровотечение, он понял, что это происходит на самом деле и отвел меня в больницу, но мне не смогли помочь. Он винит себя… как будто это имеет значение. Никто ничего не мог поделать, но, черт возьми, ему так нравится выглядеть несчастным. Он убежден в том, что должен по-прежнему заботиться обо мне, и неважно, насколько ужасна наша жизнь. Он не понимает, что я даже смотреть на него не могу. И на Бея тоже. Меня коробит от того, что они страдают, несут на себе мои муки, просто из каких-то извращенных соображений относительно справедливости. Это так эгоистично с его стороны. Даже после того, как я потеряла ребенка, он всё равно убежден, что должен всё это выстрадать. Это не его ноша.

Голос Лейси был едва различимым, и Белль ощутила, как боль сестры пронзила ее насквозь, а сердце сжалось, когда она услышала прерывистое дыхание Лейси.

— Это не его ноша.

— Но почему… почему он тебе не доверяет? Почему он так убежден в том, что всё, что ты говоришь, ложь? И в том, что, что бы ты ни делала – это часть некоего плана?

— Думаю, это самосохранение. Мне потребовалось два года, чтобы он стал ожидать только самое плохое с моей стороны.

Голос Лейси звучал неуверенно.

— Так ты хочешь вернуться?

Вновь последовала пауза. Белль подумала уже, что Лейси не ответит, но вдруг раздался вздох.

— Я жалею, что не рассказала тебе. Потому что если я знала, ты могла бы собрать свои сумки и убраться оттуда.

— Да…

Белль подумала о поцелуе. Вспомнила прикосновения его губ к ее. Ей нужно бы сказать об этом Лейси. Она просто должна это сделать. … Но не сделала. Вместо этого она решила, что подобное больше никогда не повторится.

Глава 8

Она поцеловала его. Она его поцеловала, и это было похоже на первый поцелуй, на тот момент, когда губы встречаются впервые. Когда дыхание задерживают, а сердца бьются так быстро, что их звучание заглушает всё на свете. Напоминает момент задолго до того, как *сталкиваются звезды.

Она поцеловала его, а затем ушла из дома и не вернулась. Это причинило большую боль, чем сам поцелуй. Она не сказала, куда отправляется, и ему не пришлось спрашивать. Но за последние три недели, когда она не выходила из дома, когда, казалось бы, заинтересовалась жизнью, начала читать, ходить в библиотеку (думая, что он не знает, хотя на самом деле он был в курсе всего происходящего в городе), он начал надеяться. Надеяться на то, что, возможно, не всё так уж и плохо.

Когда она вышла из дома, он проследил за ней из окна. Он смотрел на то, как она достала телефон и прижала его к уху. Последнее, что он увидел перед тем, как ее силуэт растворился в ночи – то, как она проводит пальцами по волосам и накручивает на палец прядь, точно так же, как и пару минут назад. Он смотрел на нее до тех пор, пока она не ушла, а все его надежды не пошатнулись.

Она снова начинала касаться его. Этого не было уже два года. Ни разу после той самой проклятой ночи, что перевернула их жизнь с ног на голову. Даже когда он приехал в больницу, чтобы отвезти ее домой, когда борьба за жизнь Изабеллы, длившаяся три дня, была окончена. Но то, что это продлилось так долго, оказалось чудом. Позже он узнал где-то – не помнил где именно – самый маленький недоношенный ребенок, за жизнь которого боролись врачи, был доставлен после двадцати двух недель беременности.

Лейси было трудно стоять, но она скорее убила себя, выбравшись из кресла-каталки и бросившись под машину, чем позволила бы ему взять ее за руку. Нет, он не мог ее винить. Его последнее прикосновение было очень грубым.

Вот почему он не доверял ее новой линии поведения. И, может быть, она сама задается вопросом: что же наделала, когда поцеловала его. … И теперь сидит и пьет, чтобы успокоиться. Может быть, даже саму Лейси шокировал собственный поступок больше, чем его.

Рубен ничуть не удивился, когда утром у него зазвонил телефон. Он знал телефонный номер полицейского участка наизусть.

— Шериф Свон, — молвил он, когда взял трубку.

— Голд, — ответила она в своей обычной холодной манере.

Ей он не нравился. А… кому он, вообще, нравился?

— Снова, Шериф?

— Да, вы можете ее забрать. Думаю, она проспалась.

Он сбросил вызов и уставился на телефон. Нет, у него было столько же причин не доверять Лейси, сколько и у нее по отношению к нему. Так что лучше и вовсе не доверять ей. Но он чувствовал нечто странное внизу живота, когда ехал в полицейский участок. Несмотря ни на что, он надеялся на то, что она не вернется к старым привычкам.

Когда он прихромал в участок, она сидела в своей камере на койке. На мгновение ее лицо выражало столько вины и стыда, что она сама на себя не была похожа. Затем ее лицо исказилось от гнева, и вот она, та самая Лейси, которую ни с кем не спутаешь. Но она поджала губы и ничего не говорила, пока шериф Свон не открыла камеру и не разрешила ей выйти.

— У нее не было с собой документов, но, поскольку это уже не первый случай…

— Говорю же, я не была пьяной.

Лейси умудрилась изобразить что-то в духе оскорбленного достоинства, хотя нос ее был заложен, а лицо измазано макияжем так, словно она проплакала полночи прежде, чем уснуть. Выглядела она ужасно.

— Алкогольный тестер так не считал.

Никто не мог одурачить Свон.

Лейси открыла рот и закрыла его. Ее надутые губы вызвали в нем воспоминания о поцелуе, и том, как они послали импульс, пробежавший по его коже. И его живот свело судорогой. Но Рубен был склонен поверить шерифу. Это происходило слишком часто, в конце концов.

— Спасибо, Шериф, — сказал он и взял Лейси под руку, чтобы увести.

Это, по крайней мере, было в новинку. Но вполне естественно, поскольку было достаточно слоев одежды между ними.

— Ага, до следующего раза.

Шериф посмотрела на Лейси так, как будто ждала ее возвращения в камеру. Он хотел ответить уклончиво, но Лейси неожиданно резко остановилась и обернулась.

— Это было очень непрофессионально с вашей стороны. Я вовсе не была настолько пьяна, чтобы оказаться в камере на всю ночь.

Ее голос слегка дрожал.

— Да ладно, Лейси. Ты же знаешь, как это бывает. Не надо вести себя так, будто это первый раз.

Несмотря на то что он был зол и разочарован, он умудрился говорить спокойно. Она повернулась к нему, тяжело дыша, и как ему показалось, была некая обида, скрытая, не лежащая на поверхности. Он захотел схватить это нечто, вытащить наружу и рассмотреть, изучить, потому что это было что-то иное, то, чего он раньше не видел в ней, но, прежде чем он успел сообразить, что же это такое, оно исчезло. Она прищурилась и вырвала свою ладонь из его руки.

— Ага, точно. Очевидно, что все здесь так, черт возьми, привыкли ко всему, что и не заметят изменений, пока их жареный петух не клюнет в мягкое место!

Каждое произнесенное ею слово было острым, как заточенный скальпель. Он нахмурился.

— Кажется, Вы сказали, что она проспалась, — сказал он шерифу, и Свон пожала плечами.

— Я здесь, прямо перед тобой. Говори со мной.

Лейси уставилась на него так, как будто бы она была готова напасть на него и снести ему голову ногтями. Пора уводить ее, прежде чем она добьется того, чтобы ее снова заперли. Мисс Свон уже теребила наручники, пристегнутые к поясу, и он подумывал спросить ее, нельзя их одолжить. Что-то с Лейси явно было не так.

Но, в конце концов, ему не понадобились наручники, поскольку Лейси, казалось, поняла, что в этом бою у нее нет шансов. Или, может быть, ее разум напомнил о себе после того, как алкоголь выветрился. Но, когда она ввалилась в машину, всё еще казалось, что она заплачет. А это так на нее не похоже.

— Что случилось, дорогуша? — спросил он, но вместо того, чтобы ответить, она скрестила руки на груди и уставилась в окно. Лишь после того, как он завел машину и покинул стоянку, у нее снова прорезался голос:

— Можно я пойду в библиотеку?

— Ты не будешь расставлять книги по каталогу после того, как провела ночь в клетке. Да еще и с таким видом. Я везу тебя домой.

Она потерла глаза и уставилась на свои черные пальцы.

— Так ты знаешь.

— Конечно, знаю. А ты думала, что я позволю тебе бегать по городу и оставаться в неведении? Тебе следовало знать меня получше.

— У кое-кого проблемы с доверием.

Она выглянула из окна и снова упустила его гримасу. Должно быть, она была сильно пьяна, раз ожидала, что он ей доверяет.

— А чего ты хотела? Улыбнешься мне, поцелуешь, и я всё забуду? Даже ты не такая дура, чтобы так считать.

Она вздрогнула так, как будто он залепил ей пощечину, и он пожалел о сказанном. Но… после того как он получил звонок от шерифа Свон, увидел жену вновь в этом состоянии и за решеткой, он невероятно разозлился. В нем возникло желание причинить ей такую же боль, какую она причинила ему, когда поцеловала. Это заставило его задумываться о том, что поцелуй вовсе не был искренним.

Он припарковал машину перед домой и вместе с Лейси вошел в дом. Хелен мыла пол в холле, когда они вошли. Взгляд экономки как будто бы говорил «Я же говорила Вам! ». Лейси даже не взглянула на нее. Она вообще уставилась в пол и желала поскорее добраться до своей комнаты, но что-то в том, как она повесила голову, опустила взгляд и плечи, заставило его задержать ее.

— Лейси!

Она обернулась, глаза ее сияли, сверкали от непролитых слез. Больно было смотреть на нее, и он захотел отвести взгляд.

— Иди на кухню.

Ее ноздри раздувались от переживания, румянец возник на щеках. Он мог сказать это мягче, но он с трудом сдерживал гнев. Лейси посмотрела на Хелен, которая даже не притворялась, что не наблюдает за этой сценой. Он захотел избавить Лейси от этого свидетеля.

— У тебя что, нет никаких дел? — рыкнул он на женщину.

Лейси широко распахнула глаза, как будто вовсе не ожидая такого. Затем она обернулась и побрела на кухню, где тут же плюхнулась на стул. Он последовал за ней, захватил по дороге миску из буфета, чтобы приготовить ей поесть. Когда он поставил миску с кашей перед ней, она посмотрела на него так, будто бы увидела его впервые в жизни. Неудивительно, ведь он никогда не делал ничего подобного ранее. Но сегодня она была настолько несобранной, настолько не похожей на себя, что он захотел узнать, что произошло. И еще – он хотел знать, почему она поцеловала его.

— Ешь их поскорее, пока они не стали мокрыми. Бей сказал мне, что есть мало времени, прежде чем это произойдет.

Он попытался улыбнуться, но улыбка вышла больше похожей на агрессивный оскал, просто обнажил зубы, а Лейси стала закидывать кашу в рот так, словно не ела сто лет. Или как будто боялась того, что он сделает что-нибудь с ней, если она не подчинится. Она вела себя так часто в последнее время, как будто бы ожидала, что он выпустит наружу монстра. И всё же она улыбалась, как будто бы могла прогнать этого монстра своей улыбкой.

Она быстро закончила завтракать, в то время как он стоял рядом, опираясь на кухонную тумбу, и смотрел на нее.

— Так, расскажи мне, что произошло, — начал он, когда она опустила ложку.

Она отодвинула назад стул и встала из-за стола. У нее дрожали пальцы от нервного напряжения, и она сжала подол платья. Он усилил хватку, сжимая трость.

— Я вышла из дома, всё закончилось в баре, я выпила один напиток или два, и шериф Свон решила, что я слишком пьяна, чтобы вернуться домой. Если тебя интересует мое мнение, то это довольно заблаговременно. Она могла бы просто привезти меня домой.

— Она прекратила делать это год назад. Не думаю, что она снова будет так поступать, только потом, что ты освободила ее от своего присутствия на четыре недели.

Он задумался о том, как же много она выпила, чтобы выглядеть настолько вне себя.

Лейси опустила руки и побрела к двери. В другой раз он позволил бы ей уйти. Она поцеловала его, затем он начал думать о том, чтобы поцеловать ее, после того момента в кабинете, когда он ничего не желал больше, чем чувствовать ее, чувствовать ее таким образом, как у них еще никогда не было. И после того как она поцеловала его, она напилась.

— Подожди. Пожалуйста.

Она не посмотрела ему в глаза, она отвела взгляд в сторону, но ждала. Он отважился подойти ближе, ненамного, лишь шаг, поскольку не был уверен в том, что она не напугается, если он приблизится.

— Чего ты хочешь?

«Почему ты поцеловала меня? » — спросил он вчера вечером как раз после того, когда ее губы отпрянули от него. Он не поверил ни на миг в то, что она не имела ни малейшего понятия о том, что делала.

Лейси тихо выдохнула и скорчила гримасу.

— Я хочу, чтобы ты видела меня.

— Но я вижу тебя. Каждый день. За ужином.

Она рассмеялась громким и глубоким смехом, как всегда делала по обыкновению, когда не могла скрывать отвращение.

— Это ты меня не видишь. Ты перестал видеть свою жену давным-давно.

Теперь она смотрела на него, и было что-то в ее глазах такое, что он прислонил трость к тумбе и побрел к ней, сокращая дистанцию между ними. Он внимательно смотрел на нее, чтобы быть уверенным в том, что ему позволительно приблизиться. Она не вздрогнула, когда он обвил рукою ее шею и мягко потянул ее на себя, и смахнул ладонью слезу с ее щеки.

Она поколебалась на какое-то мгновение, наверное, пораженная прикосновением. Ее кожа показалась ему такой мягкой и хрупкой в тех местах, где размазался макияж. Он едва коснулся ее, и всё равно он ощутил, как закололо в ладонях, а сердце на миг замедлило биение, после чего резко забилось, словно желая выпрыгнуть из груди. Она не отводила взгляда от его глаз, и когда его большой палец коснулся ее губы, стирая влагу, оставленную ранее ее языком, он ощутил, как она задрожала.

— Рубен...

— Я вижу тебя, Лейси. Но я неуверен в том, что именно вижу. Я… в растерянности.

Она закрыла глаза, и на мгновение он ощутил тепло, проходящее через костюм, через слои одежды, и он понял, что всё еще хочет ее. Что она нужна ему.

Каким-то образом за последнее время он утратил свою ненависть и презрение к ней. Может быть, был все-таки, выход из их тупика. Может быть, они, в конце концов, найдут этот выход. Он захотел притянуть ее ближе, заключить в объятья, показать, что надежда всё еще есть. Но она открыла глаза и отпрянула. Он опустил руки, и они безвольно опустились.

— Думаю, мне нужно в душ. Увидимся за ужином.

Она ушла, даже не посмотрев на него снова, словно сбежала. Как будто бы хотела смыть с себя ощущения от его прикосновений.

Вечером, когда он вернулся с работы, она снова выглядела собранной, как будто бы ничего не произошло. Как будто бы не было ни прикосновения, ни поцелуя. Она читала книжку Бею, смотрела с ними мультики, уложила Бея спать. Но она избегала его взгляда и после того, как пожелала Бею спокойной ночи, ушла к себе и закрыла за собой дверь так, что он поразился.

Было похоже на то, что что-то туманное, серое сгустилось над ней, окутало ее такой печалью, что пронзила его насквозь. Он захотел прекратить ее страдания так же сильно, как и желал прекратить свои. Он желал спокойствия, мира. И прикосновения. Ее прикосновения.

Жизнь снова потекла в привычном русле, как это и было до того, когда она положила свою ладонь на его в тот момент, когда они смотрели мультики с Беем, до поцелуя и до того, как она напилась. Но он был благодарен ей за то, что она не стала прежней, а ведет себя с Беем, как с ребенком, а не как с ненавистным ей напоминанием о потере. Во всяком случае, Бей был счастлив.

Время от времени, Голд наблюдал из своего магазина за тем, как она идет в библиотеку или на обед в кафе «У бабушки» с той библиотекаршей. И он понял, что хочет слышать ее, когда она вскидывает голову и смеется в ответ на то, что говорит ей библиотекарша. Понял, что хочет, чтобы она посмотрела в окно и увидела его. Но он и понятия не имел о том, как сильно привязался к ней, пока не увидел, как другой мужчина – Кейт какой-то там – говорил с ней, клал свои грязные лапы на нее и сжимал ее ягодицы так, словно она принадлежала ему.

Примечания:

* Столкновение звезд — явление очень редкое.

Глава 9

Послушаться Лейси и отправиться в бар оказалось ошибкой. Но мысль о том, чтобы вернуться домой после поцелуя и после осознания о том, что она наделала, терзала ее — и к тому же она была не совсем уж альтруистична в своих поступках — потому ей требовалось побыть вдали от дома. Может, бар и не был плохой идеей. Особенно если не надевать одежду сестры, поскольку ее все знают в городе. Всё было хорошо, пока какой-то парень не подошел к ней и не стал говорить с ней так, будто бы она его знает. Ну, наверное, она должна его знать, только вот Лейси ничего не рассказывала ей о людях, с которыми общалась в барах.

— Ты злишься на меня? Ты не звонила столько недель, я думал, что вломлюсь в твой дом и проверю, не приковал ли тебя *Голд-Сумасброд цепями где-нибудь в подвале. Повезло же, что встретил тебя в баре.

Белль даже не знала, как реагировать на это.

— Зачем ему это делать?

— А чтоб ты не удрала. Я бы точно на твоем месте так поступил…

Белль наступила ему на ногу и порадовалась тому, что увидела блондинку со значком шерифа. После этого она увезла ее в полицейский участок и заперла.

Позже, когда Рубен забрал ее и отвез домой, она очень злилась. Не только потому, что он не понимает, как несправедливо было запереть ее в камере, но и потому, что он по-прежнему не в состоянии понять, что она не Лейси. Лейси совершала ошибки, конечно, но не только она.

Большая часть ее ярости, однако, была направлена на себя. Потому что в ту ночь в камере, на этой неудобной кровати, она поняла, что ей нравится Рубен. Очень сильно нравится. Она хотела, чтобы его раны зажили, хотела, чтобы Лейси и все-все были счастливы.

Но, Боже, она поцеловала Рубена не только потому, что хотела исцелить его. Она поцеловала его, потому хотела этого. По этой причине она не рассказала Лейси о поцелуе.

И когда Рубен так близко подошел к ней на кухне, когда он обнял ее и коснулся ее лица так, словно оно было чем-то хрупким, она захотела снова поцеловать его. Захотела утонуть в его объятьях. Но он — муж Лейси. И у них и без того куча проблем. Не хватало еще добавить новых…

Ей было не по себе от того, что ее влечет к Рубену. Ей было не по себе, когда она смотрела на него, а он не замечал.

Ей было не по себе от того, что она запоминала каждую черту его лица, а по вечерам представляла, как бреет его, а глядя на его руки, мечтала о том, как бы снова почувствовать их прикосновения. Ей было не по себе от того, что время от времени она думала о том, что Рубену и Лейси будет лучше друг без друга. Потому что она знала, что эта идея совершенно эгоистична.

Бей, казалось, знал, что у Лейси всё в порядке, и Белль была поражена тем, что он не засыпает ее вопросами. Он только что принял ее. И на самом деле у них не было возможности поговорить об этом наедине, поскольку они никогда наедине не оставались. После этого инцидента с шерифом Хелен наблюдала за ней еще пристальнее.

И Белль начала мечтать о том, чтобы поскорее покинуть этот дом. Она хотела провести достаточно времени и расстояния между ней и этой семьей, чтобы она могла забыть. Жить своей жизнью. Забыть, что Рубен и Бей существуют.

Ей оставалось продержаться еще две недели. В тот момент человек, встретившийся ей в баре, приблизился к ней, когда она выходила из библиотеки, собираясь направиться к машине. Ей казалось, что она достаточно ясно дала понять, что не была заинтересована в нем, и ей пришлось повторить это, но он схватил ее за руку, потянул на себя, а затем схватил за ягодицы и сжал их.

— Лейси, детка, ты же знаешь, что это неправда, — прошептал он ей на ухо, а Белль наступила каблуком ему на ногу.

Он подпрыгнул и выругался. Но он ее отпустил… на мгновение, затем снова схватил за руку.

— Сучка! Я знаю, что тебе нравится грубая игра, но одного «не сейчас» было бы достаточно.

Белль не пришлось ничего отвечать, потому что в этот момент кто-то треснул тростью по руке насильника. Мужчина выпустил ее, отпрянул и уставился на Рубена, который занес над ним трость для повторного удара. Белль не могла винить мужчину за проявленный страх, поскольку та ярость, что отобразилась на лице Рубена, была ужасающей. Но, когда он ударил насильника второй, а затем и третий раз, она не почувствовала к нему никакого сочувствия. Но она не хотела, чтобы Рубен попал в беду, поэтому она схватила его за руку, когда он поднял ее, чтобы вновь ударить тростью. Мужчина уже лежал на земле.

— Рубен, хватит. Остановись!

Он отвернулся, и Белль отпустила его руку и отпрянула. На его лице было столько ярости, и когда он взглянул на нее, ей показалось, что этот гнев направлен не только на мужчину, но и на нее тоже. На мгновение она испугалась его. Должно быть, он заметил страх, потому что поморщился и вновь повернулся к мужчине.

— Если я еще раз увижу тебя рядом с моей женой, боль будет последним, о чем тебе придется волноваться. Понял?

Мужчина кивнул, не осмеливаясь посмотреть на Рубена или на нее. Рубен отвернулся, взял ее за руку и потянул ее в сторону магазина. Белль позволила ему это сделать, поскольку хотела уйти как можно дальше от знакомого Лейси. Несмотря на его ярость, она чувствовала себя в безопасности с ним, чем, будучи одной, но, когда они вошли в магазин, она вырвала руку из его захвата.

— Не нужно было. Всё было под контролем.

— О, неужели? Ты бы позволила ему трахнуть тебя, чтобы избавиться от него?

Его голос был пропитан ядом. Белль ощутила его слова так, будто он ударил ее под дых.

— Что?

— Думаешь, я не слышал того, что он тебе сказал?

Белль подскочила, когда он поднял трость снова и разбил стеклянную вазу одним резким ударом.

— Я даже не знаю этого парня!

— О, не лги. Это не в первый раз уже.

Он положил трость на модель кораблика. Рыдание рвалось из груди Белль, но она подавила его. Он был чертовски зол, но она поняла, что где-то в глубине души, несмотря на то, что он избил мужика, который был в два раза крупнее его, он не причинил бы ей боль. Он спустил злобу на предметы. Однако она сделала глубокий вдох, велела себе быть храброй, а затем подошла ближе и схватила его за руку.

— Рубен. Прекрати. Посмотри на меня.

Он выпустил трость, и она со стуком упала на пол, но он не смотрел на Белль, пока она не взяла его за щеку и не повернула его к себе.

На его лице отразилось так много боли. Так много волнения и страха. Он тяжело дышал, и Белль шагнула еще ближе и обняла его, чтобы успокоить. Она слышала, как он сглатывает, чувствовала, как дрожит, прежде чем он осторожно обнял ее в ответ.

Его руки опустились на ее лопатки, дрожа, как будто бы он не был уверен в том, что ему можно обнять ее в ответ.

— Прости, — выдохнул он. — Я не хотел напугать тебя.

— Всё в порядке.

Белль провела ладонью по его волосам, поиграла с прядями и вдохнула его запах. Она хотела помнить его, хотя ей на самом деле теперь нужно было забыть.

— Я не хотел говорить то...

Он говорил это, словно мальчишка, надеющийся на то, что сможет простым «прости» заставить ее забыть все те ужасные проступки, которые совершил.

— Я знаю.

Она потянулась назад, и он тут же отпустил ее.

— И я солгала. Я была рада, что ты пришел, потому что я очень испугалась этого парня.

Она улыбнулась ему, быть может, немного робко, и он улыбнулся в ответ так же несмело.

— Давай приберем здесь, хорошо? — спросила она, кивком указав на осколки и щепки, которые он создал, и он поморщился и кивнул.

Она пошла за ним на склад, стараясь не выдавать того, что не знает, куда идти. Он не заметил. Она нашла метлу, стоявшую у полки, но когда она дошла до нее, Рубен встал сзади и положил руки на ее плечи, слегка касаясь ее, как будто до сих пор не был уверен в том, что ему дозволено касаться ее.

— Это может подождать, дорогая. Я бы хотел кое-что спросить у тебя.

Она захотела повернуться, но его хватка стала крепче и не позволила ей.

— Что спросить?

Она повернула голову, наконец, а он был так рядом, что ее волосы касались его лица.

— Как думаешь, возможно, ли это для нас… вернуть всё? Забыть?

Он прошептал это хрипло, как будто у него в горле был комок.

— Надеюсь.

Она действительно надеялась. Надеялась, что всё забудет. Надеялась, что он и Лейси снова полюбят друг друга.

Он коснулся лбом ее плеча и тихо выдохнул.

— Можем ли мы сейчас сделать это? Лишь… один раз?

Белль ухватилась за полку, стоящую рядом с ней, чтобы не упасть, как будто бы всё перед глазами стало кружиться. Она хотела этого. Хотела ощутить это, прочувствовать, чтобы затем смогла продержаться, когда ей пришлось бы его покинуть. Всего на мгновение ей захотелось побыть истинной эгоисткой.

— Да, — прошептала она. Он выдохнул, как будто бы не осмеливался дышать долгое время, и скользнул ладонью по ее руке, затем накрыл ладонью ее ладонь, переплетая пальцы.

— Скажи, если захочешь, чтобы я остановился, ладно? — прошептал он ей на ухо, и его дыхание вызвало у нее приятную дрожь.

Она кивнула.

Всё еще он слегка касался ее, как будто бы боялся того, что она рассыплется в его руках, когда откинул волосы с ее шеи и поцеловал ту чувствительную точку, находящуюся прямо под мочкой уха. Пульс ее участился. Белль опустила голову вбок, чтобы ему было удобнее и чтобы чувствовать его больше, и он приблизился и прижался грудью к ее спине. Она ощутила его тепло, ощутила дыхание, вырывавшееся из груди и касавшееся ее шеи, и тугой комок, который она ощущала всё это время в желудке, наконец, исчез под воздействием его нежности и тепла.

Она сжала его пальцы, всё еще сплетенные со своими и позволила себе упасть под его натиском, пытаясь чувствовать его всеми клеточками тела. Он положил руку на ее талию, провел пальцами по животу, и Белль ощутила тепло внутри. Этот жар появлялся там, где он касался ее, растекался медленно, подобно меду, по ее конечностям и заставлял ее коленки подкашиваться. Она вздохнула, а когда он прижался губами к изгибу ее шеи, она выдохнула так, что было похоже на всхлип.

Когда его рука скользнула к поясу платья Лейси (того самого, в облипку), он начал постепенно тянуть его. Она напряглась на мгновение, и он замер, выводя пальцами маленькие круги на ее бедре.

— Мне остановиться? — спросил он, не отрывая губ от ее кожи, и его голос завибрировал над ней.

Она ощутила, как ее соски отвердевают от его жаркого дыхания, и она почти не могла говорить, поскольку всё внутри нее дрожало от его мягкой вибрации. Она не хотела, чтобы он останавливался, напротив – хотела, чтобы этот момент длился вечность. Не хотела думать о Лейси или о том, что она носит ее платья, а мужчина, который держит ее в своих руках – не только является мужем Лейси, но еще и думает, что она Лейси. Если бы она начала думать о том, как это всё неправильно, то сломалась и пожелала бы провалиться сквозь землю.

— Не останавливайся, — прошептала она.

Он застонал и мягко коснулся ее ягодиц. Постепенно он стянул ее платье с бедер, и Белль шагнула немного дальше друг от друга, чтобы позволить ему сжать ее лоно, когда он достиг стыка ног. Он мягко потер лоно ладонью и пощекотал вход через ее трусики. Белль дернулась, встретила его ласку и задержала дыхание, когда он увеличил давление. Когда ее бедра дернулись, он прижался сильнее к ее спине, крепче, и его дыхание жарко и влажно касалось изгиба ее шеи. Его губы не покидали шеи, он покусывал и посасывал ее, и Белль, повернулась лицом, чтобы прижаться к его лбу.

Она могла чувствовать его поясницей, и она двигала бедрами, чтобы увеличить давление. Рубен застонал, когда пошевелил пальцами в трусиках и обнаружил, что она влажная.

Его пальцы продолжали ласкать ее. Она наклонилась вперед, желая сильнее ощутить жар, впустить его в тело. Она шумно выдохнула, и он напевал ей на ухо, успокаивая звучанием своего голоса.

— Тш-ш, милая. Позволь сделать это для тебя…

Он смочил свои пальцы и стал массировать ее клитор, а Белль выгнула бедра ему навстречу. Он дышал рядом с ее шеей, увлажняя кожу дыханием, Белль дрожала и тряслась, желая быть ближе к нему. Ближе к звездам. Он отпустил ее ладонь, всё еще сжимавшую полку, и обвил рукой ее талию, прижимая ее к себе. Белль чувствовала, как он трется об нее, касается ее, а когда он коснулся ее клитора, нажимая пальцами так мягко, она ощутила, как изнутри всё сжалось, и подалась навстречу его пальцам.

— Вот так, дорогая. Так, — прошептал он, когда она достигла оргазма с громким стоном и сдавленным рыданием.

Она чувствовала его напряжение, чувствовала что-то теплое и влажное на пояснице, когда его семя заструилось по ткани штанов. Но он всё еще прижимал ее к своей груди, и когда он отнял руку от ее лона, он старался не причинить ей боль. Он смахнул длинные волосы с ее шеи своей рукой, липкой от ее соков, и поцеловал ее. Белль не хотела, чтобы он выпускал ее, не хотела столкнуться лицом к лицу с реальностью, с тем, что произошло. Не хотела смотреть на то, что она сделала с этим мужчиной.

— Подержишь меня еще немного? — спросила она, и он прижался лбом к ее шее и слегка кивнул.

— Не будешь жалеть об этом? — спросил он, и Белль пришлось закусить губу, чтобы сдержать рыдание. Она уже жалела.

— Не знаю.

Может, раньше она могла сказать ему правду, прежде чем это произойдет. Но сейчас это уже невозможно. Если она сказала ему сейчас, он бы возненавидел ее так же, как и Лейси. А Лейси… Она должна сказать сестре об этом. Лейси должна знать, что ее ожидает.

— Думаю, мне нужно в ванную, милая, — сказал он спустя какое-то время, и Белль кивнула.

Он попытался спрятать влажный след на штанах, когда уходил, а Белль отвела взгляд. Почему реальность должна была быть такой грязной, порочной и неправильной? Она знала точно, что ее решение держаться от него подальше только что разрушилось, растворилось, когда он отпрянул, и она осознала, что уже скучает по его объятьям.

Вряд ли она отказала ему, если бы он спросил в следующий раз. Она не смогла бы отрицать этого момента близости. Но неважно как сильно она пыталась, она не могла закрыть глаза на то, что только что ступила на путь разрушения. И на кону было не только ее сердце. Еще и его, уже израненное и разбитое, а еще сердце Лейси, слишком хрупкое для этого мира. И вместо того чтобы помогать, она только усугубила всё.

Спустя какое-то время Рубен вернулся, одетый уже в другой костюм. Он замер в дверном проеме, смотря на нее, как будто бы желая понять, всё ли с ней в порядке, не сожалеет ли она. И Белль сдержала слезы, игнорируя боль, сжигающую изнутри, и улыбнулась ему.

Глава 10

Он не был уверен в том, чего ждать дома. Лейси покинула магазин и уехала домой, оставила его одного, и они оба без слов договорились не говорить о том, что произошло.

Когда он вошел в дом, она сидела в гостиной с Беем и читала ему (уже третью книгу), а за ней пристально наблюдала Хелен.

На мгновение он остановился на пороге гостиной и смотрел на нее, следил за лучом света, что играл на пряди ее волос, что выпала из того «гнезда» на голове, который она считала прической. Он ощутил, как ему нестерпимо захотелось заправить эту прядку за ушко, затем провести ладонью по ее шее до ключицы, проскользнуть по коже… когда она оторвала взгляд от книги и встретилась с ним глазами, на его губах возникла улыбка, и он захотел поцеловать ее, притянуть к себе и так держать. Но они еще не дошли до этого этапа. Может быть, то, что произошло в магазине, ничего и не изменило.

Он кивнул Хелен и указал ей на кухню, жестом веля идти за ним.

— Может, пора доверять ей. Дай ей какое-то время побыть с Беем.

Хелен посмотрела на него как на сумасшедшего, и, скорее всего, она даже была права.

— Но…

— Это мое решение, не так ли?

Экономка сдалась, но Рубен задумался, не повел ли он себя глупо. Подумал о том, могли ли несколько недель действительно так сильно изменить отношения с Лейси.

Она не смотрела на него за ужином и осторожно держала Бея между ними, когда они смотрели мультики в спальне. Казалось, она теперь намного печальней, и это вгоняло в его грудь нож. Он не задержал ее, когда она пошла к себе после того, как пожелала спокойной ночи Бею.

На следующий день, когда он вернулся из магазина, Лейси снова читала Бею, но Хелен рядом с ними не было. Он снова наблюдал за ней с порога. Теперь она, казалось, выглядела счастливее. Это едва не разбило ему сердце, когда он увидел восхищение в глазах Бея, и нежность в ее глазах. Она заправила кудряшку Бея за ухо точно так же, как вчера Рубен хотел поступить с ее прядью. Это было так мягко и нежно, что он осознал, что отозвав экономку, поступил правильно. Затем она увидела, что он стоит на пороге, и легкая улыбка возникла на ее губах. После ужина и после того, как Бей отправился спать, она позвала его как раз в тот момент, когда он захотел спуститься по лестнице и провести очередной вечер в кабинете в полном одиночестве.

— Рубен.

Он замер, сжав ладонь на перилах и стараясь не выдавать своего волнения.

— Да, дорогая?

Она подошла ближе и положила свою ладонь на его, и улыбнулась скромно, беззащитно.

— Я хотела поблагодарить тебя, — сказала она.

— За что?

— Ты знаешь. За то, что отозвал Хелен. За доверие. Знаю: для тебя это большой шаг.

Она смотрела не ему в глаза, а опустив взгляд, смотрела на его руку, и тогда он повернул ладонь вверх и переплел пальцы с ее. Она сжала их в ответ, на мгновение, поколебавшись, как будто бы не была уверена в том, что это правильно.

— Неважно, дорогая.

Он понятия не имел, что еще сказать, что добавить. Но он хотел, чтобы она смотрела на него, поэтому он взял ее за подбородок и поднял ее голову. Она покраснела, и он ощутил, как жар отхлынул от нее, отчего его плоть напряглась, а дыхание стало прерывистым. Он выпустил свою ладонь.

— Спокойной ночи. Увидимся завтра.

Он хотел отпустить ее руку, но она ухватилась за нее и потянула назад.

— Может быть, мы могли… провести вечер вместе?

Голос ее звучал так робко. Словно она не была столь уверена в том, что это хорошая идея. Что ж, это было не так.

— Я не против, — сказал он, и на ее лице расцвела улыбка, та самая, от которой у него перехватывало дыхание.

Они сели на диванчик. Какое-то время они читали в тишине, пока спустя некоторое время она не подтянула ноги на диван и не поставила их рядом с ним. Он был уверен, что она читает в той же степени, что и он. Он притворялся, что книга его заинтересовала, когда на самом деле он следил за ней краем глаза. Он видел, что она пыталась сконцентрироваться на чтении, как кусала губу и смачивала слюной палец, прежде чем перевернуть страницу… Он поступал так же.

Она первая перестала притворяться. Позволила книге упасть на колени, затем смотрела на него, пока и он не выронил свою. Медленно, как будто он боялся, что она спихнет его с дивана, она положила ноги на его колени, одну за другой и совращала пальцами. Он видел ее накрашенные ногти через тонкую ткань колготок.

Тогда он положил руку на ее ступню и стал тереть подошву большим пальцем, а она тихо выдохнула. Этот звук отозвался в его венах приливом адреналина. Они так и замерли в тишине. Его сердце быстро билось. Она закрыла глаза и склонила голову набок, откинув ее на спинку дивана, и он представил себе, как слеза скользит по ее реснице. Она была так прекрасна, такой другой… и в то же время его сердце разрывалось от той боли, которую она пропускала через себя.

Они поднялись наверх вместе. Он уже хотел пожелать ей спокойной ночи, когда они подошли к ее комнате, но она взяла его за руку и поцеловала его. Он ощутил что-то солоноватое в поцелуе.

— Мы не должны делать этого, милая, — выдохнул он, с трудом найдя в себе силы говорить, но она только выдохнула и обняла его крепче.

— Может, тогда в другой раз? — спросила она, и он скользнул ладонью по ее затылку и притянул ее к себе для поцелуя.

Как только они упали на кровать, он принялся целовать каждый сантиметр ее кожи. Он целовал, лизал и посасывал ее кожу, и даже покусывал, мечтая настигнуть лона, скрываемого между ее ног, а затем он вошел в нее медленно, осторожно и дал ей время привыкнуть. Он двигался так медленно, как только мог, откладывая каждый рывок, пока она не вцепилась ногтями в его спину, и он не смог уже больше сдерживаться. После чего он обнимал ее, целовал и собирал губами слезы с ее щек.

— Тш-ш. Всё в порядке, милая. Всё в порядке.

Он шептал ей, успокаивая, и покачивал ее, пока она не заснула.

Он же о сне думал в последнюю очередь.

У них появилась новая рутина. Теперь они проводили время вместе после того, как укладывали Бея спать, проводили ночи вместе. Они не говорили о том, что началось между ними, о той странной ниточке, что связала их.

Они начали вместе уходить из дома по утрам, подвозить Бея, а затем Лейси шла в библиотеку. Она приходила в его магазин после того, как заканчивала свои дела, и они обедали вместе.

— Мы можем не делать этого, дорогая, — сказал он, когда она начала целовать его за магазином.

— Знаю. Просто до другого раза.

Он прижал ее к стене и мягко взял ее за горло. Затем поцеловал ее, желая ощутить ее сердцебиение и дыхание, желая почувствовать, что держит в руках ее жизнь, точно так же, как и она держала в своих руках его жизнь.

Она сорвала с него штаны и положила ладонь на его возбужденный член, мягко массируя, пока он не навалился на нее своим телом. Она застонала. Его колено свело судорогой, когда он закинул ее ноги себе на пояс и ворвался в нее, но ему было плевать. Он любил ее до безумия, отдавал ей всё, что мог: тело и душу – а она забирала это всё.

Каждое мгновение казалось последним.

Но однажды она не пришла на завтрак, а когда он позвонил ей, она не взяла трубку. Внутри у него всё напряглось, и он ощутил, как спирает дыхание от напряжения. До тех пор, пока не пришел домой вечером. Бей находился на кухне вместе с Хелен. Он читал книгу.

— Привет, — сказал Рубен, а Бей посмотрел на него и пригладил волосы.

— Мама наверху, — сказал он.

Рубен поднялся наверх. Пока он шел, ему казалось, что ноги налились свинцом. Он постучал.

— Привет, мил… — начал было он, но она открыла дверь, и всё, что он хотел сказать, застряло в горле.

Она пристально посмотрела на него, взгляд ее скользнул от его лица до ног и обратно. Ухмылка возникла на губах.

— Я не та, кого ты ожидал увидеть, не так ли?

Это была Лейси, ворвавшаяся в его жизнь с самой огромной ложью.

Глава 11

Лейси было не по себе, ведь она послала Белль без особых предупреждений в собственный ад. Белль всегда была сильнее. Она была той, что мог выстоять и дать отпор, той, кто умел надеяться, в то время как Лейси была из тех, кто предпочитал выскользнуть через черный ход, спрятаться где-то и переждать беду. Белль всегда стояла за нее горой. Даже когда отец шлепал ее, хотя виновна была Лейси. Или когда ее послали в кабинет директора за то, что ее поймали во время совершения неблаговидного поступка. Когда Лейси было пятнадцать, она носила с собой крысу. То в кармане, то в рукаве, а Белль следила за тем, чтобы отец не нашел ее и не убил. Она всё еще скучала порой по Рубену, потому что нет ничего абсолютного по сравнению с любовью питомца.

Конечно же, Белль любила ее. Белль очень любила ее и всегда приходила на помощь. Она рассталась со всеми неугодными Лейси ухажерами, когда притворялась ей. Белль знала, как говорить и знала, как сказать то, чего хотела Лейси. Белль была храброй. Лейси – нет. И ее отдаление от семьи было попыткой доказать, что она личность. Что она сильная. Что она может позаботиться о себе. Что ей не нужна Белль, готовая прийти на выручку.

Но как-то не вышло.

Сейчас ей было не по себе оттого, что она отправила Белль в свою семью, чтобы она заняла ее место, поскольку ей нужно было, чтобы сестра сделала то, что она сама не могла сделать. У Белль была магическая способность, которая заставляла других людей влюбляться в нее, и, может быть, Рубен перестанет ненавидеть жену. Жестоко по отношению к Белль. Им всегда нравились парни одного типа: аутсайдеры, которые скрывали мягкость в глубине души и изображали из себя «плохих парней». Лейси знала, что для Белль будет трудно устоять перед Рубеном. А кто бы перед ним устоял?

Она надеялась на то, что Белль простит ее. Лейси была нужна Белль, чтобы она сделала те шаги, которые сама Лейси не решилась бы сделать, шаги на пути к Рубену. Белль была храбра, она могла бы справиться. Спасти ее, вытащить из той клетки, которую они построили. Ей нужна была Белль, чтобы показать Рубену, что она не такая уж и плохая, как он думает. Может быть, Белль умудрилась сделать первый шаг, и Рубен перестал ненавидеть ее, и она может даже простить себя и его. И забыть о той проклятой ночи, когда он подловил ее на лжи. Когда он узнал о том, что она не уверена, его ли ребенка носит под сердцем, потому что она успела побывать в объятьях другого мужчины перед тем, как выйти замуж за Рубена. Вот причина, по которой их брак основан на неровном фундаменте.

Она всё еще не могла вернуться в то воспоминание. Вспомнить тот момент, когда его мир развалился на части, а он схватил ее и затряс, поскольку был уверен в том, что она никогда его не любила. Может, только поэтому она и потеряла Изабеллу. Вот почему им пришлось убрать ребенка. Может, просто совпадение, а, может, и судьба. После этого он не прикасался к ней, а она и не хотела этого. Потому что в глубине души она винила его за это. Винила, потому что подозревала, что он испытал облегчение, когда узнал, что ребенка больше нет. И она возненавидела его за это.

Ей потребовалось время, чтобы понять, что его холод, его боязнь прикасаться к ней, его ненависть вовсе не связаны с ее предательством. Во всяком случае не полностью. Он ненавидел себя больше, чем ее. Он был в ужасе оттого, что сделал с ней. Конечно же, она еще усугубила ситуацию, когда в приступе безумия схватила Бея и сделала с ним то, что с ней сделал Рубен. Она подозревала, что все эти инструменты для контроля Рубена сработали, когда у него проявилось отвращение по отношению, как к ней, так и к самому себе. Это была тесная клетка, которую они построили. И несмотря ни на что, никто из них не мог ее покинуть.

Когда она позвала Белль для того, чтобы рассказать о том, что возвращается, она ощутила, что сердце сестры разбито. Словно это было ее собственное сердце. И когда она встретилась с Белль в той забегаловке, где они поменялись местами шесть недель назад, то увидела печаль в глазах Белль. И впервые за всё это время поняла, что наделала. В попытке привести в порядок свою жизнь, она разрушила жизнь сестры.

— Что произошло? — спросила она хрипло.

— Мне жаль, Лейси. Мне очень, очень жаль. Я не хотела никогда, чтобы это произошло…

Белль с трудом сдерживала слезы, и Лейси удивилась.

— Но зачем тебе было нужно, чтобы я заняла твое место? Почему ты не могла просто поговорить со своим мужем?

— Прости… Ты меня знаешь. Я никогда не была достаточно храброй в таких делах. У нас были трудности, и он так ненавидел меня, и я ненавидела его, что я просто захотела свободы… а затем вернуться.

Лейси поняла, что это бессмыслица. Что она говорит одно и то же. Но Белль поняла ее. Она понимала Лейси лучше, чем сама Лейси понимала себя.

— Я нуждалась в тебе… чтобы ты спасла меня. Ты такая храбрая, и знала, что ты найдешь способ избавить меня от несчастья…

— Ох, Лейси. Без тебя я никогда не была храброй. Я храбрая, когда мы с тобой вместе. Без тебя я… потерянная. Ничтожная.

Белль вытерла слезы, и Лейси взяла ее за руку.

— Так что случилось? Ты влюбилась в Рубена?

Белль издала странный звук — нечто среднее между всхлипом и смешком.

— Ты сердишься?

— Нет. Мне жаль. Я не хотела, чтобы это произошло с тобой.

— Ты любишь его?

— Люблю.

Лейси посмотрела вниз на руку Белль.

— Мне нужно было на время побыть наедине, подальше от него, пережить боль.

— А что насчет парня, которого я встретила в баре?

— Ты была в баре?

Конечно же, Лейси поняла, кого Белль имела в виду. У нее был только один любовник.

— Да это так, на один раз. Я была пьяна и одинока, и… мне не хватало секса.

— Ох, Лейси. С тобой всегда был Рубен. Тебе просто не хватало немного дружелюбия.

— Нет у меня больше никакого дружелюбия.

Они посмотрели обе на свои скрепленные руки. Лейси подумала о том, не сломала ли она больше, чем можно было починить. И не поздно ли возвращаться?

— Что ты будешь делать теперь? — спросила она, а Белль только вздохнула.

— Вернусь домой. Мне потребуется какое-то время, чтобы абстрагироваться. Пообещай мне, что не разобьешь его сердце. Или сердце Бея. Ты должна читать Бею, он любит это. И будь добра с ним.

— У меня не очень с детьми…

— Читай. Звони мне. Делай глубокий вдох и считай до десяти, чтобы не сорваться.

Лейси хихикнула, и Белль улыбнулась, пусть устало и грустно, но улыбнулась.

— Ты же знаешь, я не люблю читать.

— А надо, — Белль снова сжала ее ладонь. — И я хочу, чтобы ты звонила мне почаще. Больше никаких пауз длиною в годы, ладно?

— Знаешь же, что я никогда не могу представить тебя Рубену?

Если он когда-нибудь поймет это, тогда Лейси пожалеет о том, что не довольствовалась тем адом, в котором жила ранее.

— Посмотрим. Сначала вернись.

— Есть ли что-то, что подскажет мне об этом? — спросила Лейси, а Белль покачала головой.

— Нет. Ты справишься.

После того, как Лейси проследила за тем, как Белль уезжает на своей старой машине, она убедилась в том, что впервые за всё это время сестра солгала ей. Но она не понимала этого до тех пор, пока не открыла дверь своей комнаты и не столкнулась лицом к лицу с Рубеном. Она увидела, как надежда в его глазах померкла, увидела, что он узнал ее. У нее был лишь миг, чтобы понять, что каждая попытка скрыть правду окажется правильной. Она попыталась улыбнуться, как Белль, встретить его храбро и спокойно, но улыбка всегда превращалась в гримасу на ее губах.

— Я не та, кого ты ожидал, не так ли? — спросила она, а он отступил, словно она ударила его.

— Лейси… — выдохнул он, а она схватила его за руку, боясь, что он упадет, и втащила его в комнату, а затем толкнула его на кровать.

— Где она? — выдохнул он, пялясь на нее так, словно она была призраком.

— Она ушла. И не вернется.

— Как ты могла так со мной поступить?

Лейси не знала, что ответить. Ее не очень удивил тот факт, что Белль влюбилась в Рубена, но вот того, что он поймет… этого она не ожидала.

— Она была нужна мне…

Это не было объяснением вовсе. Он сжал зубы и посмотрел на нее щурясь.

— Она сказала, что я перестал видеть тебя давным-давно. Но ты заставила меня видеть, Лейси. Теперь я вижу тебя.

В его голосе слышалось презрение, и Лейси упала на колени перед ним и схватила его за ногу. Она забыла, что не прикасалась к нему два года, забыла всю ту ненависть, что пролегла между ними, даже забыла о том, что отдалило их.

— Рубен…

Он оттолкнул ее.

Лейси с трудом могла дышать.

— Как ты догадался? — спросила она спустя какое-то время после того, как он перестал смотреть в пол. Он сжал ручку трости, но не поднял взгляда.

— Она не помнила… не знала о том, что я сделал с тобой. Она никогда не вздрагивала, когда я касался ее. И после того как я избил тот кусок дерьма, который ты подпускала к своей юбке, и начал громить всё в магазине, она не убежала. Она прикоснулась ко мне.

Он поднял взгляд, и его трость постучала по полу, когда он схватил ее и, откинув ее подбородок, притянул ее к себе. Лейси вздрогнула. Она не могла ни сглотнуть, ни отвести взгляда.

— У нее нет шрама, — прошипел он, и Лейси обмякла в его хватке, закрыла глаза и расслабилась на его груди.

— И ты переспал с ней. Зная, что она не я.

Он отпустил ее от себя. Резко, словно обжегся.

— Ты не должна упрекать меня этим.

— Я и не упрекаю. Я тоже совершала ошибки.

— Почему ты так поступила, Лейси? — его голос звучал так хрипло, что она с трудом могла его слышать.

— Я хотела всё вернуть, но не знала как. Я хотела изменить свою жизнь.

— Толкнув меня в объятья другой женщины? Я даже не знаю ее имени.

Лейси обняла себя за плечи.

—Изабелла. Белль. Она моя старшая сестра.

— Ты не рассказывала даже мне о том, что у тебя есть сестра. Я и этого не знал о тебе. Ты вообще когда-нибудь говорила мне правду?

— Да. Я любила тебя.

— Что ж, дорогуша, у тебя очень странный способ показывать любовь.

Он поднялся со своего места неторопливо, словно старик. Подавленный. Лейси подняла его трость и подала ему, и он взял ее, даже не взглянув на жену.

— Что мы будем делать теперь? — спросила она, держась за конец его трости.

— Не знаю. Я хотел, чтобы ты была счастлива. Я хотел, чтобы ты избавилась от боли, хотел, чтобы всё наладилось. Но за всё нужно платить, не так ли?

Он вытянул трость из ее захвата и побрел к двери. Лейси не стала его задерживать.

Она оглянулась, осмотрела свою комнату и впервые заметила, как мало от нее осталось. Она покинула этот дом и эту семью давным-давно. И сейчас, когда она готова вернуться… незачем возвращаться. Она стала собирать чемодан, который недавно разбирала. Может быть, это неправильно — снова бежать, но Рубен никогда ее не простит. Да и как он может? В этот раз она действительно намерена всё разрушить. Он не полюбит ее вновь, потому что она не Белль.

А Белль… ее сестра никогда не будет бороться за мужчину, поскольку Лейси для нее значит гораздо больше, чем кто-либо еще. Нет, она будет стоять в стороне и надеяться на то, что Лейси обретет счастье. Даже если это разобьет ее сердце. Она даже и не знает, что значит многое для Лесли, как и сама Лейси – для нее.

После того как чемодан был собран, Лейси села на кровать и уставилась на телефон. Ей потребовалось какое-то время, чтобы собраться с духом, собрать всю свою смелость и сделать звонок. Белль взяла трубку после третьего гудка, но в этот раз ее голос не дрожал. Он звучал спокойно. Как будто она плакала часами.

— Привет, Лейси.

— Помнишь, ты говорила мне, чтобы я не разбивала ему сердце?

— Что случилось?

Лейси глубоко выдохнула и потерла лоб.

— Думаю, ты нужна ему. Чтобы собрать осколки. Ты вернешься?

Белль всхлипнула, и что-то щёлкнуло в телефоне. Лейси подумала о том, не ударила ли Белль его об руль или обо что-то другое.

— Лейси, я не могу.

— Почему нет? Он любит тебя. Он не говорил этого, но я знаю. И ты его любишь. Так что возвращайся.

— Лейси… я выхожу замуж через два месяца.

Телефон выпал из ее руки и стукнулся об пол, и Лейси сумела поднять его не сразу. Но когда она подняла, то Белль уже не было на проводе. Она попыталась снова позвонить ей, но сестра не брала трубку. Лейси уставилась на свой чемодан и задумалась. Что ей теперь делать? Она всегда была той, кто всё рушит. И не из тех, кто умеет собирать разбитые кусочки.

Глава 12

Белль старалась не думать о произошедшем, пока не добралась до дома. Она ненавидела чувство, возникающее, когда она возвращалась в покинутый дом, место, где никого не было целых шесть недель. Воздух был несколько затхлым, а когда вошла в свою крошечную гостиную и поставила сумку на пол, к потолку взметнулся клуб пыли. Белль закашлялась.

Так странно. Так всё неправильно. Ее письма просто торчали из-под двери, и Белль прошла мимо со вздохом. Кроме нескольких открыток от Джефферсона, не было ничего важного. Он был таким старомодным. Но всё же, и она старомодна…

Белль рассортировала его открытки и приколола их на стену в кухне, к остальным, напротив стола. Большинство из них были либо с бабочками, либо с чайными чашками или, как ни странно, со шляпами. Джефферсону были по нраву британцы из-за шляп, которые они носят, и он регулярно посещал *Королевские Скачки в Аскоте исключительно для того, чтобы полюбоваться на причудливые головные уборы.

После того как с открытками было покончено, Белль проверила автоматическую поливальную машину для орхидей. Ее цветы ничем не выдали, что скучали без нее, и она снова вздохнула, задумавшись, заметил ли, вообще, кто-либо, что она исчезла. Никто не заметил, когда Лейси съехала и превратилась в тень прежней себя.

Белль откинула эту мысль, поскольку не хотела думать о Лейси или Бее, или Рубене. Особенно, о Рубене. Она не хотела подумать о том, что подразумевала Лейси, говоря о разбитом сердце Рубена.

Означали ли это, что он раскрыл их, когда они поменялись? Означало ли это, что он знал?

Ее внутренности сжались изнутри от этой мысли, и она прижала ладони к ее грудной клетке, чтобы успокоить свои внутренние «стежки». Она не хотела думать о том, что он мог узнать правду. Узнать о том, что он провел последние несколько недель не с его женой. Узнать о том, что она солгала ему. Заставила изменить жене.

Она не могла и думать об этом. Это было намного ужаснее того, что она изменяла своему жениху. Пока она притворялась Лейси, она совершенно позабыла о Джефферсоне. А он был в Великобритании и даже если когда-либо узнал об ее измене, то вряд ли бы лишился сна и покоя.

Верность была в его глазах, безнадежно устаревшей концепцией. Такой же старомодной, как и он сам. Он был невыносимым обывателем по своей натуре (но его отвращение к обычным людям и их буржуазному образу жизни не удержало его от того, чтобы сделать ей предложение, хотя она до сих пор не знала, почему он это сделал, и посчитала это доказательством его любви).

— Все эти обычные люди, привязанные к верованиям, не замечают красоты жизни и свободы…

Нет, у Джефферсона определенно будет намного меньше проблем с ее неверностью, чем у нее. Тем не менее, она была рада, что он уедет на две недели. Это даст ей возможность вновь вернуться к прежней жизни. Она не ожидала, что по возвращении домой будет ощущать себя другой.

Она пошла в цветочный магазин на следующий день, зашла, чтобы проверить теплицу и орхидеи и сообщить отцу, что вернулась.

— Как твой отпуск? Ты даже не прислала открытку!

— Это в духе Джефферсона, пап, ты же знаешь.

— Да-да.

Но через полчаса он снова повторил свой вопрос, и Белль вздохнула. Ей пришлось пройти через весь магазин и найти все те вещи, которые он потерял, пока ее не было, пришлось разобрать бумагу и рассортировать всё, что он перепутал. И с каждым часом, проведенным в магазине, у нее на сердце всё становилось тяжелее и тяжелее.

Она всегда заботилась обо всех. Даже Джефферсон опирался на нее, чтобы заботиться о своих делах. И ее отец... ну, лучше не давать ему жить самостоятельно слишком долго. Белль потребовалось несколько дней, чтобы понять, что, несмотря на то, как это было напряженно, а она привыкла проводить время с семьей Лейси. И она поняла, что, даже если на самом деле Лейси позаботилась о задолженности отца, ему по-прежнему будет трудно жить одному. Когда она пришла домой в пустую квартиру, то ночью не пришлось скинуть стопку книг с дивана, а потом лечь и поплакать.

Она ненавидела чувствовать себя слабой, сломленной. Ненавидела Рубена за то, что не могла перестать думать о нем. Она скучала по нему. Скучала по его прикосновениям. А он... вероятнее всего, он ненавидел ее. Если бы он знал о ней. Она не хотела звонить Лейси, и когда ее сестра позвонила ей, она не взяла трубку.

Она не стала брать трубку и тогда, когда позвонил Джефферсон, потому что окончательно бы расклеилась, и рассказал ему все, что случилось... и он стал бы даже слушать. Джефферсон жил в своем мире, и в то время Белль смотрела на его номер, на дисплее телефона и думала, хочет ли всё еще выйти за него замуж. И, хотя они жили большую часть времени на разных континентах, у них были прекрасные отношения. Стабильные. Из-за этого они не жили глупыми ожиданиями. А еще могли нести ответственность за себя. Ну, и это позволяло Белль нести ответственность за них обоих.

Она взяла себя в руки. Сказала себе, что все было в порядке. И она почти поверила в это.

До тех пор, пока не получила посылки с книгой. Там не было ни открытки, ни письма. Никакого намека на отправителя. Это было просто книга. Когда Белль открыла ее, книга выскользнула из рук и упала, потому что она вспомнила, что когда Рубен коснулся ее рук, она держала книгу, ее словно кольнуло током.

Она посмотрела на книгу, лежавшую на полу, и когда подняла ее, то прижала ее к своей груди и попыталась вспомнить момент, попыталась вновь почувствовать его прикосновение. Она едва могла дышать в этот момент.

— Рильке, — выдавила она, сдерживая слезы, и воспоминания о прикосновении Рубена вновь захлестнуло ее.

Думать о том, что означала книга, ей не хотелось.

На следующий день, Джефферсон пришел домой, и Белль пришлось столкнуться с реальностью ее собственных отношений.

— Привет, как твой отпуск? — спросил он и скинул обувь с ног так, что сшиб стойку с книгами, стоявшую позади.

— Он был… интересным.

Белль собрала книги и поставила их на место с мыслью о том, что нужно бы купить книжный шкаф или даже двадцать шкафов, поскольку всё пространство в ее маленькой квартире было занято книгами.

Стойки с книгами стояли у стен ее небольшого холла, маленький столик стоял в гостиной (она уже и позабыла цвет столешницы, но думала, что он красный), а стены…

Она подумала о том, чтобы построить книжные шкафы из книг. Это не поможет решить ее проблему, но всё же. Она задумалась о том, что сказал бы Рубен по поводу ее книжного хаоса (точнее, галактики), но затем вспомнила, что решила не думать о нем.

Джефферсон не стал больше ничего спрашивать. Вместо этого он стал рассказывать ей всё о неприятной леди, которая сидела рядом с ним в самолете, но Белль не слушала его, молча глядя на книгу Рубена, лежавшую перед ней на кухонном столике, и водя пальцами по обложке. Она не сразу осознала, что Джефферсон замолчал и плюхнулся на стул рядом с ней, после чего он схватил ее за колени и, притянув их к себе, зажал между своих ног.

— Ты где-то в другом мире. Хочешь поговорить об этом?

Белль не могла даже посмотреть на него.

— Нет. Я просто устала. Давай пойдем спать, хорошо?

Это не было на нее похоже: обычно она не избегает борьбы, неважно, за себя ли эта борьба или за других. Но она не знала, что она хотела, и чувство, стоя на краю ямы, кружась в черную дыру, которая держала то, что она отчаянно нуждается, не зная, что это было, сходила с ума. Впервые, Белль хотела бежать так быстро, как только могла, и не оглядываясь. Но она знала, что ее проблемы будут преследовать ее.

И они преследовали.

Она поливала орхидеи в оранжерее, когда она услышала мягкий стук трости, а затем и предупредительный стук в открытую дверь. Она обернулась не сразу. Вместо этого она положила корневой ком, который готовила для посадки, и вытерла руки от почвы. Ее сердце бешено билось в груди, и она пыталась унять дрожь в руках.

— Белль.

Впервые он произнес ее имя, и оно прозвучало мягко и глубоко, отозвалась внутри нее так сладко. Она тихо выдохнула и обернулась.

— Привет, Рубен.

На его лице возникла слабая почти незаметная улыбка, больше похожая на легкое вытягивание губ. Но его глаза блестели. Только так он дал понять, что рад видеть ее.

— Входи, — сказала Белль, и он вошел в теплицу. Она знала, что вскоре он бы вспотел, поскольку надевать костюм, чтобы постоять в теплице – не лучшая идея. Но это была стихия Белль. И вовсе не ее это дело – заботиться о нем и том, чтобы ему было комфортно.

— Как ты? — спросила она, а он нахмурился.

— Как ты думаешь?

— Я стараюсь не думать. Почему ты здесь?

— Мы даже не попрощались. Ты просто исчезла.

Белль ухватилась на край столика, стоявшего позади, и оперлась на него. У нее было такое ощущение, словно он уколол ее иголкой, и весь воздух начал потихоньку выходить из нее.

— Так ты утверждаешь, что ты знал, что я не Лейси?

— Знал.

Он захотел подойти поближе, но Белль подняла руку вверх и жестом попросила его не приближаться. Он замер, глядя на нее, несколько наклонив голову набок.

— Когда? Когда ты понял?

— В магазине. После того, как избил Кита.

— Так, когда ты спросил меня в магазине «возможно ли всё вернуть», ты не имел в виду вас с Лейси? Ты имел в виду нас с тобой?

— Белль…

— Так ты знал, что я не твоя жена и всё равно переспал со мной?

Она не могла ничего с собой поделать: ее голос стал пронзительнее. Она мучила себя, обвиняла себя за то, что делала с ним, что заставила его изменить Лейси (причем не зная этого), но… на самом деле он узнал правду с того самого момента, когда они впервые прикоснулись друг друга, и…

- Ну, в общем-то, и ты знала, что вовсе мне не жена…

Ей пришлось отвернуться, она не могла на него больше смотреть. Она почти не слышала его по звуку дыхания, когда он подошел ближе, и она вздрогнула, он положил руку ей на плечо.

— Пожалуйста, посмотри на меня.

— Где Лейси?

Белль стерла влагу со щеки, не желая, чтобы он видел то, как сильно она расстроена.

— Она сказала, что ты не хочешь говорить с ней и не берешь трубку. Она сказала, что через месяц ты выходишь замуж.

Его рука, покоившаяся на ее плече, сильнее сжала плечо, когда он услышал последние слова, и Белль отвернулась.

— Где Лейси?

— Мы расстались.

Она повернулась к нему и сняла его ладонь со своего плеча. Сжала ее двумя руками, измазанными землей.

— Но ты любишь ее. Почему бы вам просто не поговорить?

— Мы с Лейси выпустили наружу самое худшее, что только в нас есть. И тот факт, что она поменялась с сестрой-близнецом так, что я не заметил, говорит многое о том, как на самом деле обстоит дело. Ты была права, я перестал замечать ее давным-давно.

— Но сейчас ты ее видишь. Всё еще есть надежда.

— Белль, дело не только в том, что мы приносим худшее друг в друга. Я хочу, чтобы она была счастлива, и в здравом уме, но, наверное, это со мной невозможно.

Он сжал руки, и Белль посмотрела вниз, надеясь, что он не видел слез в ее глазах. Ее сердце болело за Лейси и за него. Он превратил себя в чудовище, убедил себя в том, что никто не мог бы быть счастлив с ним. Он думал, что Лейси жила с ним только потому, что любила его. И Лейси любила его. Почему они не могли просто быть счастливыми?

— Итак, почему ты здесь, Рубен? Чего ты хочешь?

— Я хотел бы задать тебе вопрос. Вернее, два вопроса.

Он вырвал ладонь из ее захвата и провел большим пальцем по ее щеке, тем самым заставив ее посмотреть на него. Она, наверное, уже испачкала лицо землей мгновением ранее, когда вытирала слезы.

— Как думаешь, возможно ли для нас вернуться и забыть?

— Что забыть? Куда вернутся?

Он грустно улыбнулся и потянул руку назад. Внутри Белль, словно что-то оборвалось, когда их прикосновение нарушилось. Словно стежки, которые Белль старательно наметывала, разорвались, но Белль закусила губу изнутри и абстрагировалась от боли.

— Забыть о том, что мы делали друг с другом, забыть о лжи и обмане. Вернуться назад и стать снова людьми.

— А какой второй вопрос?

Он посмотрел в ее глаза, и его волнение отразилось на лице, отчего показалось, что ему очень больно. Ему потребовалось какое-то время, а затем он спросил:

— Ты счастлива?

Счастлива ли она? Она закрыла глаза, глубоко вздохнула и мысленно сосчитала до десяти.

Примечания:

*Королевские Скачки в Аскоте - ежегодное событие, проходящее в Великобритании. Обязательный элемент дресс-кода - шляпы, и каждый визитер пытается нарядиться попричудливее.

Глава 13

Она стояла, освещенная лучами солнца, проникавшими сквозь стеклянные двери, и была похожа на существо из другого мира. Свет на ее коже блестел, подобно меду – такой же теплый и золотистый оттенок, и Рубен хотел исследовать эти золотые дорожки, хотел целовать солнечные блики, которые отражались от стекла. Это было волшебное место, и волшебный момент, и он затаил дыхание, ожидая ее ответа.

Счастлива ли она?

Если да, то он уйдет, оставит ее в спокойствии и радости. Он просто хочет, чтобы она была счастлива. Ведает Бог, то время, которое она провела в его доме, было счастливой порой.

— Белль... если хочешь, чтобы я ушел, я уйду.

Она открыла глаза и сжала свой фартук.

— Я даже не знаю, чего ты хочешь от меня, Рубен.

— Просто скажи мне, что ты счастлива и тебя всё устраивает в жизни, и я уйду.

Ему пришлось ослабить узел галстука, потому что от жары в теплице он уже начинал задыхаться. Он заметил ее взгляд, прошедшийся по горлу и галстуку, и когда она подняла бровь, он понял, что она заметила его дискомфорт. Она-то была одета гораздо подходяще для влажности и тепла, характерные для теплицы: носила шорты и рубашку, а сверху — фартук. Его кожа начала чесаться. А она тянет время.

— А если нет? Если я не могу перестать думать о том, что провела время с мужчиной, который думал, что я была моей сестрой — его женой? Ой, подожди, ты знал, что я не твоя жена. Для человека, который ненавидит быть обманутым, у тебя серьезные проблемы с честностью.

Она отвернулась, и начала захватывать горсти почвы со своего посадочного стола и сунула немного земли между корнями орхидеи. Ее движения были резкими, и он подозревал, что она, как правило, была более нежной с растениями.

— Ты упрекаешь меня за то, что я не сказал тебе о том, что разоблачил твой обман?

Он шагнул в сторону ее посадочного стола, в результате чего между ними возникло небольшое расстояние. Он не хотел, чтобы она чувствовала себя так, словно на нее давят.

Она положила корневой мяч и вытерла тыльной стороной ладони лоб, оставляя полосу грязи на коже.

— Похоже, да. Это разбило мое сердце. При одной только мысли о том, что я делала для тебя. При мысли о том, что я заставила тебя изменить той, кого ты любил, не осознавая этого. При мысли о том, что это уничтожит тебя, когда ты узнаешь правду. И всё же я не могла остановиться... Что это говорит обо мне?

— Но что, если я скажу, что я знал о том, что держал в своих руках не жену, и всё равно не мог остановиться?

— Это было неправильно, Рубен. Неправильно...

— И мы оба об этом знали.

— От этого ничуть не лучше.

Она вытерла нос тыльной стороной ладони и оставила еще полосу грязи на лице.

— Так ты хочешь, чтобы я ушел?

Он снова затаил дыхание в ожидании ее ответа, не обращая внимания на зуд, на коже и пот, образующихся на спине и между лопатками. Он ослабил узел галстука немного больше.

— Я не знаю, сможем ли мы вернуться, Рубен. Не знаю, сможем ли забыть. Сможем ли забыть мой обман? Простить? Или ты будешь видеть только женщину, которая тебя обманула?

— Ты помогала своей сестре. Можешь ли ты забыть, что я ее муж? Забыть, что я причинил ей?

— Может, нам не стоит об этом забывать. Может, стоит помнить об этом, и позволить воспоминания напомнить нам о...

Она замолчала, и Рубен хотел пойти к ней и прикоснуться. Он крепче сжал трость, и металлическая ручка стала скользкой от пота, скатывавшегося с его ладони.

— Помнить о чем, Белль? — спросил он.

— О том, что любовь рождается во тьме и в неподходящих местах. Что она обивает свои корни вокруг тебя и привязывает тебя к такому месту, о котором ты и не подозревал. К человеку, которого, как тебе кажется, ты никогда бы не полюбил.

Она не смотрела на него, а он смотрел на нее, на ее изгиб шеи и влажные, грязные от почвы пряди волос, выбившиеся из ее прически.

Тем не менее, она не ответила на его вопрос. Была ли она счастлива?

— Ты хочешь, чтобы я ушел? — вновь спросил он, и она поморщилась и откинула голову назад.

— Нет, Рубен, не хочу. Я думала, что люблю Джефферсона, и я думала, что я могу забыть тебя, жить своей жизнью и выйти за него замуж, но потом я вернулась, и он... Я поняла, что перестала замечать его. Я могла думать только о тебе. Но это не повод портить хорошие отношения. Когда-нибудь я забуду тебя, и нескольких недель с тобой недостаточно, чтобы отбросить в сторону пять лет с кем-то еще.

— А он всё еще замечает тебя?

Она судорожно вздохнула и спрятала руки в кучу.

— Я не знаю.

— Ну, есть простой способ, чтобы выяснить.

Он достал телефон, набрал номер, и Белль наблюдала за ним, нахмурившись. Внезапно он сказал, «Сделай это» в телефон. Когда он повесил трубку, Белль нахмурилась сильнее.

— Что это было? Что ты только что сделал?

Ее голос прозвучал пронзительно, а он улыбнулся.

— Я сделал тебе одолжение.

— Рубен.

Он ослабил узел галстука немного больше и подцепил пальцем воротник рубашки, чтобы дышалось свободнее.

— Ну, это вроде... заметить разницу. У тебя есть сестра-близнец, которая очень похожа на тебя...

Он сделал паузу, и тут она бросила горсть земли на его грудь.

— Что ты сделал?

Она покраснела от злости. Он сглотнул.

— Белль, это «Дольче и Габбана»...

Она бросила еще одну горсть грязи на него.

— Ты совсем рехнулся?

Следующая горстка ударила его по щеке и стекла за шею, под рубашку. Он сделал шаг назад, но она последовала за ним, зачерпывая ладонью очередную горсть земли.

— Белль...

— Ох, нет, мистер, хватит «беллькать» на меня. Ты же не подослал мою сестру к моему жениху, чтобы выяснить, не заметит ли он подмену?!

— Нет...

Он попятился еще дальше, потому что понял, что она убьет его, как только она узнает, что именно он только что сделал.

— Но ты же сказал это!

— Ну, на самом деле я послал ее к твоему жениху, чтобы она порвала с ним.

— Но она не...

Потребовалось мгновение, чтобы осознать его слова, но потом она издала нечто среднее между ревом льва и боевым кличем и кинулась на него с кулаками. Он попятился назад, когда она ударила его, и вновь ударился о полку. Несколько орхидей упали на землю, осыпая его почвой. Он вздрогнул, когда случайно наступил на одну из них и с хрустом сломал хрупкий стебель с розовыми цветами. Белль была небольшого роста, но в гневе напоминала ужасного эльфа, готового оторвать врагу голову.

— Как ты посмел! — вскричала она, и он попытался закрыться руками, только бы не получить еще землей.

— Белль, ты же сказала мне минуту назад, что ты несчастлива!

— И я сказала тебе, что это не причина, чтобы рвать прекрасные отношения!

— Ну, если твой жених встретит Лейси и признает ее мгновенно, то тебе нечего беспокоиться, правильно?

Она схватила его за пиджак и прижала его к полке, в результате чего их обоих окатил душ из опрыскивалки для орхидей. Один из пластиковых горшков ударил Рубена по голове, и он застонал.

— А что если нет, Мистер-который-знает-что-лучше-для-других?

Она была так близко, что он почувствовал ее горячее дыхание на своем горле, ощутил тепло ее тела, прижатого к нему он понял, огорченный, что ее близость и ее ярость, — О боже! — заставили его чувствовать себя неловко.

— Ну... тогда ты объяснишь ему, в чем дело.

— Ох, нет, я не буду ничего объяснять. Ты этим займешься.

— Хорошо-хорошо.

Он схватил ее за плечи и оттолкнул мягко от себя, отдалил, поскольку не был уверен, что она не атакует его вновь. Хотя ему нравилось, что она не боится прикоснуться к нему, не стесняется выражать свои чувства физически, он всё же чувствовал, что безопаснее, когда она находится, по меньшей мере, в нескольких метрах от него. Потому что он не был уверен в том, что сможет сдержать свои чувства. Он ощущал желание прикоснуться к ней. Он скучал по этому. Скучал по ней.

— Ты испортила мой костюм, — сказал он, отряхивая грязь с пиджака и рубашки.

Белль прищурилась на него и наклонилась, чтобы захватить немного земли из горшков, которые упали на землю.

— Вот так, да? — спросила она, выпрямившись и вытерев перепачканную землей ладонь о его рубашку.

— Белль...

— О чем ты думал, черт возьми?

— Ты могла просто сказать мне, что ты счастлива, и я ушел бы. Вместо этого, ты ответила, что это не так и что ты не можешь перестать думать обо мне.

— Да, но это все еще моя жизнь. И никто за меня не принимает решение, кроме меня самой. Никто.

— Прости. Позвонить ей и всё отменить?

Белль посмотрела ему в глаза, и, хотя была намного меньше ростом, он почувствовал, что хочет как-то сжаться под ее взглядом.

— Нет. Нет. Это даже справедливо, что она делает это ради меня, взамен. Просто скажи мне одну вещь.

— Всё что угодно.

Может быть, это было немного поспешным, но он действительно говорил ей, что даст что угодно.

— Чего именно ты хочешь от меня?

Он прочистил горло и пожал плечами, всё еще чувствуя, как всё тело чешется. Он хотел сорвать с себя одежду и обнажить свою душу перед ней, но в то же время боялся даже представить, как она посмотрит на то, что он скрывал под всеми этими слоями обмана.

— Я хочу, чтобы ты была со мной. Я хочу, чтобы придя домой с работы, я видел, как ты читаешь Бею. Я хочу, чтобы ты ко мне прикасалась, и хочу, чтобы ты смотрела на меня без страха.

Его голос был хриплым, приглушенным.

— Я хочу сделать тебя счастливой.

— Ты даже не знаешь меня. Каждую минуту, проведенную с тобой, я была «Лейси». Не собой.

— Я знаю.

Он осмелился подойти ближе и прикоснулся к ее щеке.

— Я знаю. Но это не совсем так. Каждый раз, когда я держал тебя в своих объятиях и целовал тебя, я держал тебя. Я целовал тебя. Не Лейси. Ты была не ею... ты была собой.

Она закрыла глаза и склонила голову, встречая его прикосновение.

— Я хотела бы верить. Правда...

Ее слова были отголоском тех, которые он сказал когда-то ей, и они ударили его прямо под ребра. Он ощутил себя виноватым. Вздохнув, Рубен собрал все свое мужество, прежде чем схватить ее за плечо и потянуть ближе.

— Посмотри на меня, — он прохрипел, и когда она открыла глаза, чтобы встретиться с его взглядом, он наклонился, медленно, с трудом дыша, и поцеловал ее.

Она не уступит.

Это было похоже на их первый поцелуй, мягкий, предварительный. Когда он выпрямился, оторвавшись от ее губ, он почувствовал, как она дрожит, как дрожат ее руки. Мгновение спустя она схватила его за пиджак, прижалась к нему и захватила его губы, целуя. Так нежно и трепетно.

Это было все, что ему нужно в качестве ответа. И когда он сосал ее нижнюю губу, сосал и покусывал, она застонала, и звук отдался дрожью по его коже, вызвал мурашки.

Он хотел почувствовать всё: ее кожу, ее дыхание, ее тепло - всё; хотел быть частью ее. Он скучал по ней больше чем когда-либо. Она начала стаскивать пиджак с плеч, начала расстегивать пуговицы рубашки, и он помогал ей. Еще один стебель орхидеи захрустел под ногами, когда он отошел назад, и он захотел извиниться, хотел сказать ей, как ему жаль, но она всё еще целовала его и отстранилась лишь на миг, чтобы ослабить галстук.

Она была просто голодна, как и он, и ничего не могло сделать его счастливее. Ее руки бродили по его груди и спине, и он позволил себе сделать то же самое, чтобы развязать пояс, который держал ее передник, и сорвать пуговку, которая держала шорты, затем стащить рубашку.

Она притянула его к терракотовой плитке, привлекла его между своих ног и обхватила ими его, и он честно понятия не имел, как им удалось сорвать друг с друга остатки одежды.

Он опустился с ней на ложе из грязи и сломанных орхидей, не отрываясь от ее губ ни на мгновение и приглушая стоны, им потребовалось всего несколько толчков, чтобы достичь оргазма. Она простонала ему в рот, и он приглушенно всхлипнул, прижимая ее к груди, обнимая, чтобы защитить ее от жесткого и грязного пола.

— Я люблю тебя, — он прошептал, потираясь щекой о ее щеку, и она обвила руками его в крепко объятии, так крепко, как будто хотела, чтобы он проник внутрь ее тела и остался там, между ее ребер, близко к ее бьющемуся сердцу.

— Да, — прошептала она, и он поднял голову, чтобы посмотреть на нее.

Она играла с его волосами, и он почувствовал, как она втирает почву в кожу между лопатками.

— «Да»? — переспросил он, и она улыбнулась.

— Да, я думаю, что это возможно для нас, чтобы вернуться. И да, теперь я счастлива. Здесь, на земле, в грязи, с тобой в моих объятьях, я рада.

Ее улыбка заставила его выдохнуть...

И он целовал ее, целовал, пока в глазах не начало темнеть, и ему пришлось оторваться от нее, чтобы дышать. Он сорвал цветок сломанной орхидеи из ее спутанных волос и провел им по ее губам.

— Мы могли бы остаться здесь...

— Я хотела бы. Но я боюсь, мы должны одеться, прежде чем мой отец наткнется на нас. И у тебя есть сын, к которому нужно вернуться. И у меня есть Джефферсон, и нужно считаться с последствиями разрыва.

Он напрягся.

— Ты вернешься со мной?

Она снова улыбнулась и погладила его по щеке, затем провела пальцами по его подбородку и потерла большим пальцем нижнюю губу.

— Я пойду с тобой.

Она вырвала цветок из его рук и провела им по его носу.

— Но я думаю, что есть немало разбитых черепков, которые придется собрать. Я до сих пор на тебя злюсь.

— Я это переживу.

И он снова поцеловал ее, желая убедиться в том, что она реальна.

Глава 14

Оказалось, довольно просто раздобыть ключи от квартиры Белль. Она просто сказала отцу, что забыла ее (то есть сестрины) ключи, и он дал ей запасной комплект. Лейси даже не поняла, расстроена она или обрадована тем, что отец ее не узнал. Она едва не споткнулась о кучу книг, когда вошла в квартиру, и не сдержала приглушенного смешка, когда увидела, что прихожая заставлена пыльными книгами. Рубен, должно быть, очень удивился, когда увидел бы эти книжные горы.

— Белль?

Мужской голос позвал ее из кухни, и Лейси вошла в крошечную комнату (где были только орхидеи вместо книг) и увидела Джефферсона. Он сидел в кресле и читал газету. Ну, точнее, она увидела его босые ступни и красивые ноги в джинсах, остальное было скрыто газетой.

— Привет, — сказала она, и он свернул газету, чтобы взглянуть на нее.

Лейси встала в дверном проеме, рассматривая жениха сестры в ответ. Она задумалась о том, как это Белль решила бросить такого красавчика. На мгновение на его лице возник шок, смешанный с неудовольствием, и она решила, что он понял, что она не Белль.

— Боже, Белль, что на тебе надето? В город приехал цирк? Это же самый ужасный наряд!

Он сморщил нос, и Лейси уставилась впереди себя, думая, выше он ее или нет. Ей нравилось платье в облипку и его кричащий розовый цвет.

— Ну, нет. Это мой наряд, предназначенный для разрыва.

Она выпрямилась и подняла брови.

— Зачем тебе наряд для разрыва?

— Потому что между нами всё кончено, конечно же. Свадьбы не будет.

Джефферсон вскочил на ноги и пошагал к ней, и Лейси едва не упала. У нее всё еще были проблемы с близким контактом, и Джефферсон подошел очень близко. Она подозревала, что он начнет кричать на нее, орать, но он лишь навис над ней на мгновение, затем нахмурился. Его ноздри затрепетали, затем он резко отошел в сторону.

— Ты Лейси. Сестра Белль.

— Дерьмо.

Ругательство сорвалось с ее языка, прежде чем она успела сообразить, и он пригладил свои волосы и посмотрел на нее, словно птичка на червя, извивавшегося в грязи, готовая схватить его и проглотить.

— Что меня выдало?

— Ну, во-первых, платье. И у тебя другой запах. Без пыли и земли. Белль всегда пахнет, как старая книга. Ты же... у тебя прекрасный аромат.

— Эй, ты говоришь о моей сестре!

Она положила ладонь на его грудь и оттолкнула его, но не смогла не оценить мысленно то, как крепки его мышцы.

— Ага, о моей невесте. Или она ею не была?

— Нет, это было по-настоящему. Прости, но она тебя бросает.

— И сама она не удосужилась сказать мне об этом? Я думал, она достаточно храбра, чтобы делать такие вещи.

Лейси хихикнула.

— Она еще с кем-то обручена, мне кажется.

Джефферсон вновь сел в кресло и закрыл лицо руками. Лейси невольно посочувствовала ему, ведь он действительно был довольно милым. И привлекательным.

— Ну, это и неудивительно. Как только я вернулся, то сразу заметил, что она как-то... отдалилась.

Он поднял голову и посмотрел на нее своими большими, блестящими глазами, и Лейси запаниковала.

— О нет, ты же не собираешься плакать, не так ли? У меня нет с собой носового платочка.

— Может, ты... могла бы немного поддержать меня?

Вообще Лейси вряд ли подошла к нему, но он выглядел настолько несчастным с печальными большими глазами и взъерошенными волосами, что она побрела к нему, нагнулась и обвила руками его шею, несколько неловко, поскольку она его не знала. Да и прикосновение ее было тем, чего она не знала, будучи в трезвом состоянии. Она слышала, как он всхлипывал, и ощутила что-то влажное на обнаженном плече («Ох, только не слезы», — подумала она), и затем он схватил ее за бедра и усадил на колени, обняв ее.

— Эм... ты в порядке? — спросила она, пытаясь держаться от него подальше — хотя ей понравилось прижиматься к его крепкой груди — но он касался ее бедер (больше задницы, но она подозревала, что это случайность) и притянул ее ближе.

— Нет, не в порядке. Мне разбили сердце. Я приехал, чтобы жениться на ней, а сейчас я должен уехать и наслаждаться жизнью в одиночестве. Это нечестно. Конечно же, я не в порядке.

Пока он говорил, он откидывал ее волосы в сторону и массировал ей спину между лопатками. Ей нравилось это, хотя она не была пьяна, и она немного расслабилась, однако, из-за этого она едва не упала на пол. Джефферсон предотвратил ее падение, вовремя обвив ее талию руками. Крепче.

— Хм, я понимаю, что ты расстроен, но может быть... ты меня отпустишь? Я чувствую себя неловко...

Она слегка погладила его по затылку и ощутила, как его грудь поднялась, как только он глубоко вздохнул.

— В хорошем смысле или в плохом? — спросил он, и Лейси почувствовала себя немного раздраженной оттого, что он потерся лицом о ее ключицу и плечо.

— Просто неловко.

— Ох, ладно. Я надеялся, что у нас хотя бы выйдет секс.

Он убрал свои руки, и кстати, поскольку Лейси уже приготовилась заехать ему каблуком по босой ноге. Она спрыгнула с его коленей и ударила его в грудь.

— Какого черта? Я не буду заниматься с тобой сексом! Ты жених моей сестры!

— Бывший, — ответил он, хитро улыбаясь и поигрывая бровями.

— Пять минут как бывший. И я тебе не сочувствую нисколько, чувак!

— Неужели?

Он снова вздохнул, и Лейси задумалась, а был ли он вообще расстроен тем, что его бросили. Она ожидала немного больше... драмы. Но и когда они с Рубеном решили расстаться, это тоже не было драмой. Они оба знали, что это к лучшему. И самое смешное, это то, что они теперь поладили. Так хорошо, что Лейси даже решила помочь ему в поисках его счастья. Это Лейси направила его в нужном направлении и притащила его сюда, к Белль. Она сомневалась в том, что Рубен когда-нибудь пришел сюда по своей воле. Вообще.

— Ты вообще любил Белль? — спросила она и постаралась проигнорировать то приятное ощущение, которое возникло у нее, когда Джефферсон улыбнулся.

— Конечно, любил. Кто бы ее ни полюбил?

— Ага, кто бы ее ни полюбил?

Лейси села на другой стул.

— Но ты пахнешь лучше.

Он положил свою ладонь поверх ее ладони и мягко сжал.

— Всё еще не прельщает, чувак.

— Дай мне час, и ты поменяешь свое мнение.

Джефферсон снова поиграл бровями, и смешок сорвался с ее губ. Она не могла вспомнить, когда в последний раз так смеялась. Искренне.

— Ладно. Полчаса.

В конечном итоге, ему потребовалось только двадцать минут.

***

Наконец, спустя полгода, последние коробки с ее книгами привезли, и Белль стала расставлять их на полках, которые Рубен установил для нее. Он был немного удивлен, когда открыл дверь и вошел в ее квартиру, заставленную книгами. Белль какое-то время посмеивалась, вспоминая, как он поменялся в лице. Что ж, он впал в еще больший ступор, когда они с Белль вошли в спальню и нашли Лейси и Джефферсона. Они спали вместе, как два котенка, обнаженные. Белль поразилась, но когда Лейси проснулась и сообщила, что Джефферсон не перепутал ее с Белль. Было очевидно, что его горевание по поводу разорванной помолвки длилось не дольше двадцати минут.

Негромкое постукивание трости Рубена дало понять Белль, что он идет в комнату — бывшую спальню Лейси и ныне в ее библиотеку — и она улыбнулась, еще не поворачиваясь к нему лицом.

— Всё еще расставляешь, дорогая? — спросил он, подойдя сзади и положив руку ей на талию, после чего привлек ее к своей груди.

Ей нравилось то, какими естественными стали подобные действия, как он прикасался к ней без колебаний и сомнений. Это было тем, по чему он так скучал после прожитых с Лейси лет. И ей нравилось, что теперь он был похож на котенка, чудесного, невообразимого, когда она прикасалась к нему. Словно он всё еще не верил в то, что кто-то хочет чувствовать его, прикасаться к нему.

Он целовал ее шею, приглушенно выдыхая, едва ли не мурлыкая. Белль оперлась на него и позволила ему покачиваться взад-вперед, вспомнив тот момент в магазине, когда он точно так же держал ее в своих объятьях. Она услышала, как он прислонил трость к полке, а затем он опустил ее руку вниз и коснулся книги, которую она держала.

— Рильке. У тебя всё еще моя книга.

Его голос прозвучал хрипло, и Белль хихикнула.

— Конечно же, она у меня, глупыш. Из всех книг в моей коллекции, эта книга единственная, которой я дорожу. Потому что я знаю, насколько она важна для тебя, и поняла, когда распаковала ее, как много я значу для тебя, раз ты приготовился расстаться с ней и прислал мне.

— Я хотел, чтобы ты помнила меня. Хотел, чтобы ты знала, что я знаю и понимаю, что ты лгала мне не для того, чтобы причинить боль...

Его голос едва не сел, и он вновь поцеловал ее в шею.

— О, Рубен...

Она повернулась, чтобы обнять его, и когда она прижалась к нему, он изумленно выдохнул.

— Ты это почувствовала? — спросил он, положил ладонь на ее животик.

— Конечно же. Близнецы сегодня довольно игривые.

Она улыбнулась и, привстав на цыпочки, поцеловала его, но он был настолько тронут движением в ее животике, и ответил на поцелуй немного запоздало. Но радость и удивление на его лице это компенсировали.