— А какая из ваших гончих была лучшей!

— А какая из ваших гончих была лучшей!

— Забавка 1, конечно. Происходила от гончих Лукьянова и Малолина. Она была вязкой и нестомчивой: снять с гона ее было просто невозможно, гоняла, бывало, от зари и до зари. Все судьи на ринге всегда давали ей «отлично», и имела она девять полевых дипломов, в том числе и на состязаниях. Забавка 1 была чемпионом Московских выставок. Она дала большое потомство, и любители гончих ее хорошо знали. На левом боку, на чепраке у нее был белый треугольничек, который передавался из поколения в поколение, а вместе с ним она передавала своим детям (чемпиону Туману Сокорина, Плакуну Солопенкова и другим) свои редкие рабочие качества.

— Кто оставил заметный след в вашей жизни кинолога!

— Казанский, конечно, с которым меня долгие годы связывали дружба и общая любовь к русским пегим гончим. Охотники боялись и уважали Василия Ивановича. Судил он на ринге строго, но справедливо. У него была удивительная память на собак, как на людей. И он очень любил гончих с блесткой сухой головой. Мог простить собаке легковатость колодки (туловища), но не прощал пороки конечностей, потому что собак, как он говорил, разводим для охоты.

Должен сказать несколько добрых слов о своем друге и наставнике Иване Ивановиче Виноградове, которого я любил как отца. Он был агрономом, выращивал виноград в Подмосковье, писал картины. Но главной его любовью были гончие — Шугай, Водишка, Затейка... Когда мы жили месяцами в Яньшине, он учил меня понимать охоту как искусство: наслаждаться песней глухаря, любоваться вечерней тягой вальдшнепа, слушать музыку гона.

Назову и Ивана Антоновича Пятакова, моего первого учителя на ринге. Как говорили эксперты, у него был особый глаз: собаку видел насквозь, все ее пороки и недостатки и никогда не видел владельца. Мы с ним были большими друзьями, а он все-таки мою Скрипку на Московской выставке 1962 года загнал в конец ринга на оценку «хор»...