Часть І. Пороги жизни.

Часть І. Пороги жизни.

Глава 1.

Безжизненным взглядом я глядела в окно, где весна полным ходом преображала Рентон.

Городок радостно встречал перемены, торопясь сбросить с себя зимнюю хандру, избавиться от белой завесы облаков, которая изрядно поднадоела за последние пару месяцев. Краски вокруг становились ярче, насыщеннее, тем самым оттесняя серую и безжизненную палитру зимы. Даже воздух стал другим, живительным и бодрящим.

Все преображалось стремительно и ощутимо.

Солнце, наконец, вышло из-под туч, щедро лаская своим благодатным теплом измотанную землю, и оставляя на воодушевленных лицах горожан легкий весенний загар. Птички бодро прыгали по веткам, радуясь безоблачному дню и весело оповещая о долгожданной поре. Детишки у соседских домов запускали воздушного змея, карабкались по деревьям или устраивали веселые посиделки на газоне. Даже ветерок, осторожно врываясь в приоткрытое окно, крайне заботливо касался кожи, едва ощутимо колыхал мои волосы.

Весенняя музыка приходила на смену долгому зимнему молчанию.

Везде царил праздник…

От живописной суеты меня отделало всего лишь тонкое стекло, но оно казалось мне неприступной стеной, тяжелой и давящей. Было ощущение, что воздух сжимал меня в своих крепких тисках, неистово царапая душу.

Каждый вдох отдавался болью иядовитой горечью воспоминаний…

Мама… Любимая мама…

Сейчас она смотрела на меня из-под рамки фото, такая красивая, веселая, полнаяжизни. Такой, я ее и запомнила.

Я так скучала по ее голосу, запаху ее волос. А ее мелодичный смех… Он наполнял дом звонкими искорками счастья. Теплый взглядумел проникать в самую душу, рассеивая любые страхи и согревая своим теплым светом надежды.

Мама была моим другом, который не предаст меня априори. Другом, который всегда говорил нужные слова, дарил свои тепло, заботу и любовь, не прося ничего взамен.

Мама была моим всем. И от ужасающе реального слова «БЫЛА» душа трещала по швам, а горькие слезы омывали мое израненное сердце.

Я сильнее прижала рамку к груди, слыша, как трещит хрупкое стекло. Плевать. Боль внутри гораздо острее, гораздо глубже.

Я усилила хватку, пытаясь впитать в себя хотя бы жалкую частичку маминой энергии, ее силы духа и неиссякаемого оптимизма. Хотела унять внутреннюю боль, хоть на мгновение приглушить нарастающий страх, который стал для меня привычным.

Страх не найти смысла в жалкой жизни, которая разделилась на ДО и ПОСЛЕ.

Я не имела в виду, что моя жизнь остановилась. Нет. Диплом по мировой литературе я получила (хоть и не стоит вспоминать КАК), имела прочные длительные отношения и намеченные цели. Я любила, смеялась, занималась любимым делом, но… не было огня. Прежнего стремления к мечте, наслаждения каждым моментом…

Что-то во мне надломилось после ее ухода, что-то неминуемо исчезло…

- Мамааа… - всхлипываю я, опуская голову.

Задорная мелодия мобильногоразорвала гнетущую тишину, вырываяменя из мрачной пучины безысходности, попутноокуная в реальный мир, который, к моему сожалению, никуда не исчез.

Не желаю с кем-либо разговаривать в данную минуту. Мне не нужно чужое сожаление – достаточно своего собственного. Этот день я всегда проводила ОДНА. Поэтому назойливый звон я решила игнорировать – сам утихнет.

Но телефон оживал все вновь и вновь…Трель не утихала, царапая слух, словно испытывала пределы моей выдержки (безразличия, хладнокровия).

Вытерев ладонью мокрые дорожки на щеках и шеи, я потянулась за телефоном, испытывая острое желание разбить его в дребезги. На сотни маленьких, маленьких осколков. А эти осколки - на другую сотню осколков и так до тех пор, пока этот назойливый «клаксон» не превратится в пыль.

Оказавшись в моей руке, дитя современной техники одарило менялегким импульсом вибрации, подпитывая мое растущее недовольство. Мимолетный взгляд на дисплей ослабил мой яростный пыл – звонил Эммет. Мой любимый мишка Гризли.

Сознание напомнило, что его упрямство не имело границ и что это не закончится, пока я не отвечу на звонок.

Шумно выдыхаю, возвращая фото на место.

Ну, почему, малыш? Ведь ты знаешь, почему я сейчас здесь!

Перевожу взгляд на телефон и принимаю вызов:

- Привет, любимая. Я понимаю, что не должен был звонить, но я не смог сдержаться. Хотелось услышать твой голос, - словно через толщу воды я услышала взволнованный голос Эммета.

Волнуется. Любит, дурачок.

Я молчу, поскольку не знаю, что можно сказать в ответ. Я тоже люблю его, но сейчас даже он не в силах мне помочь. Другая я бы на моем месте уже нежилась бы в его крепких объятьях и терзала бы его нежные губы, но Я не желала, чтобы Эммет видел меня такой. Не хотела обременять его жизнь своим горем, своей болью, которая зеркально отражалась и в его душе, в его небесных глазах.

Мы понимали друг друга без слов, и я ждала, когда он почувствует мой немой ответ.

Наше монотонное дыхание и приглушенный смех ребятишек, что доносился с улицы, ощутимо пошатнули высокое напряжение, которое нависло надо мной невидимым облаком. Затем слышу тяжелый вздох на другом конце провода, непонятные шорохи, звуки:

- Уверена, что хочешь быть одна? – волнение переросло в отчаянье. Он знал, что проиграл, но все равно не бросал попыток помочь, поддержать, выслушать. Каждый деньэтот мужчина вел себя, как рыцарь в сияющих доспехах. С первой минуты нашего знакомства он показал, какого внимания я заслуживаю, и как я дорога ему. Его любовь не имела границ. И порой я начинала завидовать самой себе. Рядом с ним, я становилась прежней – боль утихала, дышалось легко, и дыра в груди затягивалась. Но я не могла постоянно прикрываться любимым человеком. Он же не лекарство. Он – мое спасение.

- Да, - коротко отвечаю я, прикрывая тяжелые веки. Даже сейчас я ощущала его поддержку и была благодарна, что он не торчал у порога родительского дома.

- Если что… я жду тебя дома. И Тайсон ждет, - горько усмехнулся Эммет, упоминая своего злейшего врага и моего любимчика – кота Тайсона, чье имя отчетливо обрисовывало его характер.

Я тихо поблагодарила любимого и, открыв припухшие от слез глаза, облегченно отклонила вызов.

Окидывая свою бывшую комнату прощальным взглядом, понимала, что дольше здесь находиться не стоит. Слишком тяжело. Поэтому следовало собираться с силами и покидать дом.

Что я и сделала.

По дороге на первый этаж взгляднепроизвольно натыкался на наши семейные фотографии, которыми мама «оживила» лестницу. Я усиленно старалась ни о чем не думать, не желая вызывать внеочередной поток слез, но снимки прошлого… НАШЕГО счастливого прошлого, врезались в самое сердце, сжимая его до размеров горошины.

Половицы скрипели, жалобно и протяжно, угрожающе прогибаясь под каждым моим шагом. Звук внушал что-то зловещее, темное. Казалось, будто кто-то забивал гвозди в мой собственный гроб. Дыхание пропадало, горло сдавливала горечь, а сердце билось мучительно медленно.

Снимки были в хаотичном виде, поскольку мама твердила, что «по порядку может разместить любой дурак, а вот создать свою композицию - под силу единицам». И она, безусловно, входила в этот узкий круг.

Вот мама учила меня кататься на велосипеде, и я радостно крутила педалями, выкрикивая ее имя. Моя довольная мордашка очень похожа на гримасу мультяшного Тома(http: //static. kinokopilka. tv/system/images/screenshots/images/000/135/824/135824_original.jpg. )

На следующем фото мы с папой увлеченно держали удочки (у меня же это просто заостренная палка), завороженно глядя на воду. Пусть мы ничего и не поймали, зато весело провели время. Втроем.

Дальше мама готовила праздничный торт на мое десятое день рождение. Ее светящиеся глаза предупреждали, чтобы я не лезла в крем своими умелыми ручками, которые уже застыли над заветной начинкой. Тогда я таки не удержалась - и первой испробовала мамин шедевр.

Мое первое Рождество, которое я не помнила, но имеланаглядное подтверждение того, что ель меня точно впечатлила. Здесь я была очень похожа на маму. Те же шоколадные кудряшки, тот же задорный носик.

А вот и наш общий снимок, сделанный на ярмарке лет пятьназад. Тогда мы, поддавшись порыву, купили светильник в виде тыквы, которыйдо сих пор валялся где-то в гараже и собирализвестковую пыль. Ставить его в комнате никто не решился – уж больно жутко он выглядел после окончания Хэллоуина, а выбросить – не поднялась рука.

Я тяжело выдыхаю, ощущая, как воздух превращается в раскаленное стекло. Желудок скрутило в тугой узел, но я продолжаю идти. Остановка означала быкапитуляцию и верный шаг в пропасть.

Превозмогая нервную дрожь и мучительную боль в груди, я следовала дальше, моля Бога о благословении и помощи.

И вот финальная ступенька позади. Я ощущала, как капельки пота выступили на лбу. От тяжелого напряжения голова идет кругом, а в горле рождается громкий вздох облегчения. Слез не было, но боль от этого лишь углублялась.

Нужно двигаться. Не переставая.

Я устремила усталый взгляд к спасательной двери, просчитывая количество шагов. Тринадцать – не так уж и много. Я справлюсь.

Набираю полную грудь воздуха и делаю первый шаг. Все нормально – земля не разверзлась, небо не упало. Страх лишь в моей голове.

Замечаю мужскую фигуру в гостиной.

Папа сидел там, где проходили последние три года его жизни - на темно-зеленом и уже наверняка раритетном диване. Это стало его пристанищем с того самого дня «икс».

Бейсбол, канал Дискавери и бутылка пива вносили в жизнь Чарли некое разнообразие. Кафе, кинотеатр и любые другие заведения, где люди обычно отдыхают и веселятся, больше не привлекали моего отца. Он стал затворником. Работа в банке не была пределом его мечтаний, не сулила перспектив, а верными друзьями он не обзавелся. Вот и получалось, что здоровый мужчина стал домоседом. Раньше маме удавалось его растормошить и вовлечь в какое-нибудь совместное путешествие или прогулку, но теперь некому было это делать.

Я никогда не имела на него влияния. Между нами было молчаливое взаимопонимание, которое сейчас стало угрожающе немым. И похоже, отца эта перспектива устраивала.

Казалось бы, горе должно было сплотить нас, но все было как раз наоборот. Каждый переживал его по-своему… и отдельно. Мы никогда не обсуждали эту тему, не делились своими чувствами и не плакались друг другу в жилетку. Мы делали вид, что ничего не изменилось, но сами ощущали, как давят стены. Именно поэтому я и переехала к Эммету. Подальше от воспоминаний и родных стен, что нежадно напоминали об утрате.

Порой мне не хватало поддержки Чарли, его ободряющих слов и родительских объятий, но… подойти первой я не решалась. Со стороны отца тоже вроде бы не было попыток, так что приходилось довольствоваться сложившимся положением вещей. Я знала, что маме бы это не понравилось, но… она уже не сможет дать свой мудрый совет, не сможет найти нужные слова, не сможет сделать из нас полноценную семью. Без Рене не было семьи, были двое под одной крышей. А теперь и этого не осталось. Я возвращалась в этот дом лишь пару раз в год. И сегодня был один из таких дней – третья годовщина со дня пропажи мамы.

Чарли поставил локти на колени, задумчиво опустив голову вниз. Пива не было рядом. Телевизор не включен. Странно. Может, сегодня нет игры?

- А может отец переживает также, как и ты? – съязвил внутренний голос.

Замедляю шаг. Отец тяжело дышит, плечи периодически сотрясаются – он плачет. И тут я замечаю в его руках смятое фото. Мама.

- Прости, Рене. Я все испортил, - сбивчиво прошептал папа, аккуратно проводя пальцами по контуру фото.

Наблюдая за душевными страданиями отца, видя его таким беззащитным и ранимым, в душе рождается невольное желание подойти и просто обнять. Просто побыть рядом. И уже делая первый шаг к дивану, ловлю на себе заплаканный взгляд Чарли.

Тут же отступаю назад. В глазах застыла не боль потери, а злость и отчаянье. Доносится сдавленное рычание, и я понимаю, что нужно бежать. Скорее бежать.

За считанные секунды преодолеваю коридор и резко открываю входную дверь. Так быстро выбегаю из дома, что не замечаю черного мерседеса у обочины, мотор которого тихо работал.

Сажусь в машину Эммета и пытаюсь попасть ключом в зажигание. Слезы начинают застилать глаза – в ярости я смахиваю их рукавом, ощущая, как дрожь сковывает все мое тело. Ну же, давай!

Наконец, мотор завелся, и я со всей силы давлю на газ

Торможу лишь у больших кованых ворот, что ведут к церкви. Чистый зеленеющий газон, мраморные скульптуры, арки, красиво посаженные деревья и поблескивающие на солнце белые кресты. Завораживающее зрелище, если не считать, что здесь похоронен твой самый родной человек.

Мама, я уже рядом.

Перевожу дыхание и выхожу, завороженно направляясь к воротам.

Не замеченный мною черный автомобиль припарковался неподалеку, слегка приоткрывая тонированное стекло.

Минуя церковь, где слышны голоса, я ступаю по знакомой тропинке. Солнце светит чрезвычайно ярко, выделяя белизну крестов. Это режет и ужасно слепит глаза.

Сердце замирает, когда ноги подходят все ближе и ближе… И вот, наконец, она.