илиФЕНОМЕН ФОН БИТНЕРА. Ленинград 1988 г.

Анатолий Глазунов

«ПРОЩАЙТЕ, ЭСПЕРАНТИСТЫ,
ДА ЗДРАВСТВУЕТ ЭСПЕРАНТО! »,

илиФЕНОМЕН ФОН БИТНЕРА

Ещё печальнее, однако, положение того, кто сознает жизненность дела, его величие, громадное общественное, даже общечеловеческое значение и принужден отказаться от работы на этом поприще потому только, что оно попало в руки самозванцев, способных погубить лишь саму идею, а не двинуть её вперед.

Битнер, 1908 г.

Ленинград 1988 г.

Санкт-Петербург, 2004 г.

11 января 1901 г. российское правительство опубликовало сообщение об отдаче в солдаты 183 студентов за участие в «беспорядках». В ответ в Петербурге по рукам пошли воззвания. Все, «не проевшие душу живую», идите с нами на демонстрацию протеста, — призывали студенты. 4 мая 1901 г. у Казанского собора и состоялась эта знаменитая студенческая демонстрация. К студентам примкнули также рабочие и интеллигенция.

На демонстрантов пошёл отряд казаков. Казаки всё ближе, ещё немного — и они начнут избивать собравшихся плетьми и шашками плашмя, но вдруг между демонстрантами и казаками появился высокий человек в форме штабс-капитана артиллерии. До этого он тихо стоял с краю огромной толпы, ближе к Невскому, вызывая подозрение у некоторых демонстрантов своей офицерской формой.

— Шашки в ножны! Отдайте назад! Прекратите побоище! — скомандовал штабс-капитан.

Десятки казаков растерялись, остановились, убрали шашки, не зная, что делать...

«Штабс-капитан запаса артиллерии Вильгельм Казимирович Битнер, — писал агент МВД в секретной бумаге своему начальству, — был замечен во время студенческой демонстрации... в неуместном заступничестве за студентов. Названный Битнер позволил себе вмешаться в действия казаков, очищающих паперть от занимавших её буйствующих студентов и курсисток, и заставил казаков остановиться. Затем, когда на месте беспорядков появились чины полиции, Битнер вмешался в их распоряжения по поводу арестов виновных в буйстве и вообще пытался воспрепятствовать таковым арестам»[1].

Правильно отмечает Ермакова-Битнер в своей юбилейной статье, что это был не случайный порыв. Ещё в детстве его брали за душу воспоминания о вольнолюбивых братьях по матери — Яздовских, сосланных в Сибирь за участие в Польском восстании 1863—1864 годов, которое тогда привлекло внимание всего мира. И позднее он всю жизнь свою был на стороне тех, кто не жил в своём теплом углу, не делал усердно карьеру, игнорировав благо страны, не приспособлялся; на стороне тех, кто боролся за обновление России. И на военной службе он, конечно, оказался не по призванию. Его отец, начальник почтовой телеграфной конторы в Ковно (ныне Каунас), был человеком небогатым, и когда представилась возможность поместить сыновей в Псковский кадетский корпус, он не упустил случай.

Служил Битнер в артиллерии в провинциальном городке Бобруйск. Начальство его не любило, за глаза называли «сумасшедшим». Карты, вино, прелести провинциальных дам этого Битнера мало интересовали. Всё свободное от службы время он тратил на чтение книг по химии, биологии, медицине, антропологии, метеорологии и прочим разным наукам. Делал какие-то мудрёные опыты. Со всех концов Белоруссии стекались к «сумасшедшему доктору» мужики и бабы, прослышав, что он лечит и хорошо, и бесплатно. Так оно и было. Он купил на собственные деньги медицинскую аппаратуру, лечил, применяя электротерапию, делал рентгеновские снимки, а денег не брал. Ещё будучи в армии, он был утверждён Академией наук корреспондентом Николаевской Главной геофизической обсерватории, получил право носить учёный знак, а с 1890 г. стал постоянным сотрудником журнала «Природа и люди». Время от времени печатает статьи явно антиправительственные.

«Там в парламенте депутаты делают запросы, и сам народ бунтуется, требуя хлеба и уменьшения налогов... А у нас всё спокойно. Народ терпит и мрёт»[2].

Потом начал работать в «Научном обозрении». Журнал прогрессивный и весьма интересный. Сблизился с его основателем — знаменитым М. Филипповым. Потом и вовсе бросил военную службу и с 1889 г. стал фактическим редактором «Научного обозрения». Пытался издавать и собственный журнал, но петербургское начальство помнило о его поведении на Казанской площади и с удовольствием отказывало ему. Всё же после долгих мытарств Битнер в конце 1902 г. утверждён редактором-издателем научно-популярного журнала «Вестник Знания». Это был ежемесячный иллюстрированный литературный и научно-популярный журнал с приложением для самообразования. Журнал толстый, 160 страниц. Девиз: учиться и учить других! Журнал должен был, по замыслу Битнера, и пробуждать жажду знания, и частично удовлетворять её. В первый год Битнер вынужден был быть и редактором, и издателем, и конторщиком, и секретарём, и корректором, и художником, и чуть ли не рассыльным. Трудное было время. По коммерческой неопытности в первый год — сплошные убытки, но потом дело пошло.

«Названный журнал, — докладывал начальству цензор Осипов в 1909 г., — помещает статьи и даёт приложения, излагающие фактические данные разных наук в общедоступной форме, освещая их с точки зрения материалистической философии. В политическом отношении этот журнал... ближе всего подходит к программе соц. -дем. партии. Отношение журнала к правительственной деятельности нежелательное»[3].

Насчёт сходства с программой социал-демократов — это не очень верно. Битнер не был сторонником «диктатуры пролетариата». Его политический идеал — демократическая форма правления. Но к официальной науке, официальной идеологии, правительству отношение, действительно, недоброжелательное. В журнале сотрудничали Мечников, Павлов, Бехтерев, народоволец Морозов, библиофил Рубакин, пропагандировались идеи Циолковского, печатались статьи Льва Толстого, статьи о социализме, да и сам Битнер был не только издателем и редактором, но и талантливым публицистом.

За прогрессивное направление в тогдашних условиях приходилось, понятно, расплачиваться. Травила журнал и официальная, и черносотенная печать. Обвиняли в «богохульстве», в «возбуждении к бунту и к ниспровержению существующего общественного строя», в «дерзостном неуважении к верховной власти и порицании данного образа правления»...

Битнер им: «Вы нас не знаете… Мы вас хорошо знаем, а потому проходим мимо. У нас разные пути и цели. Мы идём из народа и несём ему же добытые нами крупицы знания из чтения Дарвиных, Марксов, Бюхнеров, Толстых и Геккелей, а вы сидите наверху, боясь спуститься вниз, потому, что там воняет онучами и овчиной… Ваша песенка спета… настал уже час расплаты…»

А черносотенцы, конечно, не раз пытались сделать из него «очень вредного для России жида». В первом номере за 1908 г. под заголовком «Новогодние приветствия друзей и врагов. Из лагеря чёрных» Битнер, посмеиваясь, сам публикует целиком письмо в редакцию «Русской земли» (№ 563) некоего А. Ф. Агеенко из г. Суража Черниговской губернии:

«Из многочисленных гнилых источников революционной грязи наибольшее зло причиняет «Вестник Знания», издаваемый евреем Битнером. Это гнойник на теле нашей общественной жизни, нагло присвоивший себе громкое имя «Вестник Знания». Прикрывшись этой вывеской, он несёт с собою в деревню грязь и ложь, этой грязью он питает сельских учителей, учащихся подростков, и под нею тонут молодые души, не могущие своими силами отличить правду от лжи, истинное знание от шарлатанства.

Помимо всего этого, не ограничиваясь издательским предприятием, приносящим ему рубли доверчивых русских обывателей, еврей Битнер покрывает провинцию сетью кружков так называемых союзов «Вестника Знания», открывает библиотеки своего (! ) имени. Этот жид направляет свои грязные лапы исключительно на подрастающее поколение и сельских учителей. Кажется, очевиден огромный вред, приносимый этим революционным гнойником, и всё же явно и безнаказанно пускает он свои паразитные корни в молодую почву будущей России.

До каких же пор будут существовать у нас гнойники, подобные жидовским «союзам Битнера», до каких пор эта отвратительная и ехидная грязь будет разъедать нашу родину?! »[4].

Ответ Битнера:

«Считаю небесполезным напомнить автору и редакции газеты, что они сделали большой промах, создав из меня еврея, очевидно, с целью придать больше весу заявлениям письма и внушить читателям доверие к утверждению автора. Конечно, евреи могут носить всякие фамилии вплоть до чисто русских, но я позволю себе выразить сомнение, чтобы нашелся еврей, носящий фамилию Битнер. В частности, что касается меня лично, то я своим происхождением никак не могу доставить удовольствия «Русской земле», ибо в моих жилах течет всё-таки кровь очень древних «зубров», которые, надо полагать, уже во времена «призвания князей» величали себя «баронами», а у всякого барона, как известно, «своя фантазия», которая в те времена выражалась в разбойничьих набегах на мирных жителей; в этом-то, вероятно, и заключалось истинное «благородство» нашего рода. Как бы то ни было, но имея за собой длинный ряд «славных» предков, деяния которых занесены на фамильные пергаменты, выданные за подписями немецких, английских и польских королей с «пудовыми» печатями, я мог бы, казалось, чувствовать себя спокойно хотя бы с этой стороны. Но беда в том, что г. Агеенко, как, вероятно, и сама редакция «Русской земли», нисколько не сомневались, что я не еврей, так как, очевидно, читали «Вестник Знания», характеристику которого нельзя же было писать на основании опять-таки одних слухов; а если они читали журнал и интересовались моей личностью, то могли прочитать на второй странице и мой личный адрес для непосредственных ко мне обращений, где значится мой полный титул с «фоном». Трудно допустить, чтобы автор и редакция газеты, придающие такое значение происхождению издателя, не знали того, что евреи «фонами» не бывают. Очевидно, стало быть, что моё «еврейство» понадобилось почтенной редакции для большего воздействия на читателя, который, чего доброго, мог бы в моей просветительской работе и не усмотреть чего-либо предосудительного».

«Мы будем принимать ответные меры против врагов просвещения».

«Правда должна заглушить змеиное шипение! »[5].

Но более всего из месяца в месяц, из года в год мучила и трепала «Вестник Знания» цензура. Причём не только запрещала и вырезала, но и обязывала редакцию не показывать читателю результаты работы цензоров, то есть вырезанное не разрешалось заменять точками и пустыми местами. Утешало лишь то, что читатель, к счастью, тогда был догадливый. Позднее — это уже был «прогресс» в свободе печати — Битнер уже имел право и точки ставить, и оставлять пустые места между заголовком и своей подписью.

По приговору суда полиция конфисковывала и уничтожала и целые номера журналов, и приложения к ним. Только за 1906 год, например, полиция уничтожила пять номеров «Вестника Знания». Враждебно русское правительство относилось и к крамольной идее Битнера сплотить и объединить подписчиков журнала, к кружкам и обществам «Вестника Знания», которые всё более множились в разных городах Великой Российской империи. В 1911 г. в Киеве открылся съезд читателей «Вестника Знания» — на второй день съезд был разогнан полицией.

И вот теперь, когда читатель получил некоторое представление о личности Вильгельма Битнера и о направленности его журнала, теперь — о Битнере и идее Великого Единения народов планеты, о Битнере и международном языке.

С международным языком Битнер познакомился давно, ещё до издания своего журнала (хотя установление точной даты ещё ждёт своего историка), он немного и выучил этот язык, хотя и не настолько, чтобы переводить на него серьёзные научно-популярные тексты. Познакомился он и с деятельностью Петербургского эсперанто-движения. Несколько раз он давал в своём журнале небольшую информацию о деятельности петербургских эсперантистов. В 1907 г. Битнер делает опрос подписчиков с целью выяснения вопроса о желательности введения эсперанто-отдела в «Вестнике Знания». Результаты опроса не очень обрадовали, так как «не было получено и десятой части тех писем, которые были нужны для предпринятия этого издания». «Мы объясняли это обычной косностью нашего общества. В этом нас попытались уверить и некоторые петербургские эсперантисты, заявлявшие, что достаточно ввести в «Вестник Знания» эсперанто-отдел, как со всех сторон посыплются сочувственные письма и пр. » Сам Битнер также был «склонен этому верить» и решился, наконец, ввести такой отдел в свой журнал.

Но здесь вдруг вмешался редактор журнала «Ruslanda Еspеrantisto» и председатель общества «Эсперо» Аснес. Он стал настойчиво убеждать Битнера издавать уже не отдел, а целый эсперанто-журнал. Он заявил, что если Битнер согласится, то он, Аснес, прекратит издание «Ruslanda Esperantisto», и все сотрудники журнала перейдут к Битнеру. С энтузиазмом говорил Аснес о том, что новый журнал, поставленный на широкую ногу, станет центральным органом русских эсперантистов.

Битнер согласился. Новый журнал решили назвать «Эсперо» («Надежда»). Начав это дело, Битнер, конечно, предпринял опасный в финансовом отношении эксперимент. Надеяться на получение новых подписчиков не следовало. Эсперантистов было в тогдашней Российской империи немного. Значит добавочного дохода — почти никакого. Журнал «Эсперо» должен был выходить как часть «Вестника Знания», как своеобразное дополнение его. Подписчики «Вестника Знания» должны были получать его бесплатно. К тому же и журнал был не тонкий, как у Аснеса, а в 50 страниц. Значит, расходы существенно увеличивались, доходы же в лучшем случае должны были остаться прежними. К тому же многие подписчики могли быть недовольными прибавлением «Эсперо».

Битнер также опасался, хватит ли сотрудников «для серьёзной постановки журнала». Поделился опасениями и с Аснесом, и даже с самим доктором Заменгофом. Аснес «совершенно обнадёжил», Заменгоф же писал, что только первое время могут быть затруднения, но потом сотрудники «явятся со всего света».

«Признаться, я несколько иначе смотрю на этот вопрос, так как намерен построить журнал на совершенно других началах, чем это было до сих пор в эсперантских изданиях». К тому же сам Битнер, хотя и был горячим приверженцем международного языка уже несколько лет, язык этот знал недостаточно, а это обстоятельство «делает невозможным для меня следить за чистотой языка статей, поручаемых переводчикам. Практика же показала, что толковых эсперантистов мало, и что ни одна статья, кем бы она ни была переведена или написана, не может быть пущена в печать без исправления её целым редакционным комитетом».

Битнер также полагал совершенно ненормальным установившийся в эсперантских журналах по бедности «обычай» не платить сотрудникам. «Я сразу же заявил, что у меня они будут получать гонорар». «Но оказалось, что и этим горю не поможешь, и грустный факт — крайнего недостатка в образованных, мыслящих сотрудниках, хорошо знающих эсперанто, — сразу же стал перед нами во всей своей печальной наготе».

Но Битнер всё же надеется, что это временное явление. Гораздо печальнее было то обстоятельство, что в Петербурге, в сущности, почти не было эсперантистов. Несколько человек из общества «Эсперо», да несколько человек, преимущественно студентов, пожелавших основать новое общество «Эсперанто». Обнаружилось также, что и между ними — мелочные раздоры и дробление на группы и группки, причём каждая группка мечтает затеять свой журнал. Да и общество «Эсперо», хотя Аснес и отказался от редактирования «Ruslanda Esperantisto», решило продолжать издание хотя бы в сокращённом виде. В результате работа по подготовке первого номера затянулась, чему способствовало ещё отсутствие в Петербурге нужного для Битнера шрифта, который пришлось выписывать[6].

И всё же Битнер надеется, что если «данные мне несколькими видными эсперантистами обещания систематического участия в работах редакционного комитета «Эсперо» будут выполняться с должной энергией, то этот журнал, содержанию которого придаётся мною несколько отличный от обычного характер, явится интересным и полезным явлением».

«Прошу поэтому подписчиков вооружиться терпением, а лиц, хорошо владеющих эсперанто и получивших энциклопедическое образование, приглашаем принять участие в качестве переводчиков. Желательно указание специальности».

Первый номер журнала — фактически он стал теперь официальным органом петербургского общества «Эсперо» — появился в конце февраля 1908 г., то есть вместе со вторым номером «Вестника Знания». Что это было за время в русской истории?

В статье «На распутье» (обзор русской литературы за 1907 год), опубликованной в «Вестнике Знания», а затем на эсперанто также в «Эсперо»[7], обозреватель Марко писал:

«Пронёсшийся над родиной ураган взбурлил, взбаламутил воды русской действительности. Он хлынул ослепительным потоком событий, переживаний, чувств и мыслей. Он пробудил дерзкие надежды и безумно прекрасные мечты о грядущей русской жизни... Он пробудил ото сна великана, имя которому — народ русский. И великан проснулся, приподнялся, но не встал во весь свой могучий рост.

На этот раз силы смерти побороли светлые творческие силы жизни. Реакция победила.

Проснулся, приподнялся, но не встал... — вот в чём психологический трагизм переживаемого нами момента».

Устала, деморализована, разочарована огромная часть русской интеллигенции. Это точно отражено в пьесе Л. Андреева «Жизнь человека». «Она звучит как последний аккорд похоронного марша над почившим гением русской революции»[8].

Жалкий характер большой части тогдашней русской интеллигенции хорошо понимал сам Битнер: «Эта духовная прострация, это отсутствие всякой инициативы, всякой выдержки в преследовании намеченной цели, наконец, этот вечный преступный и позорный страх перед «городовым», опасение, как бы он не усмотрел в нашей затее чего-либо «неблагонадёжного», хотя бы сам Христос на неё нас благословил, — всё это вместе взятое наводит на очень грустные размышления о судьбе народа, во главе которого стоит такая интеллигенция.

А другая её часть, — та, которая так долго работала в подполье, — разве много в ней найдётся людей дела? Оглянитесь кругом на наших «передовиков», организующих одно за другим предприятия с очень благими задачами. И что же мы видим? Одну только в большинстве случаев, так сказать, «болтологию»[9].

У нас забито всякое проявление инициативы.

И всё же не надо сникать, как бы ни было тяжело, необходимо объединение всех работников Культуры. Надо продолжать тащить Россию вперёд. Надо догонять Европу, от которой мы так отстали по вине нашего тупого правительства в культурном отношении. И надо вместе с народами развитых стран создавать более справедливый порядок на планете.

И здесь, вероятно, в какой-то степени могут помочь и русские, и зарубежные эсперантисты, у которых чувство необходимости Единения человечества должно быть развито несколько больше, чем у других людей. Но надо быть честным, надо признать, что рост эсперантистов, их обществ, их деятельность далеко не столь значительны, как можно было ожидать, имея в виду наличие преданных делу людей, готовых работать на пользу его. И если это движение не глохнет, это зависит, бесспорно, от жизнеспособности самой идеи эсперантизма. Но почему всё же так мало эсперантистов, почему так медленно идёт процесс их объединения, почему эсперантские общества так неэнергично вербуют новых членов? Причём у насв России дело ещё хуже, чем в других государствах. Русское общество остаётся совершенно безучастным к тому, чем занимаются члены эсперантских кружков, часто не имея даже понятия об их существовании. «Было бы, конечно, очень странно винить в этом общество, не желающее проникнуться великими идеями эсперантизма, если сами эсперантисты не умеют достигнуть того, чтобы общество знало об их деятельности и захотело поддержать её».

И дело даже не в недостатке энтузиазма, хотя у многих, может быть, — у большинства эсперантистов никакого энтузиазма нет. Основная причина — глубже. «Нам думается, что вся бедазаключается в том, что понятие эсперантизма многими русскими эсперантистами сужено до тех пределов, которые низводят эту идею на степень простого распространения эсперанто». Язык рассматривается как цель, а не как средство. Образовался крепкий порочный круг: люди не хотят изучать эсперанто, так как он не приносит никакой практической пользы, польза же от языка возможна лишь при достаточной распространённости языка на планете.

Как разорвать этот круг?

«Надо понять, что эсперанто — это не цель, а средство. И вопрос о привлечении симпатий общества к эсперанто сводится к тому, насколько высоки идеалы, которым мы служим, насколько велико значение нашего дела для народа, для человечества».

Надо поднять и показать обществу Зелёное Знамя, которое есть символ нашего служения человечеству. Поднять не трясущимися от страха руками с оглядкой на городового и начальство, а крепко сжав древко.

Итак, Битнер замыслил впервые в Российской империи сделать эсперантский журнал совсем на других принципах. Пропаганда международного языка — это второстепенная задача. «Ближайшею нашею программою является, прежде всего, конечно, пропаганда идей мира, культурного единения народов и поднятия духовного уровня каждой нации до такой высоты, когда сами собой уничтожатся царствующие между ними враждебные отношения, на почве взаимного соперничества которое заменит сознание всеобщего братства на началах истинного демократизма»[10].

Международный язык должен служить для пропаганды этой великой идеи.

Редакция намерена знакомить народы, населяющие Российскую империю и других государств, друг с другом, рассказывать обо всех новейших открытиях в области науки и техники, которые улучшают контакты между народами. Ведь наука и техника — важные объединители человечества. Не обойдёт вниманием и важные открытия в воздухоплавании, расскажет о прорытии Панамского канала, о проекте тоннеля через Па-де-Кале. Расскажет о социальных движениях, работающих для уравнения прав народов, покажет всю сложную проблематику отношений между народами и государствами. Будет помещать на страницах журнала произведения литературы и искусства, которые воспитывают интерес и уважение к другим народам и культивируют отвращение к убийству человека, принадлежащего к другому народу. «На этой почве нам можно будет, с одной стороны, установить международную переписку через посредство «Esperо», по всем вопросам, могущим волновать человечество или интересовать отдельных читателей, переписывающихся друг с другом непосредственно, а с другой — расширить существующую уже взаимопомощь, создающую взаимный обмен услуг»[11].

А так как журнал «Esperо» должен выходить тиражом, как и «Вестник Знания», будучи его бесплатным дополнением, в 100 тысяч экземпляров, Битнер тем самым рассчитывал завербовать для эсперантизма... 100 тысяч читателей «Вестника Знания» или, по крайней мере, большинство из них. Ведь читатели «Вестника Знания» — это не обычные верноподданные обыватели, это лучшие люди империи, проникнутые стремлением к знанию и готовые нести культуру туда, где в ней встречается настоящая необходимость. Если уж вербовать в эсперантисты, так именно среди них. В результате за 2—3 года возможен скачкообразный рост эсперантистов в Великой Российской империи.

«Эти сто тысяч одушевлённых лучшими идеалами людей представляют собой такую громадную силу, которая способна поставить идею эсперантизма на небывалую до сих пор высоту и создать для него прочную основу в сознании массы.

Поймите, друзья великой идеи, что задуманное нами грандиозное здание, из которого по всему свету должны расходиться апостолы эсперантизма, стоит того, чтобы вы сплотились воедино и занялись приведением в исполнение начертанного нами плана «Espero», который ставит себе задачей культурное единение всех народов мира на основе сознания братства и стремления к прогрессу всего человечества.

…И неужели же эсперантская интеллигенция всего мира, включая сюда не только Европу и Америку, но и культурный Восток с Японией и Китаем во главе, Австралию и Африку, — не найдёт в себе достаточно сил, чтобы путём общей дружной работы обеспечить «ЭСПЕРО» богатым запасом кристаллизованного в мысли и образах гения человечества? »[12].

Если бы всё это сбылось, журнал «Esperо» мог бы вырасти в интереснейший журнал международного эсперанто-движения. Битнер давал эсперантистам Великой Российской империи и даже эсперантистам всего мира реальный шанс быстрого развития эсперанто-движения на планете. Журнал этот мог весьма поспособствовать сближению и единению человечества.

Второй номер «Эсперо» вышел уже вовремя, но радости в сердце не было, так как видел, что дело всё же идёт не так, как хотелось бы. Для решения неотложных вопросов, а их скопилось много, очень много, он едет в Варшаву, встречается с польскими эсперантистами, с членами редакции журнала «Роlа Esperantisto», встречается с Заменгофом.

«…И мне очень приятно было слышать, что журнал, несмотря на целый ряд препятствий, которые постепенно будут устраняемы, но пока ещё влияют на его содержание, оказался, по единогласному мнению всех известных мне эсперантистов, не только далеко оставившим позади себя все остальные эсперантские журналы, но и превзошедшим, по выражению прекрасно поставленного симпатичного журнала «Роlа Еsperantistо», все ожидания»[13].

Правда, Заменгоф выразил сомнение относительно целесообразности «слишком близкой и исключительной связи журнала «Esperо» и Петербургского общества «Эсперо». Но когда Битнер сообщил «…что с удовольствием готов предоставить страницы своего журнала для сообщений и других русских эсперантских обществ, надеясь, что этим путём уничтожится надобность в издании других русских эсперантистских журналов, и «Espero» сделается, таким образом, органом всех русских эсперантистов, силы которых не будут тогда дробиться, а сосредоточатся на создании действительно серьёзного журнала»[14] — Заменгоф полностью согласился с Битнером.

Битнер надеется, что во всех крупных эсперантских центрах будут образованы особые редакционные комитеты, которые, имея во главе опытных эсперантистов, привлекут в случае надобности талантливых местных литераторов, умеющих писать живо и сжато. «Esperо», конечно будет публиковать и обзоры местной жизни, если они будут иметь международный интерес, если они будут отражать события с точки зрения широко понимаемого эсперантизма. Битнер с удовлетворением сообщает читателям, что эсперантисты, группирующиеся вокруг «Роlа Еsperantistо», уже прислали письмо о своей готовности создать редакционный комитет и сотрудничать с «Esperо». Битнер надеется, что эсперантисты Кавказа, Москвы, Сибири и других регионов империи также создадут редакционные комитеты.

Битнер готов оказать и ещё одну большую услугу эсперанто-движению. Он намерен создать НАРОДНУЮ АКАДЕМИЮ, так как полагает, что для народа только школьного знания уже недостаточно. Пока человек живёт, он нуждается в квалифицированно направленном самообразовании. Народная Академия, по замыслу Битнера, — это особый тип образовательного учреждения, который соединяет достоинства постоянного учебного заведения с подвижностью института страннических школ. «В крупных городах создадим отделения Академии, на места пошлём лучших лекторов, занятия будем вести по самой широкой программе…»[15]

Вот при этой Народной Академии он и планирует создать особое отделение эсперантизма. Эти отделения будут подготавливать квалифицированных преподавателей и профессоров эсперанто. Не самозваных профессоров, которые ныне расплодились во многих городах планеты, — лица с грехом пополам выучившие эсперанто и узурпировавшие права профессора для обмана публики, ссылаясь на дипломы, выданные Л. Бофроном и другими, на это никем не уполномоченными. В Народной Академии будут учить не только международному языку и лингвистике, здесь обучающиеся будут слушать квалифицированных лекторов по международному праву, знакомиться с Женевской конвенцией и торговым законодательством отдельных стран, будут изучать этику и философию в аспекте эсперантизма[16].

Битнер также готов помочь эсперантистам империи сплотиться в единую ассоциацию. Еще в 1907 г. «Ruslanda Esperantisto» поднял на своих страницах этот важный вопрос о создании Российской федерации эсперантистов, куда на автономных началах должны были войти все российские эсперантские общества, группы и кружки. В 1050 населённых пунктах Российской империи было тогда около 4 тысяч зарегистрированных эсперантистов. Это, конечно, немного в сравнении с Западной Европой, особенно учитывая колоссальные размеры империи. К тому же и эти 4 тысячи — народ боязливый, инертный и неумелый. Поэтому вопрос о федерации не встретил широкой поддержки. Большинство эсперантистов, вероятно, даже и не знало ничего об этом предложении, так как петербургский журнал имел очень ограниченный круг читателей. Но федерация, по Битнеру, должна уже быть другой, она должна создаваться на базе «более широкого понимания эсперантизма, могущего привлечь симпатии более отзывчивой части общества». Он также настойчиво рекомендует всем многочисленным кружкам «Вестника Знания» изучать международный язык и пропагандировать его как можно шире. Он выражает надежду, что существующая, уже готовая организация «Вестник Знания» существенно поможет созданию федерации эсперантистов, которая ни в чём не будет стеснять самостоятельности ни отдельных кружков «Вестника Знания», ни чисто эсперантских групп.

«Пусть все наши кружки и отделы протянут руку помощи эсперантским обществам, пусть члены тех и других кружков, остающихся во всех отношениях самостоятельными организациями, объединятся в своей деятельности ради общей цели, — и, мы не сомневаемся, тогда закипит работа, и эсперантская Звезда запылает ярким светом, который станет символом великого культурного единения народов»[17].

Битнер через журнал обращается также к народным учителям России с предложением изучать международный язык и включаться в общее большое дело. К тому же учителям, людям в основном небогатым, знание международного языка может дать и побочный заработок, когда настанет необходимость в преподавании этого языка.

Битнер, естественно, ждёт с надеждой отклика от этих четырёх тысяч российских эсперантистов. Но отклика нет. Огонь не в состоянии зажечь эти сырые осиновые поленья. Растёт в душе Битнера недоумение и раздражение.

В 3 номере «Эсперо» появляется статья В. Радыша « Проснитесь, эсперантисты, пока не поздно! ». Статья предупреждающая.

«Кажется, что такая великая идея, как идея эсперантизма, т. е. уничтожение стен вражды между национальностями и установление братского единения народов на культурных началах, не может быть достигнута только введением одного общего языка. Поглядите вокруг себя, и вы увидите доказательства этого положения. Вспомните 1905 год. Ведь евреи прекрасно владеют русским языком, а между тем пух, выпущенный из их подушек, омытых их же кровью, которую пустили руки тех, чей язык они знали, на чьём языке объяснялись, долго носился облаком во многих местах России. А армяне и татары, вечно грызущие друг другу горло? Неужели они не говорят на одном общем языке? Или, быть может, на полях Манчжурии выросла куча человеческих черепов только потому, что мы не понимаем языка японцев, а они нашего? Нет. Причины еврейских погромов, армяно-татарской резни и т. п. надо искать гораздо глубже…

Массе сказали: «бей жидов», и она, не способная мыслить, ринулась на несчастных, спустила им кровь, размозжила черепа, развеяла окровавленный пух их подушек. Тот же фактор лежит в основе вражды между татарами и армянами, именно: низкий уровень интеллектуального развития народных масс. То же самое можно сказать и о других подобных случаях.

Да, во всех этих случаях не достаёт у субъекта ясного сознания того, что он делает, отсутствует способность мыслить, выбирать, решать, каковая может быть только у людей с развитым до известной степени интеллектом. Такого уровня умственного развития у народных масс нет — но он нужен. Следовательно, нужны также люди, которые самоотверженно работали бы на поприще народного образования.

И вот мы — эсперантисты, стремящиеся слить все народы в единую братскую семью, в которой не было бы «жида», русского, поляка, немца, а были бы только люди, — повторяю, мы должны работать над просвещением масс, мы должны поднять уровень их умственного развития, вдохнуть в них сознание, научить мыслить, и тем подготовить благородную почву, которая с благодарностью восприняла бы великую идею эсперантизма. Этого нет в русских эсперантистских организациях. И движение эсперантистов, вместо того, чтобы сконцентрироваться в Петербурге и течь отсюда широким потоком, который бы, извиваясь змеёй по самым захолустным уголкам России, питал бы провинциальные ручейки — эсперантские кружки и общества — замирает. Скажу даже больше, оно трещит по всем швам и медленно, со скрипом и визгом, скользит в могилу — могилу, которую, как это ни досадно, роют для себя сами же эсперантисты. Они кричат о братстве народов и в то же время отгораживаются китайскими стенами от всего, чем можно достигнуть этот идеал. Они, стараясь смотреть сквозь пальцы на самый главный фактор осуществления эсперантизма, именно на умственное развитие своих меньших братьев, — на народное образование, и игнорируя все прочие средства для достижения своей цели, кроме пропаганды сухого изучения языка — тем самым урезывают свой идеал, суживают и без того узкий путь для его достижения, задыхаются сами на этой узкой дорожке, и душат всё эсперантское движение…

Да, душат… И неудивительно что смерть уже ступила своей костлявой ногой на грудь эсперантского движения, давит его, и может статься, что от него останется одно воспоминание, если эсперантисты не воспрянут, не посмотрят здраво на жизнь, не понесут свет знания в самое сердце тёмных народных масс. Таким только путём, можно ещё оживить это замирающее движение и пустить его по руслу, ведущему прямо и неуклонно к цели. А цель хороша, велика и достижима!

Да, г. г. эсперантисты, подымите знамя народного образования на равную высоту с зелёным знаменем эсперантистов. Девиз «учиться и учить других», начертанный молниевидными знаками на знамени народного образования, должен в дружном рукопожатии сплестись с вашей надеждой и сделаться общим основанием не только для русских эсперантистов, но и для эсперантистов всего мира, потому что на таком только фундаменте возможна постройка таких великих идей, как идея эсперантизма»[18].

Но четыре тысячи российских эсперантистов молчат, как погребённые в гробах. Помогают Битнеру буквально единицы. В журнале появляются статьи о Соединённых Штатах Европы — тема, казалось бы, чрезвычайно важная для эсперантистов. Но они молчат. В журнале появляются статьи о развитии идеи интернационализма со времён античности, о противоречиях между Россией и Англией, Россией и Японией. Печатается прекрасная статья диссидента Льва Толстого «Верьте себе! »[19] (Верьте себе, когда в душе возникает вопрос: кто я такой, зачем живу я и зачем живут окружающие меня люди? И самый главный вопрос: так ли я живу? так ли живут все? Не старайтесь отгонять этот вопрос, напротив, пусть он завладеет вами, не даёт покоя... это значит, что вы просыпаетесь для высшей жизни). Затрагивается тема, почему спивается русский народ, как предотвратить вырождение русского народа. Печатается переведённый на эсперанто замечательный памятник древнерусской литературы «Слово о полку Игореве».

Так как развитие авиации работает на сближение народов, давая новые пути сообщения и ускоряя транспортировку людей и грузов, в журнале появляется статья Генри Фармана «Как я сделался воздухоплавателем» и фотографии первых моделей аэропланов. Печатается выступление Заменгофа на международном конгрессе эсперантистов в Дрездене. Печатаются важные статьи о создании Международного Красного Креста и о Женевской Конвенции, статья известного эсперантиста А. Грабовского о значении эсперанто для изучения иностранных языков и статья знаменитого русского лингвиста Ивана Бодуэна де Куртенэо международном языке.

Но осиновые поленья не загораются. Появляются и другого рода трудности. Пришлось прекратить на некоторое время выпуск «Полного эсперанто-русского словаря», так как «наше издание возбудило аппетиты некоторых мародёров, решившихся пользоваться готовым материалом, выпуская наш словарь под видом собственной работы».

Но год всё же надо выдержать. Журнал «Esperо» выходит регулярно каждый месяц. Битнер снова возобновляет и доводит до конца издание эсперанто-русского словаря. Но сил тянуть бремя — журнал «Esperо» — ещё один год уже нет. Нет и желания. К четырём тысячам эсперантистов империи всё более растёт неприязнь. Не помог ничем даже почтенный маэстро — доктор Заменгоф.

И вот в последнем, 12-м номере «Esperо», Битнер бросает против эсперантистов свою знаменитую презрительную статью: