ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ 7 страница

Находясь в имперской канцелярии, Гитлер впервые услышал грохот канонады пушек Жукова. Она напомнила ему о предсказании Клаузевица. Столица Германии официально находилась на осадном положении. Военная ситуация не давала повода пышно и с размахом отметить день рождения Гитлера, как это происходило 20 апреля в предыдущие годы. «В шампанском было отказано», - вспоминает Траудль Юнге, работавшая секретарем Гитлера.

Диктатор вернулся в сои апартаменты и склонился над картами, всё ещё надеясь на решительные действия своих армий, которые к тому времени уже не существовали. Сотояние его здоровья ухудшалось на глазах. Ему делали всё новые и новые инъекции против мнимых и реальных заболеваний. «Все генералы - лгуны! » - прокричал он 3 марта 1945 года в лицо генералу Хассо фон Мантейфелю. «Великий полководец всех времен» искал и находил ошибки только у других, но не у себя. Старшие офицеры его Генерального штаба были для него идиотами и трусами, которые бездарно, бестолково и без желания исполняли и не могли воплотить в жизнь его гениальные планы.

Последнее обсуждение сложившегося военного положения состоялось 22 апреля. Советские войска стояли уже в центре города. Гитлер был вне себя от ярости. Немецким солдатам нечего было противопоставить Красной Армии. Фюрер выставил за дверь основную массу собравшихся. В зале остались только он, его адъютант генерал Бургдорф, Кейтель, Кребс и Борман.

Когда двери закрылись, Гитлер потерял самообладание. Его тело затряслось, и он закричал срывающимся голосом о предательстве, трусости, непослушании и некомпетентности. Вермахт и войска СС якобы не справились со своими функциями. Он кричал, что его бросили одного, предали, и что все могут катиться отсюда, если хотят. Приступ ярости закончился также внезапно, как и начался. Гитлер обессилено опустился на стул и простонал: «Теперь всё потеряно. Это конец. Я убью себя».

Минуту царила полная тишина. Гитлер в первый раз признал, что война проиграна, в первый раз заговорил о желании застрелиться. Целый континент лежал в руинах. Война унесла 50 миллионов человеческих жизней. Евреи Европы были большей частью уничтожены. Теперь мания Гитлера к уничтожению и разрушению обернулась против немецкого народа. Этот народ стал инструментом его зловещих планов и, по его мнению, не справился с возложенной задачей. Ещё в ноябре 1941 года задолго до первых серьезных поражений Гитлер сказал: «И в этом вопросе я буду холоден как лёд. Если когда-нибудь немецкий народ не будет готов пролить кровь за своё существование, он должен быть уничтожен другой, более могущественной силой. И я не пролью ни единой слезы по немецкому народу».

Еще десять дней продолжался абсурд в столице и шестнадцать дней в рейхе, пока не наступил коней самой разрушительной и самоубийственной войны в истории человечества. С помощью последних «верных фюреру» слуг он ещё каким-то образом пытался влиять на военную ситуацию. Под многометровой бетонной толщиной бункера Гитлер, полностью отрезанный от действительности, принимал решения, которые были невыполнимы. Приказ от 23 апреля стал выражением последней надежды Гитлера. «Солдаты армии Венка! Приказ чрезвычайной важности призывает Вас двинуться маршем на восток. Ваша задача проста: Берлин остаётся немецким. Берлин ждёт Вас. Берлин встретит Вас с распахнутым сердцем».

Армия, на которую возлагал столь большие надежды Гитлер, существовала на бумаге. Из семи дивизий, которым были присвоены имена исторических личностей - Клаузевица, Шарнхорста, Ульриха фон Хуттена, Теодора Кёрнера, Альберта Лео Шлагеттера и Фридриха Людвига Яна, лишь три были полностью укомплектованы. Почти 90% их личного состава были представлены восемнадцатилетними, необстрелянными курсантами военных училищ и сотрудниками рабочей службы. Лишь у половины военнослужащих было оружие на руках.

Плакаты на берлинских тумбах для объявлений по-прежнему призывали к «конечной победе». Эти обещания резко контрастировали с надписями, сделанными мелом, на разрушенных и разбомбленных домах: родственников погибших информировали о местоположении моргов, где лежали тела жертв бомбежки. Смельчаки, которые показывались на улицах, должны были быть настороже. Их жизни угрожали не только руины домов, держащиеся на честном слове, и разрывы артиллерийских снарядов, но и патрули СС. Они искали дезертиров и граждан, способных носить оружие, но уклонявшихся от почетной возможности умереть за Гитлера. Подозрение в трусости, предательстве и дезертирстве каралось смертью. Полевые трибуналы работали без перерывов. Часто было достаточно одного лишь подозрения. Наказание виновных проводилось публично, чтобы ни у кого больше не возникало желание дезертировать. Молодежь должна была помнить о своем долге. Райнхард Аппель описывает одно происшествие рядом с олимпийским стадионом. «Мы стали невольными свидетелями расстрела шестерых солдат. Трое из них были нашего возраста. По приговору трибунала их расстреляли за самовольную отлучку из части. Мы стояли на пригорке и наблюдали всю сцену казни. Нам было ясно, что любой отставший от своих будет убит».

Продолжала работать сеть гестапо, службы безопасности, ежедневно находившая новые жертвы. «Я испугался и не стал защищать женщин и детей. Поэтому меня повесили здесь. Я - помесь свиньи с собакой». Во многих местах города происходили казни. Верхом цинизма и жестокости можно назвать практику приведения приговора в исполнение. Осужденный перед казнью лично писал на белой табличке текст, который палачи вешали ему на грудь, прежде чем вздёрнуть жертву на фонарном столбе. «Незадолго до окончания преступной войны Гитлера здесь эсэсовские бандиты повесили двух молодых немецких солдат», - гласит надпись на памятной доске, установленной на вокзале Фридрихштрассе. Она напоминает нам о судьбе многих людей, погибших таким образом в последние дни войны.

Там, где желание и действительность разделены огромной пропастью, в действие вступает пропаганда. После того, как вышел последний номер «Фёлькишер Беобахтер», берлинцы стали получать так называемый «Боевой листок для защитников Большого Берлина» под нелепым заголовком «Бронированный медведь». Это издание, как и его предшественник, расписывал подвиги «крепости Берлин против большевизма» и называл столицу «братской могилой советских танков». Поменялись лишь заголовок и оформление, а глупые лозунги и лживое содержание остались прежними: призывы держаться до конца в адрес Фольксштурма и Гитлерюгенда.

Во второй половине дня 24 апреля Красная Армия взяла под обстрел аэродром Темпельхоф. Однако бои в окруженном городе продолжались ещё восемь долгих дней. Населению продолжали врать. Геббельс заявил по радио 27 апреля: «Положение решительно меняется в нашу пользу. Большой перелом в войне должен наступить с минуты на минуту. Берлин должен держаться несмотря на потери до подхода армии Венка».

Армия Венка не могла появиться в Берлине. Командир 12-й армии, на которого надеялся Гитлер, прекрасно понимал, что его армия не в состоянии наступать на Берлин. Он не хотел вести своих солдат на верную смерть и воспротивился приказу Гитлера. Вместо этого, он спас остатки 9-й армии из кольца советского окружения, прорвав его, и разрешил своим дивизиям присоединиться к тысячам гражданских беженцев и отходить на запад, к Эльбе. Возле Тангермюнде солдаты 9-й и 12-й армий вместе с гражданскими беженцами переправились через реку и сдались американцам. Генерал Венк был одним из немногих немецких генералов, которые открыто признали, что Берлин к этому моменту был уже давно потерян. Однако Гитлер в своих катакомбах не желал адекватно воспринимать действительность.

Малолетние солдаты из Гитлерюгенда ещё менее трезво, чем их фюрер смотрели на реалии этой войны. В яростном ослеплении они бросались в бой с единственной целью - подбить из фаустпатронов как можно больше русских танков. Артур Аксман придумал им прозвище «панцеркнакер», то есть «разгрызатели танков».

Ганс-Дитрих Николайзен ещё помнит, как его отправили в бой: «Нас вооружили французскими винтовками невероятной длины. Патроны пришлось рассовать по карманам пальто. У нас не было патронташей. У каждого был гранатомет. Заряды к нему запихали в карманы штанов. Ручные гранаты мы засунули за пояс. В таком виде мы отправились на позиции».

Плохое вооружение не могло остановить подростков, рвавшихся в бой. Бывший советский фронтовой кинооператор Михаил Посельский вспоминает: «Нельзя было сказать, что это были солдаты. Это были мальчики 15, 16 и 17 лет, одним словом, мамочкины дети. Они не были солдатами, но вели себя как солдаты. Они носили солдатские шинели, которые болтались на них, так как были слишком велики». Несмотря на этот совсем несолдатский вид, русские знали, что не стоит недооценивать подростков из Гитлерюгенда. Бывший красноармеец Василий Мантуров на себе ощутил опасность, исходящую от них во время боя на Анхальтском вокзале в Берлине. «Один из них выстрелил из фаустпатрона и ранил меня. Это был маленький мальчик в форме Гитлерюгенда».

Даже бывалые русские фронтовики были удивлены воинственностью молодежи. «Они бесстрашно бросались под танки. Это было неописуемо, - говорит Герд Хефнер. - Они, действительно были детьми. Мне было тогда 17 лет, но среди нас были и пятнадцатилетние, и ещё моложе. Без оглядки они шли навстречу смерти. И на многих улицах им удавалось отбить атаки русских. После боя на мостовых оставались лежать дети в своей форме Гитлерюгенда».

Ведомство Геббельса продалжало озвучивать лозунги о победоносном повороте в войне, чудо-оружии и направлявшихся на выручку берлинцам соединениях немецкого вериахта. Пропаганда рисовала образ «фюрера», который со своими солдатами сражался на передовых позициях против русских.

Обстановка вокруг рейхсканцелярии ухудшалась с каждой минутой. В первой половине дня 29 апреля начался мощный артиллерийский обстрел. Обитатели бункера «фюрера» задавались вопросом, как долго сможет продержаться бетонное покрытие. Вскоре пришло известие, что русские находятся всего в 500 метрах от канцелярии. Затем их остановили.

Комендант города Вейдлинг начал готовить план прорыва. Большая группа гитлерюгендовцев сумела переулками прорваться к Пихельсдорфским мостам. Здесь они вступили в бой с превосходящими силами Советов. К этому моменту из 5000 юных солдат в живых оставалось лишь несколько сотен. Они не собирались сдаваться и продолжали оказывать сопротивление. Аксман обещал Гитлеру удерживать силами своих «мальчиков» мосты в качестве пути для бегства на запад. Это был смертельный приказ для малолетних солдат. Лотару Лёве было 16 лет. Он был свидетелем событий, разыгравшихся на мостах. «Мы только знали, что они были тем игольным ушком, через которое надо было пробираться, и это ушко было под сильным огнем русских». Лотар и его товарищи увидели следующую картину: «Здесь была кровавая баня с сотнями убитых и раненых. Они лежали на мосту, а по их телам шли колонны. Я сидел в коляске мотоцикла и видел всё своими глазами. Я никогда не забуду, как кровь текла ручьями, а людей давили техникой».

Бывший член Гитлерюгенда Эберхард Поланд свидетельствует: «Вокруг грохотало. Все углы и выступы простреливались. Повсюду лежали убитые и тяжелораненые. У одного был разворочен живот, откуда вывалились все внутренности. Это было ужасно».

Почти сутки гитлерюгендовцы, вооруженные винтовками, фаустпатронами, удерживали мосты, ожесточенно сражаясь с русскими. Артур Аксман был награжден за эту операцию золотым крестом Немецкого ордена и железным крестом. «Без ваших мальчиков мы не смогли бы сражаться ни здесь в Берлине, ни в Германии», - хвалил его Гитлер. Это было верхом издевательства над выжившими. «Я бы убил Аксмана, - говорит бывший юный солат из Гитлерюгенда Аксель Эккенхоф, сражавшийся на мосту Шиллинг. - Он был преступником». По мнению Акселя, это принесение в жертву сотен молодых людей на мостах было бессмысленным и бесчеловечным, а Аксман после войны получил слишком мягкое наказание за свои преступления. «Аксман приводил насквозь лживый аргумент, что успешная защита мостов юношами из Гитлерюгенда позволила многим людям спастись бегством через Эльбу. Это враньё. Для кого мы удерживали мосты. Для того, чтобы по ним мог сбежать убийца евреев Гиммлер? И мы должны были отдавать свои жизни ради этого убийцы? Это отвратительно! »

По мере приблежения советских войск к рейхсканцелярии, вдохновители «тотальной войны» стали задумываться о капитуляции. Ещё 1 апреля 1945 года нацистское радио объявило о существовании стихийного народного подпольного движения под названием «Вервольф». Концепция этой орагнизации, «рожденной национальным духом немцев», была разработана осенью 1944 года для осуществления террористических актов в тылах противника. Дети и подростки в первую очередь должны были вести беспощадную партизанскую войну на захваченной противником территории. Их командиром назначили обергруппенфюрера СС Ганса Адольфа Прюцмана. В листовках этих фанатиков содержалось обращение к молодежи «занять место в подпольном фронте и бить врага там, куда ступит его нога». Наряду с террором против союзнических войск, Вервольф должен был бороться и с «предателями». Вервольф хотел запугать как врагов, так и друзей. Повсюду были расклеены плакаты с текстом следующего содержания: «Вервольф здесь! Кто хочет сдачи в плен, будет расстрелян».

Согласно плану штаб подпольного движения должен был располагаться в замке Хюлхрат возле Дюссельдорфа. Во главе групп Вервольфа находились заслуженные и специально подготовленные офицеры вермахта и войск СС. Им было несложно командовать подчиненными. Для большинства подростков после многих лет пропагандистской обработки борьба в рядах Вервольфа казалась почетной миссией. Вернер Каут вспоминает о том, с какой жестокостью их готовили к новым поручениям: «Вы должны быть такими выдержанными и суровыми, что сможете наблюдать, не выдав себя, как будут вешать ваших родителей. Так нас обучали».

Однако в военном отношении движение Вервольф так и не было оформлено организационно. Однако легенда о законспирированных группах диверсантов получила такое распространение, что союзнические войска даже после всеобщей капитуляции смотрели на население со страхом и подозрением. Позднее в зоне советской оккупации Вервольф был превращен в рычаг давления против политически инакомыслящих людей.

Спекулятивным фактом «атаки Вервольфа» стало убийство бургомистра Аахена Франца Оппенхофа, назначенного на этот пост американцами. «Расстрелять нового бургомистра за его поддержку наших врагов», - гласил приказ штаб-квартиры Гиммлера. Это убийство было осуществлено 25 марта 1945 года в рамках операции «Карнавал». «Фёлькишер беобахтер» радостно сообщала: «Четыре борца за свободу убили забывшего о чести американского наемника». В последний год войны возвеличивание «духа немецкой молодежи» стало любимой темой нацистской пропаганды. Под заголовком «Непоколебимо на грани возможности» эта же газета 21 февраля 1945 года прославляет закостенелое, бессмысленное мировоззрение некой семнадцатилетней девушки из СГД, которая во время «непрерывных допросов, проводимых американцами», только выкрикивала ура-патриотические лозунги о «конечной победе». Американцы были «бессильны перед величием её духа».

Так нацистская химера продолжала пожирать своих детей. В Берлине в бой шли уже двенадцатилентние члены Гитлерюгенда. Шпандау, Шарлоттенбург, Пренцлауэр Берг, Олимпийский стадион стали свидетелями их бессмысленной гибели. « Юноши 14, 15 и 16 лет бьются со страстью и презрением к смерти, как бились наши солдаты во время сражений на фронте», - восторгалась гитлеровская пропаганда.

Наконец 30 апреля пришло время Гитлера отвечать за свои «деяния». Он знал, что русские скоро войдут в рейхсканцелярию, и ему придется держать ответ за многомиллионные жертвы его преступлений. Аксман упрашивал его бежать и прдлагал вновь бросить в бой своих малолетних солдат. Посыльный Аксмана Леман вспоминает: «Аксман предложил использовать отряд Гитлерюгенда в качестве живого щита. Гитлер мог бы идти в середине отряда, а они прикрывали бы его».

Однако Гитлер отказался от этого плана. Он решил полностью исключить риск попадания в руки противника. В 2 часа 30 минут ночи он пригласил в бункер примерно 20 человек, женщин и офицеров, которые ещё оставались в бункере, и молча пожал им руки. Ева Гитлер обняла всех присутствующих дам. Затем чета Гитлеров покинула помещение. Всем стало ясно, что самоубийство, о котором все последние дни говорил Гитлер, произойдет с минуты на минуту.

В эти утренние часы войска Сталина стояли на Потсдамской площади и в Тиргартене. Красную Армию отделяли от бункера Гитлера считанные метры. По замыслу Сталина они были должны 1 мая вначале захватить рейхстаг, символизировавший политическое сердце рейха, и поднять над ним красное знамя. Но для Гитлера это уже не имело никакого значения. Ночью 30 апреля он сочетался браком с Евой Браун и составил два завещания. Частное завещание не содержало каких-либо важных сведений. Политическое завещание было наполнено обычной риторикой Гитлера. В 15 часов 30 минут в бункере прозвучал один единственный выстрел, который было трудно расслышать из-за канонады русской артиллерии. В своих апартаментах на измазанной кровью софе сидел Гитлер, а справа от него, откинувшись назад, Ева Гитлер. Оба были мертвы. Ева отравила себя цианистым калием. Гитлер тоже вначале раскусил ампулу с ядом, а затем выстрелил себе в правый висок.

Офицеры СС завернули их тела в ковер и вынесли по лестнице в сад рейхсканцелярии. «Это воспринималась так, словно земля ушла у нас из под ног», - вспоминает секретарь Гитлера Траудль Юнге. Адъютант Гитлера Гюнше облил останки своего хозяина и его жены бензином. Гитлер перед своей смертью категорически потребовал сжечь его собственное тело, после того как он уйдет из жизни. В отличии от Муссолини, чей труп несколько дней провисел вниз головой под крики и улюлюканье врагов, Гитлер не хотел, чтобы его тело попало в руки противника.

На следующий день 1 мая радиовещание рейха дало свою версию случившегося. «Адольф Гитлер пал, сражаясь до последнего дыхания за Германию, на своем командном посту в рейхсканцелярии». Это была последняя ложь режима. Как подействовала эта новость на юношей, продолжавшихся сражаться под его именем?

«До этого момента мы постоянно говорили: Мы победим, ведь у нас есть фюрер. Фюрер и чудо-оружие сделают это. Теперь фюрер был мерт, наши надежды рухнули, и войну было уже невозможно выиграть. Теперь нам оставалось одно: попытаться пережить всё это», - вспоминает несостоявшийся вервольфовец Эрих Лоэст. Рассказывает Лотар Лёве о своих тогдашних мыслях: « Гитлер мертв, значит и Гитлерюгенд мертв. Без Гитлера не может быть Гитлерюгенда. Его смерть не сильно повлияла на меня. У меня было чувство, что я наконец-то свободен». Бывший член Гитлерюгенда Герд Хефнер свидетельствует: «Я вообще ничего особенного не почувствовал. Я как-то в один момент почувствовал облегчение. Не стоило сожалеть об этом». Однако бои в Берлине продолжались ещё три дня. Сотни солдат и подростков из Гитлерюгенда должны были оплатить эти дни своими жизнями.

Второго мая столица рейха капитулировала. Восьмого мая призрак рейха и все иллюзии, связанные с ним, исчезли. Час «ноль» поверг многих молодых людей в сотояние шока. Эриху Лоэсту было тогда 19 лет. Он вспоминает: «Ты жив. Война для тебя закончилась. Было огромное чувство счастья». Петер Бёниш, которому исполнилось тогда 18 лет, описывает свои эмоции: «Мы почувствовали полное физическое и психологическое истощение. Затем пришло понимание, что всё, все наши жертвы были бессмысленны и напрасны, что погибли друзья и братья. Наступило чувство всеобщей горечи». «Меня часто спрашивают о мотивах, которые нами двигали. Нынешние подростки не понимают, почему я был так глуп и принимал участие в тех событиях. Я могу только ответить: Слава богу, что вы можете сегодня спрашивать об этом. В те времена мы бы не посмели задавать такие вопросы», - говорит Грегор Дорфмайстер. Ему было тогда 16 лет. «Всё, во что я верил, оказалось пустым звуком. От этого не осталось и следа», - резюмирует Ганс Юрген Хабенихт, тогдашний шестнадцатилетний подросток.

За каждой отдельной судьбой скрываются большие цифры погибших на войне. Среди мужчин, родившихся в период с 1919 по 1928 года, во время боевых действий погибло 1, 9 миллиона человек, что составляет треть всех военных потерь немецкой стороны. Цифры статистики беспристрастны: Те, кого призвали в 1939 году, прожили в среднем по четыре года. Призывники 1945 года (половина из них родилась в 1926 году) жили в среднем один месяц.

После войны для выживших начался новый отсчет времени. Но память о трагедии тех лет жива. У кого была возможность общения с сотнями свидетелей той поры, слышал многократное повторение одного и того же мнения: «Мы с хорошими намерениями были вовлечены в ужасное дело».

В конце войны восемнадцатилетний Вольфганг Борхерт писал о своём военном опыте: «Мы - поколение без родины и с плохой репутацией. Наше солнце светит тускло, наша любовь жестока, у нашей молодежи нет юности». Юный поэт высказал глубокие внутренние чувства многих малолетних солдат своего поколения. Нацистский режим не позволял им стать нормальными людьми. Борхерт писал: «Мы - поколение без связей, без прошлого, без признания». Это поколение ещё живет. Оно ещё может о многом рассказать. Мы можем многому научиться на примере его судьбы. Их воспоминания являются драгоценным завещанием для всех нас - не забывать о прошлом.