ДОБЛЕСТЬ РАЗВЕДЧИКА

ДОБЛЕСТЬ РАЗВЕДЧИКА

Т. П. Евсеев

разведчик 3-го особого полка морской пехоты

В разведку мы пошли 12 сентября 1941 года. Группе, которой командовал я, было поручено проникнуть к Петергофскому шоссе и изучить характер движения противника по этой прифронтовой магистрали.

Почти целый день мы лежали вблизи Петергофского шоссе и тщательно фиксировали все проезжающие машины гитлеровцев. Записывали, сколько проехало в одну сторону, сколько в другую. Сколько пушек, броневиков, тягачей. Куда перебрасывалась моторизованная пехота,

автоматчики. Анализ этих данных в сочетании с другими сведениями должен был помочь нашему командованию выяснить, что намерен предпринять противник.

Выполнив задание, я подал команду готовиться к возвращению. Нам было указано точное время, когда следовало явиться в полк и доложить о результатах разведки. Тронулись в обратный путь и тут вдруг заметили в лесу среди деревьев корову и мальчика лет десяти.

Мальчик испугался, бросился бежать, но, когда услышал наш окрик на родном языке, остановился.

Мальчонка был тощ, весь в лохмотьях. Вытирая дрожащим кулачком слезы, сбивчиво рассказывал нам, как фашисты разорили и подожгли его родной хутор. Жители спрятались в лесах, но фашистские бандиты не оставили их в покое. Отыскали убежище, разгромили шалаши, разграбили последние пожитки хуторян.

Злодеи истязали, а потом убили старшую сестру, а деда, бросившегося на помощь внучке, застрелили.

Паренек провел нас в гущу леса, к месту трагедии. У одного из шалашей лежал убитый старик. Внутри шалаша, куда мы заглянули, мы увидели обнаженное тело. Там лежала девушка с кинжалом в груди. Я накрыл ее обрывком порванного платья, вынул немецкий кинжал. Тело женщины еще не остыло. Видно, совсем недавно побывали здесь гитлеровские насильники и убийцы.

Мы долго стояли, сняв бескозырки, над трупами невинных жертв — старика и его внучки. Глаза наши были сухими, но гнев распирал грудь. Вспомнились слова резолюции, которую предложил на собрании комсорг полка Петр Ровный: «Всем комсомольцам драться в первых рядах, показывать личный пример в боях с врагом. Ни шагу назад, только вперед! Смерть фашизму! » И мы поклялись перед телами погибших, что жестоко отомстим фашистам.

Пройдя по лесу километров пять, мы снова приблизились к Петергофскому шоссе в районе деревни Закорново. С дороги по-прежнему доносился гул моторов. Это двигались в сторону Ленинграда фашистские войска.

Стемнело. Сильно уставшие, голодные, мы прилегли на сухом месте в лесу и заночевали.

К утру мы вышли к развилке дорог. На проселочной дороге, где движения почти не было, мы выбрали место для засады. По обеим сторонам дороги вместо леса и кустарника широкими полосами тянулись недавние вырубки, а посередине полос были протянуты двухрядные проволочные заграждения.

Мы залегли в кюветах дороги, края которых заросли кустарником. Неподалеку была опушка, на ней еще оставалась часть невырубленного леса. Часа через полтора с Петергофского шоссе на нашу дорогу свернуло несколько больших крытых брезентом автомашин. Проехали за ними два броневика. Потом на дороге показалась группа немцев. Впереди, на некотором удалении от остальных, шли трое. Средний немец, невысокого роста, толстый, был, по всей видимости, самым главным. Он отдавал сопровождающим какие-то приказания, показывал рукой по сторонам. Идущие рядом офицеры делали на своих планшетах пометки. Офицерами были и все остальные. Крупные, рослые, откормленные, на мундирах сверкают значки и ордена. Они шли, громко разговаривая, как у себя дома.

По бокам дороги, скрытая от нас кустами, двигалась охрана — автоматчики. Сидя в канавах, мы этих немцев не сразу заметили. А решающий момент надвигался. «Это важная птица, надо его уничтожить! » — мелькнула мысль. И решение мое созрело как-то само собой. Я выскочу на дорогу и выстрелом из винтовки убью того, что шествует в кожаном пальто. Мои разведчики пустят в ход гранаты и свои винтовки. Пулеметчик, оставленный на опушке леса, прикроет огнем наш отход, отсечет автоматчиков.

— Тихо! — шепнул я.

Первый ряд фашистов почти поравнялся с тем местом, где находилась засада. Толстый немец был почти рядом. Я поднялся и одним рывком выскочил на дорогу. В моей руке была винтовка с примкнутым штыком.

Гитлеровцы оцепенели. Они остановились и замерли, как в столбняке. Затем они, страшно перепугавшись, заорали. И этим воплем повергли свою охрану в панику. Автоматчики, не понимая, что происходит на дороге, бросились бежать. Находившийся справа от генерала офицер первым шарахнулся в сторону и стал выхватывать из кобуры браунинг. Выстрелить в меня он не успел. Фашист в этот момент наступил на штык винтовки, которую перезаряжал, лежа в кювете, Шульга. Матрос стал выдергивать штык из-под ноги немца. Опешивший от неожиданности, гитлеровец выстрелил в Шульгу, но не попал.

Прикончив штыком генерала, я выстрелил в фашиста, стрелявшего в Шульгу. Он упал. Других офицеров, пытавшихся спастись бегством, настигли наши пули и гранаты.

Позднее я узнал, что Шульга вырвал из руки убитого немца браунинг, что он сорвал с него и планшет, но во время отхода, споткнувшись, выронил его. У Шульги мы потом нашли четыре пулевых пробоины в плаще, но сам он остался невредим.

Помню, что смертельно раненный генерал, падая на дорогу, хрипло закричал:

— Марине! Бандит!

— Получи же, фашистская гадина! — был ему наш ответ.

По дороге в нашу сторону уже бежали немцы, от шоссе мчались машины, и я дал сигнал на отход. Пулеметчик выпустил по фашистам два диска, прижал к земле автоматчиков и этим позволил нам достичь опушки леса.

Группа потерь не имела, хотя фашисты долго преследовали нас, ведя огонь из пулеметов и автоматов. Петляя по лесу, мы оторвались от врага и с наступлением темноты возвратились в свою часть».

К. К. Грищинский

подполковник запаса, бывший командир

по оперативной части

разведывательного отдела КБФ

Евсееву вначале не поверили, что у Закорнова во время вылазки убит фашистский генерал. За опоздание из разведки почти на целые сутки командир полка арестовал его на пять суток и отправил на гауптвахту. Недоразумение вскоре рассеялось. Вблизи деревни Порожки был взят в плен немецкий ефрейтор. На допросе в штабе 2-й бригады морской пехоты он показал, что среди начальства 217-й пехотной дивизии царит переполох: убит очень высокий чин, прибывший из Берлина с особыми поручениями. Евсеева представили к награде.

Несколько позже пришло донесение и от партизан. Они сообщали, что на шоссе между Верхними Рудицами и деревней Воронино 13 сентября был убит немецкий генерал. Вместе с ним были убиты и тяжело ранены шестеро сопровождавших его офицеров. Генералом был некто фон Гуккель — представитель ставки германского верховного командования, прибывший под Ленинград с особыми полномочиями.

За свой подвиг Тимофей Петрович Евсеев был награжден приказом командующего Краснознаменным Балтийским флотом медалью «За отвагу». Фон Гуккель был двадцать шестым фашистом, уничтоженным храбрым разведчиком. (Из книги «Ораниенбаумский плацдарм. Воспоминания участников обороны». Лениздат, 1971 г. )