ПОЛИЦИЯ ЗАМЫКАЕТ КРУГ 3 страница

– Вы не можете себе представить, что он сделал! – он замолчал, не в силах продолжать. Потом собрался с духом и выпалил:

– Он вырезал Альбинезе глаза!

– Вырезал глаза?

– Да! Такого я в своей практике еще не встречал, тем более необходимости в этом не было.

– Зачем он это сделал? – Гейл знала ответ на собственный вопрос, но хотела услышать его из уст Холмса.

– Потому что разрыв сосудов на белках явно свидетельствовал о смерти от удушья. Любому паталогоанатому это ясно как день!

– И что же он с ними сделал потом?

– Что он с ними мог сделать? Он поместил их в формалин А. Вам известно, что формалин имеет свойство обесцвечивать органы?

– Что может только означать исчезновение признаков кровоизлияния?

– Именно…

– Возможно ли извлечь глазные яблоки из формалина до того, как исчезнут признаки кровоизлияния?

Вопрос поставил Холмса в тупик. Он залпом выпил содержимое своего стакана и наполнил его снова. Гейл уже потеряла счет, сколько раз он это проделывал за последние полчаса, и боялась, как бы Холмс не потерял способность здраво рассуждать.

– Что вы предлагаете? – спросил он устало.

– Если бы нам удалось заполучить органы Альбинезе или Фридлэндера… Это бы нам помогло.

– Помогло?

– Да, помогло бы, когда нам начнут задавать вопросы люди из прокуратуры.

– Ах да, прокуратура, – в его голосе звучал неприкрытый скептицизм. Возможно ли, чтобы он поверил ей, будучи трезвым, а напившись, усомнился в правдивости ее слов?

– Как только доктор Магнус пронюхает о проводимом прокуратурой расследовании, он постарается поскорее уничтожить все улики. Если он уже этого не сделал, – сказала Гейл. – И свидетельство тому – то, что вы видели вчера вечером. Но если мы представим прокуратуре улики…

– Вы хотите, чтобы я помог вам получить… – он нахмурил брови, стараясь отыскать в своем одурманенном алкоголем мозгу подходящее слово. – Доступ… Вы хотите, чтобы я помог вам выкрасть образцы, имеющие отношение к Альбинезе и, как я понимаю, к Фридлэндеру?

– Я была бы вам бесконечно благодарна! Я сама не имею к ним доступа, но вы, вы другое дело!

Были и другие образцы, которые могли бы ей быть полезными, например, имевшие отношение к делу Амброзетти, но она боялась спугнуть Холмса. Содействие этого человека может оказаться очень ценным.

– И вы полагаете, что мое сотрудничество поможет мне избежать обвинения в соучастии в укрывательстве улик?

Гейл посчитала было, что Холмс готов к сотрудничеству.

– Конечно. Вы станете основным свидетелем обвинения, которое будет выдвинуто против доктора Магнуса!

– Нет.

– Извините, не поняла?

– Я не стану этого делать! Во‑ первых, я не уверен, что глаза Альбинезе – достаточно веская улика. Тем более, что формалин уже успел сделать свое дело, – он в сомнении покачал головой.

– А как насчет Фридлэндера? Кроме того, я могу дать вам и другие имена…

– Это невозможно!

– Вы мне не верите?

– Если расследование действительно имеет место, пусть все идет своим чередом. Возможно, позже я что‑ нибудь решу, а сейчас не желаю поступать опрометчиво, – он встал. – Я не из тех, кто действует под влиянием момента. Извините, я выйду на минуту, – он качнулся, схватился за дверной косяк, но тут же справившись с собой, почти уверенно направился в ванную комнату.

Вернувшись, он налил снова виски и, раскрутив его в стакане, залпом выпил.

– Я подумал… Возможно, я окажу вам содействие.

– Вы не представляете, как я рада это слышать!

– Да, пожалуй… – он замолк в нерешительности. – Можно, я расскажу вам одну историю?

– Почему бы нет?

– Когда‑ то у меня был друг, ветеран вьетнамской войны. Он служил там медиком. Так вот он рассказывал мне о том, что в армейские госпитали иногда привозили ужасно покалеченных солдат, зачастую парализованных. Иногда сестры проявляли к ним сочувствие…

Он замолк, как будто забыл, о чем собирался сказать. Глаза его не мигая смотрели в стену, и, когда он снова заговорил, голос его дрожал.

– Видите ли, если они еще что‑ то ощущали, я имею в виду раненых, своим мужским естеством, эти сестры… не все, конечно, но некоторые, приходили к ним ночью и помогали им получить маленькое удовольствие после всего того, через что им пришлось пройти. И я вот подумал. Если я помогу вам в том, о чем вы просите… ну… проявите вы ко мне такое же сочувствие, как эти сестры? Я буду вам очень признателен.

Глава 5

Влажные тела, частое и прерывистое дыхание – они растворялись в любви, забыв обо всем, что выходило за пределы этих стен.

Несколько минут лежали обнявшись, слишком утомленные, чтобы двигаться. Он все еще оставался в ней; ее лицо потеряло четкие контуры и расплывалось у него перед глазами, и не потому, что рядом и полумрак в комнате – страсть размягчила черты, разгладила немногочисленные морщинки. Ее глаза светились любовью и неотрывно смотрели на него.

– Что случилось? – спросил он, удивленный этой пристальностью ее взгляда.

– Ничего, – ответила она. – Смотрю на тебя.

Повернув голову, взглянула на потолок, дыхание выровнялось, она высвободилась из его объятий и отвернулась к стене – виден только ее затылок.

– Что произошло? – он склонился над ней, пытаясь заглянуть в глаза, недоумевая: как может она быть такой страстной всего минуту назад и полностью безразличной теперь? Такую смену настроений, казалось, понять невозможно.

– Майкл, – ему не понравилось, как она произнесла его имя, в голосе послышались обвинительные нотки.

– Что? – он приподнялся на локте, чтобы видеть ее лицо.

– Я тебе кое‑ что покажу.

– Покажи!

– Я вообще‑ то не собиралась этого делать… потому что это уже не имеет значения.

– Я тебя совершенно не понимаю, – он вдруг почувствовал холодок в груди: что‑ то должно случиться, что‑ то скверное. Он осознал это с удивительной ясностью, но предотвратить беду не мог и приходил от этого в отчаяние.

Она натянула на себя майку, которую час назад в спешке швырнула прямо на пол, и вышла из комнаты. Когда вернулась, в руках у нее была банка.

Щелкнула выключателем, и яркий свет на мгновение ослепил Майкла. Когда его глаза снова обрели способность видеть, он понял, что в банке находится какой‑ то образец, а именно – человеческий мозг, погруженный в раствор. Он имел серовато‑ розовый цвет и был сильно поврежден в затылочной части.

Майкл поднял глаза и вопросительно взглянул на Гейл. На ее бесстрастном лице ничего нельзя было прочесть.

– Это мозг Алана? – его удивило то обстоятельство, что, назвав имя брата, ничего не почувствовал, потому что его не было, даже части, был лишь образец, важная улика.

– Как тебе удалось его вынести?

– Это сейчас неважно! – вдруг выкрикнула она. – Разве имеет значение, как я его заполучила? Он у нас, и это главное… – и, опустив голову, чтобы избежать его взгляда, она с горечью добавила: – Не надо меня спрашивать…

– Что ты хочешь сказать, Гейл? – его поразило то, что Гейл делала все возможное, чтобы помочь ему. Он хотел подойти к ней, обнять и сказать, как он ей за это благодарен.

– Этот мозг – не Алана, хотя на банке есть этикетка с надписью «Алан Фридлэндер». Я осмотрела его. Алан получил два пулевых ранения в голову, а здесь только одно. Они его подменили. Это уже не улика!

Майкла такой оборот совсем не удивил. Если доктор Магнус не испытывал особых угрызений совести, подделывая заключения о смерти раньше, то не было никаких оснований думать, что он исправился и не занимается тем же сейчас. Майкл не испытывал разочарования, но Гейл, казалось, удручена неудачей.

– У нас есть еще информация, которую я обнаружил в компьютере Алана. Она кое‑ чего стоит. Мы уже не топчемся на месте, как раньше!

Майкл так боялся лишиться этой информации, что не поленился переписать весь список сделок на гибкий диск, и теперь носил его с собой всегда. Он не хотел, чтобы диск постигла участь магнитофонной кассеты. Гейл, как видно, не осознала пока в полной мере значение финансовых сделок Алана. Хотя, возможно, ею овладело равнодушие.

– Майкл, – она поставила банку с образцом на столик у кровати. – Мне нужно кое‑ что тебе сказать.

Майкл понял, что предчувствие его не обманывало. Именно сейчас и случится что‑ то скверное. Он почувствовал горечь во рту, замер от страха и беспомощно ждал неминуемого.

– Я больше не могу, – почти прошептала Гейл. – Я бы хотела быть сильной, но…

Она села на краешек кровати на некотором расстоянии от него. Майкл увидел просвечивающиеся сквозь тонкую ткань майки груди и почувствовал болезненную эрекцию. К нему вернулся голос:

– Продолжай. Пока я ничего не понимаю.

– Я зашла с тобой слишком далеко. Мне приходится делать то, что я делать не хочу, что мне отвратительно.

– Что именно? Гейл, не темни, рассказывай.

Она покачала головой, и пряди волос упали на ее лицо.

– Сейчас я не могу говорить об этом. Но выслушай меня, Майкл, и постарайся понять, – она обратила к нему свое лицо, и он прочел в ее глазах затаенную боль. Гейл собиралась с силами, и давалось ей это нелегко. Майкл забыл про свою собственную боль.

– Что, Гейл? Скажи мне, что именно? – он схватил ее за руки.

– Майкл, я больше не хочу встречаться с тобой. Иногда мне кажется, что я тебя люблю, и если бы не все эти страсти, может быть, у нас с тобой что‑ нибудь получилось бы. Но ты втянулся в это дело, и втянул меня. Я больше так не могу. Такая жизнь не для меня, – она нашла глазами банку с образцом и вздохнула.

– Я не хочу, чтобы ты участвовала в деле, которое касается лишь меня. Гейл, дорогая, только не прогоняй меня. Ты мне нужна.

– Я не нужна тебе, – твердо сказала она. – Ты справишься сам, Майкл. Я больше не могу участвовать в этом деле, но, что бы ты ни говорил, все равно ты втянешь меня опять. Этому нужно положить конец.

Итак, сегодня они занимались не любовью. Скорее всего, это было прощальное траханье.

Между ними словно встала непреодолимая стена. Оба молчали, и когда молчание стало невыносимым, Гейл сказала:

– Уходи, Майкл. Уходи, пожалуйста.

Она не плакала. Если ей этого и хотелось, она поплачет без него.

Он направился к двери, лихорадочно подыскивая нужные слова, которые могли бы все вернуть на место, или, на худой конец, смягчить ее сердце. Ведь когда‑ нибудь Гейл может передумать.

Зазвонил телефон. Внешний мир неумолимо вторгался в их жизнь. Он попытался подслушать, с кем и о чем она говорит, но она говорила приглушенно и не называла собеседника по имени.

Он представил себе другого мужчину, будущего любовника, который не станет усложнять ей жизнь, с которым можно ни о чем не беспокоиться. Майкл понял, что будет ослом, если задержится здесь еще хоть на секунду. Слова, которые он хотел ей сказать, так и не нашлись. Наверное, их вообще не существовало в природе. Пока он еще в состоянии это сделать, нужно уйти. Майкл открыл дверь и вышел, тихо прикрыв ее.

Глава 6

Машина двигалась в направлении центра, петляя по плохо освещенным улицам, которые все в конце концов выводили к реке. Никто не объяснил Гейл, куда они едут и когда доберутся до места. Она уже поняла: что бы сейчас ни сделала, это только осложнит ее положение и ни к чему хорошему не приведет. Ей следовало отказать Магнусу, когда тот позвонил, и вообще избегать сотрудничества с ним. Почему она оказалась в его машине – блестящем сером «кадиллаке», которым управляет совершенно незнакомый ей человек? Что принудило ее поступать не так, как подсказывает здравый смысл?

Майкл, порвать с которым не удается, или его порывы, воспринятые ею как свои собственные? Гейл чувствовала, что это какими‑ то нитями связано с Вильямом, в смерти которого она привыкла винить только себя. Ей хотелось накричать на кого‑ нибудь или поколотить, а лучше бежать из этого каменного лабиринта без оглядки, но вместо всего этого она сидит в машине Магнуса, человека, обманувшего ее доверие. Девушке виднелся его затылок, плохо выбритая шея и перхоть на плечах.

– Я знаю все. Все, чем вы в последнее время занимаетесь, Гейл, – сказал он, впервые не назвав ее «доктор Айвз».

– Ну и?.. – она оставалась спокойной, будто все это ее не касается, смотрела в окно – ехали по Четырнадцатой улице в западном направлении.

– Знаю: вы взяли копии заключений из архива, – в его голосе не было злобы или упрека, просто констатация фактов. – Вы нанесли визит Фрэнсису Холмсу, – Магнус не оборачивался к ней. – Он помог вам вынести некоторые образцы из Бюро без специального разрешения.

Гейл предпочла бы, чтобы он набросился на нее с угрозами привлечь к судебной ответственности, но поняла, что в его теперешнем поведении есть какой‑ то расчет, и ей захотелось покончить со всем разом – может, поэтому согласилась ехать с Магнусом.

С улицы Вашингтона машина повернула в сторону делового центра. Стоял теплый поздний вечер, на улицах почти не было движения.

– Я сказал правду?

– Да, – ответила она и подумала: какая же я дура, надеялась избежать расплаты… И тут же отбросила эту мысль – сама хотела, чтобы все раскрылось. Но зачем?

– Знаю, что вы обо мне думаете, – продолжал Магнус.

Гейл подумала, что ее проступки не идут ни в какое сравнение с теми уголовными преступлениями, в которых повинен сам Магнус, но он имел связи и мог избежать наказания, у нее же влиятельных защитников не было. Неожиданно родилось неосуществимое желание – послушать бы музыку: легкую, ритмичную, способную разогнать мрачную атмосферу.

– Вы мне симпатичны, Гейл. Вы это должны знать. Не держу на вас зла за то, что вы пытались мне навредить. Думаю, что если бы я оказался на вашем месте, к тому же молодым и влюбленным…

– Я ничего не делаю ради любви, доктор Магнус. Сделала это потому, что мне так захотелось.

Вызов в ее голосе удивил Магнуса.

– Ваши мотивы теперь уже не имеют значения: вы забыли, что не бывает черного и белого, как вам рисовалось. Есть вещи, о которых вы не имеете ни малейшего представления, вмешавшись, вы навредили не только другим, но и себе.

– Зачем я здесь?

– Зачем? – вопрос, казалось, удивил его. – Будете ассистировать мне в последний раз в качестве судмедэксперта. А потом, конечно, вернете документы и образцы туда, где вы их взяли – и ни слова никогда и никому.

– И это все?

– Конечно. Не считаю, что в ваших и моих интересах ставить в известность полицию.

– Видимо, так… Но…

– Что «но»?

– Почему вы вызвали сегодня именно меня? Неужели нет других, более опытных экспертов?

Магнус наконец оглянулся:

– Ваше образование еще не закончено.

Они остановились в двух кварталах от реки Гудзон, узкой полоской блестевшей в конце безлюдной улицы. Дома выглядели необитаемыми: в окнах не горел свет, не раздавалось ни звука, – как видно, многие обитатели уехали из города, другие уже спали.

Гейл на сей раз не увидела полицейских машин и машин скорой помощи, толпу любопытных, сдерживаемую полицейским оцеплением. Магнус не обратил внимания на недоумение на ее лице, прекрасно зная, о чем она сейчас думала.

Выйдя из машины, Гейл проследовала вместе с Магнусом в вестибюль шестиэтажного жилого дома – обшарапанные стены, заплеванный пол и запах мочи. Объявление на стене предупреждало жильцов о том, когда им следовало выставлять мусор.

– Поднимаемся на пятый этаж. Лифта нет, – сказал Магнус.

Она почувствовала его на уровне четвертого этажа – очень знакомый, и вместе с тем таинственный, не напоминавший разложение, к которому успела привыкнуть… запах поджаренной на открытом огне человеческой плоти.

Глава 7

Дверь в квартиру оставалась приоткрытой, сквозь образовавшуюся щель пробивался бледный свет, – как видно, ждали прибытия судмедэкспертов. Гейл расслышала мужские голоса. Дверь распахнулась настежь, и из квартиры им навстречу вышел красивый мужчина в светлой куртке и серых брюках, с поблескивавшей золотой цепочкой на шее.

– Зачем она здесь? – спросил он.

Из‑ за его спины выглянул широкоплечий мужчина, одетый не так изысканно, как первый.

– Из твоего сообщения по телефону, Рэй, я понял, что без ассистента не обойтись, – это доктор Гейл Айвз.

Быстро преодолев разделявшее их расстояние, франт протянул руку и осклабился в улыбке.

– Рэй Фонтана. Очень рад.

Вот как, – Рэй Фонтана! А что ему здесь делать? Гейл отвела взгляд, испугавшись, что выдаст, о чем думает.

Пребывая в безмятежном расположении духа, Фонтана вел себя так, словно присутствовал на вечеринке с коктейлями, а не в заброшенной квартире, пропитанной запахом горелого мяса.

– Курт, надеюсь, ты знаком с Максом?

Магнус как‑ то странно посмотрел на Макса и кивнул. Гейл вспомнила, что Майкл как‑ то упоминал о человеке по имени Макс. Что здесь, однако, происходит? Девушке стало ясно, что так легко, как обещал Магнус, ей не отделаться.

– Страшный бардак, – выпалил Фаррелл. – Ничего подобного раньше не видел.

Когда они вошли за Фонтаной и Фарреллом в квартиру, Гейл прошептала Магнусу:

– А где полиция? Ведь эти люди не из полиции?

Тот покачал головой:

– Поговорим позже, а сейчас будем делать то же, что и всегда в таких случаях.

Только сейчас Гейл поняла, насколько Магнус жалок и беспомощен – она‑ то представляла его главным злодеем, коррумпированным фальсификатором, но теперь убедилась, что он всего лишь пешка в чьей‑ то игре, такая же, как и она сама. Почему‑ то ей стало его жаль.

Их проводили в комнату с совершенно белыми стенами и потолком, белизну портили кровавые разводы на стенах. Еще не высохшие ручейки крови растекались по полу, придавая ему сходство с картой дорог какой‑ то неведомой страны.

– Как вы узнали об этом? – спросил Магнус.

– Домовладелец позвонил в полицию, – ответил Фонтана.

– И где же полиция?

– Дело передано Колеру, – Фонтана произнес это так, будто это что‑ то объясняло.

– А Колер не сделает и шага, не согласовав его с тобой? – Магнус решил расставить все точки над i.

Фонтана лишь улыбнулся. Ничуть не смущаясь, он в упор рассматривал Гейл, которой некуда было спрятаться от этого взгляда. Рассердившись, она тоже принялась рассматривать его в упор.

– Где домовладелец?

– А это уже не твое дело, Курт. О нем позаботились. Почему бы тебе не заняться своим делом? Не терпится поскорее отсюда убраться.

Гейл поглядывала то на одного, то на другого, в ее голове вертелась тысяча вопросов, но она благоразумно помалкивала. Магнус жестом пригласил ее следовать за ним. Гейл показалось, что он уже знает, с чем им сейчас предстоит столкнуться.

– Обратите внимание на запах, доктор Айвз, – он поднял указательный палец.

– Что в нем особенного, кроме того, что он отвратителен?

– Большинство жертв были молоды.

– Откуда вы знаете?

– Молодые тела разлагаются быстрее. У них меньше подкожная жировая прослойка.

В сравнении с белизной интерьера центральной комнаты и ее ярким освещением остальные казались погруженными во мрак. В коридоре горела двадцатитрехваттная лампочка, и как только Гейл вошла в него, почувствовала под ногами густую липкую субстанцию, напоминавшую смолу. Но взглянув под ноги, увидела, что это не смола – разлито нечто желтое, по виду похожее на суп консоме. Попадались какие‑ то твердые кусочки, и чем дальше по коридору, тем больше: нетрудно было догадаться, что это куски человеческого мяса.

Магнус с удивлением классифицировал субстанцию как топленый человеческий жир.

Комната, куда они вошли, кишела блохами, тараканами, червями и мухами, до того пресытившимися, что они не разлетались при приближении людей. Везде на полу валялись рваные матрасы, клочья одежды, пожелтевшие газеты, картонные коробки, шприцы, чулки, колготки и недоеденные остатки пищи двух‑ трехдневной давности, принесенной из китайского ресторана.

Тело женщины лежало без головы и рук, но с невредимыми и широко раздвинутыми ногами, что предполагало половое сношение перед смертью. Магнус бегло осмотрел и попросил Гейл записать все, что обнаружилось. Диктовал он бесстрастным начальственным голосом.

– На обоих бедрах наличествуют синяки, по виду которых можно судить, что они сделаны пальцами. Кроме того, синяки видны вокруг входа во влагалище. В его верхней части обнаружен клок лобковых волос, который мог попасть туда только в случае введения полового члена или пальца. Половой акт совершен с применением насилия, но вполне возможно, что вначале жертва не сопротивлялась.

– Почему вы так решили?

– Обратите внимание, доктор Айвз, икры жертвы испачканы пылью. Это обстоятельство указывает, что женщина лежала, широко раздвинув ноги и касаясь икрами пола, – такое положение ног указывает на то, что в какой‑ то момент она не оказывала сопротивления. Запишите, что тело изъедено червями до такой степени, что нет никакой возможности взять мазок на предмет обнаружения спермы, но что во влагалище я обнаружил шесть волосков, которые намерен подвергнуть анализу.

Они осмотрели комнату. В углу стоял большой дорожный чемодан, крышка которого сразу же поддалась на усилие доктора Магнуса. В чемодане оказались внутренние органы, а также большие куски мышц и кожи.

– Никогда не узнаем, кому это принадлежало. Невозможно даже определить пол жертвы.

В другой комнате, меньшей по размеру, чем первая, они сразу же наткнулись на тазовую кость. Здесь им повезло больше: Магнус сразу определил, что принадлежала она женщине, хотя личность ее также никогда не будет установлена. Когда они выходили из комнаты, Гейл споткнулась о голубую шляпную коробку, из которой вывалились полупрозрачный розовый ночной халат, возможно купленный у Фредерика из Голливуда, и куски мяса в последней стадии разложения.

Еще более ужасные вещи (могло ли быть что‑ то более ужасное, чем то, с чем они уже столкнулись? ) эксперты обнаружили на кухне. На газовой плите стояла кастрюля, наполовину наполненная красноватой жидкостью – сверху плавал жир. Воспользовавшись двумя вилками, Магнус извлек сваренную человеческую кость, на которой кое‑ где еще оставалось мясо.

Гейл задыхалась от зловония, попросила открыть окно, но оно было забито. Сорвав кусок ткани, закрывавший окно, она увидела только вентиляционную шахту и закопченую стену соседнего дома. Несмотря на весь кровавый ужас, пропитавший эти стены, Магнус делал свое дело спокойно и квалифицированно, стараясь извлечь как можно больше информации из разрозненных останков человеческих тел. Открыв холодильник, доктор извлек из него семь зеленых пластиковых мешков с рекламой гамбургеров. Открыв один из них, обнаружил кости, они хранились и в других мешках.

Рядом с раковиной Гейл увидела туристический рюкзак, до невозможности тяжелый. Сдвинуть его с места она не смогла, но открыв, не удивилась, обнаружив там все те же части человеческого тела, видимо, приготовленные для варки. Магнус стал вынимать их по одной. Это были ампутированные ноги, но самое ужасное – он вынул из рюкзака матку – женщина, которой принадлежали конечности, была беременной. На самом дне рюкзака лежала жестяная коробка из‑ под печенья, а в ней – мелкие человеческие органы. Из‑ за плохого освещения, а может быть, и от усталости, Гейл показалось, что они шевелятся. Она поспешила закрыть коробку крышкой. Магнус не заметил ее замешательства, так как в этот момент его отвлек вошедший на кухню Макс Фаррел.

– Мы нашли кое‑ что любопытное.

– Что может быть любопытнее этого? – ответил Магнус, ткнув пальцем в рюкзак.

Они вернулись в коридор, где их ожидал Фонтана. Он распахнул перед ними черную металлическую дверь шкафа, вделанного в стену.

– Мусоросжигательная печь.

Магнус заглянул вовнутрь, то же сделала Гейл, стоявшая за его спиной. В печи виднелась куча пепла, из которого торчали сотни, нет, тысячи обгорелых костей.

– Мы можем взять некоторые, из них для того, чтобы установить, кому они принадлежали, – сказал Магнус.

– Забудь об этом, – отрезал Фонтана.

Магнус посмотрел на него, пребывая в полном недоумении:

– Что ты имеешь в виду?

– Мне наплевать, кто были эти люди. Они мертвы, и их следует сбросить со счета.

– Все же нужно попытаться установить личности жертв.

Фонтана как будто не слышал.

– Я вспомнил, Курт, как когда‑ то ты уже проявлял излишнее рвение в установлении личности одного трупа…

Гейл не поняла смысла сказанного, но на Магнуса загадочные слова Фонтаны произвели глубокое впечатление. Он поник, как‑ то сразу постарел и больше не пытался возражать.

– Я хочу от тебя и… твоего ассистента, Курт, одного – собрать только те улики, которые помогут нам выйти на этого ублюдка.

– Что ты с ним будешь делать, если удастся его найти?

– Это уж мое дело, Курт. Я думал, что ты кое‑ чему научился в последнее время, но, как видно, ошибался.

Глава 8

Гейл не смыкала глаз, боясь заснуть. Какие сны и кошмары набросятся на нее, стоит хоть немного прикрыть веки – весь увиденный ужас рано или поздно проникнет в подсознание, чтобы мучить по ночам. Ей давно хотелось воспитать защитное безразличие, обуздать впечатлительность – иначе нельзя работать в больнице, а тем более подрабатывать в качестве судмедэксперта, – но защитный панцирь, так помогавший на работе, слетал, как шелуха, когда она появлялась дома: не спасала даже изрядная доля водки «Абсолют». Гейл дважды приняла ванну, но болезненные ощущения не проходили, ее тошнило. Она сунула два пальца в рот – не помогло, снова залезла в ванну и долго терла тело губкой, но ей все казалось, что оно навечно пропиталось мерзкими запахами.

Лежа в ванне, девушка постепенно понимала, что произошло: отягощенный чувством вины и опасаясь, что все его делишки раскроются, Магнус придумал самое ужасное – сделал ее сообщницей. После посещения той жуткой квартиры она из свидетеля превращалась в участницу преступления. Ловко придумано – любой суд признает ее виновной в подтасовке улик и сокрытии фактов от полиции, значит, по букве закона она ничем не уступает Магнусу. Так доктор намерен добиться ее молчания, вот почему он сохранял спокойствие, когда они ехали в машине.

Как, черт побери, из этого выпутаться? Она с трудом поборола желание позвонить Майклу и попросить совета. Нет, это ее трудности, и самой придется их решать. Очередная доза «Абсолюта» помогла ей принять решение – завтра утром в полиции расскажет все, что знает. Возможно, ее засадят в тюрьму или придется стать свидетельницей обвинения против Магнуса и Фонтаны. Это очень опасно, но она должна на это решиться. Больше так жить нельзя!

Глава 9

Фонтана требовал от Магнуса практически невозможное, тем более, что он не располагал достаточным временем: нужно отобрать из всего привезенного только то, что могло вывести на преступника. Учитывая, что он захватил с собой лишь незначительную часть улик, задача становилась совсем невыполнимой. Самый тщательный анализ тканей, крови, одежды, волос, испорченной пищи, содержимого бутылок и пузырьков вряд ли даст ключ к установлению личности Мясника.

Хуже всего – ему придется работать одному, заперевшись в лаборатории на пятом этаже: нельзя допустить, чтобы кто‑ нибудь в Бюро пронюхал, чем он занимается; нужно отдать на анализы кровь и ткани так, чтобы никто из лаборантов ничего не заподозрил.

Работая, как проклятый, всю ночь, он отдавал отчет, что допускает ошибки. В охватившей его панике и наступившем переутомлении Магнус не осмелился делать выводы из того, что ему удавалось обнаружить, не сомневаясь, что у Фонтаны созрел какой‑ то сценарий, в котором этому психопату отводится главная роль. Но, конечно, нельзя спрашивать об этом. Страшно подумать, что уготовано ему самому в этих планах.

* * *

После нескольких часов напряженной работы, посмотрев в окно, доктор удивился наступившему утру: небо, затянутое тучами, моросящий дождик, на часах – десять минут девятого.

Сравнивая ранее исследованные им под микроскопом волоски с двадцатью восемью, собранными в этот раз, Магнус установил, что все они росли из одной головы. Пятнадцать лобковых, обнаруженные им в мазках трех жертв, тоже оказались абсолютно идентичными – уже кое‑ что! Известно, что даже один‑ единственный волосок, бывало, помогал раскрывать преступление. Конечно, Магнус не был уверен, что волоски немедленно приведут к убийце, но знать его группу крови тоже неплохо! Убийца, как оказалось, имел группу крови А. Поймать его будет нелегко – слишком хитер и осторожен!

Пока преступника не арестуют, не представится возможности идентифицировать оставленные им следы зубов. Магнус обратил внимание на их специфику – зубы преступника имели эллиптическую форму.

Среди зловещих предметов, привезенных с Западной двенадцатой улицы, несколько вещей представляли особый интерес.

Обгорелый клочок анатомической схемы с указанием болевых точек на теле человека имел сопроводительный пакет на китайском языке – такими схемами обычно пользуются те, кто занимается восточными боевыми искусствами или медициной. Очевидно, знание наиболее уязвимых мест на теле человека помогало преступнику справиться даже с молодыми и сильными мужчинами.