ВТОРАЯ ЧАСТЬ 5 страница

Он оказался в салоне, величиной с баскетбольную площадку, и сразу же уткнулся в буфетную стойку. Чего там только не было: хвосты омаров, жареная говядина, огромные чаши со всевозможными салатами, разные сладости, и – два повара в белых колпаках, готовые по первому требованию подать любое блюдо.

За стойкой бара маячил молодцеватого вида бармен, за спиной которого расположился арсенал бутылок со спиртным, каких Майкл и не видывал.

На подиуме готовилась продолжить выступление рок‑ группа, в составе которой Майкл заметил блондинку, затянутую в черный кожаный костюм.

Вскоре треск фейерверков начал стихать, и в салон потянулись гости, чтобы наполнить желудки. На Майкла, одетого не подобающим случаю образом, никто не обращал внимания. Возможно, делая скидку на его дурной вкус, тем не менее признавали его имеющим такое же право находиться здесь, как и другие.

Фонтаны, как и Арноффа, Гольдстока и других гостей, на которых указывал Амброзетти, нигде не было видно. Неужели все усилия напрасны, и из его затеи ничего не получилось? Что ему делать? Наброситься на алкоголь и закуски? Нет, он докажет Амброзетти, что его поступок – не пустой жест, лишь бы досадить ему.

Он подошел к бармену, резонно рассудив, что тот вряд ли в курсе дел, вершившихся в среде этих людей, и спросил, где можно найти Фонтану.

– Наверное, в каюте, где‑ то в кормовой части, – ответил тот. – Но сомневаюсь, что он вас примет, у них там какое‑ то заседание.

Майкл поблагодарил бармена и, решив, что хуже не будет, если он обследует судно, направился в кормовую часть. По крайней мере, он считал, что идет именно туда, куда надо, но наткнулся на просторную каюту, двери которой были открыты, такую просторную, что она могла бы приютить на ночь с дюжину людей. Сейчас тут сидел только один совершенно голый пожилой джентльмен, задумчиво держа в руках сигарету. Куда бы Майкл ни посмотрел, везде видел свое отражение: невзрачная, напряженная фигура с взлохмаченными волосами и налитыми кровью глазами. Зеркала были повсюду: на стенах, дверях и даже потолке. В дизайне преобладали красные и розовые цвета: создавалось впечатление, что стены залиты шартрезом. «Дикий Кот», возможно, спешно проектировался под бордель на плаву. Судя по крикливой роскоши интерьера, так оно и было.

Где‑ то впереди послышались голоса. Майкл повернул в ответвление коридора и замер на месте: перед одной из дверей стоял, подбоченившись, мужчина внушительного вида и наблюдал за входящими и выходящими с такой тоской на лице, что, казалось, отдал бы все на свете, только бы сбросить с себя ненавистный смокинг. Майкл догадывался – именно здесь Фонтана проводит заседание.

Чтобы проникнуть в каюту, не могло быть и речи, но, возможно, есть какой‑ нибудь способ подслушать, о чем там совещаются, а еще лучше было бы записать все на магнитофон.

Он продолжил свой путь по коридору в направлении кормы, пока не наткнулся на винтовую лестницу, ведущую наверх. Рядом с ней увидел дверь, не колеблясь вошел и очутился в каюте, отделанной совершенно в другом стиле, чем те, которые ему довелось видеть. Все в ней несло отпечаток мужского вкуса: обтянутая кожей и замшей мебель, мышино‑ серые стены и пепельницы на столе. Майкл прикинул, что она, должно быть, примыкает к каюте Фонтаны, где тот совещался со своими дружками. Закрыв за собой дверь и надеясь, что ему не помешает хозяин каюты, чья одежда разбросана тут и там, он прильнул ухом к стене, но кроме мужских голосов, ничего не услышал. Однако если магнитофон в самом деле такой чуткий, как о нем говорил Амброзетти, проблем быть не может.

Майкл достал микрофон, снабженный острой шпилькой и миниатюрным усилителем внутри. Если закрепить его на стене, он сможет воспринимать голосовые вибрации и преобразовывать их, как утверждал Амброзетти, во вполне членораздельные звуки. Детектив предупредил Майкла, что качество записи будет неважным, но вполне достаточным для их целей.

Майкл загнал шпильку в деревянную панель на стене, включил магнитофон, надел наушники.

Говорил Фонтана – его голос Майкл не мог спутать ни с каким другим.

– Нет проблем… Все получают все, что хотят, и все довольны. Спасибо, Гарри… Вот о чем хочу сказать в первую очередь. В нашем городе обострилась проблема преступности, и в этом нет вины осуществляющих правопорядок органов. Мы все ценим ваши усилия в деле борьбы с правонарушениями, все знаем, как туго вам достается. По крайней мере, я знаю это очень хорошо…

Невероятно! Майкл не мог и подумать, что Фонтана может вот так, наставительным тоном, говорить с избранными слугами народа, чью репутацию никто не осмеливался подвергать сомнению.

– Что ты предлагаешь, Рэй?

– Послушай, Гарри, я не раз помогал тебе и раньше. Кто взял для тебя этого ублюдка Луиса Занну? Полиции не удалось сделать этого, поэтому за нее поработали мои люди. А кто освободил тебя от Луиса Занны?

Это было уже кое‑ что! Майкл не имел представления, чем им так не угодил Луис Занна, но, как видно, его преступление было значительным. Фонтана убрал Занну, и то обстоятельство, что он с такой легкостью признается в этом в присутствии стольких официальных лиц говорило само за себя. Майкл был ошеломлён.

– Не стану напоминать о Томе Дженовезе и Тино Охьеде, – продолжал Фонтана.

О Дженовезе Майкл слыхом не слыхивал, а вот имя Тино Охьеды было ему хорошо знакомо. Все ясно. Фонтана приказал его убить, а потом заставил Магнуса фальсифицировать результаты вскрытия и таким образом прикрыть дальнейшее расследование по этому делу. Майкл молился, чтобы магнитофон работал исправно.

– Послушай, Рэй, мы здесь потому, что любим тебя. Знаем, как много ты сделал для города, – вступил в разговор другой голос. – Но я внесу некоторую ясность. Мы не можем смотреть сквозь пальцы на факты самосуда, даже если кто‑ то заслуживает, чтобы его линчевали.

Майклу стало ясно, что говоривший прикрывал собственную задницу.

– Но так или иначе, мэр просил передать, что он ценит твои усилия, направленные на борьбу с преступностью. В конце концов, не можем же мы препятствовать проявлению инициативы граждан!

Это замечание вызвало смех среди собравшихся.

– Послушай, Джейсон, пойми меня правильно. Мы хотим одного и того же, боремся с одним и тем же злом. Мы заодно!

Насколько Майкл помнил, Джейсон – заместитель мэра Джейсон Парназ.

– Конечно, Рэй, разве я говорил, что мы по разные стороны баррикад?

– Иногда вы принимаете бюрократическую стойку. Конечно, вам приходится решать проблемы преступности каждый день, полиция загружена работой и не может справиться со всем дерьмом, которое прет изо всех щелей в этом городе. Мы – частное агентство, и это дает нам определенные преимущества. Наша работа – не поймите меня превратно – заполняет пустоты, мы дополняем работу полиции, не более того. Посмотрите на происходящее моими глазами. Разве мы поступаем дурно, привлекая к ответственности таких террористов и гангстеров, как Като, Охьеда или Занна? – вопрос звучал чисто риторическим, и Рэй, не дожидаясь ответа, продолжил свою зажигательную речь: – Конечно, нет! Мы не можем позволить таким ублюдкам, как они, поставить город на колени. Они – хищники, подонки, животные. Если не мы их, то они нас! Кто‑ нибудь возражает? Неужели мы отдадим им на откуп наш город, наши семьи, нашу страну, наконец?

Фонтану несло: он выступал в роли евангелиста, призывающего Божье проклятие на головы грешников, а все собравшиеся были его последователями, кающимися грешниками, надеявшимися спастись через его благодать.

Его голос вдруг стал тихим, ласковым, убаюкивающим.

– Знаю, вам не терпится повеселиться, но хотелось бы обсудить еще один вопрос: не будем ходить вокруг да около, у всех на слуху имена тех, кто сеет беззаконие в нашем городе. Почему бы не назвать? – голос Фонтаны зазвучал сильно и страстно. – Назову для начала только одного – Джероламо Альбинезе. Ни для кого не секрет, этот мерзавец начал поставлять наркотики в городские пригороды. Теперь этим занимаются не черные и пуэрториканцы: Альбинезе взял все поставки в свои руки и продает смерть нашим детям – белым детям, детям из среднего класса!

Он сделал драматическую паузу.

– И что же делается для того, чтобы дать ему по рукам? – еще один риторический вопрос! В такой кульминационный момент никто из собравшихся не осмелился вставить ни слова. И Фонтана продолжал: – Скажу, что для этого делается. Ровным счетом ничего! Этот сукин сын распоясался не на шутку. А почему? Вовсе не потому, что полиция манкирует своими обязанностями – они делают все от них зависящее. Нет в мире другого человека, который ценил бы полицию больше, чем Рэй Фонтана! Проблема в другом – в необходимых суду доказательствах, их‑ то как раз и нет. И вот что я вам скажу: лично займусь Альбинезе и позабочусь о том, чтобы он понес заслуженное наказание. Налогоплательщикам это не будет стоить ни цента. Я добуду доказательства и засажу его в каталажку на всю оставшуюся жизнь! Это будет моим подарком городу Нью‑ Йорку!

– Мы все глубоко признательны тебе, Рэй, за то, что ты делаешь для города, – выпалил Парназ, видимо, испугавшись, что если он не вставит слово сейчас, то больше ему такой возможности не представится. – Но не думай, что нельзя справиться с Альбинезе силами полиции! Кроме того, нельзя допустить нарушения норм ведения расследования.

– Эх, Джейсон. Прекрасно понимаю твое негодование. Разве допущу, чтобы ты, упаси Господи, оказался в двусмысленной ситуации? Не сходи с ума! Слышал, что я говорил минуту назад? Мы заодно, и я не сделаю ничего, что могло бы повредить нашей с тобой дружбе.

Зазвенели стаканы, и через несколько секунд кто‑ то прокашлялся. Как оказалось, это был Фонтана.

– Теперь мне хотелось бы остановиться еще на одной проблеме. Уверен, все вы слыхали об этом извращенце, об этом мерзавце, этом… которого газеты нарекли Мясником. Мы все хотим, чтобы его как можно скорее упрятали за решетку. Знаю, что полиция работает по этому делу не покладая рук и что дело ведет лучший в полицейском департаменте детектив – Ларри Колер. Вот о чем я хотел бы вас попросить, джентльмены. Следует приглядеться к нему получше. Я встречался с инспектором Колером и имел с ним довольно продолжительную беседу. Скажу прямо, он произвел на меня самое благоприятное впечатление.

– Никто не ставит под сомнение компетентность и репутацию инспектора Колера! – раздался чей‑ то незнакомый Майклу голос.

– Вы не желаете выслушать, о чем я вам толкую, – в голосе Фонтаны послышалось неприкрытое раздражение. – У меня даже в мыслях не было подвергать сомнению его способности. Только хочу поделиться с вами личным мнением. В вашей воле согласиться с ним или нет. Так вот, мне кажется, что полицейское начальство сделало не самый лучший выбор. Конечно, он хороший и честный человек, способный полицейский, но, к сожалению, Колер все еще не продвинулся сколько‑ нибудь в своем расследовании. Я знаю, что такое политика, но иногда политические соображения должны уступать место соображениям сиюминутной целесообразности. Понаблюдайте за Ларри Колером, пусть он покажет, на что способен, а потом подумайте, тот ли это человек, которому можно поручить такое серьезное расследование. Вот о чем я хотел попросить вас, джентльмены. Оцените Колера по его достоинствам.

– Послушай, Рэй, – заговорил Парназ. – Если Ларри выведет на чистую воду Альбинезе и поймает Мясника, уверен, что все сидящие за этим столом, да и все в этом городе, будут аплодировать ему стоя. Я пока не могу дать определенных гарантий…

– Никто не требует их от вас, Джейсон.

– Рад, что ты меня хорошо понимаешь, Рэй. Не могу ручаться за мэра, скажу только, что, если Колер поймает Мясника, мне будет непонятно, почему мэр высказывался против этого назначения.

Майкл всегда знал о тайных сделках, заключавшихся в прокуренных задних комнатах, о темных заговорах, замышлявшихся политиканами в номерах отелей, но всегда полагал, что эти сделки обсуждались посредством тонких намеков, осторожных предложений и искусных замалчиваний. Но чтобы так, прямо в лоб! Что и говорить – прожить столько лет на отшибе, в каком‑ то завалящем Нью‑ Гемпшире?

Ему доставляло какое‑ то изощренное удовольствие присутствовать на сборище пауков, плетущих свои сети, загодя раздающих почести угодным и наказывая неугодных. Он хотел продолжать подслушивание, когда вдруг услышал голоса в коридоре. Внутри все оборвалось, сердце начало отстукивать бешеный ритм. Майкл сдернул с себя наушники, отцепил от стены микрофон и сунул все в карман.

Открыв дверь, выглянул в коридор, приготовившись оправдываться тем, что забрел не в ту каюту, но, к счастью, в коридоре никого не было. «Веди себя как ни в чем не бывало, – сказал он себе, – веди так, будто ты один из них». Напустив на себя беззаботный вид, он двинулся по коридору, в конце которого увидел группу покатывавшихся со смеху гостей. По их виду можно было судить о том, что выпили они уже изрядно. Майкл проскользнул мимо, но вдруг услышал свое имя.

Нет! Не может быть! Мне, наверное, послышалось!

Но ему не послышалось. Кто‑ то назвал его имя еще раз. Решив, что игра окончена, Майкл повернулся и увидел спешившего к нему человека. Сначала он не понял, кто это мог быть, но когда тот схватил его руку обеими руками и крепко сжал ее, Майкл разглядел в нем своего недавнего собутыльника.

– Я Фрэнк Брайс, – сказал тот. – Неужели не помнишь?

Майкл вымучил из себя улыбку. О Господи, этот человек был наводчиком в юношеские годы, а теперь зарабатывает на жизнь грабежом большегрузных автомобилей.

– Конечно, вспомнил, – сказал он вслух. – Как дела?

– Рэй и тебя пригласил? Помнишь Софию?

София? Майкл напряг память. Кто такая?

Брайс поманил пальцем женщину, облаченную в платье с глубоким декольте из такого прозрачного материала, что с тем же успехом женщина могла бы не утруждать себя затратами и ходить просто голой. Майкл сразу же ее узнал – она была с Марио в ту ночь, когда они пьянствовали у Зулу. Судя по тому, как она обвила шею Брайса руками и положила голову на его плечо, Марио для нее остался в прошлом.

– Софи, ты помнишь Майкла Фридлэндера? – спросил ее Брайс.

– Ах, конечно… конечно, помню, – ответила София с глубоким сомнением в голосе. Процесс узнавания был для нее мучительным, но наконец ее лицо осветилось приветливой улыбкой и, видимо, решив поприветствовать Майкла надлежащим образом, она отпрянула от Брайса, обхватила шею Майкла руками так, будто он был ее желанным, но потерянным любовником, и запечатлела на его щеке мокрый, отдающий перегаром поцелуй, который Майкл неловко ей вернул.

– Как твои дела, милый?

Он сказал, что у него все нормально, но его неловкость усугубил Брайс, которому захотелось непременно с ним выпить. Майкл не мог рассчитывать, что заседание у Фонтаны продлится вечно; его высокопоставленным друзьям, по всей видимости, не терпелось возобновить возлияния. Как только он попадется на глаза Фонтане, можно считать, его песенка спета, а Майклу претила перспектива увидеть Фонтану в гневе. Нельзя и обижать этого милого грабителя с большой дороги, он ведь может что‑ нибудь заподозрить. И Майкл принял предложение Брайса пропустить, как тот выразился, по глоточку.

По пути к бару Брайс попытался вовлечь его в беседу, но мысли Майкла крутились только вокруг одного: как можно скорее убраться с «Дикого Кота». А когда на палубе он увидел группу людей, собиравшихся отправиться на берег, отбросил всякие условности.

– Вы уж простите, – сказал он Брайсу, – но мне нужно…

– Последовать зову природы? – предположил Брайс. – Это внизу…

София наблюдала за ним со странным интересом, когда он направился по коридору к корме.

И вдруг Майкл увидел группу направляющихся навстречу ему людей. Впереди вышагивал Фонтана. Майкл резко развернулся и поспешил назад, каждую секунду ожидая окрика.

Брайс и София танцевали. Она увидела Майкла, Брайс же был всецело занят созерцанием ее полуобнаженной груди. Она бросила на Майкла быстрый взгляд, смысл которого от него совершенно ускользнул, но не сообщила Брайсу о его возвращении, за что Майкл остался ей премного благодарен. Он воспользовался возможностью и ринулся вверх по лестнице, ведущей на палубу. Здесь он поспешил смешаться с толпой отплывающих и про себя поблагодарил Софию за молчание. Никогда не знаешь, откуда придет спасение!

Все вокруг него были навеселе. Когда они прибыли на яхту, от них, наверное, пахло одеколоном и духами, теперь же они пропитались запахом пота и перегара. Вместе со всеми Майкл погрузился на катер и отправился к берегу.

* * *

Майкл намеревался сразу же отправиться домой. С Амброзетти он переговорит позже, поведает ему о своем невероятном везении. Он не помнил, когда в последний раз был так упоен своей удачей.

Но как только он ступил на берег, первый, кого он увидел, был Амброзетти, стоявший на том самом месте, где Майкл его оставил.

Возбужденный успехом, Майкл тут же выложил ему все. Детектив выслушал, не прерывая и не отрывая своих печальных глаз от его лица.

Когда Майкл закончил, Амброзетти сказал:

– А теперь отдай мне кассету. Ни больше ни меньше! Никаких тебе поздравлений!

Майкл был возмущен и заколебался.

– Я не уверен, стоит ли…

– Ты мне не доверяешь? – рявкнул Амброзетти.

– Конечно же, доверяю! – поспешил заверить его Майкл, и это было правдой. Просто ему очень не хотелось расставаться с кассетой.

– Послушай, Майкл. До тех пор пока я не прослушаю кассету, не смогу сказать, стоит ли она твоих трудов или нет.

Прежде чем Майкл смог что‑ то возразить, Амброзетти продолжил:

– Допустим, стоит. Допустим, на ней записана действительно взрывоопасная информация. Но как ты ей распорядишься? Какими связями в городе ты располагаешь? Ты, наверное, знаком со многими репортерами и людьми из окружения прокуратуры, которые помогут тебе пригвоздить Фонтану к позорному столбу и найти убийцу твоего брата?

Он подождал для проформы ответа Майкла, который будто набрал в рот воды.

– Но я‑ то кое‑ что имею, поэтому позволь мне решить, как поступить с этой информацией, как использовать ее с максимальной для нас выгодой.

Неохотно Майкл признал правоту детектива и отдал ему кассету.

Амброзетти похлопал его по плечу.

– С ней все будет в порядке. Однако ты молодец! Ты оказался гораздо шустрее, чем я ожидал! – Майкл наконец услышал признание своих заслуг.

– Тебя подвезти?

Майкл отказался, сказав, что предпочитает прогуляться и подумать.

– Поговорим завтра, – сказал Амброзетти и, видимо решив, что Майкла следует немного приободрить, добавил: – Дело начинает проклевываться, не забывай об этом.

Глава 24

Амброзетти не мог бы подвезти Майкла, даже если бы тот согласился: машины на месте не оказалось – обычная история. Наверное, ее отбуксировали в полицию за нарушение правил парковки. Район морского порта все еще был запружен толпами людей, выкрикивавших что‑ то пьяными голосами, в воздухе висело плотное облако дыма, отдающее серой и кордитом, а праздничная стрельба продолжалась: в небо взвивались ракеты и с треском распадались на красные, белые и голубые огни, другие надолго замирали в небе, как будто освещая поле битвы. Спасения от этой трескотни не было нигде, а ему еще нужно было продраться сквозь толпу под пронзительный вой полицейских сирен.

Амброзетти ускорил шаг, время от времени похлопывал рукой по карману, желая еще раз убедиться, что заветная кассета и фотопленка, отснятая у ресторана «Нашез», все еще на месте. Его то и дело толкали со всех сторон, и больше всего он сейчас опасался карманников.

Неплохо бы поймать такси, но об этом не могло быть и речи. Станции подземки, мимо которых он шел по Фултон‑ стрит, кишели людьми. Было уже заполночь, и Амброзетти хотел поскорее выбраться из центра Манхэттена – в жилых кварталах меньше людей и больше шансов поймать такси.

Несмотря на усталость, отличное расположение духа не покидало его, и ничто не могло испортить приподнятого настроения. Если даже половина того, о чем рассказал Майкл, записано на кассете, надо родиться круглым дураком, чтобы не суметь распорядиться этим неожиданно свалившимся богатством, будто выигранным в лотерее. Эта кассета наконец‑ то изменит монотонное течение его жизни, поможет перевернуть вверх тормашками весь Сити‑ Холл, а то и сбросить с насиженного места самого мэра. Он никогда не обладал такой властью, и это усиливало его восторг. Амброзетти еще не знал, как получше воспользоваться кассетой. Он сядет, спокойно подумает, разработает стратегию и рассчитает конкретные шаги – с таким делом не стоит спешить, можно все испортить.

Ему пришла в голову мысль заняться обустройством своей жизни. Может, и жена позволит встречаться с детьми, если, конечно, удастся убедить ее в том, что он остепенился и стал солидным человеком. Он приобретет дом за городом и отнесет некоторую сумму в банк. Перед его внутренним взором открывались неограниченные возможности.

Мечты о светлом будущем, о богатствах, об уважении со стороны своих недавних врагов, о встрече с детьми так вскружили голову, что он совсем забыл об Алане Фридлэндере. Его смерть в конечном счете сослужила ему хорошую службу, и какая разница, кто его убил!

Находясь в крайнем возбуждении, Амброзетти не заметил, что прошел на несколько кварталов дальше, чем следовало. Очнувшись от мыслей, он вдруг почувствовал страшную усталость – не привык к таким длинным переходам. К тому же донимал холод, но больше всего раздражал дым, который лез в легкие через рот, а носом дышать он не мог из‑ за насморка. Пожурив себя за то, что не прихватил что‑ нибудь от такой хвори, дал зарок в следующий раз быть более предусмотрительным.

Выбравшись из одурманенной алкоголем толпы, детектив сталкивался теперь с отдельными подвыпившими личностями, едва переставлявшими ноги. Ему стало как‑ то не по себе: вспомнил, что на глаза не попалось ни одного такси, в своей экзальтации не заметил, как забрел не туда, куда нужно. Хотелось остановиться и перевести дыхание, но не осмеливался этого сделать. Оглянувшись через плечо, увидел слабо освещенную улицу, однако никого, кто бы его преследовал.

Он обругал себя за то, что выглядит сыщиком‑ любителем: будь у него мозги, подумал бы, прежде чем пускаться в такое путешествие. Глупо терять направление, даже простуда не оправдывает это.

Вдруг послышался звук мотора. Он оглянулся и увидел вынырнувшую из какого‑ то переулка машину, свет фар на мгновение ослепил, заставив замереть на месте. И тут он понял – кто бы ни был за рулем, намеревается его задавить. Отскочив в сторону, прижался спиной к кирпичной стене. Машина, въехав на тротуар, пронеслась в нескольких дюймах от его живота, затем остановилась и начала подавать задом. Амброзетти узнал красный «БМВ» Фонтаны. Следовало ожидать, что все окажется не таким простым, неизбежно возникнут осложнения, вполне вероятно, его попытаются прикончить.

Амброзетти побежал. «Беги туда, где много людей», – стучало у него в голове. На повороте оказались вместе с «БМВ». Из окна высунулся человек и крикнул:

– Ник, куда так спешишь?

На заднем сидении Амброзетти заметил силуэт человека, разглядеть которого не смог, понимая, что это подручный Фонтаны. В отчаянии всматриваясь в безлюдную улицу, в полуквартале впереди увидел идущую парочку. Собрав все силы, кинулся им вдогонку, рассудив, что при свидетелях он в какой‑ то мере будет в безопасности.

Хлопнул выстрел. Еще и еще. Сволочи! Они стреляют в меня!

Услышав крик, в первый момент даже не понял, сам он кричит или те впереди.

Парочка остановилась в пятидесяти шагах от него и смотрела расширившимися от удивления глазами. Он, спотыкаясь, побрел вперед, чувствуя, как все его тело будто притягивается к асфальту.

Черт бы вас побрал! Меня подстрелили! Он был так зол на себя, что не чувствовал боли. Опустив глаза, увидел на рубашке расплывающееся кровавое пятно, сразу понял – рана очень опасная. Вспомнив про кассету, сказал себе: «Будь я проклят, если позволю так легко завладеть ею».

Попытался идти, хотя перед глазами уже все расплывалось. Услышал звук открывающейся дверцы автомобиля – кто‑ то приближался к нему. А земной шар уже вращался все быстрее и быстрее.

Ничего удивительного: ноги его подкосились, и он тяжело свалился на мостовую. Меня подстрелили, они меня…

Глава 25

Гейл не знала, кто перед ней, пока один из полицейских не назвал его имени – не совсем уж обычное, и она вспомнила. Санитары вкатили в палату больничную тележку, на которой громоздилась огромная фигура стонущего и изрыгающего проклятия мужчины.

Рядом с ним суетились трое полицейских, донимавших его вопросами: видел ли он нападавших, какой марки автомобиль, были ли у них сообщники. Гейл поморщилась – приставать к человеку, находящемуся в таком тяжелом состоянии… Но вдруг потеряет сознание или того хуже – умрет? Может быть, это их последний шанс что‑ то узнать.

Но вытянуть из пострадавшего что‑ либо было бесполезно: речь – бессвязная, изобиловала бранными словами и очень напоминала бред. Они вкатили его в операционную, буквально бросили на стол, сестры стянули куртку, окровавленную рубашку, брюки и голубые боксерские трусы, в которые он наделал – все это свалили в кучу у шкафа с медикаментами.

Вскоре операционная заполнилась людьми, которым попросту нечего было здесь делать. Гейл задержалась в операционной, хотя это был не ее больной – хотела рассказать потом обо всем Майклу. Командовал Фил Кинцер, дежурный хирург – крепкий бородатый мужчина, совершенно уверенный в своих способностях и удаче; жизнь пока его не разочаровывала, уверенность доктора передавалась всем, кто ему ассистировал, делал раненому уколы, вводил в кровь болеутоляющие средства и соляной раствор.

– Приготовьте все для внутривенного вливания! – кричал Кинцер. – Кто‑ нибудь, возьмите кровь и быстро на анализ в лабораторию. Нам потребуется не меньше двух‑ трех единиц донорской крови! Измерьте давление!

Кинцер сыпал приказы, а ассистенты и сестры – Фоли, Шапиро и Нофцигер – вводили трубки и трубочки, имевшие целью поддержать жизнедеятельность организма до тех пор, пока из него не будет извлечена пуля, а то и пули, пока не удастся остановить кровотечение. Они просунули трубочку в нос, в горло и прикрепили катетер к пенису.

Пострадавший начал метаться.

– Расслабься, все в порядке, – увещевал его Кинцер. – Не надо так волноваться.

Трудно сказать, что эти слова доходили до слуха и сознания Амброзетти, но он вдруг успокоился.

– Отлично! Как насчет рентгена? Позвоните в рентгеновский кабинет!

Кинцер зло огляделся вокруг, готовый накинуться на любого из ассистировавших ему, кто не проявлял достаточную сноровку, скорее всего на сестру Фоли или интерна Нофцигера: он любил командовать, особенно ему нравилось распекать подчиненных. Однако Нофцигер опередил.

– Рентгенологи извещены и через минуту будут.

При появлении мобильной рентгеновской установки собравшиеся поспешно покинули операционную, остались только рентгенологи в свинцовых фартуках и жертва.

В коридоре Гейл нашла одного из полицейских, доставивших Амброзетти в Белвью, потягивавшего кофе и писавшего отчет о случившемся.

– Как это произошло, офицер? – спросила она, сев на стол.

Полицейский посмотрел сначала на обрызганную кровью полу халата Гейл, потом на грудь и лицо – этот осмотр его, как видно, удовлетворил.

– Нам кто‑ то позвонил и сказал, что на улице лежит застреленный человек.

– Кто‑ нибудь видел, как это случилось?

– Если кто и видел, пока не объявился, – он посмотрел на двери операционной. – Случившееся для меня не было такой уж неожиданностью.

– Почему? – у нее в душе росло тревожное чувство.

– Я слыхал кое‑ что об этом парне, Амброзетти. Он занялся частным сыском, так и не заполучив лицензию, по крайней мере, в этом городе. Его когда‑ то вышвырнули из полиции.

– Да? И почему? – Майкл ей об этом ничего не говорил. Может быть, он не знал сам? Кто‑ то же должен был просветить его насчет человека, которого он собирался нанять! Как это похоже на Майкла! Он всегда действует под влиянием момента!

– Попался на взятке. Сидеть бы ему за решеткой, если бы не настучал на своего напарника и еще нескольких парней. Как вы думаете, он выживет?

Об этом говорить было еще рано, но Гейл знала, что именно хотел бы услышать этот полицейский.

Глава 26

Майкл сразу же примчался в больницу, как только Гейл позвонила ему и сообщила новости об Амброзетти. Он опасался самого худшего, но Гейл добавить ничего не могла: Амброзетти все еще находился в операционной, его состояние оставалось неопределенным, и все, что они могли сделать, так это поехать домой и тешить себя надеждой на благополучный исход. Кто‑ то из коллег Гейл пообещал позвонить, если его состояние изменится.

Вернувшись, Гейл сразу же заснула, положив Майклу голову на плечо. Тот что‑ то ей говорил, но увидев ее спящей, осторожно высвободил замлевшую руку – Гейл изменила позу, но не проснулась. Ее мятая блузка задралась, и Майкл увидел узкую полоску белой кожи, которую успел полюбить за запах, цвет, гладкую и влажную поверхность. Он мог сидеть и смотреть на нее часами.