ВТОРАЯ ЧАСТЬ 2 страница

– Что же случилось на этот раз?

– Не знаю. Был летний уикенд, все поразъехались. Полагаю, никого другого просто не нашлось.

– У вас случайно не осталось дубликата вашего заключения?

– Нет, конечно. Я вам уже говорила, эти документы иногда пропадают, а потом неожиданно находятся.

– Когда в следующий раз будете работать с судмедэкспертами?

– Когда они меня позовут. Может быть, завтра вечером. Я ведь заранее не знаю. А почему вы спрашиваете?

– У меня вдруг появилась надежда, что вы захотите сделать мне огромное одолжение и попытаетесь найти копию вашего заключения.

– Нет уж. Вы многого хотите!

– А если я угощу вас обедом? Или ужином? А может быть, вы предпочитаете коктейли?

– У меня нет времени расхаживать по коктейлям, но я попробую найти свое заключение и, если найду, сделаю для вас копию. Но я ничего не обещаю, как вы сами можете понять, – она взглянула на список своих пациентов. – Послушайте, Майкл, прошу меня извинить, но мне надо еще осмотреть тысячу больных, я и так опаздываю.

– Когда я увижу вас снова?

– Дайте мне ваш телефон. Я позвоню вам, если что‑ нибудь найду.

– Обещайте позвонить, что бы вы ни нашли.

– Обещаю.

– Потому что, если не позвоните, я опять нагряну сюда. Помните об этом.

– Уверена, что вы так и сделаете, – она повернулась и направилась к регистратуре. Майкл смотрел ей вслед, восхищаясь красотой ее ног, следуя взглядом за движением ее бедер, и рассмеялся, когда она сделала еще одну тщетную попытку привести в порядок свои непослушные волосы.

Выходя из Белвью, Майкл прошел мимо Бюро судмедэкспертизы, благо оно находилось в двух шагах. Перед зданием он увидел припаркованный «БМВ», прошел мимо, не увидев в этом ничего примечательного, но что‑ то заставило его остановиться, вернуться и присмотреться к машине еще раз. Нет, он не ошибся. Он знал человека, сидевшего за рулем – это был Рэй Фонтана.

Глава 16

Майкл проснулся от телефонного звонка, протер глаза – на часах девять с небольшим. Сквозь щель между шторами пробивался яркий солнечный свет. Майкл проспал дольше, чем хотел. Телефон заливался. Так могли вести себя или Амброзетти, или агент по недвижимости, но он ошибся. Звонил Макс Фаррелл.

– Нужно поговорить, Майкл. Сколько времени тебе потребуется, чтобы добраться до нашего офиса?

– Что‑ нибудь нашли?

– Кое‑ что тебя заинтересует, но это – не телефонный разговор.

– Дайте час времени.

* * *

Наступал воскресный день, и Майкл не удивился, обнаружив офис Фонтаны почти пустым: не звонили телефоны, не выясняли отношений детективы, а место толстой секретарши пустовало, и никто не пожелал ему доброго утра.

Как только Майкл вошел в офис, из открытых дверей донесся голос его хозяина.

– Это ты, Майкл? Заходи.

Ночью Майкл спал плохо и сейчас чувствовал себя неважно. Хотя ему и не терпелось узнать, что собирается сообщить Фаррелл, он пожалел, что не отложил встречу на следующий день и не переговорил с Амброзетти. Идти на попятную было уже поздно. Будь что будет.

Фаррелл, развалясь на стуле и взгромоздив ноги на стол, читал спортивный раздел «Дейли ньюс». Таким расслабленным и довольным собой Майкл его еще не видел. Он, указав на стул, спросил, не приготовить ли кофе.

– Спасибо, не надо, – Майкл был и так уже взвинчен.

Фаррелл снял ноги со стола и принял более приличествующую деловому разговору позу.

– Ты, наверное, подумал, что мы про тебя забыли, – из верхнего ящика стола он извлек папку, помеченную «А. Фридлэндер». – Я изложу дело вкратце и по существу.

Такое вступление Майклу не понравилось.

– Самое первое и самое главное: несколько дней назад из канала в Брод‑ Ченнел выловили тело женщины, убитой выстрелом в голову и истыканную ножом.

Фаррелл настороженно следил за реакцией Майкла.

– Баллистическая экспертиза осколков пули, найденных в мозгу женщины, показала – выстрел сделан из револьвера тридцать второго калибра.

– Из такого же застрелили моего брата?

– Хуже того – женщина убита из этого же револьвера.

– Что? Вы шутите?

Но по серьезному выражению лица детектива Майкл понял, что тот говорит правду.

– Вот документы, если хочешь – посмотри. Ты, кажется, читал заключение о вскрытии тела брата?

– Перечел его несколько раз, можете не сомневаться.

– Если помнишь из заключения, твой брат имел кровь типа А.

Майкл этого не помнил, но согласно кивнул.

– Может быть, обратил внимание, что доктор Магнус обнаружил также кровь типа О на теле Алана?

Нет, Майкл этого не знал или забыл.

– Итак, тебе следует знать, что женщина, труп которой выловили в канале, имела кровь типа О.

– Не понимаю, куда вы клоните, – у Майкла появилось ощущение, что земля уходит у него из‑ под ног, и если за что‑ нибудь не ухватиться, – поминай как звали.

– Тебе не ясно, к чему я веду? А вот к чему: перед тем как застрелить себя, твой брат убил эту женщину.

– Ее звали Джинни Карамис? Не так ли?

– Она не опознана, может быть, и не она, а, может быть, и она – сказал Фаррелл, и по его тону Майкл понял, что тот уверен в последнем.

– Я не верю, что мой брат мог кого‑ то убить.

– Это я и ожидал от тебя услышать, – сказал Фаррелл, и Майкл уловил в его голосе снисходительные нотки. – В таких делах много всякого, что на первый взгляд не имеет смысла, но в нашем случае все свидетельства указывают на убийство и последующее самоубийство.

Майклу не хватало воздуха, хотелось убежать отсюда, спрятаться и сопоставить эти факты. Свое расследование он начинал с целью доказать, что брат не совершал самоубийства, а теперь придется доказывать, что он не совершал убийства.

– Пойми правильно, существует множество способов обыграть эти факты – все зависит от тебя.

– Как понимать – обыграть? – Майкл явно недопонимал то, что Фарреллу казалось само собой разумеющимся.

– Женщина ведь официально не опознана. Что касается меня, пусть она навсегда останется Джейн Доу. Сгинула еще одна шлюха. Кто ее хватится?

– Что вы собираетесь делать? – Майкл боялся подумать, сколько законов по милости Фаррелла ему придется Нарушить. Он никогда особенно их не чтил, но все же… Однако в какое дерьмо они вот‑ вот влезут!

– О чем толковал тебе Рэй? О чем говорил твой друг Лу Ватерман? Ты имеешь дело с лучшими сыщиками города, у нас все козыри, и мы можем делать игру, то есть сделать так, что твоего дружка Колина Грея объявят, конечно посмертно, виновным в манипулировании фондами «Колони‑ Сэксон».

Как только Фаррелл произнес это, Майкл уже знал, что если он прямо и не убивал Грея, то так его запугал, что тому волей‑ неволей пришлось бежать вплавь в Ирландию. Что он, Майкл, может сделать? У него нет доказательств, кроме того, пришло время позаботиться о собственной заднице.

– Подумай, что получится, если мы пустим дело на самотек. Итак, твой брат трахал эту шлюху и залез в деньги компании, в которой работал. Она знала, а может, даже участвовала в его делах. Ничего не оставалось, как убить ее, а потом, возможно, из‑ за угрызений совести или отсутствия иного выхода, пустить себе в висок пулю. Вам! Но это не конец истории, – он откинулся на спинку вращающегося стула и торжествующе посмотрел на Майкла, и тому показалось, что Фаррелл снова превратился в полицейского, сладкими обещаниями вытягивающего из подозреваемого желанное признание.

– Твой отец юрист, верно?

Его отец? При чем здесь он?

– Его фирма ведет дела нескольких крупных клиентов, не так ли? «АТ и Т», «Интел», «Хьюлет‑ Паккард», «Сони», – Фаррелл успел хорошо подготовиться. – Но если я не ошибаюсь, крупнейший их клиент – Сити в Нью‑ Йорке. Теперь прикинь, как отразится на его бизнесе вся эта история, конечно, если всплывет. Ты давно не был в большом городе. Где ты ошивался? В Вермонте?

– В Нью‑ Гемпшире.

– Нью‑ Гемпшир, – для Фаррелла это было пустым звуком, для него существовали только Нью‑ Йорк, Чикаго и Лос‑ Анджелес. – Пусть Нью‑ Гемпшир. Но даже если и так, ты понимаешь, что здесь, в Нью‑ Йорке, имеют цену такие вещи, как репутация и доброе имя. Один намек на что‑ то противозаконное и…

– К моему отцу это не имеет никакого отношения.

– Мистер Фридлэндер, к вашему отцу эта история относится прямо и непосредственно. Если она попадет в газеты… Как ты думаешь, сколько пройдет времени, пока мэр и его советник по правовым вопросам решат сотрудничать с другой фирмой? Ты знаешь, как это бывает: отпал один клиент, другие не заставят себя долго ждать и побегут, как крысы с тонущего корабля. Ты думаешь, компаньоны твоего отца будут стоять и смотреть, как разваливается их бизнес? Приятно им, открывая по утрам газеты, изо дня в день видеть имя своего компаньона?

Майкл только смотрел на Фаррелла, не зная, что ответить. Его мутило: съеденный наспех завтрак рвался наружу, во рту пересохло.

– Ну? – Фаррелл проявлял нетерпение.

Нужно было что‑ то говорить.

– И как избежать огласки?

Детектив расплылся в широкой дружеской улыбке:

– Да, если такого развития событий удастся избежать, довольны будут все.

– И что же я должен делать?

– А ничего.

– Извините, не понял.

– Я не хочу, чтобы ты что‑ то делал, Майкл. Появившись тут впервые, ты сказал мне, что хочешь докопаться до правды. Я тебя понимал и понимаю. Все‑ таки родной брат… Но правда – вещь очень деликатная. Очень часто она бывает неудобной и нежелательной. Начнешь копать дальше – только сделаешь хуже всем, и прежде всего себе и своей семье.

– Давайте начистоту. Вы предлагаете забыть все и возвратиться домой?

– В Нью‑ Гемпшир. Правильно понял, – Фаррелл сверкнул глазами из‑ под нахмуренных бровей. – И не стоит нанимать других детективов. Дорого обойдется.

Неужели он знает об Амброзетти или предупреждает его на всякий случай? Но так или иначе, слова детектива произвели на Майкла желаемый эффект, до смерти напугав его.

– В свою очередь, что вы предпримете?

– Мы сделаем так, чтобы ты спал по ночам спокойно.

* * *

Итак, Фаррелл представил Майклу совершенно неожиданную для него версию событий, и она, – насколько он мог судить, звучала ужасающе правдоподобно. Именно звучала: ему не хотелось в нее верить, но разве это имело какое‑ нибудь значение? У этих людей власть, и они играют в свои игры по правилам, ему неведомым. Так или иначе, но он чувствовал себя так, будто его только что трахнули.

Единственное, что пришло ему на ум – позвонить Ватерману, ведь именно он направил его в агентство Фонтаны. Может быть, он объяснит Майклу, что происходит: долгие годы работы судьей развили в нем утонченную способность отличать действительность от вымысла. В любом случае, с ним необходимо посоветоваться.

Трубку сняла Изабелла, домоправительница.

– Переговорить с судьей вряд ли вам удастся, – сказала она со своим мелодичным карибским акцентом.

– А где я мог бы его найти? – Майкл забыл, что было воскресенье, и все выехали из города на уикенд. Несомненно, Ватерман сейчас в Хэмптоне.

– Судья серьезно заболел. Он в больнице.

– Очень жаль это слышать, – Майклу действительно было жаль.

– Когда его выпишут, я не знаю.

– Могу я навестить его в больнице?

– Пожалуй, да. Он в нью‑ йоркской больнице. Вам, видимо, следует предварительно позвонить, и вам скажут, когда можно прийти.

Майкл не стал предварительно звонить. Была вторая половина дня, и он решил, что приемные часы еще не закончились. Узнав в регистратуре номер палаты Ватермана, направился прямо к лифту, не собираясь услышать, что судья не принимает посетителей.

Выйдя из лифта на шестом этаже и направляясь к палате Ватермана, Майкл увидел выходящего из нее высокого, хорошо сложенного мужчину – его проницательные глаза в металлической оправе, уставились на Майкла. Этого мужчину Майкл как будто встречал раньше. И тот, по‑ видимому, тоже знал его.

– Фридлэндер? Майкл?

– Да, – даже подойдя поближе, Майкл не узнавал мужчину, которому едва перевалило за пятьдесят. В черном костюме, галстуке лимонного цвета, с портфелем в руках. По виду – настоящий доктор.

– Извините, я что‑ то не… – начал Майкл, но тут вспомнил, кто это был: – Доктор Шэннон?

Майкл изучал внутреннюю медицину на первом или втором курсе, когда учился в Колумбийском университете, под руководством Шэннона, не очень требовательного учителя, но прекрасного специалиста. Он так и не сдал этого курса и даже сейчас чувствовал стыд за свой провал на экзамене.

Они поздоровались.

– Чертовски много времени прошло с тех пор, – сказал Шэннон. – Где ты все это время прятался? Ты ведь ушел из университета?

Майкл обычно в таких случаях рассказывал минутную историю своей жизни, в которую вмещал события последних пятнадцати лет. Особого интереса в глазах Шэннона не заметил.

Жизнь Шэннона, напротив, изобиловала почестями, назначениями и повышениями: кроме Колумбийского, сотрудничество в университете Рокфеллера, руководство какой‑ то программой на Синайском полуострове, смысла которой Майкл не уловил. Доктор Шэннон только что вернулся из Парижа, где принимал участие в конференции по современной лекарственной терапии, и в сентябре должен был участвовать в семинаре в Сан‑ Диего.

Женат. Счастлив. Жена, как он выразился, «девица с твоего курса по имени Сандра Рааб».

Это имя Майклу ничего не говорило, но разговор напомнил время, проведенное в Колумбийском университете: выпивка, наркотики, секс, политика и проваленные экзамены.

– Наверное, есть дети? – вежливо осведомился он, посматривая на дверь, из которой появился Шэннон.

– Трое, два мальчика и девочка. Старшему одиннадцать.

– Поздравляю!

– А ты?

Майкл покачал головой. Он не только не сделал карьеры и не мог похвалиться званиями, у него не было семьи. Шэннон удивился, и в его голосе появились покровительственные нотки. Удачно избежав очевидного вопроса – что Майкл собирается делать дальше, – Шэннон поинтересовался, когда тот вернулся в Нью‑ Йорк.

– Тебя же не было много лет, не так ли?

– Я бы не приехал, если бы не брат.

– Брат?

Майкл выложил ему историю Алана.

– О Господи. Я и не знал. Выражаю искреннее соболезнование. Какая трагедия! Обычно читаешь о таких вещах в газетах, и в голову не приходит, что подобное может произойти с близким человеком, – Шэннон постарался побыстрее закрыть тему. – А что заставило тебя прийти сюда, в нью‑ йоркскую больницу? Кого‑ нибудь навещаешь?

– Судью Ватермана.

Шэннон нахмурился.

– Он друг нашей семьи, – поспешно добавил Майкл.

– А… Какое совпадение! Я лечащий врач Лу, – сказал Шэннон таким тоном, будто судья стал его личной и безраздельной собственностью.

Майкл подумал сначала, что Шэннон приходил к судье в качестве консультирующего врача, ему и в голову не пришло, что тот может оказаться лечащим.

– Как он себя чувствует?

– Неважно, – сказал Шэннон, понизив голос. – И вообще, Майкл, хотя я уверен, что судью Ватермана не выведет из равновесия твой визит, однако не стоит беспокоить его прямо сейчас. Возможно, позже, когда он почувствует себя немного получше.

Посчитав свои слова недостаточно убедительными, Шэннон, обняв Майкла за плечи, повел к лифту.

– Лу только что принял успокоительное, – сказал он по пути. – Пусть немного поспит.

– А как насчет завтра? Может быть, он уже будет в состоянии принимать посетителей? – спросил Майкл, но, посмотрев на непреклонное выражение лица Шэннона, понял, что завтра доступ к судье Ватерману будет так же закрыт, как и сегодня.

Ничего не поделаешь. Майкл спустился с Шэнноном в лифте и распрощался. Как только его бывший наставник скрылся из виду, он вернулся к лифту и поднялся на шестой этаж.

На этот раз никто не преградил ему путь к судье Ватерману. Но как только Майкл вошел в палату, то понял, что все его тактические ухищрения пошли насмарку. Шэннон не кривил душой – судья выглядел ужасно: мертвенно‑ бледный цвет лица, ввалившиеся глаза. Во сне он напоминал мертвеца, и единственным признаком жизни оставалось прерывистое хриплое дыхание.

– Могу я вам чем‑ нибудь помочь, сэр?

Майкл обернулся и увидел стоящую у дверей сестру. Она не скрывала своего гнева.

– Нет, спасибо. Я уже увидел, что хотел, – сказал он и проскочил мимо сестры за дверь.

Глава 17

Передавая содержание своего разговора с Фарреллом, один или два раза Майкл заметил, что Амброзетти его не слушает. С тех пор как они встречались в последний раз, он простыл и сейчас шмыгал красным носом, кашлял и тер ладонью лоб. Может быть, состояние здоровья и явилось причиной его невнимательности, но Майклу от этого легче не становилось: на этого человека он возлагал последние надежды, и ему хотелось видеть внимательного собеседника.

Когда Майкл закончил рассказ, Амброзетти поднял на него мутный взгляд:

– И только‑ то?

– Разве этого недостаточно?

Детектив будто бы не слышал, призывая официанта принести еще один стакан содовой.

Амброзетти был своим в этом баре, расположенном в центре Манхэттена, и чувствовал себя так же уютно, как дома.

– Ну? – Майклу не терпелось услышать мнение сведущего человека по поводу всей этой истории.

– Что «ну»?

– Скажешь ли что? Как мне поступать?

– А ты что сказал этому Фарреллу о своих намерениях?

– Пообещал подумать и прийти к нему в офис, когда решу.

– Не спеши с визитом. У нас наметился определенный план. Нет смысла позволять какому‑ то шуту испортить такую работу. А пока пускай думает, что ты с ним заодно.

– А что ты скажешь по поводу Джинни Карамис?

– Спроси‑ ка себя сам, веришь ты в то, что наплел тебе Фаррелл, или нет. Возможно, это всего лишь пошлый блеф, а я поинтересуюсь, кого там выловили из лужи в Брод‑ Ченнел. В чем твоя проблема, Майкл? Она в том, что ты слишком много берешь в голову. Не надо волноваться! Когда действительно наступит время для этого, я тебе дам сигнал. Пока оно не наступило.

Майкл кивнул, но теперь его волновало уже то, что Амброзетти, казалось, совсем не волнуется: он видел, как работает детектив, и оценил его – если уж влез с головой в это расследование, то доведет его до конца и не позволит никому вмешиваться в свои действия, даже клиенту. Возможно, у него нет никакой определенной стратегии, никакого плана, но он умело делает вид, что таковые у него имеются, и Майклу этого вполне достаточно.

Теперь, когда Амброзетти решил, что успокоил расшалившиеся нервы своего клиента, он перешел к делу.

– Я проверил еще кое‑ что, – начал он, раскрыв перед собой засаленный блокнот. – И то, что я обнаружил, заставляет меня думать, что у нас возникнут более серьезные проблемы, чем твой Фаррелл. Да может быть, ты помнишь, я упоминал раньше о расписке, заполненной на получение вещественного доказательства, а именно пуловера твоего брата?

Что‑ то такое Майкл припоминал, но он уже свыкся с тем, что если какой‑ то факт казался важным в один момент, то в следующий он превращался в совершенно незначительный: пробитый пулей пуловер мог стать отгадкой тайны смерти Алана или оказаться никчемным в свете их расследования.

– Его должны были подвергнуть химическому анализу, – продолжал Амброзетти. – По крайней мере, его запрашивали на анализ, но никакого анализа не проводилось.

Он перевернул страницу блокнота:

– Кроме того, исчез спортивный костюм Алана. Таким образом, важные вещественные доказательства исчезают в какой‑ то черной дыре манхэттенской системы уголовного права. Нехорошо!

– Что еще пропало?

– Если бы я хоть одним глазком увидел копию заключения судмедэксперта, осматривавшего место происшествия…

– Я с ней встречался, с судмедэкспертом, имею в виду.

Амброзетти удивленно вскинул густые брови:

– Действительно? И что же она тебе сообщила?

– Ничего особенного. Сказала, что попытается найти свое заключение.

Конечно, Амброзетти покоробил тот факт, что Майкл обошел его как профессионала, но он вздохнул с облегчением.

– Посмотрим, посмотрим… – проворчал он, не пытаясь даже скрыть своего сомнения, и снова уткнулся в блокнот.

– Ага, вот, – воскликнул он, барабаня толстым пальцем по следующей странице. – Это мне нравится. Еще один запрос на получение вещественного доказательства – револьвера тридцать второго калибра и патронов – для снятия скрытых отпечатков пальцев. Есть приписка: «В распоряжении детектива Мэкки. Отдел убийств». Однако револьвер не подвергался никакой экспертизе. По крайней мере, результатов ее не нашёл. Что это значит? А вот что: если на револьвере были другие отпечатки пальцев, кроме Алана, мы об этом уже никогда не узнаем. Возникает вопрос… впрочем, в твоем деле они – на каждом шагу. Для пущей убедительности он вынул огромный носовой платок и, сотрясаясь всем телом, чихнул.

– И к каким же выводам ты пришел?

– Пока на этот вопрос ответа нет, Майкл. Мы находимся на стадии собирания кусочков, позже сможем составить из них более или менее полную картину событий.

– Мне нужны копии всех документов, которые ты обнаружил.

– Нет проблем. Ты мой клиент, и в конце концов, ты мне платишь, – Амброзетти чихнул еще раз и добавил: – Здесь прослеживается определенная система.

– Что еще за система?

– Не в первый раз Бюро судебно‑ медицинской экспертизы, можно сказать, закрывает дело. Я проделал кое‑ какую работу и нашел еще три дела, с которыми не все чисто. Уверен, покопайся еще – обнаружил бы и другие. Вот дело Лукаса Като, панка, застреленного в Бронксе в декабре прошлого года. Магнус представил заключение, в котором говорилось об осмотре им места преступления, но полицейские, бывшие там, свидетельствуют, что они его не видели. Пятна крови и выбитые зубы, найденные в квартире убитого, никто не подвергал экспертизе, и даже неизвестно, принадлежали они ему или нет. Но самое главное: Магнус не пытался установить время, когда наступила смерть.

– И какое это имеет значение?

– Это значит, что он помог подозреваемому организовать себе алиби, а это уже кое‑ что.

Амброзетти перешел к следующему делу:

– А вот дело Тино Охьеды – печально знаменитого торговца наркотиками, не заслуживающего жалости, потому что в отдельных случаях он не останавливался перед убийством целой семьи, включая детей. Его задушили в психиатрическом отделении больницы Белвью два охранника и, несмотря на неоспоримые доказательства, вышли сухими из воды. В заключении Магнус определил причину смерти: пневмония дыхательных путей и гиперпирексия.

– Как ему удавалось каждый раз проделывать эти трюки?

– Разве это не очевидно? Никто не хотел, чтобы охранники попали под суд. И, стараниями Магнуса, не попали.

– Третий случай имел место в апреле этого года, когда застрелили молодую женщину по имени Кэсси Эпштейн. Ее убийца утверждал, что это – несчастный случай: револьвер выстрелил самопроизвольно, когда он взял его, чтобы почистить. Не вдаваясь в неприятные подробности, скажу, что все обвинение строилось на траектории полета пули, местоположениях убийцы и жертвы в момент выстрела и входного отверстия пули на теле жертвы. В своем заключении Магнус «поместил» входное отверстие на полдюйма ниже, чем в действительности. Даже давая показания под присягой, ему удалось‑ таки убедить жюри присяжных в том, что выстрел – случайный.

– Убийца ушел от наказания?

– Именно это он и сделал!

– Итак, ты утверждаешь, что Магнус умышленно фальсифицировал результаты вскрытия?

– Похоже, что так. Тебе не кажется? Конечно, следует задать вопрос, зачем это ему нужно? Какая нужда подделывать медицинские заключения или скрывать результаты экспертизы? Магнуса не назовешь некомпетентным, напротив, у него репутация одного из лучших паталогоанатомов в стране. Отсюда вывод: все свои штучки он проделывал не иначе как умышленно. Но остается открытым вопрос – зачем?

– Как ты собираешься искать на него ответ?

– Нужно еще раз просмотреть эти дела. Кстати, могут обнаружиться еще и другие, которые я пропустил. Просмотрев их, мы попробуем установить, как они соотносятся друг с другом. И самое главное – мы раскроем преступную систему, по которой работает доктор Магнус, и на кого он работает.

– А потом?

– А потом нам придется уносить ноги и поглубже залечь.

Глава 18

Выдалась ужасная ночь: сначала никто не знал, что делать с Тони Моргантини – днем он пытался отравиться и, наконец, справившись с собой, надоедал всем душеспасительными разговорами. Гейл обрадовалась, что удалось отделаться от него, спровадив в психиатрическую палату, но он оттуда сбежал и снова явился к ней. Она еще раз отправила его к психиатру, наконец тот, не долго думая, выпер неугомонного пациента на улицу.

Потом битый час она останавливала кровотечение из ножевой раны, полученной в драке парнем по имени Винни Сензел, которому было безразлично, что он может умереть от потери крови; его волновало одно – трубка, вставленная врачами в нос.

– Дайте мне умереть! – орал он. – Мне на все наплевать! Выньте у меня эту чертову трубку! Хочу домой!

Если дело с Винни не вызывало беспокойства, то By Чанг требовал внимания: при диагнозе – рак поджелудочной железы – кто‑ то несколько часов назад сделал бедному старику бариевую клизму. Он не имел представления, кто и зачем, тем более не мог об этом сказать, так как не знал ни слова по‑ английски. От этой процедуры разлилась желчь и, будучи желтолицым от рождения, By Чанг стал желтее желтого. Гейл боялась, что он умрет прямо у нее на глазах, но все обошлось.

Окончательно доконала доктора Джозефина Перес, попытавшаяся отравиться. Когда в нее влили достаточно соляного раствора и напичкали активированным углем, она вдруг пришла в себя, обозвала Гейл сучкой и заявила, что лучше бы ей дали умереть. И это вместо благодарности!

В понедельник в семь тридцать утра Гейл вышла наконец из больницы. Яркий солнечный свет ослепил ее: она остановилась, зажмурила глаза и вдруг услышала свое имя. Повернувшись в сторону голоса, увидела мужчину с вьющимися черными волосами, в майке и джинсах. Прищурившись, чтобы лучше разглядеть, она наконец узнала его. Да ведь это тот парень, который приходил к ней вечером и выспрашивал о деле Фридлэндера. Как его зовут? Вспомнила – Майкл Фридлэндер.

Он подошел к ней:

– Я ждал вас.

– Успела догадаться. Но очень жаль – не нашла того заключения.

На самом деле она забыла о нем.

– Вы говорили, что не знаете, когда вас попросят поработать на Бюро судмедэкспертизы следующий раз.

– Так что вы теперь хотите? – спросила она грубо. Она валилась с ног от усталости, и ей было не до вежливых изъяснений. Потребуется время, чтобы успокоиться после этой безумной ночи, и только тогда она сможет наконец заснуть, а сейчас не до разговоров, тем более с незнакомцем.

– Могли бы мы пойти куда‑ нибудь и поговорить? – спросил Майкл почти заискивающе.

Она покачала головой и ускорила шаг. Неужели она надеется от него убежать, подумал Майкл.

– Нельзя, что ли, подождать? – Гейл задыхалась от быстрой ходьбы. – Я валюсь с ног от усталости.

– Если бы это было не так важно, я бы вас не побеспокоил, поверьте мне.

– Важно для вас, вы хотите сказать, – Гейл злилась, но она уже поняла, что от Майкла так легко не отделаешься.

– Не только для меня – для многих. Хочу поговорить с вами о Магнусе.

Почему‑ то последние слова Майкла ее не удивили. Этот Фридлэндер – псих, параноик, каких полно в городе. Если бы он поджидал ее ночью, она бы при виде его запаниковала: кто знает, какими мотивами он руководствуется, что у него на уме? Но сейчас, солнечным утром, он не казался ей таким страшным. Рассеянным и сумбурным – да, но ни в коем случае – опасным.

– Я не могу вам помочь, – сказала она твердо, надеясь, что он от нее наконец‑ то отстанет. – Я постараюсь отыскать это злосчастное заключение, но на этом все! Надеюсь, тогда вы меня оставите в покое?

– Давайте позавтракаем.

– Я не голодна.

Свернув за угол, она вышла на Двадцать вторую улицу, намереваясь через два квартала распрощаться – не хватало еще, чтобы он преследовал ее до квартиры.

– А как насчет кофе, доктор Айвз?

– Я не на работе, зовите меня Гейл.

– Послушайте, Гейл, дайте мне пять минут, нет, десять…

– И вы обещаете потом исчезнуть? – Гейл была уже вне себя от злости, поняв, что иначе от него не отвяжешься.

– Тогда – да, обещаю, – улыбнулся он, потом добавил: – На время.

– Хорошо, давайте найдем какое‑ нибудь кафе. Там и поговорим.

* * *

Он – сумасшедший, нет сомнений. Конечно, не такой, как например, Рауль де Лео, страдающий от эпилептических припадков, и не как тот идиот, который выпил бутылку йода и потом отказался принимать крахмальный раствор на том основании, что это противоречило догматам его иудейской веры. Нет, он определенно сумасшедший, но болезнь его еще не описана в психиатрических учебниках. У него есть цель, и она завладела всем его существом и не оставила в его душе места ни для чего другого. Она даже восхищалась им, хотя знать он этого не должен.