УТОНУЛ БРОКЕР С УОЛЛ‑СТРИТ 5 страница

Как и ожидалось, лабораторные анализы не дали никаких результатов, не обнаружив ни вирусов, ни бактерий, ни канализационных или промышленных выбросов. Причина гибели рыбы оставалась неясной. Поползли суеверные слухи о грядущей эпидемии, а рыба – только предзнаменование.

Прошло три недели, и Эван Кейлер решился‑ таки позвонить в полицию, зная, что скрывали воды в своих глубинах и догадываясь о причине постигшего Брод‑ Ченнел несчастья.

На его вызов явилось двое полицейских, которые нашли Кейлера на пристани, со скорбным видом смотревшего на волны, словно решившего проникнуть взглядом сквозь толщу воды и увидеть то, что там скрыто.

Полицейские отрекомендовались офицерами Финном и Катрильо. Их молодость дала Кейлеру основание относиться к ним с некоторой долей недоверия. Вопросы задавал по большей части Катрильо.

– Итак, мистер Кейлер, уточним, правильно ли мы вас поняли, – Катрильо говорил медленно, проявляя терпение, необходимое, как его учили, в общении с пожилыми людьми. – Вы сказали, что ночью одиннадцатого числа вас разбудил шум автомобиля?

– Нет, – запротестовал Кейлер. – Разбудил звук захлопнувшейся дверцы автомобиля и голоса.

– Где находился автомобиль?

Кейлер указал на место у начала пирса, в двадцати ярдах от его дома.

– Там и стояла машина? – спросил Финн.

– Да, машину они оставили там.

– А не могли бы вы назвать марку машины или сказать, Как она выглядела?

Старик покачал головой:

– Было еще темно.

– В котором часу вы проснулись?

– Может быть, в три или в половине четвертого.

– Их было двое?

– Да, двое мужчин и женщина. Сначала я подумал, что они помогают ей идти, но потом понял – ее волокли.

– Вы разглядели их? – спросил Катрильо. – Могли бы при необходимости узнать?

Кейлер замахал руками:

– Нет, нет. Такая темень! Да и глаза мои уже не те, сынок. Нет, я не смог бы их узнать.

– Что было потом?

– Они дошли до конца пирса.

– Пожалуйста, продолжайте.

– Не берусь утверждать, но женщина упала на доски пирса, может, мне так показалось – глаза иногда подводят. А то, что было дальше, видел отчетливо. Они подняли ее и сбросили с этого чертова пирса, – Кейлер сделал многозначительную паузу и добавил: – Я слышал всплеск.

– Всплеск?

– Да, громкий!

– Они сбросили женщину с пирса? Вы в этом уверены?

– Конечно, – пробурчал Кейлер. Теперь, когда он наконец‑ то рассказал о событиях той ночи, ему было обидно, что кто‑ то сомневается в правдивости его слов. – А потом они вернулись назад сели в машину и укатили.

– Вы не слышали криков о помощи?

Кейлер отрицательно покачал головой:

– Никаких криков, только громкий всплеск.

– Почему, мистер Кейлер, вы сразу не сообщили обо всем в полицию?

– Сначала не верил в то, что увидели мои старые глаза, думал, лягу спать, проснусь поутру, и в голове все прояснится – со мной такое иногда случается. Погреешься утром на солнышке, выпьешь кофе, и все ночные видения и страхи исчезают. Однако на этот раз они остались со мной, а в голове так и не прояснилось.

Кейлер видел, что полицейские не удовлетворены, и добавил:

– Я боялся. Тех двоих. Думал, они могут вернуться.

– А что же все‑ таки заставило вас обратиться к нам?

– Долго думал и решил, может быть, гибель всех этих палтусов и мерлангов как‑ то связана с той женщиной, которую они сбросили с пирса. По правде говоря, соскучился по рыбалке.

* * *

Весь следующий день Брод‑ Ченнел кипел страстями – никто из жителей местечка не помнил ничего подобного. Нагрянула целая орда полицейских: они толпились на берегу и наблюдали, как с патрульных моторных лодок прыгают в темную воду аквалангисты и обшаривают дно в поисках трупа. Местные жители томились тут же в состоянии возбуждения и затянувшегося ожидания, – что же это за страхи такие в их гнилом местечке! Понятно, если бы это было на Манхэттене или в Бруклине – там убивают каждый день, убийства стали обыденностью и проходят почти незамеченными в потоке повседневной жизни большого города. Но в Брод‑ Ченнел! То, что до сегодняшнего утра составляло страшную тайну Эвана Кейлера, стало достоянием широкой общественности. Его несвязный рассказ о неизвестной женщине, сброшенной с пирса, через несколько часов трансформировался, превратившись в легенду с леденящими кровь подробностями, которые передавались из уст в уста взволнованным шепотом, будоража толпу. В них было все: отчаянная погоня, стрельба, ужас жертвы и трагический конец. Твердившие о божественном предназначении через минуту утверждали, что видели призрак женщины, бродивший в одиночестве по пирсу, говорили о пятнах крови на досках, которую не смогли смыть никакие дожди.

Толпа изнывала в ожидании весь день. Патрульные лодки время от времени застывали на одном месте, их контуры расплывались в летней жаре, ничто не двигалось, кроме кружившихся над головами зрителей морских чаек, надеявшихся на легкую поживу.

Около девяти часов вечера, когда уже все смирились, что поиски придется отложить до утра, в одну из сетей что‑ то попало. Люди на борту принялись ее вытаскивать, внутренне приготовившись к очередному разочарованию: сколько раз их тяжелая работа заканчивалась извлечением автомобильных покрышек, обломков давно затонувшей рыбачьей лодки или древней коряги.

По толпе зрителей пронесся шорох, в сгущавшихся сумерках они напрягли зрение, чтобы ничего не пропустить, когда нечто бесформенное, почти желеобразное, по всем признакам, органического происхождения, появилось на поверхности воды в последнем свете умирающего дня – нечто, обвешанное водорослями и объеденное рыбами. Когда водоросли, донный ил и всевозможных ракообразных убрали, в бесформенной массе стали различимы останки человеческого существа, по всей видимости, женщины, о которой говорил Кейлер. Идентифицировать ее можно было по единственному признаку: на правом плече трупа явственно просматривалась, хотя и изъеденная рыбами, татуировка – крест в обрамлении увядших цветочных лепестков.

* * *

Тело неизвестной женщины, пока условно названной Джейн Доу, обнаруженное в нью‑ йоркском районе Квинс, для вскрытия поступило к главному судмедэксперту Манхэттена, под юрисдикцию которого подпадали все случаи насильственной смерти в четырех из пяти районов Нью‑ Йорка, за исключением Бруклина, имевшего собственное бюро судмедэкспертизы.

Несмотря на значительное разрушение тела от долгого пребывания под водой, у доктора Магнуса не возникло никаких трудностей относительно причины смерти Джейн Доу – голова, да и все тело, кроме кожи, сохранились в целости, а именно на них остались следы смертельных повреждений. Тело покрывали многочисленные колотые раны, но Магнус заподозрил, что они наносились после смерти для того, чтобы скапливающиеся в результате разложения в желудке жертвы газы не вытолкнули тело на поверхность. Смерть же наступила в результате огнестрельного ранения.

Не обнаружив ни опаленных волос, ни следов пороха, он заключил, что выстрел был произведен со значительного расстояния.

Рентгенограмма показала, что в мозгу застряли осколки пули. Распилив и вскрыв череп в поврежденной области мозга, Магнус быстро извлек осколки.

– Я обнаружил и извлек из мозга жертвы два металлических осколка, – продиктовал он в микрофон, стараясь, чтобы его голос звучал ровно и не выдал его волнения. – Один имеет размеры семь на два миллиметра, другой – один на три миллиметра. Оба извлечены из левой части мозга и помещены в стеклянную банку с металлической крышкой, на которой впоследствии будет укреплена идентификационная наклейка.

Существовала еще одна улика, которую Магнус ни в коем случае не мог оставить детективам – татуировка на плече убитой. Как только он ее увидел, уже знал, кем была эта женщина.

Во время вскрытия он то и дело исподтишка посматривал на Холмса, не замечает ли помощник главного судмедэксперта, как он нервничает, но тот, казалось, ничего не видел. Магнус делал все, чтобы ничем себя не выдать.

Бюро, занимающееся розыском пропавших, располагалось в том же самом здании, где и бюро судмедэкспертизы, ему и предстояло установить личность убитой. Отпечатков пальцев не могло быть из‑ за почти полного разложения трупа, татуировка – единственный ключ к установлению личности Джейн Доу.

– Фрэнсис, – попросил Магнус, когда тело уже было накрыто простыней, – сделайте одолжение, отнесите эти осколки в отдел баллистической экспертизы: дело не терпит отлагательств.

Холмс нахмурился – исполнение подобных поручений не входило в его обязанности, и доктору Магнусу это было хорошо известно. Глубоко возмущенный, он, однако, взял банку с осколками и, не говоря ни слова, вышел. И вот он, Магнус, наедине с Джинни Карамис. Давненько они не виделись, и он не ожидал, что их последняя встреча произойдет при подобных обстоятельствах. Но никаких угрызений совести, что случилось, то и случилось – поздно о чем‑ то сожалеть. Скальпелем он аккуратно вырезал татуировку. Труп находился в таком ужасном состоянии, что еще одно небольшое повреждение вряд ли привлечет чье‑ нибудь внимание. И уж, конечно, – не единого упоминания о ней в его медицинском заключении. Вместе с вырезанной татуировкой обрывалась последняя ниточка, связывавшая доктора Магнуса с Джейн Доу.

* * *

Пуля, проходя сквозь ствол огнестрельного оружия, приобретает следы, присущие только этому оружию и никакому другому, поэтому при наличии пули можно легко определить, из какого она выпущена ствола.

На следующий день, когда Магнус появился в своем кабинете, ему был представлен отчёт о баллистической экспертизе, сделанной на основе осколков пули, найденных в мозгу Джейн Доу.

Он не ожидал от экспертизы каких бы то ни было положительных результатов, полагая, что оружие, из которого сделан выстрел, убивший Джейн Доу, невозможно обнаружить – преступник, естественно, постарался от него избавиться. И как он ошибся! Эксперты точно установили оружие, из которого был произведен выстрел, – револьвер тридцать второго калибра, найденный в руке мертвого Алана Фридлэндера.

Глава 13

Наступило двадцать седьмое июня – почти две недели со дня смерти брата, – а ничего не изменилось; Майкл не находил себе места: детектив обещал немедленно действовать, но до сих пор – ни слуху ни духу, и он почувствовал неладное, когда его попытки дозвониться ни к чему не привели. Ему, конечно, было известно, что расследование отнимает уйму времени и Фаррелл распутывает и другие дела, может быть, поважнее его собственного, но ждать уже не было сил.

Рассчитывая, что продажа квартиры Алана займет месяцы, он неприятно удивился, узнав, как ошибался – стоило агенту по недвижимости показать ее нескольким возможным покупателям, тут же пятеро из них пожелали в нее вселиться. Отец остановил выбор на одной молодой женщине, видимо потому, что та только что закончила правовой факультет Гарвардского университета и осенью собиралась работать у Кромвеля и Салливана. Майклу она напоминала мышку‑ невротичку, и он сразу же невзлюбил ее всеми фибрами души: своих денег заработать она еще не успела, поэтому квартира покупалась родителями в качестве подарка по случаю успешного окончания университета.

Итак, квартиры Алана больше нет, если «мышка» не передумает, оформление бумаг, как ему сказали, займет не более трех недель, таким образом, примерно в середине июля его ждет участь бездомного – придется уехать из Нью‑ Йорка или подыскать какую‑ то крышу над головой. И это при его‑ то доходах!

Время превратилось в злейшего врага и еще по одной причине: по мере того как одна неделя сменяла другую, шансы выйти на нужных свидетелей и установить местонахождение Джинни Карамис катастрофически уменьшались. Ожидая каждый день новостей, пусть плохих, – неизвестность еще хуже, – он надеялся, что вскоре узнает из средств массовой информации о проводимом федеральными властями расследовании финансовых афер с переводом денег с одного счета на другой, но – ни единого упоминания в прессе и по телевидению. Возможно, федеральные инспектора проводят его в глубокой тайне, чтобы в последний момент, когда все доказательства будут собраны, предъявить обвинения. А вдруг Колин все это выдумал?

Внимание прессы и публики сосредотачивалось на всем, что касалось пресловутого Мясника – ни одного упоминания о бесчестных финансистах с Уолл‑ стрит. Все с содроганием ожидали, что вот‑ вот в самом невероятном месте вдруг обнаружится расчлененный труп или какие‑ то его части. Мало кто верил, что полиция города Нью‑ Йорка способна обнаружить и обезвредить сумасшедшего маньяка. Те, кто еще не стал жертвой, превратили эту щекочущую нервы тему в предмет разговора, и даже совершенно незнакомые люди перебрасывались фразами по поводу «кровавого извращенца».

Майкл то и дело встречал таких людей, более того, они советовали ему на время забыть о смерти брата, уверяя, что летом жизнь замедляется, многие разъезжаются в отпуска, найти того, кто нужен, очень трудно, поэтому на вещи следует смотреть проще, например, ездить загорать на пляж, а после Дня Труда браться уже за дело, имея больше шансов на успех.

Когда подошло время встречи с Амброзетти, Майкл мучился сомнениями: может, не стоит этого делать? Фаррелл, узнав, что за его спиной подыскан другой детектив, взревет от гнева. Однако, поразмыслив, он решил, что ничего не теряет в любом случае, а уж гнев Макса перенесет.

Амброзетти сам предложил ему встретиться где‑ нибудь по соседству с Бранденбергом. Из последующей беседы Майклу так и не удалось выяснить, есть ли у детектива постоянный офис.

– Мне приходится много времени бывать на ногах, но вы меня всегда найдете, – сообщил ему Амброзетти, для Майкла эти слова прозвучали не слишком утешительно.

Хотя Амброзетти назвал приметы, чтобы его легко узнать, Майкл не ошибся бы без всяких описаний: в баре Мак‑ Нэлли за самым последним столиком сидел единственный посетитель, не толкавшийся у стойки, где по телевизору транслировался футбольный матч, – толстяк пятидесяти лет с длинными седеющими волосами, в саржевой куртке, которая была ему явно мала, с мешками под черными глазами, напоминавший по внешнему виду пьяницу. Когда Майкл сел за его столик, Амброзетти, обливаясь потом, сказал почти извиняющимся тоном:

– Стараюсь воздерживаться от горячительного.

И действительно, перед ним одиноко стоял стакан фруктового сока. Говорил он немного в нос, так произносят слова выросшие на улицах Нью‑ Йорка.

Они поговорили о Стопке, которого Амброзетти помнил постоянно нуждающимся в деньгах пьяницей, да к тому же еще и бабником, хитрость и сообразительность которого люди недооценивали.

– Он рассказывал, что вы вернули его беглую жену, вернее одну из них.

– Нетрудно вернуть жену, и не только ее, – сказал Амброзетти с такой убежденностью в голосе, что Майкл ему сразу доверился. – Вы сообщили по телефону, что дело касается убийства вашего брата?

– Официально это преподнесено как самоубийство.

– А вы этому не верите?

– Я узнал, что брат влип в одну скверную историю, но не верю, что он мог решиться на самоубийство, даже попав в трудное положение.

– Так. И что за скверная история?

Майкл ввел в курс дела Амброзетти относительно нелицеприятных делишек брата, рассказал о встрече с судьей Ватерманом, о том, как вышел на сыскное агентство Рэя Фонтаны. Он ждал от Амброзетти какой‑ то реакции, но тот оставался невозмутимым.

– Знаю, кто такой Фонтана, – только и произнес он, но из этих слов и, главное, из того, как они прозвучали, Майкл заключил, что Амброзетти не очень‑ то высокого мнения о Рэе.

– Хочу быть с вами откровенным, – сказал Майкл, закончив повествование. – Не хотите браться – в претензии не останусь. Не уверен, что агентство Фонтаны заинтересовано в моем деле, и если в ближайшее время Фаррелл не представит доказательств серьезности своих намерений, придется с ними расстаться. Но пока подожду еще немного и посмотрю, что к чему, а потом свяжусь с вами.

– Не вижу смысла ждать, – заявил собеседник. – Скажу так, можете нанимать хоть дюжину детективов, вот только кто окажется на высоте?

Он ничуть не сомневался, что на высоте окажется он, Амброзетти.

– Вы видели заключение судмедэкспертизы?

Майкл кивнул головой:

– Видел, но копии у меня нет.

– Это не проблема. Они имеются в архиве. А как насчет результатов химической экспертизы?

– О чем вы?

– Эта экспертиза проводится на предмет остаточных веществ сгорания пороха: парафин, сурьма и еще что‑ то. Таким образом определяется, стрелял ли человек из огнестрельного оружия или нет. Они должны были проверить обе руки Алана.

– И если бы эта экспертиза имела положительный результат?

– Тогда ничего не попишешь: ваш братец застрелил себя самолично. Иногда люди стреляются, хотят этого или нет их родственники.

– Откровенно сказать, не знаю, проводилась ли такая экспертиза.

– Тогда это еще один вопрос, который предстоит прояснить, – Амброзетти делал записи в блокноте. – Что известно об этой женщине, кажется, Карамис, о которой вы упоминали?

– Не знаю, где она, и не имею представления, как найти.

– Насколько я понял, ею, почти уверен, интересуются и другие. Возможно, мне удастся напасть на ее след, – Амброзетти захлопнул блокнот. – Теперь о гонораре…

– Много предложить не могу.

– Тогда сделаем так. Даете для начала, скажем, три сотни долларов, а дальше будет видно. Идет?

Майкла это устраивало. Триста вполне потянет.

Он какое‑ то время оставался в баре после ухода Амброзетти – привлекла оставленная кем‑ то на столе газета: Берни Кук в своей колонке яростно поносил полицию и призывал мэра подыскать комиссара получше, кто сможет освободить улицы города от торговцев наркотиками, грабителей, хулиганов и другой сволочи, превратившей улицы Нью‑ Йорка в свои частные владения. Газета пестрела множеством объявлений о предпраздничной распродаже товаров. За всеми заботами Майкл забыл, что приближался праздник, Четвертое июля[5], который никогда его не радовал – он не любил такие дни, ставшие для многих людей удобным предлогом побездельничать, а у него не было причин предаваться ликованию. На пятнадцатой странице его внимание привлек заголовок, гласивший:

УТОНУЛ БРОКЕР С УОЛЛ‑ СТРИТ

Не дочитав до конца первое предложение: «Тридцатидвухлетний брокер из фирмы „Колони Сэксон Секьюритиз“ утонул вчера в Квоге, Лонг‑ Айленд…», он уже знал, о ком идет речь. Покойный, говорилось дальше, заплыл слишком далеко. Будто торопился, уплыть в Ирландию, как съязвил один из свидетелей.