УТОНУЛ БРОКЕР С УОЛЛ‑СТРИТ 1 страница

Глава 2

Мысленно возвращаясь в прошлое, Майкл Фридлэндер всегда вспоминал десятое сентября 1971 года – день, когда он, как ему казалось, навсегда покинул Нью‑ Йорк, решив порвать все связи, сжечь все мосты и начать новую жизнь. И вот после почти двадцати лет скитаний снова сидит в автобусе девяносто пятого маршрута и узнает места, которые не надеялся когда‑ нибудь увидеть.

Последние пять лет его домом считался Нью‑ Гемпшир, как раньше Сан‑ Франциско и Лос‑ Анджелес. А до этого он ютился в крохотной бедной деревеньке на берегу озера Петен‑ Ица в Гватемале. И еще раньше… Впрочем, какая разница! Ему же больно вспоминать прошлое, но оно продолжало бередить его душу и не давало покоя. В памяти всплыла другая дата – 14 марта 1983 года – последняя встреча с братом, приехавшим неожиданно, за несколько дней до того, когда он собирался так же, как и тогда, в Нью‑ Йорке, навсегда покинуть Фриско и начать новую жизнь. Алан застал в его квартире полный кавардак: коробки, пакеты из‑ под молока – впечатление полного запустения. Брат сообщил ему, что приехал по делам и в его распоряжении всего несколько часов. Братья не виделись так долго, что их встреча получилась несколько неловкой и натянутой: Алан излучал успех, деньги липли к нему так же, как они невзлюбили его брата. И стоило ему войти, Майклу стало ясно, что их отношения определяются не столько разницей в возрасте, сколько потерей им своего возрастного превосходства, растраченного в погоне за несбыточными иллюзиями, всеми радостями жизни, кроме одного – денег, единственного, чему полностью посвящал себя брат. Майкл понимал, что деньги валяются на земле, что рано или поздно ему повезет и появится достаток, о чем только можно мечтать.

Алан был неприятно поражен, увидев, как живет его брат, и ему стоило больших трудов удержаться и не процитировать слова, которые не уставал повторять их отец: «Ради Бога, не растрачивайте жизнь понапрасну, осядьте, найдите перспективную работу и девушек с деньгами». Он оставался не очень‑ то высокого мнения о тех девушках, которых находил его брат, впрочем, ничего удивительного, все они оказывались такими же чокнутыми, как и сам Майкл.

На этот раз Алан дипломатично промолчал, и Майкл заподозрил, что он прибыл во Фриско посредником, по наущению родителей, отношения с которыми когда‑ то носили бурный характер, а с годами стали холодными, и он почти не поддерживал с ними связи. В их сердцах уже давно не осталось для него места, его полностью заполнил младший брат, на которого они возлагали все свои надежды, и, Майкл был в этом уверен, именно Алан фигурировал в их завещании как главный наследник.

Несмотря на всю свою скрупулезность во всем, что касалось денег, Алан настоял на том, чтобы Майкл взял некоторую сумму в долг, хотя отлично знал, что шансы получить деньги обратно – мизерны, точнее – нереальны. Майкл никогда не просил денег у брата, но время от времени, просматривая почту, обнаруживал конверт с двумя‑ тремя сотнями долларов наличными. Бывали времена, когда он оказывался полностью на мели, и если бы не эти непредсказуемые переводы от Алана, он бы не знал, что делать и как поддержать свое существование. В общей сложности его долг брату составил около семи тысяч долларов, но даже не было надежды когда‑ нибудь их вернуть. И вот теперь, как оказывается, такой Возможности ему уже и не представится.

Пасмурный день сменила безлунная ночь. Сидевший рядом с ним мужчина – очень толстый – безбожно храпел, да и все другие вокруг спали. Майклу казалось, что все в этом мире, кроме него и водителя автобуса, погрузились в сон. Он не знал, который час, поскольку не носил часов. За окном повисла кромешная тьма – не было видно ни одного огонька, только его собственное отражение.

Время от времени он засыпал и просыпался при тряске или же замедленном движении. Вырванный таким образом из сна, он вспоминал, что случилось нечто непоправимое, но что? И только полностью сбросив остатки сна, понимал, что именно. Его брат умер.

Когда он проснулся в очередной раз, вокруг полыхали тысячи огней, окрашивая мостовую, дома и лица спешащих куда‑ то людей в немыслимые цвета. Люди – везде. Он уже забыл, что здесь их неисчислимое множество. Они толпились у витрин магазинов, высовывались и окликали небольшие группки таких же, как и они, на перекрестках, сновали между машин. Каждый искал в этом кишащем муравейнике удачу и счастье, многих одолевали свои заботы и горести, большинство стремилось подняться по социальной лестнице хоть на ступеньку выше. Аккомпанементом этой свистопляске из окон домов неслись звуки рэпа, сигналили автомобили, и завывали полицейские сирены – блудный сын возвратился домой.

* * *

Найти кафе напротив Белвью не составило труда, но целых десять минут Майкл простоял у дверей, не в силах заставить себя войти. Он знал, что мать и, возможно, отец ожидают его. Не было уверенности, как вести себя при встрече с ними, но наконец решился – все равно не избежать.

Войдя в зал, он сразу же увидел мать – лицо ее окаменело от горя и сделало похожей на мумию. Как она постарела! Волосы, уложенные в аккуратную прическу, которые Майкл помнил темными, посеребрила седина. На столике перед ней стояло нечто, отдаленно напоминавшее сладкий молочный крем, едва тронутый. Он видел, как она вздрогнула, почувствовав, что он где‑ то рядом. Лицо матери осветилось улыбкой, когда она заметила сына. Майкл, подойдя к ее столику, без слов обнял – какой она стала хрупкой и легкой! Может случиться, смерть Алана ее убьет. Мать поцеловала его в щеку и высвободилась из объятий.

– Я испачкала тебя губной помадой. Сейчас вытру.

Прежде чем он успел произнести хоть слово, она потерла салфеткой его щеку и той же салфеткой смахнула навернувшиеся на глаза слезы.

– Садись, Майкл. Съешь что‑ нибудь? Ты, наверное, устал с дороги.

– Да, очень, тем более что в пути – уже шестнадцать лет.

– Отец сейчас уже там. Когда ты поешь, мы пойдем к нему.

– Уже сделали вскрытие?

– Это делается не так скоро. Нужно соблюсти формальности. Вскрытие делает доктор Магнус, судмедэксперт, – она посмотрела на Майкла внимательно. – Как ты жил все это время?

– Хорошо.

– Так рада тебя видеть – прошло столько лет.

– Да, долго мы не виделись, – согласился Майкл.

– Эта борода! Она тебе совсем не к лицу! Без нее ты гораздо красивее!

Он пожал плечами – время ли спорить о бороде?

– Ничего не стоит сбрить, – Майклу хотелось узнать, как умер Алан. По телефону мать сказала, что его обнаружили мертвым в собственной квартире, покончившим жизнь самоубийством, и Майклу нужно срочно приехать в Нью‑ Йорк. Ничего больше. Остальное она расскажет ему, когда посчитает нужным.

Первое, на что обратил внимание Майкл, войдя в здание, где находился отдел судмедэкспертизы, были строчки, высеченные на мраморе. Если бы он чуть больше занимался латынью, учась в школе, их смысл не был бы таким загадочным. Taceat colloquia. Effugiat risus. Hig locus est ubi mors gaudet succurrere vitae. [2]

Майкл понял, что нельзя смеяться, а следует думать о помощи мертвых живым.

Мать, побывавшая уже здесь, шла уверенно, он еле поспевал за ней с чемоданом в руке, напоминая человека, собирающегося снять жилье. Они вошли в какую‑ то комнату, где толпились полицейские – мужчины и женщины, чей вид красноречиво говорил, почему они собрались здесь. К нему подошел отец. Неужели память ему отказывает: отец за эти годы стал меньше ростом, – а Майкл всегда считал его высоким, – совершенно лысым и заметно постаревшим, но с теми же глазами, глядевшими вопросительно, с укоризной, будто вынося приговор, – все то же перекати‑ поле, и никаких изменений к лучшему.

Майкл протянул руку, и отец крепко и, как показалось, многозначительно пожал ее.

– Спасибо, что приехал, – сказал Пол Фридлэндер. – Честно говоря, даже не ожидал.

Майкл взглянул на мать, но та поспешно отвернулась. Вероятно, он заслуживает отцовского упрека, но почему бы не выбрать другое место и время?

– Что они сказали? – мать села на стул в углу и, порывшись в сумочке, извлекла носовой платок. – Долго это продлится?

– Теперь уже скоро, – успокоил ее отец.

Майклу показалось невероятным, что отец поставил себя в унизительное положение просителя и сейчас ждет решения властей. Для него он всегда оставался высшей инстанцией, иногда – милостивым диктатором, чаще – неумолимым деспотом, но всегда – человеком, которому все, и Майкл в том числе, подотчетны в своих действиях и поступках. Сотни людей зависели от него и благоговейно ловили каждое его слово: «Кролл, Фридлэндер, Геддес и Лихтер» – одна из самых процветающих юридических фирм города, медленно, но верно набиравшая силу, выступая посредником в делах, браться за которые никакая другая не решалась. Но очевидно, когда дело дошло до вскрытия тела сына, авторитет и связи Пола Фридлэндера оказались бесполезными.

Майкл сел на стул рядом с матерью, отец продолжал мерить комнату шагами, время от времени поглядывая на раздвижные двери напротив.

– Чем ты занимаешься в последнее время, Майкл? – спросил он, останавливаясь перед сыном.

– Ничем. Ремонтом дома – он очень старый: построен, кажется, в начале XVIII века. Чтобы довести его до нормального состояния, нужно хорошо поработать, – восстановление дома действительно требовало больших трудов и денежных затрат, и если Майкл будет продвигаться с ремонтом такими темпами, то, вполне возможно, закончит его в следующем веке.

Отец кивнул головой:

– А чем ты зарабатываешь на жизнь? Я имею в виду, есть ли у тебя постоянная работа?

Пол Фридлэндер еще не полностью утратил надежду на то, что его непутевый сын возобновит занятия медициной, прерванные много лет назад, или подыщет какое‑ нибудь другое приличное дело, но в планы Майкла это не входило.

– Сейчас понемногу занимаюсь торговлей, – ответил он. – Продаю ковры и ювелирные изделия, которые привез из Индии.

– Ты побывал в Индии? – воскликнула миссис Фридлэндер. – Когда ты туда ездил?

– Около полутора лет назад, но пробыл всего пару недель.

– В прошлом году Алан ездил в Гонконг. Он вообще много разъезжал. Когда мы собирались отдохнуть, мы всегда спрашивали его мнение, где это лучше сделать. Так я говорю, Пол?

– О чем ты? – Пол Фридлэндер был занят своими мыслями и не слышал слов жены.

– Я говорю, что когда мы хотели где‑ нибудь отдохнуть…

Она не договорила, потому что раздвижные двери напротив распахнулись, и они увидели отгороженную стеклянной перегородкой камеру. Миссис Фридлэндер спрятала лицо в ладонях, а ее муж, тупо глядя прямо перед собой, сделал шаг в сторону камеры. В этот момент позади них распахнулась другая дверь, и в комнату стремительно вошел мужчина в белом халате, забрызганном кровью и источавшем запах формальдегида. Он быстро оглядел семейство Фридлэндеров и потер руки с длинными сильными пальцами.

– Доктор Магнус, это наш второй сын, Майкл, – сказала миссис Фридлэндер и добавила, обращаясь к сыну: – А это доктор Магнус, главный судебно‑ медицинский эксперт.

Магнус кивнул, пожал Майклу руку и вежливо улыбнулся. Впрочем, улыбка тут же исчезла с его лица, и Майкл засомневался, была ли она.

Доктор повернулся к главе семьи:

– Будьте любезны, подойдите к этому окну, мистер Фридлэндер. Много времени эта процедура не отнимет, но нам нужно, чтобы вы произвели опознание.

Миссис Фридлэндер прильнула к сыну, спрятав лицо у него на груди. Ее тело сотрясали рыдания. Через несколько секунд она взяла себя в руки и повернулась навстречу неизбежному. Глаза ее были сухими.

– Мы оборудовали эти демонстрационные камеры несколько лет назад для того, чтобы избавить родственников покойных от посещения морга, – сказал Магнус. – Это нововведение позволяет оградить их от посторонних глаз, когда проводится опознание. Мы ведь понимаем, что дело это глубоко личное.

Пол Фридлэндер вряд ли слышал то, что говорил доктор. Он не спускал глаз с пустой камеры за стеклянной перегородкой.

Наконец в камеру медленно вкатилась тележка с телом Алана. Майкл тупо уставился на то, что еще совсем недавно называлось его братом. Он ничего не чувствовал: ни горя, ни печали – только душевную пустоту. Нет, это не может быть его братом, это – окровавленный полуразложившийся труп. Душа Алана навсегда покинула его.

Он украдкой взглянул на своих родителей. В их глазах отражался ужас и недоумение. Именно такой реакции он и ждал. Майкл знал, какой вопрос не дает им покоя: почему мертв Алан? Если кому‑ то из них было суждено умереть, отчего судьба пощадила Майкла?

Глава 3

Уже в полночь Курт Магнус приступил к вскрытию тела Алана Фридлэндера в одном из трех специально предназначенных для этой цели помещений, соединенных с моргом длинным коридором.

На этот раз он привлек на помощь только одного ассистента – эксперта по имени Фрэнсис Холмс, работавшего здесь, по утверждению сотрудников отдела судмедэкспертизы, с начала века, за все эти годы сумевшего произвести тысячи вскрытий, пожалуй, больше, чем сам Магнус, и делавшего это всегда весело и споро, что нередко коробило его коллег.

Смерть, конечно же исключая собственную, стала для него такой же привычной, как утренняя чашка кофе, а человеческое тело он знал как свои пять пальцев.

Холмс – крепкий мужчина шестидесяти с небольшим лет, обладатель совиного лица, розовой кожи и голой, как бильярдный шар, головы, когда‑ то, давным‑ давно, учился на художника, выказал большие способности и даже писал картины с живых людей, но в один прекрасный день ему вздумалось узнать, как они устроены, и своими руками потрогать то, что у них внутри.

Начали с рентгена головы. Поскольку пуля прошла сквозь череп жертвы, внутри него могли остаться мелкие металлические частички. Через несколько минут готовые снимки их не показали, о чем Магнус продиктовал на магнитофон, установленный рядом со столом, на котором лежало тело. Обычно во время вскрытия присутствует стенографистка, но сегодня доктор от нее отказался.

Приступили к черепу, или тому, что от него осталось. Руководствуясь косметическими соображениями, делают это очень аккуратно: скальпелем надрезается кожа от уха до уха, вместе с подкожной тканью она отделяется от черепа так, чтобы ее задняя часть упала назад подобно капюшону, а передняя – на лицо.

Для вскрытия черепной коробки Магнус воспользовался специальной ручной пилой. Пилил осторожно, чтобы не повредить мозг и тем самым не уничтожить следы прохождения пули; отпиленную часть отделил с помощью стамески.

Перед их глазами открылась dura matter – внешняя защитная оболочка мозга. Разрезав ее, Магнус смог заглянуть в саму черепную полость. Взяв микрофон, начал записывать свои наблюдения.

– По меньшей мере, третья часть мозговой ткани, особенно в задней части черепной коробки, а также ткань мозжечка выбита наружу пулей, пробившей череп.

Он сделал паузу и заглянул внутрь черепной коробки.

– В затылочно‑ теменной части имеется большое выходное отверстие неправильной формы, от которого расходятся многочисленные трещины, достигающие основания черепа и правой части передней черепной впадины…

Магнус замолчал, заглянул в отверстие и собрался продолжать диктовку, но его остановил Холмс, указав на входную дверь, где стоял высокий и крепкий мужчина в плохо сидевшем, мятом вельветовом пиджаке, перекосившемся набок широком, в голубую и белую полоску галстуке, с потертым кейсом в правой руке. Ошеломленный и возмущенный таким наглым вторжением, Холмс вопросительно взглянул на Магнуса. Совершенно ясно, этот человек здесь не работает, и непохож на посетителя, имеющего разрешение входить в помещение, где производится вскрытие.

– Я с ним разберусь, – сказал Холмс и отошел от стола, намереваясь выставить незнакомца за дверь.

Магнус остановил его.

– Не надо, Фрэнсис, Я сам с ним поговорю. Это не займет много времени, – его голос дрожал, и это обстоятельство не укрылось от ассистента.

Холмс терялся в догадках: неужели знакомы? И что у них может быть общего? Фрэнсис, как чрезвычайно любопытный и наблюдательный человек, справедливо полагал, что внешность и манеры человека определяют, что он за птица.

Холмс скривился, невольно подчеркивая, что у незнакомца напрочь отсутствует и то, и другое. Он не мог взять в толк, почему доктор Магнус снизошел до общения с таким непрезентабельного вида типом.

– Идите за мной, – сказал Магнус, опуская хоть какое‑ нибудь подобие обращения. Уголком глаза он заметил, как внимательно наблюдает за ними его ассистент. «Черт с ним! » – подумал Магнус и направился в сторону мужского туалета. Незнакомец последовал за ним.

– Закройте дверь на задвижку, пожалуйста, – попросил Магнус. Тот повиновался и ухмыльнулся. Его, похоже, забавляла нервозность доктора.

– Сегодня здесь почти не пахнет! – заметил он, сплевывая на пол. – Вижу, иногда его убирают.

– Я же просил не приходить сюда, черт возьми, когда я за работой, – зашипел доктор. – Что вам здесь делать? Мы же не договаривались о встрече.

– Человеку, живущему нашими подношениями, нельзя вести себя так невежливо. Мы решили, что за все ваши хлопоты вы заслужили большего вознаграждения. Все вопросы – к боссу, доктор Магнус. Я только выполняю приказ, – он отвернулся, поставил кейс на плиточный пол, с нетерпением справил малую нужду…

Магнус молчал.

– Так‑ то лучше, – сказал мужчина, застегивая молнию. – Желаю веселенькой ночи!

Через минуту, когда посетитель вышел, доктор Магнус наклонился, взял кейс и открыл его. Вот они! И обещанное, и надбавка за его волнение – новенькие, хрустящие и теплые купюры, будто только что вышедшие из‑ под печатного станка.

Глава 4

В облике дома, который Пол Фридлэндер приобрел в 1961 году, ничего не запоминалось – много раз возвращаясь навеселе с какой‑ нибудь вечеринки, Майкл проходил мимо него, не узнавая, и начинал ломиться к соседям. Более сотни домов, стоявших рядом на участках в два акра, ни стилем, ни оригинальностью архитектуры не отличались от дома Пола Фридлэндера, хотя его стоимость за эти годы фантастически возросла, и это обстоятельство являлось предметом гордости отца Майкла, будто инфляция – дело его рук.

Скучная однообразность домов успокаивала Майкла. Возможно, при свете дня он заметит какие‑ нибудь изменения, но сейчас, в два часа пятнадцать минут ночи, эта часть Беллмора на Лонг‑ Айленде выглядела точно так же, какой он помнил ее с детства. Только в немногих окнах горел свет. Здешние обитатели в этот час крепко спали: им, как и его отцу, приходилось рано вставать, чтобы вовремя добраться до города и попасть в свои офисы.

Выйдя из здания, где располагался отдел судмедэкспертизы, Майкл и его родители едва обменялись парой слов. Они ехали в гнетущей тишине, иногда миссис Фридлэндер что‑ то говорила, но старательно избегала того, что они только что увидели. Майкл знал, пройдет много времени, прежде чем они свыкнутся с мыслью о смерти Алана, притупится впечатление от вида его изуродованной головы. Но сейчас, закрыв глаза, Майкл видел перед собой восковое лицо Алана, бурую окаемку вокруг раны и ссохшуюся кровь в волосах. Глаза Алана закрыты, а Майклу так хотелось заглянуть в них в последний разок.

В доме Фридлэндеров в окнах горел свет. Первой мыслью Майкла было то, что в дом забрались грабители, но, едва автомобиль остановился, входная дверь открылась, в дверном проеме возник женский силуэт, и только когда мать бросилась в объятия женщины, Майкл понял, что это ее сестра Дженет.

Она родилась раньше его матери на шесть лет и внешне ничем на нее не походила – высокая, костлявая, давно уставшая от жизни, что отражалось во всем ее облике. Увидев Майкла, Дженет обхватила его шею руками и уткнулась мокрым от слез лицом в щеку.

Когда они вошли в дом, с тахты поднялся, затушив в пепельнице сигару, муж Дженет, Бадди, работавший бухгалтером и имевший испуганный вид коммивояжера, торгующего косметикой и всегда готового к тому, чтобы быть спущенным с лестницы. Он равнодушно взглянул на Майкла и поздоровался так, словно только вчера расстались.

Мать направилась в сторону кухни.

– Я приготовлю кофе, – сказала она Дженет и Бадди. Майкл понял – ей хочется забыться в какой‑ нибудь работе.

– Нет, Рейчел! Сядь и отдохни, – сказала Дженет тоном, не терпящим возражений. – Мы обо всем позаботимся сами и пробудем столько, сколько вам покажется нужным.

Пол Фридлэндер тяжело уселся в кресло напротив Бадди, который зажигал свою недокуренную сигару.

– Это было ужасно, Бадди, – начал он. – Гораздо ужаснее, чем я себе представлял.

Рейчел села на тахту рядом с Бадди, но тут же вскочила.

– Нет, я все‑ таки пойду помогу Дженет, – и, испугавшись, что ее кто‑ нибудь остановит, ринулась на кухню.

Майкл направился к бару. Вообще‑ то пить ему пока не хотелось, но он не знал, как успокоить расшалившиеся нервы. Вернувшись, сел рядом с Бадди и уставился в потолок.

Беседа не клеилась. О чем бы они ни заговаривали, ее ход непременно переходил на Алана, и воцарялось молчание. Все томительно ждали телефонного звонка из отдела судебно‑ медицинской экспертизы, будто надеясь, что им сообщат о чудесном воскрешении Алана из мертвых. Когда же телефон зазвонил, это прозвучало для них такой неожиданностью, что все вздрогнули, лишь после четвертого звонка Пол Фридлэндер, сбросив оцепенение, встал с кресла и направился к аппарату, стоявшему на столике у бара.

– Да, слушаю… Понимаю… Вот так?.. Если так случилось… – он замолчал, внимательно слушая говорившего на другом конце провода. – Да, да, конечно… Нет, благодарю вас, доктор. Конечно, дам вам знать. Спокойной ночи.

– Это был доктор Магнус, – сообщил он присутствующим.

– Что он сказал?

– Сказал, что копия медицинского заключения придет завтра утром, а ему хотелось сообщить о результатах вскрытия уже сегодня.

– Какой он внимательный! – заметила миссис Фридлэндер.

– И еще, результаты вскрытия подтверждают выводы, сделанные полицией.

– Значит, Алан в самом деле?.. – миссис Фридлэндер не смогла или не захотела продолжать.

– Должно быть, это так. У доктора Магнуса нет никаких сомнений.

– Как это понимать? О чем вы толкуете? – воскликнула Дженет.

– Это значит, что в заключении судмедэксперта полиция не найдет оснований для расследования обстоятельств смерти Алана – ничего противозаконного, на этом поставят точку.

Похороны состоялись на следующий день, в час тридцать пополудни. Майкл на церемонию опоздал. Конечно, ему не хотелось этого, но уж такой он был неисправимый – какой‑ то изъян в натуре не позволял ему оказываться в определенном месте в условленное время. Когда он наконец появился, отец смерил его уничтожающим взглядом, а мать облегченно вздохнула – хорошо, что вообще явился.

Ночью Майкл спал плохо и рано утром решил прогуляться по окрестностям, чтобы навести порядок в мыслях, но ничего не навел, лишь больше запутался, и, оглядевшись, обнаружил, что ушел слишком далеко от дома. Прибежав запыхавшись домой, он никого не застал – родители были на панихиде.

Они стояли у стены вместе с Дженет и Бадди, принимая соболезнования от родственников и друзей, из которых Майкл почти никого не знал или не помнил. Он обратил внимание на группу молодых людей, и скорее по густому загару и модной одежде, чем по их возрасту, разглядел в них партнеров Алана по фирме «Колони Сэксон Секьюритиз». Из присутствующих женщин Майкл без особого напряжения выделил ту, которая собиралась стать женой Алана. Нэнси, так ее звали, оказалась такой, какой он представлял будущую жену брата.

Шикарная брюнетка, но не такая уж красавица, каковой считал ее покойный, с кукольным личиком, соблазнительной в каком‑ нибудь Чарлстоне или Седар‑ Рэпидзе, но только не на Манхэттене.

– Майкл, рад после стольких лет видеть тебя снова! – говорил лысый мужчина в очках, сжав его руку обеими ладонями. – Я Лу Ватерман. Судья Ватерман.

Майкл с трудом вспомнил, что судья Ватерман – один из друзей его отца, «на которого всегда можно положиться» – в чем, зачем и когда, Майклу было неведомо. Все имело отношение к делам фирмы, о которых отец никогда с ним не говорил.

– В последнее время мы с Аланом были очень дружны, – сказал судья.

– Очень жаль, я этого не знал.

Еще больше он не знал, как долго сможет пробыть таким официально‑ вежливым. Галстук душил, и Майклу не припоминалось, когда в последний раз его надевал, но все же он старался, как мог, соблюсти приличия.

– То, что случилось с ним, ужасно, – продолжал донимать судья Ватерман. – Но я теряюсь в догадках, почему такой блестящий мальчик сделал это. Что толкнуло его на самоубийство?

– Не знаю, – выдавил из себя Майкл. – Возможно, он этого и не делал.

Судья непонимающе воззрился на него:

– Не уверен, что я правильно понял тебя, Майкл. Итак, чего он не делал?

– Не убивал себя.

Судья, полностью сбитый с толку, пытался сообразить, шутит Майкл или нет.

– Я понимаю, что для тебя это – большая утрата, но, как мне известно, вы с Аланом не поддерживали близких отношений, не так ли?

– Так. Но…

– Если тебе захочется узнать о брате побольше, я буду счастлив пропустить с тобой рюмочку‑ другую коньяка. Твой отец знает, где я живу. Так что без церемоний. Приходи, когда пожелаешь. Я уже на пенсии, и времени у меня предостаточно.

– Возможно.

Не многие подходили к Майклу с выражением соболезнований. Даже после того, как он сбрил бороду, мало кто из присутствующих знал, какое отношение к Фридлэндерам он имеет. Многие годы для большинства из них единственным сыном Пола Фридлэндера оставался Алан, а теперь явился какой‑ то незнакомец и узурпировал не принадлежащее ему право. Уголком глаза он заметил, как Нэнси бросает в его сторону заинтересованные взгляды, у него родилось такое ощущение, что, не перебросившись с ней ни единым словом, знает о ней больше, чем она сама. Нэнси выглядела всего лишь одной из тех безликих женщин, которых почему‑ то предпочитал его брат.

Майкл заметил, что даже в такой день она беззастенчиво рассматривает не только его, но и партнеров Алана по бизнесу, надеясь найти ему подходящую замену.

Ни сами похороны, ни литургия, ни речь священника, изобиловавшая приличествующими случаю цитатами из Левита и книги Иова, не доходили до сознания Майкла, оставляя его равнодушным к процедуре, которая казалась ему притворством. Он не понимал, почему все эти люди, так легко приняв смерть его брата, не исполнились гнева и не жаждут отмщения.

Конечно, все они сходились в одном – оставалось загадкой, почему такой преуспевающий молодой человек, которому жить бы да жить, вдруг кончает жизнь самоубийством. Дальше этого они, однако, не шли, не задаваясь вопросом о возможности того, что заключение экспертизы может быть ошибочным и Алан совсем не самоубийца. Его приводила в ярость их слепая вера в непогрешимость докторов. Хоть бы один из них усомнился в том, что его брат мог это сделать! Наверное, всем удобнее считать, что это именно так.

Заупокойная служба кончилась, и он побрел к лимузину, в котором должны были ехать самые близкие родственники покойного. Его окликнули. Обернувшись, он увидел спешащую к нему Нэнси.

– Мне надо с тобой поговорить, когда все закончится, – попросила она, задыхаясь от быстрой ходьбы.

– Конечно, но о чем?

– В общем, Алан… Ну, как это сказать? – у нее был приятный для слуха мягкий южный акцент.

– Не уверен, что смогу тебе чем‑ то помочь. Не очень хорошо знал своего брата, к моему стыду… – Майклу вдруг пришла в голову мысль, что она тоже что‑ то подозревает и хочет найти у него объяснения.

– Знаю, – нетерпеливо перебила его Нэнси. – Хочу узнать, может быть, он когда‑ нибудь говорил тебе о… ну, об этой женщине?

– О какой именно?

Нэнси бросила на него укоризненный взгляд:

– Не делай вид, что не знаешь, о ком речь. О той женщине, которую Алан трахал, начав трахать меня.

Глава 5

Прошла заупокойная служба, тело Алана Фридлэндера покоилось в земле, все считали, что брат покойного не задержится с отъездом в Нью‑ Гемпшир, что он и собирался сделать на следующее за похоронами утро, ложась вечером спать в своей старой спальне.

Проснувшись еще до рассвета удивительно выспавшимся, бодрым и готовым встретить нарождавшийся день, Майкл выглянул в окно: небо уже посветлело, до рассвета оставалось не более часа. Прислушался – все спали крепким предрассветным сном, в доме царила тишина.

Лежа в полумраке, вспомнил о своих долгах и, чтобы успокоить собственную душу и развеять сомнения, принял решение выяснить, кто виновник смерти брата, так как оставался твердо убежденным, что Алан не мог дойти до самоубийства, а если и наложил на себя руки, то должна быть причина, и он сделает все возможное, чтобы выяснить ее – это и будет означать возвращение ему семи тысяч долларов. Только после этого можно уезжать домой.

С чего начинать, что предпринять в первую очередь – на этот счет у него не было никаких идей, но Майкл был уверен, что по ходу дела разберется, в каком направлении двигаться. А сейчас он возьмется за самое важное.

Ему казалось, что им задумано стоящее дело, его логика безупречна, родители одобрят его намерение.