После праздника 8 страница

-Я тоже не могу похвастаться, - сказал Сагит Мрясов. – Я ходил в Мусульманский комитет, надеясь, что братья-мусульмане если и встретят неласково, но и прогонять не станут пинком под зад. Там окопались люди из газеты «Вакыт», которые повторяют лозунги Гаяза Исхаки и Максуда Садри. Стали и меня агитировать, мол, надо ограничиться национально-культурной автономией. А стремление башкир стать хозяевами своей земли, добиться самоуправления считают пустой мечтой. Таков их ответ на решения нашего Курултая.

-Вот слушаю вас, парни, и удивляюсь, - начал свой рассказ Юлдаш Ягофаров. – Живем в одной стране, в одной губернии, но не думал, что вокруг нас столько разных мнений. Я пошел в губернский казачий комитет. Взял наши резолюции на русском языке. Они прочли и стали широко улыбаться. Вот, говорят, башкиры додумались до того, что мы и сами хотели. Мы тоже видим Оренбургскую губернию как отдельный штат. И вы туда же. Значит, мы с вами союзники. Нам надо вместе действовать.

- А помнят ли они, что большая часть Оренбургской губернии – башкирская земля?

-Да, помнят. Они говорят, что их автономия будет только на русских территориях. А башкирская пусть будет на своих.

-А знают они, что эта земля вся башкирская?

Вместо Сагита ответил Заки:

-Конечно, знают. Земли русских раньше заканчивались в Нижнем Новгороде. Но теперь, когда русские и другие заселили многие башкирские земли, что может произойти?

-Нужно вернуть башкирам, конечно.

-Вернуть земли – это значит выгнать из домов теперешних хозяев? Но это насилие, которое приведет к войне. А нужна нам война?

-Действительно, никто добровольно не отдаст свое нажитое добро.

-Значит, воевать.

-Война, так война.

-Для войны нужно войско. Или думаете воевать с косами, вилами и топорами?

-Значит, нужно восстановить распущенное в девятнадцатом веке Башкирское войско. – Сказал Валиди решительно. Вопрос об необходимости организации своей армии пришел к нему еще в Туркестане. Но пока речи об этом не было. А сегодня этот вопрос вышел на передний план. Заки оглядел курултаевцев. – А что думают казаки, у них ведь войско уже готово?

- Так я и говорю про казаков, - продолжил Сагит. – Казаки помнят, что было Башкирское войско, которое мы сами содержали, охраняли границы России. Поэтому они к нам настроены дружелюбно. Познакомившись с нашими резолюциями, они их восприняли хорошо. Даже написали приветствие нам.

-А как они будут строить свою автономию?

-Они хотят объявить автономию Оренбургского казачего войска, сами организуют правительство, будут строить больницы, школы. Если кто-то попробует помешать – готовы воевать. Говорят, что у них сильное войско.

Сагит закончил, все притихли. Поразмышляв, Заки Валиди сказал:

-Без войска нельзя…Я завтра уезжаю в Ташкент. Обязанности председателя будет исполнять Сагит Мрясов. Все свои задачи знают. Самое главное – это выборы делегатов в Учредительное собрание. Думаю, что вернусь скоро.

***

В эти дни Салих продолжал находиться в прекрасном расположении духа, улыбка не сходила с его лица, с языка слетали блистательные фразы, в душе жило стремление делать только хорошее людям, приносить радость в мир. Он чувствовал себя очень легко, словно не ходил по земле, а летал. Все, за что он брался – выходило само собой, без особого труда: писал ли он статьи, сочинял ли стихотворения.

Вот он дописал еще одно творенье и кинулся по дому искать Минзаду. Да где же она? Сердце Салиха билось радостно и нетерпеливо, он хотел быстрее поделиться с Минзадой своим новым стихом. Работница сказала, что Минзада вышла по делам, скоро придет. Но у Салиха не было сил ждать! Он схватил листок и выбежал на улицу. Поспешил в типографию, решил прочесть там. Но в воротах столкнулся с Минзадой. Салих от радости обнял ее, поднял на руки и закружил.

-Что ты делаешь, Салих, перестань. Люди видят, что станут говорить?

-Пусть говорят, теперь ведь свобода. А мужчины и женщины теперь равноправны. Сама ведь этого добивалась.

Салих поставил девушку на землю.

-Слушай, -сказал он и стал воодушевленно читать. Радость поэта перешла Минзаде, она тоже в порыве чувств хотела поделиться услышанным с другими людьми.

-Пойдем, Салих, на городскую площадь! Там сейчас много народу. Там прочтешь свой стих.

-Айда.

Они поспешили словно на крыльях на площадь. На замощенной камнем широкой улице было много людей. На деревянных подмостках посреди площади выступал член Башкирского Шуро. Его слушали, перебивая рукоплесканиями и криками.

Салих с Минзадой расталкивая людей, протиснулись к подмосткам и поднялись наверх. Выступающий то ли закончил речь, то ли задумался. В этот момент Минзада объявила:

-Слово предоставляется поэту Нурсалиху эфенди Иделю. Он прочтет свое стихотворение.

Услышав имя Салиха, народ приветственно захлопал в ладоши. Ведь редко кто не читал его стихи.

-Граждане, я сейчас прочту вам свои стихи, я их только что написал, несколько минут назад. Они как горячие пирожки. Даже руку обжигают. – Салих театрально уронил белый листок, как будто обжегся на самом деле. Потом нагнулся и поднял. – Слушайте, свободные люди!..

Все слушали замерев, а потом раздались аплодисменты.

-Молодец!

-Браво поэту!

-Еще читай, Салих!

Упрашивать поэта не было необходимости. Он же не для себя сочиняет стихи, а для народа. Творит их из слов и чувств, наполняющих душу. Салих прочел еще, а потом сказал:

-Эх, где моя мандолина!? Я бы сейчас спел от души! – Салих стал искать взглядом кого-то.

-Салих, мандолина нужна? Возьми! – Один человек передал мандолину, которая из рук в руки перешла к Салиху. Он быстро проверил настройку струн и высоким голосом запел:

-Родной народ, за твое счастье…

Душа поэта окрылилась, она словно жаворонок взлетела над площадью, изливая свою драгоценную песню народу, она расцвела, видя приветливые лица, светилась как солнце и торжествовала. Поэт призывал земляков, понимающих его все струны его сердца жить красиво и радостно в новом мире, рожать детей и растить их свободными, счастливыми…

***

После провала на Курултае Култан сник и увял как цветок розы на жгучем солнце. Он сидел долго, уставившись в одну точку, не воспринимая даже Зинзилю, ночами лежал с открытыми глазами, не в силах заснуть. Мусульманский комитет его изгнал, а Башкирское Шуро не доверяло, его не приглашали, не разговаривали, не поручали дел. Кроме того, Култан получил из Уфы гневное письмо от отца Гайнетдина. «Что ты наделал, поросенок? Ты открыл дорогу сторонникам автономии, мало того, сам перешел к ним, льешь воду на их мельницу, загубил наше дело, все наши надежды. После такого ты мне больше не сын, а я тебе не отец. Живи со своими башкирами», - написал Гайнетдин.

Култан оказался между двух огней, которые при попытке приблизиться к ним жгли еще сильней. Не зная куда деваться, что делать, Култан взялся за перо и бумагу. Он силком заставил себя написать название будущего стиха: «Башкирам». Долго помучавшись, он выдавил из себе первую строчку, затем написал вторую:

Башкиры, братья! Поздравляю вас

Вы нашли забытые следы…

Култан принес стих к Салиху. Молча положил перед ним листок.

-Вот я написал тут на досуге. Если понравится – напечатай, - сказал он и молча вышел.

Салих прочел стихотворение и долго думал о нем. Култан в стихе наглядно показал кто он на самом деле. Теперь он призывал не к Казанскому ханству, а к Башкортостану, но во главе с ханом. Как бы не называлось государство – нужно было избавиться от пришлых. Култан имел ввиду русских. Но Курултай ведь уже вынес резолюцию, что все народы равноправны. Култан же прямо призывал отобрать у чужаков земли и скот, пустить им кровь. По тексту получалось, что и татар нужно выгнать. Салих покачал головой. Култан намекал, что башкирского хана нужно посадить в Каравансарае. Мало было одного царя, подавай теперь хана…

Салих подумал и спрятал рукопись Култана в нижний ящик стола. Такой стих, сеющий раздор между народами печатать было нельзя. Ситуация и без того была сложной, не многие понимали, что происходит и к чему приведет. Богачи пеклись о своем, бедняки надеялись на перемены, русские ждали одного, а башкиры действовали по-своему. Салих понимал, что достаточно искры, чтобы загорелось пламя костра.

… И в самом деле, напряжение между народами росло, прятавшиеся в глубине веков стихии из обид и притязаний начали подниматься как на дрожжах.

Башкиры согласно решению Курултая, взялись за возврат своих земель. Было нетрудно выгнать из разрозненных хуторов переселенцев. Завидев отряды башкир, вооруженных вилами, топорами, дубинками, а то и копьями с луками хуторяне бежали прочь, бросая хозяйство. Вернуть земли, которые были в ведении государства тоже было несложно. Эти земли вернули снова башкирским деревням, у которых они были отторгнуты. Но попытки забрать помещичьи земли и участки переселенцев столыпинской реформы 1905 года натолкнулись на сопротивление крестьян, которые жили здесь большими деревнями. Это привело к кровавым столкновениям и поджогам. Башкирский Курултай объявил о возврате земель, но четко никто не понимал, как это можно сделать без межнациональных конфликтов и на каких условиях. А положение все усугублялось.

***

Насип стал командиром собранного им самим отряда. С саблей на боку и с наганом в кобуре, верхом на скакуне он стал считать себя чуть ли не начальником войска Шуро. Он давно уже захватил дом управляющего Чодтского завода. Еще тогда, в феврале Насип поставил на колени управляющего и отыскал-таки золото и другие драгоценности, которое тот скрывал. Все это добро, в том числе, найденное на Вознесенкском заводе, Насип передал Юлдашу. А тот передал драгоценности в Башкирское Шуро. Поэтому Насип неспроста считал себя важной, авторитетной фигурой в движении.

Сегодня Насип решил провести учения своему «войску». Количество людей в отряде было небольшое. Оно то увеличивалось, то сокращалось в зависимости от ситуации. Если власти усиливали давление на народ, то отряд разрастался. Если было спокойно, то и бойцы разбегались по домам. Насип сам говорил тогда, что отпустил людей «на зимние квартиры». В отряде оставались молодые парни, не обремененные заботой о семье и детях. Насип не старался удерживать кого-то силком. Рядом с ним теперь всегда был крещенный татарин Ахмет.

Конный отряд Насипа построился в две шеренги на улице. Он скомандовал:

-Шагом марш! Песню запевай!

Конники запели:

-Придут на землю батыры,

Белые кречеты акыны;

Башкиры как львы

Быстро вернутся с победой!

Насип бодро командовал.

-Ахмет, а ты почему не поешь? Песня не нравится?

- Не нравится! Башкиры, значит львы, я же не попугай за ними повторять.

-Ладно, я разрешаю тебе петь «татары – львы». Ты ведь у нас лев!

Ахмет согласился и стал подпевать. Отряд доехал до церкви из красного кирпича, окруженной каменной оградой.

-Отставить песню! – приказал Насип. – Слушайте теперь мой приказ, - он указал плетью на церковь. – Это вражеская крепость. Враг там засел. На самом верху на колокольне стоит пулемет. Нужно скинуть его наземь. Вперед!

Отряд с гиканьем поскакал к церкви. Бойцы кто с винтовкой, кто с ружьем, кто, размахивая саблей подъехали к ограде и стали перескакивать за нее, «атаковать» засевшего «условного противника». Один Ахмет не двинулся с места.

-А ты что не выполняешь приказ? – закричал Насип.

-Насип, зачем ты приказал, не подумав, нападать на церковь – это ошибка. –Ответил Ахмет. – Это же святое место. Вот тебе понравится, если нападут на мечеть?

- Да брось ты, нашел, о чем переживать. – Отмахнулся Насип. - Мы же понарошку, учение у нас.

-Все равно так нельзя. Чем закончится это еще непонятно.

Парни уже взобрались на колокольню. Они пальнули в воздух, сигналя о выполнении приказа, о взятии «укрепления». Все это очень не понравилось жителям поселка. Кто-то стал прятаться в погреб, а кто-то грозился кулаком через забор. Насип собрал своих молодцов и снова строем и с песней повел к дому управляющего.

Но не успели они попить чаю после учений, как в дом вбежал Ахмет.

- Насип, беда! Народ сюда идет!

Насип посмотрел в окно. У ворот скопилось с десяток людей, они держали вилы и топоры, у кого-то были ружья. Во главе их был бородатый поп. Толпа распахнула ворота усадьбы. Разгневанные люди побежали к дому управляющего, чтобы наказать нечестивцев, осквернивших их церковь.

Насип понял, что влип в серьезное дело. Тут ведь никто не станет слушать твои объяснения. Толпа хотела крови. Но Насип не стал усугублять положение, хотя отряд мог бы остановить, перестрелять эту толпу, патроны были. Но что потом?

-Ребята, по коням! Через задние ворота уходим! – приказал Насип.

Они успели уйти, а толпа ворвалась в пустую усадьбу. Но им нужно было вымесить свой гнев, и христиане кинулись к башкирской улице. Первым избили встреченного невинного мальчишку. Они били всех башкир, кто попался на дороге. Затем в поисках Насипа ворвались в один дом и избили хозяев. Они выволокли женщину и требовали указать, где Насип.

- Где этот грабитель Насип?

-Не знаю.

-Ты его прячешь!

Десятки ударов сбили с ног женщину, ее стали пинать сапогами.

В каждом башкирском доме это повторилось.

Затем, насытив свою злобу, они крестясь разошлись по домам.

Сам же Насип с отрядом ускакал из деревни. Из-за него досталось невинным людям. Но башкиры, до этого жившие рядом с русскими тихо-мирно, теперь в свою очередь загорелись местью, а кому понравится получать побои ни за что?

Весть о том, что в Ермолаево избили башкир, быстро разнеслась по округе. Как снежный ком, катящийся с горы она наростала ужасающими подробностями. Будто бы там зарезали всех башкир. Будто Насип отбивался от русских, но не смог сдержать нападения. Будто кафыры так обнаглели, что грозят вырезать всех мусульман. Будто отряды вооруженных русских уже направились к башкирским деревням, чтобы сжечь их дотла. Что вот-вот появятся у них в деревне.

Услышав такие вести, башкиры стали вооружаться, установили на вершинах гор сигнальные башни. Если русский нечаянно заезжал в деревню, то его били до полусмерти. Некоторые башкиры не стали дожидаться прихода русских, а сами вскочив на коней, стали нападать на них сами. Они скакали вдоль улиц и били плетьми и дубинами всех, кто встречался. Местами запылали пожары. Башкиры кричали:

-Сейчас нет вашего царя! Теперь наше Башкирское Шуро! За все теперь с вами расчитаемся!

Русские и другие христиане в ответ грозились тем же. Досталось и другим мусульманам: татарам, мишарам, типтярам. Их караулили на дороге, били и убивали.

***

Поступающие сообщения об убийствах, избиениях при разделе земли, доходившие до Оренбурга, угнетали и давили Салиха. Только что радовавшийся долгожданным решениям по земле и окрыленный переменами поэт вдруг сделался мрачным, подавленным. Он чувствовал себя виноватым за то, что пролилась кровь.

Вчера он не ночевал дома. И сегодня допоздна засиделся в типографии. Минзада примчалась сюда, боясь, что с Салихом снова случилось что-то страшное. Она застала его, сидящего над листком бумаги, обхватив голову руками. Салих не вскочил как обычно настречу Минзаде, понуро опустил голову, пряча взгляд. Девушка подошла к нему, Салих обнял ее за талию и прижавшись головой всхлипнул и зарыдал.

-Почему вот так происходит? Мы же хотели только хорошего и надеялись на это… - вопрошал он. Минзада бросила взгляд на листок, лежавший на столе: «В Кара-кипчакской волости в деревни Тлеумбет башкиры вышли на межование земли. Там их избили русские из деревни Подгорное, одного человека запороли вилами». Что могла ответить девушка? Она сама расплакалась. Поплакав так вместе, они успокоились. Минзада погладила Салиха по ранней седине.

-Пойдем домой.

Салих поднялся и подошел к окну.

-Нет никакого желания идти.

- От меня устал?

-Вовсе нет, любимая. Что бы я делал без тебя, кому бы поведал, что у меня на душе… Я не хочу идти в дом, где все это началось…Извини, но я буду искать другое жилье…

Сердце Минзады оборвалось от таких слов. Она умоляла Салиха взглядом. Но он стоял к ней спиной, гдядя в окно. Из глаз девушки потекли слезы. Она молча с трудом волоча ноги вышла и пошла домой.

***

В Оренбург продолжали поступать зловещие новости. Убили членов Башкирского шуро. В Зауралье сожгли башкирские деревни. В Злотоусте в яру нашли троих избитых до полусмерти. В Аргаяше башкиры подожгли завод…

Култан читал такие новости в газетах и боялся обнаружить весть об отце. Он подозревал, что в Башкирском Шуро прознали про письмо отца к нему. И на то были основания. Когда Култан покинул Мусульманский комитет, на его место из Уфы прибыл мугалим медресе Галия Галиян Булатов. Но не он доставил тогда письмо от купца Гайнетдина, а совсем незнакомый башкир.

-Я давно знаком с твоим отцом. Когда я был в Уфе он передал тебе письмо.

Тогда Култан даже не поинтересовался ни именем, не адресом этого человека. Не до того было. Он даже не поблагодарил его. Но потом Култан стал сомневаться. А не сочинили ли это письмо коварные члены Башкирского Шуро с целью прощупать его? Но потом убедился, что почерк письма был отцовский. Но могло быть так, что этот башкир сперва показал письмо Гайнетдина в Шуро Юлдашу? Тогда понятно, почему Салих не стал печатать его стих в газете. А если они теперь пошлют людей ограбить богатство отца? Как на Вознесенском и Чодтском заводах? Башкиры ведь первым делом напали на своих давних угнетателей. Гайнетдин в свое время тоже нажил врагов среди них, когда отобрал для своей кожевенной фабрики землю у башкир. У страха глаза велики. Култану стало все подозрительным, он во всем видел какой-то подвох. Наконец, после раздумий, он решил обо всем написать отцу, раскрыть мотивы своих поступков. «Дорогой отец! Вы набросились на меня совсем не узнав причину моего присоединения к сторонникам автономии. Но я все продумал, прежде чем решился на такой шаг. Я все взвесил: и за, и против. Мой поступок был продиктован только заботой о Вас, о наших делах. Я не верю в успех строительство Тюркского каганата. Ведь всероссийский съезд мусульман выступал лиши за культурно-просветительские лозунги. Этого явно недостаточно. Для строительства каганата нужно стать хозяевами земли, гор и лесов. А Временное правительство или Учредительное собрание не позволят нам организовать отдельное от русских государство. Не думаю, что они готовы так легко отдать то, что веками завоевывали. Но без появления наших самостоятельных республик развитие культуры и просвещения весьма сомнительно. Ведь культура хозяев страны всегда будет главней остальных.

Я вижу, что башкиры выбрали самый верный путь. Они начали дело с возврата земель. Если они отберут свои земли, станут хозяевами лесов, рек и недр, то и государство построят, и культуру с просвещением поднимут. А тюркский каганат лишь мираж. А у башкир – сила. Нельзя с ними не считаться. И русским придется это признать. А затем всем остальным.

В такой ситуации, отец, не перейти вовремя на выгодную сторону было бы грешно и стало бы непростительной близорукостью. Подумав над этим всем я и решился на свой этот шаг.

Для увеличения нашего состояния, для сохранения наших больших земельных наделов очень важно быть на стороне автономии. Я надеюсь, что смогу войти к ним в доверие и стать членом шуро. В таком случае наше будущее было бы обеспечено.

Дорогой отец! Отказавшись от меня Вы совершили большую ошибку. Подумайте над тем, что не важно какой формы будет власть, а важно сколько пользы лично нам она принесет. Пора нам вспомнить наши башкирские корни, тогда мы окажемся в выигрыше.

Написал: Култангали. Октябрь 1917 года».

Култан несколько дней носил письмо запазухой. Думал как и через кого передать. Даже решил отвезти его в Уфу сам, потом передумал. Во-первых, отец с ним разорвал отношения. Во-вторых, его отъезд заметят люди Юлдаша и не одобрят. Ведь они еще не доверяют ему. Если уедет, то решат, что поехал для встречи с противниками автономии.

Последолгих размышлений Култан решил отправить с письмом Зинзилю. Ведь Гайнетдин очень хорошо относился к ней. Зинзиля смогла бы убедить отца в том, что муж поступил правильно. Только как посмотрит на это предложение Зинзиля? Она была в положении. Наверняка она возмутится за то, что ее посылают в дальний путь. Но Култан решился поговорить с ней. Не было другой возможности.

Култан рассказал все жене. На удивление Зинзиля сразу согласилась с мужем, даже обрадовалась предложению.

-Не по душе мне Оренбург. – сказала она. – Все время тянет в Уфу. Если Бог даст, то рожу ребенка там.

- Мне будет нужен ответ отца.

- Будет ответ. Ты только мне доверяешь здесь, а там у свекра много надежных людей, доставят тебе ответ.

Култану стало грустно. И вправду, он оставался здесь один среди двух огней. До этого ему давала советы умница жена, а теперь и она уезжает.

Зинзиля ехала в карете по дороге, построенной по велению царицы Екатерины, вдоль тракта были высажены березы, мерзлая земля скрипела под колесами. Зинзиля смотрела в окошко. Дорога была оживленной. Губернский город сидел на перекрестке торговых путей. Сюда постоянно приезжали и отъезжали люди. И сейчас было много телег, верховых и пеших путников. А вот и вокзал. Зинзиля ехала на восток, а с запада прибыл поезд. Пассажиры выходили на перрон. Вот из вагона вышел какой-то офицер, за ним вышел денщик с чемоданами. Офицер огляделся по сторонам, возможно искал встречающих. Вскоре Зинзиля потеряла его из виду.

***

Юлдаш собирался на работу в Каравансарай, Минзада надумала ехать в Имангул проведать мать. Она выглянула в окно на шум: возле дома остановилась бричка с которой спрыгнул офицер.

-Это вернулся брат Халит! – вскрикнула Минзада.

-Кто?

-Халит вернулся!

-Не может быть, он ведь не предупреждал.

-Так вот он!

Минзада с Юлдашем выскочили на улицу. Юлдаш обрадовался, увидев сына в капитанских погонах.

-Что же ты не написал о приезде? Мы бы встретили.

-Неожиданно получил приказ. Отправили в Самару за пополнением. А затем еще и сюда велели.

-Значит все еще пополнение нужно? Все воевать намерены до конца?

-Так это распоряжение правительства. До победного конца.

-Давно надо остановить эту кровавую бойню…

-Отец, ты часом не стал большевиком, их песню поешь?..

-Я нашу песню пою.

Вот так сразу пошел серьезный разговор, который продолжился и за чаепитием. Вопрос войны и мира обсуждали горячо.

-Какие новости на фронте? – Халит закурил папироску. – Там нечего делать. Нет прежней армии. Офицеры еще пытаются удержать части от разложения, но вот солдатские комитеты…Сейчас больше митингуют, чем воюют. Нет порядка в армии. В атаку никого не поднять, в караул поставить некого. Интенданты все пропили, разворовали. Нет ни снарядов, ни патронов... Вот решил своих надежных башкир в армию призвать. Они дисциплину знают, дерутся хорошо.

- А мы тебе не отдадим своих парней. –Юлдаш хлопнул кулаком по столу, удивив Халита. Посуда на столе зазвенела.

-Как это не отдадим? Кто вы?

-Я же писал тебе, что организовано Башкирское Шуро. Оно приняло решение остановить войну и не посылать башкир на фронт.

-Вот как значит? Ну и дела…

-Ответь мне сын. Вот ты четвертый год на фронте в окопах. На что тебе сдалась эта война? Разве твою землю кто-то хочет отобрать? Нет. Вот здесь твоя земля. Никто ее не отнимает. Может ты мать с отцом защищаешь? Нет. Немец до нас не дотянется. Так за что ты воюешь?

-Интересный вопрос… По-твоему, башкиры должны дома сидеть, потому что немец далеко от нас? А если все инородцы так будут думать, кто воевать станет? Тогда немцы всех по одному перебьют, всех завоюют. Нет, там на фронте я воюю за нашу землю, чтобы ему не она не досталась. И потом у всех народов есть долг перед страной.

-Какой долг? О каком государстве ты говоришь? –Юлдаш даже рассердился. – Царское правительство веками угнетало башкир. Башкир просил быть хозяином на своей родной земле, просил свободы и что получил? А если требовал свои законные права – то получал пули и ядра. А ты говоришь: государство. Такое государство, которое только обирает, бьет и убивает – зачем оно? Зачем проливать за него кровь?

- Так было при царе. Теперь другое время.

-А что изменилось? –Юлдаш вскочил с места, стал ходить по комнате. – Мы много раз обращались к Временному правительству с просьбой вернуть нам свои земли, леса и реки. И не получили никакого ответа. А раз так, зачем башкирам воевать за такое правительство?

Халит сидел молча, озадаченный.

-Что, нечего сказать? – Все давил на него отец. – Для нас фронт теперь здесь на нашей земле проходит. У нас здесь землю отбирают, а народ убивают. Очень много стало захватов земли без спроса. А бедный башкир все терпит, все такой послушный, вот и давят его. Враг давно уже на нашей земле. А ты вместо того, чтобы защищать его и свою землю, хочешь воевать за Временное правительство, за русских, собрался наших башкирских парней засунуть как пушечное мясо в немецкуюмясорубку. Нет! Не дадим тебе для этого людей.

Халит все молчал. Он размышлял над словами отца. До сих пор никто ему не говорил о таких вещах. Он всегда был вдалеке от семьи. С тех пор как началась война впервые вернулся на родину.

-Халит, если ты считаешь меня своим отцом, если в тебе течет моя кровь, если ты не забыл отца и мать, то вот тебе приказ от меня, от отца и члена Башкирского Шуро: на фронт ты больше ни ногой, о новобранцах забудь. Это – во-первых. А во-вторых: в Оренбургском гарнизоне полно башкир. Вот из них надо подготовить войско для Шуро. Если даст Аллах, то построим свое государство. А государство без армии не бывает. Вот так. Думай.

Халит задумался. Снова говорил с отцом, снова думал. Минзада одобряя слова отца, добавляла новые аргументы в разговор. Халит сначала решил, что они стали большевиками. Потом разобрался. Большевики говорили, мол, землю отдать надо крестьянам. А родные говорили, как башкирам забрать свою землю. Вот в чем разница. Башкиры тоже очень разные есть: у кого-то тысячи голов скота, у кого-то один единственный конь.

После долгих споров и уговоров, Хамит еще не решил, что сказать окончательно. Видать, был похож на отца, который привык семь раз отмерить, прежде чем отрезать. Прежде Хамит собрался вместе с Минзадой навестить мать. Там в Имангуле они пробыли с неделю. У Хамита было время подумать. Вернувшись в Оренбург, он сказал:

-Отец, ты прав. Я начну готовить в гарнизоне мусульманских солдат.

-Вот это по-нашему, - обрадовался Юлдаш. – Только там уже работа начата, тебе надо ее продолжить. Там много наших сторонников. Вот вместе и послужите. Хвала Аллаху, у нас теперь есть кадровые офицеры.

***

Проводив Зинзилю Култан долго слонялся по дому, затем написал маленькую статью для публикации. Решил показать ее Салиху. Статья сама по себе была обычная, касалась вопросов преподавания в медресе. Но дело было не в статье. Култан хотел напомнить о своем существовании и народу, и членам Шуро. Поэтому подписал материал своим именем.

Но Салиха в типографии он не встретил. Сказали, мол, болеет. Идти его искать было не с руки. Боялся нарваться на Юлдаша. Култан пока не знал, что Салих съехал из дома Юлдаша.

Переезд на другую квартиру Салиха очень не понравился Юлдашу. Сначала он не придал серьезного значения этому, подумал, мальчишка возгордился, обиделся сам не знает на что, думал - перебесится и вернется. Но Салих пропал. Минзада терпела и ждала его. Затем тоже заупрямилась. Не пошла проведать Салиха. Она поняла, что он ушел потому что охладел к ней.

До Юлдаша дошли слухи о болезни Салиха. Он узнал его адрес и пошел навестить. Юлдаш сердился и на Салиха, на его безрассудство, и на себя, потому что считал его более серьезным человеком.

Салих неохотно встретил Юлдаша. На его лице читался вопрос: что пришел меня ругать, ну давай, начинай.

-Как твое здоровье? Что болит? Врача пригласить? – стал расспрашивать Юлдаш.

-Голова трещит, тело горит. Лихорадка, думаю. Пройдет.

-Поправляйся быстрее с помощью Аллаха.

Потом они замолчали. Разговор не клеился. Очень много вопросов накопилось у обоих.

-Стихи-то пишешь?

-Не выходит. Сажусь писать, а из глаз слезы…- Салих поделился наболевшим. Он устал от одиночества и хотел выговориться, излить душу. Ему нужен был мудрый совет. Иногда человеку нужно поделиться своими переживаниями лишь для того, чтобы облегчить душу. И не важно, какой совет ты услышишь. Иногда советуя кому-то, ты сам делишься своими сомнениями. Ведь не зря пословица говорит, что, если ты вдвоем с кем-то – дай ему совет, а если ты один – дай совет своей кепке. Она не ответит, конечно, но душа успокоится – вот в чем загвоздка. Иногда пришедший за советом уже давно решил, как поступит, и порой сделает все наоборот, вопреки твоему совету. Ты помог ему лишь еще раз убедиться в своей правоте, но ему нужно было рассеять сомнение. Совет порой ищут не для получения ума, а, чтобы разгрузить котомку тяжелых мыслей.

Салих сейчас был в таком состоянии. Он не мог разобраться в своих мыслях. Поэтому даже обрадовался вопросу Юлдаша насчет стихов.

-Нурсалих, народ ждет от тебя новых стихов. Они нужны людям и в радости, и в печали. Особенно сейчас, когда им трудно, нужно воспламенить их души.