После праздника 2 страница

Максуди:

-А конкретнее?

Но в этот момент в зал вошед Гаяз Исхаки.

-Простите за вторжение. Но я узнал, что здесь мусульманская фракция.

Ахмет:

-Бывшая фракция. Но если хотите присоединиться, то мы будем рады, Гаяз Исхаки эфенди.

-Благодарю, когда решается судьба страны, то настоящий татарин не должен отсиживаться.

Ахмет:

-Действительно, здесь собрались лучшие представители наций. Прошу присаживайтесь. Прошу прошения, Заки эфенди, продолжайте.

Заки:

-Спасибо, хочу сказать, что разные политические партии, будь то кадеты, эсэры, социал-демократы или анархисты, все они по-своему видят судьбу России и все по-своему хотят решить ее участь. Вот упомянутая партия кадетов хочет устроить конституционную демократию, то есть государство где немногие диктуют как жить большинству. Вся разница в том, что не будет царя, а править будет правительство и парламент. В отличие от них социал-революционеры же хотят собрать более расширенный парламент и дать больше прав народу. Анархисты сами понимаете за полную свободу, хорошо еще налоги предлагают сохранить. Социал-демократы хотят уничтожить капиталистов и эксплуататоров и дать свободу рабочим и крестьянам.

- Вы, Заки, хорошо ориентируютесь в политических платформах, - вставил реплику Гайса.

-Я просто ознакомился с их программами, да и много раз беседовал с активными деятелями. Поэтому я научился отличать лозунги и обещания от их реальных планов и намерений. Допустим, кадеты только на словах говорят о демократии, но в жизни совсем не намерены ее придерживаться.

Максуди:

-Требую не клеветать на мою партию!

Заки:

-Да не ругаю я ее, а говорю как есть. Например, какое место определили кадеты для мусульман России? Нет им там места. А точнее не для кого там нет демократии. Как жили под гнетом мусулмане, так и останутся угнетенными. Вот суть политики кадетов. Да и другие партии не лучше, не ставят даже каких-то целей в пользу мусульман. Ведь в большинстве своем в этих партиях собрались люди далекие от чаяний мусульман, от защиты их интересов. В разговоре со мной господин Керенский сказал, что идея равенства народов вытекает из идеи равноправия всех людей. Но это был разговор между двумя людьми. В программе эсеров такого пункта не было и нет.

Максуди не выдержал:

-Заки эфенди, Вы всегда вот так рубите направо и налево, откуда у Вас такая прыть?

Тут подал голос имам Вали.

-Граждане, разрешите мне слово вставить в данный разговор? Как ответ Максуди бею и информацию для всех.

Ахмет:

-Если выступающий оратор согласен.

Заки:

- Конечно, прошу имам Вали, говорите.

Вали:

-Не так давно Заки эфенди вместе с товарищами работал над программой мусульманского движения в Хельсинки. Об этом он и сам расскажет. Я же хочу сказать лишь об одном важном событии. В Хельсинки служит солдатом односельчанин Заки эфенди. Он пришел в мечеть и я спросил, узнаешь Заки эфенди? Тот ответил: “ Конечно узнал, это же Ахметзаки. Он такой разбойник, изо рта у него две сигары будут торчать, сторублевку он вместо носового платка носит в кармане, никого не уважает, ходит посередине улицы. Дела у царя плохи, а у Ахметзаки праздник. С его помощью мы вернем свои земли, леса и пастбища. У нас говорят, что с ним дела можно делать”. Вот так судят о нем земляки. Он не только энергичный и хваткий, он надежда земляков. А программа им составленна так, как будто он заглянул к нам в души, узнал наши чаяния.

Тут вставил слова сидевший доселе Гаяз.

-Хазрет Вали до небес поднял Заки. Тяжело будет ему слезать на землю.

Заки:

-Не все что блестит, золото, говорят башкиры. Слова Вали сладкие, но пока они не пока не выразили мнения всех мусульман. Что касается программы, она такова. В России необходимо установить равенство всех народов в форме республики. Это будет гарантией свободы слова, вероисповедования, даст возможность самостоятельного развития культуры и языка. Для этого необходимо открывать школы, гимназии, университеты, театры, наладить книгопечатание. Также нужно развивать станкостроение, сельское хозяйство, лесное производство. Таким образом, мусульманам России необходимо не только получить равенство в гуманитарной сфере, в культуре и образовании, но и наравне с другими народами иметь возможность быть хозяевами своей земли и недр. Россия долна состоять из равноправных республик как США состоят из свободных штатов. Поручив центральной власти решение вопросов войны и мира, международные отношения, республики должны жить самостоятельно.

Все притихли. Максуди произнес:

-На вид такой небольшой, а какой могучий человек, какой охват у тебя саженный, оказывается! Собрался здесь устроить Американские Штаты!

Заки:

-Не Американские, а Российские Штаты.

Максуди:

-И ты думаешь это тебе позволят правительство России, Временное или правительство одобренное будущим Учредительным собранием?

Заки:

-Никому и никогда власть не отдавали, ее можно лишь завоевать в борьбе.

Гаяз:

-И в самом деле, Заки эфенди прав. Почему бы нам не восстановить Казанское ханство?

Максуди:

-Гаяз эфенди, ты же умный человек, известный на всю Россию редактор. Зачем повторять за этим молодым человеком несбыточные вещи. Зачем России раз завоевав Казанское ханство нужно его опять воскрешать?

Ахмет:

-Я согласен с Максуди эфенди. В России нельзя построить равноправные штаты. Хорошо еще, если в новых условиях сможем развивать язык и культуру мусульман. Как говорят русские: выше пупка не прыгнешь.

Заки:

-Я согласен с Максуди эфенди в одном. Не стоит лелеять мечты о восстановлении Казанского ханства. В момент когда свергли русского царя, было бы глупо восстанавливать татарского хана. И потом, Максуди эфенди сказал, что я небольшой ростом человек, а аппетит у меня огромный. Говорят мал золотник, да дорог. А если не ставит больших задач, то не будет движения вперед, тогда и малых целей не достичь.

Что касается государственного устройства, о котором мы говорим, без сомнения, должно быть основано на демократии. Поэтому наше государство будет называться республикой. Таким образом, она предполагает избранный народом парламент, избранное правительство, независимый суд. Но республика, находясь в составе России, передает ей полномочия по общеполитическим вопросам.

В зале стали шумно обсуждать программу Заки, одни одобряли, другие были категорически против. Ахмету пришлось призвать к тишине.

-Граждане, прошу успокоится. Не нужно стараться перекричать друг друга. Говорите поочереди. Всем дадим высказаться.

-Если ханство не подходит, то все же не нужно отсиживаться по своим краям. Пусть в Российском парламенте сохраниться мусульманская фракция. Но она должна иметь больший вес, чем прежде. И еще, в Российском правительстве нужно свое министерство по делам национальностей, которое будет отвечать за равноправное развитие. В каждом уголке России должен появиться отдел такого министерства.

Галихан стал возражать.

- Это неправильный подход, Гаяз эфенди. Я вот пробывал работать в глубинке. Я губернатор. Скажу так: без организации национальной экономики невозможно обеспечить развитие национальной культуры, языка и религии. В этом прав Заки эфенди, его поддерживаю!

Алимардан тоже высказался.

- Национальная республика в составе России. Вот это правильная мысль. Без этого не может быть самоопределения наций, а без самостоятельности не будет развития.

Ахмет, позабыв о том, что председательствует, тоже вмешался в дискуссию.

-Говорите о республике, о равенстве, но как нам добиться этого, Вы себе представляете? Вот на Кавказе живет много мусульманских народов: ногайцев, кабардинцев, балкарцев, ингушей, чеченцев и других. Как обеспечить их права? Создать для них одну республику или каждому народу свою отдельную? Но оба варианта нельзя воплотить в жизнь. Вот поэтому нужно подумать о проекте Исхаки о министерстве по делам национальностей.

Дождавшись паузы в споре, слово взяла Амина:

-Уважаемые господа, все Вы повидавшие жизнь, хорошо образованные и высокоинтеллектуальные люди. Вы правильно говорите о равенстве между православными и мусульманами. Но задумались ли Вы о правах Ваших жен и детей? Ведь женщины остаются самыми бесправными. Почему не выступаете в защиту их прав? Или Вы думаете, что об этом позаботиться министерство?

Заки покраснел.

- Извините, Амина ханум. В нашей программе об этом было сказано. Я не дошел до этого пункта. Несмотря на форму правления, наше будущее государство должно в первую очередь провозгласить равенство между мужчинами и женщинами.

Амина:

-Спасибо. Впервые в России мужчина произнес такие слова. Сколько лет мы надеялись их услышать!

От этих слов все притихли. Ахмет:

-Граждане, сегодня мы долго заседали, но пока не пришли к какому-то четкому мнению. Да и придем ли? Вопросов так много и они очень сложные. Вряд ли мы сможем принять решение. Дума распущена и депутатов нет. Говорить от имени народа мы не уполномочены. Поэтому нужно на местах выбрать делегатов для решения всех вопросов в Российском мусульманском комитете.

Как я знаю, были предложения по организационным вопросам. Кто хочет выступить?

Заки снова поднялся.

-У меня есть такие предложения.

Максуди:

-Опять Заки, какой неугомонный Заки.

Гаяз вставил слово:

-Действительно, что больше некому выступить? Пусть других послушает.

Заки:

-Если не даете слова мне, пусть Мустафа эфенди выступит. Мы вместе работали над предложениями.

Мустафа поднялся и четко стал выступать.

-Мы предлагаем наше будущее большое собрание назвать Конгрессом. Для этого сначала нужно определиться с количеством выборных делегатов с мест. В России живет 30 миллионов мусульман старше 18 лет, включая женщин. У них равные избирательные права. Для удобства собрание предлагаем провести в Москве. Сами понимаете, Петроград расположенудаленно от центра России. В Москве собираться удобнее. Там залы вмещают в себя порядка 600 человек, следовательно, нам нужно не более 600 делегатов. Иначе говоря, выходит один делегат от 50 000 человек.

Ахмет:

-Какие еще будут предложения?

Гаяз:

-Есть предложение.

-Прошу.

-В предложениях Заки Валидова, высказанных Мустафой эфенди есть недостаток. Предстоящий конгресс мы хотим посвятить вопросам государственного строительства, а это требует от делегатов определенной подготовки в данных вопросах. Но что ждать от пастуха с Урала или чабана со степей, сборщика хлопка из Бухары? Они же поголовно безграмотны. Мы должны созвать на конгресс интеллектуальную элиту, образованную и эрудированную. Поэтому нужно созвать половину делегатов из казанских и волжских территорий. Только тогда мы обеспечим нужный уровень собрания. Я не согласен с предложением Валидова.

Галихан скривил губы в усмешке.

-Господин редактор, несомнено, ученый человек. Много читал, много писал. Но это не дает право унижать пастухов, ведь перед Аллахом все равны: и редактор, и пастух. Поэтому грешно унижать одного перед другим. Не придирайтесь к людям, Гаяз эфенди. Пусть все мусульмане примут участие в принятие решений. Да и с чего Вы взяли, что делегатами выберут беграмотных людей. Думаю, что большинство из присутствующих за предложение Мустафы эфенди. Да и нам пора уже расходиться.

... Наконец, собрание пришло к концу и принятию решения. Заки Валидов снова обратил внимание на важный момент:

-Нужно готовиться к конгрессу на местах. Нужно нам выехать на родину. Я поеду в Уфу и Оренбург, затем в Ташкент и Бухару. Прошу распределиться всем, кто куда поедет.

Алимардан:

-Я в Баку.

Галихан:

-Я объеду Среднюю Азию.

ОРЕНБУРГ

Салих лежа на кровати читал какую-то книгу, когда девушка-прислужница принесла письмо. Салих прочел адрес на конверте:

-Аха, из Уфы, - он вскочил. Открыв конверт, стал читать.

“Пишет письмо Зинзиля, - говорилось в письме. – Дядя Нурсалих, прекрати нападки на Култангали. Ты вдали от дома, в казахских степях продолжаешь поносить своего единственного зятя в газете “Время”, . в журналах “Шура” и “Акмулла”. И этого тебе мало, еще в “Крючке” прописал. Можно подумать, что нет больше других поэтов. А ведь вы были приятелями, хоть теперь уже давно не видитесь. Мог бы и письмецо прислать с приветом. Но ждать от тебя такой милости трудно. Не нужно зря его обижать, немного обо мне бы подумал.

Написала Зинзиля.

17 год, февраль. ”

-Вот дуреха, даже не поздоровалась, привета не передала. Мало того, что стала невесткой дома Гайнетдина, теперь еще в политику лезет, - Салих с досадой зашвырнул письмо.

В этот момент в дверь постучали и сразу кто-то ввалился в дом. Это был высокий, широкоплечий мужчина в солдатской шинели, в шапке и в валенках. Левая рука его висела на перевязи. Широкое лицо его заросло щетиной, а рот растянулся в улыбке до ушей. Хозяин смотрел на него недоуменно.

-Салих, ты что, не узнаешь? – сказал солдат громовым голосом.

Салих силился вспомнить, заморгал глазами, но не смог.

-Это же я, Насретдин.

-Насретдин? – Брови Салиха взметнулись вверх.

-Или ты забыл сына Хатмуллы Насретдина?

-Насретдин! – Лицо Салиха просветлело. – Тебя и не узнать. Вот ведь как вымахал! Чуть не до самого потолка.

-Иногда задеваю перекладину, если потолок в доме низкий.

-Айда, друг, раздевайся, проходи, садись. Откуда ты здесь? Какими судьбами? – Салих стал расспрашивать Насретдина. Затем открыв дверь на кухню, крикнул стряпухе. –Самовар ставьте. Гость пришел.

-С большим телом знаешь как тяжело на фронте? – стал рассказывать Насретдин, снимая шинель. – Худым проще, от пули легко уворачиваются. А я пока от одной увернусь, другая достанет. Вот так и получил два ранения. Врачи сказали, что для меня это как заноза и быстро отправили обратно на фронт. А вот месяц назад пуля застряла в руке. Но на этот раз я плюнул на все и вместо фронта поехал домой. Здесь в Оренбурге увидел мальчика, разносчика газеты “Время”. Дай-ка, думаю почитаю, что пишут тыловые крысы. Смотрю, а тут какой-то Салих Идель. Я догадался, что это ты. Остановил я того мальца и расспросил где ты живешь. Говорю, деньги дам, скажи где мой друг живет. А этот хитрец взял деньги и говорит, не знаю где живет. Вон в типографии спроси. Не успел я его схватить за ухо, сбежал как пуля просвистела. Я в типографию, дайте адрес, говорю моего друга. Мне там быстро написали его. И вот я тут.

Салих слушал Насретдина, сотрясаясь от смеха.

-А что тут смешного?

-Ты так смешно рассказываешь.

-Это я на фронте научился. Если там не научишься смеяться над собой, то можно потерять человеческий вид.

-Как там дела на фронте?

- Какие там дела, постреляют-постреляют, потом когда надоест, перестанут. Идут к немецким окопам брататься. У немцев хорошие свиные консервы. У нас русская водка. Вот так вместе выпьем, закусим и давай песни петь, каждый на своем языке. Немцы поют по-немецки, русские – по-русски, а я так по-башкирски. Вот так угостившись, отведя душу, возвращаемся в окопы. Потом приходит офицер, велит стрелять. Мы опять стреляем. Так надоела эта война. Сыт по горло. Если собрать всю кровушку, которую из меня вши выпили, то два ведра наберется и тазик впридачу.

Салих опять расхохотался.

-Ты все смеешься. Давай, сам чего –нибудь расскажи. Как поживаешь?

-Да что тут рассказывать? – Салих прокашлялся. - Если сначала рассказывать – долго будет. Если с конца – не поймешь.

- А ты с начала и рассказывай, с тех пор как мы расстались. Я ведь ростом велик, а голова у меня маленькая. Пока дойдет, много времени пройдет. Да я и не тороплюсь уже никуда. Для меня война закончилась. Я даже рад, что ранен, знаешь, эту пулю я даже благодарю, что избавила от окопов.

-После нашего расстования мы пошлю к учителю Юлдашу.

-Про это я знаю. Мы приходиди потом с дядей Насипом, а ты ухе ушел. Расскажи, что ты делал в Уфе, почему здесь очутился?

-Меня выгнали из медресе “Галия” в Уфе.

-Почему?!

-Написал про то как один купец отобрал земли у башкир. Но человек, которому доверял меня предал. Вот почему.

-Я так и думал, что тебя или выгонят, или посадят в тюрьму. Так и вышло.

-Вот как, - хлопнул по коленке Салих. - Все оказывается знали, что меня выгонят из медресе. И ты, и учитель Юлдаш. Один я не знал.

-Не знаю насчет Юлдаша, но я это потом, на войне понял. Я вспомнил как ты прочел стих про Торату, когда был в нашей деревне:

“Царь построил церкви, Чтобы крестить башкир... ”. Этот стих я не забыл. Потом, когда познакомился с большевиками, я понял, как ты рисковал, написав стих против царя. Я и подумал, если прознают – непременно посадят тебя в тюрьму.

-Так ты знаком с большевиками?

- И не только знаком, я сам большевик.

- И ты не боишься мне об этом говорить?

- Почему я должен бояться?

-А вдруг донесу на тебя? Таких хватает. Вон мулла Ишми даже родных братьев сдал охранке.

- Ты не сможешь меня предать, дружище Салих. Я тебя насквозь вижу. Если б хотел сдать, то не стал бы предупреждать о доносчике. Погоди, погоди. Ты опять заставляешь меня рассказывать. Давай продолжай о себе. И что делал, когда тебя выгнали из “Галии”?

-Идем к столу, за самоваром расскажу.

Салих прошел к столу, Насретдин за ним. Увидев небольшой самовар, гость сказал.

-Салих, убери этот самовар. Раз я люблю поесть, это не значит, что я пью как корова. Мне и ведра хватит.

И в самом деле, за разговором пришлось четыре-пять раз обновлять самовар. Когда перевернули чашки вверх дном, Салих закончил рассказ:

-Вот так, с помощью учителя Юлдаша я закончил медресе. Теперь сам там преподаю. Стихи пописываю, статейки разные.

-Ну ты им всыпал, конечно. - цокнул одобрительно Насретдин. – Язык твой жгучий как крапива. Вот в газете прочел. Хорошо ты отстегал там этого Култана. Ишь, какую чушь несут такие, что нет такого народа башкиры, что нет у нас своего языка и культуры.

-Так ты поедешь домой в деревню? - поинтересовался Салих.

-Поеду. Мать не видел, сестренок. Помнишь Гайшу, мою сестру? Умерла. Она по уши влюбилась в того крещенного татарина Ахмета. Когда я ушел на фронт, они вместе с Насипом ходили в лесу. В одной перестрелке с жандармами погибла от пули.

-Слыхал, - сказал Салих грустно. Он вспомнил Гайшу, которая ухаживала за ними, после того как их выпороли С Насретдином на руднике. Она плакала тогда: ” Хотела смазать тебе спину, а ты не просыпался”.

Насретдин прервал воспоминания Салиха.

-А где теперь Насип?

-Хе, если хочешь узнать, пойдем к дяде Юлдашу. Он все новости знает.

-Пошли, что раньше не сказал, сидишь тут как сыч. - Насретдин снова шутил, Салих рассмеялся.

Когда вышли на улицу, Насретдин оглядел дом Салиха.

-Дом себе купил? - спросил он. – Сказал бы, что сам построил, да вроде не новый.

- Эх, приятель, откуда я деньги возьму такой дом прикупить? Опять таки все благодаря доброте моего дяди Юлдаша. Это его дом, и мебель вся его. Сам он в деревне живет, вот мне и отдал. Даже за прислужницу сам платит. Коня мне оставил. За конем сам смотрю, это мне по душе. Юлдаш предлагал работника за конем смотреть, я отказался. Что я – безрукий? Вот сейчас запрягу его и поедем.

Салих вынес из дома тулупы, подстелил сена в сани. И вот они уже поехали по улицам в сторону Сакмары. И Насретдин, и Салих ехали, разглядывая заснеженные поля, погрузившись в свои думы.

-Вот сколько я мечтал вот так на санях прокатиться, - признался Насретдин. – Даже во сне снилось... Вот как сейчас все в точности: конь, мороз, и кругом сверкает на солнце снег. Вот и сбылось наяву...

-А ты Насретдин, не только шутки шутишь, а еще и чувственный.

-На чужбине так соскучился по дому, что станешь чувствительным, когда посидишь в окопе под обстрелом, по-другому смотришь на жизнь... У нас ведь даже снег пахнет по-особенному!

Приятели замолкли. Из-под копыт коня летели ошметки снега. Ветер развевал конскую гриву и хвост. Сани поскрипывали. Укутавшись в теплые тулупы друзья погрузились в свои мысли.

Насретдин не от праздного любопытства спросил о Насипе. Приехав в Оренбург, он первым делом нашел комитет большевиков. Там ему поручили агитацию среди башкир. Нужно было активировать борьбу с царским правительством.

Насретдин не сообщил об этом Салиху. Он попросил найти Насипа. Он был уверен, что Насип продолжает бороться как и в прежние годыс помещиками и местными властями. Чем теперь занят Насип Салих не рассказал. Намекнул только, что все знает Юлдаш. Поэтому хотелось быстрее добраться до него.

А у Салиха была своя причина спешить к Юлдашу. Он думал, как хорошо, что Насретдин подвернулся под руку. Он как раз придумывал повод, чтобы очередной раз побывать у Юлдаша в доме в деревне Имангул. А причиной тому – девушка Минзада.

Юлдаш встретил друзей хорошо. Но дома он оказался один. Жена его Бибинур и Минзада отсутствовали. Салих повертелся по двору, но не нашел девушку. А с порога распрашивать хозяина не посмел.

Приятели сняли вернюю одежду, прошли в дом. Письменный стол Юлдаша был завален бумагами. Он застеснявшись, пояснил.

-Вот на старости лет, забросив медресе, взялся сочинять, - сказал он, глядя на Насретдина. – И я вслед за Нурсалихом решил попробывать что-то написать. Он ведь книжку за книжкой выпускает, а я тоже решился.

-Стихи пишешь? – удивился Насретдин.

-Нет, - рассмеялся Юлдаш. – До стихов я не дорос. Я решил написать историю наших башкирских земель. Ведь судьба башкир связана с историей их земель.

-За хорошее дело Вы взялись, дядя Юлдаш. Я своим умишком полагаю, что судьба не только башкир связана с землей. Вот идет война. Все воюют. И немцы, и русские, и поляки, и чехи. А за что? За землю. Кто-то хочет отобрать землю, а кто-то не отдает. Ведь в земле все богатство.

-Я смотрю, Насретдин, на войне ты стал философом.

-Там станешь философом после трех ранений, как посидишь в окопе, залитым водой. Вот и крепко задумаешься.

Насретдин тут не стал объяснять, вдаваться в подробности, что во многом он получил развитие благодаря чтению книг, общению с революционерами.

-Вот хоть Насипа взять, -Насретдин нарочно заговорил о своем. – На войне мы были вместе с ним.

-Да, он рассказывал.

-Он пришел на фронт, посмотрел на все и махнул рукой: “Ты как хочешь, Насретдин мырза, а я ухожу, это место не для меня. У себя я боролся с царскими слугами, с помещиками да жандармами, а здесь я должен сражаться за царя Николая? Нет, я не стану проливать свою и чужую кровь за него”. Как-то раз пропал у нас фельдфебель. Стали искать. Насип приставил палец к губам и говорит мне: т-с-с. А сам кричит: “Вчера фельдфебель был в передовой траншее. Может его немцы в плен утащили? А может сбежал? ” Офицеры ругались. Если их послушаешь, то тошнить начинает тянет, как от полковой кухни.

-Неужто так плохо кормят?

-Свиньям и тем лучше готовят и чище. Ведь из рукава полкового повара вши сыпятся прямо в котлы.

Юлдаш поперхнулся, но сдержал смех. Не хотел слушать окопные брибаутки и повернул разговор на другую тему.

-А Насип что сделал?

-Когда пропал фельдфебель, один офицер признался, что дал в долг тому денег, говорит, видать, теперь с концами. Когда офицер ушел, Насип вытащил из запазухи пачку денег. Я спросил: ”Твоя работа? ”. Тот отвечает, мол, нет, видно врет прямо в глаза, как наш полковой мулла. Говорит мне: “Фельдфебель воду пить любит, оказывается. Я окунул его голову в озеро, так он до сих пор пьет”. Потом показал гражданский костюм. Говорит: “Я сегодня ухожу в бега. Так передать ли привет твоей матери? ” Я говорю: ”Передай”. А он мне: “Так и ты тут не задерживайся. Здесь у тебя родных нет, а дома ждут”. Вот и я теперь вслед за Насипом еду домой. Поэтому хочу спросить, не слыхал ли, где он сейчас, дядя Юлдаш?

-Его давненько не видел... Ты ведь пока в деревню возращаешься? Я если встречу Насипа, передам о тебе. Он тебя сам разыщет.

Насретдин подумал, что и Салих, и Юлдаш чего-то скрывают от него про Насипа, наверняка ведь знают, где он.

В этот момент вернулась Минзада. С порога она крикнула в сердцах:

-Брат, вот ты все никак не справишься с этим муллой! – Заметив в доме гостей, она прикусила язык.

На ее щеках был румянец от мороза, из-под платка выбивались кудрявые каштановые локоны. Увидев красотку, парня вкочили с мест.

-Здравствуйте, Минзада туташ. Что натворил злой мулла? – спросил ее Салих.

Минзада засмущалась при виде Насретдина, но на вопрос надо было отвечать.

-Не пускает в медресе. – Минзада прошла в свою комнату. Юлдаш пояснил:

-Минзада собралась детей учить местных, хочет класс открыть. Даже накупила тетради и карандаши. А мулла уперся. Говорит, что учиться должны только парни, да и то лишь суры Корана. А девчонок учить – обязанность абыстай, жены муллы, да и то разрешено, мол, вне медресе, на дому. А Минзада не прочь их учить не только чтению Корана, но и светским наукам, даже русскому языку. Вот и не договорятся никак. Этот мулла тот еще упрямец, как козел, я с ним говорил – без толку.

-Минзада туташ, - крикнул Салих. – Если пожелаете, мы объясним мулле каноны ислама.

-Это как? – Минзада вышла к ним, приодевшись в красивый комзол. Салих зачарованно смотрел на нее, раскрыв рот. Потом спохватился:

-Я его подцеплю на “Крючок”, пропечатаю в журнале. Например, что мулла Кадим против образования детей, ведь количество грамотных людей уменьшает его доходы.

Все рассмеялись. Минзада:

-В точку попали, и правда, как будто его словами, Салих эфенди. Напечатайте о нем в “Крючке”. Пусть станет стыдно ему. – Девушка замолчала и добавила: -Если бы от меня зависело, я бы в каждой деревне школу открыла для детей. Наступит ли когда-то такой день?

Насретдин с интересом слушал и сказал:

-Этот день настанет, Минзада туташ, непременно настанет!

-Когда же? Как я устала от бесправия и невежества вокруг.

-Недолго ждать осталось. Мы скоро станем свидетелями великих событий. - Насретдин многозначительно обвел всех взглядом и повторил: - Скоро.

Гости заночевали в в доме Юлдаша. Салих искал способы поговорить наедине с Минзадой. После сытного застолья Насретдин напомнил Салиху о том, что надо напоить коня. Салих уже поднялся идти в сарай, но Насретжин вызвался сам:

-Я целую вечность не водил коня на водопой. Разреши мне.

-Не нужно, есть же конюх. - Юлдаш как хозяин стал отговаривать.

-Дядя Юлдаш, не отговаривайте, прошу. – Взмолился Насретдин.

-Хорошо, тогда вместе пойдем, ты же знаешь, где тут у нас что находится, - согласился Юлдаш.

Насретдин с Юлдашем вышли. Только они шагнули за порог, Салих взял за руку Минзаду.

-Как я соскучился по тебе, доргая. Примчался на всех парах.

- Наверное, ты знал как я жду тебя с нетерпением.

-Минзада, любимая, не будем жить как два разлученных лебедя. Я пришлю сватов. Думаю, что и брат, и отец с матерью твои не будут против.

-Конечно они не против, родные только ждут твоего предложения. Но, умница мой, проявим терпение. Все никак не закончится война. Когда у многих траур по погибшим на фронте, не будет ли наша свадьба в такое время грехом? Да и брат мой мечтает сам жениться, если я раньше его выскочу замуж – что скажут люди? Надо нам подождать, любимый.

Не успели они утешить, приласкать друг друга, как уже вернулись Юлдаш с Насретдином.

-День облачный, ветер. Буран ожидается, кажись. Такой буран бывает опасен, - заключил Юлдаш.

-Да, буран будет. Этот буран будет свирепым, до сих пор невиданным, - поддержал Насретдин. Имел ли он ввиду только капризы природы, или намекал на что-то, присутствующие не обратили внимание.

***

Салих был в типографии, когда наборщики и печатники вдруг о чем-то стали громко говорить, бросились одеваться. Салих спросил набощика:

-Что случилось?

- Радуйтесь, Нурсалих эфенди, царя свергли! – Наборщик от радости обнял его. – Все то, о чем мы писали, чего ждали – сбылось! Настал этот день! Рабочие и солдаты пошли к дому генерал-губернатора!

Салих не верил своим ушам. Царя скинули! Неужели? Он мигом оделся и выбежал на улицу.

А там – народу! Салих и не знал, что так много жителей в Оренбурге. И все спешат к дому генерал-губернатора. Кричат, обнимаются, целуются, поздравляют друг друга.

-Значит, конец войне!

-Землю получим!

-Будет жить сытно!...

Когда Салих прибежал к двухъэтажному дому генерал-губернатора, того уже арестовали и вместе с женой и детьми сажали в тюремные сани. Генерал-губернатор в шинели с золотыми погонами молча сел в сани, двери захлопнулись, солдаты с винтовками заняли места и конвой тронулся.

Как все просто получилось, подумал Салих. Если так легко скинули генерал-губернатора, то зачем столькие годы терпели этот гнет? Салих, конечно, понимал, что арест генерал-губернатора это лишь результат долгой и упорной работы. Но все же чересчур легко, без сопротивления произошел арест.

Кто-то уже влез на крышу дома губернатора и скинул трехцветный флаг. Дверь балкона наверху распахнулась и перед толпой появились люди. Один из них обратился к народу с речью.

Граждане! Господа! Товарищи! Наступил долгожданный час! В Петрограде произошла революция. Трон царя пал. Закончилось трехсотлетнее правление династии Романовых. Власть перешла к Временному правительству. Вскоре будет созвано Учредительное собрание. До этого момента Временное правительство будет руководить страной. Да здравствует Временное правительство! Новое правительство дает народу волю, равенство, свободу слова. Мы боролись за это десятки лет. Наконец, мы их завоевали. Да здравствует свобода, да здравствует равенство!