Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





чаях ничто не оживляет в нас воспоминания — когда само прошлое для нас мерт­во, когда оно утратило для нас былое значение. 18 страница



Весь процесс взаимодействия начинается с воздействия внешнего раздражи­теля на рецептор (орган чувств). Уже рецепция раздражителя — исходное усло­вие адекватной реакции организма — сама является рефлекторным процессом, в котором рецепторы выполняют и функции эффекторов. (Современные исследо­вания свидетельствуют о наличии в рецепторных приборах целого ряда эффе­рентных нервных путей. ) Воздействие внешнего раздражителя на рецептор влечет за собой включение в действие центрального коркового аппарата, а его импульсы изменяют возбудимость рецепторов1. Периферический рецептор и центральный корковый аппарат функционируют как единый прибор. Это фундаментальное положение и получило свое выражение в павловском понятии анализатора, пред­восхищенном сеченовским пониманием чувствующего снаряда. Подлинный смысл его у Павлова заключается, несмотря на буквальный смысл слова «анализатор», конечно, не в обособлении аналитических функций коры от синтетической ее деятельности, а именно в объединении периферического рецептора и коры в еди­ный прибор. Суть дела не просто в том, что в рецепции внешнего раздражителя участвуют и периферический рецептор и центральный корковый аппарат, а в со­вместном действии периферического и центрального конца одного и того же при­бора как единого целого. Этот единый прибор осуществляет и анализ, и синтез, и дифференцировку, и генерализацию раздражителей. Продуктом его аналитико-синтетической рефлекторной деятельности является ощущение или восприятие как образ вещи, служащей раздражителем.

* Еще С. Р. Рамон-и-Кахаль установил в составе зрительного нерва эфферентные волокна, оканчи­вающиеся в сетчатке (1909). Е. Г. Школьник-Яррос (1955) исследовала нисходящие волокна, сле­дующие из коры в подкорковый отдел зрительного анализатора. Согласно А. М. Гринштейну, нис­ходящие к сетчатке волокна связаны с регуляцией процесса адаптации. Р. Гранит обнаружил изменение электрической активности ганглиозных клеток сетчатки под влиянием раздражения та-лямической области (1954). Обратное влияние центров на рецепторы было показано и для про-приоцепторов (Хант, 1952). Роль обратных влияний на слуховой рецептор в процессе слуховой адаптации отмечают Дэвис, Тасаки, Гольдштейн (1952). Важное значение в перестройке функционального состояния рецептора играет собственный про-приомускулярный аппарат, имеющийся в каждом анализаторе. Корковое представительство этого аппарата расположено в ядрах соответствующих анализаторов (Квасов, 1956).


Рефлекторная деятельность, вызываемая воздействием нового раздражителя, выражается прежде всего в ряде реакций, обеспечивающих лучшие условия для восприятия свойств внешнего раздражителя (например, рефлекторные движения глаза в сторону раздражителя, изменения диаметра зрачка и т. д. ). Ориентировоч­ный рефлекс — это прежде всего рефлекс на новый раздражитель, создающий благоприятные условия для выявления его свойств. Он сохраняет свое значение и при восприятии уже ранее действовавших раздражителей (движения глаз, про­слеживающих контур предмета, и т. п. ).

В процессе восприятия ориентировочные реакции организуются и складыва­ются в определенные стереотипы, когда, например, вырабатываются и закрепля­ются определенные «ходы», или «маршруты», движения глаза, ощупывающего предмет. Выработка в процессе индивидуального развития таких (генерализованных и стереотипизированных) «ходов» и «маршрутов» ориентировочных движе­ний глаза и образует способность смотреть.

Способность смотреть, как и способность к любой психической деятельности, формируется в самом процессе этой деятельности.

Однако смотреть и видеть — не одно и то же: смотреть еще не значит видеть, хотя и нельзя видеть не смотря. Каждое ощущение и восприятие необходимо предполагает специфические для него рефлекторные реакции, а не только ориен­тировочные. Ориентировочными рефлексами, общими для разных раздражите­лей, очевидно, никак не объяснить специфичность различных ощущений.

Основное значение для каждого вида ощущений имеют специфичные для него рефлекторные реакции, как безусловные, так и условные.

В последнее время рядом исследований показана роль условных рефлексов в формировании ощущений (Гершуни, Быков, Пшоник и др. ). Подтверждением этого же положения, по существу, являются и не связывавшиеся с учением об условных рефлексах многочисленные опыты со зрением. Например, давнишние опыты Страттона и последующие работы некоторых ученых доказали, что, если человеку надеть очки, переворачивающие изображение предметов вверх ногами, он по прошествии некоторого времени будет правильно воспринимать предметы. Опыты, доложенные на XIV Международном психологическом конгрессе в Мон­реале, показали, что такой условно-рефлекторной перестройке поддается и цвето­ощущение'.

Фактический материал исследований свидетельствует о существенной роли условных связей в формировании ощущений. Однако из этого никак не следует, что они состоят только из условных рефлексов. Как и все условные рефлексы, они имеют и безусловно-рефлекторную основу, состоящую из специфических для данного рецептора безусловных рефлексов. Раздражители, адекватные, как при­нято говорить, тому или иному рецептору2, это и есть не что иное, как безуслов­ные раздражители, а реакции на них глаза или другого анализатора это и есть без­условные рефлексы, образующие основу рефлекторной деятельности каждого

* См. Kohler Ivo Experiments with prolonged optical Distortions // Ada Psychologica. — Vol. XI. — № 1. — Amsterdam, 1955. — P. 176. См. также описание двух фильмов: Erismann Theodor and Kohler Ivo Upright Vision through inverting Spectacles (p. 187) и Pronko N. H. and Snyder F. W. Vision with Spatial Inversion (p. 187-188) // Contemporary Psychology. - 1956. - Vol. 1. - № 6, June.

2 Следовало бы, собственно, говорить, наоборот, о рецепторах, адекватных определенным раздражи­телям.


анализатора. Такой безусловной рефлекторной реакцией зрительного прибора является, например, разложение зрительного пурпура в светочувствительных клетках глаза, рефлекторно вызываемое воздействием света. Безусловные реф­лексы, специфичные для данного рецептора, совместно с надстраивающейся над ними системой условно-рефлекторных реакций образуют единую рефлекторную деятельность анализатора. В силу этого единства и взаимосвязи можно, изменяя условные компоненты рефлекторной деятельности, изменять и ее конечный ре­зультат. Изменяемость конечного результата в зависимости от изменения услов­но-рефлекторного компонента деятельности анализатора никак, однако, не сви­детельствует об отсутствии безусловной рефлекторной основы.

В системе единой рефлекторной деятельности анализаторов, начинающейся с воздействия внешнего раздражителя на рецептор, сохраняют свое значение и ори­ентировочные реакции, но они занимают в ней подчиненное положение. Ориен­тировочный рефлекс на индифферентные раздражители более или менее быстро угасает. В структуре условно-рефлекторной деятельности ориентировочный реф­лекс восстанавливается, но уже в качестве реакции явно подчиненной, следу­ющей за сигнальной функцией раздражителя. В структуре условного рефлекса ориентировочные реакции возникают на все изменения сигнального раздражите­ля — как сильные, так и слабые. Слабые сигнальные раздражители в большей мере вызывают ориентировочные реакции, чем сильные несигнальные. Усиленные ори­ентировочные реакции возникают, когда сигнальный раздражитель становится трудно дифференцируемым. Ведущая роль сигнального значения раздражителя и, значит, специфической условно-рефлекторной деятельности анализаторов про­является и в том, что в опыте, при инструкции считать световые сигналы, сильные ориентировочные рефлексы возникают только на свет, а при инструкции считать звуки —только на звуковые раздражители*.

Таким образом, воздействие раздражителя на рецептор вызывает рефлектор­ную деятельность соответствующего анализатора (т. е. рецептора и соединенного с ним афферентными и эфферентными нервными путями центрального корково­го аппарата). Эта рефлекторная деятельность представляет собой сложнейшую систему специфических для каждого рецептора безусловных и условных рефлек­сов, в которую включаются также и ориентировочные рефлексы, как безуслов­ные, так и условные2. Внутри такой системы рефлексов между ориентировочны­ми и специфическими условными рефлексами возникают сложные динамические отношения: сильный ориентировочный рефлекс на один раздражитель тормозит образование условных рефлексов на другие раздражители; если по ходу опыта индифферентный раздражитель, вызывающий на себя ориентировочный рефлекс, становится сигнальным, он переключает ориентировочный рефлекс с других, да­же физически сильных, но индифферентных раздражителей на себя3; ослабление

См.: Соколов Е. Н. Высшая нервная деятельность и проблема восприятия // Вопросы психологии. — 1955. - № 1. - С. 62.

2 Ориентировочный рефлекс обычно характеризуется как реакция на новое. Но этим не определяет­ся, что в отношении этого нового осуществляется в результате ориентировочной реакции. По сущест­ву, ориентировочный рефлекс осуществляет первичное различение раздражителя. Констатируя, что что-то изменилось, что перед индивидом сейчас не то, что было раньше, ориентировочный рефлекс осуществляет, как и рефлекторная деятельность вообще, некий, пусть первичный, анализ ситуации. См.: Соколов Е. Н. Высшая нервная деятельность и проблема восприятия // Вопросы психологии. — 1955. - № 1.


сигнального раздражителя, делающее его трудно дифференцируемым, вызывает усиление ориентировочного рефлекса по отношению к нему и т. д. Общая карти­на рефлекторной деятельности, таким образом, еще более усложняется1.

Такова в первом грубом приближении та сложная рефлекторная деятельность, которая своим жизненно важнейшим для индивида результатом имеет ощущение или восприятие.

Образ предмета является продуктом целой системы или ассоциации рефлек­торных актов. Каждый из них изменяет положение воспринимающего по отноше­нию к раздражителю, и лишь вся совокупность следующих друг за другом рефлек­торных актов, вызываемых действием предмета на рецепторы и осуществляющих анализ и синтез, дифференцировку и генерализацию раздражителей, и образует ощущение. Образ, собственно, это и есть совокупность последовательно совер­шающихся и друг с другом ассоциирующихся, смыкающихся в единое целое реф­лекторных актов, в результате которых перед нами симультанно выступает вещь в многообразии ее сторон и свойств. (Построение образа в процессе зрения можно сравнить не с запечатлением изображения на фотопластинке, а с построением изображения в телевизоре, когда электронный луч, обегая изображение, последо­вательно посылает электрические импульсы. ) Образ существует, лишь поскольку длится рефлекторная деятельность мозга. Он неотделим от нее. Нигде поэтому не существует образа как такого идеального, которое было бы вовсе обособлено от материального процесса, от материальной деятельности мозга.

Никак не приходится внешне соотносить образ, психические явления с мате­риальной деятельностью мозга и какими-то спекулятивными соображениями ре­шать вопрос о том, как они соотносятся. Изучение реального процесса рефлек­торной деятельности, возникающей в результате воздействия раздражителя на рецептор (орган чувств), прямо показывает, как в процессе рефлекторной дея­тельности возникают психические явления. Они ее закономерный продукт

В результате этой рефлекторной деятельности раздражитель выступает отра­женным в ощущении или восприятии. На отраженный в ощущении, в восприятии раздражитель в непрерывном потоке рефлекторной деятельности замыкаются новые рефлекторные реакции, и в этом потоке образуется ответ человека на воз­действие внешнего мира — его действия, которыми он удовлетворяет свои по­требности, изменяет мир.

Так же как чувственный образ предмета является продуктом сложнейшей аналитико-синтетической рефлекторной деятельности, так и действия людей — это более или менее сложный продукт целой совокупности рефлекторных дуг, замы­кание которых требует образования связей двигательного (и речедвигательного) анализатора с зрительным, слуховым и т. д.

Осуществление любого действия посредством соответствующих движений (так называемых произвольных движений) предполагает образование связей меж­ду потоком чувственных сигналов, поступающих по ходу движения в мозг от пере-

' Стоит теперь вспомнить ту наивную в своей простоте картину, которую рисовала нам по старинке рецепторная теория: внешний раздражитель воздействует на рецептор и в зависимости от его ка­чества (длины волны и т. д. ) вызывает те или иные изменения его состояния. Сведения об этих из­менениях в состоянии рецептора по проводящим путям доносятся до мозга; мозг принимает эти «донесения» — и налицо ощущение! Как далека эта прямо-таки святая наивность от правды жизни со всей ее сложностью!


мешающегося органа, и потоком чувственных сигналов, идущих от воздействия внешних условий, в которых совершается действие, от предметов, на которые оно направлено. В силу этих связей и их обратимости, чувственные сигналы от пред­метов и условий, в которых они находятся, начинают регулировать действия*.

В результате образования сложнейшей системы рефлекторных дуг образ того или иного предмета или явления (точнее — отображенный в нем предмет) высту­пает как сигнал для того или иного действия2.

Следовательно, никак не приходится внешне соотносить психическую дея­тельность с рефлекторной нервной деятельностью мозга и провозглашать их единство на основании каких-либо умозрительных соображений; прямое изуче­ние фактического хода рефлекторной деятельности мозга показывает, как в про­цессе этой деятельности, по ходу ее возникают психические явления — ощуще­ния, восприятия и т. д. и как отраженные в них раздражители становятся сигнала­ми деятельности животного или человека. Мы имеем, таким образом, перед собой фактически единую деятельность. Это психическая деятельность, так как в ней осуществляется отражение объектов, в ощущениях и восприятиях; это вместе с тем нервная деятельность материального органа — мозга, подчиненная всем зако­нам динамики нервных процессов. Положение о неотделимости психических яв­лений, психической деятельности от материальной нервной деятельности мозга приобретает очевидность и осязаемость; оно отчетливо выступает из всей сово­купности реальных фактов и выделяется из них как их общий смысл и итог.

В последние годы у нас неоднократно ставился вопрос о месте психических явлений в рефлекторной деятельности и о реальной роли, выполняемой в ней об­разом. Попытки решения этого вопроса не раз заводили в тупик. Это происходи­ло прежде всего потому, что его пытались решить в рамках фиктивной схемы — одной рефлекторной дуги, в которую хотели втиснуть и построение образа пред­мета и действие с ним человека.

Это была рефлекторная дуга «вообще», осуществляющаяся неизвестно в ка­ком анализаторе и никак не объединяющая рефлекторные дуги разных анализа­торов. В ней, естественно, никак не могли уместиться и построение образа пред­мета и действие человека. Всякая попытка вклинить в рефлекторную дугу образ в качестве особого звена и сделать ее эффекторный конец зависимым от образа, не­избежно грозила разрывом материальной непрерывности рефлекторного акта и идеалистической дематериализацией рефлекторной деятельности мозга.

Все становится на свои места и получает свое естественное разрешение, если отбросить эту фиктивную схему и обратиться к действительному процессу реф-

1 Павлов И. П. Физиологический механизм так называемых произвольных движений // Полн. собр. соч. - М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1951. - Т. III, ч. 2. - С. 315-319.

2 В силу этого И. П. Павлов и характеризовал ощущения, восприятия как сигналы действительности, а условный рефлекс, являющийся реакцией на сигнальный раздражитель, как явление не только физиологическое, но и психическое. «Существенный признак высшей нервной деятельности» И. П. Павлов усматривал именно в том, что в ней действуют сигнальные раздражители, и в том, что «они при определенных условиях меняют свое физиологическое действие» (Павлов И. П. Лекции о работе больших полушарий головного мозга // Полн. собр. соч., т. IV, 1951. — С. 30) (подчеркнуто нами. — С. Р. ). Это возможно только в силу того, что высшая нервная деятельность есть деятель­ность не только физиологическая, но и психическая. (Павлов И. П. Условный рефлекс // Полн. собр. соч. - М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1951. - Т. III, ч. 2. - С. 322. )


декторной деятельности в его реальной сложности как к потоку, состоящему из множества сложно взаимодействующих рефлекторных дуг.

Рефлекторная деятельность мозга вызывается раздражителем, выступающим сначала как физический агент. В ходе вызванной им рефлекторной деятельности возникает ощущение, и раздражитель, выступавший первоначально лишь как фи­зический агент, принимает характер чувственно воспринимаемого объекта. Даль­нейший ход рефлекторной деятельности совершается под воздействием этого чувственно отраженного посредством ощущения объекта (который не перестает при этом быть и физическим агентом). Таким образом, ощущение включается в поток рефлекторной деятельности.

Необходимой философской предпосылкой правильного решения вопроса о ре­альной роли психических явлений, образа в рефлекторной деятельности служит при этом понимание того, что в этой деятельности сигналом является объект-раз­дражитель. Когда его воздействие вызывает ощущение, это последнее опосредству­ет зависимость дальнейшей рефлекторной деятельности от раздражителя. Сигнал в таком случае — это раздражитель, отраженный в ощущениях, воспринимаемый в качестве объекта. Благодаря отражению раздражителей и условий, в которых они выступают, раздражители в зависимости от условий меняют, говоря словами И. П. Павлова, свое физиологическое действие.

Признание реальной роли ощущений, восприятии, вообще психических явле­ний в детерминации рефлекторной деятельности не вносит никакого субъекти­визма в ее понимание в силу того, что — в соответствии с основной линией мате­риалистического монизма в теории познания — ощущения, восприятия и т. д. — это отражения, образы реально существующих вещей. Поэтому действие ощуще­ний и восприятии — это действие раскрывающихся перед познающим человеком вещей, отражением которых ощущения и восприятия являются'.

Рефлекторная деятельность дает два особенно жизненно важных результата:

отражение мира — непосредственное чувственное и опосредствованное словом — и действия человека, посредством которых он удовлетворяет свои потребности, реализует свои цели и соответственно преобразует действительность.

Между чувственным отражением и действием — этими двумя важнейшими итоговыми результатами рефлекторной деятельности — имеются существенные взаимоотношения. С одной стороны, чувственное отражение действительности — условий, в которых совершается действие, и предмета, на который оно направле­но, — служит для регуляции действия. Вместе с тем именно через свое отношение к выполняемому человеком действию те или иные прежде индифферентные раз­дражители приобретают сигнальное значение. С приобретением прежде индиф­ферентным раздражителем сигнального значения чувствительность к нему повы­шается (пороги снижаются); его анализ, более тонкая его дифференцировка осуще­ствляется именно через связь с ответной деятельностью, по отношению к которой он имеет сигнальное значение. Для того чтобы два близких впечатления стали дифференцироваться, нужно, чтобы по ходу и задачам осуществляемой челове­ком деятельности возникла потребность в их дифференцировке; при успешном

Раздражители, отраженные в ощущениях, естественно, могут вызывать реакции, которые не вызы­вают раздражители, в ощущениях не отраженные. Это сказывается даже на таких явлениях, как адаптация. Судя по опытам (в лаборатории Е. Н. Соколова), адаптация возникает по отношению к слышимым звукам; по отношению к звукам полпороговым адаптация не создается.


выполнении этой деятельности дифферевдировка раздражителя получает «под< | крепление» со стороны действительности.                           !

Однако «подкрепление», необходимое для успешного осуществления рефлекторной деятельности, для рефлекторного построения чувственного образа предметов действительности, надо, очевидно, искать не только в конечном подкреплении действительностью реакций двигательного анализатора. Рефлекторная деятельность, осуществляющаяся, скажем, в зрительном анализаторе, получает «подкрепление» в рамках этой деятельности. Подкреплением для нее служит самое получение отчетливого образа предмета. Образ, в котором удовлетворяв ются «потребности» глаза, связанные с его функциями, образ, удовлетворяющий потребность в отчетливом видении, устраняющий необходимость в дальнейшем разглядывании, — это и есть подкрепление. Иначе говоря, успешное выполнении специфической для зрительного рецептора аналитико-синтетической деятельности видения служит подкреплением для ориентировочной деятельности смотре­ния. То же и со слухом: само слышание, удовлетворение потребностей слуха, фор»;

мирующихся вместе с его функциями — выявлять свойства звука во всех ему:

свойственных отношениях: звуковысотных, ладовых, гармонических и т. д., — служит подкреплением слушания, прислушивания, вслушивания, т. е. всей активной работы действенного человеческого слуха.

Здесь, вероятно, первые истоки «теоретического» познания, эстетического созерцания и радости, с ними связанной, — радости познавать действительность, прослеживая ее очертания, созерцать красоту ее форм, воспринимать жизнь в полноте ее звучаний.

* * *

Рефлекторная теория как учение о замыкании связей теснейшим образом свя­зана с учением об ассоциациях, означая при этом глубокое и принципиальное пре­образование традиционной ассоциативной теории старого эмпиризма.

Первая отличительная особенность рефлекторного понимания ассоциаций за­ключается в том, что ассоциация как целостный процесс, не только психический, но вместе с тем и физиологический, мыслится в виде связи не одних только цен­тральных звеньев рефлексов и якобы только к ним приуроченных представлений, а цельных рефлекторных дуг. Это значит, что ассоциация — это не просто связь между двумя представлениями; реальными звеньями ассоциации являются взаи­модействия индивида с миром, с объективной реальностью. Из этого исходного положения вытекает коренная перестройка всего традиционного учения об ассо­циациях.

Ассоциация неотделима от условной (временной) связи как элементарной фор­мы синтеза. Элементарной формой синтеза является условная (временная) связь между двумя раздражителями, образующаяся в процессе условно-рефлекторной деятельности (например, связь между компонентами комплексного раздражителя).

Ассоциация есть связь, образующаяся между сигнальным раздражителем и тем, что он сигнализирует'; она имеет, как правило, сигнальный характер и образует­ся, если первый ее член сигнализирует событие, имеющее для нас жизненную зна-

При изучении ряда цифр, слов и т. п. ассоциации между двумя членами ряда образуются, если пред­шествующий член становится для нас сигналом того, чтобы ответить на него следующим членом ряда.


чимость как отвечающее нашим потребностям, интересам, задачам нашей дея­тельности*.

Образование ассоциации — это, по существу, процесс, в котором одно явление приобретает значение сигнала другого явления2 Значимость событий, которая сигнализируется обстоятельствами, вступающими с ним в ассоциативную связь, «подкрепляет» ассоциацию. Чтобы ассоциативная связь образовалась, она долж­на иметь для человека значение, смысл.

Мыслительные связи как смысловые нередко противопоставлялись ассоциа­тивным как якобы бессмысленным, механическим. Основанием для такой трак­товки ассоциаций явилось то обстоятельство, что образующаяся у человека при определенных условиях связь между двумя объектами или явлениями может быть несущественной для них. Однако образование этой связи между ними все же должно иметь смысл для индивида, у которого она устанавливается (так, но­мер телефона, который мне надо набрать, чтобы связаться с нужным мне челове­ком, несущественен для характеристики этого человека, но общение с ним долж­но быть нужно мне, чтобы я запомнил номер его телефона). Постольку ассоциа­ция — тоже осмысленная связь; утрачивая свой жизненный смысл для индивида, она угасает.

В силу своего сигнального характера, ассоциативная связь динамична: она об­разуется (замыкается), угасает и при определенных условиях вновь восстанавли­вается3. Обычно не бывает так, что прошлое либо постоянно нами помнится, либо никогда не вспоминается. Воспоминания иногда угасают, а потом вновь восста­навливаются. Причина их исчезновения может заключаться не только в том, что мы не сталкиваемся с воздействиями, которые могли бы по ассоциации восста­навливать эти воспоминания, но и в том, что связь между этими воздействиями и забытым угашена. Иногда все на каждом шагу напоминает нам о прошлом — любая мелочь, даже, казалось бы, лишь очень отдаленно с ним связанная, а в других слу-

' В качестве ассоциации из прочих условных связей иногда выделяют временную связь между двумя нейтральными раздражителями, подобную той, которая была констатирована в опытах Подкопаева и Нарбутовича (см.: Нарбутоёич И. О. и Подкопаев Н. А. Условный рефлекс как ассоциация // Тру­ды физиологических лабораторий акад. И. П. Павлова. — 1936. — Т. VI, вып. 2. ). Однако образовать связь между двумя «нейтральными» раздражителями (не пищевыми и т. п. ) Подкопаеву и Нарбуто-вичу удалось, как известно, лишь введя новые, необычайные раздражители, т. е. вызвав по отношению к ним ориентировочный рефлекс, а это по существу значит, что второй раздражитель служил удовле­творению «познавательной» потребности, возникающей с появлением первого, и эта связь была, та­ким образом, сигнальной. Ее отличие от рефлекторных связей, образующихся, скажем, на пищевой раздражитель, заключалось, собственно, лишь в том, что рефлекторная деятельность, ее подкрепле­ние и ее сигнальность осуществлялись в рамках «познавательной» деятельности анализаторов.

2 Мальчик Алеша Р., четырех лет, выходит с матерью в праздник на улицу, его внимание привлекают флаги. Ему говорят: «Сегодня праздник» и ведут к дяде Коле, где его ожидают угощение и всякие развлечения. По прошествии нескольких месяцев, выйдя на улицу и снова увидав флаги, он заявля­ет: «Сегодня мы идем к дяде Коле». Флаг приобрел для него определенное значение: он стал сигна­лом посещения дяди Коли и связанных с этим посещением развлечений и лакомств.

3 Намечая замысел функциональной психологии как психологии физиологического типа, Титченер характеризовал господствующую в то время ассоциативную психологию как психологию структур­ную и анатомическую (о титченеровской концепции структурной и функциональной психологии см. Bentley Madison. The psychologies called «structural». Historical derivation // Psychologies of 1925 // Ed. by Murchison. - 1928. - Part VI. - P. 383-384). В силу того что прежняя ассоциативная психология была связана с анатомо-морфологической концепцией, в которой на передний план вы­ступила структура, а не деятельность, ассоциативные связи в прежней ассоциативной психологии мыслились как статические структурные связи. На самом деле это не так.


чаях ничто не оживляет в нас воспоминания — когда само прошлое для нас мерт­во, когда оно утратило для нас былое значение.

И. П. Павлов утверждал, что ассоциация и условный рефлекс (условная или временная связь) «сливаются». Это верно в том смысле, что нельзя, как мы с са­мого начала сказали, обособлять ассоциацию представлений от замыкания цель­ных рефлекторных дуг. «Слитие» ассоциации с условной временной связью пре­одолевает это обособление. Помимо того, оно позволяет видеть единство всего ряда разнообразных связей, начиная с тех, в которых не осознаются ни элементы в них входящие, ни самая их связь, а только конечный психологический эффект связывания (как, например, связь — «ассоциация» — зрительных и мышечных воздействий предмета, в результате которых воспринимается глубина), и кончая связями, в которых осознаются самые элементы, в них вступающие. (Именно эти последние связи между психологически данными элементами и являются ассо­циациями в более узком, специфически психологическом значении этого термина. )

Только при таком объединении всех этих связей общие законы, их регулирую­щие, выступают в своем истинном универсальном значении.

Связывая таким образом ассоциации с (условным) рефлекторным процессом, важно осознать следующее: условный рефлекс или временная связь в павловском их понимании отнюдь не соответствуют ассоциации в традиционном понимании старой эмпирической ассоциативной психологии.

Прежде всего образование условной (или временной) связи не зависит от од­ной лишь смежности двух раздражителей во времени. Образование условного реф­лекса не сводится к механической подстановке одного стимула на место другого просто в силу их временной смежности. Такое представление о «классическом павловском условном рефлексе», распространенное среди американских пред­ставителей теории «обусловливания», не соответствует павловской концепции. Согласно последней, существеннейшую роль в образовании условной связи игра­ет «подкрепление».

Таким образом, образование связей оказывается подчиненным взаимоотноше­ниям индивида с окружающим миром. Тем самым преодолевается механицизм старой ассоциативной теории.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.