Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





чаях ничто не оживляет в нас воспоминания — когда само прошлое для нас мерт­во, когда оно утратило для нас былое значение. 13 страница



В этих положениях заключена основа теории абстракции, отправная точка для решения связанных с нею проблем.

На этой основе можно внести ясность и в теорию научного обобщения.

Обобщение, как и абстракция, на двух крайних полюсах выступает в отчетливо различимых формах — в виде генерализации и собственно обобщения — понятий­ного, необходимо связанного со словом как условием и формой своего существо­вания. Генерализация (первосигнальная) — это обобщение, осуществляющееся физиологически посредством иррадиации возбуждения; это обобщение, которое совершается по сильному признаку (т. е. по признаку или свойству, являющемуся сильным раздражителем), или по нескольким таким признакам, или, наконец, по отношению между ними.

Отличительная особенность первосигнальной генерализации по отношению к понятийному обобщению отчетливо выступает в ранних детских обобщениях, выражающихся в переносе слова на разные предметы. Здесь генерализация (перво­сигнальная) и обобщение (понятийное, второсигнальное) непосредственно стал­киваются между собой, поскольку речь идет об оперировании словом, а самое оперирование им — перенос его с одного предмета на другой совершается сначала по законам генерализации, а не словесно-понятийного обобщения — не по поня­тийно существенному, а по «сильному» признаку. В результате получаются те своеобразные обобщения, многочисленные примеры которых зафиксированы в различных дневниковых записях. При овладении словом сначала вместо объектив­но существенного в качестве определяющего выступает наиболее сильный при­знак и лишь затем сильным становится объективно существенный признак.

В пределах собственно обобщения тоже различаются две разные формы: эле­ментарное эмпирическое обобщение и обобщение, до которого возвышается тео­


ретическое мышление в результате раскрытия закономерных, необходимых свя­зей явлений.

Согласно эмпирической теории обобщения, которая знает только одну эле­ментарную его форму, обобщение совершается путем сравнения различных пред­метов или явлений, отбрасывания признаков, отличающих их друг от друга, и вы­деления тех, в которых они сходятся. Одно из возражений, которое обычно вы­двигают против этой теории, заключается в том, что она оставляет нерешенным основной вопрос: по каким линиям, признакам должно идти это сравнение и ка­кие предметы должны быть в него вовлечены. В связи с этим в этой эмпирической теории обобщения усматривали наличие порочного круга: класс тех предметов, сравнение которых должно определить общие им свойства, сам может быть опре­делен лишь посредством этих свойств; таким образом, процесс обобщения по­средством сравнения предполагает знание тех общих свойств, которые должны быть определены в его результате. Такой круг преодолевается жизнью, практи­кой. Элементарные формы обобщения совершаются независимо от теоретического анализа. Элементарное обобщение первоначально совершается по сильным при­знакам. Сильные свойства — это свойства жизненно, практически существенные. Они непосредственно, чувственно выступают на передний план в восприятии и регулируют направление чувственного эмпирического обобщения. Таким обра­зом, практика разрывает порочный круг, который выступает в теории эмпириче­ского обобщения, когда оно, как и вообще познание, рассматривается в отрыве от жизни, от практики. На самом деле эмпирическое обобщение реально существует;

в признании его нет никакого порочного круга.

Эмпирическая теория обобщения вызывает тем не менее серьезные возраже­ния. Первое состоит в том, что теория обобщения посредством сравнения и отбра­сывания различных расходящихся свойств сравниваемых предметов, отвлечения от них и сохранения тех, в которых они сходятся — тождественных или схожих, — это в лучшем случае теория элементарного чувственного обобщения, которое не выходит за пределы чувственного и не ведет к абстрактным понятиям, а не общая теория обобщения, включающая его высшие научные формы. Второе возражение затрагивает рассматриваемую теорию и в этой ограниченной сфере чувственного:

обобщение, практически значимое и научно оправданное, — это не выделение во­обще каких-либо общих свойств, в которых предметы или явления схожи между собой, независимо от того, что это за свойства; обобщение как акт познания прак­тически и научно значимого есть выделение не любых общих свойств явлений, а таких, которые для них существенны. Существенные же свойства выделяются посредством анализа и абстракции. Эмпирическое познание на первых шагах на­щупывает существенное в явлениях, путем сравнения, сопоставления явлений, раскрывая общее между ними, потому что общее, устойчивое, служит вероятным индикатором того, что для данных явлений существенно. Но нечто не потому яв­ляется существенным, что оно оказалось общим для ряда явлений, — оно потому оказывается общим для ряда явлений, что существенно для них. Приведенное по­ложение образует основу теории обобщения, отправной пункт для решения всех вопросов, связанных с проблемой обобщения.

К теоретическим обобщениям высокого порядка приходят, раскрывая посред­ством анализа, сочетающегося с абстракцией, существенные свойства явления в их закономерных, необходимых связях. «... Самое простое обобщение, первое и про-


стейшее образование понятий... — пишет Ленин, — означает познание человека все более и более глубокой объективной связи мира»'; «Всякое общее есть (час­тичка или сторона или сущность) отдельного»2; в общем «мы отделяем существенное от являющегося»3, от случайного. Совокупность свойств, необходимо друг с другом связанных, всегда оказывается общей для всех явлений, в которых нали­цо хотя бы одно из этих свойств. Чем более глубокие связи раскрывает мысль, к тем более высоким обобщениям она приходит. Особенно широкие возможности открывает обобщение отношений. Система положений, выражающая зависимость производных отношений от исходных, может быть распространена сразу на лю­бую совокупность предметов, между которыми есть исходные отношения, незави­симо от всех прочих свойств этих предметов. Поэтому члены таких отношений выступают как переменные, на место которых могут быть подставлены любые значения (при условии, что отношения между ними отвечают исходным положе­ниям). Не только члены отношений, находящиеся в закономерной зависимости один от другого, но и сами эти отношения могут заключать в себе переменные. Тогда при определенных частных значениях переменных данный закон перехо­дит в другой, более частный.

Общее, составляющее содержание научного понятия, — это не любое свойство, в котором сходятся несколько единичных предметов или явлений, это существен­ное в них. Именно в силу своей существенности для определенного круга явлений оно и является общим для них. В силу связи общего с существенным можно, выде­лив вообще что-либо общее, предположить, что оно является вместе с тем и суще­ственным для данных явлений; при этом общность используется лишь как инди­катор существенности, но не как ее основание. Из того, что какое-нибудь свойство является общим для предметов, еще не следует, что оно для них существенно:

можно найти нечто общее между самыми разнородными предметами, например объединить в один класс по общности цвета вишню, пион, кровь, сырое мясо, ва­реного рака и т. д. Научного обобщения так не получится. Из того, что определен­ное свойство существенно для соответствующих явлений, с необходимостью вы­текает его общность для них.

Научное обобщение предполагает абстракцию. Выделяя существенное для оп­ределенного круга явлений, научная абстракция тем самым выделяет то, что яв­ляется общим и притом существенно общим для них. Научное обобщение — про­изводный эффект анализа, связанного с абстракцией. При этом абстрагирование, ведущее к обобщению, заключается в научном понятии, не отрывает общее от част­ного. В научном понятии, в законе частное не исчезает, а сохраняется в виде пере­менных, которые могут получить разное частное значение. В этом смысле общее богаче частного, содержит его — хотя и в неспециализированном виде — в себе. Общее «содержит» в себе частное еще и в том смысле, что из общего как сущест­венного вытекают, следуют более частные свойства явлений.

Обобщение посредством абстракции не сводится к простому отбору общих свойств из числа непосредственно, эмпирически, чувственно данных. Обобще­ние — это всегда не только отбор, но и преобразование. Общее понятие, будучи

* Ленин В. И Философские тетради. — М.: Госполитиздат, 1947. — С. 153.

2 Там же. — С. 329.                        •

3 Там же.


продуктом научной абстракции, «идеализирует» явления, оно берет их не такими, какими они непосредственно даны, а в чистом виде, не осложненном, не замаскиро­ванном сторонними, привходящими обстоятельствами. В выключении этих при­входящих обстоятельств, осложняющих, маскирующих сущность явлений, и состо­ит преобразование непосредственно данного, ведущее к абстрактному понятию о явлении. Понятие прямо, непосредственно не совпадает с явлением и не только потому, что не исчерпывает и никогда не может исчерпать его, но и вследствие того, что в понятии непосредственно данное преобразуется посредством абстракции.

Вместе с тем понятие — это и не идеальный предмет, обособленный от реаль­ного, материального. Понятия существуют не как обособленные идеальные пред­меты, наряду с реальными, материальными предметами или явлениями, а лишь как понятия о предметах или явлениях, их свойствах и отношениях (точнее, о свойствах в их взаимозависимости и взаимоотношениях). Отражая многообраз­ные свойства реальных, материальных явлений, понятия, фиксируясь, объективируясь в слове, могут, конечно, вторично выступать как идеальные объекты мыс­ли, но они не перестают из-за этого быть тем, что они по своему существу есть — отражением, познанием бытия. Понятие — это не мысль, противопоставляемая непосредственно чувственно воспринимаемому явлению; в понятии само явле­ние выступает освобожденным в результате абстракции от привходящих обстоя­тельств, которые его осложняют.

Ясно теперь, в чем заключается основная ошибка теории обобщения Беркли, оказавшей столь сильное влияние на ряд последующих теорий обобщения (Локка, Юма и т. д. ), — с одной стороны, и в чем вместе с тем несостоятельность таких его критиков, как, например, Гуссерль — с другой. Согласно Беркли, всякий реально существующий треугольник (например, начерченный мной мелом на доске) все­гда является прямо-, тупо- или остроугольным, т. е. треугольником той или иной формы, а не треугольником вообще. Рассуждая об этом эмпирически данном тре­угольнике, можно отвлечься от некоторых его свойств. Доказывая какую-нибудь геометрическую теорему, можно не принимать во внимание того, что нарисован­ный треугольник является прямо-, остро- или тупоугольным. Поэтому если при доказательстве теоремы не исходить из того, что треугольнику присуща опреде­ленная форма, оно будет относиться к треугольникам любой формы, будет иметь общий характер.

Общим, по Беркли, является частный случай, поскольку он представительст­вует (репрезентирует) другие, столь же частные случаи. Таким образом, в собст­венном смысле слова общее в отличие от частного, согласно Беркли, вообще не существует. Беркли не находит общего в вещах, потому что он ищет его вне част­ного, обособленно от него. Об этом свидетельствует его основной аргумент, со­гласно которому общего не существует, так как каждый треугольник всегда явля­ется либо прямо-, либо тупо-, либо остроугольным, а не треугольником вообще, как будто общее — это то, что исключает частные определения предмета, а не объ­единяет их многообразие, определяя предмет (треугольник) закономерными со­отношениями его существенных свойств. Отвергая существование общего в вещах, вследствие ложного понимания соотношения общего и частного, Беркли далее отрицает обобщение и в познании. Сведение общего к частному в вещах Беркли распространяет и на познание, так как, подставляя идеи на место вещей, он их отождествляет. Таким образом, в основе теории обобщения и абстракции


у Беркли лежит идеалистическое отождествление идеи и вещи и ошибочное пред­ставление об общем как о чем-то обособленном от частного.

Критикуя теорию Беркли (а также Локка, Юма' и вообще эмпириков-сенсуа­листов), Гуссерль2 справедливо подчеркивает то, что вообще понятие (хотя бы то же геометрическое понятие треугольника) есть нечто идеальное и не может быть отождествлено с эмпирически данным треугольником, в том числе и с чертежом на бумаге или на доске. Но, утверждая идеальность понятия (геометрического треугольника), он превращает понятие, идею в обособленную от материальных вещей идеальную вещь, объект интеллектуального созерцания. Между тем как на самом деле они являются идеализированным посредством абстракции отражени­ем существенных свойств изучаемых явлений.

Если у Беркли есть обобщение (абстрагирование одних частных, эмпирически данных свойств от других), но нет общего, то у Гуссерля есть общее — в виде иде­ального родового признака (species), — но нет обобщения, нет процесса, пути, ко­торый вел бы от вещей к общим понятиям о них. Общее содержание понятий, по Гуссерлю, дано якобы непосредственно в акте интеллектуального созерцания родо­вых признаков (species), так же как частное непосредственно дано в чувственном созерцании. Наличие этих двух, как будто независимых друг от друга и чуже­родных актов познания служит гносеологическим «основанием» онтологическо­го обособления общего и частного. Вместо того чтобы выступить как познание ре­альных, материальных вещей, процессов, явлений в закономерных взаимосвязях их существенных свойств, понятие само превращается в особую идеальную вещь или сущность — в духе платонизма и «реализма» средневековой философии. Но исходя именно из такого понимания общего как обособленного от частного, Берк­ли и пришел к отрицанию общего и растворению его в частном. Таким образом, если Гуссерль критикует Беркли, выявляя ряд слабых мест его концепции, то, с другой стороны, Беркли заранее опрокидывает концепцию Гуссерля, так как свои основные аргументы против существования общего он извлекает в принципе из той именно трактовки общего, которую защищает Гуссерль.

Вопрос о соотношении общего и частного — коренной вопрос теории обобще­ния и всей теории познания в целом. Абстрагирование общего в научном понятии не может означать отрыва его от частного. Отрыв общего от частного означает вместе с тем и отрыв общего понятия от предметов и явлений действительности. Отрыв понятий от предметов и явлений действительности, осуществляемый по­средством отрыва общего от частного, неизбежно ведет к тому, что мышление в понятиях сводится к мышлению о понятиях, обособленных от их предмета. Дело, начатое таким образом, доводится до своего логического конца, когда к тому же еще и само понятие сводится к его определению. Это" и есть тот путь, который с неизбежностью приводит к формалистическому пониманию мышления в поня­тиях. Подмена мышления о предметах и явлениях действительности оперирова-

1 О теории абстракции у Беркли, Локка, Юма см.: Беркли Д. Трактат о началах человеческого зна­ния. — СПб., 1905; Локк. Опыт о человеческом разуме. — М., 1898; Юм. Трактат о человеческой при­роде, кн. 1. Об уме, 1906.

2 HusserlE. Logische Untersuchungen. Zweiter Band. Teil I. Dritte, unveranderte Auflage. Halle, 1922. II. Die ideale Einheit der Spezies und die neueren Abstraktionstheorien. Zweites Kapitel (см. о Локке, р. 126-134). Viertes Kapitel. Abstraktion und Reprasentation (о Локке и Беркли, р. 166-184). Funftes Kapitel. Phanomenologische Studie uber Humes Abstraktionstheorie, p. 184-207.


нием над понятиями, обособленными от предметов, и над их дефинициями и есть основа формалистического подхода к мышлению. На самом деле мышление в по­нятиях никак не сводится к мышлению о понятиях; оно есть прежде всего позна­ние предметов этих понятий.

Обобщение, выражающееся в абстрактных научных понятиях, возникает в ре­зультате 1) анализа, посредством которого существенное дифференцируется от несущественного (первое в качестве существенного необходимо выступает как общее для данной категории явлений, второе — как частное, специфицирующее отдельные явления); и 2) абстракции, посредством которой общие свойства, вхо­дящие в понятие, извлекаются из явления в его конкретности и «идеализируют­ся», берутся в чистом виде, не осложненном посторонними привходящими об­стоятельствами, маскирующими или осложняющими их собственную природу в ее внутренних закономерностях (пример: понятие «идеального» газа, строго отве­чающего законам Бойля—Мариотта и Гей-Люссака).

С ролью абстракции в обобщении связаны так называемые «определения через абстракцию^ и, значит, вообще вопрос об определении и образовании понятий. При определении через абстракцию исходят из неких эмпирически данных объ­ектов (например, из эмпирически данного множества предметов — при опреде­лении числа, из эмпирически данных фигур — при определении геометрических образований) и образуют абстрактное понятие, фиксируя те свойства данных объектов и те отношения между ними, которые остаются инвариантными при преобразованиях, которым они могут подвергнуться. В обобщенной форме отно­шение, посредством которого при определении через абстракцию образуется по­нятие, обозначается как «эквивалентность», равнозначность двух или нескольких объектов. Эквивалентность — отношение типа равенства, обладающее свойством коммутативности (если а ~ b, то и b ~ а) и транзитивности (если a ~ b и b ~ с, то и а ~ с). Посредством эквивалентности, исходя из множества предметов, определя­ется тождественность понятия, образованного из них таким образом. Так, напри­мер, направление определяется как свойство, общее всем параллельным прямым, остающееся инвариантным при переходе от одной из параллельных прямых к лю­бой другой. (Такое определение направлений считается обоснованным, посколь­ку отношение параллельности обладает теми же свойствами — симметричностью и транзитивностью, что и отношение эквивалентности, а также равенства. ) Ана­логично геометрическое образование и его форма (треугольник, круг и т. д. ) опре­деляются как то в фигуре, что остается инвариантным при изменении положения и величины. Число определяется, как то свойство множества, которое остается инвариантным при соотнесении его элементов так, что каждый элемент одного множества однозначно соотносится с элементами другого множества.

В определении через абстракцию определяемое выступает как нечто (х), кото­рое остается инвариантным при некоей группе преобразований, без прямого оп­ределения того, что оно в своей специфичности есть.

' Об «определениях через абстракцию» см.: Weyl Hermann. Philosophic der Mathematik und der Naturwissenschaft. Handbuch der Philosophic. — Munchen und Berlin, 1927. — S. 9-10; 101-102. Прин­цип определения через абстракцию имелся уже у Лейбница. Он отчетливо сформулирован у Фреге (Frege). Определения через абстракцию сейчас широко применяются в математике и физике, в тео­ретическом естествознании (см. примеры дальше).


Вместо того чтобы определить позитивное содержание понятия через внут­ренние закономерные соотношения сторон или свойств соответствующего явле­ния и показать его инвариантность по отношению к признакам, от которых абст­рагируются, при определении через абстракцию понятие характеризуется его независимостью (инвариантностью) по отношению к тому, от чего абстрагируют­ся. Специфику этого и возможность другого, генетического, конструктивного пу­ти можно уяснить себе на примере числа.

Через абстракцию число определяется посредством равночисленности исчис­ляемых множеств. Другой путь его определения — конструктивный — осуществля­ется исходя из единицы по принципу полной индукции. При таком обосновании числа числа выступают в своих внутренних взаимоотношениях как упорядочен­ные множества, посредством которых при счете упорядочивается и исчисляемое. Каждое число определяет численность множества (а не наоборот, как при опреде­лении числа через абстракцию). При этом специально показывается, что результат счета не зависит от порядка, в котором он производится (таким образом инвари­антность по отношению к несущественным внешним отношениям обосновывает­ся исходя из закономерности внутренних отношений). Определение числа через равночисленность соотносимых множеств (при определении через абстракцию) скрыто предполагает упорядочение самих соотношений и, значит, соотносимых множеств. При определении через абстракцию утверждается определенность чис­ла посредством равночисленных множеств, но этим не вводятся индивидуально определенные числа.

При таком определении понятие является неким х, определенным лишь по­стольку, поскольку оно должно отвечать известным условиям — инвариантности при некоторых преобразованиях внешних по отношению к нему свойств, от кото­рых понятие должно быть отвлечено; оно лишено каких-либо собственных («внут­ренних») определений (в переменную здесь таким образом превращают не то част­ное, внешнее, привходящее, от чего абстрагируют, а общее). Поэтому посредством определения через абстракцию при таком ее понимании создается «формальная» система, безразличная к внутреннему содержанию, к свойствам объектов, о кото­рых идет речь. Поэтому, например, Вейль, вообще не стоящий на позициях фор­мализма, говоря об определении через абстракцию, в этой связи заявляет: «Мате­матику совершенно безразлично, что такое круги» (Es istfurden Mathematiker ganz gleichgultig, was Kreise sind)1. Ясно, что такое утверждение ведет к открытому формализму. Конечный смысл этого утверждения применительно к математике выразил Рассел в своем известном афоризме: «Математика это наука, в которой мы не знаем, ни о чем мы говорим, ни того, истинно лито, что мы утверждаем». (О второй части этого положения см. дальше. )

Идя далее таким путем, в конечном счете приходят к представлению об обо­собленном существовании, с одной стороны, эмпирических объектов, с другой — идеальной области понятий. Понятия, определяемые через абстракцию вышеука­занным способом, отталкиваясь от эмпирических вещей, не являются в собствен­ном смысле слова познанием этих вещей. Они в лучшем случае — рабочий аппарат

' Weyl Hermann. Philosophic der Mathematik und Naturwissenschaft. Handbuch der Philosophic. — Munchen und Berlin, 1927. - S. 8-9.


(совокупность инструментов), которым пользуются при познании и о котором можно разве сказать, что им удобно или экономно работать, но нельзя утверждать, что он истинен.

Не приходится, значит, отождествлять специальную форму определения через абстракцию с общим положением о роли абстракции в научном познании. В абст­ракции, о которой выше шла речь, на передний план выступает ее позитивная сто­рона — то, что абстрагируют в его закономерных внутренних взаимосвязях и взаимозависимостях независимо от внешних обстоятельств. Так, в отношении га­за — на передний план выступает постоянное отношение между давлением и объ­емом. Поскольку оказывается, что это соотношение остается постоянным при не­изменной температуре и нарушается при ее изменении, в формулировке закона (Бойля—Мариотта) уравнивают температуру, т. е. абстрагируются от ее измене­ний, с тем чтобы затем определить эффект изменения температуры, абстрагиру­ясь от изменения давления, связанного с изменением температуры (в результате приходят к закону Гей-Люссака).

Всякое определение понятий связано с выявлением инвариантных свойств и отношений (точнее, свойств в их отношениях), но на передний план в нем могут выступать инвариантные закономерные взаимоотношения свойств внутри того, что абстрагируется. (Внутренние закономерности — это и есть закономерные соот­ношения внутри того, что абстрагируется; внешним по отношению к ним является то, от чего абстрагируются. ) Так как научная абстракция имеет, как мы видели выше, свое основание в природе самих вещей и явлений действительности, то и чле­нение того, что абстрагируется из явлений и фиксируется в понятиях о них, и того, от чего при этом абстрагируются, т. е. внутреннего и внешнего, выражает структу­ру самой объективной реальности, и, значит, имеет «онтологическое» основание.

Строгие научные понятия точных наук строятся на основе внутренних законо­мерностей изучаемых явлений и имплицитно их выражают. Возникающие в ре­зультате абстракции научные понятия не образуют поэтому области, обособлен­ной от явлений. Научные понятия являются их познанием. Менее всего наука, идущая путем абстракции, неразрывно связанной с анализом, может сказать, что ей «безразлично», что есть изучаемые ею явления. Наоборот, ответить на этот во­прос, раскрыть природу изучаемых явлений в их закономерных взаимосвязях и взаимозависимостях — такова как раз задача научного познания. К ее разреше­нию и ведет научная абстракция, приводящая к научным обобщениям, выражае­мым в научных понятиях.

Можно выделить три основных пути обобщения. Первый путь —элементарное эмпирическое обобщение, которое совершается в результате сравнения посредст­вом выделения тех общих (схожих) свойств, в которых сходятся сравниваемые явления. Это локковское обобщение. Такое обобщение, во-первых, не гарантиру­ет того, что общее, выделяемое таким образом, является вместе с тем и существен­ным для данных явлений, как это должно быть в научных обобщениях. Такой путь может быть практически использован и фактически используется на началь­ных стадиях познания, пока оно не поднимается до уровня теоретического зна­ния. Поскольку существенное в явлениях определенного рода необходимо являет­ся общим для них, общее может быть эвристически использовано как индикатор существенного. Однако из того, что существенное закономерно является общим, не следует, что общее необходимо существенно; в этом прежде всего заключается


ненадежность, а значит, несовершенство такого обобщения. Во-вторых, такое обобщение есть лишь отбор из числа эмпирически, непосредственно, чувственно данных свойств; оно не способно поэтому привести к открытию чего-либо сверх того, что дано непосредственно, чувственно. В-третьих, наконец, общее, к кото­рому приходят таким образом, остается в пределах эмпирических констатации. В отличие от обобщения путем анализа и абстракции, оно не создает возможно­сти выведения строгих законов, характеризующих точные науки.

Этот путь восхождения от частного к общему и наведения мысли на эмпириче­ские закономерности образует остов индукции, которая в той или иной логиче­ской обработке возводилась сторонниками сенсуалистического эмпиризма — от Бэкона до Милля — в ранг основного метода научного познания, якобы единст­венного метода, способного давать новые обобщения. Как таковая она противо­поставляется дедукции, заключающейся якобы лишь в приложении уже имею­щихся обобщений к тому или иному частному случаю и неспособной приводить к новым обобщениям. Таков элементарный способ обобщения, дающий предвари­тельные эмпирические обобщения низшего порядка. Второй путь — это обобще­ние через анализ и абстракцию, о котором выше шла речь. Третий способ обобще­ния заключается в самом процессе выведения, или дедукции. Так, отправляясь от теоремы, согласно которой сумма углов треугольника равна двум прямым, дока­зывают, что сумма углов многоугольника с числом сторон п равна 2d(n - 2). Дока­зательство — дедуктивное — этой теоремы есть обобщение, поскольку оно рас­пространяет положение, доказанное для треугольников, являющихся частным случаем многоугольников, на любые многоугольники. Подобным же образом обоб­щением является всякое рассуждение, исходящее из положения, согласно которо­му некое число п обладает известным свойством, и доказывающее, что в таком случае этим свойством обладает также число п + 1. Всякое обобщение, относящее­ся ко всем числам, совершается посредством доказательства того, что если этим свойством, констатируемым по отношению к единице, обладает число п, то им об­ладает и число п + 1. Подобным же образом, констатировав, что определенным свойством обладает некое четное (или нечетное) число, и доказав то положение, что им в таком случае обладает всякое число 2n или 2n — 1, его обобщают в отно­шении всех четных (или нечетных) чисел. Этот способ обобщения обычно имену­ется полной или совершенной индукцией. Характеристика этого способа обобще­ния путем доказательства как индукции связана с неверным исходным представ­лением, будто всякое выведение или дедуцирование одного положения из другого совершается посредством силлогизмов, представляющих собой приложение об­щего положения к частному случаю. Из этого делается вывод, что всякая дедук­ция, всякое выведение одного положения из другого, представляет собою умозак­лючение от общего к частному. Поэтому обобщение, переход от частного случая к общему положению был отнесен к индукции. Под индукцией ученые — от Бэкона до Милля — разумели то эмпирическое обобщение, не имеющее доказательной силы, о котором шла выше речь. Умозаключение, которое обозначается полной индукцией, потому что оно ведет от частного к общему, есть вместе с тем дедукция, если под дедукцией разуметь доказательное выведение одного положения на осно­ве других, из которых оно с необходимостью следует. В понятии дедукции обыч­но неправомерно сливались два различных понятия, а именно: под дедукцией ра­зумели, с одной стороны, необходимое выведение одного положения из другого,


доказательное рассуждение, с другой — рассуждение, идущее от общего к частно­му. Но умозаключение, являющееся дедукцией в первом значении этого термина, может быть индукцией во втором его значении. На самом деле, рассуждение, не­обходимое и доказательное, может и не быть рассуждением, идущим от общего к частному. Необходимое и доказательное рассуждение может идти и от частного к общему, примером чего и является полная индукция. Наличие того, что было на­звано полной, или совершенной, индукцией, т. е. умозаключения, которое совер­шается посредством доказательного выведения одного положения из другого и вместе с тем обобщает, означает, что нельзя сводить теоретическое познание, со­вершающееся посредством доказательного выведения новых положений, к сил­логизмам, идущим от общего к частному. И самый силлогизм — не есть только де­дукция, обособленная от индукции, не только переход от общего к частному в отрыве от обратного, встречного движения от частного к общему'. В обычной схе­ме силлогизма: А есть В, В есть С, следовательно, А есть С — скрыто заключенное в силлогизме обобщение (только поэтому силлогизм и представляется некоторым. его критикам не как содержательное умозаключение, а как «ученое» пустосло­вие). Логическая схема силлогизма фиксирует отношения, которые складывают­ся в результате определенной познавательной деятельности (как это и должна делать всякая логическая схема или формула), не раскрывая познавательного процесса, который к этому результату приводит. В силлогизме общее положение (A есть В) применяется к частному случаю (С); для того чтобы это было возмож­но, нужно, чтобы С выступило в ходе умозаключения в новом обобщенном каче­стве Л: собственно познавательное звено силлогизма заключается в том, чтобы включенный в систему отношений данного рассуждения частный случай, перво­начально данный в качестве С, выступил обобщенно в другом своем качестве Л. За «переносом» общего положения на новый частный случай здесь, как и вообще, стоит обобщение. Силлогизм всегда является содержательным умозаключением только тогда, когда его общая посылка выражает необходимую связь, а меньшая обобщает частный случай так, что он выступает как член этой связи: в силлогизме Л есть В, В есть С, А есть С—В конкретизируется как Си С обобщается как В. Об­щее положение применяется к частному случаю только тогда, когда частный слу­чай выступает в своих общих качествах2. Нельзя рассматривать силлогизм только как применение общего положения к частному случаю и исключать оборотную сторону того же процесса — обобщение, лежащее в основе «подведения» частного случая под общее правило (положение). Теоретическое познание, совершающее­ся посредством доказательного выведения одного положения из других, не толь­ко, как мы увидим, предполагает обобщение, но и ведет к нему. Обобщение и тео­ретическое познание взаимосвязаны.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.