чаях ничто не оживляет в нас воспоминания — когда само прошлое для нас мертво, когда оно утратило для нас былое значение. 6 страница

Это красочное убранство мир приобрел в процессе эволюции, подобно тому как в процессе той же эволюции он оглашается пленяющей нас музыкой своих звучаний. Это красочное убранство мира — как и музыка его звучаний — стало достоянием мира, когда в ходе его развития в его составе в ходе развития неорганического мира и под его воздействием появились организмы с соответствующи-

' ЛоккДж. Опыт о человеческом разуме. - М., 1898. - С. 110. К этому можно добавить, что первичные свойства тоже раскрываются в процессе познания. Поэтому, если считать субъективным — как это делали сторонники субъективности вторичных качеств — все, что связано с познавательной деятельностью субъекта, то положение о субъективности вторичных свойств пришлось бы неизбежно распространить и на первичные. Сами эти приборы сформировались в холе эволюции пол воздействием соответствующих свойств вещей.

ми чувствительными приборами, во взаимодействии с которыми свойства неорганического мира смогли выступить в виде цветов, запахов, звуков.

В силу всеобщей взаимосвязи всех явлений мира появление новых форм материи, в частности органической материи (организмов), вызывало новые проявления всех других форм бытия, с которыми эти новые формы вступали во взаимодействие.

Анализ тезиса о субъективности так называемых вторичных качеств показывает, как все спутывается, если забыть, что сам субъект есть объективно существующая материальная реальность, а не обособленная субъективность «чистого» сознания или бесплотного духа.

Для правильного понимания истинного соотношения объективного и субъективного надо учесть, что объективно не только то и не все то, что дано субъекту помимо его деятельности. Напротив, то, что нам непосредственно дано, сплошь и рядом может быть в той или иной мере «субъективным», кажущимся, только «видимым». Объективные свойства предмета выявляются познавательной деятельностью субъекта; объективная истина — всегда плод его познавательной работы. Субъект, овладевший знаниями, накопленными человечеством, может быть в большей мере носителем объективности, чем тот или иной единичный факт, взятый в тех случайных связях, в которых он иногда бывает дан восприятию. Объективность истины не в том, что она открылась помимо познавательной деятельности субъекта, а в том, что открытое субъектом, его познавательной деятельностью адекватно объекту.

Противоположность субъективного и объективного имеет жизненное, фундаментальное значение для познания: познание есть в известном смысле непрерывный процесс размежевания субъективного и объективного, преодоления субъективного и выявления объективного, переход от субъективного к объективному. Поэтому так важно правильно понять соотношение субъективного и объективного. Важно прежде всего осознать, что субъективное, всегда являясь преломлением объективного, никак не может быть вовсе обособлено от объективного. Обособление психического как субъективного от объективной реальности — прямой путь к субъективизму, к неверному, субъективистическому пониманию субъективного. Для дуализма нет места не только в соотношении психической деятельности и мозга, но и в области гносеологического соотношения субъективного и объективного. Материалистический монизм не останавливается у порога теории познания. Он распространяется и на гносеологическое соотношение субъекта и объективного мира и определяет истинное понимание субъективности.

В чем же заключается субъективность психического?

Субъективность психического в первом, исходном ее значении связана с принадлежностью всего психического индивиду, человеку как субъекту. Не существует ничьих ощущений, мыслей, чувств*. Всякое ощущение, всякая мысль — всегда есть ощущение, мысль определенного человека. Субъективность психического означает, что это деятельность субъекта.

Субъективной в этом общем смысле слова является всякая психическая, всякая познавательная деятельность — в том числе и та, которая раскрывает человеку объективную реальность и выражается в объективной истине. Не существует,

Ленин В. И. Соч. - Т. 14. - С. 214.

значит, никакой несовместимости между субъективностью как общей характеристикой всякой психической, всякой познавательной деятельности как деятельности человеческой и объективностью ее содержания, ее результата. Субъективность в вышеуказанном смысле никак не означает неадекватности объективному. Субъективность в таком ее понимании ни в какой мере не может служить обоснованием или отправной точкой для агностицизма'. Субъективность психического как познания бытия выступает еще в другом, более специальном смысле — в смысле неполной его адекватности бытию, объекту познания. Субъективность — в первом значении слова — выражает принадлежность психического субъекту; субъективность — во втором, более специальном значении — связана с более или менее адекватным отношением психического к бытию как объекту.

¹ Заодно с таким решением проблемы субъективного и объективного решается в принципе и спор детерминизма и индетерминизма, разгоревшийся в современной физике. Защита индетерминизма в современной физике исходит из того, что приборы, которыми пользуется экспериментатор, сами участвуют в той физической ситуации, которая посредством них исследуется. Индетерминистический вывод, который из этого положения делается, исходит из той неверной предпосылки, будто природа вещей не выявляется из их взаимодействия, будто объективная природа вещей — это нечто данное, противостоящее всякому воздействию, как чему-то по отношению к нему внешнему. Иными словами, индетерминистический вывод в этом аргументе основывается на отрицании взаимодействия как такового, на представлении о всяком воздействии как внешнем толчке, который наталкивается на внешнюю ему данность. Он обусловлен, таким образом, механистическим пониманием детерминизма. Между тем в принципе природа вещей и явлений всегда раскрывается в их взаимодействии и иначе вообще раскрываться не" может. Надо лишь осознать это и, учитывая, что непосредственно данное явление всегда есть эффект взаимодействия, уметь опосредствованно определить собственную природу участвующих в нем тел. Но соображение о воздействии приборов является лишь первым звеном аргументации в пользу индетерминизма. Воздействие приборов на ситуацию, которая с их помощью исследуется, потому особенно рассматривается как аргумент против детерминизма, что речь идет здесь об отношении познающего субъекта и объективного мира. В одной из новейших работ, посвященных проблеме детерминизма и индетерминизма в современной физике, вся проблема, в конечном счете, упирается в одну точку: индетерминизм, к которому приходит физика, связан с невозможностью дать объективную картину внешнего мира, которая была бы независима от деятельности познающего субъекта. Этот последний сам включается в ситуацию, которую он исследует. Сама изучаемая физическая система испытывает воздействие тех операций, которые совершает физик, производя свои измерения, а физическая теория, в которой физик формулирует результаты своего изучения физических явлений, находится к тому же в зависимости от мыслительной деятельности, от рассуждений, посредством которых строится теория. За этими рассуждениями стоит неверное противопоставление деятельности субъекта, посредством которой он познает мир, и объективности ее результатов; за ними стоит позптивистическая догма, согласно которой объективно только то, что непосредственно дано. Альтернатива, — согласно которой либо нечто объективно и тогда оно непосредственно дано, помимо всякой деятельности субъекта, либо оно — продукт познавательной деятельности субъекта, людей и тогда оно не объективно, а лишь субъективно, — это ложная, мнимая альтернатива. На самом деле, не только положения современной физики, но и вообще всякой науки есть результат познавательной деятельности людей, связанной с их практической деятельностью, и это ни в коей мере не исключает их объективности. Утверждение же, что в новой физике результаты экспериментального исследования зависят от действий экспериментатора, в то время как в классической физике они выражали объективные свойства наблюдаемой физической системы (Fevriez Paulette. Determinisme et Indeterminisme. — Paris, 1955, p. 224), свидетельствует только о том, что старая физика казалась еще совместимой с механистическим пониманием детерминизма и внешним противопоставлением субъективного и объективного, между тем как на современном уровне развития науки неизбежным становится переход к диалектическому пониманию как детерминизма, так и отношения субъективного и объективного. То, что многие современные физики принимают за крах детерминизма и торжество индетерминизма, есть на самом деле крах механистического детерминизма, свидетельствующий не о правоте индетерминизма, а о необходимости перехода к детерминизму диалектическому.

Субъективность в этом смысле выявляется прежде всего в чувственном познании, в восприятии. Опыт учит, что одна и та же вещь разными людьми в одно и то же время и одним и тем же человеком в разное время, вообще, в разных условиях воспринимается по-разному. С этим связано осознание человеком субъективности его восприятия уже в другом, более специальном смысле. Субъективность восприятия и в этом смысле сама объективна, закономерно зависит от условий восприятия. Поэтому на основании закономерной зависимости изменений образа одной и той же вещи от изменяющихся условий ее восприятия мы можем перейти к опосредствованному определению объективных свойств самой вещи. Так, например, по перспективному изменению изображения предмета при удалении от него мы можем определить подлинную величину предмета. Таков обычный ход научного познания. Субъективное восприятие вещи — это ступенька, и притом необходимая ступенька, на пути объективного познания.

Субъективность превращается в «кажимость», иллюзорность, неистинность только тогда, когда образ предмета берется безотносительно к условиям, объективно его определяющим, и непосредственно относится к вещи, когда не учитывается различие условий восприятия вещи и условий ее существования. Ошибки, неистинность не есть просто отсутствие истины, а ее нарушение, искажение. Наличие ошибки, неистинность — это факт, требующий объяснения. Отрыв содержания познания от условий его возникновения и отнесение этого содержания к другим условиям — таков основной источник всяческих ошибок.

То, что мы видим солнце таким, как мы его видим, само по себе есть объективный факт, закономерно обусловленный объективными размерами солнца как внешней причиной и законами работы зрительного анализатора как внутренними условиями, через посредство которых действуют внешние причины. Образ вещи так же объективно, закономерно зависит от условий ее восприятия, как сама вещь — от условий ее существования. Правильное понимание субъективности заключается в том, чтобы не оправдывать, а исключать всякий субъективизм, всякое изъятие чего бы то ни было в качестве субъективного из всеобщей объективной закономерности всех процессов и явлений в мире.

Основной путь к преодолению субъективизма — не в отрицании, а в правильном понимании субъективного как формы проявления объективного. Неадекватное представление о действительных размерах солнца получается только в том случае, если размеры его образа в моем восприятии отрываются от условий, в которых восприятие совершается, и непосредственно переносятся на само солнце. Вместе с тем действительные размеры солнца определяются, исходя опять-таки из чувственных данных восприятия. Оно приводит к истинным результатам, когда соотносится с условиями, их породившими, и преобразуется в соответствии с изменением этих условий. Иллюзорность, неистинность, неадекватность объективному не тяготеет с необходимостью над всем субъективным. Самое познание бытия, повседневно проверяемое и подтверждаемое практикой, есть непрерывное доказательство совместимости субъективности и объективности, связи субъективного с объективным.

Истинное познание — это познание объективное, адекватное бытию. Однако правильно понятая объективность никак не означает отчужденности от субъекта, от его жизни. Объективная истина, преломляясь не только через мышление, но и через жизнь, через переживания и действия человека, переходит в убеждения

субъекта, определяющие его поведение. Только переходя в убеждение человека, объективная истина приобретает действенность; только через субъекта и руководимые ею действия людей объективная истина переходит в практику, в жизнь людей. Истина, воплощаемая в жизнь, ставшая убеждением, мировоззрением людей, и объективна, и субъективна¹.

Обособление психического, сознания как субъективного порождает ложное субъективистическое понимание психического. Именно оно и составляет ядро интроспективной психологии, опирающейся на дуалистическую гносеологию.

Идеалистическое понимание субъективности психического, лежащее в основе интроспективной психологии, состоит в том, что психическое понимается как особый, замкнутый в себе внутренний мир лишь субъективно переживаемого (из такого же понимания сознания исходит и так называемый репрезентативный реализм в гносеологии). Психическое обособляется от внешнего материального мира, и бытие его сводится к переживанию субъекта: оно якобы существует, лишь поскольку оно сознается, и так, как оно осознается². Сознание отстраняется от внешнего мира и обращается на самое себя. Сознание подменяется самосознанием.

Если проанализировать интроспективную концепцию, то в основе ее, как определяющее положение, мы найдем принцип непосредственности психического. Все материальное, внешнее, физическое опосредствовано через сознание, через психику; психика же есть первичная, непосредственная данность. В своей непосредственности она замыкается во внутренний мир и превращается в сугубо личностное достояние. Каждому субъекту даны только явления его сознания; они даны только ему и принципиально недоступны другому наблюдателю. Возможность объективного познания чужой психики, которое могло бы быть лишь опосредствованным, неизбежно отпадает. Но вместе с тем невозможным становится объективное познание психики и со стороны переживающего ее субъекта. Крайние и, в сущности, единственно последовательные интроспекционисты утверждали, что данные интроспекции абсолютно достоверны³. Это значит, что их нельзя опровергнуть; это так же справедливо, как и то, что их нельзя подтвердить. Если психическое непосредственно и не определяется в собственном своем содержании объективными опосредствованиями, то нет вообще объективной инстанции для того, чтобы проверить данные интроспекции. Возможность проверки, отличающей знание от веры, для психологии, таким образом, отпадает.

Нужно различать самонаблюдение как наблюдение, направленное на самого себя, на самопознание, и собственно интроспекцию, т. е. определенную порочную трактовку самонаблюдения. Суть интроспекционизма и интроспективного само

понимание объективности абсолютной идеи Гегелем, у которого реально существующий субъект исчезает в идее, подставляемой на его место, и представление о субъекте и его существовании, исходящее от родоначальника современного экзистенциализма Кьеркегора (S. Kierkegaard), согласно которому человек тем менее существует, чем более объективно он мыслит, это — при всей их противоположности — две стороны одной и той же ложной концепции. Лишь субъективистическое понимание субъекта и субъективности, общее как субъективизму, так и тому ложному объективизму, который является его оборотной стороной, мешает это понять. Гуссерль выразил этот тезис интроспекционизма в положении: для психического сущность и явление совпадают.

Очень ярко и последовательно эта точка зрения в русской литературе сформулирована Гротом, См. его «Основания экспериментальной психологии», опубликованные в качестве введения к вышедшему под его реакцией переводу «Очерка психологии» Вундта (М., 1897).

наблюдения и его порок не в том, что в нем познание субъекта направлено на самого себя. Никак не приходится отрицать возможности и необходимости самопознания, самосознания, самоотчета в целях самоконтроля. Направленность на самого себя в интроспекции не исходная, не основная, не определяющая, а производная черта. Смысл интроспекции — в утверждении самоотражения психического в самом себе: психическое — замкнутый мир «чистого» сознания, обособленного от материального мира; это дух, познающий себя через самого себя, непосредственно, минуя всякое материальное опосредствование.

Необходимость идти к познанию психики других людей через их поведение, через материальное опосредствование очевидна. Поэтому интроспекционизм обращается к самонаблюдению, которое как будто позволяет миновать всякое опосредствование через материальное. Здесь представляется иллюзорная возможность осуществлять познание психического, собственных переживаний субъекта, не выходя за пределы психического, оставаясь якобы в обособленном от материального, замкнутом духовном мире чистого сознания. В этом корень зла; против этого должна быть направлена критика, а не против самонаблюдения как такового.

Отрицание интроспекции и интроспекционизма никак не означает отрицания возможности самонаблюдения (в смысле наблюдения над самим собой). Отрицать самонаблюдение у человека означало бы в конечном счете отрицать самосознание, возможность самопознания. Самопознание же возможно и необходимо. Самонаблюдение может давать реальное познание, если оно не превращается в интроспекцию в вышеуказанном специфическом смысле, если оно строится, как и познание других людей, путем психологического анализа данных поведения'. В испытании жизни познаем мы самих себя. Нередко какой-нибудь наш поступок или реакция на поведение других людей впервые открывает нам самим глаза на чувство, которое до того мы до конца не осознавали. Самопознание и процесс самосознания такие, как они на самом деле есть, так же мало оправдывают интроспекционизм и отвечают идеалу интроспекции, интроспективного самонаблюдения, как и психологическое познание других людей.

Интроспекция как метод предназначалась специально для того, чтобы добывать «чистое» психологическое содержание, обособленное от материального мира. Основное требование, которое теоретики интроспекции и интроспективной теории сознания предъявляли к самонаблюдению (интроспекции) состояло именно в том, чтобы вычленить психическое содержание из всякой «предметной отнесен-

* Однако при оценке исследований, строившихся на данных самонаблюдения, надо учитывать одно существенное дополнительное обстоятельство. Исследования эти строятся обычно на данных самонаблюдения испытуемых. Недостаток использования исследователем данных самонаблюдения испытуемых заключается прежде всего в своеобразном смешении функций, попросту говоря в том, что исследователь при этом передоверяет свои функции испытуемому и сам превращается в протоколиста, регистрирующего данные, не являющиеся результатом его исследования. Показания же самонаблюдения испытуемых, не ставящих себе исследовательских целей, по большей части не удовлетворяют требованиям, предъявляемым к подлинно научному наблюдению, не заключают в себе достаточного анализа данных наблюдения, основанного на их всестороннем сопоставлении. Итак, самонаблюдение не только возможно, но и необходимо. Наблюдение за собой в принципе не менее возможно, чем наблюдение за другими людьми. Оно может быть и столь же объективно, как и наблюдение за другими людьми, оно только должно и может удовлетворять тем требованиям, которые вообще предъявляются ко всякому наблюдению, для того чтобы результаты его могли быть признаны объективными, т. е. научными.

ности». Очень обнаженно эта порочная тенденция выступила у Титченера. Основная «ошибка», которую, по мнению Титченера, делают «наивные» люди, не вытренированные специально для интроспекции, когда им предлагают дать отчет в том, что они переживают, ощущают, думают, заключается в том, что они при этом упоминают об объекте своих восприятии и представлений, о предмете своих ощущений и переживаний, о предмете своих дум. Эту «ошибку» Титченер назвал ошибкой стимула (stimulus error); она, согласно Титченеру, заключается в указании на объект, служащий «стимулом» переживания, ощущения, мысли и т. п„ когда требуется охарактеризовать эти последние. Конечно, предмет мысли и мысль о предмете — не одно и то же. Но интроспекционист, как будто прикрываясь иногда этим положением, утверждает другое: в самой мысли о предмете он хочет оторвать мысль от предмета. Так Титченер и приходит к своему психологическому «экзистенциализму», утверждающему психическое как бытие особого рода, существующее якобы безотносительно к материальному объективному миру.

Таким образом, ясно, что теория интроспекции и теория отражения — это противоположности: одна отрицает то, что утверждает другая. Только теория отражения и ее понимание субъективности психического отвечает действительному положению дел: мысль неотделима от своего предмета, ощущение — от ощущаемого объекта, образ, восприятие от вещи, отображением которой он является. Поэтому субъективность психического — не абсолютная, не метафизическая; субъективное по форме, оно объективно по своему предметному содержанию, по своему источнику; это — во-первых. С этим связано второе: в субъективном образе объективного мира субъект познает прежде всего объективный мир, а не самого себя, не субъективную обусловленность своего образа. Эту последнюю он осознает как раз меньше и позже всего. Акт самонаблюдения, обращенный на самого себя, на субъективно переживаемое, может отсутствовать, а сложившийся у субъекта образ объективного мира будет делать свое дело, выполнять свою объективную роль — соответственно регулировать поведение, действия человека. В этой объективной роли, выполняемой образом в жизни и деятельности человека, в службе, которую образ несет, заключается его бытие, которое отнюдь не сводится к тому, что образ субъективно переживается. Он может существовать и действовать, не становясь предметом самонаблюдения. Когда он становится предметом самонаблюдения, субъективно переживаемым, бытие его этим не исчерпывается. Поэтому психологическое состояние субъекта может выступать в его самонаблюдении не адекватно. То, что люди сами о себе думают и что они на самом деле есть, далеко не всегда совпадает. Мало того, самое осознание своих собственных переживаний в акте самонаблюдения — тоже не только субъективное переживание, а объективный факт, имеющий объективные последствия. Человек, осознав свои переживания, служащие мотивами его поведения, действует иначе, чем человек, их не осознавший. В этом и заключается объективное бытие актов самосознания, самонаблюдения. И в самом самонаблюдении бытие психического не сводится к его данности переживающему субъекту.

Преодоление субъективизма в понимании психического никак не означает отрицания его субъективности. Как раз наоборот. Раскрытие подлинного научного понимания субъективности необходимо ведет к преодолению субъективизма, опирающегося на обособление субъективного от объективного.

Отвергая и преодолевая субъективизм, мы не отвергаем, а утверждаем субъекта и субъективное — субъективный, личный, «внутренний мир» человека в его истинном понимании. Речь идет лишь о том, чтобы вывести его из уединения, которое его обедняет, преодолеть обособление, от которого он неизбежно оскудевает, раскрыть и сделать доступными, близкими для субъективности человека дали и горизонты мира, укрепить связь «внутреннего мира» индивида с большим миром человечества, вселенной. (Лирика — подлинная, сокровеннейшая стихия душевной жизни человека — это, в сущности, и есть не что иное, как глубочайшая, интимнейшая субъективность, способная, выходя из своего уединения — в лице прежде всего другого человека — обнять весь мир. ) Для преодоления субъективизма и утверждения субъективности в ее истинном понимании надо прежде всего преодолеть обособление психического, сознания от мира, от объективной реальности

Мы говорили до сих пор об идеальности психического и его субъективности в общей форме, не специфицируя этих характеристик применительно к различным формам или уровням познания. Между тем и идеальность и субъективность выступают по-разному в восприятии и мышлении. На разных этапах или уровнях познания изменяются и они сами и их соотношение.

Психическое как идеальное в отношении к вещи, к материальному предмету — это, как выше отмечалось, лишь момент, сторона, аспект в отношении субъекта познания и действия к объективной реальности; на разных ступенях чувственного познания этот аспект идеального выделяется в более сложном целом — в познавательном отношении субъекта к объективному миру лишь при его анализе — в результате научной абстракции. Положение меняется уже с включением слова; объективированное в нем чувственное содержание начинает объективно выделяться как идеальное. Еще по-иному выступает идеальность содержания понятия, объективированного в слове, включенного в систему знания. В системе исторически сложившегося знания идеальное содержание выступает для субъекта как некая реально выделившаяся «объективная реальность» (наподобие того, как — по замечанию Маркса — абстракция труда вообще приобретает реальность с развитием капиталистического общества). В качестве идеального реально выступает по преимуществу понятие. Не случайно именно оно обособлялось и противопоставлялось объективным идеализмом материальному миру чувственно данных вещей.

Аналогично конкретно-различный смысл приобретает в восприятии и мышлении также положение о субъективности (и объективности) познания. Восприятие объективно в том смысле, что его объектом являются сами вещи и явления действительности (см. об этом ниже); но при этом в рамках восприятия выступающий в нем суммарный эффект взаимодействия субъекта с объектом познания не может быть расчленен так, чтобы чувственный образ вещи и ее свойств был однозначно определен только самой вещью. Так, например, ощущение тепла, которое дает рука, прикасающаяся к какому-нибудь телу, не однозначно характеризует тепловое состояние этого последнего, поскольку это ощущение определяется не только тепловым состоянием тела, а зависит и от состояния субъекта, его воспринимающего аппарата, от того, к каким — более теплым или более холодным — телам прикасался человек до того. Невозможность в рамках только чувственного познания до конца расчленить суммарный эффект взаимодействия субъекта с объектом

и прийти, таким образом, к однозначному, инвариантному определению свойств объекта, зависящему только от них самих, и обусловливает объективную необходимость перехода познания к отвлеченному мышлению.

Можно, конечно, дать общее определение объективности познания, распространяющееся на все формы, на все ступени познания: объективность познания в этом общем ее значении — это адекватность познания бытию; можно указать и общий для всех ступеней или форм познания критерий объективности: этот критерий — практика. Но вместе с тем на каждой ступени познания по-иному выступает объективность и субъективность. Восприятие в его первичных формах — это по преимуществу созерцание более или менее непосредственно данного объекта;

процесс восприятия как таковой в сознании не выступает (если не включать в восприятие целенаправленное наблюдение, которое является, собственно, чувственным мышлением). Мышление скорей выступает как мыслительная деятельность человека, субъекта мыслительной деятельности; в этом смысле в мышлении в большей мере, чем в восприятии, выступает его «субъективность» — в первом из выше выделенных, более общем значении этого слова; вместе с тем по содержанию абстрактное мышление достигает такой объективности, которая недоступна ощущению и восприятию.

Для того чтобы проблема субъективного — объективного (а также идеального) выступила в своих конкретных формах, надо обратиться к анализу самого процесса познания.

4. Процесс познания. Восприятие как чувственное познание мира

Познание, начинаясь с ощущений и восприятии и продолжаясь отвлеченным мышлением в понятиях, представляет собой единый процесс. Поскольку ощущение и понятие существенно отличаются друг от друга, есть все основания различать в этом процессе разные звенья и даже констатировать известный «скачок», который совершает познание, переходя к отвлеченной мысли. Однако нельзя все же — как это нередко делают — обособлять и внешне противопоставлять друг другу чувственную и логическую или рациональную ступень познания. Их внешнее противопоставление не выдерживает критики и не соответствует действительному ходу процесса познания.

Нетрудно убедиться, что чувственное и абстрактное взаимосвязаны. Прежде всего никакое отвлеченное познание невозможно в отрыве от чувственного. Это верно не только в том смысле, что любое теоретическое мышление исходит, в конечном счете, из эмпирических данных и приходит даже к самому отвлеченному содержанию в результате более или менее глубокого анализа чувственных данных, но и в том, более глубоком смысле, что то или иное, пусть очень редуцированное чувственное содержание всегда заключено и внутри отвлеченного мышления, образуя как бы его подоплеку. Во всякое понятийное обобщение, как правило, вкраплена чувственная генерализация. Чувственные элементы, включенные в отвлеченное мышление, то и дело выступают в виде чувственных схем, интуитивных решений отвлеченных проблем и т. д.

С другой стороны, в ходе познавательного процесса и чувственная его сторона непрерывно обогащается. С включением исходных чувственных данных во все. новые связи восприятие непрерывно преобразуется и углубляется. Для того чтобы в этом убедиться, стоит только сопоставить восприятие показаний какого-нибудь научного прибора человеком, ничего не знающим о явлениях, которые показания этого прибора сигнализируют, с восприятием ученого, умеющего эти показания прочесть: те же чувственные впечатления приобретают в последнем случае новое значение, в них воспринимается новое объективное содержание.

чаях ничто не оживляет в нас воспоминания — когда само прошлое для нас мерт­во, когда оно утратило для нас былое значение. 6 страница

чаях ничто не оживляет в нас воспоминания — когда само прошлое для нас мертво, когда оно утратило для нас былое значение. 6 страница