|
|||
Купец. Крестьянин и лисицаКупец «Поди-ка, брат Андрей! Куда ты там запал? Поди сюда скорей Да подивуйся дяде! Торгуй по-моему, так будешь не внакладе, — Так в лавке говорил племяннику Купец. — Ты знаешь польского сукна конец, Который у меня так долго залежался, Затем, что он и стар, и подмочен, и гнил: Ведь это я сукно за á нглийское сбыл! Вот, видишь, сей лишь час взял за него сотняжку: Бог ó лушка послал». «Всё это, дядя, так, – племянник отвечал, — Да в олухи-то, я не знаю, кто попал: Вглядись-ко: ты ведь взял фальшивую бумажку». Обманут! Обманул Купец: в том дива нет; Но если кто на свет Повыше лавок взглянет, — Увидит, что и там на ту же стать идет; Почти у всех во всем один расчет: Кого кто лучше проведет И кто кого хитрей обманет. Пушки и паруса[120] На корабле у Пушек с Парусами Восстала страшная вражда. Вот Пушки, выставясь из портов вон носами, Роптали так пред небесами: «О боги! видано ль когда, Чтобы ничтожное холстинное творенье Равняться в пользах нам имело дерзновенье? Что делают они во весь наш трудный путь? Лишь только ветер станет дуть, Они, надув спесиво грудь, Как будто важного какого сану, Несутся гоголем по Океану И только чванятся; а мы – громим в боях! Не нами ль царствует корабль наш на морях? Не мы ль несем с собой повсюду смерть и страх? Нет, не хотим жить боле с Парусами: Со всеми мы без них управимся и сами; Лети же, помоги, могущий нам Борей, И изорви в клочки их поскорей! » Борей послушался – летит, дохнул, и вскоре Насупилось и почернело море; Покрылись тучею тяжелой небеса; Валы вздымаются и рушатся, как горы; Гром оглушает слух; слепит блеск молний взоры; Борей ревет и рвет в лоскутья Паруса. Не стало их, утихла непогода; Но что же? Корабль без Парусов Игрушкой стал и ветров и валов, И носится он в море, как колода; А в первой встрече со врагом, Который вдоль его всем бортом страшно грянул, Корабль мой недвижим: стал скоро решетом И с Пушками, как ключ, он ко дну канул. Держава всякая сильна, Когда устроены в ней все премудро части: Оружием – врагам она грозна, А паруса – гражданские в ней власти. Осел[121] Был у крестьянина Осел И так себя, казалось, смирно вел, Что мужику нельзя им было нахвалиться; А чтобы он в лесу пропасть не мог — На шею прицепил мужик ему звонок. Надулся мой Осел: стал важничать, гордиться (Про ордена, конечно, он слыхал) И думает, теперь большой он барин стал; Но вышел новый чин Ослу, бедняжке, боком (То может не одним Ослам служить уроком). Сказать вам дó лжно наперед: В Осле не много чести было; Но до звонка ему все счастливо сходило: Зайдет ли в рожь, в овес иль в огород, — Наестся дó сыта и выйдет тихомолком. Теперь пошло иным все толком: Куда ни сунется мой знатный господин, Без умолку звенит на шее новый чин. Глядят: хозяин, взяв дубину, Гоняет то со ржи, то с гряд мою скотину; А там сосед, в овсе услыша звук звонка, Ослу колом ворочает бока. Ну, так что бедный наш вельможа До осени зачах, И кости у Осла остались лишь да кожа. И у людей в чинах С плутá ми та ж беда: пока чин мал и беден, То плут не так еще приметен; Но важный чин на плуте, как звонок: Звук от него и громок, и далек. Мирон[122] Жил в городе богач, по имени Мирон. Я имя вставил здесь не с тем, чтоб стих наполнить; Нет, этаких людей не худо имя помнить. На богача кричат со всех сторон Соседи; а едва ль соседи и не правы, Что будто у него в шкатулке миллион — А бедным никогда не даст копейки он. Кому не хочется нажить хорошей славы? Чтоб толкам о себе другой дать оборот, Мирон мой распустил в народ, Что нищих впредь кормить он будет по субботам. И подлинно, кто ни придет к воротам — Они не заперты никак. «Ахти! – подумают. – Бедняжка разорился! » Не бойтесь, скряга умудрился: В субботу с цé пи он спускает злых собак; И нищему не то чтоб пить иль наедаться, — Дай бог здоровому с двора убраться. Меж тем Мирон пошел едва не во святых. Все говорят: «Нельзя Мирону надивиться; Жаль только, что собак таких он держит злых И трудно до него добиться, А то он рад последним поделиться». Видать случалось часто мне, Как доступ нелегó к в высокие палаты; Да только всё собаки виноваты — Мироны ж сами в стороне. Крестьянин и лисица Лиса Крестьянину однажды говорила: «Скажи, кум милый мой, Чем лошадь от тебя так дружбу заслужила, Что, вижу я, она всегда с тобой? В довольстве держишь ты ее и в холе; В дорогу ль – с нею ты, и часто с нею в поле; А ведь из всех зверей Едва ль она не всех глупей». «Эх, кумушка, не в разуме тут сила! — Крестьянин отвечал. – Все это суета. Цель у меня совсем не та: Мне нужно, чтоб она меня возила Да чтобы слушалась кнута». Филин и осел[123] Слепой Осел в лесу с дороги сбился (Он в дальний путь было пустился). Но к ночи в чащу так забрел мой сумасброд, Что двинуться не мог ни взад он, ни вперед; И зрячему бы тут не выйти из хлопот, Но Филин в близости, по счастию, случился И взялся быть Ослу проводником. Все знают, Филины как ночью зорки: Стремнины, рвы, бугры, пригорки — Всё это различал мой Филин будто днем И к утру выбрался на ровный путь с Ослом. Ну как с проводником таким расстаться? Вот просит Филина Осел, чтоб с ним остаться, И вздумал изойти он с Филином весь свет. Мой Филин господином Уселся на хребте ослином, И стали путь держать; счастливо ль только? Нет: Лишь солнце на небе поутру заиграло, У Филина в глазах темнее ночи стало. Однако ж Филин мой упрям, Ослу советует и вкось и впрямь: «Остерегись! – кричит. – Направо будем в луже». Но лужи не было, а влево вышло хуже. «Еще левей возьми, еще левее шаг! » И – бух Осел, и с Филином, в овраг. Волк и кот[124] Волк из лесу в деревню забежал, Не в гости, но живот спасая; За шкуру он свою дрожал: Охотники за ним гнались и гончих стая. Он рад бы в первые тут шмыгнуть ворота — Да то лишь горе, Что все ворота на запоре. Вот видит Волк мой на заборе Кота И молит: «Васенька, мой друг! скажи скорее, Кто здесь из мужичков добрее, Чтобы укрыть меня от злых моих врагов? Ты слышишь лай собак и страшный звук рогов? Все это ведь за мной». – «Проси скорей Степана; Мужик предобрый он», – Кот Васька говорит. «То так; да у него я ободрал барана». «Ну, попытайся ж у Демьяна». «Боюсь, что на меня и он сердит: Я у него унес козленка». «Беги ж, вон там живет Трофим». «К Трофиму? Нет, боюсь и встретиться я с ним: Он на меня с весны грозится за ягненка! » «Ну, плохо ж! Но, авось, тебя укроет Клим! » «Ох, Вася, у него зарезал я теленка! » «Что вижу, кум! Ты всем в деревне насолил, — Сказал тут Васька Волку. — Какую ж ты себе защиту здесь сулил? Нет, в наших мужичках не столько мало толку, Чтоб на свою беду тебя спасли они. И правы, – сам себя вини: Что ты посеял – то и жни».
|
|||
|