|
|||
Из «Книги восьмой». Лев, серна и лисаИз «Книги восьмой» Лев состарившийся[114] Могучий Лев, гроза лесов, Постигнут старостью, лишился силы: Нет крепости в когтях, нет острых тех зубов, Чем наводил он ужас на врагов, И самого едва таскают ноги хилы. А что всего больней, Не только он теперь не страшен для зверей, Но всяк, за старые обиды Льва, в отмщенье, Наперерыв ему наносит оскорбленье: То гордый конь его копытом крепким бьет, То зубом волк рванет, То острым рогом вол боднет. Лев бедный в горе толь великом, Сжав сердце, терпит все и ждет кончины злой, Лишь изъявляя ропот свой Глухим и томным рыком. Как видит, что осел туда ж, натужа грудь, Сбирается его лягнуть И смотрит место лишь, где б было побольнее. «О боги! – возопил, стеная, Лев тогда. — Чтоб не дожить до этого стыда, Пошлите лучше мне один конец скорее! Как смерть моя ни зла: Все легче, чем терпеть обиды от осла». Лев, серна и лиса По дебрям гнался Лев за Серной; Уже ее он настигал И взором алчным пожирал Обед себе в ней, сытный, верный. Спастись, казалось, ей нельзя никак: Дорогу ó боим пересекал овраг: Но Серна легкая все силы натянула — Подобно и́ з лука стреле, Над пропастью она махнула И стала супротив на каменной скале. Мой Лев остановился. На эту пору друг его вблизи случился: Друг этот был – Лиса. «Как! – говорит она. – С твоим проворством, силой Ужели ты уступишь Серне хилой? Лишь пожелай, тебе возможны чудеса: Хоть пропасть широка, но если ты захочешь, То, верно, перескочишь. Доверь же совести и дружбе ты моей: Не стала бы твоих отваживать я дней, Когда б не знала И крепости, и легкости твоей». Тут кровь во Льве вскипела, заиграла; Он бросился со всех четырех ног; Однако ж пропасти перескочить не мог: Стремглав слетел и – до смерти убился. А что ж его сердечный друг? Он потихохоньку в овраг спустился, И, видя, что уж Льву ни лести, ни услуг Не надо боле, Он, на просторе и на воле, Справлять поминки другу стал, И в месяц до костей он друга оглодал.
|
|||
|