Автограф на мяче

Легкий утренний ветерок шевелил камыш на берегах Мерси и подергивал ее воды причудливыми узорами ряби. Я издавна любил покачиваться на дыхании бриза – вверх-вниз, вверх-вниз. Блаженное ощущение, недоступное соседям, живущим в высоких каменных домах неподалеку. И часто отравляющим такой чудесный воздух разноцветными выхлопами из здоровенных труб. Сами они давно привыкли к этому и уже вряд ли обращали внимание, но нам, детям ветра, все чаще приходилось укрываться в кронах деревьев, листья которых продолжали борьбу за кислород. Только там, да еще в редкие утренние мгновения удавалось вдохнуть полной грудью.

Из усыпляющего состояния невесомости меня выдернул детский крик. Я нехотя поднял голову. Из камышей выскочил мальчик лет десяти. Остановившись на самой кромке воды, он приставил ладонь козырьком к глазам и начал что-то высматривать, пританцовывая на месте от нетерпения. Я сразу увидел то, что искал мальчуган. Обыкновенный мяч, которым часто забавляются люди. Течение прибило кожаный снаряд к берегу за песчаным выступом, поэтому при всем желании мальчик не смог бы его разглядеть. Что ж, почему бы и не помочь бедняге? Подлетев к тому месту, я дунул, и мяч, подпрыгнув, перескочил через выступ. Заметив потерю, мальчик тут же бросился в воду, подхватил кожаный шар и начал бережно вытирать его краешком красной майки. Потом присмотрелся к чему-то, невидимому мне – и ликующе крикнул:

- Спасибо, Мерси!

В его голосе было столько горячей благодарности, что я не удержался от ответа:

- Не за что. Будь аккуратнее в следующий раз.

- Кто здесь? - От неожиданности мальчик попятился. – Покажитесь, мистер.

Вздохнув, я слегка проявился над водой, надеясь, что не слишком испугаю ребенка. Надо отдать ему должное, мальчик оказался не робкого десятка. Он не сделал ни шагу назад, лишь серые глаза расширились, став похожими на две плошки. С минуту он пристально изучал мое расплывчатое лицо и, наконец, несмело спросил:

- Это вы бросили мне мяч?

Я кивнул в знак утверждения, невольно обдав мальчугана легким порывом бриза. Он помолчал, наматывая на палец прядь темных волос, а потом вдруг выпалил:

- Мистер, скажите, вы из тех, кого называют эльфами?

- Эльфами? – удивился я. – Почему эльфами?

- Ну в тех сказках, которые в детстве читал папа, так звали духов природы. Неужели вы и вправду существуете?

- Как видишь, - я постарался улыбнуться как можно более дружелюбно. – Только мы предпочитаем зваться ши. Ты, верно, вырос, раз перестал верить в сказки?

- Мне уже десять, - серьезно промолвил мальчик. – Я давно понял, что Санты не существует, это папа надевает на Рождество белую бороду и кладет подарки под елку. И никаких говорящих зайцев, лепреконов и домовых тоже нет.

- А вот мы есть. Убедись, - я плеснул водой ему в лицо.

- Ух! – мальчуган расплылся в улыбке. – Я уж думал, все приснилось, вот сейчас открою глаза, и вы исчезнете.

- Даррен, где ты? – раздался чей-то голос вдалеке.

- Ой, мне пора. А можно я завтра тоже приду сюда?

- Приходи, - мой новый знакомый оказался смелым, совсем как один из нас... Редкие люди не бежали без оглядки, встретившись с тем, что не укладывалось в привычные жизненные рамки. А может, все дело в том, что детям, какими бы солидными они не старались выглядеть, легче поверить в сказку? - Только приходи один, никто не должен знать. Пусть это останется нашей маленькой тайной, идет?

Незачем провоцировать возможных охотников за привидениями, чтобы они окончательно разрушили уютный уголок мира и спокойствия для моих сородичей.

- Конечно, Ши. До завтра!

- Кстати, почему ты так испугался за мяч? – спросил я уже вдогонку.

- На нем подпись Питера Бёрдсли-и! – долетел удаляющийся ответ.

* * *

Так у меня появился новый знакомец. Как оказалось, его звали Даррен Стюарт Андерсон. Отец Даррена, Альфред, работал в редакции местной газеты, а мать, Шейла, была домохозяйкой. Обычная семья, каких много на свете. Хотя, пожалуй, было в ней нечто необычное, по крайней мере, для меня – они все горячо болели за «Ливерпуль». Не за город, как я сперва подумал – более-менее естественная «болезнь» с моей точки зрения – а за команду, которая играла в странную игру под названием футбол. Мне доводилось слышать об этой людской забаве еще на родине, в Ирландии, но тогда – да и потом тоже – было не до развлечений.

Полтора столетия назад Зеленый остров поразил страшный голод, позже названный Картофельным. Год за годом клубни поражала странная бурая гниль, губившая все посадки. А поскольку картофелем засевалось, наверное, каждое второе поле в стране, последствия были самыми губительными. Хлеба на всех не хватало, да еще и зимы выдались необычно холодными. Добрые ши, как и прежде, пытались смягчить климат, уговаривали пшеничные ростки давать больше колосьев, но проклятые заморские клубни были вне нашей власти.

Спасаясь от голодной смерти, толпы людей повалили на корабли, отплывающие в Америку, но многие решили искать счастье поближе, на том берегу Пролива – в Англии. Старые, полуразвалившиеся посудины, выделенные для этой цели правительством, буквально трещали по швам от изможденных, оборванных ирландцев. Нередко они отдавали все до последнего пенни ради билета в неизвестность, но глаза каждого горели верой в лучшую долю. Я был среди тех немногих ши, кто не смог оставить переселенцев без защиты в чужих краях. Дождливым апрельским днем 1848 года мы слетели на берег в Ливерпульском порту вместе с очередными беженцами.

С тех пор по людским меркам сменилось не одно поколение. Ливерпуль хорошо принял гостей, даже местное наречие, скауз, впитало в себя многие ирландские словечки. Потомки переселенцев обжились на новой родине, помощь требовалась им все меньше, и ши отходили все дальше и дальше в тень. Одни вернулись на Зеленый остров, а для других домом стали берега Мерси. Порой наше размеренное существование нарушалось мощными энергетическими волнами, от которых дрожал воздух, но до знакомства с Дарреном я и не подозревал, что является их источником, да и не испытывал особого желания погружаться в душный смог городских улиц ради сомнительного знания. А ведь разгадка оказалась очень простой – футбол.

Даррен было решил, что я над ним подсмеиваюсь, разыгрывая незнание, но потом оттаял и взялся учить меня футбольным правилам. Все оказалось не так сложно, как подумалось вначале. Ши могли играть невидимками, становиться прозрачными для особо сложных финтов, создавать препятствия для соперников… У людей, конечно, все выглядело куда более приземленно. Две команды по десять человек в каждой собирались на прямоугольном поле, чтобы ногами – смешное ограничение – постараться закатить кожаную сферу между пары столбов, накрытых длинной перекладиной – эта конструкция называлась «ворота». Одиннадцатый игрок, голкипер, бегал рядом и – прогресс! – мог отбивать мяч руками. Далекое подобие волшебства настоящей игры.

В компании славного мальчугана лето пролетело незаметно. Я узнал много нового об изменившихся за последние годы привычках наших добрых соседей, а ему было куда интереснее в гостях у ожившей сказки, чем в компании сверстников. С наступлением же осени началась школа, а там неспешно подкрались и зимние холода. На реке стало уже не так здорово, как в теплое время года, но всякий раз, когда по воздуху прокатывалась очередная волна с «Энфилд-Роад», домашнего стадиона «Ливерпуля», Даррен не упускал случая прибежать, чтобы взахлеб поведать о перипетиях очередного матча, и в первую очередь о подвигах Питера Бёрдсли, своего кумира. Он говорил с такой страстью, что порой и мне самому хотелось посмотреть на это. Впрочем, подобное любопытство недостойно истинного ши.

Пришла весна 1989 года. Я заметил, что Даррен стал задумчивым, как будто у него в голове засела и не давала спокойно спать некая навязчивая идея.

- Послушай, Ши, а не хотел бы ты сходить со мной на матч? – вдруг спросил мальчик, когда мы сидели на берегу и кидали в воду гальку, считая «блины». Было начало апреля.

- Честно говоря, после твоих рассказов совсем не прочь, - ответил я, не покривив душой. Действительно, лучше один раз увидеть, как это происходит у соседей, чем сто – услышать. А еще мне захотелось сделать приятное своему маленькому другу.

- Пятнадцатого числа мы играем с «Шеффилд Уэнсдей» в чемпионате Англии, - серые глаза мигом вспыхнули радостными огоньками. – Будет здорово, уверяю тебя! Мы победим «Сов», а Бёрдсли обязательно сделает хет-трик! Ну как, согласен?

Улыбаясь, я кивнул. Даррен, довольный донельзя, захлопал в ладоши и попытался было обнять меня, но руки схватили лишь воздух.

- Эх, Ши, - с грустью сказал он, - если бы ты хоть на миг стал более реальным. Зато тебе не нужен билет! – тут же нашел мальчик положительную сторону. – Станешь невидимкой – никто даже не заметит.

- Везде есть свои плюсы. Думаю, будет лучше, если я прилечу к тебе, согласен?

- А не заблудишься? – засомневался Даррен.

- Не переживай, ши на многое способны!

* * *

Найти дом Даррена было парой пустяков. Люди даже не подозревали, сколько запахов носится в воздухе… и каждый человек пахнет по-своему.

Семья мальчика жила в довольно уютном районе, вдали от заводов и небоскребов, в окружении радующих глаз весенней зеленью газонов. На крыльце выкрашенного в небесный цвет домика, около которого виднелась табличка «Андерсоны», стоял коренастый мужчина среднего роста, на его лице особенно выделялись пышные усы. Несомненно, глава семейства, Альфред.

- Даррен! – позвал он, глядя на часы. – Поторопись, иначе опоздаем!

- Уже иду, па!

Мой друг кубарем выкатился из двери, едва не набив шишку на лбу. Взор мальчика первым делом обежал окрестности и вмиг погрустнел. «Ну же, Ши! – прочитал я по губам. – Где ты? » Эх, какие же торопливые порой бывают люди!

- Даррен!

Я приблизился к мальчугану и легонько взлохматил волосы на голове. Он мигом расцвел.

- Ши! Наконец-то!

- Шип? – удивленно переспросил Альфред. Даррен обеспокоенно притих. – Ах да, и вправду, давно пора заняться розовым кустом – но после матча. Дай-ка программу, работа над новым номером меня совсем от команды отбила. Хоть узнаю, какие расклады на сегодня.

- О, па, мы обязательно победим, - облегченно выдохнул Даррен. – «Совы» сейчас в плохой форме, а Питер…

- Знаю, знаю, - добродушно усмехнулся отец, пропуская сына вперед, - Бёрдсли сделает хет-трик. Уже все уши прожужжал. А я еще раз повторю: апрель – месяц Стива Макмахона.

- Спорим, - Даррен разошелся не на шутку, - старина Стиви забьет меньше Пита?

Я с улыбкой посмотрел на небо. Пронзительная синева удивительным образом подчеркивала людской поток в красном, устремившийся к стадиону «Энфилд Роад». Он вливался в широко распахнутые ворота из кованого металла, увенчанные надписью «You’ll never walk alone», «Ты никогда не будешь один». В окружении тысяч и тысяч «болевших» единой страстью в это верилось легко.

- Ши, смотри, смотри – это ворота Шенкли, - возбужденно зашептал Даррен, пропуская мимо ушей тираду Альфреда о лучшем в мире игроке по имени Стив Макмахон. – Как бы мне хотелось обо всем здесь рассказать, но отец – он ведь догадается.

- Можешь просто шевелить губами – я пойму, а меня никто не услышит, не беспокойся. Буду очень признателен за комментарии!

Оказалось, что Биллом Шенкли звали легендарного тренера «Ливерпуля», поднявшего этот клуб к вершинам английского футбола, а «You’ll never walk alone» был командным девизом, нашедшим свое воплощение в одноименном гимне, которым по традиции начинался каждый матч на «Энфилде». «Шэнксу» планировалось в скором времени поставить отлитый из бронзы памятник, но пока идея оставалась на бумаге.

Вокруг было много людей в форме - полисменов, они вежливо выстраивали болельщиков в организованную очередь к нескольким входам на сам стадион. Каждый перегораживали крутящиеся штуки – турникеты, пропускавшие только по одному, после предъявления некоего условного знака человеку в оранжевом – стюарду. Когда очередь дошла до Альфреда и Даррена, выяснилось, что стюард проверял наличие особо раскрашенной бумажки – билета либо сезонного абонемента, универсального пропуска на все домашние матчи года. Улыбающийся розовощекий страж турникета оказался весьма добродушным – потрепал Даррена по голове и к полному восторгу мальчугана разделил его уверенность в том, кто лучший игрок команды. Дальше нас встретили другие стюарды, направлявшие людей по разным лестницам, чтобы не возникало заторов.

Мы спустились по лестнице, над которой висела табличка с изображением феникса и надписью «Это Энфилд» (Альфред коснулся ее рукой и подсадил сына, чтобы сделать то же самое), и оказались на гудящем стадионе.

- Даррен, это примета такая? – поинтересовался я, не найдя ни одного разумного объяснения произошедшему, кроме людских суеверий.

- На счастье, - улыбаясь, ответил тот. – Шэнкс придумал, чтобы наши чувствовали себя единым целым, а у соперников дрожали коленки.

Наши места находились на Мэйн Стэнд, Главной Трибуне, в первых рядах, почти рукой подать до поля. Матч уже начался.

- Эх, - пригорюнился Даррен, - гимн пропустили. Но ничего, будут и другие песни.

И точно, по стадиону словно прокатилась волна, а затем тысячи голосов запели о полях Энфилда. Мелодия была знакомой, как будто перебралась сюда с моей родины, Зеленого острова, но такого потрясающего единения я еще нигде не слыхал. Песня пронизывала каждый квадратный дюйм воздуха, под эти звуки хотелось лететь вперед, словно на крыльях ветра, и…

- Го-о-о-о-л! - завопил Даррен, радостно подпрыгивая на кресле.

- Макмахо-о-он! – подхватил Альфред, потрясая красным шарфом. – Ну, что я говорил, а?

Множество людей на «Энфилде», от мала до велика, вели себя точно так же, как мои знакомые – кричали, скакали от счастья, обнимались. Казалось, всех, кроме кучки в сине-белых цветах на дальней трибуне, охватил приступ необъяснимого сумасшествия. И – странно, но факт – мне хотелось делать то же самое. Пример толпы заразителен.

Естественно, такое начало матча не отвечало надеждам игроков «Шеффилда», поэтому уже через минуту один из них врезался в автора гола, под недовольный гул зрителей вынеся Стива за линию поля. Грубый прием, но на наших играх и не то устраивали. А вот люди смотрели на эти вещи по-другому. Немедленно прозвучал резкий свисток, к месту происшествия подбежал лысый человек в черном и что есть сил принялся сотрясать воздух желтым квадратиком из картона.

- Он пытается наложить какой-то заговор? – по-своему понял эпизод я.

- Что ты, Ши, - расплылся в улыбке Даррен. – Судья показал «Сове» желтую карточку – предупредил, чтобы больше так не делал.

- Ого! – Как же соседи любят все усложнять. – А если не подействует?

- Тогда вытащит вторую желтую, которая автоматически превратится в красную карточку, и игрок покинет поле, - объяснил мальчик.

- Хм, интересно. Наверное, есть определенные условия, когда можно показывать карточки, а когда нет?

- Да, - обрадовал Даррен, - целая книжка, там все-все правила записаны.

- Ну дела… - Попробовал бы кто из наших заикнуться о каких-либо правилах! - И никто не стремится их отменить? Играть с правилами, на мой взгляд, скучно.

- Зато больше шансов не попасть в больницу, - не согласился Даррен.

Немного подумав, я признал правоту друга. Все-таки люди – довольно хрупкие создания, как и любое существо, обладающее материальным вместилищем – телом.

Некоторое время мы помолчали, наблюдая за игрой. «Красные» давили на всех участках поля, видно было, как их движениями умело управляет человек в деловом костюме неподалеку – тренер. Но действительно, особенно впечатлял Питер Бёрдсли. Седьмой номер «Ливерпуля» носился по флангам атаки подобно молнии. Вот и теперь, получив мяч, он помчался по кромке, свернул к центру, убрал на замахе одного противника, обвел второго, пробил…Кожаная сфера, просвистев над руками бросившегося в отчаянном прыжке голкипера, вонзилась в красную сетку, вызвав бурю ликования за воротами. Люди прыгали, размахивали шарфами и знаменами, а потом дружно затянули что-то, похожее на «Здесь есть только один Питер Бёрдсли! »

- Слышишь, как все любят Пита? – Даррен был на седьмом небе от счастья. – «Коп» про него даже особый чант сочинил.

- Да, Питер не затерялся бы и в команде ши, - признал я. – А что такое «Коп»?

- О, это трибуна за воротами «Сов», названа в честь холма, на котором произошло сражение наших с бурами в начале столетия и где погибло много ливерпульцев, мой прадедушка тоже… Мы верим, что их души всегда там, радуются вместе с нами, поэтому на «Копе» нет сидячих мест, нет места усталости и грусти.

- Красивая традиция. Ши тоже считают, что лить слезы по ушедшим – неправильно.

До посещения матча я и не думал, что имею столько общего с соседями. И уж подавно не ожидал стремительно крепнущего желания посмотреть на футбол в человеческом теле, испытать те же чувства, те же эмоции, что и Даррен, стать единым целым с поющим стадионом. Я едва дождался конца игры («Красные» разгромили соперника со счетом пять-один), чтобы спросить Даррена, когда будет следующая.

- Пятнадцатого, теперь мы поедем в Шеффилд, но нашими противниками будут «Лесники» из «Ноттингем Форест», - мой друг подпрыгивал на месте то ли от радости, то ли от нетерпения, а скорее всего и от того, и от другого одновременно. – Полуфинал Кубка – и мой первый выезд! Я выиграл спор!

- Просто повезло, - воспринял на свой счет эти слова Альфред. – Макмахон весь каркас обстучал, а у Бёрдсли два прохода – два гола. Ну ничего, Стиви еще отыграется, зуб даю!

- Вот в Шеффилде и проверим, - хитро подмигнул Даррен. – Ты ведь не откажешься от своего обещания?

- Ладно, - сдался Альфред, - будет тебе билет.

Вот оно!

- Даррен, попроси еще один – на всякий случай.

- Но зачем? – удивленно поднял голову мальчик.

- Увидишь, - таинственно улыбнулся я.

* * *

Ранним утром 15 апреля 1989 года из ленивой полудремы в мягком дыхании западного ветра меня вырвал звонкий голос:

- Ши! Где ты, Ши?

Признаться, я не ожидал, что Даррен окажется таким жаворонком, но выхода не было – пришлось позволить воздушной волне отнести себя в его сторону. Мой маленький друг ждал возле той самой песчаной косы, где мы и познакомились. Он был одет в обычные кеды, джинсы и неизменную красную футболку, только куртку накинул сверху – на рассвете, несмотря на весну, холодок еще пробирал до костей.

- Привет, Ши! – обрадовался мальчик, увидев меня. – Готов?

- А билет достал? – подмигнул я.

- Да, смотри, вот он. Правда…

Договорить Даррен не успел – я шагнул ему навстречу и преобразился. Как рассказывали те, кто видел подобное раньше, больше всего это смахивало на внезапно обретшее плоть отражение в зеркале. Я подошел к остолбеневшему Даррену и легонько хлопнул по плечу.

- Это не сон, даже не сомневайся.

- Кла-асс, - потрясенно протянул мальчик, схватив меня за руку. – И ты всегда так мог? Но почему…

- Человеческое тело накладывает слишком много ограничений, - с полуслова прочитал мысли друга я. – Представь – всего минуту назад можно было парить в облаках, перемещать предметы одним движением пальца и многое другое. А теперь я прикован к земле. Поставь себя на мое место - и поймешь.

- Понимаю, Ши, - серьезно кивнул Даррен. – Спасибо, что стольким пожертвовал ради меня.

- Выше нос – ведь полуфинал Кубка случается не каждый день, верно? Ну, пойдем?

- Пойдем!

Сияя, как начищенный соверен, Даррен потащил меня за собой. Неподалеку от реки нас ждал автомобиль – одно из потрясающих людских изобретений, железная повозка, самостоятельно передвигающаяся в любом направлении по желанию водителя. Нам такие штуки были без надобности, а вот человечеству они служили большим подспорьем. Рядом с автомобилем прохаживался крупный мужчина лет тридцати - тридцати пяти, в клетчатой рубахе, неизбежных джинсах и дорожных ботинках. Чертами лица хозяин автомобиля походил на Даррена, но отдаленно – вряд ли отец, скорее, двоюродный брат или дядя.

- Аа, вот и твой приятель, племяш, - прогудел он, подтверждая мои догадки. – Мэтью Фокс, очень приятно, - толстяк затряс руку так, словно задался целью ее оторвать. – Я кузен Шейлы, матери этого пострела. Прям как братья смотритесь, а, не находите?

Упитанный живот Мэтью колыхнулся, изображая веселье владельца. Мы переглянулись и тоже рассмеялись – при перевоплощении я неосознанно скопировал одежду Даррена и теперь выглядел, как увеличенная копия мальчика.

- Сговорились? – мигнул нам Мэтью.

- Есть такое, - с улыбкой признал я.

- Ладно, запрыгивайте. Путь не такой уж и неблизкий, но лучше приехать пораньше, чтобы не угодить в очередь. Кстати, как тебя зовут, парень?

- Тим, - выпалил я первое, что пришло в голову. - Тим… О’Ши.

- Оо, ирландец! – почему-то обрадовался Мэтью. – А откуда?

- Десмонд, - здесь я уже не задумывался, ведь истинным ши можно было стать только там, в волшебном городе под холмом Сид Фемен – обители существ, которых люди в большинстве своем считали сказочными.

- Знаю-знаю, - расплылся в улыбке толстяк, - у меня тетка там живет. Можно сказать, земляки. Ну, сейчас подберем еще одного пассажира – и курс на Шеффилд!

- Наверное, Альфреда? – спросил я у Даррена.

- Нет, он сегодня на работе, срочно надо сдать номер в печать, - ответил за мальчика Мэтью. – Мой хороший приятель, Питер Хьютон, с ним никогда не бывает скучно – сами убедитесь.

Мы поехали по окраине города. Вопреки ожиданиям, дома здесь были совсем не высокими – уютные одно- и двухэтажные коттеджи, окруженные потихоньку расцветающими садами. Я и сам не отказался бы пожить в таком. Около одного из домиков стоял, прислонившись к забору, высокий молодой человек спортивного телосложения – это и был Питер. Вскоре он уже пожимал нам руки в салоне машины.

- Ну что, братья скаузеры – walk on, walk on with hope in your heart! – довольно неплохим тенором пропел Питер. – Сегодня мы покажем «Лесникам», кто лучшая команда в мире!

- Walk on! – перекрыл его мощный бас Мэтью. – Шеффилд, встречай!

Фокс дал по газам, и мы понеслись по трассе М62 навстречу восходящему солнцу. Пока Питер болтал без умолку, делясь последними новостями из стана обеих команд и пытаясь предугадать тактику и составы, я наслаждался свежим весенним утром и удивительными по красоте пейзажами перевала Снейк Пасс, которые проносились мимо. Горы, облака, чистый воздух – что еще нужно для счастья?

- Футбол, - авторитетно заявил Питер. Оказывается, я произнес последние слова вслух. – Кстати, на какой сектор взяли билеты?

- Лэппингз Лэйн, третий сектор, по центру, - отозвался Мэтью. – На террасе всегда царит неповторимая атмосфера, не то что на сидячих местах. Вспомните «Коп»! А у тебя?

- Рядом, на Северной секции. Не люблю тесноту.

- Думаешь, будет тесно? – спросил Даррен.

- Наши матчи в этом сезоне собирают вдвое больше зрителей, чем у «Лесников», а вот трибуны между нами поделили ровно наоборот. Впрочем, на таких матчах обычно высокий уровень организации, так что не переживайте – все будет хорошо.

- В крайнем случае, посажу тебя на плечи, - пообещал Мэтью.

О въезде в Шеффилд возвестили пробки. Было примерно половина второго, а матч начинался в три. Объезжая заторы по совершенно невообразимому маршруту, Мэтью поставил машину на парковку неподалеку от стадиона, называвшегося «Хиллсборо», и дальше мы пошли пешком. На улицах было людно, но то, что творилось у самого стадиона, превосходило любые ожидания. Вся Лэппингз Лэйн оказалась запружена толпой, которую кое-как пытались сформировать в нормальную очередь несколько конных полицейских, но малочисленность стражей порядка серьезно препятствовала их намерениям. Питер лишь присвистнул, увидев эту картину.

- Пойду перекинусь парой слов, - бросил он и исчез.

Нам ничего не оставалось, как только присоединиться к людскому потоку. Через некоторое время рядом с нами вынырнул Хьютон.

- Поговорил со знакомыми спекулянтами – в один голос жалуются, что бизнес сегодня не идет, - сообщил он. – Значит, все – ну или почти все – здесь с билетами. Тогда вдвойне странно, почему власти допустили такое скопление болельщиков.

- Давно бы уже открыли ворота, - в сердцах сплюнул Мэтью. – Я бывал здесь в прошлом году, турникеты больше похожи на потайные двери в средневековом замке, чем на современное пропускное устройство.

- Вы как хотите, а я лучше перекушу, - объявил Питер. – Сейчас нет никакого смысла пытаться пробиться на стадион. Я уже попадал в такие ситуации – думаешь, что продвигаешься, нервничаешь, потеешь, а потом толпа относит тебя на прежнее место. Через полчаса все рассосется, вот тогда и войдем.

- Дядя Мэтью, - погрустнел Даррен, глядя в спину пробивающемуся в сторону ближайшего паба Хьютону, – неужели мы и вправду не попадем на матч?

- Спокойно, - толстяк всем своим видом излучал непоколебимую уверенность. - Держитесь поближе ко мне, ребята.

Мэтью начал решительно протискиваться вперед. Его мощное тело каким-то непостижимым образом находило малейшие пустоты в толпе, чтобы в следующее мгновение ввинтиться туда и продвинуться еще на один шаг к заветным воротам. Юркий Даррен, держась за руку, не отставал от здоровяка, ну а мне, даже в человеческом теле, не составляло особого труда проскальзывать там, где обычным людям пришлось бы идти напролом. Конечно, далеко не все соглашались так просто уступить дорогу, но одни расступались, заметив ребенка, других Мэтью приветствовал как старых знакомых – удивительно, сколько же народу Фокс знал в лицо – и вот турникеты отделял от нас жалкий десяток ярдов. Вблизи они и вправду выглядели как узкие бойницы в каменной стене. Стюарды тоже существенно тормозили движение, тщательно проверяя каждый билет, но что поделать – такова их работа.

Наконец, примерно без четверти три, очередь кое-как добралась до нас. Насупленный стюард сличил наши билеты с имеющимся у него образцом и велел по одному проходить через турникет. На мгновение обернувшись, я с удивлением отметил, что толпа позади и не думала уменьшаться. Питеру придется тяжело.

Нас встретил черный зев тоннеля на трибуну Лэппингз Лэйн, налево и направо были ответвления, ведущие, видимо, на боковые секции. Рядом стояло несколько добродушно перешучивающихся полицейских.

- Сэр, - обратился Мэтью к старшему, - прошу вас, откройте ворота. Там слишком много народу, все не успеют пройти через турникеты до начала матча. И они не безбилетники, которые хотят устроить «навал»…

- Мы держим ситуацию под контролем, - с ленцой прозвучало в ответ. – Проходите, не задерживайте движение.

- Дядя, пойдем, - Даррен уже всеми мыслями был на футбольном поле.

- Не нравится мне это, - буркнул Мэтью, но дал племяннику увлечь себя в проход.

На центральных секторах, куда мы попали, яблоку было негде упасть. Диктор начал объявлять составы команд, и все вокруг восторженно закричали, приветствуя своих любимцев. Мэтью, как и обещал, посадил Даррена на плечи, и тот немедленно стал скандировать:

- Бёрдсли! Бёрдсли!

А потом несколько тысяч человек в едином порыве затянули знаменитый гимн «You’ll never walk alone! », который так и не довелось полностью услышать неделю назад - это было просто потрясающе. Несмотря на тесноту, я словно парил на крыльях общего воодушевления. Один за другим появлявшиеся на поле игроки в красном аплодировали нам, благодаря за поддержку. Возможно, фанаты «Ноттингем Форест» тоже что-то пели, но мне в тот момент казалось, что все сердца на «Хиллсборо» бьются в едином ритме – ритме, который задавали мы, скаузеры. Вот так, не задумываясь, я причислил себя к тем, кого никогда не понимал – не просто к людям, а к футбольным болельщикам.

- Ну как тебе, Ши? – светясь от счастья, прокричал в ухо Даррен – по-другому его просто нельзя было услышать.

«Здорово! » - собирался было ответить я, как вдруг ощутил, что помимо собственной воли движусь к металлической сетке впереди, вероятно, служившей в качестве преграды для слишком буйных фанатов. Меня сдавило со всех сторон так, что я не мог пошевелиться. Неимоверным усилием вывернув голову, я увидел огромный поток людей, вырывающийся из того самого тоннеля, откуда только что вышли мы.

- Они все-таки открыли ворота, - пропыхтел находившийся в том же положении Мэтью. – Но почему людей направили на наш сектор?

- Может, остальные уже заняты? – кое-как ответил я – становилось все труднее дышать.

- Нет, там почти никого, - оповестил сверху Даррен. – Ши, дядя, я вижу Питера! Эй, Пит!

- Ему повезло, - лицо здоровяка побагровело, по нему текли крупные капли пота.

Нас продолжало нести вместе с толпой к барьеру слева от центральной трибуны. Мы попытались давить назад, но ничего не получалось. Крики, ругань, мольбы о помощи – все слилось в какой-то вязкий гул, который давил на уши, словно сквозь вату. Спасаясь от давки, болельщики впереди начали карабкаться на ограждения, звали полицию, пытались объяснить, что здесь умирают люди, но вряд ли их кто-нибудь слышал.

Мы стояли, как селедки в консервной банке, и задыхались. Я видел, как уже немолодой, седеющий мужчина внезапно обмяк, уронив голову на грудь, и его тело болталось среди тех, кто еще продолжал борьбу за свою жизнь, потому что падать было некуда. В другом месте, ближе к выходу, отец из последних сил поддерживал потерявшего сознание сына, на вид не больше пятнадцати лет. Он кричал сорванным голосом: «Ворота! Выпустите нас, откройте ворота! » Никто не отвечал.

Мне стало дурно, от нехватки кислорода закружилась голова, начало ломить в висках, во рту появился отвратительный привкус крови. Я перевел взгляд на Мэтью. Фокс едва стоял на ногах, шатаясь под весом Даррена, который, благодаря этому, оказался избавлен от давления - неужели лишь на время?

- Тим, - едва слышно захрипел Мэтью, - мне долго не простоять. Ирландцы – крепкие парни, а ты пошел в своих предков, держишься молодцом. Будь готов подхватить мальчонку…

Знал бы он, каково мне сейчас! Тому, кто привык к такому чистому воздуху, который и не снился людям…

- Тим, наверху! – покрасневшие глаза Мэтью расширились. – Взгляни наверх!

Я поднял голову. С трибуны ярусом выше тянулись десятки рук. Люди, находившиеся там, свешивались как можно ниже, чтобы выдернуть из давки хоть кого-то.

- Тим, живо бери Даррена и дуй туда, - отчетливо проговорил Мэтью. – Обо мне не думай. Живо! Ты сможешь!

Я подхватил Даррена и начал, дюйм за дюймом, продвигаться туда, где орудовали спасительные руки таких же болельщиков, как и мы, закупоренные на центральных секторах Лэппингз Лэйн. Тех, кому было не все равно.

Уже не помню, как именно, но я добрался до нависающего яруса верхней трибуны. Прямо передо мной отчаянно подпрыгивал совсем молодой парень со странно вывернутым правым плечом – вывих или перелом. Он тянул к небу здоровую левую, и наконец, за нее смог зацепиться сначала один, а потом и второй человек, чтобы вытащить беднягу на свободу. Затем подошла очередь Даррена. В этот самый момент кто-то из игроков «Ливерпуля» - почему-то я был уверен, что Бёрдсли – угодил в перекладину, и прокатившаяся по Лэппингз Лэйн волна оживления отшвырнула меня обратно к ограждению.

Там ситуация складывалась еще хуже. Люди висели на сетке, как гроздья винограда, кто мог, перебирался на ту сторону и бежал к полицейским, стюардам, судьям, пытаясь обратить хоть чье-то внимание на происходящее на Лэппингз Лэйн. Но их задерживали как нарушителей порядка. Людей у самого ограждения, которые не могли подняться по нему хоть немного повыше, впечатывало в стальные ячейки…

* * *

- Ребята, никак скаузеры собираются сорвать матч? – возмущенно воскликнул один из болельщиков «Ноттингем Форест», находившихся на противоположной трибуне.

- И украсть у нас победу! – поддержали его сразу несколько недовольных.

Через минуту над «Хиллсборо» понеслась издевательская песня «Вы, скаузерские подонки…»

* * *

Не выдержав давления, ограждение рухнуло, спасавшиеся на нем болельщики падали вниз с высоты, а основная масса задыхающихся людей, нередко со следами ранений, выплеснулась на поле. Мне приходилось передвигать ногами как можно скорее и смотреть вниз, чтобы не споткнуться ненароком, потому что напор сзади не ослабевал. Потеряв голову, люди стремились выбраться из давки в единственном свободном направлении. Многие, ослабев от нехватки воздуха, падали, их подхватывали те, кто в этот момент оказывался рядом.

Судья, наконец, понял, что случилось нечто большее, чем обычная недисциплинированная выходка фанатов, и увел команды в подтрибунное помещение. Полицейские тоже перестали нас задерживать – но и помощи от них ждать не приходилось. Вместо этого они собирались в центре стадиона, выстраиваясь в шеренгу, словно отгораживая нас от остального мира. Однако поведение полисменов заботило меня меньше всего – я дышал, дышал и не мог надышаться. Какими смешными в эти мгновения казались мне собственные размышления о том, насколько грязным стал воздух под влиянием промышленности! Любая частица кислорода была бесценным, живительным даром.

Кое-как я нашел в себе силы осмотреться. Вокруг лежали раненые, потерявшие сознание и, боюсь предположить, мертвые болельщики – и ни одного врача среди них. Вообще ни одного человека в форме. Зато было много других болельщиков «Ливерпуля», у которых еще остались силы держаться на ногах. Они выламывали рекламные щиты, бережно перекладывали на них пострадавших и бегом несли на ту сторону поля в надежде встретить медиков. Они делали искусственное дыхание, пытаясь вернуть к жизни неподвижные тела родных, близких или просто людей, с которыми только что вместе пели гимн. Они не оставляли без первой помощи никого, даже если надежда уже совсем угасла.

Наконец, завыла сирена. Через просвет в шеренге полицейских к нам выкатилась машина скорой помощи – одна, всего одна! Из нее на ходу выскочил врач – единственный врач на поле, где в медиках нуждались сотни. Он тут же сунул кислородную маску женщине, на коленях у которой хрипел тучный мужчина, и бегом бросился к ближайшим пострадавшим, ища тех, кого еще можно было спасти. Ими оказались две девушки, одна на вид лет четырнадцати-пятнадцати, другая – около двадцати, похожие настолько, что я с первого взгляда узнал сестер. Врач поднял на руки младшую и понес к машине, крикнув, чтобы вторую несли следом…

* * *

Все были заняты делом, все пытались помочь, не считаясь с собственными травмами. Все, кроме одинокого ши, скорчившегося на газоне от нехватки воздуха. Сколько же проблем от слабого человеческого тела! Если бы я мог сбросить оковы плоти… но раскрывшись, подставил бы под удар сородичей. Да и вряд ли преображение принесет больше пользы – для спасения находящихся при смерти людей нужны особые познания, которыми обладают единицы среди ши… и я не входил в это число. Однако лежать и смотреть на умирающих было выше моих сил. «Ты должен подняться, должен. – Вдох. – Спокойно, соберись. – Еще вдох. – Если могут люди – сможешь и ты! »

В голове кое-как прояснилось. Опираясь на дрожащие руки, я сел. Неподалеку, у ворот, лежал без сознания рыжеватый мужчина. Над ним склонился другой, широкоплечий, раза в два шире меня. Мощная грудь напряглась, проталкивая воздух в легкие бедняге – тщетно. Давшее сбой сердце не желало запускаться, и здоровяк беспомощно отошел. Неужели и вправду поздно?

Ноги сами понесли меня туда. Где-то в глубине теплилась слабая надежда – а вдруг получится? Мои чуткие пальцы нащупали то, чего не могли почувствовать грубые ладони человека – едва-едва бьющуюся жилку пульса. Вдохнув поглубже, я попытался сделать ему искусственное дыхание, потом нажал на грудь, раз, другой, третий, и – о чудо! – он начал дышать. Подсунув под голову спасенному скатанный пиджак, на котором висел бэйджик «Брайан Рид, Дэйли Пост», я метнулся дальше, краем сознания удивившись странному факту – вдох человека, чья грудная клетка превосходила мою в объеме, не смог вернуть в сознание этого Рида, а у меня неожиданно получилось.

Вдохнув еще раз, я обратил внимание, что этот процесс занимает у меня куда больше времени, чем у остальных. Не значит ли это, что ши, создания воздуха, в любом обличье задерживают его в легких больше, чем кто-либо еще? И соответственно, отдают в таких количествах, чтобы запустить даже остановившееся на мгновение сердце? Что ж, остается только пожалеть, что я был один на этом поле, как и тот врач. И молить Творца, чтобы Он помог мне успеть к возможно большему числу пострадавших.

Секунды растягивались в минуты, а минуты – в часы. Я почти летал от одного умирающего к другому, и все равно не мог успеть везде. Я опоздал к десятилетнему мальчику, так похожему на Даррена, к молодой паре, чьи пальцы сплелись в последнем пожатии, к тому самому седовласому старику, над которым плакал навзрыд парень с вывихнутым плечом – его сын… Каждый из них останется в моем сердце навсегда.

Но я помог выкарабкаться многим из тех, кого отчаянными усилиями держали на грани жизни и смерти простые люди в футболках с фениксом – болельщики «Ливерпуля», настоящие герои 15 апреля. И среди них был Мэтью, которого вытащил из давки худощавый клерк из Дербишира.

- Тим, - прохрипел Фокс, едва очнувшись. – Я всегда знал, что ирландцы крепче всех на свете. Как Даррен, цел?

Даррен! Меня обожгло чувство вины. Я помнил о ком угодно, только не о своем маленьком друге. Воздух мгновенно расцвел тысячами ниточек, ведущих к самым разным людям, но лишь одна горела шафранным золотом – и обрывалась совсем близко. Неужели…

- Ши! Ши! – раздался счастливый оклик.

Я обернулся. Навстречу бежал, распахнув объятья, взлохмаченный, растрепанный, но живой Даррен.

- Ши, – мальчик повис у меня на шее, - я думал, что все приснилось, вот сейчас открою глаза, и ты исчезнешь, и поле это исчезнет, и…

Он тихо заплакал.

- Ничего, все позади. - В глазах предательски защипало. – Скажи, почему ты так испугался за меня?

- А разве могло быть иначе? Мы ведь друзья, Ши…

Друзья… Это слово внезапно наполнилось особенным смыслом, понятным только двоим.

- Даррен! – нас мертвой хваткой стиснули руки Мэтью. – Слава Богу, ты цел!

- Да, Ши закинул меня наверх, а там уже был Пит…

- Ребята, вот вы где, - на мое плечо легла дрожащая ладонь Хьютона. – Представляете,

полисмены получили приказ сдерживать нас, потому что думали, будто болельщики устроили беспорядки. А ведь каждый констебль обязан владеть приемами оказания первой помощи! Подонки…

- Ладно, пойдем отсюда, - твердо сказал Мэтью. – Хватит игры на сегодня.

Уже на выходе с «Хиллсборо», «подарившего» приехавшим со всей Англии болельщикам «Ливерпуля» не праздник футбола, а величайшее горе, мы столкнулись с Брайаном Ридом. Узнав спасителя, он чуть не задушил меня в объятьях и тут же дал клятву написать правдивую статью о произошедшем на Лэппингз Лэйн, какую бы версию случившегося не выдвинули власти. Репортера едва удалось уговорить, чтобы там не упоминалось несуществующее имя Тима О’Ши. Незачем лишний раз мозолить глаза.

Я еще раз оглянулся на поле, откуда продолжали выносить раненых. Сотни раненых. Их ждали около четырех десятков карет скорой помощи – почему же туда, где эта самая помощь была нужна позарез, пробилась только одна? Почему полицейские не организовали четкую очередь на входе, какую я видел неделю назад на «Энфилде»? Почему всех болельщиков направляли на одну трибуну? Да, мир должен узнать ответы на эти вопросы, правдивые ответы! Но к несчастью, человечество было мне знакомо не с самой лучшей стороны. Наверняка найдутся те, кто захочет замолчать или исказить факты, которые привели к страшным жертвам. Хорошо бы у Рида получилось докопаться до истины, донести ее до всех… а если нет, то я помогу. Потому что для истинного ши нет ничего важнее, чем справедливость.

Мы шли к машине, и каждый был погружен в свои безрадостные мысли. Только Даррен дрожащим от слез голосом напевал: «You’ll never walk alone! » Сегодня я был не один.

* * *

Воскресным утром в больших городах всегда на удивление тихо и свежо. Не дымят заводские трубы и прочие «коптильни», редкий автомобиль лениво прокатится по пустынным улицам, чтобы исчезнуть за поворотом. Сам не знаю, почему, но покидать человеческое тело не хотелось – слишком многое довелось пережить, находясь в нем. Такое нельзя просто взять и оставить в прошлом.

Расшалившийся ветер гнал навстречу бумажный ком, без зазрения совести нарушая идеальную чистоту проспекта. Я машинально подхватил его, направился к ближайшей урне… и оцепенел. Прошлое не желало уходить. Бумажный ком оказался последним номером «Дэйли Пост», передовица крупно гласила: «Мертвы, потому что не имели значения». А ниже подпись: «Брайан Рид». Значит, он все-таки сдержал свое слово! Я с жадностью развернул статью, и в мою память вновь ворвались картины того скорбного дня.

«В то время, как взрослые мужчины рядом один за другим падали, обхватив руками головы, сквозь слезы прорывалось лишь гневное: «ПОЧЕМУ? » Седовласый болельщик лет шестидесяти внезапно обмяк и начал оседать…

«Ответ прост: потому что вы не имеете значения, потому что футбольные фанаты в глазах властей не заслуживают даже презрения». Бесстрастные полицейские по ту сторону сетки – они обеспечивали безопасность…

«Что понимать под безопасностью? За пределами стадиона полиция видела огромные очереди и распахнула ворота – ради безопасности. Внутри стадиона люди синели от того, что из них выдавливали жизнь, но оставались в клетках – ради безопасности. Люди на поле, находившиеся между жизнью и смертью, нуждались в медицинской помощи, а полицейские выставляли оцепление – ради безопасности. На стадион были пропущены служебные собаки, а врачи и медсестры – нет. Ради безопасности». Единственный врач на поле, как выяснилось, рискнул пойти против приказов. Теперь я знал его имя – Тони Эдвардс.

«Для чиновников с большими зарплатами все просто: держите животных под контролем в клетках, ведь они всего лишь футбольные болельщики, всего лишь хулиганы, потенциальные преступники». Да, Рид попал в точку! Корень трагедии – не просто в ужасной организации матча, а в том, что людей, пришедших насладиться любимой игрой, заранее считали зачинщиками любых беспорядков. «Людьми второго сорта», с которыми не находили нужным считаться. Почти сто человек заплатили своими жизнями за это убеждение.

Судорожно вздохнув, я свернул газету и огляделся. Ноги сами принесли меня к дому Даррена. Вся семья Андерсонов собралась на веранде за столом.

- А, Тим, - Мэтью первым поднял голову, но обычно жизнерадостный голос здоровяка сегодня звучал неестественно тускло. – Проходи, присаживайся.

Даррен, уныло ковырявшийся в тарелке, тут же слетел с крыльца и обнял меня так крепко, словно не видел уже много лет.

- Ши, спасибо, что пришел! - горячо поблагодарил мальчик. – Ма, па, посмотрите сюда!

- Вижу, сынок, - тепло улыбнулась нам обоим Шейла. – Будь как дома, Тим, мы никогда не забудем, что ты сделал для Даррена. Фред! Ох, Фред…

Альфред сидел, уставившись в одну точку. Даже пышные усы печально обвисли.

- Прости, Тим, - медленно проговорил он, - я все никак не могу привыкнуть, что больше никогда не увижу Джека. Старина Джек казался таким крепким и несокрушимым, ровно скала. Не скажешь, что шестьдесят два стукнуло. Ему ничего не стоило удалить с поля самых крутых парней района в воскресной лиге Киркби. И вот…

- Джек Андерсон – дядя Альфреда, - пояснил Мэтью. – Они частенько сиживали в пабе за пинтой эля.

С фотографии на столе смотрело улыбающееся лицо седеющего мужчины, а я видел болтающееся в толчее тело, из которого стремительно утекала жизнь. Значит, смерть не обошла и этот дом.

- Кстати, - голос Мэтью внезапно стал жестким и злым, - читал, что напечатала о трагедии «The Sun»?

- Нет, а что там? – Судя по виду Фокса, ничего хорошего.

- Вот, полюбуйся.

Мэтью перебросил через стол измятую газету, на передовице которой алел броский заголовок: «Хиллсборо»: Правда». Через минуту эта «правда» не внушала мне ничего, кроме омерзения. Со слов некоего высокопоставленного чиновника «The Sun» утверждала, будто виновником случившегося является пьяная толпа, прорвавшаяся на переполненную трибуну. Более того, «очевидцы» вещали, что эти пьяные болельщики в красном избивали полицейских, пытавшихся оказать первую помощь пострадавшим, а также мочились на тела своих товарищей, попутно обчищая их карманы. Ужасающая ложь. Не говоря ни слова, я порвал газетенку и выбросил в мусорное ведро.

- Повезло, - хмыкнул Мэтью, кивая на бумажные клочки. - Собирался сжечь ее, а пепел развеять перед издательством. И ведь многие перепечатывают эти «откровения из первых уст», чума их всех побери!

- Успокойся, - Шейла погладила кузена по плечу, - это всего лишь кусок бумаги. Люди смогут отличить правду от лжи.

- Особенно когда есть те, кто готов бороться за истину.

Я протянул Андерсонам «Дэйли Пост», благословляя про себя решительность Рида. Теперь «The Sun» с «высокопоставленным чиновником» будет не так легко одурманивать умы.

- Слава Богу, хоть один умный человек нашелся! – Настроение Фокса мигом улучшилось. – Мир должен узнать правду, и мы – все, кто был там – поможем мистеру Риду.

- Давайте об этом после. Скоро начнется поминальная служба в Кафедральном соборе, - напомнила Шейла. – Пойдем?

- Да, обязательно, - Альфред тяжело поднялся из-за стола. – Но сначала заглянем на «Энфилд».

И он взял большой букет алых роз. Шипы были аккуратно срезаны.

Мы снова шли по знакомой дороге. По пути к нам присоединялись другие люди, только сегодня всех объединял не праздник, а горе, поэтому красный цвет сменился черным – цветом траура. Ворота Шенкли были по-прежнему распахнуты, и тысячи ливерпульцев, пришедших почтить память жертв «Хиллсборо», наглядно доказывали, что надпись на арке – не пустышка, а смысл жизни города.

Стадион утопал в цветах. Они были повсюду, куда не кинь взгляд. Свободным оставался лишь узкий проход по периметру, да еще трибуны, из которых цветами полностью был увит только «Коп», ведь его небесных покровителей стало больше. Перед ним на небольшом возвышении стояли фотографии тех, кому уже не суждено вернуться сюда во плоти. Молодая пара, так и не подарившая родителям внуков – Ричард Джонс и Трейси Кокс. Юноша, умерший на руках отца рядом со спасительными воротами, которые оставались заперты – Адам Спиррит. Две сестры, не дотянувшие до больницы – Сара и Виктория Хикс. Десятилетний мальчик, перед которым открывалась вся жизнь – Джон-Пол Гилхули. И многие другие, чьи имена и лица навечно врезались в мою память. Если бы я меньше валялся на газоне, проклиная неудобное тело. Если бы я успел. Если… Как много всяких «если» в жизни!

Я попросил у Альфреда розу и положил ее рядом с фотографией самого младшего из погибших – Джона-Пола. Вместе с ним я мог найти и Даррена.

- О чем думаешь, Ши? – рядом присел на корточки мой маленький друг.

- Хорошо, что ты здесь, со мной.

- Да, - мальчик шмыгнул носом. – Я знал Джона-Пола, вместе в футбол играли. У него здорово получалось, мечтал в будущем надеть красную форму и стать легендой «Энфилда». Как считаешь, Ши, в раю есть футбол?

Я посмотрел на свинцовое небо.

- Говорят, что рай – самое благодатное место на свете. Мы ощущаем благодать каждый раз, когда занимаемся любимым делом, согласен? Поэтому думаю, раз Джон-Пол любил играть в футбол, то и на небесах для него найдется такое же благодатное местечко.

- Тогда, - Даррен решительно расстегнул сумку и вытащил мяч с автографом, благодаря которому мы и познакомились, - оставлю ему прощальный подарок. Пусть играет там, на небесах, и вспоминает обо мне… обо всех нас.

Кожаный шар лег на подушку из цветов, как будто именно его там и недоставало.

- Жалко, - честно признался Даррен в ответ на немой вопрос, - но мы должны уметь отдавать друзьям самое ценное, что у нас есть, иначе не получится настоящей дружбы. Так всегда говорил па.

- Отец может гордиться тобой, Даррен, - я взъерошил мальчику волосы. – Это – поступок настоящего друга… и настоящего ши.

- Ой, скажешь тоже, - смущенно заулыбался Даррен. – Ну какой из меня ши?

Он не знал, что многие ши когда-то были людьми. Ничего, скоро я расскажу об этом.

* * *

Кафедральный собор Ливерпуля, вмещавший около трех тысяч, заполнился до отказа, мы едва втиснулись внутрь, а люди продолжали прибывать, заполняя площадь перед храмом и прилегающие к ней улицы. Чтобы всем было слышно, над входом пришлось повесить усилители звука – динамики. Поминальную службу вел человек в красной шапочке и фиолетовой мантии – архиепископ, но, против ожиданий, каждый желающий мог прочитать тот или иной отрывок из Священного Писания людей. Один за другим на кафедру поднимались игроки «Красных», затем пришел черед членов семей погибших. Я мало что понимал, но особенно запомнились слова, которые проникновенно произнес футболист, чьи усы по пышности легко поспорили бы с усами Альфреда: «И исход их считался погибелью, и отшествие от нас – опустошением, но они пребывают в мире». Действительно, страшное опустошение, читавшееся на лицах многих, постепенно сменялось умиротворением, слезы переставали течь из глаз, уступая покою и вере. Вере в то, что родные незримо стоят рядом и в трудный час придут на помощь.

Когда мы вышли из собора, оказалось, что темные тучи рассеялись. Ярко светило солнце, а где-то серебристо заливался жаворонок. Скорбь перестала быть огромной горой, заслонявшей мир, и это чувствовали все.

Нас обогнала группа людей в строгих костюмах, но с красными галстуками. Их торопил рыжеволосый человек с осунувшимся, как будто после бессонной ночи, лицом:

- Скорее, скорее, сегодня около десятка похорон, должны успеть везде.

Я с уважением узнал тренера, запомнившегося восьмого апреля таким молодцеватым и подтянутым. Благородно – команда стремится разделить с болельщиками горе. Неожиданно от остальных игроков отделился и подошел к нам кудрявый парень, на кармане пиджака выделялась цифра «семь». Питер Бёрдсли!

- Привет, тебя зовут Даррен, верно? – Питер наклонился и серьезно протянул мальчику руку, которую тот озадаченно пожал, явно не до конца уверившись в происходящем. – Держи, это подарок от всех ребят. Извини, что невольно подслушал, но думаю, твой друг огорчится, если ваша мечта не сбудется.

Бережно положив рядом с Дарреном какой-то сверток, Бёрдсли махнул на прощание и побежал к клубному автобусу.

- Кому рассказать – не поверят, - потрясенно покрутил головой Мэтью. – Сам Питер Бёрдсли подошел и вручил подарок! Открывай скорее, что там?

Мальчик зачарованно, как во сне, потянул завязки, и на свет показался футбольный мяч, каждый квадратик которого украшал автограф одного из «Красных». Самая большая подпись гласила: «Ждем в Академии. Бёрдсли».

- Ой, он ведь остался Джону-Полу…

- Значит, Джон-Пол подсказал Питеру эту идею, - уверенно заявил я. – Теперь твоя задача – осуществить мечту друга. Вашу общую мечту.

- Ты прав, Ши! Я стану таким же классным футболистом, как Бёрдсли, ведь рядом будет играть, помогая, мой друг. Спасибо, Джон-Пол!

Даррен счастливо помахал небу, и – показалось мне или нет? – ему откликнулись.

12 сентября 2012 года, по прошествии 23 лет лжи и недомолвок со стороны властей, родственники и друзья жертв «Хиллсборо» добились правды. Независимая комиссия обнародовала более 400 тысяч страниц засекреченных документов, из которых следовало, что полиция изначально выработала «стратегию лжи», сделав все, чтобы обвинить в случившемся болельщиков, а около 164 полицейских отчетов в ходе следствия были отредактированы для того, чтобы подозрение в гибели людей не пало на правоохранительные органы. Спустя 23 года прозвучали официальные извинения властей и газеты «The Sun» перед семьями погибших. Справедливость восторжествовала.