Сцена четвертая. Праздник

Сцена четвертая

Праздник

1947 год. Рабочий день близится к концу. Все заняты делом. Мари и Жизель , посмотрев на часы, встают со своих мест и принимаются двигать мебель, высвобождая пространство для предстоящего торжества.

Жизель (остальным мастерицам, которые продолжают работать ). Давайте закругляйтесь. (Двигая стол к стене. ) Посторонись, пора начинать готовиться!

Мими. Эй, может, позволишь все-таки закончить?

Симона (тоже поднимаясь ). Закончишь завтра.

Мими (продолжая работать ). Хм, она знакомится в автобусе с первым встречным, а я, видите ли, из-за этого должна запороть вещь!

Мари (со смехом вырывает изделие из рук Мими ). Да ладно тебе, бросай трудиться!

Мими. Нет, они меня доконают, эти красавицы… Можно подумать, что это я выхожу замуж.

Тем временем мадам Лоранс встает и, подойдя к вешалке, снимает рабочий халат и надевает пальто.

Мари (подкрашиваясь перед зеркалом ). Куда это вы, мадам Лоранс, собрались?

Мадам Лоранс. Домой, дорогуша.

Мари. Вы не остаетесь на…

Мадам Лоранс. К несчастью, я лишена возможности выбирать, с кем работать. Но что касается удовольствий, то тут, я полагаю…

Мими. Что касается удовольствий, у нее тоже вряд ли часто есть выбор.

Жизель (причесываясь ). Бросьте, мадам Лоранс, к вам здесь все прекрасно относятся.

Мадам Лоранс. Как же, как же, мне все известно.

Мари. Ради меня останьтесь, мне это было бы так приятно.

Мадам Лоранс. Дорогуша, я от души желаю вам счастья, и прочее и прочее. Но мой рабочий день окончен, и мне надо успеть на электричку.

Мими (тоже прихорашиваясь ). Да оставь ты ее в покое: мадам слишком гордая, чтоб с нами выпивать.

Симона (в свою очередь закончив наводить марафет ). Такая хорошая возможность со всеми помириться, мадам Лоранс, грешно не воспользоваться!

Жизель. Вот уж, действительно, неподходящий день, чтоб дуться!

Мадам Лоранс. До тех пор, пока за моей спиной будут говорить обо мне гадости… (В нерешительности останавливается в дверях. )

Жизель , Симона и Мари. Да ну что вы! О чем вы говорите? Откуда только такие мысли! Просто ужас!

Мими (обращаясь к мадам Лоранс ). Это вы меня, что ли, имеете в виду?

Симона. С чего ты взяла, что именно тебя?

Мими. Так вы кого — меня имели в виду?

Мадам Лоранс. На воре шапка горит…

Мими. Если говорю за твоей спиной, то только из вежливости, представь себе!

Мадам Лоранс. А вы представьте себе, что мне это не нравится, а поскольку мы свиней вместе не пасли, я попросила бы…

Мими ( перебивая ее ). Пасла ты кого-то или не пасла…

Жизель. Ну все, довольно, пожмите друг другу руки, и забудем об этом.

Мими. Чтоб я ей пожала руку?! Нет, ты за кого меня принимаешь? Я порядочная женщина, между прочим!

Мадам Лоранс. Ну, это опрометчивое заявление…

Мими. Так, понеслось. Значит, хочешь обязательно получить от меня в рожу то, что обычно получала в задницу?

Мадам Лоранс. Вообразите, мне на это сто тысяч раз наплевать, всего доброго.

Мими (не давая ей уйти ). Нет уж, постой! Как вам нравится: нагадила, испортила праздник и собирается удалиться с гордо поднятой головой! (Выталкивает ее на середину комнаты. )

Мадам Лоранс (испуганно пятясь, впадая в истерику ). Не прикасайтесь ко мне!

Симона. Мими! Мадам Лоранс!

Мими. Хочешь знать, что о тебе думают? Всем осточертели твои манеры, поняла?.. И еще одну штуковину вбей себе в голову: табурет, к которому ты прилипла задницей, ты с ним не родилась!

Мадам Лоранс. О чем она говорит? Я ничего не понимаю! Выпустите меня!

Мими (продолжает «гнуть свое» ). Другие круглый год с утра до вечера портят себе глаза, работая при электрическом свете, а мадам, видите ли, получила от Боженьки право восседать у самого окна. Нет, вы только подумайте…

Мадам Лоранс. Это мое место! У меня нет никаких оснований его менять, и я его не поменяю!

Мими. Завтра на этот табурет опустится моя популька. Я тоже имею право время от времени строить глазки консьержу. Скажешь, нет?

Мадам Лоранс. Что?

Входит встревоженный Леон. За ним — празднично одетая и накрашенная Элен.

Леон. Что еще тут происходит?

Мадам Лоранс. Месье Леон, месье Леон, опять начинается то же самое.

Леон. Что то же самое?

Мадам Лоранс (показывая на Мими ). Она хочет занять мое место.

Мими. А чего она прописалась у окна? Почему нельзя всем по очереди?

Жизель. А что, неделю одна, неделю другая, так, наверное, было бы правильнее?

Мадам Лоранс. Видите? Видите? Они все заодно.

Леон. Какая разница — у окна, не у окна, к тому же там сквозняк.

Мими. Вот именно, мы боимся, как бы ее не продуло…

Жизель. Нам тоже хочется дышать свежим воздухом.

Мими. И вообще, месье Леон, в вашем задрипанном ателье темень несусветная. Мы портим себе зрение, вы это понимаете? А у мадам — монополия на окно, на дневной свет и на солнце!

Леон. Солнце? Где вы видели солнце? Его тут никогда не бывает, может быть, через пять минут пойдет дождь…

Мими. Просим ее открыть окно, проветрить — мадам холодно. Хотим закрыть — нельзя, у мадам, видите ли, женское недомогание, приливы. К черту, надоело!

Жизель. И потом, из окна ей видно все, что происходит на улице. А она нам никогда ничего не рассказывает. Извиняюсь, может, я что не так сказала, но…

Леон (выглядывая в окно ). Но там ничего не происходит, совершенно ничего. Обыкновенный двор…

Мими. Вот именно, мы хотим сами это видеть!

Леон. Хорошо, успокойтесь, я вас понял. Мне говорят: «Мари выходит замуж, будет праздник, закончим пораньше». Я говорю: «Хорошо, почему бы и нет». Я ведь не зверь, у нас демократия. В результате что мы имеем: революцию! Раз так, никакого праздника, все по своим местам, за работу!

Мими (перебивая, старается его перекричать ). Мы требуем другого освещения! Хватит портить нам глаза! Долой фавориток, хватит… И ваши гнилые табуреты — тоже долой! Хотим сидеть на стульях, вот!

Мадам Лоранс (тихо Леону ). Месье Леон, они меня ненавидят, потому что у меня муж госслужащий. В этом все дело, они мне завидуют!

Жизель. Верно, месье Леон, нужны стулья!

Симона. При чем здесь ваш муж, мадам Лоранс, муж-то при чем?

Мадам Лоранс. Да, мой муж действительно был на государственной службе, и я этим, представьте, горжусь!

Мими (напевает петеновский гимн ).

Маршал, мы с тобой,

Ты — спаситель Франции.

Мадам Лоранс (сжав кулаки, грозно надвигается на Мими ). И что? И что дальше?

Короткая пауза. Мими отворачивается от нее, стараясь не расхохотаться.

Леон. Всё, угомонились?

Мими (обращаясь к Жизель ). Пусть теперь скажет, что у нее за спиной…

Мадам Лоранс. Без меня вы говорили еще много другого, такого, что не осмелитесь повторить в моем присутствии.

Мими. Че-го?

Леон. Так, ну теперь уже всё, довольно!

Мари (готова расплакаться ). Вы злые, в тот самый день, когда у меня такое событие…

Леон. Так тебе и надо, будешь знать, как кривляться и привлекать к себе внимание. И что в результате? Работа стоит, ты ревешь…

Элен и Симона пытаются остановить мадам Лоранс.

Элен. Останьтесь ради девочки, она будет так рада.

Мадам Лоранс. Нет, нет и нет. Когда оскорбляют меня… (Делает жест, означающий, что это ей безразлично. ) Но когда оскорбляют моего мужа!

Симона. Да никто о вашем муже и не говорил, Мадам Лоранс. Мы и в глаза-то никогда не видели этого человека…

Мадам Лоранс. Только этого не хватало. (Обращаясь к Элен, тихо. ) Он, между прочим, спасал евреев, так что…

Элен. Конечно, конечно…

Мадам Лоранс. И не так, как некоторые, не за деньги.

Симона. Давайте снимите пальто, а то потом на улице продрогнете…

Мадам Лоранс (дает снять с себя пальто, продолжает так же тихо ). Он даже кое-кого сам заранее предупреждал.

Элен. Кто сегодня об этом вспоминает, мадам Лоранс? Кто вспоминает…

Мадам Лоранс. Он очень рисковал, очень…

Леон. Элен, а почему мотористы не идут?

Мими. Ну уж нет, пожалуйста, без мужиков. Мужикам вход запрещен.

Леон. А как же я?

Мими. Вы не мужчина, вы обезьяна. Эй, Жако, бананом угостить?

Леон. Ах, ах, ах! А гладильщик, он тоже не мужчина?

Гладильщик ироническим жестом просит извинить его за вынужденное присутствие.

Мими. Какой же гарем без евнуха…

Входят Мотористы.

Мотористы. Где здесь пьянствуют? Кто угощает?

Леон. Мари выходит замуж. Так что…

Элен. Ой, новенькая гладильщица уже ушла, забыли ее предупредить…

Мотористы, обступив Мари, продолжают.

Мотористы. Единственный стоящий кадр, и ту забирают… Так где ты прячешь своего альфонса, Мари?

Жизель и Мари достают бутылки. Тем временем Симона сбегала в соседнюю комнату и возвратилась оттуда с подарком.

Симона (дождавшись тишины ). От имени всех, кто с тобой здесь работает…

Мари рыдает и обнимает Симону.

Мари. Ну зачем, не надо было.

Симона (тоже сквозь слезы, обнимая и крепко целуя Мари ). Будь счастлива, будь счастлива…

Мими. Ну все, прорвало: бурный поток! Музыку, где музыка, черт побери!

Поет. Все по очереди целуют Мари, которая держит в руках распакованный сверток с подарком и заливается слезами.

Мадам Лоранс (уже в пальто, сухо ). Я тоже участвовала в подарке, так что примите, деточка, мои поздравления.

Мари (крепко целуя ее ). Спасибо, спасибо.

Вбегает Леон. У него в руках патефон и несколько пластинок. Он ставит одну из них — танго на идише.

Мими. Это что еще?

Леон. Танго. Не слышали танго?

Симона (объясняет Мари и Жизель ). Нет-нет, это не немецкий, это идиш. (Захлебываясь от смеха, пытается переводить им пошленькие слова песни. )

Жизель. А что это за язык такой — идиш?

Симона. На нем говорят евреи.

Жизель. И ты на нем говоришь?

Симона. Да.

Жизель. Значит, ты еврейка?

Симона. Ну да.

Жизель. Ну да, естественно, глупый вопрос. Но как-то чудно& #769; …

Симона. Что тут чудно& #769; го?

Жизель. Ничего. Про месье Леона я знала, про его жену тоже. Но ты… как-то не представляю… Как-то странно… Как-то… странно… Хотя в общем тут нет ничего… Кстати, может, тогда ты мне объяснишь, что в действительности произошло между вами и немцами во время войны?

Симона потеряла дар речи. Жизель продолжает.

Ну, то есть… вот чем ты объяснишь, что вы, евреи, и они, немцы… ведь между вами… Я извиняюсь… ну, как бы это сказать?.. Между вами столько… столько… общего… ты согласна? У нас тут на днях с моим шурином как раз вышел разговор на эту тему. Он мне говорит: «До войны немцы и евреи — это было два сапога пара…»

Симона не произносит ни слова, только смотрит на Жизель.

Леон (танцуя с Мари, подталкивает гладильщика к Симоне ). Ты разве не танцуешь?

Гладильщик. Кто, я?

Леон (пихнув его прямо в объятия к Симоне ). Не теряйся, приглашай. У нее всего два ребенка и трехкомнатная квартира.

Две парочки кружатся по комнате. Остальные перебрасываются шутками, чокаются. В углу, зажав в руке бокал, в пальто и с сумкой на коленях сидит мадам Лоранс. Гладильщик молча, сосредоточенно, боясь сбиться с такта, ведет Симону, явно взволнованную танцем. Леон что-то нашептывает на ухо Мари, та краснеет и хихикает. Низенький моторист бойко подхватил Мими и повел ее в стиле «мюзет», обжимая и рассказывая какие-то байки по-польски. Та подмигивает Симоне, давая понять, что вот, мол, как надо танцевать с мужчиной. Танго кончилось. Леон кидается к патефону, чтобы перевернуть пластинку.

Элен (она стоит рядом с патефоном ). У тебя есть что-нибудь другое?

Леон. Что именно?

Элен. Не знаю. Что-нибудь более нормальное.

Леон. Не понимаю, что ты хочешь сказать.

Элен. Некстати это здесь, непонятно?

Леон. Что некстати?

Элен пожимает плечами. Леон старается сдержаться.

Что некстати?

Элен пожимает плечами, отходит от него. Леон идет за ней. Тем временем зазвучала новая мелодия в ритме вальса, тоже на идише.

Что некстати?

Элен. Я ничего не говорила, я ничего не говорила, всё очень кстати. Всё!

Леон. Нет, ты говорила, говорила!

Жизель (целуя Мари. ) Мне пора бежать. Тебя тоже это ждет в скором времени: задержишься на десять минут, дома уже скандал.

Мадам Лоранс (встает, слегка навеселе ). Я иду с вами… (Мари. ) Надо его, дорогуша, дрессировать, непременно дрессировать, иначе…

Симона (гладильщику ). Пойдем еще?

Гладильщик. А под это можно?

Симона. Это вальс.

Гладильщик. Не уверен, что у меня получится…

Симона. Надо просто кружиться, и всё.

Гладильщик. Вам это нравится?

Симона. Что, танцы?

Гладильщик. Нет, идиш.

Мими (по-прежнему; кружась в объятьях низенького моториста ). Эй, парочка, как там у вас, все на мази?

Гладильщик (обнимая Симону ). Рискнем?

Симона. Рискнем.

Гладильщик отчаянно, невпопад, крутит Симону. Они едва не падают. Симона весело смеется, гладильщик извиняется. В сторонке Леон и Элен продолжают переругиваться.