Ангард – Батман – Туше 15 страница

-- В сторону, Рафаэль! – заорал Габриэль. – Ты не имеешь права вмешиваться в то, что происходит между мной и этими сегенангами!

-- Успокойся, Габриэль, -- спокойно произнес Рафаэль. – Я свои права и обязанности знаю, и если кто-то постоянно нарушает законы, то это ты, а потому ты просто ДОЛЖЕН погибнуть. Иначе просто быть не может!

-- Я знаю эти два слова! – снова крикнул Анри. – Потому что я и мои братья – одно целое! Я не был в Монсегюре, но услышал эти слова, так же, как будучи около Вальми, я видел, как их обоих убивали в Париже во время Черного Сентября!

И в ответ на его слова слюдяная стена, окружавшая Дани, рухнула прозрачным каскадом, и по всей комнате растекся душный запах лилий, от которого кружилась голова.

Анри бросился к Гийому и выхватил у него из рук шпагу.

-- Маэстро, позвольте вспомнить ваши уроки! – крикнул он и бросился на огромного, как скала, доктора Семьязу.

Он показал направление удара в нижнюю часть тела монстра и, как только тот опустил шпагу для защиты, вонзил лезвие прямо ему в лоб, туда, где Габи положил знак Пифона.

-- Туше! – крикнул Анри.

Доктор покачнулся, и в его глазах застыло невероятное удивление. Больше не Пифон – обычный человек, бесформенной грудой мяса упал к ногам Анри.

-- Солнце, как и правосудие, не может умереть! – громко произнес Анри слова Дани. – Тучи могут закрыть его лишь на одно мгновение! А теперь, Рафаэль, твой ход!

-- Я свои права хорошо знаю, -- улыбнулся Рафаэль.

Он протянул руку по направлению к Габи, и из его ладони вылетела стрела зеленого огня, которая мгновенно опутала стоящего в изумлении Габриэля.

-- Думаю, этого достаточно, -- произнес Рафаэль. – Потому что убью его не я, а Грааль!

Гийом и Анри, одновременно отшвырнув шпаги в сторону, бросились к Дани. Анри бережно приподнял его голову, как это раньше делал Гийом.

-- Дани, Дани… -- ласково произнес он. В его голосе дрожали слезы. – Поднимись, братишка… Тебе надо уничтожить того, кто все жизни убивал нас, того, кто изуродовал всю жизнь, все наши жизни, всю эту землю. Вставай, Приносящий Дождь, море ждет тебя!

-- Нет! Нет! – заорал вдруг Габи, как будто осененный внезапным пониманием. – Только не море! Только не дождь!

Ресницы Дани вздрогнули. Бледный, как полотно, он приподнялся, хотя это казалось невероятным: кровь из смертельной раны заливала его, а Крылья сияли ослепительным красно-золотым Светом. Они трепетали над ним великолепным, невозможным, ослепляющим ореолом.

-- Анри… Гийом… -- произнес он. – Пусть этот убийца не надеется, я не умру в своей постели.

От огня не жди милосердия,

Из него восстанут лишь Ангелы,

Над врагами, насмешками, смертями

Крыльев огненных взмах – вне правила.

Как на площади древнего города,

Мы – к плечу плечо, и к столбу привязаны,

Мы за крылья платим так дорого,

Мы успеем сказать, что не сказано.

Нет, не им, что от боли корчатся,

Там, за дымом, и вне опасности,

Солнце, помни мое пророчество,

Дай им, Солнце, дожить до старости,

В каждом ливне видя лицо мое,

Не уйти, не забыть, не стереть трех слов.

«Ты был взвешен…» - пылает строками

Приговор от сожженных Ангелов…

-- Ты был взвешен, -- повторил Дани и неожиданно легким движением поднявшись с постели, взял за руку Анри. Небольшой золотой огонек вспыхнул на их ладонях, а потом растворился в Анри, который на миг озарился светом Грааля, и его темные Крылья загорелись золотом.

-- Зачем? – в отчаянии воскликнул Анри. – Я не хочу! Ты слышишь, Дани? Я не хочу этого!

-- Так надо, -- спокойно улыбнулся Дани. – Для тебя, братишка, всегда было главным слово «долг». И сегодня ты выполнил свое давнишнее обещание, данное нам с братом. Сегодня ты освободил нас… И ты освободил самого себя.

Анри только закрыл лицо руками, и даже не заметил, как тихо подошедший к нему Рафаэль, обнял его за вздрагивающие плечи.

Анри ничего не чувствовал, только стихи Дани, для него:

Легкость, прозрачность, жестокость,

Мысли и взгляды легки,

Путь наш – в костер и пропасть,

Мы – только сон, мотыльки…

Только стремиться к Свету,

Искрою льда сгорать…

Утром летит… К обеду

Он уж готов умирать.

Сердце из льда. Ты пойман.

Сердце проткнут иглой.

Крылья ломая в шторме,

Ждем голубой покой.

О мотыльках не плачут.

В лед превращая страсть,

Гибнут в огне… Мой мальчик,

Крылья даны – упасть…

-- Я отказываюсь, -- произнес Анри, вскинув вверх голову. Его глаза влажно блестели. – Ты освободил меня от слова «Долг», но я сам себя от него не освободил. И я скажу тебе еще одну вещь: ты никогда не сможешь умереть, как бы ты ни устал, потому что для тебя есть нечто большее, чем мой «Долг» – «Любовь». Любовь к своим братьям… -- Он усмехнулся через силу и повторил сквозь слезы фразу из известного фильма: «Ты будешь жить, Джон Константин! »

-- Гийом… -- сказал Дани. – Дай мне руку… Я должен только подняться, а дальше пойду один… Брат, я любил тебя все жизни. Ты всегда был самым дорогим для меня… Я люблю тебя…

Он взял за руку Гийома и почувствовал, как по его телу поднимается обжигающая волна Силы. Он хотел прижать к себе Дани, но тот мягко, но решительно отстранился от него. – Мне пора, брат, -- через силу улыбнулся он. – У меня сейчас слишком мало времени. У моих Крыльев тоже мало времени.

Дани посмотрел в глаза Гийома долгим взглядом, хотя не хотел делать этого всеми силами… Но это было выше его сил. Все века, все леса, все моря и все костры, все войны и революции отражались в этих взглядах, как в зеркалах…

-- Я люблю тебя, Гийом, -- прошептал Дани. – Я никогда не перестану любить тебя, даже если Трибунал решит стереть мне память. Я не смогу никогда забыть свою Любовь…

-- Дани, ты не можешь умереть, -- повторил Гийом вслед за Анри, -- ты – Огненный Грааль, ты -- та немыслимая сила, та Любовь, которая спасает вновь и вновь этот мир. А теперь… Вставай, ты должен сильнее, чем можешь.

Дани стремительно поднялся с постели и, наверное, слишком неожиданно и резко, потому что тут же пошатнулся. Земля уходила у него из-под ног. Гийом мгновенно подхватил его, обнял и прижал к себе, как будто хотел закрыть собой от всего мира. Он нежно поцеловал Дани и прошептал:

-- Малыш, я люблю тебя… люблю больше жизни… люблю больше крыльев.

Гийом взял брата за руку, судорожно сжав его ладонь. А Дани, уже совершенно обессиленный, даже не понимал, что происходит. Он чувствовал только боль…боль во всем теле, а сейчас еще и в ладони… от прикосновения Гийома в ней что-то хрустнуло.

Огненная вспышка разрезала предутренний сумрак комнаты, и в этот момент два Ангела, две половинки превратились в одно целое… Дани менялся на глазах -- раны затягивались, ноги начали слушаться, и он уже крепко стоял сам. Все эти перемены отражались в глазах Грааля -- из них исчезла туманная пелена от боли. Его прекрасные, нежно-серые глаза светились жизнью. Его жизнь отражалась в его глазах, и этой жизнью был зеленоглазый Ледяной Ангел Гийом. Время остановилось, мир исчез, и в нем не было никого, кроме Гийома и Дани. Черно-синие огромные крылья становились тусклыми, таяли, исчезали… Гийом чувствовал только, что совершенно растворялся в Дани. Он знал, что теперь навсегда останется с братом.

-- Я люблю тебя, -- еще раз повторил Гийом. – А теперь… Иди, Дани… Сейчас тот, кто уничтожал нас долгие века, ждет своей участи. И помни: мы всегда были вдвоем… Нет, больше… Мы всегда были одним целым…

Дани высоко поднял голову, не стряхивая со светлых волос лепестки лилий, превратившихся на его голове в алмазную корону. Ни на кого больше не глядя, он вышел из комнаты, на улицу, под проливной дождь и хлещущий прямо в лицо ледяной ветер. Он трепал волосы Дани, идущего прямо к кипящему морю, сливающемуся с низким небом и бьющего со всего размаха в седые огромные камни Бретани. Он шел спокойной походкой короля, как в тронном зале всех времен, где все божественные короли смотрели на него с изумлением и восторгом.

Вся природа застыла в напряженном ожидании. Склонились, как будто в почтительно поклоне, деревья и высокие стебли трав. Огненные Крылья Дани сияли золотым Светом, освещающим весь мир.

Он вошел в бурлящие волны и поднял руки навстречу хлещущему дождю.

-- Это я говорю с вами, Приносящий Дождь! – произнес он. – И сейчас Дождь идет по всей земле, и моря сливаются с ним, чтобы в одну секунду вода передала всей вселенной: синие розы! Синие Розы, заставившие всех забыть о том, что когда-то на земле существовал некий Габриэль, называвший себе перворожденным!

В одно мгновение дождь прекратился, кипящие волны успокоились, и Дани мягко опустился в их бесконечный, ласковый, пронизанный солнцем изумруд. Он успел произнести еще только два коротких слова, но их услышало лишь море: «Наконец-то свободен…». Он глубоко вздохнул и счастливо улыбнулся. «Смотри на море… Умри… Ныряй глубже, еще глубже… Там, на дне, ты увидишь то, что любил больше жизни… Ныряй глубже… Умри… Воскресни! »

Стоящие на берегу перед морем, ставшим удивительно ласковым и успокоенным, стояли три Ангела. Они совершенно забыли о трупе доктора, оставшемся в комнате опустевшего замка. Кажется, там был еще кто-то… Но кто? Они не могли вспомнить этого, как ни один человек, во всем мире не смог бы вспомнить простое имя «Габриэль».

Солнце сияло как в первый день творения, птицы пели так, что казалось, их сердца не выдержат и разорвутся от бесконечной Любви, разлитой в прозрачном воздухе.

-- Ты победил, Грааль… -- прошептал Рафаэль, глядя на пустой, бесконечный простор моря.

-- Спасибо, -- раздался рядом с ним веселый мелодичный голос.

Все три Ангела разом обернулись, чтобы одновременно воскликнуть:

-- Дани!

Это действительно был он: светловолосый, стройный, с ясной улыбкой, прозрачно-серыми, как парижское небо, глазами. Теперь уже они стояли, обнявшись – все четверо, и небо, как никогда высокое и сияющее, чистое и бесконечное, как сама Любовь, сияло над ними, как будто обещало, что в этом мире никогда сентябри не будут черными, а свобода – алой, как кровь… Они казались воплощением счастья, простого, никогда не умирающего, такого же бесконечного, как и новый мир, где не было места ненависти, слезам, разлукам и потерям.

Это молчание первым нарушил Анри, подняв ясные медовые глаза на братьев:

-- Дани, Гийом, вы ведь научите меня своим неотразимым приемам? Я снова заставлю мир поверить в это священное оружие – шпагу! – Он так навсегда и остался Полководцем, и ничего с этим нельзя было поделать.

Гийом прижал к себе его голову. В изумрудных прозрачных глазах Ангела сияли слезы.

-- Конечно, братишка, -- негромко сказал он. – Я научу тебя владеть шпагой… А шпага научит тебя понять, что такое – Любовь… Любовь, которая стала нашим последним туше…

Из тысяч глаз пленительных, прекрасных

Твои я выбираю – как волна

Зеленые, холодные… Бесстрастных

Скал холоднее… Словно призрак сна

Тебя я вижу – не того красавца,

Изящного, как крылья мотылька,

Которого дозволено касаться

Лишь взглядом… Да и то… Едва… Слегка…

Тебя я вижу никому не нужным,

Забытым, старым, как осенний дождь

И с сердцем безнадежным, словно стужа,

Что пишет темным ветром: «Не придешь…»

И ты моим навеки станешь, Ангел,

Припасть к твоим ногам, сказать «je t’aime…»

Мой милый брат, ты боль свою оставил

В моих руках, в тумане всех поэм…