Ангард – Батман – Туше 12 страница

Внезапно он услышал совершенно отчетливый скрип по двери, как могли скрестись только длинные когти лежащего в коме доктора Семьязы. Он пришел! Он наконец пришел! Он или тот жуткий блондин с выжженными крыльями, с глазами, напоминающими дула двустволки? Какая разница?!

Весь мир вокруг Дени раскололся вдребезги, как на безумных картинах авангардистов. Через миг он стал прежним, а потом снова заплясал свой безумный танец. Причем, чем больше Дени пытался осознать происходящее, тем сильнее кривлялся мир, доводя его до умственного исступления. Им овладел панический ужас. Ужас, не сравнимый ни с чем. Он беспорядочно заметался по дому, одержимый одним желанием: бежать куда угодно – в самую дальнюю комнату, подальше из этого дома, выбраться под проливной дождь, на дорогу, по которой он сможет бежать как можно дальше! Он метался в темноте как слепой, пока со всего размаха не врезался в косяк двери и отлетел на пол. Голова сразу загудела от безумной боли. Это было даже хорошо, потому что помогло на время забыть страх.

Дени поднес ладонь к носу, а затем к глазам. Она была красной от крови, капли которой падали на его рубашку. Он вытер нос рукавом и уселся в углу, весь дрожа от страха, непрекращающегося поскрипывания и вида собственной крови. Он подумал о том, что надо бы найти в себе силы, чтобы пройти на кухню, намочить тряпку и вытереть лицо, но при одной мысли об этом испытывал приступ тошноты.

Дверь тихо заскрипела, и из-за нее раздался голос:

-- Ну что, заждался меня, мальчик мой? А это всего лишь я, твой добрый доктор…

Дени хотел закричать, но из пересохшего горла не могло вырваться ни звука.

-- Иди ко мне… Сейчас я успокою тебя… Сейчас… -- эти звуки эхом разносились по всем комнатам дома.

И вдруг к своему ужасу Дени понял, что мозг стал заложником его тела. Он не мог противостоять звукам, которые его парализовали. Ноги сами собой несли его навстречу чудовищу, ожидающему его в темноте. Медленно, покорно, беспомощно он шел к открытой двери, из-за которой налетали порывы ветра. И вот он увидел его – огромного и страшного доктора Семьязу, протягивающего к нему толстые руки.

-- Иди ко мне, -- мертвым голосом сказал доктор.

Дени судорожно вцепился в дверной косяк. Его лицо страшно исказилось от напряжения. Бешеный ветер завывал за окном, ломая ветви деревьев. Руки инфернального существа тянулись к нему, и он больше ничего не мог с собой поделать. Медленно, шаг за шагом, он стал подходить к этим страшным когтистым рукам. Он с ужасом видел, как еще через мгновение окажется в кольце этих рук, но вдруг оконная рама треснула и с грохотом упала на пол. Ветка платана выбила стекло. Холодный поток ветра и дождя ворвался в комнату, вокруг Дени закружились влажные от дождя листья. Темные тучи насквозь пронзила вспышка молнии, озарив своим огнем весь дом, и в сполохах алого и синего огня встал юный светловолосый Ангел с Огненными Крыльями со шпагой в руке. При виде его лицо Семьязы исказилось.

-- Вот и ты, выродок! – прошипел он, внезапно увеличиваясь в росте. – Бастард! Я уничтожу тебя, отребье! Я заставлю тебя встать передо мной на колени!

Но Ангел с золотистыми крыльями смотрел на него со спокойной улыбкой.

-- Сейчас ты оставишь его в покое, Паленый, -- властно произнес он и протянул руку к бледному от ужаса Дени.

Снова полыхнула тонкая вспышка огня. Дени на миг озарился тихим внутренним светом, который мгновенно погас, легким мотыльком перепорхнув на ладонь Дани.

-- Все, -- сказал Дани. – Он больше не сегенанг, не инициированный. Он не представляет для тебя интереса, Габи. Отпусти его, тем более, то, что должно произойти сейчас, касается только тебя и меня.

-- Сученок! – заорал Габи, но отвел руки от Дени, который в то же мгновение обрел утраченную подвижность.

Он рухнул на пол и ужом выскользнул из-под горы плоти, пытающейся навалиться на него. Воя от страха, он проскользнул между ног чудовища, нырнул в дверь и оказался на улице под проливным дождем. Он обернулся только один раз и, увидев растущую в дверном проеме черную тень, опрометью бросился бежать, сквозь ливень и ветер.

Не прошло и пяти минут, как рядом с ним притормозил «шевроле», и из него выглянул молодой мужчина с длинными черными волосами, собранными на затылке в хвост. Он посмотрел на дрожащего от страха и холода юношу светлыми глазами непонятного цвета и приоткрыл дверцу.

-- Жуткая погодка, сынок, -- сказал он, когда Дени рухнул в салон машины на сиденье. – Куда поедем?

Но Дени молчал, не в силах произнести ни слова. Перед его глазами стояло жуткое синеглазое чудовище со стальными «когтями» в руках и юный Ангел с гордо поднятой головой и сияющими Огненными Крыльями.

-- И чего только ни примерещится в такую погоду, -- Дени почудилось, что в голосе шофера прозвучало с трудом сдерживаемое сожаление, но он и не слышал, чтобы произносил хоть какую-то фразу…

-- Утром ты забудешь все свои страхи, сынок, -- голос шофера звучал откуда-то издали. – Отдохни, тебе ведь завтра на лекцию…

Дени Девуа завтра надо на лекцию, и он больше ничего не хочет знать, даже о том, чем закончится поединок между Стальным Убийцей и юным Ангелом с Огненными Крыльями…

Дани смотрел на доктора Семьязу, стремительно выраставшего на фоне распахнутой двери огромной темной массой, и замечал, что существо, стоящее перед ним начинает множиться: за ним вырастали ряды зловещих клонов, закованных в ржавые доспехи, как будто все когда-либо жившие паладины Ангела с Серебряными Крыльями вышли на его защиту.

Первой сделала шаг вперед фигура в сильно проржавевших доспехах. На ее голове красовался цилиндрический шлем с узким отверстием для глаз. Над шлемом колыхалось от ветра черное истрепанное перо, по которому ползало множество мелких могильных червей. Шею и плечи рыцаря закрывала тонкая ржавая кольчуга, отчего-то напомнившая Дани фату невесты. Огромные руки рыцаря закрывали пластины из ржавых железных листов. На них застыла короста из грязи многих столетий. Стоило рыцарю начать двигаться, как эти пластины начинали отвратительно визжать, как будто кто-то царапал железом по стеклу. Его кулаки были крепко сжаты, и на них росли длинные острые шипы.

Дани невольно прижался к стене, вскинув шпагу и понимая, что вряд ли она поможет против такой груды железа. Он не мог оторвать взгляда от мартеля невероятных размеров, который рыцарь-кадавр крепко сжимал в правой руке.

Ветер за окном завывал, придавая этой ночи нечто сюрреалистическое: казалось, что в беспросветное апокалиптическое небо неизвестный охотник, решил вдруг швырнуть всех подбитых им за всю жизнь птиц, и теперь они разорвали низкие облака наподобие пулеметных очередей.

Рыцарь взмахнул мартелем, и он с грохотом вошел в стену рядом с головой Дани. Щепки от деревянной обивки полетели во все стороны, и Дани непроизвольно прикрыл лицо рукой, чтобы защититься от них. Когда же он опустил руку, то увидел, что рядом с первым рыцарем возник второй, в черных доспехах; его шлем выглядел как голова уродливой птицы с длинным клювом. По бокам этого шлема торчали кривые заостренные рога. В руках он тоже сжимал молот.

Что-то внутри Дани кричало так же, как, наверное, незадолго внутри его брата Дени Девуа: «Беги! Беги! ».

Нет, Дани никуда не побежит. Он уже решил, что погибнет, но бежать не будет. Ему просто некуда, да и незачем было бежать. И, глядя в тусклое птичье лицо рыцаря, Дани крикнул:

-- Я не побегу! Слышишь ты? Я – в своем доме, под своим небом, под моим дождем! Я никуда больше не побегу!

Сквозь отверстие птичьей головы послышалось злобное рычание. Рыцарь отбросил в сторону молот, как будто понимал, что при встрече с таким слабым противником он ему не понадобится, поднял вверх шипастые кулаки и обрушил их на голову Дани.

Дани увернулся, и удар снова пришелся в стену, корежа тщательно нарисованные на них древние вензеля и гербы. Рыцарь напоминал просто бездушную машину для убийства, которая двигалась со ржавым скрежетом, когда он поднимал руки или ноги.

«Беги! » -- жалобно вскрикнул голос в голове Дани.

-- Никогда, -- ответил Дани. Он не отводил глаз от рыцарей, сжимая в левой руке шпагу.

Рыцарь в птичьем шлеме вскинул руки и поднял забрало шлема. С замиранием сердца Дани взглянул в темный проем: там зияла космическая пустота. А потом железные руки снова пришли в движение и протянулись к Дани. Но прежде они скинули шлем с головы совершенно, и Дани увидел старое пожелтевшее лицо человека, которому с легкостью можно было дать лет пятьсот. На одной стороне головы зияла огромная вмятина, видимо, от удара булавой. По желтому черепу текла густая и черная отвратительная масса, которая, как понял Дани, когда-то была его мозгом.

Существо не могло дышать, но его глаза сверкали безумной яростью. Его огромный рот оскалился в усмешке, и Дани увидел длинный ряд острых, похожих на иглы, зубов. При желании такими зубами он кого угодно мог разорвать на части.

Железный ржавый звук нарастал. Дани бросил быстрый взгляд по сторонам. По коридору к нему приближались еще несколько рыцарей, вернее, доспехи, внутри которых скрывались вампиры.

Пятисотлетнее существо схватило Дани за плечо. По руке потекла кровь, а мертвенно-бледное лицо вампира при этом расплылось в сладострастной усмешке. Почти нежно он потянул к себе Ангела с Огненными Крыльями.

Дани изо всех сил закусил губу, чтобы не закричать: он чувствовал в себе эти длинные ржавые шипы. Еще минута, - и он будет убит. Дани вскинул голову и посмотрел в пустоту шлема, и вдруг ему показалось, что в этой пустоте тускло светится нечто, что можно определить как глаза. Слабое красноватое свечение.

Шипы все глубже впивались в его плечо, пронизывая все его тело леденящим зимним холодом, и этот мертвенный холод рекой исходил из мертвого шлема.

…Он сейчас убьет меня…

… Габриэль победит…

… Он разорвет меня на части своими зубами…

К черту!

Дани сжал в руке рукоять шпаги; она была теплой, она растворяла холод и рождала ощущение невероятного успеха.

-- Во имя мое убирайся из этого мира! – заорал доктор Семьяза. – Прочь отсюда навсегда! Во имя мое! Во имя погубленных тобой Орденов!

Дани вонзил шпагу в зияющую перед ним пустоту, которая мгновенно превратилась в ярко-красные выпученные глаза. Шпага вошла точно в середину его лба, а из глаз, готовых вот-вот лопнуть, потек жидкий черный мозг, в котором кишели черви.

Когда кадавр начал крениться в его сторону, Дани вырвал плечо из его шипов и ударился о стену. Боль пульсировала в голове и руках, невыносимо ныли переломанные ребра, но он не выпустил шпагу.

Вокруг него лязгали и гремели десятки доспехов. Дани поднял руку к глазам. Доспехи раздувались, лопались, видимо, совершая акт самоуничтожения. Теперь эти машины для уничтожения напоминали простой металлолом. Откуда-то издалека в голове Дани прозвучали тихие слова: «Всего одна капля крови Грааля…»

Дани невольно прижался к стене, как будто ждал, что следующим номером представления станет собирание доспехов воедино. Однако ничего подобного не произошло, но из глубины зала вышли еще трое рыцарей. Они медленно надвигались на Дани. Один из них сжимал в руках обвисшее желтое знамя, покрытое слизью.

Существа приближались к Дани. Один из них достал из ножен зазубренный раздвоенный меч.

-- Я устал, -- прошептал Дани. – Я не могу больше… Не надо… Больше ничего не надо…

Во имя чего? Он всегда оставался один. Он и сейчас один, наедине с этими кошмарами, покинувшими пределы ада, чтобы уничтожить его неизвестно за какие грехи. Наверное, просто за то, что он был не таким, как все… Выродком…

-- Я не могу… -- шептал он, не замечая, как слезы текут по его лицу.

А доспехи приближались, неумолимые, как детали на заводском конвейере, черные, дышащие арктическим холодом, и внутри них завывал ледяной ветер пустоты.

«Ты обязан сделать всё, что можешь, -- прошептал внутри него тихий голос. – Во имя всех нас, Ангелов Второго Поколения…» – «Хорошо, -- ответил ему Дани. – Я останусь, чтобы победить или погибнуть…»

Дани встал лицом к доспехам, сжав в руке шпагу, и они замерли на мгновение, как будто почувствовав его решимость. Ветер за окном взвыл с утроенной силой, где-то с шумом упал железный лист с крыши, доски в полу стонали и скрипели.

А доспехи шли вперед сплошной стеной кольчуг, лат, наколенников, ощетинившиеся булавами и мечами.

Крылья за спиной Дани вспыхнули огненным светом, отбрасывающим золотистые отблески на его лицо. Его глаза были прозрачны и спокойны. Перед собой он держал шпагу, и она как будто обжигала его руку. Он подошел к рыцарям, и один из них скинул шлем, под которым оказалось лицо старого человека. Лицо бледное, изборожденное морщинами, отвисший небритый подбородок, на шее толстые желтые складки. Он размахнулся и швырнул тяжелый шлем в Дани. Шлем врезался в стену позади Огненного Ангела, и теперь он стоял перед обезглавленными доспехами.

Где-то в комнатах, одно за другим, разбилось несколько окон.

Дани вдруг рассмеялся:

-- Давайте, ребята! – крикнул он. – Ангард! На меня! Не знаю, из-за какого прогнившего Круглого Стола вы выползли или из каких устаревших Орденов, но лучше бы вы не показывались из своих нор! Вы совершили ошибку, решив сбросить с доски Второе Поколение Ангелов!

Дани взмахнул шпагой, и она, оказавшись в зоне морозного воздуха, излучаемого доспехами, расколола их на множество покрытых инеем, ржавых осколков.

Свежий утренний ветер слегка шевелил ветви деревьев и высокую траву, покрытую росой. Дани тронул концом шпаги венчики крупных желтовато-фиолетовых цветов.

-- Зря вы это сделали, господин, -- сказал ему Жермон. – Ваш брат не простит вам этого.

Дани вскинул на него глаза, в которых отражалось утреннее зеленоватое небо.

-- Что сделал, то и сделал, -- сказал он. – Он совсем недавно был ранен на дуэли из-за того скандала, что устроил на премьере пьесы Бомарше… Ему нельзя сейчас драться. И ты, Жермон, лучше меня знаешь, что он пришел в сознание только вчера и только на несколько минут. И ты хочешь, чтобы я показал ему эту записку с очередным вызовом на дуэль? Как хочешь, но этого не будет! Я – его брат, и я готов ответить за него, потому что его мысли – мои мысли. Мы с ним одно, мы с ним – целое! Впрочем… Что это я говорю… Тебе всё равно этого не понять…

-- Я понимаю только одно, господин Даниэль: у вас будут крупные неприятности.

Дани только усмехнулся:

-- Да у меня всю жизнь – сплошные крупные неприятности!

С густых кустов шиповника хлынули потоки воды, а потом из-за них показались два лощеных аристократа со скучающим выражением лиц в окружении четырех господ неизвестной должности в черных масках. Аристократы внимательно посмотрели на Дани, после чего один из них презрительно бросил:

-- Мы ждали другого!

-- Вы ждали меня, господин маркиз! – дерзко ответил Дани. – Я готов сию же минуту высказать вам всё то же, что и мой брат! Так что, прошу вас, ангард!

-- Жалкий цыпленок! – заявил маркиз и обратился к своему приятелю. – Нет, вы только посмотрите на этого наглеца, господин граф! Мало того, что он украл – в чем я не сомневаюсь ни минуты – официальный вызов на дуэль у господина де Монвиль, которого я хотел бы сегодня убить, и он хочет лишить меня этого удовольствия; мало того, что ему наплевать на все кодексы и законы чести, так он еще продолжает издеваться над нами! Как хотите, но я с ним драться не буду!

-- Он не достоин того чтобы скрестить с нами шпаги! – согласился граф. – Я вызывал другого, а с вором пусть разбираются те, кто не нашего круга!

Он сделал знак рукой людям в черных масках:

-- Убейте его! – приказал он. – А у нас слишком много дел! – С этими словами граф и маркиз снова скрылись в густых кустах шиповника, оставив Даниэля наедине с четырьмя огромными головорезами.

-- Говорил я вам, господин Даниэль: ничего хорошего из вашей затеи не получится, -- сказал Жермон.

-- Жермон, -- сквозь зубы произнес Дани. – Вон пошел! Я не знаю, что получится из моей затеи, зато мой брат получит передышку, которая ему сейчас так необходима.

Он внимательно посмотрел на приближающихся к нему и старающихся взять его в кольцо людей в черных плащах.

-- Вы слишком медлительны, господа! – крикнул Дани. – Наверное, не проснулись еще? Двигайтесь поживее! Я хотел бы успеть к утреннему завтраку, потому что вам он точно не светит!

-- И вправду наглец, -- с некоторым удивлением произнес один из наемников.

Дани откинул со лба светлые волосы.

-- А теперь давайте посчитаемся! – воскликнул он. – Раз… Два… Четверо! Ну что ж, это немного меняет мои планы!

Он откинул в сторону шпагу и, распахнув камзол, выхватил из-за пояса длинные «когти».

-- Так этим же… -- выкрикнул один из нападавших. – Уже никто не сражается!

-- Так ведь я всегда плевать хотел на правила и уставы! – расхохотался Дани. – Однако мы теряем время! Подходите, господа!

Брызнувшее из-за облаков солнце раскололось, отразившись от стальных лезвий. Убийцы подходили медленно, однако Дани не дал им шанса оценить обстановку. Он отбил шпагу первого убийцы правой рукой, левой вонзив в него «когти», и немедленно прикрылся им же от второго наемника, шпага которого вошла в мертвое тело его товарища. Дани толкнул на него труп и, не давая опомниться, ударил его в горло. Третий убийца попытался подойти к нему сзади, но Дани, стремительно и легко повернувшись, отшвырнул в сторону его шпагу и, уже не глядя, понял, что лезвия, надетые на пальцы его левой руки, утонули в чем-то мягком. Смотреть на убитого было некогда, потому что последний убийца бросился на молодого человека в отчаянном рывке, с диким криком вонзив шпагу в его предплечье, но в то же время напоровшись на «когти» в правой руке Дани. Несколько секунд он изумленно смотрел на светловолосого юношу, казавшегося таким хрупким, не веря, как могло произойти с ним, профессионалом, такое…

А Дани оттолкнул его ногой от себя, тихо произнеся:

-- Отдохни, приятель. Я никому не посоветовал бы связываться с братом Гийома де Монвиль…

Он швырнул «когти» в траву и поднял свою шпагу, когда совсем рядом послышался стук копыт коня. Солнце слепило Дани. Оно впервые казалось ему чересчур ярким. Кажется, последний убийца задел его сильнее, чем показалось вначале.

Солнце расплывалось радугой, переходящей в черные концентрические круги. Даниэль оперся на шпагу. В глазах стремительно темнело, но он успел увидеть Гийома, бегущего к нему.

-- Что ты наделал! – кричал брат. – Как ты посмел?! Это был МОЙ вызов! Понимаешь ты это слово? – МОЙ! Как ты смеешь принимать решения за меня?! Кто дал тебе на это право?! – Он размахнулся и изо всей силы ударил Даниэля в плечо и, как оказалось, в раненое.

Даниэль пошатнулся и рухнул в траву. Гийом упал перед ним на колени. С трудом продираясь сквозь угасающее сознание, Дани видел его искаженные ужасом изумрудные глаза, прозрачные, как волны Адриатики.

-- Брат, брат, -- шептал Гийом, приподнимая его с травы и прижимая к себе. – Я чуть с ума не сошел, когда не увидел тебя рядом с собой… Тебя могли убить… И что ты делаешь со мной?.. Ты подумал, что со мной при этом бы стало?.. Я не могу жить без тебя… Я люблю тебя… Дани… Я больше жизни люблю тебя… Но если ты еще раз сделаешь что-то подобное… Я сам убью тебя!

И, уже теряя сознание, Дани счастливо улыбнулся:

-- Убей, Гийом… Я люблю тебя…

-- Я убью тебя, Дани! – вскрикнул Ксавье и проснулся.

Дани не было рядом с ним. Он опять ушел защищать Ксавье, как считал нужным. Он опять не спросил его ни о чем. Когда он исчез?.. Думать об этом было некогда. Ксавье вскочив с постели и, на ходу приглаживая волосы, бросился вон из дома, не удивляясь, что не встречает на своем пути ни гостеприимного хозяина Утреннюю Звезду, ни его слугу Армора. Да и само строение казалось еще старее, чем вчера. Дом выглядел совершенно нежилым, разрушающимся буквально на глазах. Удивительно, как это еще «форд» Ксавье остался у крыльца. Ксавье рванул дверцу, сел за руль сразу же врубил газ на максимум, и машина с ревом рванулась вперед. То, что двигаться надо в сторону Парижа, Ксавье не сомневался ни минуты…

-- Дани… Дани… -- стонал он. – Я убью тебя!

Теперь между Дани и доктором оставалась всего одна преграда – рыцарь в черных доспехах с огромной булавой в руках. Рыцарь взмахнул булавой и с грохотом опустил ее вниз. Пол треснул, и снова длинные острые щепки полетели во все стороны.

-- Лучше убирайся, сэр Как-Тебя-Там, -- презрительно бросил ему Дани, взмахнув шпагой.

В ответ на его слова прозвучал мертвый смех, и булава кадавра снова полетела в грудь Дани, а его шпага разломилась на несколько частей, упав на его кроссовки. Из-за забрала рыцаря потоком лился обжигающий воздух. «Как же ты глуп, парень! – казалось, хохотал он. – Да как тебе могло в голову прийти, будто такая игрушка поможет тебе пройти мимо меня к моему господину! Еще один мощный удар отшвырнул Дани к стене. Боль была такой мучительной, что Дани едва не провалился в пустоту, из которой уже никогда не смог бы выйти.

Он с ненавистью, пристально смотрел на рыцаря.

-- Лучше уйди с моего пути, -- прохрипел он.

Его Крылья наливались огненным сиянием.

Рыцарь насмешливо поклонился, но только для того чтобы поднять с пола булаву. Дани вскинул вверх руку, как будто защищающимся жестом, но из нее молнией вылетел сноп золотого огня. Доспехи вспыхнули изнутри.

-- Убирайся из моего мира, -- проговорил Дани. – Я приказываю тебе именем своего отца Даниала.

Огонь внутри доспехов погас так же стремительно, как вспыхнул, и к ногам Дани рухнула груда металла. Во всех окнах дома вспыхнул ослепительный свет

Дани поднялся с пола и выпрямился. Теперь между ним и доктором, по-прежнему возвышающимся в дверном проеме, не было никого.

Доктор на этот раз был одет как боец спецподразделения по борьбе с терроризмом: черный бронежилет и снайперская винтовка.

-- Я должен победить, -- убежденно заявил он. Его лицо стремительно менялось, превращаясь то в лицо синеглазого блондина с неопрятными волосами, то в одутловатое, заросшее щетиной, лицо доктора Семьязы. – Все мальчишки – плохие, а ты – самый скверный из всех. Таких, как ты, не должно быть на этой земле! Подходи, раз ты так хочешь этого! – И он навел на Дани прицел оптической винтовки.

Дани шел прямо на него, глядя в его выцветшие глаза. Он сиял внутренним светом, а Крылья за его спиной стали уже просто огромными, полыхающими красным огнем. Где-то наверху затрещало пламя, несколько балок рухнуло вниз, и теперь юный Ангел стоял в огненном каскаде, прекрасный, сияющий, безоружный, и огненный ветер вздымал его светлые волосы.

И его вид вдруг вызвал в Габриэле приступ такого неудержимого ужаса, что он попятился назад и спустил курок снайперской винтовки. С минуту Дани стоял, ясно глядя на него, и на его губах играла почти счастливая улыбка. Стены дома уже порозовели от огня, кругом, как черные бабочки, порхали листы старинных рукописей, и огненный ветер мешался с ливнем, продолжавшим хлестать в окна. Одна из балок упала на голову Габриэля и намертво придавила его к полу, вопящего от боли, не способного выбраться из огня, стремительно охватывающего весь дом. «Как испуганная лошадь, ворвавшаяся на городскую площадь», -- успел подумать Дани и замертво упал в огонь, как в чьи-то ласковые теплые руки. Его Крылья продолжали пылать силой и торжествующим золотом.

Ксавье опять гнал машину по глухой автостраде в сторону Парижа, и снова деревья за окном сливались в сплошную стену. Наверное, еще минута, и он врежется в стену со всего размаха и, наверное, для него это будет лучшим выходом, потому что, скорее всего, спасти Дани он уже не успеет… Нет, успеет! Потому что Дани не может умереть, если жив Гийом! Потому что они – одно целое, любовь, заключенная в самой себе.

Он едва успел заметить, как на крутом повороте прямо под его колеса выкатился молодой человек, почти мальчишка. Сердце Ксавье рухнуло вниз, а ноги сами собой нажали на тормоз. Машина оглушительно завизжала и остановилась. Наступила мертвая тишина.

Ксавье выскочил из машины. Прямо перед ее колесами ничком лежал мальчик, которого они с Дани совсем недавно видели в лесу. Его заплечный мешок валялся рядом с ним. Ксавье бросился к нему и рывком поднял с земли. Неужели он убил его?

Ничуть не бывало. Мальчишка открыл медовые карие глаза и улыбнулся, и при виде этой улыбки Ксавье едва не задохнулся:

-- Да как ты мог?! Я же мог убить тебя! Тебе жить надоело, что ли? – Бросаешься под машины?!

-- Может, и надоело, -- с вызовом ответил Анри, прямо глядя ему в глаза. – А что, разве вам это не безразлично? Ну, сбили бы и уехали: здесь всё равно машин нет, никто не заметит!

Ксавье едва не задохнулся:

-- Да я… Если бы я не спешил так, то дал бы тебе в морду!

Анри сел, потирая ушибленную коленку.

-- Да ну? – протянул он. – А слабо вам взять меня с собой, граф Гийом? Я тут уже полчаса голосую, да всё без толку: ни одна машина не берет. Наверное, вид у меня не соответствующий…

Казалось, его последняя фраза звучала пародией на чей-то голос; во всяком случае, воспринималась она очень двусмысленно.

-- Из дома сбежал? – спросил Ксавье, испытывая безотчетное, острое чувство нежности к этому потерянному зверьку. Какое-то «дежа вю» не оставляло его. Как будто этот диалог уже был слышан им когда-то…

-- Туда я больше не вернусь, -- решительно сказал мальчик. – Возьми меня с собой, брат. Надеюсь, ты не считаешь меня слишком маленьким, потому что внутри я уже давно шестидесятилетний старик, не то что вы с Дани… А, кстати, почему ты один? Почему я не вижу Дани? Почему вас разыскивает полиция?

Ксавье поднялся и нахмурился.

-- Нет времени, Анри, -- сухо сказал он. – В машине я все объясню. Быстро прыгай на сиденье, да котомку свою не забудь.

Анри не пришлось упрашивать два раза. Не прошло и секунды, как он уже находился на переднем сиденьи и нетерпеливо смотрел на Ксавье.

-- Ну же! – крикнул он и тронул руль.

-- Эй, не трогай здесь ничего, -- хмуро сказал Ксавье, включая скорость. – И не мешает тебе пристегнуться: как бы ветром не унесло.

-- Класс! – восторженно отозвался Анри. – Всегда мечтал как раз о такой скорости! А у тебя есть пистолет?

-- А почему ты ушел из дома? – ответил Ксавье вопросом на вопрос.

Анри сразу сник, а его медовые глаза потухли.

-- Как будто ты не знаешь… Зачем ты спрашиваешь?.. Зачем ты ушел из монастыря?..

Ксавье вспомнил штормящее холодное море Бретани, заливающее белые камни, и себя самого – потерянного мальчика в нелепом шерстяном свитере, с исцарапанными коленками. Мальчика, который увидев во сне белого единорога, отправился искать свой сгоревший замок и потерянного брата. Его затравленный взгляд маленького хищника, прозрачно-зеленый, как волны Адриатики… Мальчика, который так умолял не отдавать его отцам-иезуитам…

Ксавье почувствовал, как слезы начинают щипать его глаза.

-- Прости меня за всё… Тигренок… -- с трудом произнес он, и Анри неожиданно и горько разрыдался, как будто оплакивал все их несчастные, не сложившиеся жизни.

Ксавье прижал его голову к своему плечу.

-- Я никому тебя не отдам, Тигренок, -- сказал он. – Теперь мы всегда будем вместе…

-- Гийом… Я так искал тебя… Я не смог вас спасти в Париже… Я обещал, и мне не будет покоя, пока я не исполню свое обещание… -- с трудом выговорил Анри.

Невероятно, но Ксавье нашел в себе силы усмехнуться.

-- Вот тебе и великолепная возможность, Тигренок, -- сказал он, прибавляя скорость. – Нас с Дани разыскивает полиция всей страны и, кажется, что оправдаться нет никакой возможности… А Дани… Сейчас он в большой опасности… Когда я проснулся, его не было в комнате. Думаю, он ушел сегодня ночью на встречу с Габриэлем, почти безнадежную. И мне кажется, я не успею спасти его…

-- Но я же рядом! – с удивлением сказал Анри. – Я обещал! Мы должны быть вместе!

И снова Ксавье улыбнулся от такой непосредственной детской убежденности.

-- Слушай, полководец, -- сказал он. – А что в твоем мешке? И как, ты думаешь, я смогу попасть в Париж, если меня разыскивают все посты полиции?

-- В моем мешке важные вещи, братец, -- серьезно объяснил Анри. – Я научился брать всё необходимое в походах.

Он взял мешок, выгреб из него на колени пистолет, две банки сгущенки и пару комплектов старой одежды времен Второй мировой войны.

-- А это еще что за дрянь? – брезгливо осведомился Ксавье, слегка притрагиваясь к вылинявшим мундирам. – На какой помойке ты всё это нашел?

-- На помойке? – искренне возмутился Анри. – Да с каким трудом я достал эту форму! Правда, немецкой не было, -- только французская… Ну, на безрыбье и рак – рыба! Между прочим, -- он придирчиво оглядел Ксавье с ног до головы. – Тебе должна пойти эта форма… Вернее, не эта, а настоящая, офицерская…

-- Да служил я в армии, -- отмахнулся Ксавье.

Анри кивнул:

-- Я знаю. Я столько раз примерял берет, как у тебя! Я становился в точности таким, как ты!

Ксавье немного устало улыбнулся:

-- Ну что же тут удивительного? Ведь мы же братья…

-- Тогда останавливай свою тачку, брат, -- тоном по меньшей мере подполковника заявил Анри, -- И если тебе не западло, переодевайся.

-- Зачем? – удивился Ксавье.

Анри только пожал плечами.

-- Кто из нас полководец – ты или я? – строго сказал он. – Как ты рассчитываешь попасть в Париж? Так, глядишь, за отца с сыном сойдем… Играющих в войну… -- он не удержался и рассмеялся. -- А там такси возьмешь.