Бен Элтон 8 страница

– Ненависть может принимать разные формы. Я думаю, много людей хотело бы станцевать на могиле Адама Бишопа.

– Ну а как насчет двух других? Энджи Тэтум была моделью, а Брэдшоу – хранителем музея.

– Даже среди таких людей встречаются негодяи. Мне кажется, это нужно выяснить.

На тихой улице раздался рев мотоцикла, и показался «кавасаки» Ланса. Он приехал забрать Наташу.

– Поехали, куколка. Если у тебя есть деньги, я тебя ужином угощу.

Наташа рассмеялась над убийственно тупой шуткой Ланса и надела протянутый ей огромный шлем, прежде чем грациозно забраться на мотоцикл позади Ланса. Ньюсон заметил, что Ланс даже не посмотрел, уселась ли девушка как следует, прежде чем рвануть вперед, и Наташа чуть не упала, когда они резко перестроились в другой ряд. Если бы она упала и ушиблась, Ньюсон потратил бы остаток своей жизни на то, чтобы заставить Ланса заплатить за это.

Придя домой, Ньюсон налил себе выпить и долго сидел задумавшись.

Он был расстроен. У него не было подруги и не было личной жизни. Он был безответно влюблен в девушку, и за последний год он спал с единственной женщиной, которую вытащил из своего прошлого и у которой дела были еще хуже, чем у него.

Нужно успокоиться. Нужно привести себя в порядок.

И еще нужно найти серийного убийцу. Убийцу, жертвами которого, по мнению Ньюсона, стали уже пять человек.

Было еще очень рано, и Ньюсон решил, что самое лучшее – выкинуть из головы напрасные мысли о Наташе и Лансе и вернуться к работе. Он принес папку по делу Бишопа, нашел в документах телефон и набрал номер.

– Дом мииисис Бисьшопп.

– Привет, это Хуанита?

– Она здесь больше не работает. До свидания.

Послышались короткие гудки. Ньюсон набрал тот же номер.

– Добрый день, мне нужно поговорить с миссис Бишоп. Это инспектор Ньюсон.

Прошло немало времени, прежде чем он услышал в трубке резкие нотки голоса вдовы Адама Бишопа.

– Да. Что вам нужно? Уже поймали ублюдка?

– К сожалению, нет.

– Тогда зачем звоните? У меня процедура.

– Я хотел спросить, миссис Бишоп, есть ли в вашей коллекции дисков музыка пятидесятых или начала шестидесятых годов.

– Вы что, издеваетесь? У меня процедура, вы что, не поняли?

– Я веду расследование, миссис Бишоп. Просто ответьте на вопрос, пожалуйста.

– А-а, понятно. Значит, мы теперь попали к вам в услужение, так? Что ж, дайте подумать. Мы как-то просматривали коллекцию дисков и выкинули много этой хрени. Нам нравились более современные альбомы. Конечно, остался Элвис, самые лучшие песни, и все такое, и думаю, осталась пара сборников для вечеринок.

– А у вас есть что-нибудь братьев Эверли?

– Нет.

– А раннего Клиффа Ричарда?

– Вы что, охренели?

– Значит, у вас нет его «Двигай! »?

– А-а, я поняла, к чему вы клоните. Что крутил ублюдок, прикончивший Адама? Да, это были не наши диски. Я могла бы сказать вам это и в тот раз. Он принес с собой свою сраную музыку. Прикинь, а? Вот сучара!

Ньюсон поблагодарил миссис Бишоп и положил трубку. Он включил компьютер, чтобы поискать упоминания о музыке в данных по делу Спенсера и Тэтум. Раньше он не обращал на это внимания. Однако его поджидало нечто более срочное.

Электронное сообщение от Кристины Копперфильд.

К сожалению, он не был единственным адресатом. Его имя было одним из многих в списке. Она разослала его всем одноклассникам. И все же он был в этом списке, и снова она была рядом с ним. После двадцатилетней разлуки он и Кристина Копперфильд снова жили в одном измерении. Пусть даже на этот раз в виртуальном.

«Привет, ребята! КАК ДЕЛА? Это я, Кристина! Кажется, стоит только появиться на этом сайте, и ВСЕ. Послушайте, у меня прикольная мысль. Вы видели, что в Гайд-парке будет большой концерт восьмидесятых. КЛАСС! Он называется «Круче всех», и это про нас! И состав там просто потрясный! Duran, The Thompson Twins, Spandau! РЕБЯТА, ДАВАЙТЕ ТУДА ПОЙДЕМ! Это же классно! И еще, концерт благотворительный! От «Кидкол»! Да, его организует Дик Кросби, разве он не милашка? Я просто ОБОЖАЮ все, что он сделал. И вообще, я подумала, почему бы нам не использовать это как предлог для встречи? Да! Можно встретиться где-нибудь вроде «Пицца в парке» (Нужно ведь поесть! Не хочу СЛИШКОМ уж напиться!!! ) и потом пойти тусоваться! Скажите, класс!!! Буду рада заказать билеты на всех (может быть, даже со скидкой через свою клааааассную работу), так что мне нужно только знать, на сколько человек заказывать. НУ ЧТО??? Возвращайтесь ко мне. Эй, Роджер? Гари? Если вы здесь рядом, вы ДОЛЖНЫ прийти, нельзя так долго дуться, ЖИЗНЬ СЛИШКОМ КОРОТКА!!! Увидимся!! »

Ньюсон тут же ответил:

«Дорогая Кристина. Ты говоришь, круче всех? Это точно про нас. Я – за. Ты просто молодчина, что предложили это, но ты ведь всегда была лучше всех! Особенно с 12 по 18 декабря 1984 года, я запомнил эту неделю как самую лучшую за все школьные годы. УВЕРЕН, ты знаешь почему. Слушай, я ТАК рад, что тебе нравится Дик Кросби, я тоже думаю, что он классный. Вообще-то я его немного знаю! Да! ЗАВИДУЕШЬ? Не стоит! Он подходил ко мне на одной конференции, и мы мило поболтали. Может быть, я смогу тебя с ним познакомить на тусовке в Гайд-парке, хотя обещать ничего не могу! Эй, так здорово, что ты работаешь в пиаре. Ты ведь шла за своей мечтой, так? А я еще думал, что это моя работа классная. Каково звучит: старший следователь по расследованию убийств национального агентства Скотленд-Ярда! Кстати, думаю, тебе это интересно: я ношу оружие, но обещаю не приносить пистолет на тусовку. ЭЙ! Круче всех! ПРОСТО ОТПАД, как поется у Spandau Ballet. Думаю, ты согласишься, что лучше и не скажешь».

Чувствуя смущение, но очень довольный собой, Ньюсон нажал «отправить», пока в дело не успел вмешаться здравый смысл.

Почти сразу же он получил письмо, но не от Кристины, а от Хелен. Он знал, что рано или поздно она объявится. У него не было ни малейшего шанса просто взять и исчезнуть из ее жизни. Но он никак не ожидал, что к письму будет прикреплен файл. Хелен прислала фотографию.

Она называлась «Это я», и, открыв ее, Ньюсон увидел обнаженную Хелен. Она стояла в своей квартире, немного разведя в стороны руки ладонями вперед, чтобы были видны шрамы. Но в общем фотография была очень милая. Ее тело не выглядело костлявым, как полагал Ньюсон, ноги были стройные, с изящными икрами. Лобок был пушистый, естественный и невыбритый, Ньюсону понравилось это в ту ночь, когда они были вместе. Странные маленькие груди вызывающе торчали на худеньком теле. Хелен не улыбалась, но и не хмурилась. В уголке губ была вопросительная морщинка, на щеках ямочки, коротко остриженные волосы явно были тщательно уложены. Ньюсон подумал, что Хелен была очень довольна этой фотографией, потому что она выглядела очень симпатично.

Он открыл сообщение.

«Дорогой Эд,

Теперь ты знаешь мою слабость. Мой постыдный секрет. Я режу себе руки. Я знаю, я все знаю. Держись, девочка. Живи своей жизнью. Я не врала, когда сказала, что делаю это нечасто, но я обманула тебя, сказав, что не делала этого уже давно. Думаю, ты догадался. Ты ведь детектив и все про шрамы знаешь. Но это неважно, я просто хотела, чтобы ты знал, что я не конченая мазохистка, это лишь малая часть меня… Это находит временами, своего рода ненависть к себе. Думаю, когда мне плохо, у меня появляется тупое любопытство, сколько я еще могу вынести. Это почти то же самое, что бездумно водить ручкой по бумаге. Я не знаю, чем заняться, поэтому оставляю следы на своих руках. Но в основном я вовсе не такая. Я люблю своего сына и свою работу. Я сказала тебе, что была жертвой издевательств, и мне действительно важно помогать детям, которые оказались в подобной ситуации. Поэтому я работаю в «Кидкол». Ты не поверишь, с чем мне приходится сталкиваться и какую это причиняет боль. Говорят, дети могут быть очень жестокими. Но если мы можем помочь, мы помогаем, и это здорово. Поэтому я и держусь за эту работу и всегда вижу этот положительный момент.

Надеюсь, тебе понравилась фотография, и ты не считаешь, что я сошла с ума, посылая ее тебе. Просто в ту ночь я хотела, чтобы было темно, а теперь хочу сказать, что не стыжусь себя и не боюсь, что ты увидишь меня при свете.

Это я.

С любовью, Хелен.

P. S. Карл завтра ночует у бабушки. Я могла бы прийти к тебе, если хочешь. Но ты мне ничего не должен. Можешь даже не отвечать. Обещаю, что не буду полосовать себе руки. Целую. Хелен».

Это было очень милое сообщение и очень милая фотография. Ньюсон снова открыл ее.

Уйдя из квартиры Хелен в тот вечер, он был уверен, что завязавшиеся отношения тогда же и кончатся. Слишком много лишнего багажа, просто ужасно много. С другой стороны, кто он такой, чтобы судить? Одинокий мужчина тридцати пяти лет, сильно повернутый на почве привязанности к коллеге, которой он безразличен. Он слишком много пьет, иногда смотрит порнографию, и еще ему иногда звонит загадочный психопат. Он безнадежен.

С другой стороны, Хелен права. У нее есть проблемы, но то, что он лег с ней в постель, не означает, что теперь это его проблемы. Она одинока, он тоже. Более того, он понимал, что она, с ямочками на щеках и глазами как у феи, может заводить знакомства гораздо чаще, чем он. И все же она хочет именно его. Это было прекрасно. Он чувствовал себя польщенным.

«Дорогая Хелен,

Я думаю, фотография была прекрасным жестом с твоей стороны и ты на ней – просто чудо. Прости, что я не высылаю свою фотографию, но я не уверен, что Всемирная сеть готова принять фотографию голого рыжего меня. Буду рад встретиться завтра. Ты ешь рыбу?

Эд».

Ньюсон на минутку задумался, писать «целую» или нет. Написать? Или не стоит? Он вдруг очень возбудился и был готов написать что угодно, но знал, что разумнее будет не форсировать события. Потому что сочетание их старого знакомства и странной фривольности, допускаемой в электронных сообщениях, уже и так слишком их сблизила. Если честно, это незнакомая ему женщина, и все же он уже раз спал с ней и собирался снова это сделать. Эд приписал «целую».

«Целую. Эд».

Потом подумал и добавил:

«Целую еще раз. Эд».

Большую часть следующего дня Ньюсон провел в Министерстве внутренних дел на разных политических брифингах и самых настоящих шпионских сходках. Сам глава отдела Уорд направил его туда, потому что Фарра Портер, несмотря на юный возраст, была высокопоставленным членом парламента.

– Шанс искупить старые грехи, – сказал Уорд. – Ты ведь не хочешь запороть еще одно дело члена партии тори? А то станешь почетным членом партии «Шинфейн».

Уорд намекал на самый большой провал в карьере Ньюсона. Восемнадцать месяцев назад пропал ведущий член партии тори в палате лордов. Крайне реакционный пэр крови исчез без следа, и Ньюсон по-прежнему надеялся когда-нибудь его найти. Он каждый день вспоминал об этом ужасно трудном и абсолютно необъяснимом деле. Лорд Сканлан МакГрегор был богатым, влиятельным мужчиной, счастливым мужем бывшей модели, своей третьей жены. Однажды днем он пригласил в дом неизвестного старого друга. Его дворецкий утверждал, что Его Лордство настоял на том, чтобы открыть дверь самому, так что никто из слуг посетителя не видел. Вскоре после этого Сканлан МакГрегор вышел из дома, вероятно, со своим другом, и с тех пор его никто не видел и не слышал.

– Отсутствие лорда Сканлана МакГрегора в палате очень повлияло на судьбу полицейского билля Северной Ирландии и второго чтения законопроекта о любительской охоте, – сказал Уорд. – По-моему, абсолютно очевидно, что он был похищен из политических соображений, и я не думаю, что это можно исключить в деле Фарры Портер.

Ньюсон промолчал, хотя легко мог это исключить, потому что это была самая дурацкая идея, которую он слышал за последнее время. Именно это он и сказал даме из внешней разведки, сидя на Уайтхолл-стрит в безликой подвальной комнате без окон.

– Зачем террористу или наемнику убивать рядового члена парламента, вытравливать ее кожу и красить волосы в оранжевый цвет? – спросил он.

– Она уже не просто рядовой член парламента, – ответила женщина. – Портер только что вошла в теневой кабинет подготовительного комитета по Северной Ирландии.

– В парламенте партия тори теперь представлена гораздо меньше, – сказал Ньюсон. – Большинство их членов входят в тот или иной комитет.

– Оранжевый. Очень важный цвет для Северной Ирландии, вам не кажется?

– Вы что, шутите? Вы ведь это не всерьез?

– Вовсе не шучу. Портер была упертым унионистом, реакционером даже по стандартам Северной Ирландии. Она была против Белфастского соглашения 1998 года, против любой формы передачи власти «Шинфейну». Она мало того что родилась в Хэмпшире, так еще и была отъявленной унионисткой-оранжисткой. Возможно, кто-то решил превратить ее в оранжистку в буквальном смысле.

– Вы думаете, какой-то ненормальный республиканец покрасил ее волосы в оранжевый цвет, чтобы показать, что бывает с людьми, идущими против объединенной Ирландии?

– Нужно учитывать любую возможность.

– Тогда нужно учитывать возможность, что это просто бред собачий.

Ньюсон ушел со встречи, пообещав информировать внешнюю разведку о любых продвижениях в расследовании, и пошел искать радужную форель. Он собирался приготовить ее в микроволновой печи с маслом и специями и подать с молодой картошкой и летним салатом.

Все шло отлично. Он собирался хорошо провести вечер и, если повезет; снова уложить Хелен в постель. Он тщательно выбрал вино – австралийское шардонэ.

Хелен пришла точно в срок, пройдя пешком от станции метро «Вест-Хэмпстед». Она принесла сумку с вещами, чтобы остаться на ночь. Ньюсона это слегка шокировало. Он понимал, что цель этого визита не могла вызывать сомнений и что вечер не мог не закончиться постелью, – и разумеется, Хелен просто молодец, что принесла зубную щетку и сменные трусы, и все же он чувствовал себя неловко. В конце концов, они ни о чем таком не договаривались, и, положа руку на сердце, Ньюсон бы предпочел, чтобы рано или поздно Хелен уехала.

Но, очевидно, она так не думала.

– Приветик, – сказал она, когда Ньюсон открыл дверь. На ней были облегающая белая футболка DNKY, белые холщовые штаны в стиле «милитари» с огромным количеством карманов и розовые «мартинсы». Очевидно, она постаралась выглядеть сексуально – на свой политизированный феминистский лад.

– Привет, – ответил Ньюсон. Он тоже подготовился и щеголял в твидовых брюках и голубой шелковой рубашке.

Они немного смущенно поцеловались в открытых дверях, и Ньюсон проводил Хелен в кухню-столовую, где уже собирался накрывать на стол.

– Я принесла водку, – сказала Хелен. – Надеюсь, ты любишь водку, потому что она обошлась в четырнадцать фунтов. Она холодная. Я держала ее в морозилке и потом везла завернутой в газету.

– Да, водку я люблю, – ответил Ньюсон. – Будем пить с апельсиновым соком? Можно сесть на заднем дворике. Там очень уютно.

Кухня Ньюсона выходила на крошечный дворик, рядом с железнодорожной веткой Северного Лондона. Он любил этот маленький оазис и даже подумывал приготовить форель на костре.

– Никакого апельсинового сока, – сказала Хелен. – Весь прикол заключается в том, что водку нужно пить неразбавленной. Опрокидываешь ее в себя и догоняешь пивом. У тебя есть пиво?

– Полно. Ты хочешь холодный лагер или «Гиннесс» комнатной температуры?

– Холодный «Гиннесс».

– На это потребуется время.

– У нас нет времени. Тогда холодный лагер.

Было что-то сексуальное в резкой, почти настырной манере Хелен. Она создавала напряжение, смешанное с ожиданием. Ньюсон полез в холодильник за пивом, и Хелен без спросу достала две стеклянные стопки с полки. Она наполнила каждую их них на три четверти водкой «Столичная».

– Это много, Хелен, – заметил Ньюсон, ставя на стол пиво.

– Если хочешь закосеть, нужно пить много и быстро. Большинство людей пьют просто по-уродски. Они пьют гораздо больше, чем я налила, но тянут это весь вечер и становятся только тупее и мрачнее. Если принять с самого начала большую порцию и расслабиться, то закосеешь в момент. Своего рода бонус.

– Правда?

– Да. И времени на это уходит меньше.

Хелен подняла свою почти полную стопку водки и начала пить. Водки хватило всего на несколько глотков. Она вернула стопку на стол и громко перевела дыхание.

– Черт, – сказала она. – Теперь давай тоже, иначе мы весь вечер проведем на абсолютно разных уровнях реальности.

Хелен казалась более интересной, чем в их прошлый совместный вечер, и более симпатичной. Она порозовела от выпитого, и ей это очень шло.

Ньюсон поднял свою стопку и проглотил водку.

– Черт, черт, черт, черт, черт! – выдохнул он, пытаясь сморгнуть с глаз слезы. Потом он начал икать.

– Ну уж нет, блевать нечестно, – сказала Хелен. – Ты все испортишь.

– Спасибо, – ответил Ньюсон, пытаясь вернуть желудок на место.

– Пиво сейчас пойдет на ура, – сказала Хелен.

Так оно и было. Удержавшись от рвоты, Ньюсон пришел в прекрасное расположение духа. Хелен права, подумал он. Напиваться резко с самого начала вечера гораздо веселее, чем медленно пить и в результате напиться до невменяемого состояния.

Он уже начал наслаждаться необузданным ощущением свободы, таким же внезапным приливом joie de vivre, который иногда получал на свой день рождения, когда начинал пить в обед. Конечно, Ньюсон знал, какую цену приходится платить за подобные поступки, но пока он собирался по максимуму наслаждаться моментом.

Хелен выпила почти полбанки «Стелы» и громко рыгнула. Ньюсон почему-то решил, что это прикольно и очень привлекательно. Он выпил свое пиво в два больших глотка и тоже рыгнул.

– Отлично, – сказал он. – Первый шаг сделан. Переходим к ужину.

Ньюсон повернулся к разделочной доске, пытаясь стоять прямо и не обращать внимания на то, что голова кружится где-то в районе потолка.

– Я готовлю радужную форель. Мыба – это для чего сделаны рикроволновки. То есть рыба – это для чего сделаны ры… Рыкроооволнооовки. Черт, ну ты меня поняла. Именно для этого они и сделаны. И еще для каши, если у тебя достаточно большая миска, потому что она ужасно разбухает.

– Правда? Так же, как и ты? – сказала Хелен.

– А, да. Ну… что ж… ужин.

– Не хочу есть.

– Давай есть.

– Не хочу, – повторила Хелен, пройдя через всю кухню и становясь прямо за спиной Ньюсона около лавочки. Она обняла его и начала расстегивать ремень.

– Хелен, я уже картошку бросил.

– Я же сказала, что не хочу есть.

Ее рука уже была у него в брюках. Прикосновение быстрых, живых пальцев, пытающихся проникнуть в его трусы, было приятным, но быстрота и сила ее желания его удивила. И потом, еще картошка. Она скоро закипит. Может, выключить газ? Но поесть просто необходимо, ведь в желудке у него один алкоголь.

– Хелен…

Но рука уже была в его трусах. Она взяла его, и дальнейшие протесты не имели смысла. Он стал «ужасно набухать», как каша в микроволновке, и как только он начал твердеть в ее зажиме, она начала резко его мастурбировать.

– Ай, – сказал Ньюсон. – Больно.

– Отлично, – ответила Хелен и повернула его лицом к себе. Зажимая губами его рот и используя свободную руку, чтобы расстегнуть свои штаны, она схватила руку Ньюсона и толкнула ее вниз. Именно этой рукой Ньюсон собирался резать зеленый лук.

– Господи боже мой! – выдохнул Ньюсон в губы Хелен, когда острый кухонный нож с шумом упал на пол. Он выпустил его за считаные доли секунды до того, как его рука зарылась в густые волосы на лобке Хелен.

– Я держал нож!

– Отлично, – повторила Хелен, прижимаясь к нему и откидываясь на скамейку, чтобы впустить руку Ньюсона себе между ног. Их штаны теперь были на уровне колен, и они целовались, пытаясь их стащить, грубо и неловко, как могли. На самом деле Хелен мастурбировала их обоих, потому что не было ни тени сомнения, кто здесь правил бал. Она крепко прижимала руку Ньюсона к своему паху и тянула другой рукой его твердеющий член, немилосердно оттягивая кожу при каждом резком движении. Ньюсон был рад, что его вели. Он не страдал от ущемления мужского достоинства и не возражал против того, что Хелен держала его руку и водила ею по набухающим влажным половым губам, заставляя его ласкать себя пальцами.

Когда Ньюсон начал опасаться, что сейчас кончит, Хелен отпустила его член и отодвинулась. Продолжая удерживать его руку между своими бедрами, она потянула его свободной рукой вниз, опуская на колени, а потом на пол, заставив его сесть на кухонный пол перед нею. Он решил, что она намекала на оральный секс, и наклонился вперед, но Хелен оттолкнула его голову, он ударился обо что-то, а она продолжала прижимать его руку к своему лобку, держа ее уже двумя руками и ускоряя темп.

Ньюсон почувствовал, что ее пальцы сомкнулись вокруг его ладони. Он понял, что она складывает его руку в кулак и все сильнее толкает ее вперед.

– Ага, – сказала она. – Вот что нам поможет.

Хелен потянулась за голову Ньюсона и взяла бутылку оливкового масла, которым Ньюсон заправлял салат.

– Чистое оливковое масло. Отлично, – сказала она, переворачивая бутылку и выливая все масло на себя и на кулак Ньюсона. – Отлично.

Будучи довольно чистоплотным человеком, в другой ситуации Ньюсон обязательно бы возмутился, если бы ему вылили пол-литра оливкового масла на рукав его лучшей рубашки и на его кухонный пол, но он был пьян и очень возбужден и подумал, что это круто и эротично.

– Теперь толкай, – сказала Хелен.

Ньюсон никогда раньше не занимался фистингом, но, видимо, именно этого требовала Хелен, яростно стаскивая с себя штаны, которые запутались вокруг лодыжек, и пытаясь развести ноги достаточно широко, чтобы он вошел. Толстые ботинки не давали ей полностью избавиться от штанов, она не могла даже вывернуть одну штанину наизнанку, чтобы развести ноги и предоставить кулаку Ньюсона возможность медленно, но верно входить и выходить из нее. К счастью, Хелен знала, что делает, потому что для Ньюсона это было в новинку, но он был нескандальным парнем, поэтому сидел голой задницей на кухонном полу, прислонившись спиной к двери шкафчика для сковородок, вытянув ноги между ступней Хелен, со спущенными штанами и трусами, с членом, торчащим, как бамбуковая палка, засунув по самое запястье руку в ее горячее, влажное волосатое влагалище в нескольких дюймах от своего лица. При этом он размышлял о том, что в пятницу вечером он мог бы и более бездарно провести время.

– Бей меня, – пробормотала Хелен сквозь стиснутые зубы.

Ньюсон решил, что ей было мало, и она хочет, чтобы он заталкивал кулак еще глубже. Он решил этого не делать и держал руку твердо. Оливковое масло – вещь хорошая, но он и так удивился эластичности ее маленького тела и не хотел рисковать. Если Хелен хотела внутренних повреждений, ей придется поискать чью-нибудь другую руку.

Не обращая ни малейшего внимания на отсутствие энтузиазма с его стороны, Хелен по-прежнему держала руку Ньюсона, насаживаясь все глубже, пока его наручные часы наполовину не исчезли внутри. Вдруг она издала животный вой и наклонилась к нему, схватившись двумя руками за скамейку, чтобы не упасть.

Глядя вверх на ее искаженное лицо и слыша нечеловеческий крик, Ньюсон испугался, что она все-таки поранилась, но затем ее гримаса превратилась в улыбку, она посмотрела на него и послала воздушный поцелуй.

– Ах, как хорошо, – сказала она. – Просто класс.

Она встала, соскользнув с блестящей маслянистой руки Ньюсона, и попятилась, путаясь в намокших от масла штанах. Резким движением она стащила с себя футболку, вновь обнажив невероятные груди, представлявшие собой два огромных соска. Ньюсон хотел взять их в рот и попытался встать на ноги. К сожалению, его брюки тоже запутались вокруг ног, и ботинки на кожаной подошве поехали на залитом маслом полу. Он сильно ударился об пол и расхохотался. Хелен тоже засмеялась, садясь напротив него на пол и ерзая по маслу. Из одежды на ней были только спущенные штаны и многочисленные колечки. Она абсолютно не смущалась того, что сидит напротив него голая, скрестив ноги, пытаясь стянуть штаны и ботинки, которые теперь безнадежно запутались вокруг ступней, и гордо выставив напоказ три металлических колечка, окружавшие клитор.

– К черту, – сказала она, не в состоянии освободиться от штанов. Она взяла нож, лежавший на полу рядом с ними, и яростно вонзила его в измазанные маслом холщовые штаны, разорвав их по шву на две половины. – Не стоило надевать эти ботинки.

Освободившись, она встала, таща за собой по половинке штанов на каждой ноге, и потянула Ньюсона за ступни.

– Что теперь? – спросил он. Хелен была отличный командир, а он – прекрасный исполнитель ее приказов и желаний.

– Я хочу писать.

– Туалет на втором этаже.

Ньюсон быстро учился жизни и нисколько не удивился, когда она схватила его за руку и потащила за собой. Он стащил ботинки и даже умудрился избавиться от штанов, поднимаясь по лестнице, и пришел наверх только в рубашке и носках.

– Я хочу писать на тебя, – сказала она.

– Хм… Ну ладно.

– Можно, я сделаю это в твоей постели?

– Нет.

– Ладно. – Она загнала его в ванну и заставила лечь. Второй раз за вечер она оказалась сверху.

– В любом случае рубашку нужно стирать, – сказала она и начала мочиться, целясь ему в грудь и потом на лицо. Это тоже было в новинку для Ньюсона. Он удивился, что струя такая горячая и что этот процесс его настолько возбудил. Он никогда не видел вблизи, как писает девушка. Если честно, он такого даже издали не видел.

– Теперь я, – сказала Хелен, ложась в ванную, когда Ньюсон снимал промокшую насквозь рубашку.

– Не думаю, что получится, – сказал Ньюсон, показывая на стоящий твердый член.

– Я сказала: писай на меня. Боже ты мой! Просто сделай это, ладно? – Хелен схватила член Ньюсона и направила его себе в лицо.

Ньюсон скорчился от боли, но все же, насколько смог расслабился и сделал то, о чем его просили, наклонившись вперед и придерживаясь руками за стену. Он начал медленно мочиться на Хелен.

– Сильнее, – выдохнула Хелен.

– Я не могу сильнее, – сказал он. – Мне и так чертовски больно.

– Отлично. – Она протянула руку и нагнула возбужденный член Ньюсона ближе к себе.

Ньюсон смотрел, как она поливает себе лицо его горячей струей, заливая ее себе в рот и в лохматые волосы.

Когда он закончил, Хелен встала и поцеловала его. Ньюсону это не особенно понравилось. Он никогда в жизни не интересовался водными видами спорта. Находясь на пике и будучи очень пьяным, он, возможно, с радостью попробовал бы немного мочи Хелен, но собственная моча не интересовала его ни в каком состоянии, а именно она выливалась сейчас изо рта Хелен. Если она и заметила, что он сомкнул губы, когда она прижималась к ним, то ничего не сказала.

– Хорошо. Я хочу еще, – сказала она.

Ньюсон с интересом подумал, что от него потребуется теперь, когда она снова взяла его за руку и повела на этот раз в его спальню. Если он и надеялся, что она захочет принять душ, он был разочарован.

– Возьми меня, – сказала она, падая на его постель. Ее тело и волосы были мокрые, и Ньюсон изо всех сил пытался не беспокоиться о своих простынях.

– Возьми меня.

– Хорошо. Отлично. Сейчас.

– И на этот раз без презерватива.

– Нет.

– Почему?

– Это мое правило.

– Хорошо, – пожала плечами Хелен. – Я купила ребристые.

– Замечательно.

Несмотря на свои предпочтения, Хелен пришла подготовленной. Лежа на спине на кровати Ньюсона, она подняла одно колено, чтобы дотянуться до кармана промокшей насквозь штанины. Она залезла в карман, вытащила пачку трех необычного вида презервативов и швырнула их Ньюсону.

На короткий момент Ньюсон вспомнил о необычных презервативах, которые они с Наташей нашли в тумбочке в спальне Фарры Портер. Потом он подумал о Наташе, и на него накатила пьяная тошнота.

– Напяливай, если хочешь, – бросила Хелен, – раз ты такой ссыкун.

Повозившись с пакетиком, Ньюсон надел презерватив и упал на старую школьную подругу, решив выкинуть из головы тот тошнотворный факт, что они оба с ног до головы были в моче и оливковом масле. Его сексуальные предпочтения были довольно традиционными, и он никогда раньше не занимался тем, что называется «грязным сексом». Теперь он именно этим и занимался, расценивая это как своего рода компенсацию за прошлые ограничения, и в буквальном смысле плыл по течению.

Однако он столкнулся с проблемой. Возможно, из-за пристрастия к фистингу Хелен внутри была очень широкой. К тому же она была в масле, и Ньюсон просто не мог удерживать эрекцию. Войдя в нее, он с ужасом почувствовал угрозу моментального коллапса. Он просто поверить в это не мог. Еще несколько минут назад он стоял как железный, он был на грани, ему до ужаса хотелось кончить, и вдруг такое.

Хелен поняла его проблему почти моментально. Возможно, она столкнулась с ней не первый раз. И у нее, как всегда, было наготове решение.

– Засовывай его мне в задницу, – сказала она.

– Что?

– Что слышал. Засовывай в задницу. Там плотнее, а мне нравится и так, и так – Она перевернулась на колени и, прижав подбородок к простыням, выгнула спину, показав во всей красе задницу с раздвинутыми ягодицами.

Ньюсон колебался, и Хелен повернулась к нему через плечо.